Текст книги "Пенсия для киллера"

Автор книги: Бенмо Гу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Запчасти больше не выпускают.

Сломано. Устарело.

Пора от этого избавиться.

Говорю вам, он долго не протянет.

Заменить.

Когти изучила содержимое холодильника. Он был почти пустой, если не считать кимчхи и пары пакетов с закусками. Работая по нерегулярному графику, она забывала даже про эту скудную провизию, и большая часть продуктов пропадала. Вот и теперь можно выбросить все содержимое. Она открыла контейнер для фруктов и овощей.

Ну вот же они, три бурые раскисшие кучки, которые когда-то были персиками. Они были на грани перехода в жидкое состояние. Придя домой, Когти, должно быть, съела одну штуку и тут же забыла про остальные.

Когти открыла пакет для пищевых отходов, чтобы избавиться от некогда сладких, освежающих, спелых фруктов. На пике своей зрелости они должны были ублажить чей-нибудь рот, но теперь от них несло кислятиной и гнилью. Когти взяла один из персиков, и он тут же развалился и потек. И всего лишь оттого, что она приложила минимальное усилие, отделяя плод от стенки контейнера. Пришлось выуживать персики по кусочкам, отскребая ногтями приставшую к пластмассе шкурку. Фрукты намертво прилипли к боковой стенке, словно были навеки связаны с наледью, захватившей холодильник. В нос ударил запах гнили, глаза защипало. Немного погодя плечи у Когти начали подрагивать, и она тихо застонала. Собака подошла к ней и негромко гавкнула, утешая хозяйку.

Глава девятая

Струйки белого дыма поднимались в воздух и переплетались друг с другом, словно руки матери, обнимающей ребенка. Рю взглянул на дым, потом на Чо и ребенка. Струи соединились в неразделимое облачко, а потом исчезали. Когти молча наблюдала за Рю. Его лицо выражало не столько горе и боль, сколько застарелое сожаление о неисполненном долге. В то время как Когти молилась сначала о прощении, а уж после – за упокой душ погибших: «Мне так больно смотреть на него, на его темный костюм и белую повязку на рукаве, на его напряженные плечи, прямую спину и ноги. Мне так хочется положить руку ему на плечо и прижаться щекой к его спине – прости меня не только за то, что хочу это сделать, но и за то, что думаю об этом».

Она не впервые видела Рю в официальном костюме. Обычно он надевал светлосерый или синий костюмы, но только в те дни, когда предстояла встреча с очень важными и влиятельными клиентами. На разные случаи у него был целый набор визиток: такая-то корпорация, такая-то сфера деятельности, такая-то продовольственная компания. На всех визитках он значился в статусе директора. Называл ли он себя директором малой семейной фирмы или подставной компании, меняющей вывески каждый день, стоило ему, облаченному в костюм, протянуть карточку, как люди начинали слушать его гораздо охотнее. Когти это казалось странным, ведь ни один из клиентов ни на секунду не верил, что Рю возглавляет какую-то корпорацию. Богатые и влиятельные люди обращались к нему, потому что не хотели сами марать руки. Те же, кто происходил из иных слоев общества, отдавали ему все, что имели, в отчаянии, умоляя и унижаясь.

В конце концов Рю заключил договор с посредником, который занимался импортом и военными поставками, и заполучил визитку, на которой в две строчки значилось: «Санэпидемконтроль» и «Уничтожение вредителей». Впрочем, те, кто к нему обращался, уже знали, чем он занимается и какие пожелания может реализовать, от каких проблем избавить и о чем позаботиться.

Его небрежное «неплохо» действовало на Когти как заклинание, хотя к тому времени она уже взяла на себя половину работы. Прошло четыре года с того дня, когда она вспорола горло американскому солдату, и Рю обучил ее всем известным ему премудростям ремесла.

Чо в работе не участвовала, даже не пыталась. Она была обычной домохозяйкой. Ее призвание состояло в том, чтобы рожать и воспитывать детей, не спрашивая мужа, где и как он зарабатывает деньги. Она была молчалива и бесконечно терпелива и не пыталась вникнуть во все подробности того, чем занимался Рю. Однако она знала достаточно, чтобы понять: работа у него не только нечистая, но и очень опасная. Чо безропотно приняла Когти в качестве помощницы Рю и не жаловалась на то, сколько времени ее муж и девочка, которую тот когда-то подобрал на улице, проводили вне дома. И даже когда девочка выросла и уже больше не была ребенком, Чо продолжала готовить ужин для них обоих, хотя никто не мог дать гарантию, что однажды они не вернутся домой как пара. Будучи глубоко беременной, Чо по-прежнему обстирывала их, но, глядя, как в тазу с водой переплетаются белье Рю и носки девочки, не могла не испытывать осуждения. И все же ради будущего ребенка заставляла себя улыбаться.

Однако Чо не всегда удавалось сохранять спокойствие. Когти видела, что порой уголки губ улыбающейся Чо дрожат от сдерживаемого гнева, и старалась пореже смотреть на Рю. Когда Когти наконец научилась работать в одиночку, она попросила отдельное жилье.

– Ты столько сделала для нашего бизнеса, и мне неловко, что я до сих пор не выделил тебе твою долю, – начал Рю. – Устроить тебя где-нибудь не составит труда. Но как и где молодая девушка сможет жить сама по себе? Если девушка твоего возраста будет жить одна, люди решат, что она легкого поведения. Да и свободно перемещаться будет труднее. В конечном итоге это может сказаться на бизнесе. Неужели тебе так неудобно жить с нами, даже в той большой комнате на втором этаже? Наверное, просто надоело слушать, как малыш кричит день и ночь.

«Дело не в этом, – могла бы сказать Когти. – Дело в тебе».

– Мне неудобно, что твоя жена…

Рю велел ей обращаться с Чо как с сестрой, поскольку разница в возрасте у них была всего пять лет. Но Когти все-таки держалась почтительно, чтобы создать внутренний барьер и не дать себе проникнуться чувствами к Рю.

– Сколько раз повторять, что отвечать надо прямо и по делу?

Когти вздрогнула от назидательно-строгого тона. Она подняла глаза и увидела, как Рю зажал между губ сигарету. Тогда Когти взяла коробок и чиркнула спичкой, надеясь, что рука дрожит не слишком заметно, и постаралась как можно убедительнее произнести:

– Мне неудобно быть для вас обузой.

Она подавила свои чувства и подобрала более приемлемое определение: обуза. Каждое проведенное рядом с Рю мгновение отпечаталось у нее в голове, в руках, конечностях, спине, шее. Запах травы и пороха в глухом лесу, где он учил ее стрелять. Его прикосновение, когда он, стоя позади, выправлял ей осанку и говорил: «Стой прямо, руку подними повыше». При этом он подталкивал ее голени мыском ботинка: «Расставь ноги, голову вверх». Ее осанка и телодвижения были вылеплены его руками. И хотя в реальной работе большинство навыков ей не пригодилось, она послушно пригибалась, или лежала плашмя, или висела вниз головой, непреложно исполняя все указания Рю.

И если иногда она все-таки нарушала эту непреложность, то в таких случаях, как сейчас: с помощью маленькой хладнокровной лжи.

– И всего-то? – отмахнулся Рю. – Положить на стол лишнюю ложку к обеду – это не обуза. Ты работаешь только на меня, и от тебя толку во много раз больше, чем затрат на твою кормежку. Так что не волнуйся.

Да ведь дело вовсе не в кормежке! Как он может не замечать страданий собственной жены? Или просто притворяется, что ничего не видит? Когти подавила желание тяжело вздохнуть.

– Мне будет сложнее, если ты будешь находиться в другом месте, – заявил Рю. – Так что прекрати дурить.

Когти понимала, что его серьезный тон и выражение лица продиктованы стремлением удержать не женщину, а лишь полезного работника, подручного. Но где-то в глубине ее сердца разлилось тепло.

– Я же не собираюсь уходить.

– Все равно. Ты будешь приезжать сюда? Ради такой работы? В этом нет смысла. Не заставляй меня пожалеть о том, что я потратил время на твое обучение.

– Не беспокойся, я не нанесу тебе удар в спину после всего того, что ты для меня сделал. Я не собираюсь открывать собственную компанию и уводить у тебя клиентов. Мы можем и дальше работать вместе…

– Об этом я не беспокоюсь. Я знаю, что ты ничего подобного не сделаешь. Потому что тебе…

– Потому что мне?.. – Когти поставила на стол стеклянную пепельницу, опасаясь услышать: «Потому что тебе нужен только я».

– Неважно. Но больше мы это обсуждать не будем. – И Рю в раздражении размял сигарету.

Вошла Чо с десятимесячным ребенком за спиной и поставила на столик рядом с ними тарелку с фруктами. Она двигалась бесшумно, и когда керамическая тарелка опустилась на стеклянную столешницу, не раздалось ни звука. Взгляд Чо, должно быть, выражал спокойствие и доброту, но Когти не посмела поднять голову и посмотреть на жену Рю. И в то же время она испытала облегчение, что в тот момент, когда Чо вошла, голос у Рю был таким суровым. «Ты все видела? Я не виновата. Это твой муж не отпускает меня. Так что не смотри на меня так, будто злодейка здесь я. Я никогда не произнесу вслух того, о чем не смею и мечтать… даже если тебя тут не будет».

А потом Чо и ребенка не стало.

Однажды Рю и Когти вернулись из пятидневной командировки и обнаружили тело Чо с ребенком на руках в комнате Когти на втором этаже. Ей нанесли шесть ножевых ударов: в спину, грудь, руки и ноги. Но причиной смерти, судя по всему, стал удар тупым предметом по затылку. Похоже, Чо загнали в угол около входной двери, и вместо того, чтобы броситься к телефону в гостиной, она перехватила ребенка со спины на руки. У Чо не было возможности вырваться из квартиры мимо нападавшего, поэтому она, истекая кровью и прижимая к себе ребенка, побежала в комнату Когти и заперлась там. На окне с одной стороны были установлены металлические решетки, а с другой – защитный экран. Чо, должно быть, попыталась его снять: с полуоторванного экрана свисали тупые ножницы из набора Когти. Но Чо не успела закончить, потому что дверь проломили чем-то вроде ручного топорика, и она инстинктивно бросилась к ребенку, которого оставила на кровати. Понимая, что все кончено, она изо всех сил прижала к себе дитя в благородном порыве избавить его от страданий. У ребенка не было никаких ран; видимо, он даже не успел закричать. Квартира находилась в густонаселенном районе, но даже если кто-то и проходил в этот момент мимо и слышал, как плачет ребенок, то наверняка решил, что дети постоянно плачут, потому что хотят есть, или замерзли, или просто устали. Нападавшие положили тело ребенка рядом с матерью, возможно отдавая последнюю дань почтения мертвым, и накрыли дитя руками матери, пока не наступило посмертное окоченение.

– Я же говорила тебе! – Когти стукнула Рю в грудь. – Я говорила, что надо все бросить и поспешить домой.

Но даже если бы они вернулись домой с полдороги, едва заподозрив неладное, пришлось бы гнать на машине несколько часов. И они все равно не успели бы спасти мать и дитя.

На второй день задания Когти объявила, что им лучше уехать. Рю, как обычно, вечером позвонил жене, чтобы послушать лепет ребенка, но Чо не взяла трубку. Рю удивился, а Когти сразу забеспокоилась, заподозрив неладное. Ее партнер, не дрогнув, остался следить за домом объекта, а сама она отправилась к магазину, находившемуся в ста метрах на окраине района, и еще раз попыталась дозвониться из автомата, но безуспешно. Ей не давала покоя мысль, что Чо с ребенком могли угореть от старой печки или подвергнуться грабежу. Когти считала, что причиной любого несчастья с Чо станет ее несбыточная мечта о том, что каким-то невероятным образом, оставшись без жены и без ребенка, Рю будет полагаться на нее. А значит, она не могла допустить, чтобы Чо попала в беду.

Поначалу, когда Когти забеспокоилась, Рю только отмахнулся. По его словам, Чо могла не взять трубку просто потому, что была занята с ребенком или случайно забыла телефон около детской кроватки. А когда Когти начала звонить каждый час и, не добившись ответа, предложила вернуться, он обвинил ее в том, что она отвлекается от задания, оставила свой пост. Рю предупредил: если она еще хоть раз пойдет звонить, он сам вырвет ей ногти. Возможно, так он подавлял нарастающее беспокойство. Объектом заказа был довольно влиятельный политик, работу оплатил могущественный человек, и Когти отчетливо понимала, что остановиться на полпути не получится. Не выполнив заказ или провалив задание, они потеряют не только репутацию и деньги. Никто не сможет гарантировать им безопасность.

Теперь ее крики перешли в вопли, и она все сильнее колотила Рю в грудь. Как ей казалось, это поможет скрыть, что подспудно она желала Чо смерти, лишь прикидываясь верным и заботливым членом семьи.

Рю давно подозревал, что его процветающее предприятие однажды рикошетом ударит по семье. Он понимал: чем больше крови остается у него на руках, чем больше успешно завершенных заказов, тем выше количество людей и организаций, для которых он сам становится целью. Он рассматривал различные варианты, например переехать в другое место или нанять охрану для дома. Или же частично посвятить жену в подробности своей опасной профессии, чтобы она не злилась и не пугалась, когда надо проявлять бдительность.

Этот последний заказ был самым крупным и важным в карьере Рю. На сей раз он даже подумывал о том, чтобы по завершении дела перевезти жену с ребенком куда-нибудь подальше, за океан, ради их же безопасности. Но пока у него не было четкого плана, и он мог лишь попросить Чо никому не открывать дверь, даже продавцам косметики или книг, даже главе районной женской ассоциации и полиции. Сколько бы Рю ни размышлял, единственный способ уберечь близких от опасности заключался в том, чтобы никому не рассказывать об их существовании. Это ему следовало сделать еще в те дни, когда он управлял магазином. Но он вовремя не продумал план, поскольку никак не ожидал, что эта часть его работы станет самой главной.

Теперь, когда заказы сыпались один за другим и бизнес быстро расширялся, Рю не собирался останавливаться. По мере того, как росли масштабы заказов и запросы, он становился все более дерзким и бесстрашным. О жене и ребенке он думал не больше, чем о фотографии в рамке под стеклом, и не позаботился об их защите, что и привело к трагедии. Теперь Чо и малыш навсегда застынут в той рамке.

Развеяв прах близких над рекой, Рю долго не возвращался домой. Когда он наконец появился, то сразу повалился на диван в гостиной и молча пролежал там много часов. Он не вставал даже переодеться или попить воды, и Когти, решив, что он спит, все это время сидела напротив.

Наконец Рю приоткрыл глаза, их с Когти взгляды встретились. Он схватил рамку с фотографией жены и ребенка и швырнул на пол. Рю был пьян, так что точность и скорость броска не составляли и десятой доли от обычных. Тем не менее, прежде чем Когти успела перехватить рамку, та упала и разбилась у ее ног. Разлетевшиеся осколки впились ей в щеку. Если бы Когти прыгнула навстречу тяжелой рамке, та врезалась бы прямо ей в ноги. Когти восприняла это как сигнал, что вина за все ошибки и трагедию с Чо лежит на ней.

Когти встала с дивана и принялась собирать осколки, думая при этом, что Рю не так уж неправ, если считает ее виноватой.

– Оставь это. Поранишься, – прохрипел Рю.

Когти издала полусмешок-полувздох и тут же прикрыла рот ладонью. Как можно смеяться в такой момент, даже если это смех отчаяния? Она часто получала порезы или переломы, выполняя приказы Рю, а то и он сам наносил ей раны. А теперь переживает из-за какой-то царапины от стекла? Это и раной-то не назовешь. В свете горящей лампы Когти собрала все до единого осколки и сложила их в пустую коробку. Фотографию вытащить в целости не удалось, так что Когти оставила ее. Восстановить снимок по фрагментам все равно вряд ли удастся.

Когти села обратно на диван. Держалась она напряженно, будто кол проглотила. Глядя на нее, Рю с горечью заметил:

– Да не сиди ты так. Пойди поспи. – В конце фразы его голос дрогнул. Услышав это, Когти отправилась на кухню и принесла Рю ячменного чая. Когда она протянула чашку Рю, он долго смотрел ей в глаза, прежде чем взять напиток.

Пока он пил чай, Когти смотрела себе под ноги. В такие моменты чувство вины еще сильнее терзало ее, сердце заходилось при виде самых обыденных жестов, как, например, сейчас, когда Рю глотал чай. Ее чувства к партнеру следовало искоренить раз и навсегда.

– Ты меня не слушаешь. Тебе будет понятнее, если я прямо скажу, что хочу побыть один?

– Знаю. Прости, но это как раз невозможно.

– Я не собираюсь наложить на себя руки. Иди поспи или делай что хочешь.

– Если ты…

«Если ты ляжешь, то и я пойду». В самый последний миг Когти проглотила ответ. В такой день она чуть не послала его спать в комнату, где больше не было Чо, в кровать, которую он делил с женой, рядом с опустевшей колыбелькой. Но она не могла предложить ему свою комнату на втором этаже. Хоть Когти и вытерла почти всю кровь и разложила вещи по местам, но именно там Чо лишилась жизни. Девушка и сама не представляла, сможет ли когда-нибудь заснуть в той комнате. Впрочем, она могла поспать и в комнатушке за кухней, но не хотела уходить, пока Рю в таком состоянии.

– Я останусь там, где мне надо.

– Тогда уйду я.

Он поднялся и направился в библиотеку. Когти не смогла заставить себя последовать за ним и осталась сидеть, сжав колени и глядя на опустевшее место на диване.

Когти очнулась ото сна и поняла, что она уже не на диване: в полутьме виднелись узорчатые кремовые обои. В какой-то момент ее перенесли из гостиной… но куда? Это не ее комната. Когти лежала под одеялом на боку и чувствовала на плече чью-то тяжелую руку. Она высунула из-под одеяла палец и обнаружила, что он перебинтован.

– Спи. Сейчас всего четыре утра, – пробормотал Рю прямо ей в шею.

– Ты только… – неуверенно начала она, будто обращаясь к самой себе. – Ты только скажи, и мы обо всем забудем.

Произнося эти слова, Когти и сама осознавала их пустоту. Они с Рю оба понимали, что уже перешли ту глубокую реку, что разделяла их, и плот, на котором можно было бы вернуться, давно разбит. Они зашли слишком далеко, и прежними им никогда уже не быть. Если они решат выйти из бизнеса, то им с удвоенной силой будут пытаться отомстить, действуя все более жестко. Они были связаны с высокопоставленными людьми, и если самовольно разрушить эти отношения, Когти и Рю придется скрываться до конца жизни.

Пройдя столь долгий путь, не имело смысла пытаться спасти свою шкуру. Да и не было причины оставлять бизнес, поскольку они так и так вынуждены были все время рисковать жизнью. Раз уж машина, в которой они с Рю сидят, начала разгоняться, она остановится, только если закончится топливо или она перевернется. А в конце их ждет край пропасти, куда они канут, чтобы разлететься вдребезги. В тот краткий миг, пока они еще парят в воздухе над пропастью, их жизнь будет прекрасной. А потом они рухнут на валуны и разобьются.

– Я выправлю тебе новые документы и билет.

Она кожей ощущала голос Рю, его рука лежала у нее под головой. Когти быстро поняла, что он имеет в виду, и сразу переменила тон:

– Нет, не нужно. Я слишком далеко зашла и останавливаться не буду.

«Если ты решил от меня отделаться и умереть в одиночестве, то с таким же успехом мы можем отправиться на тот свет вместе. Мы оба попадем в ад, рука об руку, и ни один из нас не окажется там, куда отправились Чо с ребенком».

Наверное, это был их способ скорбеть. Поцелуй случился сам собой, без неубедительных извинений или разрешений. Две руки сплелись в жесте памяти, отчаяния и горя. На первый взгляд казалось, что они слились воедино, но это совершенно очевидно, категорически было не так. И если в тот момент они оба решили не умирать, то только чтобы продолжать жить настоящим, чтобы убедиться: партнер еще продолжает дышать. И поэтому, хоть Когти и стала к Рю ближе некуда, как мечтала когда-то, ей не верилось, что теперь они пара. Они занимались любовью с теплотой и нежностью, но эти чувства были частью скорби.

– Может, нам стоит нанять несколько новых сотрудников, – сказал Рю.

– Прямо как в настоящей фирме.

– Я стану президентом, а ты – вице-президентом.

– Если меня так резко повысить, может голова закружиться.

– Ты станешь президентом, если я умру первым.

– Если это случится… – Когти смолкла.

Последует ли она за Рю?

– Я посажу подставного директора, – сказала она вместо этого. – Руководящие должности не для меня.

– Как хочешь. Но самое важное…

Так они лежали под одеялом, обмениваясь благодушными шуточками, шевеля пальцами ног, расслабленные, как никогда.

– И давай у нас обоих не будет ничего, что нужно защищать, – подвел итог Рю, крепко ее обняв.

Когти молча слушала его. Ей и в голову не пришло, что это не самое уместное предложение: ведь только что Рю сжал ее в объятиях. Но если он так говорит, значит, так и надо. И его объятие могло означать, что траурный ритуал создал нечаянный жар в их телах, а могло и указывать, что это первый и последний раз, когда они так близки.

Наверное, где-то в доме раскрылось окно, потому что детали погремушки, висевшей над колыбелькой, тихо зазвенели, стукаясь друг о друга. Этот звук напомнил ей детский плач.

«Давай у нас обоих не будет ничего, что нужно защищать».

Слова, которые когда-то произнес Рю, эхом звучали у нее в голове, когда она брала из рук Решалы папку с новым заданием.

Как всегда, Решала подобрал все необходимые материалы. Он также подчеркнул, что хоть в этом и нет нужды, поскольку Когти фактически основала агентство, но директор Сон просит выполнить это последнее задание с особой тщательностью. Без единой ошибки, чтобы достойно завершить карьеру.

– Понимаете меня, Крестная? У вас есть какие-нибудь вопросы?

– Все ясно. – Она без энтузиазма покачала головой. – Только одно непонятно: кто сделал этот заказ? Цель не кажется мне важной.

– Вы так говорите, будто мы принимаем заказы только на важных персон. Меня, как обычно, в подробности не посвятили.

– Ну, если тебя не посвятили в подробности, наверное, объект и правда не из простых. Хотя, судя по данным и профессии, не похоже, чтобы у него были связи на самом верху.

– Вы же знаете, всякое бывает.

Решала был прав. В этом деле человек мог стать целью не потому, что имел отношение к сильным мира сего; иногда он исполнял роль камушка, который попался под ноги важной персоне. Когти пролистала отксерокопированные страницы. Голос ее не дрогнул, но на фотографии она увидела лицо отца доктора Кана. Если личная неприязнь тут ни при чем, причиной стало его положение председателя ассоциации малого бизнеса. А это означало, что заказ исходит из крупной корпорации, которая захватила торговые площади на рынке. И это все затрудняло. Даже если Когти примет меры против клиента, сделавшего заказ, над ним окажется кто-то еще и еще. Очередные клиенты будут множиться, как новые клетки при делении, и в конце концов отследить заказ не удастся. Когти и раньше не пыталась установить, кто на самом деле стоит за заказом, даже когда была на пике карьеры. Как ни жаль, нет ни единого шанса спасти отца Кана.

– Если для вас задание слишком трудное, я могу подобрать другое. Что-нибудь полегче для понимания, простое, чтобы сразу были видны грязные мотивы объекта. – Говоря это, Решала даже не пытался скрыть отчаяние: если Когти откажется, кому он поручит заказ?

Похоже, сам клиент оставил комментарий под снимком: «Поскольку он коммерсант и часто общается с покупателями, хорошо бы выбрать ординарного, приветливого, немолодого исполнителя, желательно женщину». Работающих специалистов старше пятидесяти осталось совсем немного, и они действовали не слишком активно; было в агентстве и некоторое количество женщин-специалистов, но пожилая работающая женщина была только одна.

– Нет, я возьмусь. Не надо отдавать дело. Если отдашь, я заберу у тебя сережки – вместе с ушами, конечно. – В мочках Решалы красовались серьги с бриллиантами по полкарата.

Решала прикрыл уши и отступил назад.

– Перестаньте, Крестная, вы меня пугаете. Я не заслуживаю такого отношения. Это уж слишком. Так можно обращаться разве что с бывшим любовником.

– Кстати, от парочки своих бывших любовников я тоже отделалась. Хотя носила ребенка одного из них. Желаешь узнать подробности?

– Умоляю, не надо. – Решала отвел взгляд, словно в крайнем смущении, и удалился на кухню.

Перед уходом Когти сложила пополам портрет отца доктора Кана и убрала его в сумочку.

Как разобраться с ним максимально безболезненно?

Все мысли Когти были об этом. Если она не выполнит заказ, его передадут кому-нибудь еще, а тот уже не станет думать о том, как сократить мучения председателя ассоциации. Поэтому она и взялась за это дело, хотя финал бы предопределен.

Цена заказа никак не проясняла его происхождение. Она была слишком велика для сведения личных счетов, но слишком скромна для крупной корпорации, пытающейся разобраться с мелкими предпринимателями, покончить с их ассоциацией и пропихнуть строительство гипермаркета. Это сбивало с толку – так путается перспектива на заднем фоне картины, если убрать линию горизонта.

Старший Кан был всего лишь председателем ассоциации мелких торговцев, и вряд ли он мог шантажировать власть имущих, используя компрометирующую информацию. Да он и не был активистом: обратился в Национальное собрание за разрешением провести пресс-конференцию и потребовать провести реформу закона о развитии оптовой и розничной торговли. Он всего лишь хотел обратить внимание властей на проблему, а также заявил, что проведет митинг перед зданием Национального собрания, если требования не будут выполнены. Но это сделал бы любой человек на его месте. Торговец точно не был возмутителем спокойствия. Странно думать, что пожилой человек с хронической болью в пояснице, который с трудом ездит на велосипеде, вдруг обретет мистическую силу, превратится в вождя и пустится в крестовый поход.

Судя по величине гонорара и тем сведениям о деятельности объекта, которыми агентство снабдил заказчик, Когти пришла к выводу, что тот всего лишь хочет убрать с дороги докучливого старика. У нее не сложилось ощущения, что клиент прямо дышать не сможет, пока Кан не сгинет.

Хотя опять-таки важные шишки очень часто делали именно такие заказы. Теперь-то насчет убийств договариваются по электронной почте или эсэмэс, без личного присутствия. Но в прежние времена оперативники садились лицом к лицу с клиентом, пусть даже в агентство приходил самый младший из помощников главного босса. «Будет чудесно, если вы избавите нас от ублюдка, но если откажетесь – нет проблем, куча народу желает выполнить эту работу. И не надо думать, что вам не придется замарать руки», – говорил клиент, подсовывая ей билеты на самолет в Китай или Юго-Восточную Азию: на материке можно было отсидеться после окончания работы, пока дома все не уляжется.

Когти остановилась и огляделась. Помимо воли ноги сами понесли ее на рынок. Она развернулась. Безумный старик, который обычно околачивался у прилавков, частенько ее тут видел. Впрочем, ничего страшного, если он встретит ее еще раз: бедняга не совсем в себе. К тому же она не собиралась ничего предпринимать на самом рынке. А если даже старик и заметит ее, он тут же позабудет об этом: он слишком сосредоточен на давным-давно утраченных желаниях, любви и разочаровании.

Куда больше Когти терзалась двумя другими вопросами. Во-первых, она, как профессионал, уже приняла тот факт, что отец доктора Кана умрет, и не собиралась искать способ спасти его, но что, если ее целью был бы сам доктор Кан? И во-вторых, ей снова хотелось невозможного: уменьшить физические страдания жертвы. В предыдущий раз у нее появились такие же чувства, когда она разбиралась с биологическим отцом своего ребенка, отданного на усыновление. Когти назвала дитя первым пришедшим на ум именем и отправила его за океан из страха, что малыша отыщут и убьют. После этого ей несколько раз случалось брать заказы на знакомых людей, но она уже больше не испытывала такого горя, сожаления и смятения.

Она представила, как, зажимая рот Кану, перерезает ему горло ножом. Надо действовать точно, чтобы он не успел почувствовать боли. Нет, ничего не получится: она намного ниже его ростом. Разве что жертва будет в этот момент сидеть. Может, подрезать ему сухожилия на ногах? Нет, так будет еще больнее. Придется бить в сердце. Это будет непросто: чтобы пронзить одним ударом сердце, которое находится глубоко в груди, нужно много силы. И при этом Когти окажется в уязвимом положении, поскольку уже не так сильна, как прежде.

Она представила, что произойдет дальше, как будет смотреть на нее доктор Кан. Он будет опустошен, обычное спокойствие покинет его, или же взгляд его будет выражать изумление, а глаза переполнятся ужасом и отвращением.

И что она ему тогда скажет?

«Забудь об этом».

Она встала как вкопанная.

Где-то в сознании промелькнуло, что такое уже было и она говорила кому-то эти слова.

Не так часто ее заставали на месте преступления. И когда же это было? Внезапно она похолодела, в носу защекотало.

– Извините, пожалуйста.

Когти пригляделась. Безумный старик, ошивающийся на рынке, впервые обратился к ней. Даже когда она дала ему персик, он только посмотрел на нее своими блестящими глазами.

– Вы ко мне обращаетесь? – спросила она.

– Вы не видели мою жену? Здесь, около дома престарелых.

Уф. Когти выдохнула.

– Но тут нет никакого дома престарелых.

– А разве не здесь находится общественный центр округа К?

– Здесь находится рынок округа С. Вы заблудились? Помочь вам связаться с семьей? – Когти могла только вызвать патрульных, но упомянула семью, поскольку считалось, что это располагающее, дружелюбное понятие.

– С чего это я заблудился? – огрызнулся старик. – Мой дом вон там. Вот только здание куда-то делось, я его не вижу. И жена ушла не знаю куда.

Предположив, что его жена давно ушла в мир иной, Когти отвела взгляд.

– Понимаю. Но я не была в доме престарелых и вашу жену не видела. Возвращайтесь домой.

В тот момент она искренне полагала, что намного легче все забыть, как этот старик, и не помнить даже дорогу домой, хотя сама Когти пока достаточно быстро соображает и полна энергии. Каково это – доживать жизнь, бесконечно зациклившись на прошлом? Как бы это выглядело, окажись она на месте старика и вываливая первому встречному все события своей жизни, как связки сушеной рыбы? Услышав подробности нераскрытых преступлений из прошлого, люди – конечно, если к тому времени рядом с ней кто-нибудь окажется – отправят Когти в психушку, решив, что у нее старческое слабоумие и она болтает всякий вздор. Но найдутся и такие, кто поймет, что она говорит правду, и вскоре важные клиенты вызовут специалиста по борьбе с вредителями, чтобы она замолчала навсегда. Оперативник придет под видом посетителя или медика и, возможно, подсыплет ей что-нибудь в лекарства.