Текст книги "Любовь и измена"
Автор книги: Белл Робинс
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Алекс тяжело вздохнул… и увидел ее.
Долорес стояла, прислонившись спиной к валуну, и смотрела вдаль. Он не знал еще, что скажет ей, не имел ни малейшего представления, как она ответит. В одном он был убежден на сто, нет на сто пятьдесят процентов: пришел момент истины. И правда должна выйти наружу. Немедленно.
Приняв решение, Алекс Парагон никогда не колебался и не мешкал в его осуществлении. И он шагнул к ней.
Долорес, должно быть, уловила краем глаза его движение и повернулась. Он двигался легко и изящно, не делая ни единого неверного движения, грациозный, как дикая кошка, и не менее опасный.
Ну конечно, так она и знала, что он не уедет. Какой же надо быть дурой, чтобы позволить себе целовать его со всей силой и жадностью неутоленной страсти!
Алекс приблизился, и сердце ее перевернулось. Что-то в его лице сказало ей главное: он знает! Ей не удалось избавиться от него, утаив существование Марибель…
Что же теперь делать? Как вести себя? Мысли метались в ее голове в поисках правильного решения. Долорес набрала полную грудь воздуха и, сжав за спиной кулаки и прикусив нижнюю губу, ждала его.
Алекс безошибочно уловил подаваемый ею сигнал: берегись! Но он не собирался отступать, а готовился принять ее вызов.
Остановившись всего в шаге от нее, он окинул взглядом стройную фигуру все в том же легком платье, что было на ней утром, и заявил:
– Я был на школьном стадионе!
– Что ж, значит, тебе все известно… – внезапно утратив голос, прошептала она.
– У меня есть дочь. Мари Орнеро. Ей десять лет. Верно?
– Верно, – собравшись с силами, уже громче ответила Долорес.
– Вот, выходит, в чем было дело. Вот почему ты потеряла сознание, когда увидела меня. И поэтому-то так хотела избавиться от меня. Боялась, что я узнаю, да? – Алекс схватил ее за плечи руками и встряхнул что было сил, даже не заметив, как она дернулась. – Ты не пожелала сказать мне, что у меня есть ребенок. Почему? Думала, мне это безразлично?
Долорес вспыхнула ярче макового цвета, сбросила его руки и яростно выкрикнула:
– Ты говорил, что любишь меня, а когда я не отдалась тебе, тут же утешился с моей собственной сестрой. Тебе было все равно, с которой из нас заниматься любовью, так почему же я должна была думать, будто тебя могут взволновать последствия? Ответь мне, Алекс Парагон! Ответь, жалкий трус! – И, увидев, что он молчит, продолжила свою атаку: – Что же это за любовь такая, позволь поинтересоваться? Я ни в чем не обязана отчитываться перед тобой, Алекс, потому что, если бы не я, у тебя не было бы сейчас дочери, понял? А ты… ты… Как ты смеешь высказывать какие-то претензии, когда даже не побеспокоился узнать, к чему привело твое безнравственное поведение?
– Ты же не любила меня, – пробормотал Алекс, ошарашенный ее гневной отповедью. Перед ним была не Долорес, а разъяренная тигрица, вступившая в битву не на жизнь, а на смерть за своего детеныша. – Хотя и говорила…
– Зато ты любил меня! – зло выплюнула она. – И прекрасно доказал это! Да известно ли тебе, Алекс Парагон, что Магдален не молчала ни секунды. Она прибежала домой, сияя от радости, и тут же все мне выложила! Не знаю почему, но Магдален ненавидела меня всю свою сознательную жизнь. Она выбрала тебя, чтобы причинить мне боль, и преуспела. Ты предоставил ей прекрасную возможность! Вот как ты любил меня, Лехандро…
Он стиснул зубы и дышал часто-часто. Потом снова схватил ее руками за плечи, с силой тряхнул и выкрикнул:
– Заткнись!
Долорес вздрогнула и подчинилась. Грудь ее высоко вздымалась, глаза метали молнии, но она молчала.
– Прости. – Алекс разжал пальцы и позволил рукам бессильно упасть вдоль тела. – Прости, Лола. Я… я не знаю, что сказать на твои обвинения. Ты права, во всем права… и не права… Я действительно повел себя тогда как последний негодяй. Но ты даже не представляешь, что сотворила со мной своим отказом… Я не любовью занимался с Магдален, а предавался ненависти, мстил… тебе…
Теперь оба стояли молча, избегая смотреть друг другу в лицо.
– Как ее имя? Полное… – тихо спросил Алекс.
– Марибель. Друзья зовут ее Мари, но мы никогда. Только Марибель.
– Марибель Орнеро, – повторил он, мягко прокатив имя по языку. А что, здорово! Красиво! – Почему ты ни разу не написала мне об этом, Лола?
Что ответить на такой простой вопрос? У нее были причины – и простые, и сложные. И она не считала, что он имеет право спрашивать о них.
– Какое это имеет значение? Не написала, и все.
– Для меня – большое. Я наблюдал за ней вчера и сегодня. Она… она великолепна! – с чувством сказал Алекс.
– Ты уехал, Лехандро, – тихо, но непреклонно произнесла Долорес. – Изменил мне, твоей «великой» любви, и тут же удрал как презренный трус. Ни разу не написал ни слова, даже на смерть моих родителей не откликнулся, не говоря уже о том, чтобы как-то объяснить свое поведение.
– Мне было слишком больно, чтобы пытаться связаться с тобой, – искренне объяснил он. – Ты просто убила меня своим отказом…
– Угу. Зато Магдален-то тебя быстро утешила, – насмешливо напомнила Долорес.
– Не надо, Лола, будь милосердна!
– Ах, милосердна? А ты был? Ты хоть знаешь, через что мне пришлось пройти? Что я пережила, когда через месяц Магдален заявила, что беременна от тебя? И что намеревается сделать аборт? Знаешь, что я в ногах у нее валялась, умоляя оставить ребенка, выносить его и отдать мне? Это моя дочь, Лехандро, моя, а не твоя! Я воспитала ее, с помощью Сантоса и Ариэллы. Она выросла прекрасной девочкой, прекрасной!
– Хочешь сказать, что она не нуждается во мне?
– Да, именно это я и хочу сказать!
– Тебе удивительно удается причинять мне боль, – не скрывая горечи, заметил Алекс. – Но если ты ее мать…
– Не если, а я ее мать. По закону. По закону! По документам!
– Но если ты ее мать, – неумолимо продолжал Алекс, – то ответь: неужели она ни разу не спрашивала, кто ее отец?
– Спрашивала, конечно.
– И что ты ей сказала?
– Правду. Что отец уехал задолго до ее рождения. И что он даже не знал о ее предстоящем появлении на свет.
– И этого было достаточно? Она не захотела узнать даже моего имени? – Он снова схватил Долорес за плечи.
– Прекрати. Ты делаешь мне больно! – воскликнула она, пытаясь высвободиться из стального капкана его пальцев.
– Мы закончим этот разговор, хочешь ты этого или нет! – рявкнул, Алекс. – Значит, Марибель не знает, кто я?
– Ты уехал отсюда, Лехандро. Это больше не твой мир. Что толку, если бы я назвала ей имя? Я читала о тебе, и часто. Твое имя непрестанно появляется на страницах иллюстрированных журналов. Мы теперь здесь имеем кое-какое представление о внешнем мире, не так, как раньше. Я сотни раз видела твои фотографии. Удачливый бизнесмен, достигший колоссального успеха. Особняки во многих столицах. Дорогие машины. Дорогие женщины. Ты отличаешься от нас, как день от ночи, Лехандро, пойми это!
– Но это все только поверхностное.
– Нет! Нет, потому что твоя жизнь далеко отсюда, в Соединенных Штатах, на важных заседаниях, на крупных приемах. Ты же не собираешься остаться на нашем Богом забытом островке, куда даже туристы забредают раз в полгода, не чаще. Разве ты удовлетворишься жизнью тут? Что тебе здесь делать, кроме как смотреть на свою дочь, гоняющую на велосипеде или играющую в волейбол?
– Но это моя родина! Здесь мои корни!
– Полно, Лехандро, не болтай ерунды. Ты обрубил их одиннадцать лет назад. Они не могут вырасти заново.
– Могут. И я сделал первый шаг в этом направлении, когда поцеловал тебя сегодня утром.
Долорес наконец высвободилась и гневно выкрикнула:
– Дело не во мне! Оставь меня в покое!
– Полно, Лола, как же я могу? – Алекс снова поднял руку, но на сей раз не схватил грубо, а нежно провел пальцами по покрасневшей коже на ее плече. – Ты похудела, Лола. Много работаешь…
– Оставь меня в покое, – повторила Долорес, правда уже немного спокойнее. – Я не нуждаюсь в твоей жалости.
Она снова напомнила ему загнанную в угол тигрицу – бешеную, готовую драться до последнего и дорого продать свою жизнь.
– Я только сейчас начинаю понимать, что ты должна была чувствовать, – медленно произнес Алекс. – Тебе было тогда шестнадцать, ну, почти семнадцать, когда родилась Марибель. Твои родители умерли вскоре после ее рождения?
– Отец еще до. Мама, когда ей было около года.
– Мне очень жаль, что у тебя все так сложилось. Но почему ты не попыталась разыскать меня? Ведь я же не скрывался. Ты вполне могла бы найти меня.
Да, он был прав. Но так уж получилось, что причиненная им боль сделала любой контакт невозможным. По крайней мере тогда. Потом… потом прошли годы… Она привыкла к своей жизни. Достигла чего-то. А горечь… горечь так и не смягчилась…
– Почему я должна была тебя разыскивать?
– Потому что ты растила моего ребенка. Вот почему, Лола.
– Моего ребенка! – крикнула она. – Мо-е-го!
Алекс прищурился.
– Ты сама скажешь ей? Или предоставишь это мне?
– Что скажу? – Долорес побледнела, хотя это казалось и невозможным из-за загара.
– Что я ее отец, что же еще?
Она отступила на шаг, опасно приблизившись к самому краю, словно хотела броситься в пропасть, лишь бы не продолжать тяжелый разговор.
– Нет. Ни я, ни ты. Мы не скажем ей ничего.
– Предпочтешь, чтобы она узнала от кого-то другого? От постороннего? Как она тогда отнесется к нам обоим? Ты подумала о ее чувствах?
– Ей нет никакой необходимости узнавать об этом!
Это был удар ниже пояса.
– Нет необходимости?!
– Нет. Она не знает, кто ты такой, может, даже не заметила тебя. Пусть все так и остается.
Алекс шагнул к ней, заставив ее отступить еще ближе к краю. Глаза застлало кровавой пеленой ярости. Тяжело дыша, он проскрежетал:
– Что ты себе вообразила, Долорес? Ты что, действительно считаешь, что в силах воспрепятствовать мне? Лишить меня дочери, которую я случайно обрел? Ты украла у меня десять лет ее жизни, и я не позволю, чтобы это продолжалось. Слышишь? Что ты можешь сделать, Долорес? Притвориться, что я не появлялся здесь? Надеяться, что я уеду снова, сделав вид, будто мне ничего не известно?
– А что собираешься делать ты? Нанять стаю адвокатов и отсудить у меня Марибель? Так? – Слова вырвались сами собой.
Она не намеревалась озвучивать свои страхи. Больше всего в жизни Долорес боялась, что в один «прекрасный» день так и произойдет. Это снилось ей по ночам, и она просыпалась, крича от ужаса.
И снова она попала в больное место. Алекс едва верил собственным ушам.
– Ты поистине ненавидишь меня, Долорес, – тихо произнес он.
– Нет. Но взгляни на ситуацию моими глазами. У тебя – миллионы, ты – гражданин Соединенных Штатов. А мы все прекрасно знаем, что это означает. По сравнению с тобой я – ничто. Что же я могу противопоставить тебе, отстаивая наши интересы – мои и Марибель?
– Неужели ты искренне считаешь меня подонком? – недоверчиво качая головой, спросил Алекс.
– О, не прикидывайся святым. Такие не добираются туда, куда добрался ты.
Он вздохнул, заметил вдруг, как опасно к краю они оказались, отступил и потянул ее за собой. Снова вздохнул и сказал:
– Послушай, Лола, давай успокоимся и поговорим как взрослые люди. Я не намерен забирать у тебя Марибель. Не намерен. Никогда и ни за что! Понимаешь? Но я хочу быть ей отцом, настоящим отцом. Хочу познакомиться с ней и принимать участие в ее жизни. Ты понимаешь меня, Лола? Понимаешь? Я хочу попытаться наверстать потерянное время.
– Послушай, ну что ты знаешь об этом? – с болью воскликнула Долорес. – Ей ведь не полгода и не полтора. Она не забавный карапуз. Ей – одиннадцатый год со всеми вытекающими отсюда последствиями. Трудный возраст. Как думаешь, каким образом она среагирует на неизвестно откуда взявшегося отца?
В ее голосе было столько искренней муки, что он невольно задумался: что же это действительно такое – быть отцом? До сих пор ему не приходилось общаться с детьми, ни с маленькими, ни с большими. Как и о чем разговаривать с этой высокой, немного неуклюжей девчонкой, которая появилась на свет вследствие его необузданного темперамента? Не по желанию, не по любви, а от ярости и несдержанности…
– Не знаю, – честно ответил он. – Но я буду стараться что есть сил.
– Пожалуйста, выслушай меня, Лехандро… – взяв себя в руки, начала Долорес. – Марибель отлично обходится без тебя. У нее нет недостатка в родственниках. Сантос прекрасно к ней относится и полностью заменяет необходимого в жизни любого ребенка отца. Она прекрасно учится, занимается спортом, музыкой. Мы даем ей все, что надо. Нет никакой нужды тревожить ее душу появлением свалившегося как снег на голову папочки. – Она тряхнула волосами и взглянула Алексу в лицо, пытаясь определить, как он воспринимает ее слова. – И еще одно не забывай: Пескадеро – ее дом. Не Соединенные Штаты, не Калифорния, а этот остров. Если ты войдешь сейчас в ее жизнь и начнешь проводить с ней выходные и каникулы, то она будет непрестанно разрываться между Америкой, Европой и где там еще у тебя есть особняки? Пройдет немного времени, и Марибель перестанет понимать, где ее дом.
– Послушай, ничего плохого в том, что девочка повидает мир, нет. К тому же люди, человеческие отношения значат много больше, чем разные места.
– Ее люди, родные ей люди, все здесь! – отрезала Долорес. – Уезжай, Лехандро, и забудь о нас. В первый раз у тебя это отлично получилось. Получится и теперь!
– Слишком поздно. Я не могу так просто взять и забыть, что у меня есть дочь.
Она изо всех сил пнула ногой ближайший булыжник.
– Ты такой же, как этот камень! Тебя ничем не проймешь!
К ее удивлению, он не разозлился, а засмеялся.
– Точно.
– Что точно?
– Точно, ты похожа на тигрицу, которая дерется за своего детеныша не на жизнь, а на смерть.
Долорес удивленно посмотрела на него, потом залилась смехом. Они хохотали как ненормальные и никак не могли успокоиться. А когда наконец перестали, Долорес вытерла слезы и неожиданно серьезно сказала:
– Алекс, я хочу попросить тебя об одолжении.
– Пожалуйста, я слушаю.
– Уезжай сегодня. Домой, в Штаты, или куда там тебе надо по делам. И не возвращайся десять дней, а лучше – две недели. Я хочу, чтобы ты как следует обдумал то, что узнал. И чтобы с полной серьезностью решил, действительно ли тебе нужна дочь. Потому что это – колоссальная ответственность. А ты до сих пор, извини, не проявил себя таким уж ответственным…
– Я добрался до самого верха, будучи не только безжалостным, но и ответственным, и обязательным. Более того, гибким и способным меняться. Открытым новым идеям и возможностям.
– Марибель – не предмет сделки! – взвизгнула Долорес.
– Довольно. Ты уже достаточно оскорбляла меня. Не продолжай.
Она моментально раскаялась.
– Пожалуйста, прости меня, Лехандро… Но я еще не закончила. По прошествии двух недель, когда придешь к какому-то выводу, позвони мне, но не домой, а в школу. Чтобы Марибель случайно не узнала… – Голос ее дрогнул. – Пойми, твое решение изменит три человеческие судьбы. Мы сейчас даже представить не можем, каким образом. И Марибель самая уязвимая из нас. Ей всего десять. Не сломай ее жизнь поспешным решением, принятым в гневе. Прошу тебя, Лехандро. Пожалуйста!
Алекс взглянул на нее с уважением. Он знал, насколько Долорес горда, и вот сейчас она отбросила в сторону свою гордость и умоляла ради своего ребенка. Потому что его дочь – и ее дочь тоже. К тому же она права: он сейчас в ярости и не может мыслить здраво.
– Хорошо, Лола. Хорошо. Но скажи, если по зрелом размышлении я решу, что хочу быть ей настоящим отцом, ты согласишься?
Она опустила голову, посмотрела себе под ноги, потом снова подняла и посмотрела ему в глаза.
– Да. Да, Лехандро, конечно… Но ты сделаешь, как я прошу? – почти шепотом закончила она.
Он пальцем приподнял ее подбородок, погладил гладкую кожу щеки, с трудом проглотил вставший в горле ком.
– Ты – удивительная женщина, Долорес. Я восхищаюсь тобой. Я позвоню тебе через две недели.
Уронив руку, он повернулся и сбежал по тропе. А Долорес осталась одна. Она долго смотрела вслед большому катеру, пока тот не превратился в крошечную точку на горизонте, и думала…
О чем? О том, что может лишиться дочери? Или…
5
Следующие дни они провели совершенно по-разному.
Долорес с каждой минутой все больше погружалась в уныние, временами переходящее в почти нестерпимое отчаяние. Как так получилось, что она призналась Алексу в том, что Марибель его дочь? Каким образом ему удалось вырвать у нее подтверждение его подозрений? На основании чего он вообще сделал вывод о своем отцовстве?
Но сколько бы ни проигрывала в уме их разговор, уныло признавала: это она, и никто другой, сказала ему об этом прямо. Конечно, он застал ее врасплох… Но почему же она не дала себе труда подготовиться к противостоянию?
И вывод напрашивался единственный: потому что до сих пор любила его, Лехандро Парагона, изменившего дружбе и любви и сбежавшего от нее, бросившего ее на произвол судьбы. Ни разу не поинтересовавшегося, как она справляется с тяготами жизни в одном из самых заброшенных уголков мира…
Нет! Долорес в ужасе отмела эту мысль. Она же не настолько ненормальная, чтобы простить подобное предательство!
В ушах ее звучали его слова: «Я не намерен забирать у тебя Марибель. Не намерен. Никогда и ни за что!».
Вроде бы он был искренен, тогда ей волноваться не о чем. Но… И тут опять вставало все то же «но». Можно ли доверять человеку, однажды уже предавшему ее? Что способно помешать ему сделать это во второй раз? Но ведь есть и еще один вполне вероятный исход, пыталась она утешать себя. Он может и не вернуться. Решить, что не нуждается в такой ответственности, как воспитание ребенка, и сообщить ей об это прямо и откровенно по телефону. Предложить помочь материально…
Да, верно! Так и будет!
По прошествии недели Долорес убедила себя в этом последнем варианте и начала постепенно успокаиваться. В конце концов, если бы Лехандро серьезно заботился об установлении отношений с дочерью, он бы уже давно позвонил.
О да, она уговорила себя, Лехандро больше не появится. Но вместе с облегчением испытывала и странное разочарование…
*
Алекс же не терзался подобными вопросами. Уже в тот самый момент, когда выводил катер из гавани и направлял его в сторону Тенерифе, он принял решение – твердое и бесповоротное. Он будет отцом Марибель, настоящим отцом, и сделает все от него зависящее, чтобы его дочь имела не только необходимое, но и намного больше.
Именно поэтому он не собирался спешить и форсировать события. Он дал Долорес слово позвонить через две недели, так и поступит. А пока…
Он позвонил в головной офис, переговорил со своим заместителем, убедился, что дела в полном порядке и его присутствие не требуется. Отлично, значит, он имеет полное право выделить время на встречу с отцом. Тем более что тот звал его приехать на пятую годовщину свадьбы.
Алекс усмехнулся, вспомнив слова старухи Беседос. Даже сейчас, на пороге шестидесятилетия, его отец оставался удивительно красивым мужчиной. И Тереза – его молодая во всех отношениях жена – была от него без ума.
Женитьба отца не вызвала у него горечи, хотя Алекс и обожал мать. Насколько он знал, Хосе Парагон не заводил интрижек на стороне при ее жизни. А если и заводил, то она ни разу не заподозрила.
Кроме того, тридцатисемилетняя Тереза Молина была настолько приятной женщиной, что только полный идиот мог бы не хотеть породниться с ней. Она заботилась о муже, исполняла любой его каприз так, словно тот был законом, и всячески холила и лелеяла своего Хосе.
Что бы такое подарить им? Первый совместный юбилей заслуживает чего-то особенного…
Алекс размышлял над этим, пока вдруг не вспомнил, что Тереза как-то призналась ему, что всегда мечтала посетить Париж.
– Знаешь, Лехандро, мне до сих пор так и не довелось увидеть этот город. А ведь это голубая мечта моего детства. Я очень надеялась, что мы с твоим отцом проведем там медовый месяц, но он тогда был не в состоянии расстаться со своим ненаглядным виноградником. Так что… Впрочем, что это я? – тут же прервала она себя, поняв, что для пасынка ее слова могут прозвучать жалобой на отца. – Хосе, конечно, с удовольствием согласился бы, но у нас с деньгами тогда было неважно.
Тогда Алекс не мог позволить себе сделать ей такой подарок, но теперь все обстояло иначе.
Итак, решено, он подарит Терезе и отцу двухнедельный отпуск в столице Франции. Лучший отель, шикарный автомобиль с шофером, великолепная экскурсионная программа с персональным экскурсоводом. Париж в апреле просто великолепен. Тереза будет счастлива. И отцу понравится. Точно. Уж об этом он позаботится. Да и сам проведет с ними пару дней.
Так он и поступил. И на следующий день, высадившись в аэропорту Малаги, взял напрокат машину и направился к отцовском дому.
– Сынок, как я рад тебя видеть! – приговаривал Хосе, похлопывая Алекса по спине. – А Тереза-то как счастлива будет! Она уж волновалась-волновалась, вдруг ты не успеешь на наш праздник. А ты успел, мальчик мой. Дай-ка я взгляну на тебя как следует! Молодец, парень. Форму держишь. – И он одобрительно стукнул сына кулаком в плечо. С такой силой, что тот едва устоял на ногах.
– Ладно, отец, куда уж мне до тебя, – усмехнулся Алекс. – Смотри, едва не повалил.
– Ну-ну, не придумывай. Ох, порадовал старика, Лехандро, мальчик, ох, порадовал! Спасибо, ублажил. Идем в дом, угощу тебя вином. Даже не знаю, какое первое предложить. Прошлогодний урожай был отличный, но и третьего года не хуже…
– Господи, отец, да погоди ты со своим вином. Слушай, хочу тебе первому сказать: я отправляю вас с Терезой на две недели в Париж. Она как-то проговорилась, что мечтает об этом чуть ли не с детства. Да и ты там не был никогда. Что скажешь? – спросил он и с крайним удивлением обнаружил, что на глаза отца, его сурового отца, навернулись слезы. – Что такое, пап? Ты… не хочешь?
– Ох, Лехандро, малыш, ну что ты такое говоришь? – Хосе качнул головой, пытаясь скрыть непрошеную влагу, потом махнул рукой и шмыгнул носом. – Растрогал ты меня, сынок, до глубины души. Я все нет-нет, да и подумаю изредка, не сердишься ли ты, что я после твоей мамы, моей обожаемой Марии, женился еще раз. А ты вон как о Терезе заботишься… – Он еще раз шмыгнул носом, но не удержался, и одинокая слеза сползла по щеке на подбородок.
Алекс обнял отца и неожиданно для самого себя поцеловал.
– Что ты, папа, – негромко сказал он. – Почему я должен сердиться? Ты же маму никогда не обижал. И я уверен, что она не хотела бы, чтобы ты на старости лет один остался. А Тереза чудесная женщина, просто замечательная. Я ее обожаю. Лучшей мачехи и желать не могу. К тому же мне так легко доставить вам обоим это маленькое удовольствие. Я и сам на несколько дней прокачусь с вами, идет?..
Хосе был счастлив, а уж восторгам Терезы и вовсе не было границ. Вне себя от восхищения, она с утра до ночи говорила только о том, где еще хотела бы побывать. Ее личный гид, один из лучших знатоков Парижа, к вечеру каждого дня еле языком ворочал от усталости, но она не желала даже слушать о том, чтобы дать ему передохнуть. Ее энтузиазм был настолько заразителен, что каждое утро он являлся в холл «Рояль-Паласа» и расплывался в широченной улыбке при виде Терезы. Хосе любовался ее искренней радостью и постоянно – вслух и мысленно – благодарил сына.
Но на четвертый день он вдруг забастовал и предложил жене поехать на послеобеденную экскурсию без него, в сопровождении одного Анри, их гида.
– Дорогая, сжалься, позволь старику хоть немного дух перевести. Я уже не в том возрасте, чтобы так энергично отдыхать. К тому же я хочу с Лехандро провести время. По-моему, мальчик выглядит обеспокоенным, тебе не кажется?
Тереза резко опустила на туалетный столик тюбик помады и повернулась к мужу.
– Правда? О, Хосе, милый, какая же я эгоистка! Так веселюсь, что даже не замечаю, что вокруг творится. Конечно, дорогой, поговори с ним. Может, мальчик нездоров? – Она называла Алекса мальчиком, хотя была старше его всего на тринадцать лет. – Или у него проблемы? Ох! – Тереза на мгновение закусила губу, испугавшись пришедшей в голову мысли. – Господи, как же я не подумала? Может, у него финансовые трудности, а он нам такой праздник устроил?
Хосе подошел к ней, положил руки на плечи и поцеловал в макушку.
– До сих пор поражаюсь, как это мне повезло в жизни, милая. Ведь мы могли бы и не встретиться. Как бы я жил без тебя? А за Лехандро ты не волнуйся. Я сегодня с ним поговорю и постараюсь выяснить, что с ним творится. Но это точно не с деньгами связано. Думаю, дело совсем в другом…
– А в чем, Хосе?
– Давай не будем гадать. Ты собирайся, не заставляй Анри ждать. Вечером увидимся, сходим все вместе куда-нибудь поужинать. Спроси у Анри, что он посоветует, ладно? А теперь поезжай, ненаглядная моя. – Он поцеловал жену в губы долгим поцелуем влюбленного и подтолкнул к выходу. – Развлекайся, дорогая.
Дождавшись, когда за ней закроется дверь, он с блаженным вздохом опустился на кровать и потянулся. Господи, ну наконец-то удастся спокойно посидеть и поболтать с сыном. Да, староват он становится для таких развлечений. Ему бы спокойно побродить по набережным да посидеть в маленьких бистро, неторопливо потягивая кальвадос, наблюдая за голубями и парижанами. Вот это дело! А мотаться по всему городу, даже если и в шикарном лимузине… Он снова вздохнул и взял телефонную трубку.
– Лехандро, сынок, у меня приятная новость. Я отвертелся на сегодняшний вечер от культурной программы. Да, отправил Терезу в сопровождении Анри, а сам остался. Предлагаю тебе пройтись, выпить кофе и по рюмочке коньяку. Что скажешь?
– Отлично. Мне только надо закончить кое-какие дела. Давай через полчасика, идет?
*
Старший и младший Парагоны долго и неспешно бродили по улочкам старого города, любуясь архитектурой и прекрасными француженками. Хосе не раз ловил направленные на его сына довольно-таки откровенные взгляды, но, к его крайнему удивлению, тот их либо не замечал, либо намеренно игнорировал.
– Смотри, сынок, смотри, какая хорошенькая, – не выдержал наконец он.
– А? Что? Ты о ком, отец? – удивился Алекс.
– Да вон пошла красотка. Так на тебя посмотрела… Упускаешь ты свои шансы, парень, ох, упускаешь! Эх, будь я лет на двадцать помоложе, да если бы Терезы у меня не было… – Старик Хосе многозначительно замолчал.
Алекс усмехнулся.
– Да уж, наслышан…
Отец взглянул на него округлившимися от изумления глазами.
– Наслышан? Что ты имеешь в виду? О чем и от кого?
Сын выругался про себя. Что его за язык потянуло? Но старик Хосе продолжал настаивать, так что пришлось признаться.
– Давай-ка присядем вот тут. Гарсон, две рюмки коньяку! – крикнул Алекс, устраиваясь за столиком под навесом. – На той неделе я был на Пескадеро… – начал он без предисловий.
Хосе присвистнул.
– Вот это да! Что это вдруг тебя в родимые места потянуло? А дом наш старый видел? Стоит еще?
Алекс уныло покачал головой. Черт, его так потрясли произошедшие события, что он даже и не вспомнил о нем.
– Нет. Не довелось как-то. Зато видел сеньору Беседос. Помнишь, у нее маленькая лавочка на главной улице?
– Конечно, помню.
– Она меня узнала. Про тебя спрашивала, про маму. Она-то кстати и сказала, что ты не мог остаться один. – Алекс подмигнул отцу.
Тот смущенно хихикнул в ответ и судорожно схватился за подоспевший коньяк.
– Был у нас с ней когда-то роман, довольно бурный, – сказал он и тут же добавил: – Но это еще до Марии. А потом что-то у нас не сложилось. Вот она и болтает, что на ум взбредет… Так с чего это вдруг ты на Пескадеро отправился? По работе или…
– Или, отец, или. – Алекс отпил немного ароматного напитка, посмаковал, одобрительно хмыкнул. Только потом продолжил: – Я решил навестить кое-кого. Убедиться в том, что… – Он запнулся, не зная, какими словами объяснить свое странное поведение.
– И? Повидал ее?
– Ее? Кого ты имеешь в виду, отец?
– Ох, парень, не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о ком я. О Долорес, конечно.
– Гмм… так ты в курсе был… ну, что мы с ней…
– Скажу тебе честно, сынок, мы с твоей мамой поначалу радовались. Долорес – девушка хорошая. Но потом ты уехал, довольно внезапно… Она вскоре тоже исчезла, только ненадолго. А вернулась с ребенком… Впрочем, мы ее не осуждали. Мало ли что в жизни бывает. Уж очень она убивалась после твоего отъезда. Мария сказала, что это она, видно, от отчаяния согрешила… Ты ведь знаешь об этом, да?
– Она не согрешила, отец, – возразил ему сын.
– Нет? Но замуж она так и не вышла…
Алекс горько ухмыльнулся.
– Знаю.
– Впрочем, что это я лезу не в свое дело? – спохватился вдруг Хосе. – Меня совершенно не касается, как и почему это произошло.
– Вот тут ты не прав, – сообщил ему Алекс с немного смущенной ухмылкой. – Очень даже касается. Марибель Орнеро – моя дочь и твоя внучка. Родная внучка.
Старик ахнул и схватился за сердце.
– Внучка? Дочь Долорес?! И ты… ты бросил ее беременной и сбежал?! Господи!.. – Он схватил рюмку, залпом опрокинул ее, сделал гарсону жест принести еще одну. Только после этого посмотрел на сына широко открытыми глазами. – Сынок, как же ты мог?.. Как мог? И ничего, ни словечка не сказал нам… Мы бы… мы бы с матерью помогли Лоле… обязательно… Ах, бедняжка!..
Алекс тяжело вздохнул и отвел взгляд.
– Все обстоит много хуже, отец. Придется уж мне признаться. Пора быть честным и перед собой, и перед тобой… Хотя раньше я не говорил, потому что и понятия не имел…
– Постой, ты говоришь хуже? Что же может быть хуже?
– Это ребенок не Долорес.
– Что?! – Хосе подавился коньяком и мучительно закашлялся так, что из глаз градом покатились слезы. Когда же приступ утих, он с трудом выдавил: – Я не понял тебя, сынок. Или расслышал не так. Повтори скорее.
– Я сказал, что это не ее ребенок. Тогда, перед самым отъездом, я уговаривал Лолу поехать со мной. И она поначалу соглашалась. А затем, не знаю почему, передумала, отказалась наотрез. Мы с ней встретились на берегу, и я… в общем, я уговаривая ее… Я так хотел ее, отец! Я так любил ее! Но она отвергла меня. Категорически! Я вскочил и ушел не оглядываясь. Я ненавидел ее в ту минуту. А потом… меня окликнули… Это была Магдален, ее старшая сестра. Она так нагло предлагала себя, что я… ну, в общем, переспал с ней. И на следующее утро я уехал… Вот как оно было.
– Значит, ребенок Лолы – это на самом деле дочь Магдален? Правильно?
Алекс кивнул.
– Правильно.
– Итак, Долорес вырастила твою дочь, твою и своей потаскухи сестры? Ты уж прости, сынок, что я так говорю, но слава этой девицы была достаточно громкой, чтобы достичь и наших ушей. Кстати, что с ней сталось?
– Понятия не имею. Долорес не сказала, а я не спросил. Знаю только, что по закону Марибель – ее дочь. Так что, очевидно, Магдален отреклась от нее сразу после рождения. И Лола вернулась с ребенком домой.
