Текст книги "Пророчица"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
День седьмой
Понедельник,
20 декабря 1999 года
– Доктор Александер? Доктор Александер!
Кэтрин не слышала голоса из-за шума воды. Она включила душ на полную мощность и сделала воду настолько горячей, насколько могла вытерпеть. Поэтому и не слышала стук отца Гарибальди в дверь.
Но в следующее мгновение она вдруг ощутила сквозняк. И голос, раздающийся за стеной пара, заставил ее вздрогнуть.
– Доктор Александер! Нам нужно убираться отсюда, сейчас же!
После этого Кэтрин услышала, как дверь громко захлопнулась, и почувствовала, что сквозняк исчез.
Несколько минут спустя, едва успев вытереться полотенцем, Кэтрин вышла из ванной в джинсах и футболке, поспешно натягивая носки. Она удивилась, увидев, что Майкл собирает ее вещи. После этого он поставил ее сумку рядом со своей у двери.
– Что случилось? – спросила она, впрыгивая в туфли, но тут же остановилась, увидев перед собой нечто неожиданное.
Джинсов больше не было, не было и церковной рубашки с короткими рукавами. Теперь отец Майкл Гарибальди был облачен в длинную, по самые лодыжки, черную рясу, застегнутую на пуговицы от самого воротника до нижнего края. С его черной ленты, что красовалась на его привлекательной талии, свисали четки из черных бус. В ее голове вдруг вспыхнула сцена из прошлого: в ночь смерти ее матери отец Маккинли приехал в больницу в рясе. До этого она никогда не видела его в таком одеянии. Кэтрин обвинила священника в том, что тот использовал свой наряд в качестве орудия в игре за власть, ожидая, что он окажет влияние на ее мать.
Ее обвинения в его сторону, в сторону Церкви, Бога…
– Почему вы так одеты?
– В газетах ничего не сказано о том мужчине, с которым вы бежали, – объяснил он, закрывая футляр ноутбука и ставя его у двери, – и я не думаю, что Хэйверз или полиция знают обо мне. Я считаю, что, одевшись так, мы сможем выиграть время. Люди увидят священника и не обратят внимания на женщину, что рядом с ним.
– А почему мы уезжаем?
Он протянул ей газету.
– Ваша личность установлена.
Кэтрин не могла поверить глазам. С первой страницы на нее снова смотрело ее собственное лицо, только на этот раз изображение было не фотороботом, а ее недавней фотографией. Ниже сообщалось, что женщину зовут Кэтрин Александер, она является доктором философских наук, живет в Санта-Монике, штат Калифорния. «Разыскивается в связи с двумя убийствами, кражей со взломом, международной кражей и контрабандой, а также промышленным саботажем». Кэтрин пробежалась глазами по статье: «Считается, что доктор Александер принимала участие во вторжении в исследовательскую лабораторию в Силиконовой долине и краже. Подозреваемая установила в мусорных корзинах бомбы, взрыв которых нанес значительный ущерб…»
Статья была длинной. Казалось, допросили абсолютно всех: директора лаборатории, мистера Милонаса из отеля «Айсис», Самира, сотрудников американской таможни. Кэтрин искала глазами имя Джулиуса, но в статье оно не упоминалось.
– Мы больше не должны здесь находиться, – сказал Гарибальди. – Люди могут вспомнить, что видели вас прошлым вечером, до того, как вы изменили прическу.
Кэтрин увидела, как Майкл спрятал под мышкой пангамотовые палочки.
– Отец Гарибальди, ночью я почти ушла от вас.
– Я знаю. Я не спал. – Он посмотрел на нее. – И почему же вы вернулись?
– В тумане не разобрала, куда идти.
На мгновение их взгляды встретились, но, услышав вдали вой сирены, они поняли, что звук приближается. Они схватили вещи, запрыгнули в машину, и Майкл выехал со стоянки.
«Доктор Восс, известно ли вам, что контрабандный ввоз памятников материальной культуры в эту страну является преступлением? Известно ли вам, что доктор Александер подозревается в совершении этого преступления? Где она находится сейчас? Каким образом она связана с убийством Дэниела Стивенсона?»
Джулиус встал из-за стола и помассировал виски. Он никак не мог избавиться от наваждения, терзающего его разум, – воображаемого допроса. Эта сцена появилась у него перед глазами за день до того, как он подъехал к полицейскому участку в намерении рассказать им о Кэтрин, но так и не вышел из автомобиля.
«Вы утверждаете, что эту женщину зовут Кэтрин Александер, – сказали бы в полиции, – и вы наверняка знаете, что она контрабандой ввезла в эту страну свитки».
Ведь это означало похоронить ее заживо.
Как бы то ни было, полиция установила ее личность лишь прошлым вечером; до этого момента об их отношениях с Дэниелом не знали, не знали и о том, что украденные артефакты находились в ее руках. Раздумав идти в полицию и отъехав от участка, Джулиус решил, что уж от него они не узнают ничего. Кроме того, до вчерашнего вечера у Кэтрин все-таки оставался шанс реабилитироваться.
Но это было прошлым вечером. Нынешнее туманное утро принесло ему противоречивые вести: с первой страницы «Лос-Анджелес Таймс» на него смотрели глаза Кэтрин, а под фотографией указывалось ее имя.
Джулиус поблагодарил Бога за то, что она жива. Ее снимок на первой странице газеты, безусловно, расстроил его, но его чувство облегчения было сильнее, поскольку у нее, видимо, все было в порядке. В статье ничего не говорилось о человеке, уехавшем с ней из квартиры Дэниела; а это означало, что, скорее всего, никто ее не похищал.
Он взял газету и снова прочел статью. В ней сообщалось, что были найдены девятнадцать фотографий. Однако Кэтрин говорила о том, что сфотографировала каждую страницу свитков, в результате чего вышло более ста снимков. Неужели убийца Дэниела завладел остальными?
Он бросил газету на заваленный бумагами стол и засунул руки в карманы, ощущая свою беспомощность. Ему так хотелось сделать для нее что-нибудь. Но что?
И тогда он подумал: «Найти седьмой свиток».
Как? Безусловно, Кэтрин искала его. Тем же занимался и убийца Стивенсона. Бог знает, сколько еще человек было замешано в этой сумасшедшей охоте за сокровищем, и, видимо, все они обладали «картой» – будь то свитки или их фотографии, в них содержались подсказки.
Прохаживаясь по кабинету, Джулиус старался воскресить в памяти тот дождливый вечер, когда Кэтрин неожиданно приехала из Египта и выложила на его кофейный столик впечатляющую стопку папируса, Что же она сказала тогда? «Перпетуя говорит Эмилии отнести последний свиток королю, иначе она подвергнется преследованиям». Но какому королю? Как же его звали?
Джулиус потер лоб, виски, шею, чтобы стимулировать кровообращение, надеясь, что это поможет ему вспомнить события прошлого. Он закрыл глаза и представил себе стопку папирусов. Кэтрин раскрыла один из них. Он помнил, как наклонился над ним, рассматривая древнегреческий текст, который в некоторых местах был едва различим, в то время как в других сохранился превосходно. Имя выскользнуло из его памяти.
Чье имя? Это было имя не короля, а кого-то другого.
Схватив газету, он снова прочел перевод, обращая внимание на имена: Эмилия, Сабина, Перпетуя. Не составило бы большого труда обратиться к папирусному архиву и выяснить, встречалось ли какое-либо из этих имен в тексте архивных рукописей. Но даже с помощью компьютера этот процесс занял бы некоторое время. Он опасался, что у Кэтрин не так уж много времени.
Если бы только он мог вспомнить имя, которое прочел в папирусе!
Он подошел к двери кабинета и начал открывать ее, но тут же остановился. Он не знал, куда ему идти. Но и работать он не мог. К этому моменту сотрудники института уже начали приезжать, привозя с собой утренние газеты. Все знали, что Джулиус и Кэтрин встречаются. Будут разговоры, вопросы и, что еще хуже, неловкое молчание.
Сегодня ему не следовало приходить в институт. Он должен был сделать что-нибудь для Кэтрин.
Но, черт побери, что именно?
Ни разу в жизни он еще не чувствовал себя таким беспомощным.
Он подошел к окну и выглянул на улицу. Несмотря на то что было восемь часов утра, рождественские гирлянды, украшавшие бульвар Уилшир, горели. Они не должны были загореться до самых сумерек, но, очевидно, пасмурному утру удалось обвести датчики света вокруг пальца. Красные и зеленые лампочки, сияющие холодным светом, были обмотаны блестящей мишурой. Ночью гирлянды впечатляли больше.
Фабиан.
Джулиус резко выдохнул.
Это и есть имя, которое он пытался вспомнить! Имя Фабиан!
Отвернувшись от окна, он прошел через весь кабинет к полке, заставленной книгами и журналами. Кем же был Фабиан? Он задавал себе этот вопрос, просматривая заголовки в поисках нужного текста. Отец Сабины? Ее муж? Может, король, которому был отдан седьмой свиток?
Он подошел к столу, загрузил компьютер, в уме прокручивая названия поисковых программ: «Ликос», «Инфосик», «Омнисерч»…
«Миссис Мерититес»…
Вот почему Кэтрин взяла имя мумии, оставляя сообщение на автоответчике! Для того чтобы напомнить ему о мелочной зависти, с которой ему пришлось столкнуться в прошлом году, соперничеством, возникшим в стенах института, когда была обнаружена мумия древней королевы; один из бывших коллег даже прослушивал его телефон!
Он нахмурился. С какой стати Кэтрин вдруг решила, что его телефон прослушивают и следят за его компьютером? Раздраженный, он тут же выключил компьютер. Если он не мог воспользоваться компьютером, как же ему искать седьмой свиток?
Он снова посмотрел на газету, что лежала на его столе. Местные и федеральные правозащитные органы связывались со всеми, кто мог иметь какое-либо отношение к доктору Александер. Он знал, что его пригласят на дачу показаний – это был лишь вопрос времени. Как же избежать этого хотя бы до того момента, как он все тщательно обдумает?
Быстро схватив свой твидовый пиджак, газету и потертый кожаный дипломат, Джулиус покинул кабинет и зашагал по лабиринту коридоров и лабораторий, из которых состоял институт. Он решил поехать в хижину. Слишком поздно он заметил фургоны телевизионных компаний, камеры, журналистов и полицейскую машину, подъехавшую к тротуару.
Майлз Хэйверз почувствовал, что у него закладывает уши, когда его частный самолет пошел на снижение. Он взглянул на часы. Полет продлился немногим более шести часов.
Ему вовсе не обязательно было прилетать сюда. Майлз мог послать и своего адвоката для заключения сделки, однако свитки так много для него значили, что он не стал никому доверять и решил сам заключить сделку.
Майлз рассуждал следующим образом: если полиция обнаружила девятнадцать фотографий, одну из которых напечатали в газетах, ему необходимо найти копии остальных восемнадцати. Пока ему удалось установить местонахождение лишь трех: один хранился в архиве университета Дьюка, второй – в Британском музее. Оба фрагмента были небольших размеров и хорошо сохранились. На жизнь Сабины Фабиан они не проливали никакого света. Однако подробная информация о третьем папирусе, являвшемся предметом личной коллекции господина Аки Мацумото, богатого японского бизнесмена, была опубликована в журнале «Археолоджи» вместе с фотографией прекрасно сохранившегося пергамента, датированного шестым веком и являвшегося копией папируса, датированного вторым веком. Среди остальных слов четко выделялось имя Фабиан.
Майкл намеревался заполучить этот документ.
Желтая лампочка на устройстве внутренней связи, что находилось у его сиденья, несколько раз мигнула. Сигнал пилота свидетельствовал о приближении к аэропорту «Хило». Майлз посмотрел вниз, на зеленовато-голубой океан и цепочку островов, напоминавшую изумрудное ожерелье. Майлзу трудно далось решение отправиться сюда лично, ведь дома ему пришлось оставить Эрику, в то время как приготовления к новогоднему празднику, который они собирались устроить через десять дней, были в самом разгаре. На торжество пригласили массу звезд, оно обещало стать церемонией «Оскар», балом в честь инаугурации и Каннским кинофестивалем одновременно. Но Майлз был одержим. Он понимал, какое несравненное удовольствие испытает от того, что будет приветствовать гостей и знать, что под домом, в частном музее, лежат бесценные и почти нетронутые свитки Сабины.
Самолет приземлился и подъехал к дальней стороне взлетного поля, где по очереди пользовались ангаром частные самолеты, легкогрузные воздушные суда и машины летных школ. Стюард, обслуживавший Хэйверза в течение шестичасового полета, открыл дверь, и в салон ворвался знойный гавайский воздух. Он вернулся минуту спустя и сообщил своему боссу о том, что контактное лицо прибыло. Майкл выглянул из окна и увидел черный «мерседес» с тонированными стеклами, припаркованный на бетонной площадке у ангара.
Майлз знал, что невидимым пассажиром на заднем сиденье был господин Аки Мацумото, любезный человек маленького роста с бледной кожей и печальными глазами. Мацумото, однако, не знал человека, с которым ему предстояло совершить сделку.
В таких деликатных переговорах Майлз всегда сохранял анонимность. Все письменные и телефонные контакты с Мацумото осуществлялись через адвоката Майлза. Хэйверз намеренно не прилетел на корпоративном самолете, сбоку у которого красовался логотип «Диануба», а остановил свой выбор на сравнительно маленьком «Хаукере Сидли HS-12S», самолете президентского класса, без каких-либо опознавательных знаков.
Майлз передал конверт стюарду, который уже получил соответствующие распоряжения. Однако он не знал, что в конверте лежали фотографии четырнадцатилетней дочери Аки Мацумото, находящейся в постели с известным актером и мастером кунг-фу. Стюард вышел из салона самолета, подошел к лимузину, и, оставаясь незамеченным, Майлз увидел, как стюард протянул конверт в окно шофера.
Хэйверз предлагал Мацумото щедрую сумму за пергамент с упоминанием имени Фабиан, но тот отклонил предложение. Поэтому Майлз решил сменить «валюту», подозревая, что она будет для Мацумото более убедительна. Он увидел, как шофер забрал конверт; мгновение спустя из окна протянули другой конверт, который стюард тут же принес в самолет.
Оставаясь в своем шикарном кресле из серой кожи, Майлз открыл жесткий картонный конверт и присмотрелся к пергаменту, а также сертификату подлинности, в котором стояла дата «568 год нашей эры». Затем он отдал в руки стюарду еще один запечатанный конверт, содержащий негативы тех снимков, что лежали в первом конверте.
В то время как сделка завершалась в лимузине, Майлз тщательно изучал полученный документ в поисках слов, которые специально заучил: «Эмилия», «Перпетуя», «Сабина», «Корнелий Север». Однако ни одного из них перед его глазами не было, как, по-видимому, не было и других собственных имен. Однако слово «Фабиан» было четко написано внизу страницы, где текст, похоже, обрывался на половине предложения. Обращаясь с пергаментом крайне аккуратно, Майлз положил его на сканер, что находился у него под рукой, и немедленно отправил по факсу изображение в Каир, добавив в качестве постскриптума, что сможет предоставить более качественное изображение, как только возвратится в Нью-Мексико.
Лимузин уехал, и стюард вернулся в самолет. Пока самолет заправлялся горючим, Майлз решил выйти и размять ноги. Он подставил лицо лучам тропического солнца, наслаждаясь успешным исходом сделки и поиском свитков в целом.
В газетах уже написали о том, что личность доктора Александер была установлена. Теперь, являясь заложницей собственного лица, вряд ли она могла сделать даже шаг и остаться незамеченной. Теперь она не могла так просто разгуливать по миру, как раньше, собирая на ходу свитки. Теперь она даже не могла попасть в библиотеку, чтобы воспользоваться энциклопедией!
Перевес явно был на стороне тигра.
– Господин президент, безотлагательность настоящего дела, – начал посол Египта, – вызвана тем, что, согласно полученным сведениям, за найденными свитками охотятся определенные лица. Мы не можем допустить, чтобы папирус попал в их руки.
Президент посмотрел на своего помощника, находящегося в его кабинете вместе с двумя посетителями.
– Господин Давуд, – обратился он к послу, – на чем основывается ваше подозрение? Чем можно доказать, что свитки действительно были найдены?
Давуд, энергичный человек небольшого роста с резкими жестами, ответил:
– Прежде всего папирус действительно был найден. Затем доктор Александер обнаружила в колодце неподалеку корзину. Она забрала содержимое этой корзины, наполнив ее камнями. Эту корзину мы и обнаружили после ее исчезновения. Исследования показали, что в корзине находятся крошечные кусочки папируса, так же как и красно-коричневые волокна ткани, которые по всем показателям совпадают с волокнами, найденными на скелете, что лежал в колодце. – Он собрался присесть, но передумал. Его слова не поспевали за его мыслями. – Господин президент, если доктор Александер не забрала свитки, принадлежащие нам по закону, почему же она так неожиданно уехала? Почему же она скрывается? Зачем она отравилась в исследовательскую лабораторию и устроила там взрыв?
Президент повернулся к своему советнику.
– А вам уже известно, чем именно доктор Александер занималась в лаборатории?
– Установлено, что она загрузила программу, сэр.
– Какую программу?
– Программа называется «Логос», используется для перевода древнегреческих текстов.
– Господин президент, – начал Давуд. – Уверен, нет надобности напоминать вам об ужасном состоянии экономики Египта как следствии потери туристического бизнеса. И нет смысла объяснять вам, какой эффект могут возыметь эти свитки, если мы выставим их на обозрение публики. Должен признать, что кредитов, выдаваемых нам вашим правительством, едва достаточно для… – Он умолк, чтобы внезапная пауза оказала на собеседника желаемое воздействие.
Четвертый человек, находящийся в кабинете, до сих пор не проронил ни слова. Это была женщина высокого роста, обладавшая аристократичной внешностью. На ней отлично сидел костюм, сшитый на заказ. Ее седые волосы были аккуратно собраны золотой заколкой. Говорила она уверенным тоном человека, привыкшего к весомости своих слов.
– Господин президент, при всем уважении к господину Давуду, замечу, что, если свитки имеют отношение к христианской вере, тогда они по праву принадлежат Церкви.
Раньше президент воевал с ней по поводу проблем абортов, контрацепции, полового воспитания и прав гомосексуалистов. Ее позиция отличалась от его, и сама она была непреклонной. Ее голос имел силу, даже если за ней никто не стоял. Но сейчас президент больше прислушивался к ней, потому что доктор Зора Кейн, профессор медицины в Гарвардском университете, присутствовала здесь сегодня не в качестве независимого специалиста, выступающего от своего имени, а как представитель всеобъемлющей власти Ватикана. Его Святейшество сам выбрал ее для контроля этого дела от лица Церкви.
– Я полагаю, господин президент, что могу доложить Его Святейшеству о том, что мы можем рассчитывать на полноценное сотрудничество со стороны вашего правительства?
– Господин президент! – воскликнул Давуд. – Свитки были найдены на египетской земле…
Когда доктор Кейн начала возражать оппоненту, президент очень дипломатично заверил обоих гостей:
– Федеральные службы уже мобилизовались, поэтому вскоре мы должны получить результаты. – Одновременно он проклинал про себя Кэтрин Александер, которую никогда не видел, за то, что из-за нее оказался в такой щекотливой ситуации.
Титус засунул руки в карманы, рассматривая карту, светящуюся под крышкой его стола. Огни и цифры мерцали, словно это был ночной Сиэтл. Он сосредоточил свое внимание на ярком огоньке с подписью «Сан-Франциско».
– Я полагаю, что она могла отправиться сюда, – сказал он собеседнику, находящемуся в его кабинете. – Большой город. Масса людей. Есть где спрятаться.
Помощник Титуса, работавший на него с момента основания компании, когда на первых порах фирма «Консультанты по безопасности» управлялась из однокомнатной квартиры Титуса, взял со стола фигурку тигра, пригляделся к ней и сказал:
– Мы продвинулись на юг до самого Сан-Симеона, а на восток – до Фресно. По всему побережью в мотелях и гостиницах нет ни одного свободного номера. Люди тянутся к океану так, словно он кровь и без него нет жизни. Они, видимо, думают, что именно у океана Апокалипсис и начнется.
– Или не начнется, – пробормотал Титус. – Она где-то здесь. Но где?
– Что ей необходимо больше всего? – спросил помощник.
Титус рассеянно почесал шрам на подбородке – напоминание о днях, проведенных в ЦРУ.
– Необходимо больше всего? Клиент говорит, что ей нужен доступ в Интернет, причем анонимный.
– Анонимный доступ в Интернет? – ухмыльнулся помощник.
Кэтрин волновалась но поводу того, что они находятся в толпе и могут быть легко замечены. Однако полуночники, собравшиеся в интернет-кафе «@.com», не проявляли никакого интереса к католическому священнику в длинной черной рясе и его попутчице-блондинке с голубой спортивной сумкой через плечо. Кэтрин отметила, что на самом деле на фоне посетителей шумного интернет-кафе, что находилось на Саттер-стрит в Сан-Франциско, они с отцом Гарибальди выглядели скучно и серо: помещение было заполнено ботанами, ходячими компьютерами, вебаголиками, фанатами чатов, будущими хакерами и «чайниками», сидевшими перед мониторами с остекленевшими взглядами, в то время как их пальцы летали над клавиатурой.
Для посетителей в кафе имелись пятьдесят шесть компьютеров с прямым доступом в Интернет. Кроме того, столы были оборудованы интернет-соединениями для тех, кто приходил сюда со своими ноутбуками. Стены были декорированы в виде огромных монтажных плат. Висели таблички, предупреждающие о том, что посетители, слишком часто использующие слова «кибер» и «техно», будут немедленно выставлены за дверь. Воздух был наполнен ароматом кофе и шоколада; на фоне щелчков клавишей можно было слышать, как посетители спрашивают друг друга о новой программе «Диануба 2000», которая должна была быть выпущена в Новый год, в одну минуту первого.
Майкл наклонился к Кэтрин и прошептал:
– Думаю, здесь мы многое успеем. Она согласилась.
– Наша первоочередная задача – установить возраст свитков. Сабина говорит о храме в городе Ур Магна. Мы знаем, что храм, находящийся в нем, давно был разрушен землетрясением, но я не помню точную дату. Если Ур Магна был стерт с лица земли до рождения Иисуса, тогда он никак не может являться Праведным. И я уверена, что, как только эта новость станет достоянием общественности, нас оставят в покое, в том числе и Хэйверз.
Майкл покровительственно взял ее за руку.
– Давайте попробуем найти пару свободных компьютеров, находящихся рядом. Держитесь около меня.
Находясь на бетонной площадке, люди на белом «понтиаке» ожидали, когда частный самолет совершит остановку. Из самолета вышли четверо. Двое сели в «понтиак», остальные – в автомобиль, взятый напрокат. Руководитель группы вновь прибывших привез с собой список всех интернет-кафе Сан-Франциско. – Вперед, – скомандовал он.
Им пришлось ожидать, пока компьютер освободится, поэтому они решили посидеть за столиком в баре, где Кэтрин удалось взять газету. Она пробежала глазами по тексту и тихо прочитала отцу Майклу: «Таможенная служба Соединенных Штатов сообщила сегодня, что доктор Кэтрин Александер пересекла границу четыре дня назад, шестнадцатого декабря. Сотрудники таможни недоумевают по поводу того, каким образом рукописи могли быть вывезены из Египта и как оказались на территории США. В связи с этим сотрудники американской таможни намереваются задать несколько вопросов доктору Александер. И, хотя официальное обвинение еще не предъявлено госпоже Александер, официальные представители как Соединенных Штатов, так и Египта, полагают, что два убийства – американского строительного инженера Дж. Дж. Хангерфорда и археолога доктора Дэниела Стивенсона – связаны с контрабандными свитками и исчезновением доктора Александер, которая, видимо, скрывается на территории Южной Калифорнии».
– В газете говорится о том, что у вас длинные рыжие волосы, – сказал Майкл, – а это означает, что ребята на площадке для отдыха были определенно не полицейскими.
– Люди Хэйверза.
– Или кого-либо другого. Я считаю, что погоня только набирает обороты, и наши шансы спрятаться в толпе сокращаются в геометрической прогрессии. Я на самом деле начинаю беспокоиться о вашей безопасности.
Она посмотрела на него.
– Да?
Он не мог описать словами растущее в нем желание защищать ее. Когда четыре молодых человека заняли соседний стол, Майкл пододвинулся к Кэтрин ближе и положил вытянутую руку на спинку ее сиденья. Он смотрел на Кэтрин и в то же время не сводил глаз с окружающих.
Кэтрин тоже оставалась начеку. Майкл заметил, что она частенько прикасается кончиками пальцев к своему подбородку – машинальный жест, выражающий беспокойство. Он легко мог представить себе, как она самостоятельно, без посторонней помощи сражается с целой армией, машет кулаками до последнего. Он заметил, что волосы у нее за ухом подстрижены неровно. Ему было больно смотреть на эту картину: очень хотелось зачесать их назад, чтобы эта неаккуратность не так бросалась в глаза.
Он вдруг вспомнил последний сон, который походил на тот, что он не раз видел и раньше, но в то же время был несколько иным. Добавилось новое действующее лицо – женщина, и на этот раз он видел ее где-то вдали, а не на переднем плане. Он все еще не мог разглядеть ее лицо, но казалось, она говорит ему что-то.
– Да, – произнес он.
Кэтрин пристально посмотрела на Майкла.
– Что «да»?
– Я беспокоюсь за вас.
И на мгновение кафе вместе с людьми исчезли; виниловая кабинка стала вдруг Вселенной, в которой Майкл и Кэтрин видели лишь друг друга.
Затем он откинулся на спинку стула.
– Доктор Александер, вы подвергаетесь все большей опасности, – сказал он, подобрав наименее эмоциональные слова, чтобы восстановить прежнюю атмосферу.
– Значит, вы считаете, что я должна бросить свою затею, повернуть назад? Вы видели сегодняшние новости?
Немногим ранее они останавливались в закусочной в Дэли-Сити, где над стойкой висел телевизор. Показывали репортаж из Синая; там по приказу египетских властей провели раскопки у колодца, обнаруженного Кэтрин, и нашли скелет, принадлежавший женщине. Выяснилось, что ее руки и запястья были связаны. «Специалисты рассказали, что женщина, по всей видимости, была похоронена заживо. Ее подвергли мучениям из-за свитков».
– Так вот почему вы рискуете собственной жизнью – из-за христианки-мученицы?
– Отец Гарибальди, – начала Кэтрин; осмотревшись по сторонам, она стала говорить тише. – Моя мать была не простым профессором богословия. Она осмелилась поспорить с общепринятым переводом Библии. У нее хватило храбрости заявить, что упоминание в Бытии о том, что Ева была создана как помощница Адама, всего лишь результат предвзятости переводчика-мужчины. На иврите это ключевое слово означает вовсе не «помощница», а «равный во всем человек». В Библии, – страстно продолжала она, – говорится: «Ты позабыл о камне, породившем тебя, ты подверг забвению Бога, ставшего отцом твоим». Однако еврейское слово, переведенное как «ставшего отцом твоим», на самом деле означает «испытывать родовые муки». Я готова поспорить, отец, что мужчинам, работавшим над переводом Библии, образ Бога, испытывающего родовые муки, как женщина, пришелся не по душе. И поэтому они отказались от него. И звание «diakonos», которое употребляет Павел…
– Эй, подождите, я ведь на вашей стороне.
– Этого не может быть. В деле, имеющем прямое отношение к христианской догме, мы с вами по разные стороны баррикады.
– Я все же не думаю, что Церковь самым подлым образом принижает образ женщины. Кто, как не католики, почитают Богородицу? Не забывайте об этом.
– Почитание Марии и обращение с живыми женщинами – это разные вещи, отец Гарибальди. Узнав, что не могу совершить все семь таинств, потому что была девочкой, я убежала домой в слезах, и мать объяснила мне, что принятие сана священника – одно из таинств, и девочки священниками быть не могут.
– Ну, это…
– Отец Гарибальди, я была набожной девочкой-католичкой, и больше всего на свете мне хотелось служить у алтаря. Но к службе допускались лишь мальчики. И должна вам сказать, что некоторые из этих мальчиков были отвратительными хамами, тайком попивали священное вино и высмеивали священников за их спинами. Я была неспособна на такое и все же была недостойна служить у алтаря! А в шестьдесят пятом году, когда мне было два года, мать подала заявление на получение должности преподавателя в Йельском университета. Ей отказали, ведь они не желали терпеть в стенах института женщину-преподавателя!
– Не я сочинял правила, – тихо сказал он.
– У креста находились женщины, женщины сняли тело и достойно похоронили его, женщины сторожили гробницу, в то время как апостолы были в бегах, опасаясь за собственные жизни. И когда Иисус воскрес, кому он явился прежде всего? Женщине. И на каком же основании власть перешла в руки мужчин?
– Вы сейчас читаете проповедь Богу. Я никогда не был против того, чтобы женщины служили у алтаря.
Подошел официант с двумя чашками кофе и тарелкой с булочками. Кэтрин подождала, пока Майкл не расплатился наличными, и попросила официанта сообщить им, когда освободится компьютер. Затем продолжила:
– В семьдесят третьем году моя мать выпустила книгу, которую назвала «Мария Магдалина, Первый Апостол».
Майкл кивнул.
– В семинарии она входила в число работ запрещенных для прочтения.
– Значит, вы никогда не читали ее.
– Как же? Читал, – он улыбнулся. – Как видите, в те времена я еще не был приучен к послушанию.
– Причина, по которой книга вызвала такой общественный резонанс, – продолжала Кэтрин, – заключается в том, что предыдущие работы матери рассматривали традиционные роли женщин в обществе. Даже диссертация, в которой выдвигалась теория о том, что Мария Магдалина была женой Иисуса, не произвела такого эффекта, ведь мать исследовала традиционную роль женщины. Однако в книге об апостоле она перешла эти границы и осмелилась приписать Марии мужскую роль, а этого общественность не вынесла.
Кэтрин на минуту остановилась, затем продолжила:
– Отец Гарибальди, нигде в Новом Завете не говорится о том, что Мария Магдалина была проституткой. Эта традиция восходит к ранним векам, когда за главенство над Церковью боролись различные группировки. Объявив Марию путаной, Церковь лишила ее достоинства, власти и положения – ведь она была первым апостолом.
Неожиданный взрыв криков в соседней комнате испугал их. До них донеслись взволнованные голоса – все говорили о взломе системы «Альфаворлд». Кэтрин повернулась к толпе спиной.
– Греческое слово «апостол», отец Гарибальди, означает «свидетель воскрешения, посланный для проповедования учения». Мария Магдалина полностью удовлетворяет этим требованиям, поскольку она видела пустую гробницу и воскресшего Христа, а затем поделилась новостями с остальными. Но потом вдруг Петр объявляет себя преемником Иисуса и становится главой Церкви благодаря лишь тому, что он был первым свидетелем Воскресения! Я права?