Текст книги "Будущее денег"

Автор книги: Бернар А. Лиетар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Обстановка 30-х годов

В 30-е годы была другая обстановка, нежели сегодня.

В Германии 20-х марка полностью обрушилась. Чуть позже в других странах национальные валюты обесценились из-за банковского и экономического кризисов. Люди, у которых были хоть какие-то деньги, стремились копить их из страха перед будущим, что, в свою очередь, ухудшало положение остальных. Однако, несмотря на различия в валютной политике, проводимой в то и в наше время, обнаруживаются некоторые тревожащие совпадения (см. текст в рамке).

Монетарные ошибки 30-х годов прошлого века

Монетарные ошибки, сделанные в 30-х годах, подробно описаны в любом учебнике экономики. Общее мнение – то, что могло быть временным спадом, стало кошмарной депрессией из-за ошибок, сделанных центральными банками, особенно в Австрии и в США.

Весной 1931 года самый большой банк Австрии – Kredit Anstalt, был на грани краха. Когда правительство решило спасти ситуацию, напечатав свеженькую внутреннюю валюту, банк организовал утечку капитала из страны из опасения повторения гиперинфляции, подобной той, что случилась после мировой войны и память о которой была все еще свежа в народе. Австрия получила помощь от соседей и недавно сформированного Банка международных расчетов… Но помощь пришла слишком поздно.

В это же время в США Федеральная резервная система также предпочла защищать золотой стандарт, вместо того чтобы спасать реальную экономику. Президент Герберт Гувер счел, что важнее сбалансировать бюджет, чем заново запускать экономику путем сокращения дефицита денег. Все верили, что краткосрочный шок не повредит, а даже поможет возмещению ущерба от прошлых эксцессов.

Мы не обязаны повторять те же ошибки. Правда, мы можем делать новые с тем же эффектом.

Когда Япония пробует запустить остановившуюся экономику, невзирая на возникающий дефицит бюджета, международные кредитные агентства делают все, чтобы ее невыплаченный долг стал еще тяжелее и она не смогла бы держаться политики, способствующей спасению экономики.

Когда Таиланд, Корея или Индонезия видят крах своей экономики, им рекомендуют увеличить процентные ставки, чтобы «восстановить доверие в отношениях с международными финансовыми рынками», а ведь это еще больше увеличивает глубину кризиса.

У всех дополнительных валютных систем 30-х была одна цель: обеспечить людям средство обмена, необходимое для их деятельности, т. е. дать им работу. Главное, чтобы два средства использовались для достижения этой единственной цели:

• чтобы люди компенсировали дефицит национальной валюты, создавая свои собственные дополнительные валюты;

• чтобы в более сложных случаях они также создавали стимул для исключения валютных накоплений.

Компенсация дефицита национальной валюты. Безработные не зарабатывают денег. Если известное количество ваших клиентов безработные, ваш бизнес терпит неудачу, еще больше увеличивая количество безработных, что в свою очередь разрушит даже крупный бизнес, и т. д. Это эффект снежной лавины, который наблюдался во всем западном мире по мере распространения кризиса конца 20-х годов.

«Когда кто-то знает, что через две недели его могут повесить, это чудесно помогает сконцентрироваться». Внезапно люди поняли, что деньги, в конце концов, только «соглашение в пределах сообщества, чтобы использовать нечто – фактически все что угодно – как средство обмена». А потому они согласились принимать листы бумаги, выпущенные в ограниченных местностях, металлические символы или что бы то ни было еще, о чем только смогли договориться. Среди наиболее экзотических результатов этого мозгового штурма 30-х я нашел:

♦ хвосты кроликов, использовавшиеся в Олни, штат Техас (система введена местной торговой палатой в 1936 году), – эта мера, очевидно, в качестве побочного эффекта привела к избавлению от избытка кроликов в регионе;

♦ морские раковины, опечатанные аптечной компанией Хартера в Пизмо-Бич (выпущены 8 марта 1933 года)[214]214
  Часть собрания Смитсоновского института, Вашингтон.


[Закрыть];

♦ деревянные диски с выгравированной надписью «С нами Бог», изготовленные деревообрабатывающей компанией Кокрейна как средство обмена для Петалумы (1933).

Стимул обращения. После создания новой местной валюты следовало убедить людей не копить ее. Каждый раз, когда кто-то копит валюту, недостаток обращения по определению лишает других представителей сообщества возможности совершать сделки. Более сложные формы дополнительной валюты 30-х годов включали стимул к обращению, рекомендованный немецко-аргентинским бизнесменом и экономистом Сильвио Гезелем (см. текст в рамке). Мы будем подробнее говорить об идеях Гезеля в главе 4, а здесь ограничимся рассмотрением механизма «оборотной марки», который он рекомендовал. Основная идея была в том, чтобы поощрить людей пускать деньги в оборот через антинакопительный налог (технически называемый «платой за простой»). Обратная сторона каждой банкноты имела 12 граф (по одной на каждый месяц), где следовало наклеивать марки, свидетельствующие об оплате, ибо любая банкнота, чтобы иметь силу, должна была иметь марки текущего месяца. Марки можно было купить за местную валюту в магазинах, задействованных в схеме, и каждая марка стоила 1/12 часть номинала банкноты[215]215
  Технически налог был несколько больше, составлял примерно 1/11 часть, чтобы покрыть затраты на печать и другие административные расходы.


[Закрыть]. Так в течение года пользователи оплатили бы в «налогах за простой» стоимость своего счета. Это было способом создать самоликвидирующуюся валюту; валюта австрийского города Вёргль и многие другие валюты времен депрессии в США имели ту же особенность.

Сильвио Гезель (1862–1930): пророк, чудак или просто неудачник?

Сильвио Гезель родился 17 марта 1862 года в Пруссии и был седьмым из девяти детей в семье валлийки и немца. Он эмигрировал в Аргентину в 1887 году и стал успешным бизнесменом. Позже, оставив бизнес своему брату, он вернулся в Европу, чтобы уладить дела на ферме в Швейцарии. Он делал то, о чем Кейнс сказал: «Два наиболее восхитительных занятия открываются тем, кто не должен зарабатывать на жизнь: творчество и экспериментальное сельское хозяйство». В 1911 году он перешел в сельскохозяйственный кооператив около Берлина, основанный Францем Оппенгеймером (1864–1934), чьи идеи позже легли в основу движения кибуцев в Палестине (а также колхозов в России. – Ред.).

Его опыт работы с крайне неустойчивой аргентинской валютой убедил его в том, что ключ к социально ответственному капитализму – деньги и земельная реформа. В 1891 году он описал значение оборачиваемости денег как решающего фактора в определении уровня цен, подготовив базу для работ Фишера 20-х годов.

В конце войны, в 1918 году, Гезель напечатал в берлинской газете Zeitung Mittag пророческое предупреждение: «Несмотря на священное обещание наций навсегда отказаться от войны, несмотря на крик масс «Нет войне!», вопреки всем надеждам на лучшее будущее, я заявляю: если нынешняя денежная система сохранит процентное хозяйство, то не пройдет и 25 лет, как мы будем стоять перед лицом новой, еще более разрушительной войны. Как в прежние времена, будут сделаны попытки захвата иностранных территорий, а оружие для этой цели будет изготавливаться с оправданием, что так, по крайней мере, обеспечивается работа для безработных. В недовольных массах пробудятся дикие революционные настроения, снова пробьются ядовитые ростки крайнего национализма. Больше не будет никакого взаимопонимания между народами, и в конце концов это может привести только к войне».

В 1919 году Гезель был приглашен в правительство Густава Ландауэра в Баварии, но Ландауэр через неделю был убит террористической группой, а Гезеля арестовали по приказу из Берлина. Вскоре бескомпромиссные марксисты заняли Баварию и арестовали Гезеля снова, обвинив его в государственной измене. Даже после его оправдания он был объявлен персоной нон грата в Швейцарии и не смог вернуться на свою ферму. Он умер в 1930 году, немного не дожив до 68 лет.

Гезелевские монетарные теории «свободной экономики» с тех пор часто отклонялись и правыми и левыми – иногда от непонимания, чаще же потому, что его идеи «держали центр» на марксистско-капиталистическом идеологическом поле битвы. Действительно, его работа считается попыткой «согласования индивидуализма и коллективизма». Многие немецкие экономисты полагают, что его работа в наше время снова становится актуальной[216]216
  Среди прочих «многих» – проф. Иоахим Старбатти (Тюбинген), проф. Освальд Ханн (Нюрнберг), проф. Ханс С. Бинсванген (Галлен), проф. Дитрих Сур (Аугсбург). Труды Гезеля, изданные в Германии, насчитывают 18 томов. Его главная книга издана в Англии под названием «Естественный экономический порядок» (1958). За пределами Германии труды Гезеля малоизвестны; среди достойных внимания исключений следует отметить публикации о трудах Гезеля Т. Коуэна, Р. Кроснера, Вильяма Даррити и Марио Секкареттиа.


[Закрыть]. Два не немецких нобелевских лауреата в области экономики, Морис Аллаис и Лоренс Клейн, теперь присоединились к более ранним похвалам Гезелю, сделанным Кейнсом и Фишером.

Немецкая система Wara

К 1923 году положение немецкой государственной валюты стало совершенно безнадежным. Чтобы понять это, достаточно посмотреть на обменный курс веймарской валюты против доллара США. Перед Первой мировой войной (1913) стоимость одного американского доллара была 4,2 марки, к концу войны 8 марок, в 1921-м цена дошла до 184 марок, а годом позже– до 7350 марок. Летом 1923 года американский конгрессмен А. П. Эндрю скромно сообщил, что он получил 4 миллиарда марок в обмен на 7 долларов, затем заплатил 1,5 миллиарда марок за еду в ресторане и оставил 400 миллионов марок чаевых[217]217
  Johnson Р. Modern Times: The World from the Twenties to the Eighties. New York: Harper and Row, 1983. P. 134–135.


[Закрыть].

Игра закончилась, когда 18 ноября 1923 года за один доллар стали давать 4,2 триллиона марок. К этому времени в обращении было 92 844 720 триллиона марок[218]218
  Whale P. B. Joint-Stock Banking in Germany. London, 1930, 1968. P. 210.


[Закрыть]. Почтовые марки стоили миллиарды, плата за буханку хлеба требовала тачки, полной денег. Ежедневные переговоры о повышении заработной платы предшествовали работе, жалованье выплачивалось дважды в день и тратилось в течение часа.

Герой истории, сумевший запустить в ход немецкую систему Wara – д-р Хебекер, владелец угольной шахты в маленьком городе Шваненкирхен. Он выбил в банке Rentenmark ссуду, которой хватило бы на поддержание его предприятия в течение еще нескольких недель. А потом собрал своих рабочих и объяснил, что у них простой выбор: или он платит им деньгами из ссуды и шахта закроется в течение месяца, или они примут плату углем, который они же и добывали. После активного обмена мнениями они все вместе пошли к пекарю и мяснику и объяснили, что тем придется принимать угольные квитанции в качестве платы за хлеб и сосиски. Мясник и пекарь пошли в свою очередь к своим поставщикам и так далее…

Так родились Wara. Wara – составное немецкое название, означающее «товарные деньги». Wara были листками бумаги, полностью обеспеченными товарным углем, и (чтобы покрыть затраты на хранение) они также имели маленькую ежемесячную плату в виде наклеиваемой марки. Эта плата была формой «налога на простой», который гарантировал, что деньги не будут копить и они будут циркулировать в пределах сообщества.

Эти «ненастоящие» деньги не только спасли угольную шахту д-ра Хебекера и целый город Шваненкирхен, но и пошли в более широкий оборот. Они стали центральной частью движения Freiwirtschaft («Свободная экономика»), чьей теоретической основой послужили работы Сильвио Гезеля. Свыше 2000 корпораций по всей Германии начали использовать эту альтернативную валюту. Хотя Wara по определению не могла стать инфляционной (ибо ее стоимость была привязана к стоимости угля), она рассматривалась Центральным банком как слишком успешная, и декретом правительства было объявлено, что бумаги Wara незаконны. Естественно, альтернативой стало возвращение людей к безработице. Поскольку теперь оказалось невозможным помогать самим себе на местном уровне, остался только один выбор: безусловное централизованное решение. В Баварии некий загадочный австрийский иммигрант стал все более и более воспламенять слушателей своими речами. Его имя было – Адольф Гитлер.

Тем временем в другом месте…

Вёргль печатает марки

Один из лучших и наиболее известных примеров использования местных денег с маркой в качестве «платы за простой» дал маленький австрийский город Вёргль с населением приблизительно 50 тысяч человек. Когда Г. Унтергугенберген был избран мэром Вёргля, уровень безработицы там превышал 30 %, что было типичным для Австрии того времени. «Мэр с длинным именем» (поскольку проф. Ирвинг Фишер из Йеля не мог произнести его) был знаком с работами Сильвио Гезеля и решил их проверить.

У мэра был длинный список проектов, которые он хотел реализовать: заново замостить улицы, объединить систему водоснабжения города, высадить деревья на улицах и провести необходимый ремонт. У него было много людей, желающих и способных сделать все это. Чего не было, так это денег: в банке имелось только 40 тысяч австрийских шиллингов, гроши по сравнению с тем, что требовалось. Обратите внимание, что эта ситуация очень похожа на игру «Денег хватает», в которую мы играли раньше.

Вместо того чтобы израсходовать 40 тысяч шиллингов для запуска хотя бы одного проекта из длинного списка, мэр решил положить все деньги на счет в местном банке в качестве обеспечения выпускаемых 40 тысяч «свободных шиллингов Вёргля».

Чтобы оплатить первый проект, он использовал stamp scrip – проштемпелеванные банкноты («горячие боны»[219]219
  В России подобные деньги принято называть «горячие боны», и это название будет использовано в нашем переводе. – Примеч. ред.


[Закрыть]). Марка, обязательная к ежемесячному приклеиванию к банкноте каждым, кто держал ее в конце месяца, заставляла его или ее тратить деньги быстро, что автоматически обеспечивало работу для других. Доход от «налога на простой» шел в городскую казну, и к концу года мэр снова имел исходные 40 тысяч шиллингов. Он велел напечатать следующие «горячие боны», и все началось сначала. Когда люди исчерпали идеи, на что тратить местные деньги, они даже принялись заранее оплачивать свои налоги.

Вёргль стал единственным городом в Австрии с полной занятостью. Горожане заново замостили улицы и восстановили систему водоснабжения; реализовали все другие проекты из длинного списка мэра Унтергугенбергена; даже решили оздоровить лес, окружающий Вёргль. Все здания были заново окрашены. Они построили мост, который так до сих пор и стоит в Вёргле с гордой мемориальной доской: «Этот мост построен за наши собственные деньги». Премьер-министр Франции Эдуард Даладье специально приехал в этот город, чтобы собственными глазами увидеть «чудо Вёргля».

Надо понять, что большая часть этого чуда полной занятости не произошла непосредственно от проектов мэра. (Как это имело место, например, в программах Рузвельта, описанных ниже.) Большая часть работы обеспечивалась обращением «горячих бонов», после того как первые держатели потратили их. Фактически каждый из шиллингов, преобразованных в эти боны, создал в 12–14 раз большую занятость, чем нормальные центробанковские шиллинги, циркулирующие параллельно! Антинакопительный сбор доказал свою чрезвычайную эффективность как непосредственно производящий работу инструмент.

Опыт Вёргля был настолько успешным, что, скопированный сначала только в соседнем городе Кицбуле в январе 1933 года, уже через полгода оказался востребованным многими. В июне 1933 Унтергугенберген пригласил на встречу представителей 170 городов и деревень, и скоро двести городков Австрии пожелали повторить эксперимент. Это вызвало панику в Центральном банке; он заявил о своих монопольных правах на эмиссию. Община предъявила иск Центральному банку, но суд был проигран в ноябре 1933 года. Дело было отправлено в австрийский Верховный суд и снова проиграно. После этого выпуск «чрезвычайной валюты» стал в Австрии преступлением.

Так Вёргль вынудили вернуться к 30-процентной безработице.

Знакомая история? Если людям не позволяют помочь себе самим, у них остается надежда только на спасителя. А как скажет вам любой экономист, когда есть достаточный спрос, предложение проявится каким угодно способом. Даже если спасителя придется импортировать.

Удивительно ли, что во время аншлюса (включения Австрии в состав Германии в 1938 году) значительная часть населения Вёргля и всех других городов Австрии приветствовала Адольфа Гитлера как своего экономического и политического спасителя?

Остальное – хорошо известная история…

Американский опыт времен депрессии

Не следует полагать, что дополнительные валюты и их подавление – чисто германская особенность. В 30-е годы дополнительная валюта выпускалась во всем мире: в Прибалтике и Болгарии, Канаде и Дании, Эквадоре и Франции (проект «Доблесть»), Италии и Мексике, Нидерландах, Румынии, Испании, Швеции, Швейцарии и даже в Китае и Финляндии. Не все эти местные инициативы были подавлены. Как мы увидим позже, по крайней мере одна из этих систем пережила войну и успешно функционирует и поныне (WIR-система в Швейцарии, описанная в следующей главе).

Но вот где эксперимент был ближе всего к тому, чтобы стать официальной общественной политикой, так это в США.

США и в самом деле имеют намного более длинную историю выпуска дополнительных валют, чем другие страны. С регулярностью часового механизма люди при аналогичных обстоятельствах, кажется, спонтанно приходят к одному и тому же решению. Дополнительные валюты возрождались во время паники 1837 года, Гражданской войны и кризисов 1873, 1893 и особенно 1907 года.

Профессор Йельского университета Ирвинг Фишер, автор классической книги по процентным ставкам, считающийся наиболее видным американским экономистом своего времени, услышал об эксперименте в Вёргле и опубликовал серию статей о нем в США. Одновременно он посоветовал нескольким общинам создать свои собственные системы «горячих бонов» и был так засыпан дополнительными вопросами, что решил издать небольшую монографию, чтобы удовлетворить спрос[220]220
  Fisher I. Stamp Scrip. New York: Adelphi Co., 1933.


[Закрыть].

Причем он предостерегал против убогих применений этой системы – типа того, что осуществил Чарльз Дж. Зилстра в Хавардене, штат Айова. Зилстра был членом палаты представителей штата Айова. Частично скопировав в 1932 году теорию Сильвио Гезеля, он стал активно продвигать свой, к сожалению, неправильный проект. Решение, принятое 45-й Генеральной ассамблеей штата Айова и одобренное губернатором 25 февраля 1933 года, уполномочило муниципальные власти на выпуск «горячих бонов», чтобы помочь беднякам и безработным. А суть ошибки была в том, что в интерпретации Зилстры марки следовало прикладывать к бонам не ежемесячно или хотя бы еженедельно, а при каждой сделке. Такая мера превратила антинакопительный сбор в налог с оборота, который на самом деле поощрял накопление, вместо того чтобы препятствовать этому. Опыт не привел к желательным результатам и вызвал недовольство участников. Иногда хулители дополнительных валютных систем описывают этот случай как «типичный», в то время как в действительности он был исключением. А большинство экспериментов в США были правильно разработаны и успешно проведены. Там даже существует замечательный каталог, иллюстрируемый несколькими тысячами примеров местных «горячих бонов», – stamp scrip[221]221
  Mitchell R., Shafer N. Standard Catalog of Depression Scrip of the United States in the 1930’s including Canada and Mexico. Iola, Wisconsin 54990: Krause Publications, 1984.


[Закрыть].

18 февраля 1933 года сенатор от штата Алабама Бэнкхед представил в сенат США законопроект, а конгрессмен от штата Индиана Петтингилл сходный законопроект в палату представителей. Их намерение состояло в том, чтобы выпустить «горячие боны» на общую сумму в миллиард долларов для распределения по всем штатам пропорционально их населению. Предполагалось эмитировать однодолларовые купюры, которые использовались бы как законное платежное средство с выкупом права обращения в течение 52 недель марками по 2 цента. Оба эти законопроекта после чтения и обсуждения были отправлены в Комитет по банковскому делу и валюте для детальной оценки. Но и без этого движение «stamp scrip», будучи уже широко известным, распространилось по 450 городам на территории Соединенных Штатов. Например, город Сент-Луис в штате Миссури издал марочных денег на сумму 100 тысяч долларов. Штат Орегон тоже планировал выпустить «горячие боны» на сумму 75 миллионов долларов.

Это определило фон некоторых ключевых бесед между профессором Ирвингом Фишером и Дином Ачесоном, в тот момент заместителем министра финансов. Фишер был убежден, что система stamp scrip поможет стране выйти из депрессии, и приложил значительные усилия, чтобы доказать это. Дин Ачесон, благоразумный человек, решил проверить концепцию в целом с одним из профессоров экономики Гарварда, Русселем Спрагом. И получил от того ответ: «Да, этот подход помог бы вывести Америку из депрессии. Но существуют также некоторые политические аспекты, касающиеся децентрализации, которые желательно обсудить с Президентом…» Мы знаем, какова была реакция президента Рузвельта из его речи, которую он произнес несколькими неделями позже. Вероятно, это его наиболее известное обращение, содержащее предложение: «Единственная вещь, которой мы должны бояться, – страх сам по себе». В этой речи он озвучил ряд новых внушительных инициатив, направленных на централизацию для противодействия кризису: расширение реконструкции финансовых корпораций и ряд крупномасштабных проектов, разработанных под управлением правительства США. В основном это то, что стало известным как проект «Новое Дело», законченный в 1934 году первым Американским экспортно-импортным банком. Президент также заявил, что в соответствии с исполнительным декретом он впредь запрещает «чрезвычайные валюты», а это было кодовым названием всех дополнительных валют – как уже существующих, так и готовящихся к выпуску по всей стране.

Так власти США в 30-х годах отвергли реальный план финансового переустройства, определенно склоняясь в пользу решений, предоставлявших легкий политический успех.

Что самое интересное, среди историков экономики укрепляется мнение, что эти централизованные инициативы на самом деле не послужили окончательному выходу США из Великой депрессии. Они были, возможно, лучше, чем ничего, и много трудолюбивых людей действительно просто и без затей выполнили много ценной работы. Но большинство историков согласно с тем, что, лишь когда экономика США начала работать на Вторую мировую войну. Великая депрессия была наконец преодолена.

Некоторые политические уроки

Главный урок в том, что кажущиеся скучными технические решения из области банковского дела и валют, – вероятно, одна из самых больших политических бомб, заложенных на долгие годы. Мы не можем доказать, что Гитлер не был бы избран или что аншлюс не произошел бы, если бы Wara и другие инициативы широких масс по внедрению местных валют были бы оставлены и процветали. Мы не можем доказать, что Вторая мировая война не случилась бы, если бы финансовая реорганизация, отвергнутая властями разных стран в 30-х, была проведена. Очевидно, имелось множество других переменных, воздействующих на такие широкие явления. История – не лабораторный эксперимент, который позволяет пробовать снова и снова, начиная с пустого места и аккуратно изменяя каждый раз только одну переменную.

Исторические данные показывают, однако, что подавление популярных народных инициатив, когда люди пытались решать свои проблемы на местном уровне сами, толкало искушенное и образованное общество к ярости, уничтожению демократии и в конечном счете к войне. То, что политические меры, направленные против народных инициатив, имеют такие последствия, не должно нас удивлять, учитывая совокупное влияние «порочного круга безработицы» (рис. 17). Муссолини был прав, когда утверждал, что «фашизм – не доктрина, это ответ необходимым действием».

Рис. 17. Связь между уровнем безработицы и приходом к власти национал-социалистов в Германии в 1924–1933 годах [222]222
  Schwartz F. Das Experiment von Woghl. Bern: Genossenschaft Verlag Freiwitschaftlicher Schriften, 1951. P. 15.


[Закрыть]

Тридцатые годы прошлого века лишний раз показали наличие связи между безработицей, насилием, страхом, политической поляризацией и неустойчивостью. Завершению цикла и переходу к еще более высокой безработице помешала только самая большая неустойчивость из всех: война.

Проведя этот экскурс в историю, мы с неизбежностью должны сделать следующие три вывода:

• Кто бы ни решил уничтожить дополнительные валюты, он должен также отвечать за выдвижение и обеспечение альтернативных мер и находить деньги, чтобы оплатить их. Задача власти, отрицающей новации, заключается не только в том, чтобы блокировать их технически, оставляя социальный и политический хаос бессильным людям, вынужденным заботиться о себе. Мы знаем точно, куда это ведет. Мы уже были там раньше.

• Воспрепятствование индивидуумам или группам в выборе самостоятельного решения их собственных проблем на местном уровне автоматически создает спрос на спасителя. Такой спаситель неизменно появится, будет ли он называться центральным правительством, фюрером, дуче, Жириновским, Бухананом, Ле Пеном, Джанфранко Фини или любым иным именем…

• Очевидно, что для крупномасштабного централизованного подхода единственный действительно эффективный путь к уменьшению серьезной структурной безработицы – подготовка к войне. Экономические причины, толкающие к войне, определили не только начало Второй мировой, но и многие другие конфликты.

«Технические» решения и политические последствия. Чтобы проиллюстрировать, как денежные проблемы могут влиять на политику, проследим за шагами одного человека, который играл в Германии ключевую роль во многих решениях своего времени. Его имя – Ялмар Шахт, он дважды был президентом Рейхсбанка (так назывался тогда немецкий Центральный банк); первый раз с 1923 до 1930 года, а второй раз – как скандально известный «фокусник Гитлера»[223]223
  Название книги Нормана Мулена о Шахте, изданной в Нью– Йорке в 1939 году.


[Закрыть] с 1933 года по январь 1939-го. В его истории странным образом проявились некоторые свойства судьбы, которые можно найти главным образом в греческих трагедиях. Его жизнь также напоминает о характерном мифе XX столетия – о докторе Франкенштейне. Ученый создает монстра, который принимается уничтожать все вокруг, включая своего создателя. Ирония в том, что Гитлер пришел к власти не вследствие избыточного денежного экспериментирования, а, наоборот, недостатка!

В 1923–1930 годах Шахт определенно не намеревался своими действиями приводить нацистскую партию к власти, но эти действия дали именно такой результат. Позже, когда последствия стали необратимыми, он попытался «управлять монстром», но оказался перед сомнительным выбором: провести время или в концентрационном лагере, или среди военных преступников на Нюрнбергском процессе.

«Фокусник Гитлера» или денежный доктор Франкенштейн?

Германский валютный кризис 1923 года поставил к рулю монетарной системы человека, который, несмотря на свой сорокашестилетний возраст, не имел опыта общественной работы вообще. 12 ноября того года правительство Густава Штреземанна пригласило Шахта на специально созданную должность «особый уполномоченный по валюте». Через три дня, 15 ноября, были выпущены первые новые банкноты Rentenmark и одновременно появился запрет на все формы «чрезвычайных валют» (называвшиеся Notgeld). Этот закон не делал разницы между некоторыми мимолетными «виртуальными» валютами и большим количеством нормальных систем типа Wara, имевших реальное обеспечение в виде товаров.

Хэвенстейн, президент Рейхсбанка, отказался покинуть свой пост по требованию Штреземанна. Однако дилемма была быстро решена, поскольку он умер от сердечного приступа 20 ноября 1923 года. Шахт, консерватор с сильными демократическими убеждениями, получил назначение как его преемник, но его кандидатура была одобрена только после того, как Штреземанн добился поддержки социал-демократов в жестком сражении против кандидатуры Хелфериха, подозрительного из-за своих связей с экстремистами правого толка. В этом же ноябре на другом конце страны Адольф Гитлер, представлявший другой социальный спектр, провел ночь в тюрьме, обвиненный в попытке нарушения общественного порядка в Баварии. Отсчет лет, который сведет эти две очень разные судьбы, начался. Шахт продолжал зарабатывать репутацию жесткого и ортодоксального главы Центрального банка, выдвинув лозунг: «Никаких денежно-кредитных экспериментов». Даже если он не догадывался о возможных политических последствиях своей валютной политики в то время, кажется, что Гитлер позже не имел на этот счет никаких сомнений. Действительно, в марте 1933 года, в своей первой вступительной речи перед рейхстагом, окруженным чернорубашечной гвардией СС, Гитлер громогласно заявлял: «Наше правительство не допустит никаких денежных экспериментов!»

Справедливости ради надо сказать – даже если это ослабляет мою аналогию с Франкенштейном, – что Шахт не несет всю вину за приход Гитлера к власти. Безжалостные репарации, наложенные на Германию в соответствии с Версальским договором и приведшие к гиперинфляции, породили обстоятельства, которые запустили этот процесс много раньше, чем Шахт принял в нем участие. Однако также ясно, что «лекарство» Шахта не только не изменило направление процесса политической поляризации, но и довело его до предела.

Еще раз подчеркну: Шахт определенно не был на политической стороне Гитлера в тот период. Например, когда он решил разорвать свою связь с демократической партией в 1926 году, он протестовал против предложений о конфискации собственности, принадлежащей королевскому семейству Гогенцоллернов. И он ушел в отставку, покинув Рейхсбанк в 1930 году из-за недопустимых условий, наложенных на Германию в соответствии с программой репараций Янга.

В том же году, во время путешествия на теплоходе в Нью-Йорк, он впервые прочитал книгу «Майн Кампф» Адольфа Гитлера и воспринял ее как «популистский документ» и «оскорбление немецкого языка»[224]224
  Schacht Н. Abrechnung mit Hitler. Hamburg, 1948. P. 29–32.


[Закрыть]. Однако в ноябре 1932 будущий министр пропаганды Геббельс записал в своем дневнике[225]225
  Goebbels J. The Goebbels Diary – The Last Days/ Ed. Hugh Trevor – Roper. London, 1978.


[Закрыть], что он встретил Шахта и думает, что тот может быть полезным. Несколькими неделями позже он представил Шахта Гитлеру. К 20 февраля 1933 года Геббельс убедил Шахта, что на следующих выборах в марте 1933 года победит Гитлер и что эти выборы будут «последними за следующие десять, а вероятно, и сто лет». Шахт решил сотрудничать с Гитлером и позже, в Нюрнберге, оправдывался тем, что видел в этом решении единственный способ попытаться управлять им. По мнению Дэвида Марша[226]226
  Marsh D. The Bundesbank: The Bank that Rules Europe. London: Heineman, 1992. P. 108.


[Закрыть], реальной причиной его согласия могли быть просто личные амбиции; он пытался вернуть себе власть – и для такого вывода существует несколько независимых свидетельств. Например, уже в октябре 1934 года Уильям Додд, посол США в Берлине, отметил в своем дневнике: «Если Гитлера убьют, Шахт будет, вероятно, призван возглавить немецкое государство»[227]227
  Dodd W., Dodd M. Ambassadors Dodd’s Diary 1933–1938. New York, 1941. P. 176.


[Закрыть].

В течение следующих лет Шахт поддерживал Гитлера публично, но личным отношениям между ними препятствовало немало комплексов. Так, руководитель СС открыто жаловался, что Шахт всегда обращается к Гитлеру «господин канцлер», а не «мой фюрер». Да и Гитлер отмечал, что Шахт был единственным человеком, позволявшим себе такое в обращении с ним[228]228
  Ritter G. С. Goederer und die Deutsche Widerstandbewegung. Stuttgart, 1954.


[Закрыть].

Однако «управлять Гитлером» Шахту не удалось. Начиная с 1936 года все бремя принятия решений Гитлер постепенно стал возлагать на Германа Геринга.

Между тем Шахт озаботился результатами преследования евреев и влиятельных экономических групп типа «Свободных масонов». Главным поворотным моментом в осознании им сути происходящего стала печально известная «Хрустальная ночь» (Kristallnacht, 9 ноября 1938 года), когда 250 синагог были сожжены, почти сто евреев погибли, а 26 тысяч были отправлены в концентрационные лагеря. На рождественском собрании служащих Рейхсбанка Шахт обнародовал свою позицию с комментарием: «Хрустальная ночь – культурный позор, который должен заставить каждого порядочного немца покраснеть от стыда».

Но было уже слишком поздно. Дэвид Марш замечает, что «если бы Шахт выдвинул свои, высказанные им позже сомнения относительно нацистов, чтобы уйти в отставку из Рейхсбанка в 1937 году, курс истории, возможно, был бы иным. Шахт не был, однако, единственным – и в Германии и за границей, – кто не сумел оценить опасности, исходящей от Гитлера»[229]229
  Marsh D. Ibid. P. 110.


[Закрыть].

Шахт и большинство его коллег будут уволены из Рейхсбанка 20 января 1939 года после отказа запустить печатный станок, чтобы профинансировать вход Гитлера в войну. Преемником Шахта стал Фукс, слабый человек, который всегда говорил Гитлеру то, что тот хотел слышать. А Шахт, после того как принял участие в заговоре с целью убийства Гитлера 20 июля 1944 года, попал в концентрационный лагерь Дахау и был освобожден американцами в апреле 1945 года. В Нюрнберге его допрашивали о годах сотрудничества с Гитлером.

Он умер в 1970 году в возрасте 93 лет.

Из истории Шахта, с учетом его отношения к дополнительным валютам, неизбежно следует, что компетентный руководитель Центрального банка не должен скрывать от самого себя факта, что глубоко политические последствия происходят от, казалось бы, «технических» монетарных решений. Как отметил Джон Ф. Кеннеди: «Те, кто делает мирную революцию невозможной, сделают насильственную революцию неизбежной».