Текст книги "Айсолтан из страны белого золота"

Автор книги: Берды Кербабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

долга!

– Аннак-ага, ну как же собирать

нераскрывшийся хлопок?

– А ты найди раскрывшийся! Ищи! Ищи! У

тебя душа за хлопок не болит!

Этого уже не может стерпеть Айсолтан. Она

тоже кричит, глядя на Аннака загоревшимися от

возмущения глазами:

– Ты мне сердце каленым железом не жги! Ты

меня за кого считаешь?

Что после этого кричит Аннак, а чтб Айсолтан —

разобрать трудно. Привлеченный их криками, подхо-»

дит Чары. Он становится между ними, говооит,

поворачиваясь то к одному, то к другой:

– Аннак! Айсолтан! Да вы что раскричались?

Или хлопок не поделили? Двое руководящих, всеми

уважаемых товарищей – и вдруг повышают друг на

друга голос! Хороший пример для колхозников,

нечего сказать!

Айсолтан умолкает. Башлык затихает не сразу —

он еще некоторое время продолжает потрясать

кулаками, и голос его рокочет над полем, как

замирающие раскаты грома...

Чары успокаивает его:

^– Ну, Аннак, чего ты руками размахался? Что

тут у вас такое?

Аннак смущенно разглаживает усы, которые

сегодня совсем утратили свою всегдашнюю лихость,

часто мигает красноватыми толстыми веками с

густыми колючими ресницами, с тоской смотрит на

Чары.

– Чары, да ты пойми, – говорит он, – ведь мы

с тобой на фронте были, смерти в глаза смотрели,

а так худо, как сейчас, мне еще никогда, кажется, не

было. Тяжело, друг, тяжело. Ты погляди на хлопок'

Обойди его из конца в конец. Ведь не раскрывается,

не раскрывается, хоть ты тресни! Ложусь спать,

думаю: завтра раскроется... У меня эта мысль все

нутро сожгла и в костях застряла. Всю ночь с боку на

бок ворочаешься, а наутро встал – и опять то же

самое: завтра, завтра... А какое тут завтра, когда с

погодой невесть что делается! Ударит мороз – и все

погибло-. Не сдадим мы тогда государству хлопка по

плану. Сердце у меня горит, понимаешь? Сам я

себя не помню. Вот и на Айсолтгн накричал. А ведь я

же ее уважаю.

– Если ты и покричишь иной раз – так ведь из-

за общего же дела. Это колхозники понимают.

Правда, некоторые, – и Чары искоса смотрит на Айсол-

тан, – кое-чего не соображают, поэтому, видно, и

вступают в пререкания... Ты вправе требовать с Айсол-

тан, чтобы она другим пример подавала. Если она

теои упреки не будет принимать, так кто же будет?

Знаешь пословицу: первого верблюда первым и бьют.

Не раскрывается хлопок – это еще не ответ.

Государство без хлопка оставить нельзя. Значит, борись. Не

раскрываются коробочки – попробуй раскрыть,

поищи средство. Там, где солнце не попадает на них,

поверни их осторожно, подставь к солнцу, приподними

ветки, раздвинь листья. Попробуй разрыхлить землю

у корня. Сиди со своим звеном в хлопчатнике,

наблюдай за ним, не покидай его ни на минуту, живи

в нем! Ухаживай за ним, приноравливайся к нему.

Верно я говорю, Анкак?

– Ведь я ее о том самом и прошу, да не умею

так складно сказать, как ты, только горло надрываю.

– А ты не надрывай – оно понятнее будет, —

смеется Чары и, перепрыгнув через арык, хочет

подойти к Айсолтан, но Аннак останавливает его:

– Я тебя, друг, об одном деле попросить хочу.

– Ты председатель, поручай.

– Если выберешь время, наведайся завтра в

пески, на колодец.

– Ты что ж, разве не надеешься на Бегенча?

Думаешь, он не сумеет там работу наладить?

– Нет, друг, я на Бегенча, как на себя,

полагаюсь. Этот парень, если за что возьмется, так

доведет дело до конца. Мы же по его совету и принялись

за тот колодец. А все-таки надо проведать, узнать,

не нуждаются ли они в чем. Возьмешь «газик», в один

день обернешься.

– Ладно, съезжу. Я сам думал, что проведать не

мешает.

– А насчет хлопка ты хорошо объяснил. Это

я сейчас всем колхозникам растолкую.

Чары кричит вслед Аннаку:

– Только постарайся голосом-то не брать.

– Ладно, друг! Если сумею – шептать буду.

Чары вместе с Айсолтан углубляются в

хлопчатник. Здесь кусты чуть не в рост человека и воздух

так влажен и тяжел от испарений, что трудно

дышать. Ноги вязнут в сырой земле, оставляя четкие

следы. Лишь кое-где нижние коробочки, треснув,

выпустили хлопья мягкого, как пух, волокна, другие ио-

называют только узкие белые полоски. Верхние

коробочки, плотно сжав створки, висят, как большие

пятигранные орехи. И еще выше, на самых верхушках

кустов покачиваются желтоватые цветы.

Айсолтан срывает цветок, по одному выдергивает

лепестки. Кладет на ладонь зеленое продолговатое

семя.

– Чары, зачем это> нужны четыре времени года?

Чары улыбается.

– Таков закон природы. Будто ты не знаешь!

– Его надо изменить.

– Кое в чем, может быть, и изменим в свое

время.

– Мы уже почти месяц собираем хлопок. А вот

смотри, – Айсолтан показывает Чары лежащую на ее

ладони зеленую бусинку. – Наверху кустов все еще

появляются новые завязи. Если бы не морозы,

хлопок круглый год давал бы урожай. А как это

облегчит труд! Хотела бы я знать, что думают об этом

ученые.

– Ученые все время стремятся подчинить людям

природу. И это им удается. Еще как! Ты же знаешь

о– мичуринцах, они следуют завету своего учителя —

не просить природу, а приказывать ей.

– Вот и приказали бы ей не губить наш хлопок!

– Да, еще не научились как следует охранять

урожай от заморозков... А вот делать один посев на

несколько лет – такие опыты уже проводятся. Это

сбережет много труда. Ты на Иолотанской опытной

станции была? Цветной хлопок видела?

– Видела, Чары, видела! Я и материю из этого

хлопка в Москве видела. Вот уж эта никогда не

выцветет. Хотелось бы мне такое платье, Чары, сказать

по совести.

– Да ты и в этом хороша. Вот только характер

у тебя скверный: выдержки нет. И не понимаешь еще

кое-чего. Что ж, как говорится, нет красавицы без

изъяна.

– Ну вот, теперь ты на меня напал!

– А то как же? Ты думала, я молчать стану?

Если ты в Москве побывала, так тебя и тронуть не

смей? Да ты понимаешь, кто такой Аннак, что это

за человек? Ведь он для колхоза жизни не пожалеет.

Ты погляди на него – он извелся совсем. Человека

понимать надо. Ну, погорячился, покричал —

подумаешь, велика беда! А ты туда же! Ты еще молода

на него кричать! Он председатель. Ты за свое звено

болеешь, а он – за весь колхоз. Если ты будешь

кричать, я буду кричать, всем колхозом на него

навалимся– что ж это получится? Ты не имеешь

нрава подрывать его авторитет. Обидно – стерпи. Петом,

на досуге, поговоришь. И на меня не обижайся.

– Нет, Чары, нет, я ведь понимаю. Только когда

он на меня налетел, я тоже сама не в себе была...

Стою, чуть на плачу, а он...

– С чего это ты?

– Да все из-за хлопка!

– Слезами коробочки не раскроешь, даже если

всем колхозом ллакать начнем.

– Да ведь сердце болит...

– А ты песню пой.

– Песни на радостях поют.

– Песня разгоняет тоску... А хлооток должен

раскрыться. Не сегодня-завтра раскроется.

– Да, все завтра, послезавтра. Жди... А если

мороз?

– Я же сказал – помогай ему раскрываться, как

можешь. А в панику впадать нельзя. Ты слышала,

что вчера Нури-ага говорил? Старику без малого

девяносто лет. Есть у него опыт, как ты полагаешь? Он

говорил: лето было жаркое, холода не скоро придут.

Так что не вешай нос, Айсолтан. Ну, прощай пока.

– Будь здоров, Чары.

Сделав несколько шагов, Чары вспоминает что-то

и возвращается:

– Айсолтан, ты слышала, куда я завтра поеду?

– Слышала.

– Что ж никакого поручения не дала?

– Какое поручение?..

– Я не знаю, какое, – тебе виднее. Думал,

накажешь передать что-нибудь Бегенчу.

– Что это тебе вздумалось?

– Айсолтан, знаешь, я тоже не затылком

хлеб ем.

Айсолтан улыбается, говорит насмешливо:

– А вы с Потды случайно... не родственники?

– Нет, куда мне... Это вот у Бегенчд хорошие

родственники, – золотые часы ему из Москвы

привозят.

– Если б заказал, я бы и тебе привезла.

– Значит, с глаз долой – из сердца вон?.. Так

сказать придется?

– Это твое дело.

– Хорошо, прощай.

– Постой, Чары!

– Нет уж, мне теперь стоять некогда.

– Да постой, постой! Ты скажи Бегенчу...

– Нет, ты ему сама теперь говори.

– Ну, хватит, Чары...

– Знаешь, что? Попроси-ка ты Потды...

– Вот ты какой обидчивый! Я и не знала.

– Я тоже не знал, что у тебя один Потды дове-

рием пользуется... Ну ладно, говори, что передать

Бегенчу.

– Бегенчу... – повторяет Айсолтан, и лицо ее

светлеет. – Ты ему окажи так: «Айсолтан -просила

передать: «То, что ты думаешь, то и она думает».

– Смотри, девушка! Откуда ты знаешь, что он

думает? Может быть, он думает жениться на Айне?

– Это уж ты сов-сем пустяки говоришь, Чары, —

с досадой отвечает Айсолтан. – У Бегенча такого и

в мыслях нет.

– А еще говорят, что Айсолтан неглупая

девушка! Да ее легче обмануть, чем малого ребенка.

– Ну, уж кто-кто, а Бегенч не обманет.

– Правильно. Я пошутил. Бегенч – хороший

парень. Он не из тех, кто обманывает. Он, знаешь, на

тебя похож. Ну, прощай.

Айсолтан смотрит вслед Чары и, признаться,

слегка завидует ему: он завтра поедет в пески!

Хлопок раскрывается. Победоносно, весело

раскрывается хлопок! Теперь только успевай

собирать! Миллионами серебристых звезд

вспыхнули лопнувшие коробочки в густой,

темной зелени листьев.

Как вокруг хорошо! Как жизнь хороша!

Плещет крыльями птица – моя душа!

Земля рождает золото-серебро,

Благодатным осенним теплом дыша!

Радостью, гордостью полна моя грудь.

Приходи, Бегенч, на мой хлопок взглянуть!..

Кто поет эту песню? Ну, конечно, Айсолтан. Это

она работает здесь со своим звеном и

поет-распевает, радуясь ясному, солнечному дню и обилию

раскрывшихся коробочек.

Приходи, Бегенч, на мой хлопок взглянуть! –

повторяет Айсолтан.

Она слишком счастлива, чтобы таить свою

радость, и громко произносит имя Бегенча. Ей кажется,

что коробочки-бубенчики, наклоняясь друг к другу,

тоже шепчут это имя.

Не одна Айсолтан поет сегодня, радуясь солнцу

и урожаю. Почти каждая из девушек-сборщиц

напевает что-то потихоньку; звуки песни и шелест листьев

сливаются в один нежный согласный хор.

Посмотрите на Айсолтан, и вы убедитесь, что ома

заслуживает славы. Когда она собирает хлопок, есть

чему поучиться и на что полюбоваться. Ни одного

лишнего движения не делают ее легкие, быстрые

руки, и все тело подчинено радостному ритму труда.

Она нагибается, обирает нижние коробочки, потом

ее руки скользят вверх по кусту, и вместе с ним^

плавно распрямляется тело. Она выбирает хлопок

из коробочек сразу обеими руками, а на это нужна

большая сноровка. Айсолтан не бросается торопливо

от верхних ко'робочек к нижним и от нижних снова

к верхним, как делают это менее опытные сборщицы.

Все ее движения рассчитаны: переходя от куста к

кусту, она уже заранее видит, откуда лучше начать

сбор, и ни на секунду не нарушает ритма работы.

Кажется, что она совсем не спешит, но как быстро

двигаются ее проворные руки! Ее лицо безмятежно,

глаза сияют. Айсолтан любит свой труд, она счастлива.

На фартуке Айсолтан три больших кармана —

для разных сортов хлопка. Нужен острый, опытный

глаз, чтобы сразу отличить один сорт хлопка от

другого. Даже в одной и той же коробочке из пяти

долек в четырех может быть первосортный хлопок, а

в пятой – с изъяном. Айсолтан знает, что внимание

не должно ослабевать ни на минуту. А как легко

загрязнить хлопок сухими листьями, веточками или

просто уронить белоснежный клубочек на землю!

Кажется, что Айсолтан не спешит. Но попробуйте

перегоните ее. Это не так-то просто. Мало кто из

колхозных сборщиц может потягаться с ней.

На обочине дороги, около участка, на котором

работает звено Айсолтан, уже образовалась целая гора

мешков с хлопком, и секретарь обкома партии,

остановив возле них машину, разговаривает с Аннакэм

и довольно поглядывает то на мешки, то на

Айсолтан. Потом направляется к ней вместе с Анна-ком.

Увлеченная работой, Айсолтан не замечает их и,

лишь услышав оклик, поднимает голову и обрывает

песню.

– Айсолтан Рахмановой привет! Как дела,

Айсолтан?

– Собираем понемногу, товарищ секретарь.

– А Еаш председатель говорит: Айсолтан не

торопится.

– Товарищ секретарь... – начинает было Аннак.

– Обожди. Ты же мне сейчас сам сказал... Это

верно, что говорит председатель, Айсолтан?

Айсолтан вспоминает, как кричал на нее Аннак,

и ей становится обидно. Чего ж он теперь, когда дело

так славно пошло на лад, старое вспомнил! Но

Айсолтан ничем не выдает своих мыслей.

– Товарищ Аннак—уважаемый человек. Если он

говорит – значит, верно.

– Что он уважаемый, это я знаю. А вот тебя он

за что ругает?

– А по пословице: дочку учу, а сноха понимай,—

чтобы другим пример показать.

– Да ты что, Айсолтан?—удивляется Аннак.—

Друг секретарь, я ведь не говорил этого... Он шутит,

Айсолтан, просто испытывает тебя.

Секретарь обкома, видя искреннее огорчение,

написанное на лице Аннака, усмехается:

– Разве не говорил? Значит, я ошибся. Верно,

это в колхозе «Ворошилов» такой разгозор был. Ну,

Айсолтан, сколько хлопка дашь с гектара?

– Сколько хлопчатник даст, тозарищ секретарь.

– А сколько, полагаешь, он даст?

– План выполним.

Аннак даже крякает от досады:

– Айсолтан, ты что скромничаешь? Товарищ

секретарь, она два плана выполнит. Она с каждоч'о

гектара семьдесят пять, а то и восемьдесят центнеров

даст.

– Я от Айсолтан другого и не ждал. А как

сбор налажен, Айсолтан? Помех никаких кет?

Айсолтан решается высказать свою заветную

мечту:

– Помех нет, товарищ секретарь. А вот если бы

машину для сбора...

– В этом году – нет, а на будущий год дадим

машину. Тут подготовка нужна, людей выучить надо.

А ты мне вот еще что скажи, Айсолтан: кажется,

ка вашего председателя жалоб много? Неприятный

человек, говорят. Ты не стесняйся, что он тут, говори

прямо.

Аннак думает:

«А ведь, пожалуй, расскажет сейчас, как я на

нее кричал».

Но Айсолтан говорит:

– Товарищ секретарь, вы это и в шутку не

говорите. Пусть бы во всех колхозах такие

председатели были, как наш.

– Да? Может быть, ты и права. Кажется, и

в самом деле председатель «Гёрельде» неплохой... Ну,

до свидания, Айсолтан. На той позовешь? Приеду,

поздравлю.

«Какой же длинный язык у председателя! —

думает Айсолтан. – Уж успел про наш с Бегенчем той

наболтать!»

– Какой той, товарищ секретарь? – притворно

удивляется сна.

– Да ты, я вижу, прижимиста! Тысячи с урожая

зарабатываешь, а на той позвать не хочешь.

– Да нет, я не поняла, товарищ секретарь... Той

урожаю непременно сделаем и вас пригласим/

«Какое веселое слово «той»! – думает Айсолтан.—

Уж мы с Бегенчем такой той устроим! Наславу! На

весь колхоз. А когда? Когда план хлопка выполним.

Или, может быть, на годовщину Октябрьской

революции. Или на юбилей нашей республики. Да как

Бегенч захочет. Скорее бы только он приезжал! Как

досадно, что его нет сейчас здесь, с нами, на сборе

хлопка! Как обидно лишать себя такого счастья!»

Конечно, Айсолтан понимает, что колодец вещь

нужная, но ей от души жаль Бегенчз, которому не

пришлось участвовать в сборе хлопка. Что– ни говори,

Бегенч молодец. Золотой парень! Не всякий бы

согласился расстаться и с хлопком и с любимой

девушкой, чтобы в сухих песках, в зной и в непогоду, под

открытым небом, работать от зари – рыть для

колхозных отар колодец.

Солнце поднялось уже высоко, и над

хлопчатником разносятся веселые возгласы буфетчика:

– Товарищи колхозники! Приехал буфет на

ишаке. К буфету, к буфету! Кому чурек? Кому чай?

Кому кислое молоко? Кому коурму? Цена за все – одно

спасибо. И вам от нас с ишаком будет спасибо,

только облегчите груз! Облегчите груз!

Через хлопчатник нельзя проехать ни на машине,

ни на арбе, вот почему буфетчик развозит завтрак

колхозникам на ишаке.

Нязикджемал, пережевывая что-то беззубым ртом,

садится рядом с Нурсолтан. Украдкой поглядывая на

Айсолтан, которая сидит неподалеку, Нязикджемал,

как видно, хочет о чем-то потолковать с Нурсолтан.

Уперев острый локоть в колено и держа сухими

пальцами за донышко пиалу, она наливает в нее из

термоса горячий чай и, придвинувшись поближе к

Нурсолтан, уже открывает рот, но, почему-то передумав,

только ожесточенно дует на чай. Отхлебнув чаю из

пиалы и собравшись немного с духом, Нязикджемал

слегка толкает Нурсолтан в колено-.

– Нурсолтан, а Нурсолтан, знаешь, как

говорится: хорошая цель – шмовина богатства, верно, а?

Вопрос несколько неожиданный, и Нурсолтан

молчит, не зная, что на него ответить.

– Вот как управимся с урожаем, думаю завести

себе сноху. Что ты скажешь?

– Что ж, дело хорошее, – одобрительно

отзывается Нурсолтан.

– Да. Девушек у нас много. Но вот угодить мне

трудно. Ты меня знаешь, я, как чайник с кривым

носиком: сижу в золе, а мысли на горе. Такой у меня

нрав. На какую девушку ни погляжу – не нравчтся

мне. Одна длинная, как жердь, другая толстая, как

бочка. Одна ходит, как курица, ногами семенит,

другая смеется так, что слушать противно. У одной мать

мне не по нутру, другая всем бы подошла да

неказиста. Есть вот только одна девушка во всем селе...

А, к слову, что ты скажешь, Нурсолтан, о моем Са-

заке?

– Что ж, Сазак – хороший парень.

– Хороший, хороший, всем хо'рош мой Сазак.

Вот только шапка у него свалилась, одну жену уже

схоронил...

– Это, Нязикджемал, голубушка, в старину

зазорным считалось. А теперь девушки внимания не

обращают, вдовец или холост. С таким сынком, как твой

Сазак, ты к любой посвататься можешь.

– Ай спасибо, Нурсолтан! Твое слово для меня

большая опора. Давно уж я приглядела для Сазака

одну девушку, да все со дня на день откладываю и

откладываю...

– Ну и зря! Хорошее дело зачем откладывать?

– Верно, верно, голубушка, золотые твои слова!

Нязикджемал пододвигается совсем вплотную

к Нурсолтан, снизу вверх заглядывает ей в глаза,

говорит льстивым, вкрадчивым голосом:

– Овладела ты моим сердцем, Нурсолтан. Пусть

твои руки-ноги, уши-глаза не знают болезни...

– Спасибо на добром слове, Нязикджемал.

Теперь Нязикджемал пододвигается к Айсолтан,

которая давно уже с любопытством прислушивается

к их разговору:

– Айсолтан-джан, t a тебе как нравится мой

Сазак?

Айсолтан, приподняв двумя руками плалу,

заслоняет улыбающееся лицо, говорит:

– Я о твоем сыне, Нязикджемал-эдже, очень

хорошие сло'ва слышала от Бегенча.

– От Бегенча?—спрашивает Нязикджемал и

тревожно моргает красными веками. – А Бегенч тут

при чем?

– Бегенч – секретарь комсомольской

организации. Кого ж мне еще слушать, как не его! Раз

он говорит, что Сазак примерный парень, я ему

верю.

– Так, так. – Нязикджемал опять

поворачивается к Нурсолтан. – Мы с тобой старые соседки, Нур-

солтан. А уж как я тебя почитаю, как люблю, ты

сама знаешь. Да что толковать! Кто в селене почитает

Нурсолтан? Ну, и тебе на меня обижаться не

приходится...

– Я тебя, Нязикджемал, считаю как за свою

родню, – отвечает Нурсолтан.

– Так давай, Нурсолтан, мы с тобой совсем

породнимся. Отдай Айсолтан за моего Сазака. Я ей

служить-угождать буду, пока не помру.

Такого оборота беседы Нурсолтан в своем

простосердечии никак не ожидала. Она говорит неуверенно:

– Нязикджемал, ты же знаешь, голубушка, какая

у «ас теперь молодежь-то... Они сами решают свою

судьбу.

– Да ты согласись, а они друг от дружки не

отвернутся, будь покойна. Другой такой пары и не

подберешь. Айсолтан и Сазак – как две половинки

одного яблочка. Был такой случай: забрела как-то раз

Айсолтан невзначай к нам в дом. Я тогда как

глянула на нее – сразу смекнула, почему эта птичка

залетела не в свое гнездышко. Ну, думаю, значит, тут

ей гнездо и вить, раз сердце само сюда потянуло. Ну

что, Айсолтан-джан, тут чужих нет, говори, не

стесняйся: любишь ты моего Сазака?

Айсолтан совсем загородилась – и руками и

пиалой, но в глазах у нее лукавые, шаловливые искорки.

Похоже, что она непрочь немного подразнить

ретивую сваху.

– Нязикджемал-эдже, ты бы лучше своего сына

сдросила, кого он любит.

– Любит, любит... Тебя любит, ты не

беспокойся. Он тебя, голубка, до самой смерти на руках будет

носить,.. Так я, Айсолтан-джан, буду понемногу к тою

готовиться?

– Я думаю, Нязикджемал-эдже, что об этом не

мешало сначала с самим Сазаком поговорить, – едва

удерживаясь от смеха, отвечает Айсолтан. – Он как

будто тоже имеет право голоса, и у него может быть

свое мнение на этот счет. А пока что нам надо не

к тою готовиться, а хлопок собирать.

– Ничего, ничего, я потерплю, «пока не соберем

урожая, моя козочка.

Время уже перевалило за полдень, ветер посвежел

и гонит с запада седые облака.

Над хлопковым полем разносятся звуки дутаров

и гиджаков, и колхозники один за другим выходят

из хлопчатника на большой перерыв. Собираются

группами, рассаживаются вокруг котлов с горячим

пловом.

Айсолтан последний раз окидывает быстрым

взглядом куст: хорошо, чисто выбраны все

раскрывшиеся коробочки. Но хлопок будет теперь

раскрываться еще и еще, быть может, до декабря, и уже

завтра, когда Айсолтан опять придет сюда, на этих

кустах, так тщательно осмотренных, засмеются,

закивают ей новые созревшие коробочки.

Айсолтан выходит из хлопчатника и видит, что

по краю поля идет Бегенч. Наконец-то он приехал!

Вырыл уж, должно быть, колодец.

Сердце Айсолтан бьется так, словно хочет

выпрыгнуть из груди. Конечно, ей трудно не броситься

к Бегенчу, но она сдерживает свой порыв и,

наклонившись над мешками, начинает перекладывать в них

хлопок из раздувшихся карманов своего фартука.

Однако Бегенч не очень торопится! Разве он не

видит ее? Мог бы прибавить шагу!

Но Бегенч как будто хочет пройти мимо, словно

и впрямь не видит Айсолтаи. Тут девушка

выпрямляется, смотрит на него, и Бегенч подходит к ней,

протягивает руку. Он еще больше загорел там, в

степи, и как будто похудел немного. Но почему он

такой хмурый? Можно подумать, что он совсем не рад

встрече. Как-то нехотя, сквозь зубы, отвечает на

быстрые радостные вопросы Айсолтаи и даже смотрит

куда-то в сторону, словно боится встретиться с ней

глазами. Девушка подходит чуть ближе, пытливо

вглядывается в его лицо, участливо спрашивает:

– Бегенч, что с тобой?

– Ничего.

– Может быть, с колодцем дело не ладится?

– Как это может не ладиться? Колодец наславу.

Такие ответы и особенно то, что Бегенч говорит

каким-то чужим, неласковым голосом, обижают

Айсолтаи, но вид у Бегенча такой потерянный, он так

не «вяжется с его резкими, заносчивыми ответами, что

Айсолтан спрашивает еще мягче:

– Почему же ты такой невеселый, Бегенч?

– Так. Устал с дороги. Да, вот еще, чуть не

забыл... Сазак тебе привет передает.

– Спасибо, что вспомнил.

– Он тебе там удобрение приготовил.

– Вот молодец! Я знала, что на него можно

понадеяться. Только зря он до времени болтает.

– И давно вы это с ним задумали?

– Нет, не очень. Ну, да об этом после

потолкуем.

– Это уж ты с ним будешь толковать. Он ско'-

ро сюда приедет с тобой повидаться.

– Со мной повидаться?

– Ну да, ему там без тебя не спится.

– Кому? Сазаку? Что ты болтаешь, Бегенчг

– Ничего. А только ты, чем зря мучить парня,

поторопилась бы лучше со свадьбой!

Айсолтан широко раскрытыми глазами смотрит

в упор на Бегенча.

– Бегенч! Ты в своем уме?

– Обо мне не беспокойся. А вот Сазак, гляди,

как бы и впрямь не рехнулся, если ты еще долго

будешь водить его за нос.

– Да при чем тут Сазак? Что ты выдумал?

– То, что я дурак был, вот что. А теперь no-

Умнел. Твой подарок велишь передать Сазаку?

– Ой, Бегенч! Замолчи лучше!

– А что, Айсолтан? Правда глаза колет?

– Да какая это правда? Очумел ты, что ли?

– Айсолтан, ты девушка умная, прямая будто...

Зачем скрытно дело делаешь? Зачем меня огнем

жжешь! Я всю правду узнал.

– Какую правду? Сумасшедший ты!

– Такую, что ты с Нязикджемал уже дело

сладила. Старуха чуть не пляшет от радости, той

готовит...

– Так это тебе Нязикджемал наболтала?

– Нязикджемал.

'•– А ты и уши развесил?

Айсолтан так рассердилась, что даже уйти

собралась, – разве с этим чучелом можно

разговаривать! – да вдруг как расхохочется. Повернулась

к Бегенчу, схватила его за плечи и давай трясти.

Трясет так, что у того только голова болтается.

– Э, друг, да ты ревнивый, ревнивый... —

задыхаясь от смеха, говорит она. – Вот я из тебя сейчас

дурь-то вытрясу! – И, вглядываясь в расгерянное

лицо Бегенча, опять хохочет. – Ну, скажи на

милость: Нязикджемал поверил! Да ведь я ее просто

подразнить хотела, чтобы она дурацкий обычай

сватовства бросила.

Отпустив, наконец, Бегенча, Айсолтан переводит

дух, говорит полушутя, полусердито:

– Тоже еще, старорежимный выискался! Вот не

пойду за тебя после этого! Да как ты мог таким

глупым словам поверить? Как у тебя только язык

повернулся эти глупые слова повторять? Так-то ты

меня любишь, Бегенч?

Бегенч сжимает ее руки в своих, смотрит, не

отрываясь, на ее нежное смеющееся лицо, говорит:

– Люблю, Айсолтан! Так люблю, что видишь—

голову потерял. Прости.

– Ты же знаешь, Бегенч, что я тебя не только

на Сазака, а ни на кого на свете не променяю,—

просто говорит Айсолтан.

Ветер развеял облака, прогнал их на восток и

стих. Снова весело засияло и начало припекать

солице.

Айсолтан и Бегенч сидят на мешке с хлопком и

мирно беседуют. Бегенч с воодушевлением

рассказывает девушке о том, как они рыли в песках колодец,

как заливали его цементом; о том, как в степи

открываются все новые и новые пастбища, над

которыми разносятся протяжные песни чабанов и нежные

переливы тростниковых дудок; о том, как весело

смотреть на баранов, когда они приходят на водопой

к новому колодцу и, утолив жажду, тяжело

взбираются на барханы и разбредаются по степи, а на смену

им приходят новые отары, и о том, как хорошо

засыпать в степи, у костра, глядя на звезды.

Потом Бегенч признается Айсолтан, что Нязик-

джемал давно уже капнула ему в сердце ядом, —

потому он и осрамился тогда, на собрании. Да и сама

Айсолтан отчасти повинна в их размолвке: она

только подливала масло в огонь неумеренными

похвалами Сазаку.

Девушка хотя и считает ревность большим

пороком, но в этот счастливый, солнечный день ей не

хочется бранить Бегенча. Вместо этого она

принимается рассказывать ему, как от волнения не спала ночей,

когда хлопок не хотел раскрываться, и какой это был

праздник, когда хлопок, наконец, раскрылся, и как

хорошо идет сегодня сбор.

– Айсолтан, – спрашивает Бегенч, – скоро

думаешь выполнить план по звену?

– Думаю, к концу месяца, не позже.

– А по колхозу?

– По колхозу к Октябрьским праздникам

должны управиться.

– А тогда сделаем той, Айсолтан?

– Той в честь урожая, Бегенч?

– В честь урожая – это уж само собой. И еще

один – наш с тобой, Айсолтан.

– А как же быть с Нязикджемал?

– Опять ты меня дразнишь, Айсолтан?

– Нет, нет, Бегенч. Только, знаешь, я с «ей

пошутила, а она уж и впрямь готова мне халат на

голову накинуть.

– Ничего. Мы ее тоже на той позовем.

– А меня?—раздается сбоку насмешливый голос.

«Потды всегда ухитряется появляться, словно из-

под земли», – думает Айсолтан и выдергивает сзою

руку из руки Бегенча.

– Айсолтан! Никак руку занозила?

– Да, Потды. Ты как верблюжья колючка,

которая всегда вырастает там, где ее никто не

сажал, – с досадой говорит Бегенч.

– А ты что такой сердитый? Устал, что ли, на

мешке сидя?

– Соскучился, давно твоей болтовни не слышал.

– И не услышишь, брат. Я сам по себе

соскучился. Ты спроси Айсолтан, как Потды сейчас

работает. Один умный человек есть – и с тем теперь

поговорить некогда. И в светлый день и в темную ночь

на трехтонке хлопок вожу. Такая, брат, горячая пора!

Ну, а у вас как план выполняется? Который мешок

хлопка прессуете?

Айсолтан вскакивает, смотрит на мешок: хлопок

в мешке и вправду изрядно примялся.

– Не твое дело. Ступай куда шел! – сердито

восклицает Айсолтан, стараясь скрыть смущение.

– Ну вот, всегда так! Одному – мед, а

другому – солому в рот. Вам с Бегенчем – мешос<, а мне—

вон пошел! Несправедливость! Сердце так болит, так

болит... Пожалуй, до вашего тоя не заживет.

– Потды! Ты зачем сюда

пришел?—спрашивает Айсолтан.

– За Бегенчем.

– Откуда ты знал, что Бегенч здесь?

– Айсолтан! Меня уже лет тридцать как

перестали в пеленки заворачивать. Ты здесь, на хлэ-пзсе?

Здесь! Значит, и Бегемч тоже где-нибудь здесь. Где ж

ему еще быть? Поехали, Бегенч, отвезу.

– Ступай, Потды, у меня есть машина.

– Ну, все кончено. Пропал парень. Погиб для

общества, оплетенный черными косами Айсолтан. Ой,

горе, братцы, горе!

Оставшись вдвоем с Айсолтан, Бегенч го-ворит:

– Завтра я опять уеду в пески, Айсолтан, На

колодце еще много дел.

– Опять уедешь? Что ж, прощай, Бегенч. Желаю

успеха. Жаль, что тебя не будет здесь: хлопок

раскрывается...

– Да... Хлопок раскрывается...

С минуту они стоят молча, прислушиваясь к

веселому шелесту, глядя на безграничное пространство

хлопкового поля, на приветливо кивающие из-за

листьев, чуть колеблемые ветром белые коробочки.

– Пойду работать, Бегенч.

– Прощай, Айсолтан.

– Прощай, Бегенч.

Но Бегенч не уходит. Он делает шаг вслед зл

Айсолтан:

– А вечером... Разве мы не увидимся, Айсолтан?

– Вечером?.. Хорошо... После девяти.

– Где? Я приду к тебе домой, Айсолтан. Можно?

– А что скажет Нурсолтан-эдже? – лукаво

улыбаясь, спрашивает девушка.

К оторый раз уже за сегодняшний вечер с то-

ской глядит Айсолтан в окно? За окном ко-

сой холодный дождь, ветер, такая непогода,

обидно до слез– Неужели и завтра не про-

яснится?

Айсолтан не может усидеть на месте. Она

вскакивает, набрасывает на голову платок, выбегает на веранду.

Ветер раскачивает привешенную под крышей

электрическую лампочку, и в ее колеблющемся свете капли

дождя, ударяясь о перила веранды, разлетаются

мелкими серебристыми брызгами. Девушка спускается по

скользким ступенькам во двор. Закинув голову,

вглядывается в черное небо: нет ли просвета? Нет, темень,

ни звездочки. Ветер рвет с головы Айсолтан платок,

хлещет дождем в лицо, и она, вздохнув, возвращается

в дом.

После полуночи на поселок обрушивается

настоящий ливень. Айсолтан ворочается в постели с боку

на бок, прислушивается к завыванию ветра, к

глухому стуку дождя о железную крышу, и ей кажется,

что все это воет и стучит у нее в голове. Ей хочется

разбудить мать, поделиться с ней своей тревогой. Что

если и завтра будет такая же непогода, – ведь все,

все тогда испорчено, все! Но Айсолтан жалко мать.

Она так замучилась с хлопотами, бедняжка, совсем

с ног сбилась, еле добралась до кровати.

«Осень, – думает Айсолтан. – Этот дождь может

зарядить надолго. Завтра меня все поднимут на смех.

«Эй, Айсолтан, – скажут, – так не пристало!

Проясни немного свое лицо, гляди, какую хмурь нагнала на

весь мир! Или тебя насильно замуж выдают? Или

тебе твой милый не мил?»

Поворочавшись еще немного в постели, Айсолтан

в конце концов засыпает.

Когда она открывает глаза, из всех щелей в

ставнях бьют яркие солнечные лучи. Девушка вскакивает

с постели, распахивает окно. Прохладный утренний

воздух уда,ряет ей в лицо. От черных туч не осталось

и следа. Небо безоблачно, воздух чист и прозрачен,

как ключевая вода. На ветвях деревьев еще блестят

серебристые капли, сорванные ветром пожелтевшие

листья прибило дождем к земле. Айсолтан поднялась

сегодня вместе с солнцем – оно только-только