Текст книги "Карл Бруннер"

Автор книги: Бела Балаш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Карлуша прикрывает дверь. Он оставляет только крохотную щель для наблюдения. Фрейлен Лизбет в нижней юбке, с распущенными волосами выходит из своей комнаты. Она зажигает свет, подходит к окну и закрывает его. Сейчас она повернется и снова отправится спать. Тогда все спасено.

Но фрейлен Лизбет не сразу уходит в свою комнату. Она подозрительно оглядывается по сторонам, словно чует недоброе, и медленно идет дальше. Она проходит мимо двери уборной. Идет дальше. Коридор ярко освещен. Тетушка Мари не может вернуться незамеченной. Где она теперь?

Тетушка Мари была в это время в кабинете господина барона. Она выдвинула правый ящик письменного стола и вынула оттуда полную пригоршню конвертов. В ту же секунду она услышала шум распахнувшегося окна.

Она быстро закрыла ящик, подскочила к двери и прислушалась. Сквозь дверную щель ей было видно, что кто-то зажег в коридоре свет.

Тетушка Мари стиснула зубы. Кулаки ее сжались. Нервы, мускулы, все было напряжено. Она неподвижно стояла в темной комнате и прислушивалась к тому, что происходит в коридоре. Она различила шаги фрейлен Лизбет, которая подошла к кабинету и на секунду остановилась у самой двери.

Но и Карлуша увидел, что фрейлен Лизбет остановилась у дверей кабинета. Мгновенно решившись, он бесшумно, как кошка, за спиной фрейлен Лизбет проскользнул в уборную.

Фрейлен Лизбет все еще смотрит в другую сторону и не замечает его. Карлуша отворяет дверь уборной и тут же громко захлопывает ее, словно выходя оттуда.

Фрейлен Лизбет испуганно оборачивается.

– Ах, это ты! – говорит она. – Почему ты так шумишь, дрянной мальчишка? Еще господ разбудишь! Идиот! Сейчас же в кровать!

Карлуша спокойно выслушивает ее брань и возвращается к себе. Фрейлен Лизбет догоняет его и грубо толкает в спину. Но Карлуша не обижается: главное, что она снова гасит свет, идет к себе в комнату и запирает дверь. Так. Теперь тетушка Мари может спокойно вернуться.

Карлуша скорехонько залезает в кровать, закрывает глаза и притворяется, что спит. Но сердце его все же сильно бьется.

Дверь отворилась. Тетушка Мари вошла в комнату. Она зажгла свет. Карлуша услышал ее нежный шепот:

– Он и свет погасил! Умница. Глядите, он и машинку прикрыл корзиной! Молодец!

Карлушино сердце переполнено гордостью и счастьем. Но он крепко закрывает глаза.

Слышно, как тетушка Мари подходит к его кровати и растроганно шепчет:

– Он еще притворяется, что спит!

Она садится на край кровати.

– Он еще притворяется, что спит! – И она нагибается и целует мальчика.

– Тетушка Мари, – шепчет Карл, и щеки его горят. – Все-таки это было здорово!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Карлуша с утра начал поджидать свою маму. Он ждал ее весь день. И все последующие дни. Может быть, она придет именно сегодня? Каждый вечер он ложился в постель разочарованный и печальный. Опять ничего! Зато может быть завтра!.

Прежде Карлушу забавляло ездить с баронессой в автомобиле или просто гулять по улицам. Он все еще не отказался от мысли встретить своих прежних друзей. И кусочек свинца, завернутый в бумажку с адресом, он всегда держал наготове.

Но теперь Карл неохотно уходил из дома.

Он боялся, что мать придет как раз в его отсутствие. Вернувшись, он первым делом разыскивал тетушку Мари, чтобы спросить: «Была она?» Впрочем, ему даже незачем было спрашивать. Когда он, запыхавшись, врывался в кухню, тетушка Мари качала только головой. Карлуша облегченно вздыхал: значит, они не разминулись. В ожидании матери Карлуша стал собирать все шоколадные конфеты, которые давала ему «канарейка». Он делал вид, что держит конфету во рту и сосет ее. А на самом деле конфета уже преспокойно лежала в его кармане. Бывало, что Карлуше приходилось для вида брать конфету в рот. Потом он ее снова вынимал, хорошенько вытирал и присоединял к остальным.

«Маме не будет противно, если я подержу конфету немного во рту», думал он.

Карл ждал уже больше недели. И все же случилось так, что он чуть не прошел мимо своей матери, не узнав ее. Это произошло во вторник утром. Карлуша должен был отправиться с баронессой на прогулку. Он был очень расстроен, но делать нечего: надо ехать. Когда он стоял на кухне, собираясь в путь, его позвал в столовую господин Иоганн. Надо было взять с собой лишнюю коробку папирос для баронессы и пирамидон, на случай, если у нее заболит голова.

Карл оставил на подоконнике свою шапочку и пошел в комнаты. Открывая дверь в столовую, он услышал, как фрейлен Лизбет вошла в кухню и сказала:

– Фрау Мари, прачка пришла!

Но прачку Карлуша не видел, так как закрыл за собой дверь.

Прачка была в круглой шляпе, низко надвинутой на лоб. Из-под полей смотрели красивые серьезные глаза. На плечи был накинут полосатый платок, в руках она держала большую корзину.

– Добрый день! – тихо и скромно сказала прачка. Но в ее голосе слышалась еще какая-то другая, скрытая нотка.

У тетушки Мари, мешавшей ложкой суп, дрогнули брови. Она сразу узнала голос Гедвиги Бруннер, но повернулась к ней только спустя некоторое время и равнодушно сказала:

– А! Новая прачка? Ну, вы пришли очень некстати. Придется немного подождать. Я соберу кухонные полотенца.

Тетушка Мари еще несколько секунд орудовала кухонной ложкой, затем, сняла горшок с огня, вытерла руки и сказала:

– Я хочу дать вам немного своего белья за отдельную плату.

Она украдкой бросила на Гедвигу Бруннер быстрый взгляд.

– Пожалуйста, я возьму, – ответила та, не меняя выражения лица. Только веки ее слегка опустились, и это означало: «я готова».

– Сейчас принесу, – сказала тетушка Мари.

Проходя мимо прачки, она незаметно и крепко пожала ей руку.

Фрейлен Лизбет ничего не заметила. Она смотрела в бельевой ящик и выбрасывала из него на пол грязное белье.

Тетушка Мари быстрыми шагами вошла в свою комнату и закрыла дверь на задвижку. Потом она отперла шкаф, вытащила из-под белья пятнадцать конвертов и завернула их в грязное белье.

Гедвига Бруннер поставила на пол корзину и начала сортировать грязные полотенца и пыльные тряпки по отдельным жучкам.

Карлуша зашел в кухню. Он вернулся только за своей шапкой. «Бюик» стоял уже у подъезда, и баронесса была готова.

Карлуша видит прачку. Она стоит нагнувшись и считает белье. Видны только полосатый платок и синяя шляпа. Лица не видно. Карлу, в сущности, все равно. Какое ему дело до чужой прачки? Он надевает шапку и думает: «Как жалко, что надо уезжать! Может быть, мама придет именно сегодня!»

И Карлуша проходит мимо прачки. Он почти касается ее локтем.

Прачка вообще не замечает мальчика… Она смотрит на пол и занята бельем.

– Шестнадцать полотенец и двенадцать пыльных тряпок, – считает фрейлен Лизбет.

Карлуша уже открыл дверь в коридор и одной ногой переступил через порог. На секунду он останавливается, чтобы туже подтянуть ремешок под подбородком.

– Но чтобы эти тонкие скатерти не терли щеткой, а то они порвутся, – говорит фрейлен Лизбет в ту секунду, когда Карлуша хочет закрыть за собой дверь.

И он слышит чей-то голос:

– Я знаю, фрейлен, я буду осторожна.

Карлуша поворачивается с молниеносной быстротой. Кто это сказал? Прачка? Это же мамин голос!

Женщина в полосатом платке поднимается с пола. Но она стоит спиной к Карлу. Может быть, она – его мать?

Судя по росту, пожалуй, да. Фигуру скрывает платок. Лица, ее не видно. Волос тоже. Карл чувствует скорее страх, чем радость. Он должен вернуться в кухню, он должен увидеть лицо этой женщины в полосатом платке. «Канарейка» уже сидит в машине и ждет. Будет страшный скандал. Но ведь, может быть, его мама стоит тут, возле него?!

– Значит, так: шестнадцать полотенец, двенадцать пыльных тряпок, – считает фрейлен Лизбет, – четыре скатерти и салфетки… Подождите…

Фрейлен Лизбет нагибается, чтобы еще раз пересчитать салфетки.

Карл, затаив дыхание, маленькими бесшумными шагами возвращается в кухню. Он медленно обходит прачку, чтобы увидеть ее лицо.

– Вы не знаете, сколько было салфеток? – нетерпеливо спрашивает фрейлен Лизбет. – Разве вы не считали вместе со мной?

В это мгновение Карлуша увидел лицо прачки. Только самый крошечный кусочек лица, потому что она смотрит в другую сторону, на фрейлен Лизбет. Но ему достаточно увидеть одно ухо, чтобы узнать свою мать.

Мальчик останавливается, как вкопанный. Он знает, что надо сдержать себя. Но что поделаешь, если глаза сами наполняются слезами, губы открываются, а дрожащие пальцы начинают бешено вертеть пуговицы с гербом на ливрее?

– Я не знаю, – начинает Гедвига Бруннер в ответ на вопрос фрейлен Лизбет. – Но я сейчас…

Фраза остается незаконченной, потому что Гедвига Бруннер что-то услышала или почуяла. Она и сама точно не знает, что именно. Ей показалось, что она услышала чье-то горячее дыхание.

Она поворачивает голову и видит своего сына. Словно лампа вспыхнула в темноте: так просветлело и просияло ее строгое, озабоченное лицо. Руки матери бессознательно тянутся к сыну.

Счастье, что фрейлен Лизбет внимательно считает салфетки.

Мать и сын молча и неподвижно стоят друг против друга. Молча и неподвижно смотрят они друг другу в глаза. Они не смеют даже улыбнуться, чтобы не выдать себя. Но взгляды их соединяются, как объятия. Все это длится несколько секунд. Затем раздается голос фрейлен Лизбет:

– Посчитайте-ка, пожалуйста, сами еще раз эти салфетки.

Гедвига Бруннер приходит в себя. Она вся подтягивается и быстро оборачивается.

– Да, пожалуйста, – говорит она сдержанным голосом и опускается на корточки.

– Я могу помочь! – восклицает Карлуша. Лицо его краснеет. Он подлетает к салфеткам, садится на корточки рядом с матерью и как бы случайно касается ее руки… на одну секунду, не больше…

Фрейлен Лизбет только сейчас заметила мальчика. Она думала, что он уже давно спустился к автомобилю.

– Ты все еще тут?! – в ужасе вскрикивает она. – Глупый мальчишка! Баронесса ждет в машине! Негодный бездельник! – и она грубо толкает Карлушу в грудь с такой силой, что он не может удержаться на корточках и падает на спину.

Он сразу же вскакивает и видит, как его мать вдруг поднимает голову. Глаза ее вспыхивают гневом, лоб краснеет. Но тут же она снова опускает голову, чтобы скрыть свой порыв.

– Карл, в машину! – слышит он злой голос господина Иоганна. И вот пошла трескотня справа и слева. Фрейлен Лизбет бранится, и господин Иоганн бранится… А в дверях Карл налетает на тетушку Мари, которая возвращается со своим бельем.

– Правильно! – серьезно и строго говорит она. – Что ты тут вертишься под ногами? Тебе здесь нечего делать!

И вот они уже втроем, хором ругают его, и у господина Иоганна начинается приступ кашля.

Спускаясь бегом по лестнице, Карлуша думает:

«Хуже всего то, что мама все это слышит: она еще подумает, что меня всегда так ругают и что мне здесь очень плохо. Она будет огорчаться».

Но Карлуша все-таки улыбается. Он счастлив. Он увидел маму, и, конечно, теперь она будет часто ходить к ним за бельем.

В автомобиле сидела еще чужая дама, и потому баронесса особенно сердито взглянула на Карлушу.

Но мальчик продолжал улыбаться. Он понимал всю опасность, но ничего не мог поделать. Его грудь разрывалась от счастья, и улыбка не сходила с губ.

И это его спасло: когда он улыбался, на щеках появлялись две ямочки.

– Какой у тебя прелестный грум! – сказала чужая дама.

Баронесса не сказала ни слова, и они поехали. Опасность миновала.

В эту минуту Карлуша вспомнил, что он забыл отдать матери собранные шоколадные конфеты. А как легко было сунуть их в бельевую корзину! Ну, в следующий раз!

Гедвига Бруннер все-таки унесла еще кое-что помимо грязного белья. Тетушка Мари, кладя в корзину заботливо свернутые сорочки, спросила:

– Когда вы думаете с этим справиться?

– Думаю, дня через четыре, – ответила прачка.

Но глаза обеих женщин смотрели так серьезно, точно речь шла о гораздо более важных вещах, чем о грязном белье.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Все произошло совершенно иначе, чем Карлуша себе представлял. Тетушка Мари была очень расстроена. Карлу казалось, что она с тех пор больше ни разу не работала на гектографе. По ночам она часто вздыхала.

Карлуша ни о чем не спрашивал. Но однажды, присев к нему на кровать с поникшей головой и озабоченным лицом, она сказала как бы про себя:

– Не знаю, сколько это еще продолжится.

Тетушка Мари говорила так потому, что ее нелегальная работа с летучками была плохо организована. Она это прекрасно понимала. Ей следовало только красть конверты и сразу же уносить их из дома, а не печатать летучки тут же в комнате. Полиция рано или поздно все это вскроет. И тетушку Мари мучили тяжелые мысли.

Она сидела, глядя в одну точку, но вдруг вскочила, словно желая что-то с себя стряхнуть.

И вот однажды, ровно через пять дней после того, как Карлуша встретился с матерью, случилось большое несчастье.

Карлуша должен был отправиться с фрейлен Лизбет за цветами.

Он не хотел, идти, зная, что сегодня придет его мать. Он боялся опоздать.

Но уважаемая мамаша уважаемой госпожи баронессы праздновала день своего рождения, и цветы должны были быть непременно куплены. Правда, в другое время фрейлен Лизбет сама покупала цветы. Карл не понимал, зачем, в сущности, его берут с собой.

В это утро фрейлен Лизбет почему-то особенно нервничала. Она не входила в кухню, а только один раз приоткрыла дверь, бросила на тетушку Мари испуганный, злой взгляд и поманила к себе Карлушу.

– Карл, – сказала она еще тише, чем обычно, – собирайся сию минуту, мы идем за покупками…

Она даже взяла его за руку, чего никогда не делала, и с особой торжественностью вывела из дома. При этом она держала его так крепко за кисть руки, точно боялась, что он убежит. Когда они заворачивали за угол, она еще раз обернулась, словно во дворце Лангенхорст происходило что-то особенное.

«Что с ней творится?» спрашивал себя Карлуша, наблюдая со стороны. Фрейлен Лизбет вся раскраснелась от волнения, но не говорила ни слова.

– Мы скоро вернемся? – спросил Карлуша. – У меня дома много работы.

– Тебе теперь незачем быть дома. Придешь, когда надо будет, – ответила фрейлен Лизбет.

Это было сказано так странно! Карлуша опешил. Что это значит? Неужели она что-нибудь узнала?

Карлуша несет корзину. Они заходят в большой цветочный магазин. Все продавцы заняты. Пока они ожидают, в магазин входит маленькая, кругленькая, как шар, женщина и приветливо здоровается.

– Доброе утро, фрейлен Лизбет.

– Что это вас давно не видно, фрау Бунке?

– Да и я вас нигде не встречала последнее время.

Фрейлен Лизбет и маленькая круглая фрау Бунке жмут друг другу руки.

– Ну, как поживаете? – спрашивает, улыбаясь, фрау Бунке (у нее тоже ямочки на щеках).

– Ах, – всплескивает руками фрейлен Лизбет, – лучше не спрашивайте!

И лицо ее выражает отвращение.

– А что случилось? – осведомляется маленькая толстушка и сочувственно подмигивает.

– Я, знаете, так нервничаю и волнуюсь, милая фрау Бунке! Так волнуюсь! Вы себе даже не можете представить!

– Отчего же, фрейлен Лизбет? Расскажите!

– Вы этого даже не можете себе представить, фрау Бунке. Невероятные вещи, скажу я вам, происходят в нашем доме! Но я всегда это предвидела! Я знала!

– Что же именно, фрейлен Лизбет? Вы меня просто пугаете.

Фрейлен Лизбет наклоняется к самому уху толстушки в шепчет:

– Я не могу об этом говорить при мальчике. Пройдемте дальше.

Затем она поворачивается к Карлу:

– Постой тут с корзиной. Я хочу кое-что посмотреть.

Карлуша прежде никогда не интересовался болтовней фрейлен Лизбет.

Но на этот раз он насторожился. Он слышал, что фрейлен Лизбет шепнула фрау Бунке. Во всем поведении фрейлен Лизбет было что-то подозрительное.

Когда женщины скрылись за группой пальм, стоявших посреди магазина, Карлуша тоже придвинулся к ним поближе. Под прикрытием пальм он слушает их разговор.

– Ну, рассказывайте! – нетерпеливо просит фрау Бунке.

– Нет, я не могу рассказать! Это тайное, в высшей степени важное политическое дело, фрау Бунке!

– Да, тогда нельзя рассказывать, – соглашается фрау Бунке и почтительно опускает глаза.

– Вы были бы поражены, фрау Бунке, скажу я вам… Полицейская тайна! – шепчет фрейлен Лизбет на ухо маленькой Бунке.

^{– Это полицейская тайна! – шепчет фрейлен Лизбет.}

– Сохрани боже! – испуганно мигает фрау Бунке и хочет идти.

Но фрейлен Лизбет удерживает ее за руку и шепчет:

– Вы же знаете нашу кухарку Мари?

– Да, да, – испуганно дергается толстушка. – Но если это такой секрет… лучше подальше от него.

Но фрейлен Лизбет крепко держит ее за руку.

– Если вы никому не скажете, фрау Бунке…

– Нет, нет, нет! Не надо! – отчаянно защищается та.

Но ничего не помогает. Фрейлен Лизбет крепко держит ее и шепчет на ухо:

– Подумайте только! Сегодня к нам придет полиция, чтобы арестовать нашу кухарку. Ее, верно, уже забрали. Она оказалась коммунисткой. Подумайте! Кухарка барона Лангенхорст! Разве это можно было себе представить? Но я всегда, знала. Простая работница! Подумать только! Прачка, которая стирает нам белье, таскала в своей корзине летучки и бомбы. Я слышала сегодня утром разговор полицейского офицера и господина барона. Но арест должен пройти тихо и незаметно, чтобы никто ничего не знал. А прачка должна сегодня к нам придти. Полиция уже поджидает ее. Мальчишка тоже ничего не должен знать, потому я и увела его из дома. За ним надо следить. Полиция будет его допрашивать. Он тоже подозрителен. Кухаркина рекомендация! Что вы на это скажете, фрау Бунке? В таком доме, как Лангенхорст! Если бы это узнала старая баронесса, я уж и не знаю…

Фрау Бунке больше не подмигивала. Заикаясь от ужаса, она лепечет:

– Коммунистическая кухарка! Ведь она способна подмешать яд в кушанье!

Конец рассказа Карлуша не слышал. Как только фрейлен Лизбет произнесла слово «прачка», он сразу понял, какая страшная опасность грозит его матери. Немедленно домой! Надо вовремя предупредить мать! И Карлуша бомбой вылетел из цветочного магазина.

Когда фрейлен Лизбет появилась из-за пальм, чтобы проверить, где Карлуша, она увидела только брошенную на пол корзину.

Карл мчался со всех ног. Если он опоздает, если он не успеет предупредить, его мама погибла! Он бежал, лавируя с ловкостью хорька, но то и дело толкая кого-нибудь. Все оборачивались ему вслед. Ругали, проклинали, угрожали. Ему было все равно! Если бы кто-нибудь осмелился задержать его, Карлуша свалил бы этого человека с ног и растоптал на бегу…

Надо пересечь улицу. Карл и не думает добежать до угла и подождать остановки движения. Он летит наперерез и исчезает среди проезжающих автомобилей. Какая-то женщина, смотревшая с тротуара ему вслед, громко вскрикивает. Большой автомобиль внезапно резко тормозит. Задняя машина чуть не наезжает на него. Движение останавливается. Шоферы бранятся. Полицейский свистит. Из-под машины вылезает Карл, весь в грязи, с исцарапанной щекой и окровавленным ухом.

Но, прежде чем полицейский успевает подойти, Карл проскальзывает между машин и убегает.

Он несется дальше. Но еще далеко до дворца Лангенхорст, и колено его болит от ушиба, точно в сустав вонзился острый нож. Карл с трудом поднимает ногу. Слезы и пот заливают ему лицо. В висках стучит, темнеет в глазах. Ему не выдержать такого бега до самого дома!

В отчаянии он поднимает голову. Вдруг он читает надпись: «Генрих Хош – хлеб хорош». Хельмут проезжает мимо него со своим фургоном. Лола, добрая Лола, бежит легкой рысцой и стучит по мостовой широкими копытами.

Карлуша догоняет фургон. Больная нога соскальзывает с подножки. Но Хельмут уже узнал его, схватил за ворот и посадил на козлы.

– Вот и ты, наконец! – кричит он.

Но радоваться свиданию некогда. По пыльному, потному лицу и окровавленному уху Карла Хельмут догадывается, что дело плохо. Многое из того, что Карл, задыхаясь и захлебываясь, пытается ему рассказать, Хельмут не понимает. Но самое главное то, что фрау Бруннер должна придти во дворец Лангенхорст, что ее там караулит полиция и что Карл должен ее предупредить, – это Хельмут понимает сразу.

– Ну, Лола, добрая Лола, покажи теперь, на что ты способна! – кричит он, и Лола навострила уши.

Хельмут сует Карлу кнут в руки.

– Бей! – кричит он и обеими руками натягивает вожжи. Кнут взвивается. Лола вскидывает голову и галопом несется по Шарнхорстштрассе. Лола мчится, как хорошая беговая лошадь. «Генрих Хош – хлеб хорош» тарахтит и грохочет, обгоняя не только другие фургоны и повозки, но даже многие автомобили.

Но на Хедеменштрассе полицейский поднимает руку. Все останавливаются.

– Бей! – кричит снова Хельмут.

Зеленый фургон с мирной надписью «Генрих Хош – хлеб хорош» и с нарисованными на боку хлебами и булочками летит напролом. Лола, добрая Лола, бешеным галопом проносится мимо изумленных шоферов.

Полицейский что-то кричит вдогонку. Слов не слышно. Мимо! Вот и Готфрид-Келлерштрассе.

Сейчас будет Вагнерплатц и наискось дворец Лангенхорст.

Но сзади раздается полицейский свисток и слышна подозрительная трескотня.

Их догоняет шупо на мотоцикле.

Мальчики и не думают останавливать фургон. Лола, добрая Лола, несется еще быстрее. Но трескотня все ближе и ближе.

Вот и Вагнерплатц.

Полицейский на мотоцикле догнал хлебный фургон как раз на Вагнерплатц. Хельмут остановился у самого парка. Юноша слез с козел, обливаясь потом. Он рассказал полицейскому, что лошадь вдруг понесла. На Шарнхорстштрассе кто-то нес зеркало, лошадь испугалась, и он не мог с ней справиться. Только тут он сумел, наконец, остановить ее.

У мотоциклиста были и другие заботы. А кроме того, никакого несчастья не произошло. От такого молодого парнишки нельзя и требовать, чтобы он сразу остановил испугавшуюся лошадь.

Шупо решил отпустить мальчишку-пекаренка. Только один вопрос:

– Не сидел ли еще кто-то на козлах?

Крыша хлебного фургона была так высока, что сзади нельзя было разглядеть, кто сидит на козлах. Но полицейскому показалось, что кто-то соскочил с другой стороны.

– Еще кто-то? – удивлений спросил Хельмут и с таким глупым видом посмотрел на козлы, что полицейский убедился в своей ошибке.

Хельмут еще раз извинился, вежливо откланялся и снова залез на свое сиденье.

Лола вскинула голову и нервно топталась на месте. Она, видимо, снова ждала кнута.

– Это тебе на пользу, – говорил ей нежно Хельмут. – Милая Лола, добрая Лола, ты вела себя молодцом. Получишь от меня полфунта сахару.

Лола только повела ушами. Она была вся в поту, и ее бока раздувались, как мехи. Но она уже успокоилась.

– Но это еще не конец, добрая Лола, – продолжал Хельмут, давая животному перевести дух. – Нужно подождать тут, за углом, может быть, мы еще понадобимся! Может быть, предстоит еще одна здоровая гонка!

Хельмут успел обо всем договориться с Карлушей. Хлебный фургон будет ждать с другой стороны Вагнерплатц. Нельзя знать, что случится во дворце Лангенхорст. И если фургон и не поможет, то, по крайней мере, Хельмут известит, кого надо, с несчастье.

Он поставил фургон в условленном месте. Дворца Лангенхорст не было видно. Но Хельмут знал, что он тут, за углом. Он соскочил с козел, открыл заднюю дверь фургона и навел внутри порядок: вытащил доску, которая делила фургон на два отделения, и прислонил ее сбоку ребром. Освободилось много места. Столько, сколько нужно для одного человека. Пришлось бы только слегка нагнуть голову. Затем Хельмут сдвинул все корзины в один угол. Теперь освободилось место для двоих.

Хельмут снова закрыл дверь, но не сел на козлы.

Он стоял и внимательно смотрел по сторонам.

На площади было пусто, словно все тут вымерло. Здесь жили богатые люди в собственных домах. Не было ни магазинов, ни ресторанов. Вообще в этих двухэтажных виллах обитало мало людей. Здесь было небольшое движение и мало полицейских.

Хельмут был спокойный парень. Его не так-то легко вывести из равновесия. Но теперь и он должен был собрать всю силу воли, чтобы сохранить хладнокровие.

«Бедный Карл! – думал он. – Что ему приходится переживать! Он, верно, даже не понимает, какое опасное дело задумал. Как ему предостеречь мать и не выдать себя? Он может легко сам попасться!»

Хельмут стиснул зубы. Во всяком случае, он решил помогать до конца. Что до него лично, то он не оставит Карлушу и фрау Бруннер, даже если и его арестуют вместе с ними. Пусть будет, что будет.

Хельмут сунул руки в карманы, но сжал кулаки.