Текст книги "Черные Земли"

Автор книги: Белинда Бауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

И хотя письмо было совсем не деловое, «Искренне ваш» застревало на кончике пера. Стивен никак не мог написать этих слов.

А миссис О'Лири еще требовала благодарности.

Стивен не спал ночами, а днем сидел на истории с географией, уставившись в пустоту. Его рассеянность достигла апогея на перемене: в ответ на трехкратную попытку Льюиса расшевелить его, он не произнес ни слова, и Льюис обозвал его мудаком и отчалил.

Стивен понимал, что надо в конце концов сделать выбор.

И только начав писать на бумаге – аккуратнейшими печатными буквами, – он пришел к окончательному решению: написать просто «С искренней благодарностью»! Это снимало проблему: он искренен в своей просьбе, но никак не связывает себя с убийцей.

Преисполненный надежд, Стивен отправил письмо.

Спустя десять дней пришел ответ:

8

– Идиотское яйцо с помидором! – Льюис посмотрел на свой бутерброд, потом покосился на Стивена: – А у тебя?

Стивен облокотился на лопату и вытер пот со лба. На секунду он задумался – может, соврать? – но решил, что выйдет себе дороже.

– Арахисовое масло.

– Арахисовое масло? Меняемся?

– Не-а.

Льюис был уверен, что Стивен не захочет меняться. Стивен терпеть не мог помидоры. И Льюис знал это и знал, что Стивен знает о том, что он знает, но мысль об арахисовом масле вместо яйца с помидором делала его эгоистом.

– Черт, ну ладно. Давай и тот и другой пополам! Честнее не придумаешь.

И он уже полез в «спаровский» пакет Стивена – так теперь назывался магазин мистера Джейкоби, «Спар», а самого мистера Джейкоби обязали носить зеленую фуфайку с логотипом на широченной груди.

Стивен беспомощно смотрел в спину Льюису:

– Хотя бы оставь мне горбушку!

Он вздохнул. В присутствии Льюиса были свои плюсы и минусы.

В одиночестве Стивен копал, копал и копал, съедал бутерброд, выпивал воды и снова копал. В удачный выходной он мог выкопать ям пять глубиной и шириной с одиннадцатилетнего мальчика – впрочем, он был не настолько глуп, чтобы считать, что размер ямы дает ему какое-то преимущество при поиске. Он прекрасно сознавал, что с тем же успехом мог бы копать ямы в форме слона шириной в два фута и глубиной в четыре. Но поскольку он искал тело мальчика, размеры ямы постоянно напоминали об этом. И это утомительное и одинокое занятие, как ни странно, приносило удовлетворение.

Когда на плато время от времени наведывался Льюис, все шло по-другому. Конечно, вдвоем веселее и капюшонников можно не так опасаться – но имелись и свои недостатки.

Льюис неизменно появлялся со словами: «Ну что, помочь тебе?» – и при этом ни разу не помог. Он никогда не приносил лопату и не предлагал Стивену отдохнуть.

Да и само присутствие Льюиса отвлекало. Он болтал, задавал вопросы, на которые Стивену приходилось отвечать. Льюис обращал внимание на то, чего Стивен, вечно уткнувшийся в вереск, просто не видел, – и требовал обсуждения.

– Ого, ты только глянь!

– Что?

– Да вон же!

Стивен опирался на лопату и запрокидывал голову.

– И кто это такой?

– Не знаю. Может, орел?

– Канюк, скорее. Их тут тьма-тьмущая.

– Я что, по-твоему, совсем дурак? Канюка не знаю? Это не канюк.

Стивен пожимал плечами и возвращался к своей яме. А Льюис продолжал сидеть, глазея по сторонам, или покрывал синими крестиками военную карту, уже и без того всю в странных созвездиях, – указывал Стивену, где копать.

– Ты не там копаешь.

– Что значит «не там»? Какая разница, где копать?

– Есть разница.

Долгая пауза.

– Сказать – почему?

– Ну?

– Потому что надо представлять, как думает убийца!

– Да? – Стивен, сопя и изгибаясь, продолжал бороться с переплетением корней.

– Да! Вот представь себе: если бы ты кого-то убил, где бы ты его закопал?

– Да он же закапывал их повсюду, до самого Данкери-Бикон. [2]2
  Данкери-Бикон – самая высокая точка плато Эксмур и всего графства Сомерсет.


[Закрыть]

Льюис примолк, но ненадолго.

– А может, в какой-то момент все пошло не так. Может, он подумал – я уже шесть человек здесь похоронил, надо бы прекратить. Перейти на новое место. На Черные Земли, например. Чтобы никто не нашел, понимаешь?

Пауза.

– Стив! Ты меня понял?

– Угу. Понял.

– Когда я в следующий раз приду помогать, будем копать на Черных Землях.

Вдобавок к этому Льюис вечно поедал его бутерброды. Стивен пробовал не говорить, что там внутри, но Льюис обязательно проверял и обязательно отправлял в рот. Стивену оставалось только побыстрее прикончить Льюисовы припасы – даже если еще не проголодался, – чтобы не остаться вообще ни с чем.

Льюис быстро начинал скучать. Уже в четыре он принимался ныть, что пора домой, – хотя Стивен мог бы копать еще часа три.

С Льюисом Стивен выкапывал максимум три ямы. Но, несмотря на это, Стивен радовался, когда Льюис вызывался идти с ним. С Льюисом у него пропадало ощущение странности происходящего, точно перекопать пол-Эксмура в поисках трупа – дело совершенно нормальное, если только заниматься им в компании.

Стивен отбросил лопату и полез в спаровский пакет:

– Ну и что ты мне оставил?

– Чего?

– Опять сожрал горбушку!

На широкой конопатой физиономии отразилось невинное изумление:

– А ты хотел горбушку? Ну извини, я не понял.

Стивен снова вздохнул. Толку-то спорить? Они с Льюисом обсуждали преимущества горбушки раз шесть. Льюис прекрасно знал, что горбушка лучше, и перед лицом такой наглой лжи Стивен терялся. Но стоит ли из-за бутерброда с арахисовым маслом рисковать дружбой?

С другой стороны, Стивен смутно ощущал, что в один прекрасный день все не доставшиеся ему горбушки снесут Льюиса волной справедливого негодования.

Он быстро съел свой бутерброд, смахнул помидор с бутерброда Льюиса – мрачно отметив, что и тут горбушка ему не досталась, – и тоже съел.

Про письмо Стивен рассказывать Льюису не стал. Это смущало его – точно он написал письмо Стивену Джеррарду, [3]3
  Английский футболист, капитан «Ливерпуля» и сборной Англии.


[Закрыть]чтобы попросить автограф.

Естественно, если бы Стивен Джеррард действительно прислал ему автограф, все мальчишки сбежались бы посмотреть на него и потрогать – кроме разве что дяди Билли, поскольку тот болел за «Манчестер Сити», мельком подумал Стивен. Но до тех пор проситель автографа подвергался бы всеобщему осмеянию, а то и оскорблению действием, причем ежедневно.

Нет, он сможет рассказать кому-либо о письме, лишь когда разыщет тело Уильяма Питерса.

Только тогда он расскажет обо всем, что сделал, – при условии, что мама и бабушка будут благодарны и признают, что цель оправдывала средства.

Волнение, охватившее Стивена после письма Эйвери, сменилось разочарованием, когда он прочитал ответ. Вначале.

Но спустя несколько дней два аккуратно выведенных предложения стали обрастать в его мозгу новыми смыслами.

Сам факт того, что в письме (если не считать личного номера и номера камеры Эйвери вверху страницы) было всего два предложения, означал, что эти два предложения наверняка должны быть обдуманы и проанализированы тщательнее, чем какое-нибудь шестистраничное послание.

«Я не понимаю, о чем вы говорите».

Спустя несколько дней Стивен пришел к выводу: это вранье. Это просто не может быть правдой!

Льюис ошибался: Стивен как раз старался поставить себя на место убийцы, сочиняя письмо, и знал он о психологии преступников куда больше, чем его ровесники.

После инцидента в спальне Билли, когда Стивен со страху напрудил в штаны, – к счастью, Льюису хватало ума об этом не вспоминать, – Летти рассказала о том, что произошло с дядей Билли.

Поначалу Стивен онемел от ужаса, но восторженная реакция Льюиса приободрила его, заставив обнаружить в этой истории свое очарование. Мать назвала ему имя Эйвери, но и только, никаких подробностей она не сообщала. Зато на следующий год Стивен прочитал про маньяков – естественно, втайне от всех, пряча библиотечную книгу в рюкзаке и читая по ночам при свете фонаря.

Вздрагивая от скрипа шагов внизу и поплотнее заворачиваясь в одеяльный кокон, Стивен узнал об убийцах больше, чем следовало бы в его возрасте.

Он узнал, что преступники бывают организованные и неорганизованные; преследующие свою жертву подолгу и совершающие преступление случайно, под настроение. Он читал о задушенных щенках и расчлененных кошках, о моббинге [4]4
  Моббинг – форма психологического насилия, коллективная травля. Часто встречается в школе, школьники издеваются, высмеивают одноклассников, которые не так, как принято в их среде, одеваются, слишком хорошо учатся и т. п.


[Закрыть]и его жертвах, об эксгибиционизме, о сумасшедших хакерах и анатомическом вскрытии.

Запойное чтение дало двойной результат. Во-первых, читательский возраст Стивена подскочил в течение полугодия с семи лет до двенадцати – это выяснилось во время очередной школьной проверки; во-вторых, Стивен понял, что маньяки, подобные Арнольду Эйвери, действуют весьма методично. И следовательно, Эйвери, если только он не исключение из правила, должен помнить убитых достаточно хорошо.

Все жертвы выбирались Эйвери неслучайно, и даже если он не знал имен и фамилий во время убийства, то потом узнавал их из газет.

За пятнадцать минут бесплатного Интернета, предоставляемых ежедневно школьной библиотекой, Стивен успел найти только пару репортажей о суде над Эйвери. Согласно репортажам, Эйвери узнал имя Ясмин Грегори из «Брэкнелла и окрестностей»: Ясмин преподносила букет уродливых оранжевых лилий принцессе Анне. Фотографию Ясмин, присевшей в реверансе, позднее нашли в доме, где проживал Эйвери со своей вдовствующей матерью. Там же, в коробке из-под обуви, обнаружились и остальные газетные вырезки, в которых родители умоляли сообщить о местонахождении ребенка, и желтые детские трусики с блестящей вышивкой «Вторник». Трусики были тщательно выстираны. В репортаже упоминалось, что Эйвери «не выносил физиологических выделений».

В репортаже говорилось и о том, что Ясмин оставалась жива по меньшей мере два дня. Стивен поискал еще и нашел фотографию Ясмин в васильковом платье – светловолосая щербатая девочка с легким косоглазием. Снимок обрезали так, что Ясмин была в кадре одна, но видно было, что одной рукой она обнимает собаку, оставшуюся за кадром.

Стивен поежился, несмотря на стоявшую в школьной библиотеке духоту.

Ясмин Грегори, обнимающая большую белую собаку. Ясмин Грегори, которую наверняка дразнили в школе из-за ее косоглазия, и это было ее самой большой неприятностью. Ясмин Грегори, не вернувшаяся домой во вторник и убитая только в четверг. Стивен поспешно выключил компьютер.

А сколько Билли оставался в живых?

За спиной раздался голос библиотекаря:

– Выключать компьютер нельзя, ты разве не знаешь? Надо завершить сеанс. Я перестану тебя пускать, раз ты не соблюдаешь правила.

– Извините, – пробормотал Стивен.

Он медленно зашагал домой. Его разум бурлил.

Попирая все законы общества, с фантастической легкостью ускользая от правосудия, преследуя слабых, беззащитных и доверчивых, Эйвери пронесся мимо, вырвав чеку из его семьи и даже не остановившись посмотреть на последующий взрыв.

Разум Стивена мог осмыслить преступления, совершенные Эйвери, лишь частично. Он понимал все слова, которые читал, но, когда начинал обдумывать их, сама суть ускользала, слишком страшная и лишенная логики. Эйвери играл по каким-то иным правилам – у нормального человека они не укладывались в голове. Это были правила из другого мира.

Однажды – случайно – Стивен краем глаза узрел этот мир и похолодел от увиденного.

Миссис Джеймс принесла на географию фото Млечного Пути. Когда она показала на этом снимке их Солнечную систему, Стивена точно подбросило в воздух. Какая крошечная! Какая ничтожная! И где-то в этом световом пятнышке крутилась точечка-планета, а на ее поверхности суетились крохотные ничтожные существа.

Что удивительного в том, что Эйвери творил то, что творил? Что значил его поступок для Вселенной? Это он, Стивен Лам, оказывался в дураках, пытаясь выяснить, что же случилось с одним из микробов, проживавших когда-то на планете-точке внутри светового пятнышка! Кому было до этого дело? А Эйвери, напротив, работал с большими масштабами. Он понимал, что истинная ценность человеческой жизни – ничто. Отнять или не отнять ее – какая разница? Совесть – лишь искусственно возведенная преграда на пути к удовольствию. Страдание столь мимолетно, что можно замучить миллионы детей в одно мгновение космического ока.

Уши и щеки закололо от ужаса. Казалось, что-то чуждое пробралось в мозг и теперь пытается оторвать от реальности и зашвырнуть в черный океан небытия. Стивен поднял глаза и обнаружил, что миссис Джеймс и одноклассники смотрят на него с насмешливым интересом. Стивен так и не узнал, что он пропустил и чем вызван этот интерес; впрочем, ему было наплевать. Он просто порадовался своему возвращению в нормальный мир.

Отчасти поэтому Стивен не стал никому рассказывать о письме. Написать маньяку – это похлеще, чем писать поп-звезде или футболисту. Он писал призраку. Санта-Клаусу. Инопланетянину. Человеку, которого нет.

Он писал дьяволу, взывая о милосердии.

Но, прочитав это все и пережив на уроке географии погружение в астрал, Стивен полагал, что он знает об Арнольде Эйвери достаточно.

И он не сомневался, что Эйвери прекрасно понял, о чем речь. Что-то заставило убийцу солгать. И пожелание удачи выглядело более чем подозрительно. Стивен решил докопаться до истины.

«Удачи вам» – эти слова, похоже, не означали окончательного отказа. Стивен никогда не изучал семантики, он и слова-то такого не слышал, но письмо Эйвери оказалось отличным введением в материал. Миссис О'Лири осталась бы довольна его логикой.

Стивен, хоть и жил в Сомерсете, неотесанной деревенщиной вовсе не был. У него имелся диск Эминема, и он посмотрел целую кучу нашпигованных убийствами голливудских боевиков. Полагаясь на опыт этих странных людей из странного мира, Стивен сделал вывод: окончательный отказ должен звучать по-другому. «Больше мне не пиши, ублюдок» или «Отвали», что-нибудь в этом роде. Что такое ирония, Стивен тоже не знал, но что-то в этом листке заставляло почувствовать – эти два слова означали вовсе не то, что призваны означать.

На третий день Стивен решил, что «Удачи вам» переводится как «Ты смелый парень». На пятый – «Я восхищен твоей попыткой добыть информацию». На седьмой – «Попробуй еще раз».

9

Весна взяла отгул, и Барнстепль, залитый дождем, превратился в хаос, с каким не справился бы даже самый умелый градостроитель.

Порывистый ветер швырял пригоршни воды прохожим в лицо, широкая грязно-бурая река казалась нагромождением волн. Даже магазины на главной улице словно попали в осаду, съежившись в своих обветшалых викторианских фасадах. На пороге «Маркса и Спенсера», временно приютившего полосатые новинки сезона, одноногий пьянчужка выкрикивал: «Кому сраный „Большой выпуск“! [5]5
  «Большой выпуск» («Big Issue») – журнал, выпускаемый в восьми странах профессиональными журналистами с целью поддержки бездомных; продается бездомными для получения легального дохода.


[Закрыть]»

С висячих клумб капало на мокрых и без того покупателей, лепестки примул и зимних анютиных глазок жались к листьям или отрывались под собственной тяжестью.

Стивен понимал, каково им. Ветер прибивал ко лбу челку и забирался под воротник. Бабушка не одобряла бейсболок, а носить смехотворную желтую, похожую на зюйдвестку шляпу – как у Дэйви – Стивен отказывался. Он пытался втиснуться под зонтик Летти так, чтобы это не очень бросалось в глаза.

На самой бабушке был прозрачный синтетический шарф, завязанный под подбородком. Как правило, человек успевает надеть подобные вещи пару раз – потом они рвутся или теряются. Бабушка носила шарфик с тех пор, как Стивен себя помнил, – а может, и дольше. Он знал, что по возвращении она аккуратно просушит тряпицу, разложив на батарее, а потом свернет в рулончик, как сворачивают ленты, и перевяжет эластичной тесьмой, чтобы не болтался в сумке.

Когда последние кроссовки Стивена, отслужив свое, отправились в мусорный контейнер, бабушка очень жалела, что не успела вынуть «вполне еще годные» шнурки.

Летти порылась в сумочке, вытащила список и принялась хмуро изучать его. Мимо, толкаясь, сновали люди.

– Так, – сказала она, – мне надо к мяснику, на рынок и в «Банберис».

До Тивертона было ближе и легче добираться, зато в Барнстепле был «Банберис».

– И что тебе нужно в «Банберис»? – с подозрением осведомилась бабушка.

– Хочу купить нижнее белье. – Стивен заметил, что голос у матери сделался напряженным.

– А что, старое уже не годится?

– Ma, я не собираюсь это сейчас обсуждать. – Летти улыбнулась одними губами. Голос ее уже почти звенел, вот-вот сорвется.

Бабушка пожала плечами – дескать, если Летти охота транжирить деньги на исподнее, это ее дело.

Летти убрала список в сумочку и повернулась к Стивену:

– А ты пойди с Дэйви, пусть он купит себе на день рождения что захочет. Встретимся в половине первого.

Дэйви просиял.

– В кафе?

– В кафе.

Бабушка, стоявшая позади Летти, решила все-таки высказаться:

– И кому ты свои трусы показывать собралась?

Летти даже не повернулась, но Стивен-то видел, как она поджала губы.

Восторг Дэйви сменился беспокойством, он переводил взгляд с бабушки на мать, не понимая слов, но видя их эффект.

Летти схватила Стивена за воротник и до самого верха застегнула молнию, слегка задев подбородок.

– Стивен, ты простудишься, помяни мое слово!

Стивен промолчал.

– Так, бери Дэйви и прогуляйся с ним по магазинам. И не позволяй ему покупать всякую ерунду!

Стивен понял, что от Дэйви ему не отделаться. Чертова бабушка! Если бы она держала язык за зубами, мать с удовольствием поручила бы Дэйви ей. И можно было бы спокойно двинуть в библиотеку. А теперь придется тащить Дэйви с собой.

У Дэйви были деньрожденные деньги – три фунта. Стивен нетерпеливо переминался на месте, дожидаясь, пока Дэйви перетрогает всех резиновых динозавров в коробке. Так ничего и не выбрав, он перешел к следующей коробке – маленьким прозрачным шарикам с игрушкой внутри. После долгих сомнений он остановился наконец на шарике с чем-то розовым и пластмассовым за семьдесят пять пенни.

Стивен схватил Дэйви за руку и потащил в библиотеку, но возле кондитерской Дэйви вдруг сделался тяжелым и неповоротливым, и Стивену снова пришлось ждать, пока брат осмотрит все плитки шоколада, все пакетики карамели и решится в итоге на четверть фунта мармеладных червей и «Кёрли-Вёрли». [6]6
  Плитка карамели в шоколаде; знаменита тем, что комедийный актер Терри Скотт в рекламном ролике «Кэдберри» произносит фразу, ставшую крылатой в 1970-е годы: «Руки прочь от моей „Кёрли-Вёрли“!»


[Закрыть]Дэйви пытался затормозить еще раз – у магазина с радиоуправляемыми машинками, но Стивен был неумолим.

Сегодня солнце не билось в высокие, давно не мытые окна и библиотека казалась холодной и мрачной.

Библиотекарь – молодой человек с серьгой и молнией, выбритой на темени, Оливер, судя по бейджу, – сделал подозрительную мину, но все же проводил Стивена к тому, что громко называлось «архив». Архив представлял собой углубление за секцией периодики, скрытое от глаз.

– Какой год?

– Июнь 90-го.

– 1890-го или 1990-го?

Стивен озадаченно захлопал глазами – ему даже не приходило в голову, что газеты за 1890-й год еще существуют.

– 1990-го.

Оливер кивнул и указал на гигантские переплеты на верхней полке. Затем включил лампу дневного света и пристально посмотрел на Стивена и Дэйви, точно пытаясь найти повод отказать им в помощи.

– Есть в зале нельзя.

– Я знаю, – торопливо сказал Стивен. – Он не будет.

Оливер хмыкнул и протянул руку, чтобы забрать у Дэйви сладости. Дэйви инстинктивно спрятал их за спину.

– Я не хочу, чтобы у меня весь архив потом был в «Кёрли-Вёрли».

Дэйви взглянул на Стивена, надеясь на поддержку.

– Дэйви, отдай ему. Он не съест.

Дэйви неохотно выпустил из рук пакетики.

Оливер с грохотом подтащил стул, взобрался на него, выдернул толстый том и сердито швырнул его на стол.

– В зале не есть, страницы не резать, не сгибать и не облизывать!

Стивен недоуменно поднял брови – с чего бы это он стал облизывать страницы?

– Ясно?

– Ясно.

Стивен уселся на единственный стул, Дэйви на полу занялся своим шариком. Оливер потоптался в дверях, но Стивен дождался, пока тот скроется, и только после этого открыл подшивку.

«Вестерн монинг ньюс» в начале 90-х была большего формата. Знакомая шапка с названием выглядела странно на этих гигантских страницах. Стивен представил себя эльфом, читающим человеческую книжку, и хихикнул.

– Ты чего смеешься? – спросил Дэйви с пола.

– Да так.

В Интернете хватало информации, но вся она была слишком обрывочной. Сведения об Эйвери явно появлялись там уже постфактум, и Стивена не оставляло мучительное ощущение недоговоренности. Хотя у Интернета имелся плюс – там не было этого затхлого запаха.

Дэйви боролся с пластиковым шариком, высунув язык от напряжения.

– Помочь тебе?

– Нет, я сам.

Бумага была желтой, истончившейся. Местами уголки пообтрепались. Стивен привстал, чтобы было удобнее читать.

«ИЗНАСИЛОВАНЫ, ЗАМУЧЕНЫ, УБИТЫ». Заголовок положил конец поискам.

В газете была фотография Эйвери, Стивен инстинктивно придвинулся поближе, чтобы разглядеть как следует. С тем же успехом такое фото могло быть и в разделе «Спорт» – молодой человек, дважды обошедший «Эксмурских пони» или забивший три гола в составе «Блэклендерс».

Стивен был ошеломлен. Он ожидал… А чего он, собственно, ожидал? До этого он представлял Эйвери очень смутно и не вполне в человеческом облике. Эйвери был темной тенью, явившейся из эксмурского тумана, приглушенный голос и едва уловимые движения – мучительный ночной кошмар.

И вот теперь настоящий Эйвери бесстыдно таращился в полицейский фотоаппарат: темная челка залихватски прикрывает один глаз, слегка вздернутый нос придает лицу приветливое выражение, широкий рот едва ли не растянут в улыбке. Несмотря на то что фото было черно-белым, Стивен заметил, что у Эйвери очень красные губы. Приглядевшись, Стивен понял, что именно создает иллюзию улыбки, – один из передних зубов у Эйвери выдавался вперед, точкой белея на фото.

Стивен пытался проникнуться ненавистью к портрету, но Эйвери выглядел скорее жертвой, чем человеком, совершившим все приписываемые ему преступления.

В газете были и фотографии «предполагаемых», как выразился репортер, жертв Эйвери.

Самым юным, согласно статье, был Тоби Данстан – хохочущий шестилетка с оттопыренными ушами, густо заляпанный веснушками. Стивен заулыбался: Тоби был очень смешной. И вспомнил, что Тоби убили.

На первой полосе поместили карту Эксмура. Стивен вынул из кармана листок и перевел на него ее очертания, напоминавшие уродливо сморщенный мяч для регби. Обнаруженные могилы детей отметили на карте крестиками, от крестиков шли стрелочки к фотографиям жертв: Тоби Данстана, Ясмин Грегори, Милли Льюис-Крапп, Люка Дьюбери, Луизы Леверит и Джона Эллиота.

Стивен красной ручкой проставил внутри мяча их инициалы. Все они сосредотачивались в центре плато. Шипкотт на карте не значился, но Стивен прикинул, что могилы находились где-то между ним и Данкери-Бикон. Три из них были на западном склоне самого Бикона.

До этого Стивен не знал точного расположения могил, и то, что он все время копал в правильном месте, обрадовало его. С другой стороны, полудюймовое расстояние на карте в реальности оборачивалось несколькими милями поросшей вереском местности. Но само упоминание придало ему сил.

Он аккуратно сложил листок и стал читать.

Первое заседание суда состоялось десятого июня. Стивен понял, что обвинение сразу же захватило бразды правления. Так обычно начинается обзор матчей за неделю или американские телесериалы вроде «Скорой помощи»: «Из предыдущих серий нам известно, что…»

«Из предыдущих серий нам известно, что Арнольд Эйвери – серийный убийца».

Обвинитель по имени Притчард Квин Кью-Си представил Эйвери безусловно, неоспоримо, несомненно виновным. Речь его была настолько переполнена словами «бесчувственный», «хладнокровный» и «бесчеловечный», что в ней уже не было места для «возможно» или «предположительно».

Притчард Квин рассказал суду, как Эйвери подходил к детям, чтобы якобы спросить дорогу. Потом он предлагал подвезти их домой. Если ребенок соглашался, это означало верную смерть. Если отказывался, в большинстве случаев он все равно был обречен: Эйвери втаскивал его в машину через водительское окно.

Стивен был изумлен вопиющей дерзостью предприятия. Боже, как просто! Не надо преследовать, прятаться, хватать и бежать – ребенок просто подманивается поближе, на долю секунды теряет равновесие и оказывается во власти сильной и быстрой руки. Стивен представил ноги Билли, бьющиеся в открытом окне фургона. В животе закрутило.

– Сделай мне.

Стивен оторвался от газеты. Дэйви посадил розовые фигурки, добытые из шарика, на стол и пододвинул две из них поближе к Стивену, пытаясь соединить их.

– Что?

– Сделай!

– Что ты хочешь?

Дэйви скривил лицо:

– Они не слепляются! Почему они не слепляются?

Он напрягал пальчики, пытаясь соединить две фигурки, точно сила здесь имела решающее воздействие.

– Они и не должны слепляться.

Дэйви смотрел на фигурки с возрастающим неодобрением.

Стивен собрал с полу фигурки, нашел у стенки откатившийся красный резиновый мячик, бросил мячик и сбил одну из фигурок, бросил еще раз и сбил еще две.

– Понял? Вот так в них играют.

Лицо Дэйви выражало уже явное отвращение.

– Хочешь попробовать?

Дэйви помотал головой, постепенно осознавая, что потратил большую часть своих деньрожденных денег на нечто совершенно не заслуживающее интереса.

– Не хочу, – проговорил он со слезами в голосе. – Хочу свою «Кёрли-Вёрли».

– Когда мы будем уходить, мы ее заберем.

Еще не закончив, Стивен уже знал, что за этим последует.

– А когда мы будем уходить? Я хочу уже уходить!

– Скоро.

– Я хочу прямо сейчас!

– Дэйви, еще минутку.

Вместо ответа Дэйви бросился на грязный пол и стал колотить по нему руками и ногами.

– Заткнись! – крикнул ему Стивен, но было уже поздно.

В дверях появился Оливер, и им пришлось убраться.

Дождь прекратился, и солнце светило изо всех сил, но машины все равно окатывали грязью зазевавшихся пешеходов.

Стивен понимал, что Дэйви с трудом поспевает за ним, но ему было наплевать. Он волочил младшего брата за собой, не обращая внимания на похныкивание и не замечая, что тот почти бежит. День насмарку. Они бывали в Барнстепле трижды в году: на Рождество, за покупками к школе в августе и на дни рождения. День рождения Стивена в декабре совпадал с рождественской поездкой, сегодня первое марта – день рождения Дэйви, – значит, до тех пор, пока мать привезет их сюда снова, причитая по поводу того, с какой скоростью у Стивена растет нога и рвутся рубашки, пройдут еще долгие месяцы.

А чего удалось достичь? Грубо срисованная карта да враг в лице Оливера – вряд ли он снова пустит в архив, а то и в саму библиотеку. Глупый Дэйви с его глупыми игрушками.

Но в безликой толпе прохожих Стивен вдруг стал различать лица – точно впервые обнаружил, что толпа состоит из отдельных людей.

Кто они, все эти люди? Фермеры? Аптекари? А может, извращенцы и убийцы?

Стивен вдруг испытал странный интерес к прохожим, приехавшим в Барнстепль за покупками. Эйвери тоже ходил за покупками. И соседи считали его нормальным. В книжке, которую Стивен читал под одеялом, приводились отзывы друзей и даже членов семьи, совершенно ошеломленных тем, что их обыкновенный сосед, сын, брат, кузен оказался маньяком-убийцей. Мысль о том, что кто-то подобный Эйвери разгуливает сейчас по улице, пугала. Стивен осторожно огляделся и покрепче сжал руку Дэйви.

Седой мужчина бросал на окружающих хищные взгляды, пока его жена ворковала у витрины «Монсун».

Девушка в грязной юбке бряцала на плохой гитаре и монотонно выводила «Белее мела». [7]7
  Песня группы «Procol Harum» с балладной психоделической музыкой и мистическим текстом.


[Закрыть]Рядом на мокрой подстилке безучастно дрожала собака.

Мимо прошел парень – грязные светлые волосы, как у Курта Кобейна, каштановая бородка, тонкая ветровка на молнии. Один. Один – это хорошо или плохо? Стивен поймал его взгляд – лучше бы он этого не делал. Парень не проявил к нему интереса, но, может, это он нарочно? Может быть, он специально прошел мимо Стивена с Дэйви, чтобы развеять их подозрения, а вскоре вернется, ухватит Дэйви за другую руку и начнет с упирающимся, умоляющим Стивеном борьбу, в которой Стивену никогда не одержать победы, – а прохожие вежливо расступятся, чтобы не вмешиваться…

– Стиви, больно!

– Извини.

Они были уже почти в «Банберис».

– Куда намылился, Лам?

Капюшонники.

У Стивена упало сердце. Он хорошо бегал, а страх придавал ему скорости. В субботу в Барнстепле он оторвался бы от них как нечего делать. Будь он один. Злость на младшего брата вспыхнула с новой силой.

– Никуда. – Стивен старался не смотреть на них.

– Мы идем к маме, – услужливо сообщил Дэйви. – Кушать пирожные.

Капюшонники заржали, а один пропищал в тон:

– И мы идем к мамочке кушать пирожные.

Дэйви тоже с готовностью засмеялся. Стивен почувствовал, что объект раздражения сменился – теперь он всем сердцем ненавидел капюшонников. Драться с ними он не мог, а если оставаться на месте, ему не поздоровится. Единственное, на что можно рассчитывать, – внезапность. Вот сейчас, пока Дэйви смеется…

Толпа – это на руку. Стивен рванулся мимо капюшонников так, что Дэйви едва удержался на ногах. На секунду это сбило троицу с толку. Потом они бросились следом.

Дэйви был удивлен такой скоростью, но, взглянув на лицо Стивена, понял, что дело серьезное, и старался не отставать. Локти и бока толкали его со всех сторон, но Стивен безжалостно тащил Дэйви вперед. Они пробивались сквозь толпу, как два маленьких испуганных пинбольных шарика.

Будь Стивен один, он летел бы дальше и дальше. Но с Дэйви каждый шаг был на счету, и потому, разглядев в двадцати ярдах стеклянные двери «Банберис», Стивен устремился прямо к ним.

Капюшонники разгадали его намерения и кинулись наперерез. Бегали они не очень быстро, но в отличие от Стивена не особенно старались обходить людей. Когда толпа расступилась, Дэйви, обнаружив капюшонников прямо перед собой, вскрикнул.

Женщина с детской коляской невзначай преградила им дорогу.

– Епрст!

Один из капюшонников врезался в коляску, а двое остальных на всякий случай отскочили подальше, так что Стивен с Дэйви беспрепятственно прошли в стеклянные двери «Банберис».

Толстый, средних лет охранник тут же повернулся к ним, и Стивен усилием воли заставил себя замедлить шаг. Дэйви оглядывался, напуганный сам не понимая чем.

Снаружи капюшонники закончили препираться с разгневанной мамашей и бросились к двери.

– Стиви…

– Тсс!

Стивен дернул Дэйви за руку и спокойным шагом направился к полкам с сумками, бусами и ремнями. Охранник нахмурился, не зная, как поступить – на его глазах двое бегущих мальчишек превратились в обычных покупателей.

Дверь распахнулась, и капюшонники врезались прямо в охранника.

Стивен ступил на эскалатор, втащил на него Дэйви и только тогда обернулся. Охранник подталкивал капюшонников, возмущенно вопящих что-то о своих правах, к выходу.

– Мы еще доберемся до тебя, Лам!

Вежливые посетители смущенно оглядывались по сторонам. Стивен покраснел и сделал вид, что он ни при чем. Дэйви крепко держался за его руку – так крепко, точно решил не отпускать ее до конца жизни.