Текст книги "Карл Бруннер"

Автор книги: Бела Балаш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В то самое утро, когда Карлушу представили баронессе, о нем думали с тревогой и огорчением в двух разных местах.

Одно из них – маленькая унылая квартира в подвальном этаже. За кривоногим, шатким столом сидел старик и мастерил из старых окурков новые папиросы. Он высыпал недокуренный табак на каменную дощечку и тщательно разминал и перемешивал его. Потом набивал им гильзы, лежавшие рядом. Его трясущимся рукам было трудно всунуть машинку в гильзу и не порвать ее. Много гильз пропадало, а они стоили дорого.

Старик вздохнул, но на этот раз не из-за гильз. Он озабоченно покосился на молодую женщину, которая беспокойно ходила взад и вперед по длинной узкой комнате. Он вздохнул, глядя на нее.

Старик посмотрел на кровать. Там сидела его жена с огромными очками на носу и вязала. Они обменялись понимающим печальным взглядом. Они словно спрашивали друг друга: «Ну, что нам с ней делать?» Они не знали этой молодой женщины. Вчера вечером ее привел товарищ Фриц и попросил приютить у себя. Его, конечно, не спросили, кто она, и вообще ни о чем не спрашивали. Партия прислала им товарища, следовательно, их дом был ее домом, и они делились с ней всем, что имели.

Но молодая женщина сама рассказала кое-что о себе. Она скрылась от ареста и оставила своего десятилетнего сына. Она даже не знает, где он и что с ним.

Все это она рассказала спокойно, не жалуясь. Но всю ночь сна не спала, ворочалась и металась на кровати. А встав утром, принялась ходить взад и вперед по комнате. Взад и вперед, уронив голову на грудь, скрестив руки на спине. Взад и вперед.

Старик и его жена несколько раз пытались с ней заговорить, чтобы отвлечь ее от печальных мыслей. Они были уверены, что сна все время думает о своем сыне. Но она даже не слышала, когда к ней обращались, и пришлось оставить ее в покое. Они только заботливо и сочувственно смотрели на то, как она все ходит взад и вперед. Безостановочно: взад и вперед.

Старик вздохнул. Тут жена не выдержала. Она поправила очки и сказала:

– Он, вероятно, где-нибудь устроился. У меня такое чувство.

И старик подхватил:

– Я и говорю, что мы его скоро найдем. Я в этом уверен, товарищ!

Молодая женщина вдруг остановилась и подняла бледное лицо. Она сжала пальцами виски, строго наморщила лоб и сказала:

– Вам Фриц не говорил, когда мне придти за листовками?

Другое место, где в это утро много думали о Карлуше, была маленькая мастерская сапожника Шрамма. Вся компания была в сборе. Тут были Лиза и Петер, да и Хельмут улучил минуту и прибежал. Все собрались у постели Франца.

В другое время сапожник Шрамм этого бы не потерпел. Он всегда был плохо настроен и зол на весь свет. Бедному Францу нелегко жилось с тех пор, как умерла его мать, но со вчерашнего дня Шрамм вел себя как-то странно.

Вчера вечером, когда ребята принесли Франца домой, окровавленного, с вывихнутой рукой, они больше всего боялись встречи с сапожником Шраммом. Сам Франц боялся встречи с отцом больше, чем с полицейским. Когда Хельмут и Лиза внесли Франца в комнату, сапожник Шрамм поднялся им навстречу. Он уже больше часа сидел одетый на краю кровати и ждал сына, который ровно в половине девятого должен был быть дома. В руках у сапожника Шрамма был ремень.

Франц даже не взглянул на отца. Он глядел вниз и думал:

«Хоть бы скорее прошли побои и брань, чтобы можно было спокойно подумать, как найти Карла».

– Что это значит? – тихим угрожающим голосом спросил сапожник Шрамм.

Лиза быстро взглянула на Хельмута. Может, все-таки лучше солгать? Это ведь нетрудно.

Но Хельмут посмотрел сапожнику прямо в глаза и ответил:

– Его избил полицейский!

Он сказал таким упрямым и вызывающим тоном, как будто хотел добавить: «Чего тут скрывать?»

Сапожник Шрамм вздрогнул и не двинулся с места, пока Франца вносили и клали на койку.

– За что? – стоя по-прежнему лицом к двери и не оборачиваясь, глухо спросил Шрамм.

– Пожалуйста, дядя Шрамм, дайте полотенце: надо сделать как следует перевязку, – попросила Лиза.

– За что? – повторил сапожник, не двигаясь с места.

– За то, что он не хотел выдать, где скрывается Карлуша! – ответил Хельмут и поглядел на ремень.

Сапожник стыдливо спрятал его под фартук.

– Полотенце в верхнем ящике комода, – необычайно мягко и тихо сказал Шрамм. Так он еще никогда не говорил.

Франц повернул к отцу раненую голову. Но сапожник Шрамм все еще стоял отвернувшись. Он достал из ящика вату и карболку и не проронил больше ни слова.

Прощаясь с Хельмутом и Лизой, он тихо спросил их в дверях:

– Он все-таки не выдал, а?

– Конечно, нет, – ответила Лиза.

Сапожник Шрамм наклонил голову, вернулся к койке и переменил компресс.

Долго еще сидел Шрамм у ложа своего сына. Они не сказали друг другу ни слова и даже не обменялись взглядом. Но Франц был бы в этот вечер совсем счастлив, если бы только его не мучила забота о Карлуше.

Утром сапожник Шрамм принес сыну на завтрак кусок ливерной колбасы. Такого лакомства Франц давно не видел.

А когда пришли ребята, сапожник Шрамм ушел из дома, чтобы не мешать.

И вот, когда вся компания была в сборе, у койки Франца чуть было не разгорелась ссора.

– Во всем виноват Хельмут! – взволнованно крикнул Франц. – Он должен был остаться возле Карла и вытащить его из засады. Мы бы его тогда не потеряли.

– Не говори глупостей, – спокойно ответил Хельмут. – Я же первый увидел фрау Бруннер и должен был идти за ней, чтобы не потерять связь. Мою задачу я выполнил. С фрау Бруннер все договорено. Но Лиза могла последить за Карлушей.

– Чтобы полицейский избил Франца до смерти? – обиженно воскликнула Лиза. – Или утащил его неизвестно куда? Хельмута ведь не было. Он побежал за фрау Бруннер. Надо же было посмотреть, что делается с Францем в подворотне! Не оставлять же его там одного!

– Карл должен был сидеть в палисаднике, – сказал Хельмут. – Глупо, что он не подождал нас, а сбежал, как баран.

– Почему «как баран»? – спросил Петер. Но ответа не последовало. Все молчали. Дети, по-видимому, были согласны с мнением Хельмута. Немного погодя Франц задумчиво сказал:

– Мы ведь не знаем, что с ним случилось, почему он вдруг сорвался.

– Надо его найти! – сказал Петер.

– Где же ты его будешь искать в таком огромном городе? – нетерпеливо сказал Франц.

Маленький Петер вытащил из кармана автобусный план Берлина; вернее, только половину плана – остальное было оторвано. На куске карты были Грюневальд, Халензее; Ильзенштрасее там не было.

– Можно обойти все улицы, – сказал Петер, глядя на карту, – одну за другой.

– Карл, вероятно, сам придет, – вставила Лиза.

– Я тоже так думаю, – согласился Хельмут. – Куда же он пойдет, когда проголодается? А мы его накормим. Верно?

– Надо сейчас же организовать комитет помощи, – сказал Франц.

Комитет был тут же организован. Хельмут дал десять пфеннигов, полученных вчера на чай, а Лизе было поручено хранить собранные для Карлуши продукты.

Петер был недоволен. Он не принял участия в голосовании и еще до конца заседания встал и вышел на улицу.

Он тут же принялся за работу и стал внимательно изучать порванную карту, чтобы найти на ней Ильзенштрассе. Увидев на углу полицейского, он быстро сунул карту в карман и с хитрым видом прошмыгнул скорее мимо.

На другой день Карлуша должен был показать все, что он умел делать. Поехать на прогулку с госпожой баронессой ему не пришлось, потому что не была готова новая ливрея.

Он смотрел в окно, когда «канарейка» садилась в машину. Двухместный «бюик» кремового цвета, отделанный никелем. Какая прелесть! Но Карлу придется сидеть сзади, в открытом багажном отделении. А если пойдет дождь?

Баронесса сама сидела за рулем и взяла такой крутой поворот, что Карлуша удовлетворенно кивнул головой. Правда, она немного поздно выкинула стрелку, но все же вела машину вполне прилично.

Карл стоял у окна и следил за автомобилем. Жалко, что нельзя было поехать… Вдруг за его спиной раздался нежный, тоненький голосок:

– Карл, вынеси ведро!

В полуоткрытой двери стояла фрейлен Лизбет. Прямая, словно палку проглотила, стояла она и спокойно глядела на Карла.

Фрейлен Лизбет была самой строгой особой во всем доме.

Она никогда не произносила ни одного громкого слова. Напротив, она говорила всегда тихо. Она была благовоспитаннее и напыщеннее всех. Даже самой баронессы. Фрейлен Лизбет служила еще у родителей господина барона в замке Лангенхорст, в Поммерне, и знала все тонкости хорошего тона. Она была до тошноты прилична и воспитанна. Все в доме боялись фрейлен Лизбет. Даже «канарейка», и та побаивалась ее. Фрейлен Лизбет гордилась старинным родом Лангенхорст и не терпела беспорядка и плохих манер.

Она была маленькая и худенькая, но держала голову высоко, словно хотела до чего-то дотянуться. Черное платье, белый передник, белая наколка, острый нос, острый подбородок, острые локти. Карлуша думал, что о нее можно уколоться, если подойти близко.

Фрейлен Лизбет выглядела, как строгая классная дама. В ней была какая-то неприступная важность.

Когда тетушка Мари подвела к ней Карлушу, она холодным взглядом оглядела мальчика и, не меняя выражения лица, сказала тонким и благовоспитанным голоском:

– Жаль, что он не черен. Графиня фон Керковен привезла из Парижа грума-негритенка. Это производило очень хорошее впечатление!

– Может быть, его выкрасить черной краской? – сказала тогда тетушка Мари таким серьезным тоном, что Карлуша в первую минуту даже испугался.

Фрейлен Лизбет всегда тщательно следила за тем, чтобы мальчик не болтался без дела. Вот и сейчас, увидев, что Карлуша смотрел в окно, она немедленно нашла ему работу.

– Вынеси ведро, Карл, – повторила она сухо.

В этот момент отворилась другая кухонная дверь, ведущая в коридор, и господин Иоганн просунул в нее свой подбородок.

– Карл, почисть дверные ручки! – простонал он.

Фрейлен Лизбет подняла голову еще выше и бросила удивленно-холодный взгляд на господина Иоганна.

– Карл, – сказала она спокойно и с достоинством, – сначала вынести ведро, затем приняться за чистку серебра. Понятно?

Господин Иоганн втянул голову в плечи и злобно мигнул маленькими черными глазками. Фрейлен Лизбет ответила ледяным, равнодушным взглядом:

– Карл, уже десять часов, – тихо и важно сказала она.

Она выиграла битву. Господин Иоганн отступил побежденный.

Когда Карлуша с пустым ведром снова вернулся на кухню, ему послышался на улице знакомый звон колокольчика, но он не подошел к окну. Мало ли звонков бывает на улице!

Если бы Карлуша все-таки выглянул из окна, он увидел бы проезжавший мимо ограды фургон с хлебом. На нем была надпись: «Генрих Хош – хлеб хорош», а на козлах сидел Хельмут.

Хельмут остановился у двухэтажного дома с темными стенами. Он еще раз звякнул колокольчиком, спрыгнул с козел и вытащил корзину с хлебом.

В это время в кухню вошла тетушка Мари.

– Сбегай вниз, Карлуша, – сказала она, – булочник привез хлеб.

Но сперва Карлу надо было вымыть руки.

Хельмут стоял в подъезде, держа корзину и нетерпеливо всматриваясь в тихий прохладный вестибюль с бронзовой женской фигурой и широкой мраморной лестницей.

Он увидел только старого швейцара Вабера, выходящего из своей квартиры; на нем, как всегда, была фуражка, обшитая золотым галуном.

– Пожалуйста, передайте хлеб, – сказал Хельмут. – Я очень тороплюсь. Скажите, что за деньгами зайду завтра.

Швейцар кивнул головой, Хельмут передал ему корзину и вскочил на козлы.

– Поехали, Лола! – крикнул он лошади.

Когда Карлуша вышел на улицу, фургон «Генрих Хош – хлеб хорош» заворачивал за угол.

Карлуша, взяв хлеб, снова вернулся в кухню. Он был бледен и взволнован.

– Тетя Мари! Погляди-ка, – зашептал он, показывая металлическую пластинку на корзине: – Генрих Хош живет ведь в нашем доме! А хлеб, наверное, привез Хельмут! Это мой друг!

У тетушки Мари застряла в соусе ложка. Она испуганным взглядом окинула кухню: не слышит ли кто-нибудь?

– Мальчик, – тихо, но сердито сказала она, – ты из Фюрстенвальда и никого здесь в городе не знаешь! Понял? Если ты выдашь себя, мы погибли! Пусть твой друг не возит нам больше хлеба. Я сегодня же откажу этому булочнику.

И вдруг она громко сказала:

– Карл, ты уже почистил картошку?

Фрейлен Лизбет проходила по кухне.

Карлуша подошел к окну, взял ведро картошки и с тоской посмотрел на улицу. Вплотную у окна стояли леса до самой крыши. Дом ремонтировался. Внизу был сад, а за оградой – улица. В конце улицы он узнал зеленый хлебный фургон «Генрих Хош – хлеб хорош». Там на козлах сидел Хельмут.

Карлуша еще раз услышал знакомый колокольчик, и сердце его больно сжалось.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Карлуша долго ходил без ливреи, потому что на ней два раза перешивали галуны. Они не нравились «канарейке». Вкус у баронессы был «высокохудожественный», как выражалась фрейлен Лизбет.

Наконец, все было готово, но без желтого галуна. Темносинее сукно с голубой шнуровкой. На серебряных пуговицах – герб баронов Лангенхорст.

– В сердце твоем также должен сиять этот герб, – торжественно изрекла фрейлен Лизбет, когда впервые увидела Карлушу в новой одежде. – Ты всегда должен помнить, что носишь славный герб баронов Лангенхорст.

Карлу и без того было бы трудно это забыть, но совсем по другой причине: ему было горько и обидно надевать этот обезьяний наряд.

Он всегда смеялся над мальчиками-лифтерами, которых он видел у подъезда отеля «Астория», и над маленькими продавцами сигар в кафе «Курфюрст», одетыми в красную гусарскую форму. Но те хоть работали на одном и том же месте среди множества кельнеров и слуг, он же сидел один-одинешенек на заднем сидении двухместного «бюика» и разъезжал по всему городу, нося на себе, как собачью метку, герб баронов Лангенхорст.

Карл Бруннер чувствовал себя оскорбленным и униженным, но делать было нечего. «По крайней мере, теперь не так-то легко меня узнать», думал он.

Несколько дней спустя они ехали по Вайценштрассе. Карлуша хорошо знал эту улицу (она ведь пересекала Ульмерштрассе) и поэтому как можно глубже спрятал голову в высокий стоячий воротник. Внезапно он увидел на улице маленького Петера. В первую минуту Карл так обрадовался, что глаза его затуманились слезами. Петер! Милый, смешной мальчуган!

Но, когда они подъехали ближе, Карлуше стало не по себе. Что, если Петер его узнает? И к тому же в обезьяньем наряде?

«Канарейка», которая обычно развивала такую скорость, что уже дважды была задержана постовым полицейским, ползла теперь, как назло, страшно медленно. Любой пешеход мог догнать ее. Она с таким увлечением болтала со своим спутником, что забывала давать газ.

Наконец, они проехали мимо. Если бы Петер не рассматривал все время свою карту, он бы, наверное, заметил Карлушу.

Ко многому можно привыкнуть, когда нет времени раздумывать. А во дворце Лангенхорст (так велено было называть дом) Карл был занят по горло.

В шесть часов утра он уже был на ногах и принимался за работу. Все, что говорил господин Иоганн, начиная от чистки обуви, платья, серебра и кончая поливкой цветов в зимнем саду при большом зале, – все это и еще многое другое входило в его обязанности. Часто работа затягивалась до глубокой ночи. Когда приходили гости, он должен был ждать, не пошлет ли его «канарейка» разносить сигары и папиросы. Господин барон считал, что и Иоганн с этим прекрасно справляется. Но у госпожи баронессы был «высокохудожественный» вкус, и ей казалось, что гораздо изысканнее, когда папиросы разносит грум. Карлуша не смел ложиться спать и ждал ее приказаний.

Больше всего мальчик любил выезжать с баронессой на прогулку. «Бюик» – отличная машина, и баронесса вела ее, как заправский шофер. Карлуша мог у нее кое-чему поучиться, но он всегда боялся встретить знакомых из дома на Ильзенштрассе. Конечно, ему бы хотелось повстречать Франца, Хельмута или Лизу. Правда, было бы немного стыдно за свой наряд, но на всякий случай он приготовил в кармане записочку с адресом. В нее был завернут кусочек свинца. Если кто-нибудь из своих пройдет мимо, Карлуша выбросит на ходу эту записочку.

Но Карл никого не встречал из прежних друзей, и тоска его росла о каждым днем. Он никогда не слышал доброго слова. «Канарейка» была с ним ласкова, но эта ласка вызывала в нем отвращение. Ведь и к Микки, к этому противному червяку с длинной шелковистой шерстью и розовым брюшком, она относилась так же хорошо, даже еще лучше. В автомобиле Карлуша должен был держать Микки на коленях. И когда Микки давали конфетку, вторую конфетку получал Карл. Разницы никакой не было.

Правда, с ним была тетушка Мари. Она от всего сердца желала ему добра. Карлуша всегда это чувствовал, иначе он бы не вынес такой жизни. Но виделись они в те редкие часы, когда Карлуша помогал на кухне. Эту работу он делал охотнее всего. Разговаривать было нельзя, да и смотреть друг, на друга удавалось разве только украдкой. В кухне всегда кто-нибудь был.

Хорошо бывало только вечером, перед сном. Тетушка Мари подходила к его постели, устроенной в углу на скамье. Она присаживалась к нему и брала его за руку. Разговаривать она не любила. Всегда усталая и печальная, она сидела, опустив голову, уставясь в одну точку. На ее лице появлялись морщинки. Это пугало Карлушу. Но он быстро засыпал, так как сильно уставал за день.

Несмотря на усталость, Карлуша никогда не забывал перед сном достать из нижнего ящика в шкафу своего ваньку-встаньку. Он разглядывал маленького красного фронтовика, и тот тихо звенел в его руках.

Заслышав шаги тетушки Мари, Карл быстро засовывал ваньку-встаньку под подушку.

Карлуша уже привык к новой обстановке. Только одно оставалось для него тайной. Это хозяин дома. Каждый день с любопытством и беспокойством он думал о бароне Лангенхорст. Он очень редко видел его.

Карлуше приходилось несколько раз в день пробегать по всем комнатам, и вскоре он знал в доме каждый угол. Он уже знал привычки всех людей, там живущих. В любой час он мог сказать, где они находятся и что делают. Но о бароне он ничего не знал. Он ощущал иногда его присутствие за белой запертой дверью и чувствовал, когда его не было дома: вся квартира словно оживала.

Каждое утро к барону приходил адъютант. Бледный, с изрытым оспой лицом, в форме штурмовика. Он молча шел по коридору, ни с кем не здороваясь, даже с баронессой. Вскоре после его прихода из кабинета раздавался стук пишущей машинки.

Кроме того, к барону часто приходили командиры штурмовых и охранных отрядов, офицеры рейхсвера. Господин Иоганн подавал им коньяк и папиросы.

Барон был длинный и тощий, с лицом, точно высеченным из камня. Он ходил крупным солдатским шагом.

Но Карлушу больше всего тревожило то, что он никогда не видел барона разговаривающим. Мальчик даже не знал звука его голоса.

Казалось, барон вообще никого не замечает. Даже господина Иоганна и «канарейку» он еле удостаивал взглядом. Он смотрел мимо людей, и каждый старался при встрече с ним свернуть с дороги.

У барона был большой черный лакированный автомобиль, совсем как гоночная машина. Даже шофер носил специальный костюм. Карлуше ни разу не удалось с ним заговорить. Когда барон выезжал, адъютант всегда сидел рядом с ним.

Однажды адъютант заболел, и Карлушу послали отнести письма на почту. Почти на всех конвертах стоял штамп:

НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ НЕМЕЦКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ.

ОКРУЖНОЕ РУКОВОДСТВО. БЕРЛИН.

По дороге Карл стал размышлять, не лучше ли сжечь письма. Это поручение ведь не похоже на чистку дверных ручек. Тут он должен был активно помогать наци. Помогать смертельным врагам!

Тем не менее он все же опустил письма в ящик. Поразмыслив, мальчик решил, что все это может открыться и он выдаст себя и тетушку Мари.

Но, когда он вернулся домой, его мучила совесть и на сердце было тяжело. Задумчиво подошел он к окошку и поглядел вниз.

Строительные леса стояли так близко, что с подоконника можно было прямо шагнуть на лестницу. Напротив окна два каменщика замешивали цемент.

Карлуша с грустью и тоской смотрел на них. С ног до головы они были вымазаны известью и краской, но и в таком виде они ему нравились. С какой радостью он надел бы на себя честный рабочий костюм взамен своей дурацкой яркой ливреи!

Один из рабочих заметил Карлушу и скривил рот в насмешливой улыбке.

– Глянь-ка на этого наследного принца! – сказал он, обращаясь к своему товарищу.

Его приятель поднял голову, поглядел холодными, злыми глазами и, вытирая пот, обратился к Карлуше:

– Скажи-ка: на шарманке ты сидишь или тебя через решетку кормят?

Карлуша отскочил от окна. Эти слова точно кольнули его в сердце. Он прислонился к стене, и глаза его наполнились слезами. И все из-за проклятого обезьяньего наряда! Какая несправедливость! Он ведь не мог объяснить им, кто он и как сюда попал. Если бы они знали, кто его мать, они бы с ним иначе разговаривали. Но он должен молчать…

– Карл, скорее вниз, к автомобилю! – услышал он стонущий голос господина Иоганна. – Госпожа баронесса едет в город.