Текст книги "Роден"

Автор книги: Бернар Шампиньоль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Роден отказался от академической традиции тщательно прорабатывать контуры объекта, чтобы отразить его целостность, схематичную и бесстрастную. Его поздние рисунки носят совершенно иной характер. Он использовал свою необычайную остроту восприятия, чтобы передать движение, улавливая мимолетные изменения. Он ловил эти моментальные движения на кончик карандаша и фиксировал несколькими штрихами на быстро сменяющихся листках бумаги, не отрывая глаз от модели, без повторов и исправлений.

Создается впечатление, что его рука приходила в движение автоматически, как только он видел выразительный жест. Затем он покрывал поверхность рисунка светлой однотонной акварелью, иногда слегка оттенял, порой наносил последние штрихи кусочком мела или графита с необычайным проворством и легкостью. В этой «игре» он достиг такой виртуозности, что с неистощимым удовольствием покрывал рисунками лист за листом…

Вот как написала об этом в своей книге о Родене Жюдит Кладель: «Роден рисовал… Глаза художника не отрывались от линии тела и ни разу не обращались к бумаге; его рука, уверенная и легкая, чертила линии, как будто получая импульс непосредственно от объекта, а на самом деле подчиняясь только мозгу творца.

Эта рука видела; в три, максимум четыре минуты контур и несколько характерных акцентов были схвачены и одновременно прочувствованы: форма, движение, теплота жизни.

Рисунок падал на пол, другой скользил на колени, и медленное движение карандаша, полное упоения, возобновлялось без задержки».

Спонтанность карандаша или кисти предоставляет творцу больше свободы в выражении своих дерзаний, чем инструменты скульптора. Тела наклоняются, приближаются друг к другу, изгибаются, переплетаются, поражая необычайной жизненностью и экспрессией.

Эти рисунки, несмотря на кажущуюся упрощенность, производили настолько сильное впечатление, что пугали академических профессоров. Знатоки академических канонов на своих лекциях бормотали что-то невнятное, притворяясь, будто не видели (а некоторые просто неспособны были увидеть), что эти отражения мгновенно мелькнувших впечатлений – на самом деле великое искусство и что через мимолетное они приближаются к вечности.

И всё же некоторые наиболее искушенные зрители внимательно рассматривали эти листки, сначала с интересом, затем с удивлением и, наконец, с восторгом. В 1897 году большой ценитель искусства Морис Фенай78 опубликовал за свой счет альбом из 147 рисунков Родена, воспроизведенных в технике гелиогравюры79 в натуральную величину с таким совершенством, которое делало честь новому по тем временам методу. Альбом был украшен портретом Родена – «гравюрой по дереву, выполненной А. Левеем с бюста, созданного мадемуазель Клодель».80 Его тираж – 125 экземпляров – разошелся очень быстро, но был продан всего за 500 франков, что едва покрыло затраты на издание. Следует добавить, что, узнав о всевозрастающем числе любителей этих рисунков, Роден приостановил их необдуманное распространение и стал продавать их по хорошей цене.

«БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ»

Роден то и дело возвращается к работе над «Вратами ада», этой великой мечте, превратившейся в кошмар. Число этюдов непрерывно росло: сотни рисунков и глиняных фигурок, отдельные фрагменты. Он складывал их у основания этого грандиозного сооружения, состоящего из двух панно высотой пять метров, окаймленных пилястрами и увенчанных плитой перекрытия. Скульптор хотел заполнить их фигурами, символизирующими все человеческие страсти и пороки. Эта идея настолько захватила и постоянно преследовала Родена, что порой ему самому казалось, что его разум помутился.

Родену только что исполнилось 50 лет. Представить, каким он был в тот период, помогают воспоминания Жюдит Кладель, описавшей один из визитов скульптора на виллу ее отца в Севре:

«Немного отдалившись от шумного круга гостей, он сидел, массивный и молчаливый, поглаживая длинные пряди своей рыжей бороды, начинавшей приобретать серебристый налет седины. Он производил впечатление осторожного, медлительного и очень застенчивого человека. При малейшем волнении его кожа, покрытая светлым загаром, багровела; рот, прикрываемый вьющейся бородой, только изредка произносил несколько робких слов. Было неясно, что он думал на самом деле. А между тем в его серо-голубых глазах мелькали то тонкая усмешка, то пронзительное любопытство, что свидетельствовало о проницательности и даже хитрости. Форма его черепа, наклон великолепного лба, поседевшие волосы, подстриженные бобриком, говорили о твердости и упрямстве. При поверхностном взгляде его можно было принять за хитрого крестьянина, прячущего свои мысли, расчетливого и скупого на слова. Но более наблюдательный человек мог увидеть, какая утонченность и вместе с тем сила скрывались под немного тяжеловатой маской этого солидного мужчины с редкими задумчивыми жестами, какое обаяние, обусловленное его спокойствием и тайной его бесконечной мягкости. “Вы – великий добряк с ужасной бородой”, – писал ему мой отец».

На людях Роден страдал из-за собственных застенчивости и неловкости, однако наедине с женщинами он вел себя по-иному. Он фотографировался всегда сбоку или в «три четверти», так как знал, что в таких ракурсах его безупречный профиль смотрится наиболее выигрышно. Иногда его глаза загорались улыбкой фавна. Насколько он был сдержан на публике, настолько вдохновенно говорил о своем творчестве, о своем искусстве в доверительных беседах с близкими друзьями. И его оригинальные идеи и взгляды восхищали слушателей.

Заказ на «Врата ада» послужил поводом для создания огромного количества как нарисованных, так и вылепленных в глине этюдов, поскольку Роден никогда не мог насытиться изучением человеческого тела. Постоянно обновляемые этюды всегда доставляли ему радость открытия.

Не раз высказывалось мнение, что при работе над «Вратами ада» Родена вдохновляли скульптурные сцены Страшного суда на западных фронтонах средневековых соборов. Но мы не находим никакого сходства. Только одно роднит Родена с мастерами Средневековья – экспрессия, но она достигается совершенно разными средствами. Скульпторы, работавшие в соборах, подчинялись простому и регулярному ритму, определенному автором изображаемой сцены, тогда как грешники Родена принадлежали хаотичному и рассредоточенному миру. Каждый сюжет он интерпретировал индивидуально, и они были настолько несхожи по пропорциям и содержанию, что никогда не могли бы объединиться в композиционный ансамбль.

Если все-таки говорить о чьем-то влиянии, то нам кажется, явно доминировало влияние Микеланджело – но не столько скульптора с его мощью, выражаемой в чрезмерной мускулатуре фигур, сколько художника, автора потрясающих фресок в Сикстинской капелле и особенно сцены Страшного суда, этой бури ужаса, пароксизма боли и отчаяния.

Чтение «Божественной комедии» Данте, несомненно, вдохновляло Родена и подтолкнуло к выбору некоторых сюжетов, в частности «Уголино», «Паоло и Франческа».81 Но Данте и Микеланджело представляли ад в христианском духе. А Роден изобразил языческий ад. Проклятые Микеланджело были душами, а грешники Родена обладают человеческими телами. Это мужчины и женщины, причиняющие друг другу страдания и поглощаемые пучиной небытия.

Обнаженные Микеланджело, которых Аретино82 с присущим ему цинизмом называл объектом скандала, олицетворяют несчастных, изгнанных из земного рая. А обнаженные Родена погружены, помимо страданий, в атмосферу отчаянных страстей и желаний. Они несут на себе всю тяжесть пороков и сами плодят свои несчастья.

Роден дал волю воображению: он смешивает Бога из Библии и богов Греции, героев Данте и про́клятых женщин Бодлера.83 На самом деле его мораль, его религия, его концепция спасения – только его искусство.

Отдельные скульптуры Родена, предназначавшиеся для «Врат ада», стоят в ряду его выдающихся шедевров. Не сумев их скомпоновать, ваятель отделил некоторые статуи или скульптурные группы; они начали независимое существование и получили имена.

Это в первую очередь «Мыслитель» – фигура сидящего мужчины богатырского телосложения, с опущенной головой, грубым лицом, бычьей шеей, о необычайной силе которого свидетельствует потрясающая мускулатура. Могучий, глубоко задумавшийся человек, склонившийся над мучениками, кишащими под ним на барельефе дверей, по-видимому, размышляет над их судьбой. Он олицетворяет стремление человеческого разума проникнуть в тайны мироздания, постичь смысл жизни и предназначение человека.

«Мыслитель», выставленный в Салоне, стал объектом насмешек со стороны враждебной Родену критики. Чтобы защитить его, Габриель Мурей84 организовал общественную подписку, чтобы собрать средства на приобретение монумента для Парижа. В результате «Мыслитель» был отлит в бронзе, что придало ему еще больше силы и выразительности, и передан мэрии Парижа. По решению городских властей монумент был установлен перед Пантеоном. Его торжественное открытие состоялось в 1906 году. Но споры вокруг «Мыслителя» продолжались. И в 1922 году под предлогом, что статуя якобы мешает официальным церемониям, ее перенесли в сад отеля Бирон – Музея Родена. Очень жаль! Ее присутствие придавало величие площади Пантеона, она резко отличалась от обычных парижских статуй. «“Мыслитель” царил на площади, – писал Леон Доде,85 – казалось, что он был специально сделан для нее…» Сам того не желая, Роден создал свой самый лучший общественный памятник.

Многие другие фрагменты, предназначавшиеся для декорирования портала Музея декоративного искусства, воплотили прекрасные образы и являлись сами по себе законченными шедеврами. Вероятно, они только выиграли, став самостоятельными скульптурами. Каждый из персонажей переживал собственную драму. Например, «Кариатида, упавшая под тяжестью камня» – это несчастная молодая девушка, для которой ее ноша оказалась непосильной. Она буквально раздавлена камнем, но всё еще держит его и, изнемогая, пытается поднять. А вот «Та, что когда-то была прекрасной Ольмиер» – полуобнаженная, постаревшая; ее дряхлое тело символизирует трагедию жизни каждой женщины. Но великий скульптор сумел воспроизвести это безобразное тело так, что становится ощутимой его ушедшая красота. Сильное впечатление производит «Мученица», лежащая, судорожно корчась, на земле. А воздействие «Скорби» усугубляется сочетанием страдания и природной красоты. И, наконец, «Скорчившаяся женщина», чье загадочное лицо касается одновременно и плеча, и колена в одной из тех необычных поз, которые только в творениях Родена не были непристойными или нелепыми.

На боковых стойках портала движение направлено вверх, все фигуры устремляются ввысь, словно они преодолели силу тяжести земли. На створках дверей, наоборот, изображено падение обреченных в бушующее пространство, озаряемое отблесками грозы. Хаотическое нагромождение обнаженных тел, сладострастные женщины, сплетающиеся тела любовников, фавны, сатиры и кентавры – настоящий ад телесных вожделений и неудовлетворенных страстей.

Перекрытие над дверью – возможно, наиболее сложная часть портала. Позади «Мыслителя», сидящего на камне, Роден создает глубокую перспективу, где мечутся в тесноте, прижимаясь друг к другу, обезумевшие грешники. Они выходят за границы плиты, неспособные удержать это смятение. Плита над дверью похожа на вход в пещеру, где хаотично нагромождены обнаженные тела. Их масса как бы пересекает этот прямоугольник: в левом углу они парят в воздухе, а в правом – ударяются о землю.

В этом грандиозном проекте есть один фрагмент, которому Роден отводит привилегированное положение, поместив его отдельно на вершине монумента. Это группа, известная под названием «Три тени». Она состоит из трех копий одной и той же фигуры, поставленных под различными углами, что придает каждой из них собственную индивидуальность. Разве это не наиболее очевидное подтверждение теории профилей, которую так ценит автор? Неискушенный зритель видит трех различных мужчин.

Возвышаясь над лавиной обнаженных грешников, висящих гроздьями, эти тени привносят, наконец, упорядоченность в общую композицию. Они тоже участвуют в спектакле безграничного отчаяния, разворачивающемся под ними. Ноги мужчин сгибаются под непоправимой тяжестью судьбы. Они поддерживают друг друга, их склоненные головы соприкасаются, их объединяют ощущение безысходности и уныние. Тяжесть рока сокрушила эту троицу, чья физическая сила стала теперь иллюзорной. Эти тени покинули землю, и их молчаливое отчаяние еще более страшно, чем все крики ужаса и стенания. Роден еще никогда в своем искусстве не заходил столь далеко в ирреальность, заявляя, что «копирует натуру». В то же время тело обессиленного атлета выполнено с поразительной анатомической точностью, намного большей, чем в «Бронзовом веке». Об этом сам скульптор заявил с присущей ему искренностью: «Я стал делать лучше с тех пор». Великолепно сконструированная группа «Три тени» венчает, словно торжественный гимн скорби, «Врата ада», населенные скопищем человеческих тел, несущих груз страстей и пороков.

Роден, создавший для портала около двухсот фигур, не искал никакой симметрии в их расположении. У него не было заранее продуманного плана их распределения. Кажется, что скульптор предоставил фигурам и группам самим выбирать себе место в этой кишащей массе тел и подчинялся их воле.

Однажды в мастерскую Родена пришел его ученик и друг Антуан Бурдель. Он долгое время работал помощником Родена и всю жизнь восхищался его талантом, несмотря на случавшиеся порой разногласия. Войдя в мастерскую, Бурдель повесил свою шляпу на один из выступов барельефа «Врат ада». Святотатство? Но сколько критики в этом жесте! Роден не сказал ни слова. Он не тронул шляпу… Не послужило ли это приговором его творению? Сколько душевных и физических сил тратил он изо дня в день, создавая эту дверь, которая на самом деле оказалась всего лишь вешалкой! Бурдель и не предполагал, что эта бестактная выходка могла иметь столь плачевные последствия. Роден осознал, что в своей экзальтации он избрал ложный путь. Он получил этот заказ от государства, но упустил из виду его истинное назначение; для него эта работа стала возможностью освободиться от мук, воплотив образы, терзающие его воображение. И он приостановил работу над этим уникальным творением. Бурдель, в отличие от Родена, всегда искал строгую и определенную структурную форму создаваемого им монумента. В частности, он участвовал в разработке архитектоники фасада «Театра Елисейских Полей», создаваемого по проекту Огюста Перре.86 К каждой своей скульптуре Бурдель подходил как конструктор.

Как мог Роден, любивший архитектуру, восхищавшийся сильным и утонченным искусством мастеров Средних веков, как мог этот человек проявить в своих творениях такое незнание принципов конструирования?

Статуи Родена, взятые отдельно, являются шедеврами пропорций, потому что он всегда основывается на знании человеческого тела. Но как только ему нужно создать монумент, избыток его таланта пластика, возможно, мешает ему конструировать. Его шесть граждан Кале – это шесть статуй, независимых друг от друга. Памятник Клоду Лоррену, несмотря на пластические достоинства, тоже неудачен. В какой-то момент у Родена возникла идея объединить некоторые свои произведения с целью создания скульптурных композиций. Так, он объединяет два этюда «Прекрасной Ольмиер», поставив их лицом к лицу у края грота, и называет композицию «Иссякшие источники». Другая нелепая идея – составить вертикальную группу из «Евы», «Размышления» и «Скорчившейся женщины». Он располагает их так, что кажется, будто они, с трудом преодолевая силу тяготения, поднимаются в воздух. Можно было бы привести и другие примеры неудачных проектов, которые особенно обидны, когда речь идет о творце такого масштаба. Особое сожаление вызывает экстравагантный и грандиозный макет «Башни труда», задуманной Роденом как прославление труда. Рабочие, олицетворяющие различные специальности, изображались на барельефе, обвивающем по спирали огромную колонну, окруженную открытой винтовой лестницей. А венчали башню две крупные фигуры, склонившиеся вниз. (Эту группу называют «Благословение»: два крылатых гения благословляют труд.)

Идея создания «Врат ада» была обречена изначально. Она должна была провалиться не потому, что Роден не обладал достаточной мощью, чтобы воплотить в жизнь сюжет такого размаха. Это было оборотной стороной таланта Родена: тема, подсказанная «Божественной комедией» Данте, вызвала в его воображении такое бушующее пламя пожара, какое он не смог обуздать, подчинить себе.

Кто-то дал Родену неудачный совет: представить «Врата ада» в гипсе на большой ретроспективной выставке, которую он организовал в Париже во время Всемирной выставки 1900 года. Молчаливая критика Бурделя не переставала его волновать, он даже убрал скульптуры, выступающие за рамки дверей. Но это не улучшило ситуацию. Напротив, устранение этих фигур только подчеркнуло незавершенность композиции. По свидетельству Жюдит Кладель, зрители восклицали: «Но она еще не закончена!» – на что Роден спокойно отвечал: «А [готические] соборы – разве они завершены?»

Между тем в 1903 году, через 23 года после того, как был сделан заказ, терпение Министерства изящных искусств иссякло. Скульптору было выдано, помимо аванса, 35 тысяч франков на отливку статуй в бронзе. Министерство потребовало представить законченное произведение. Но не могло быть и речи о том, что Роден завершит его. У него пропало желание продолжать работу. Кроме того, напомним, что Родену заказывали дверь, а создаваемый им монумент едва ли походил на дверь. Скульптору удалось добиться компромисса с заказчиком: он вернул аванс и деньги на отливку статуй и оставил у себя свое детище. Министерство изящных искусств было вполне удовлетворено.

Позже «Врата ада» были помещены в часовню при Музее Родена. И только в 1938 году они были, наконец, отлиты в бронзе и установлены у стены при входе в сад Музея Родена. Несмотря на благородство металла, «Врата ада» сохранили черты химерического проекта.

«“Врата ада” переполнены шедеврами», – заявлял всюду Бурдель, возможно, чтобы искупить вину за бестактную выходку со шляпой. Весь Париж оживленно обсуждал эту работу Родена, споры не умолкали. Так или иначе, внимание любителей искусства было привлечено к работам скульптора, не похожим ни на что, виденное до сих пор. Во второй половине дня, когда публике был открыт доступ в мастерскую скульптора, поток посетителей не иссякал.

Слава Родена пересекла границы Франции. Иностранные музеи, которым он раньше дарил свои работы, начали покупать их. В Женеве была организована выставка, посвященная творчеству Родена. В ней приняли участие и его друзья – Эжен Каррьер87 и Пюви де Шаванн. Были организованы также выставки в Германии. Кайзер Вильгельм II заказал Родену свой бюст (он не был выполнен).

Принц Евгений, младший сын шведского короля, посетил мастерскую скульптора и восхищался его работами. Когда комиссия изящных искусств Стокгольма не поддержала его решение о приобретении скульптуры Родена «Внутренний голос», шведские художники организовали акцию протеста, а король наградил скульптора Королевским орденом. Некоторое время спустя та же комиссия отказалась покупать созданный Роденом бюст скульптора Далу, но принц Евгений добился, чтобы эта скульптура была куплена Норвегией.88 Так в течение всей жизни Родену приходилось сталкиваться с непониманием и преодолевать крутые повороты судьбы.

Роден поддерживал дружеские связи с бельгийскими скульпторами и писателями – с одними он познакомился еще в молодости, с другими встречался у Кладеля. Они организовали очень представительную выставку Родена в Доме искусств в Брюсселе. 60 скульптур Родена окружали его бюст, выполненный его талантливой ученицей и помощницей Камиллой Клодель. В городе, который был украшен большим количеством анонимных произведений Родена, эта выставка стала настоящим откровением. Тон комментариев в прессе привлек многочисленную толпу посетителей. Публика порой была шокирована, но почти всегда получала от выставки неизгладимое впечатление. Роден заранее прибыл в Брюссель для подготовки выставки и встречался с потенциальными клиентами. Но он был в плохом настроении: на светских приемах в его честь, где общество ожидало услышать блестящие речи выдающегося человека, он оставался безучастным и молчаливым. К тому же он был огорчен, когда увидел, насколько изуродованы старые кварталы города, с которыми были связаны воспоминания его молодости.

Голландия, в свою очередь, решила чествовать знаменитого скульптора. Его выставки следовали одна за другой – в Амстердаме, Роттердаме и Гааге.

Но самый благожелательный прием Роден встретил в Англии. Сначала он прибыл в Лондон, где встретился с Далу и Легро, старыми друзьями по Малой школе: Легро дружил с известным американским живописцем Джеймсом Уистлером,89 по протекции которого ему было присвоено звание профессора гравюры. Уистлер, добряк по натуре, постарался ввести Родена в лондонскую артистическую среду. Ему удалось это сделать главным образом благодаря поддержке Уильяма Хенли, директора «Журнала искусств», а также писателя Роберта Льюиса Стивенсона.90 Стивенсон часто бывал во Франции и останавливался в Барбизоне, небольшой деревушке под Парижем, где собирались художники и писатели. В журнале Хенли он развернул настоящую рекламную кампанию, чтобы познакомить соотечественников с талантом Родена. В этом ему помог в очередной раз скандал: Королевская академия выступила против экспозиции одной из скульптур Родена, которую «целомудренный Альбион» мог счесть непристойной. Стивенсон воспользовался этим, чтобы отправить в газету «Таймс» громкий протест.

В целом в Англии творчество Родена было встречено гораздо менее сдержанно, чем во Франции. И этот интерес не был кратковременным. Во время Первой мировой войны музей Южного Кенсингтона (Музей Виктории и Альберта) купил 14 бронзовых работ Родена, считая его наиболее выдающимся скульптором стран союзных держав.