Текст книги "Игра с шакалами"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Не припомню, бывало ли раньше так, чтобы я не могла найти слов. Я поежилась, в этой теплой комнате мне стало зябко. Ахмед Рашид сверлил меня колючим взглядом. Не знаю, что меня пугало больше – смерть Джона или мое положение, сулившее тот же конец.
– Вы любили его? – неожиданно спросил он меня странным голосом.
Я не знала, что ответить. В своей хорошо управляемой и очень упорядоченной жизни я ни разу по-настоящему не влюблялась ни в одного мужчину. Об этом меня никогда раньше не спрашивали, хотя у моих друзей было много любовных романов и все давно ждали, когда я найду мужчину и, наконец, выйду замуж.
Что же ему ответить?
– Нет, я его не любила. Но мне жаль, что он мертв.
– Он вместе с Аллахом.
– Я думаю…
– Спокойной ночи, мисс Харрис.
– Да, – прошептала я. – И спасибо вам.
– В Египте говорят «шукран» [21]21
Шукран (арабск.) – спасибо.
[Закрыть].
– Шукран.
– Афуан [22]22
Афуан (арабск.) – не за что!
[Закрыть]и спокойной ночи.
Глава 9
Меня разбудил призыв на молитву. Веки дрогнули, я лежала, не двигаясь, пока не поняла, где нахожусь. Через ставни пробивался слабый свет, ободряющий свет раннего утра, откуда-то снизу слышались звуки. Я лежала, прислушиваясь к далекому голосу муэдзина [23]23
Муэдзин (арабск) – служитель мечети, призывающий мусульман на молитву.
[Закрыть].
Первым пришло ощущение, что я отлично отдохнула. Затем я вспомнила Джона Тредвелла – сначала с грустью, потом с гневом. Гнев сменился горечью – я поняла, за какую дуру он, видимо, принимал меня и как легко я пошла у него на поводу. Немного мужского обаяния – и я была готова доверить ему свою жизнь. Я не знала, что разгневало меня больше – его обман или моя собственная глупость. Однако в одном я не сомневалась – Лидию Харрис больше не проведет ни один мужчина, каким бы обаятельным он ни был.
Потом я вспомнила доктора Келлермана. Наверно, он сейчас страшно беспокоится и злится на себя за то, что позволил мне улететь. Очень хотелось узнать, кто помогает ему во время моего отсутствия, я улыбнулась – кто бы это ни был, все с нетерпением ждут моего возвращения. В операционной он вел себя как грубый старый медведь, но положение лучшего хирурга в штате давало ему на это право. Вспомнив о нем, я улыбнулась и решила сегодня же позвонить ему.
И наконец, мои мысли остановились на главной виновнице всего происходящего: моей сестре Адели. Я не знала, пытается ли она связаться со мною и где находится. Но больше всего мне не давала покоя тайна, которая нас связывала.
Я провалялась в постели целый час, потом все же решила встать. Голова еще побаливала, очень хотелось есть. За дверью не было слышно ни звука, я оделась и с минуту разглядывала шакала. Когда накануне вечером Ахмед вышел из спальни, я сразу взяла свою сумочку и не без удивления обнаружила фигурку шакала на месте. Несколько минут я раздумывала, куда бы его спрятать, в конце концов засунула в подушку.
Сейчас я вытащила фигурку из наволочки и, поскольку уже полностью оделась, пристроила ее в глубоком кармане широких брюк. Было не очень удобно, зато надежно.
Я посмотрела в зеркало. Все в порядке, ничего не заметно. За несколько последних дней ценность этого куска слоновой кости многократно возросла. У меня возникло ощущение, будто я храню драгоценности британской короны.
Ахмеда Рашида дома не было. Это и успокоило меня, и немного озадачило. Все еще не зная, считать себя его пленницей или гостьей, я с опаской вышла из спальни. Меня никто не охранял. Входная дверь открылась, когда я толкнула ее рукой. Ничего не понимая, я заперла дверь, пересекла комнату и отворила ставни.
Шум и свет, суматоха и ароматы – все смешалось в калейдоскопе жизни. Я была на четвертом этаже, окно выходило на улицу, где царило оживление. Взглянув на пешеходов, я тут же отошла и затворила ставни. В это мгновение я поняла, что имел в виду мистер Рашид, когда утверждал, будто на улицах много народу и мне в этом доме оставаться безопаснее, нежели оказаться за его пределами. Боже мой, на этой улице такое множество людей, и любой из них мог оказаться убийцей Джона.
Я прижала лицо к ставне и пыталась хоть что-нибудь рассмотреть. Через дорогу, прямо напротив, стояли жилые дома – они казались невероятно старыми и серыми: одни были с балконами, другие – с замысловатыми окнами, многие окна закрыты занавесками или ставнями. Похоже, с той стороны мне опасность не грозила. Однако как разглядеть, кто скрывается среди этой плотной толпы внизу, на улице. И причем так, чтобы он меня не заметил первым.
Я вспомнила толстяка и невольно вздрогнула. А что, если он ходит там, внизу? Насколько уверен Ахмед Рашид, что никто не видел, как мы выходили из гостиницы, и не узнал, кто я такая? Чем больше я думала о Джоне Тредвелле, тем больше приходила в ярость. Даже не из-за того, что он обманул меня, а потому что сама оказалась столь слепа и наивна. Если Ахмед Рашид задумал использовать меня, покорить обаянием, то у него ничего не выйдет. В этот момент я доверяла лишь одному мужчине на свете – доктору Келлерману – и все отдала бы ради того, чтобы он был здесь, рядом со мной.
Я вздрогнула, услышав какой-то шум у двери. Вошел мистер Рашид с газетой под мышкой. Заметив удивление на моем лице, он сказал:
– Извините. Я не хотел вас испугать. Не думал, что вы уже встали. Еще так рано.
– Да, знаю. Доброе утро.
Он улыбнулся и ответил:
– Сабах аль-хейр [24]24
Сабах аль-хейр (арабск) – доброе утро.
[Закрыть]. Я приготовлю вам чай.
Он ушел в другую комнату. За дверью слышался шум – гремела посуда, из крана лилась вода, на пол упала то ли ложка, то ли вилка. Вскоре он появился снова, беззаботно улыбнулся и снял пиджак.
Я наблюдала, как мистер Рашид ходит по комнате, и не знала, что сказать. Меня выручил он сам, спросив:
– Как спалось?
– Спасибо, хорошо.
– Замечательно, рад слышать. Сон вам был необходим. Присаживайтесь, пожалуйста.
Я села на диван, а он опустился в мягкое кресло напротив.
– Сегодня утром я был в полиции. Мне не хотелось терять время. Инспектор, расследующий убийство Джона Тредвелла, – мой друг. Мы поговорили с глазу на глаз.
Я объяснил ему, что вы, вероятно, та американка, которую они разыскивают, и не имеете никакого отношения к убийству. Он вычеркнул описание вашей внешности, номер паспорта из рассылаемых по гостиницам объявлений, и вы уже не в розыске.
– Слава богу! – выдохнула я.
– Теперь это больше не должно вас беспокоить.
– Это значит, что я могу остановиться в гостинице? Полиции я больше не нужна.
– Да. – Он нахмурился. – Однако убийца мистера Тредвелла еще не найден. Не исключено, что он по-прежнему охотится за вами.
– Толстяк.
– Или Арнольд Росситер. Им известно, что вас нет в гостинице «Шепард». Теперь они будут искать вас.
– Мистер Рашид, мне бы хотелось узнать, в чем дело. Ради чего кому-то желать моей смерти?
– Скорее всего, они хотят взять вас в заложницы, чтобы добраться до вашей сестры. Таково мое предположение.
– И зачем им нужна моя сестра? – устало спросила я.
– Извините. – Он встал. – Похоже, чай готов.
Я подошла к окну и, чуть приоткрыв ставни, посмотрела вниз, на улицу. Машины проезжали редко, зато пешеходов было много. Некоторые были одеты по-европейски, многие – в просторной длинной одежде с широкими рукавами, без воротника и пояса. Все торопились по своим делам.
– Уверяю вас, они не знают, где вы.
Я повернулась и посмотрела на Ахмеда Рашида. В руках у него был поднос с чайником, чашками и горой пухлых булочек. Поставив поднос на низкий столик перед диваном, он сказал:
– Когда мы вчера входили из гостиницы «Шепард», я внимательно оглядел вестибюль. Никого из тех, кто работает на Росситера, там не было. И к тому же они не столь глупы, чтобы светиться там после совершенного убийства.
Я вздохнула и подошла к дивану. Он передал мне чашку с чаем и придвинул тарелку с булочками.
– Мисс Харрис, за квартирой никто не следит. Я в этом убедился.
Я взяла одну булочку, которая оказалась необыкновенно вкусной. А вот чай был чересчур сладким.
– Вам надо подкрепиться, – сказал он и настоял, чтобы я взяла еще одну булочку.
Я жевала булочку, он тем временем говорил:
– Один мой приятель работает в гостинице «Шепард», и я сказал ему, что разыскиваю вашу сестру. Он будет начеку и даст мне знать, если она там появится. К тому же чиновники таможни в аэропорту сообщили, что ваша сестра не покидала Египет.
Я хотела задать вопрос, но он опередил меня:
– Однако это вовсе не означает, что Адель находится в Каире. Я жду сообщений из Александрии и Луксора, откуда легко перебраться в Судан.
– Судан! Зачем ей туда перебираться?
– Мисс Харрис, я знаю не больше вас.
– А когда же вы собираетесь рассказать мне все остальное?
– Скоро, уверяю вас.
Похоже, это было его излюбленное выражение. Когда он подвинул тарелку поближе, я сдержанно поблагодарила:
– Нет, спасибо.
Мы молчали, я старалась не смотреть на него, чувствуя его взгляд, в котором читался неподдельный интерес. Казалось, он впервые видит меня.
Ситуация была странной. Да и мужчина, сидящий рядом со мной, необычный. Мягкий, обволакивающий голос с характерным акцентом. Он подбирал слова, говорил неторопливо, словно проверяя, доходит ли до меня смысл сказанного.
– Мне пора, – вдруг сказал он, будто опомнившись. – Я вернусь сегодня днем. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома.
– Спасибо.
– Шукран.
Когда он надел пиджак и направился к двери, я спросила:
– Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном? Я переведу расходы на вызываемое лицо.
– У меня нет телефона, мисс Харрис. В Каире мало кто может позволить себе телефон, это роскошь. Недалеко отсюда есть телефонная станция. Это срочно?
– Да.
– Мне бы не хотелось, чтобы вы одна выходили на улицу. Попозже я сам отведу вас туда. Так будет безопаснее. До свидания.
После ухода Ахмеда Рашида я заперла дверь, послушала, как удаляются его шаги, и подошла к окну. Через маленькую щель в ставнях я увидела, как Ахмед Рашид вышел из дома на улицу и влился в поток пешеходов. Когда он исчез из виду, я некоторое время рассматривала проходящих людей, окна напротив и крыши домов. И не заметила ничего подозрительного.
Досадно, что нельзя позвонить доктору Келлерману, но я решила сегодня вечером обязательно это сделать.
Я налила себе чашку чая и прилегла. Мне не хотелось думать об Адели или Джоне Тредвелле, шакале или Ахмеде Рашиде, тем более о тех, кто собирался меня убить. Нужно было успокоиться, подумав о чем-то знакомом и приятном. Поэтому я вспомнила доктора Келлермана.
Он упрекал меня в том, что я слишком разборчива, аккуратна и предсказуема. Жаль, что он не видит меня сейчас. Я перелетаю из одной страны в другую, скрываюсь где-то в Каире, в квартире малознакомого человека, а в глубоком кармане брюк прячу фигурку шакала, словно тайное оружие…
Я потеряла счет времени. Думая о докторе Келлермане, я утратила связь с настоящим. К действительности меня вернул муэдзин, затянувший свою заунывную песню. Уже который раз я вставала и подходила к окну, смотрела на улицу, выискивая подозрительных лиц, и возвращалась обратно, успокоившись. Если кто и наблюдал за этой квартирой, то делал он это весьма искусно.
Я мерила комнату шагами. Приступы головной боли напоминали о происшедшем. Теперь мне казалось, что все это слишком похоже на мелодраму. Когда-нибудь всему найдется простое объяснение.
Тут меня осенила мысль. Почему она раньше не приходила мне в голову? Что, если Джон жив? Я застыла посреди комнаты. Вопросы посыпались один за другим.
Где Адель, что означает эта фигурка шакала, кто такой Ахмед Рашид, с какой стати мне доверять ему, почему я должна верить, что это не он убил Джона?
Я медленно опустилась на диван и бессмысленно уставилась на свои руки. Боже, не исключено, что Джон и самом деле жив, ищет меня и, вопреки утверждениям Ахмеда Рашида, остался мне другом. Но Джон ведь встречался с толстяком, и как он оказался на полу без сознания?
У меня снова разболелась голова. В этом темном деле все так запутано! Хорошо, что у меня не было сомнений, кто я такая. Я даже не знала, какой сегодня день. Меня охватило отчаяние – я была удручена своей беспомощностью и невозможностью действовать. Мне хотелось держать нить событий в своих руках, но я потеряла контроль над происходящим и оказалась лишь пешкой в чужой игре.
Неужели Джон жив?
Я снова нервно заходила по комнате. Как это проверить? Я не могла выйти отсюда, чтобы попытаться разыскать Джона. Риск был слишком велик.
Я остановилась: мое внимание привлекла свернутая газета, которую утром принес Ахмед Рашид и оставил на журнальном столике. Меня охватили дурные предчувствия. Казалось, даже не открывая газету, я знаю, что в ней.
Развернув газету, на первой полосе я увидела выведенный арабской вязью заголовок, фотографию накрытого тела и предположила, что это сообщение об убийстве в одной из лучших гостиниц Каира.
Глаза наполнились слезами. Я снова с горечью переживала смерть Джона, вспомнив его милое лицо и обаятельную улыбку.
Думаю, бредовая мысль о том, что Джон все еще жив, – не что иное, как слабая попытка измученного сознания ухватиться за любую надежду. Но реальность говорит о другом: Джон мертв, ничего не изменилось, и все вопросы остаются без ответа.
На лестнице послышались шаги. Кто-то подошел к двери. Раздался негромкий стук.
Я бросилась в спальню и быстро захлопнула дверь. Прижав фигурку шакала, я чуть приоткрыла дверь спальни и затаила дыхание. Послышался звук вставляемого в замочную скважину ключа. Дверь в квартиру медленно отворилась.
Я стояла ни жива, ни мертва от страха. Кто-то вошел, вытащил ключ из замка и спокойно закрыл за собой дверь.
Это была незнакомая молодая женщина примерно моего возраста, с черными как смоль волосами до пояса, оливкового цвета кожей и большими глазами. Она огляделась, все еще держа ключи в одной руке и сумочку в другой.
Я сдерживала дыхание. Мне казалось, она слышит, как бьется мое сердце.
– Мисс Харрис! – позвала она. Я вздрогнула.
Она прислушалась, еще раз оглянулась и снова позвала:
– Мисс Харрис!
Я решила выйти. Все равно она меня найдет. Так что будь что будет…
Я распахнула дверь и решительно вышла.
– Да?
– О, мисс Харрис! – Ее лицо озарилось лучезарной улыбкой. – Здравствуйте. – Она протянула мне руку. С сильным акцентом женщина сказала: – Я рада познакомиться с вами, спасибо. – Затем проговорила что-то на арабском. Посмотрев на мое неподвижное лицо, она рассмеялась, покачала головой и указала на себя. – Асмахан, – сказала она. – Я Асмахан.
– Здравствуйте, – ответила я. – Вы уже знаете меня.
– Айва.
Затем она быстро затараторила на арабском, и мне показалось, что я уловила слово «Ахмед».
– Ахмед?
– Айва! – Она энергично закивала.
Мне показалось, что этой девушке я могу доверять. У нее было открытое приятное лицо, приветливая улыбка и располагающие манеры. Тем не менее, я решила на всякий случай не терять бдительности.
Асмахан продолжала болтать на арабском так непринужденно, будто я понимала каждое ее слово, затем вдруг отвернулась и исчезла на кухне. На мгновение я застыла на месте, прижимая рукой фигурку из слоновой кости. Через секунду я услышала грохот посуды, затем шум воды и пошла к ней.
Асмахан готовила чай.
– Доброе утро, добрый день и добрый вечер, – произнесла она высоким голосом. – Я говорю по-английски, как дела?
Асмахан откинула назад длинные черные волосы, оглянулась и сверкнула глазами, похоже, ожидая моей реакции. Я лишь улыбнулась в ответ.
Она следовала обычному ритуалу – вскипятила воду, отмерила чайные листья, проверила, чисты ли чашки. Меня не покидало впечатление, что она чувствует себя здесь как дома.
Когда чай был готов и мы вернулись в гостиную, моя гостья вновь попыталась заговорить.
– Я говорю по-английски, – сказала она, когда мы сели на диван перед подносом с чаем и пирожными. – Вот столечко. – Она развела большой и указательный пальцы. – Мало, – добавила она.
– Я уже догадалась. К сожалению, я не говорю по-арабски.
Асмахан пожала плечами.
– Маалейш [25]25
Маалейш (арабск.) – ничего страшного.
[Закрыть]. Пейте чай, мисс Харрис.
Я взяла чашку, ощутив приятный аромат мяты, и отпила глоток. Только теперь я почувствовала, как проголодалась.
– Мисс Харрис, Ахмед разговаривал со мной. Вы понимаете?
– Он прислал вас сюда.
Асмахан нахмурилась.
Я повторила свои слова медленнее, на этот раз она меня поняла.
– Айва. Ахмед говорит, мисс Харрис здесь. Мы друзья. Вы понимаете?
– Думаю, что да.
В присутствии этой словоохотливой и улыбчивой девушки было трудно держаться неприступно. К тому же она открыла дверь ключом, знала, как меня зовут, искала меня, а теперь утверждала, что ее прислал Ахмед. Я не сомневалась: Асмахан либо его девушка, либо невеста, которую пришла сюда, чтобы составить мне компанию или наблюдать за мной. А может быть, и то, и другое. Хорошо придумано.
– Приятно, что вы оба так беспокоитесь обо мне, – сказала я, не зная, все ли она понимает. – И чай очень вкусный.
– Айва.
Когда она пила чай, длинные волосы упали ей на плечи, обрамляя прелестное лицо и подчеркивая большие темные глаза. Мы выпили чай и съели пирожное, не произнося ни слова. Время от времени она широко улыбалась, я отвечала ей едва заметной улыбкой. Я поймала себя на том, что с нетерпением жду возвращения Ахмеда.
Потом мы вместе мыли чашки, не проронив ни слова, но молчание не было тягостным. С Асмахан было легко и спокойно.
Ахмед вернулся, когда начало смеркаться. Увидев его, я искренне обрадовалась.
Увидев нас с Асмахан, он удивился и нахмурился. Девушка вскочила, подбежала к нему, поцеловала в щеку и быстро заговорила на арабском языке, сопровождая речь отчаянными жестами. Он кивал, отвечал односложно и несколько раз посмотрел на меня.
Наконец, когда поток слов Асмахан иссяк, Ахмед подошел ко мне и сказал:
– Мисс Харрис, извините. Это произошло по моей вине. Вы, наверное, страшно испугались.
Ничего не понимая, я посмотрела на Асмахан.
– Я просил Асмахан прийти сюда, мисс Харрис, чтобы она составила вам компанию. Только велел ей прийти сегодня вечером, после моего возвращения. Но Асмахан очень хочется вам помочь и стать вашей подругой. Я объяснил, что вы гостья, которая нуждается в помощи, и Асмахан, спеша проявить гостеприимство, явилась слишком рано. Мне следовало вас предупредить. Представляю, как вы испугались, когда она нагрянула столь неожиданно!
– Я действительно испугалась.
– Простите, это моя ошибка.
Как он красноречив…
– Ничего страшного. Я почти сразу поняла, что она не сделает мне ничего плохого. Но, должна признаться, сначала не знала, как поступить.
Ахмед Рашид улыбнулся.
– Тогда все в порядке. Скоро будем пить чай.
– Мистер Рашид, скажите, вам удалось что-нибудь узнать? Есть новости?
– К сожалению, ничего.
Мне хотелось спросить: «А вы пытались узнать?», но я промолчала.
– Давайте поужинаем. Вы, наверно, проголодались.
– Честно говоря, да.
Они с Асмахан о чем-то переговорили, и та быстро ушла на кухню. Улыбнувшись, Рашид сказал:
– Асмахан очень хочется приготовить для вас что-нибудь особое. Я хотел отговорить ее, но в Египте так принято встречать гостей.
Не успел он договорить, как появилась Асмахан с сумочкой и пакетом в руке. Сказав несколько слов на арабском, она скрылась за дверью.
– Мисс Харрис, садитесь, пожалуйста.
– Совсем никаких новостей? Из гостиницы «Шепард»? Из отдела визового контроля? Ничего?
– Мисс Харрис, я вас понимаю и сожалею, что у меня нет никаких новостей. Думаю, пока.
Это новое разочарование я удивительно легко перенесла. Возможно, уже начинаю привыкать к неприятностям.
– Как вы пообщались с Асмахан? – поинтересовался он. Мистер Рашид сидел на диване рядом со мной, и я почувствовала едва уловимый запах лосьона после бритья. Он снова внимательно смотрел на меня.
– Трудно сказать. Она не очень много говорила по-английски, а я арабского совсем не знаю.
– Но это ведь неправда! Вы можете сказать «шукран» и «сабах аль-хейр». А если вы не понимаете, то скажите «ма фахемтиш» [26]26
Ма фахемтиш (арабск) – я тебя не понимаю.
[Закрыть].
– Асмахан часто повторяла одно слово – «маалейш». Что оно значит?
К моему удивлению, он рассмеялся.
– Это самое важное слово в арабском языке! Это значит – ничего страшного.
– Как интересно. – Я невольно улыбнулась.
– Арабы не видят трагедии в том, что вы их не понимаете или они не понимают вас. Есть нечто гораздо важнее слов. Это дружба. Вы с Асмахан теперь подруги, хотя вам сложно общаться. Понимаете?
Как все просто. Никаких сложных взаимоотношений, никакого анализа чувств, никаких размышлений над тем, совместимы ли собеседники. Понятно и просто.
– Вы еще услышите такие слова, как «ахлан ва сахлан» и «мехалабея». Первое выражение означает – добро пожаловать. Вы услышите, как многие люди скажут вам «ахлан ва сахлан», приветствуя вас и желая вам мира.
Мы замолчали, и это было неловкое молчание. У него хватило приличия отвести от меня взгляд, но мне казалось, что ему хочется меня о многом спросить.
– Извините меня, мисс Харрис, но я мало встречался с американцами.
Я с удивлением посмотрела: к чему это он?
– Вы мне интересны. Ну… наверное, это не совсем точное слово. В Египте мы редко встречаемся с американцами с глазу на глаз. Для араба американцы – это туристы, переезжающие из одной гостиницы в другую на автобусах. Они живут в «Хилтоне», едут на автобусе в Хан аль-Халили [27]27
Хан аль-Халили (арабск.) – рынок в Каире, действующий с 1400 г.
[Закрыть], а потом в Цитадель или к пирамидам. Мало кому из нас удается пообщаться с ними.
И снова он пристально на меня своим обволакивающим взглядом. Но я не собиралась сдаваться. Меня теперь не проведешь!
– Мистер Рашид, сейчас мне хотелось бы узнать только одно: что вам известно об Адели?
На его лице появилась едва заметная улыбка и не исчезала, пока я говорила.
– Я имею право знать, – решительно сказала я.
Тут Ахмед Рашид посмотрел мне в глаза и сказал:
– Просто доверяйте мне.
Как просто. «Доверяйте мне». – будто эти слова решали все. Что это – просьба или приказ? Возможно, это всего лишь дежурная фраза из обоймы его привычных любезностей.
– Не могу, – ответила я. Мы снова замолчали. Издалека доносилась негромкая музыка.
– Со временем вы станете доверять мне, – убежденно сказал он.
Может, меня задела его самоуверенность или была свежа рана, нанесенная Джоном Тредвеллом. Но когда Ахмед Рашид попытался убедить меня в своей искренности, я решила дать ему отпор.
– Скажите мне, что происходит, – сказала я резко. В его глазах появились едва заметные искорки.
– Разве недостаточно того, что я этим занимаюсь, вы в безопасности и все мы в руках Аллаха?
Я покачала головой.
Ахмед смотрел на меня, и в его взгляде скрывалась какая-то тайна. Может, я просто начиталась сентиментальных романов? Он всего лишь мужчина – вот и все. Хотя таких глаз я не видела никогда. Таких загадочных глаз.
Он поднялся, словно почувствовав мое волнение.
– Скоро вернется Асмахан, и мы поужинаем.
Он сделал несколько шагов и остановился. Я заметила, что он смотрит на развернутую газету, лежавшую на столике. На ту самую газету с фотографией на первой полосе.
Не говоря ни слова, он подошел к столу, взял газету, свернул ее и ушел на кухню. Вскоре вернулся, на его лице читалась тревога.
– Мне жаль, что вы видели это, мисс Харрис. Я допустил непростительную оплошность.
– Ничего страшного, – пробормотала я, сомневаясь, что все это произошло по чистой случайности.
Очень кстати вошла Асмахан, держа обеими руками полную сумку. Она быстро затараторила на арабском и не умолкала до самой кухни. Ахмед последовал за ней, и они оба, продолжая разговаривать, доставали покупки. Прислушиваясь к их разговору, я поняла, что они давние знакомые, а может быть, и не только…
Мои мысли прервало появление Ахмеда. В руках у него была ваза с апельсинами.
– Асмахан приготовит вам особое блюдо. Ей доставит большое удовольствие, если вы его отведаете. Она думает, что вы никогда не ели египетской пищи.
– Это правда.
Он сел напротив меня, улыбнулся и сказал:
– Асмахан все приготовит.
Он поудобнее устроился в кресле и продолжал чистить апельсин, а я сидела на краю дивана и не понимала, чего от меня ожидают. Когда я хотела встать, Ахмед жестом остановил меня.
– Вы наша гостья. Вам нельзя появляться на кухне.
– Я должна помочь.
Он рассмеялся:
– Асмахан обидится. Пожалуйста, побудьте здесь.
Я устроилась на диване и решила ни о чем не думать. Мысли блуждали без всякой цели, я разглядывала шоколадные руки Ахмеда, когда он чистил апельсин. Думала о Риме – теперь этот город остался позади и сохранился в моей памяти. Думала о Джоне или, точнее, о том разочаровании, причиной которых он стал. Я думала об Адели – она, неуловимая, была неизвестно где и занималась бог весть чем.
– Мы сможем пойти позвонить? – вдруг спросила я, потому что вспомнила о докторе Келлермане.
Ахмед посмотрел на меня с удивлением и, похоже, серьезно задумался над моей просьбой. После довольно длительного молчания он сказал:
– Пожалуй, это не совсем разумно, мисс Харрис. Надо выйти из квартиры на улицу и некоторое время провести у всех на виду.
– Но вы же утверждали, что я в безопасности!
– Да, здесь. – Он положил недоеденный апельсин на стол и наклонился ко мне. В его глазах появилась тревога. – И возможно, на этой улице. Но телефонная станция находится на некотором расстоянии отсюда. Поблизости могут оказаться люди Арнольда Росситера. Где гарантия, что они не следят за телефонной станцией? Разве они не могут предположить, что вы захотите кому-то позвонить? Я думаю, это слишком рискованно.
В глубине души я была согласна с ним, но мне очень хотелось позвонить.
– Боже милостивый, сколько же в Каире телефонных станций? Можно подумать, что на Росситера работает сто человек!
Ахмед задумчиво смотрел на меня.
– На телефонный разговор уйдет не очень много времени. Вероятность, что один из этих людей заметит меня, практически равна нулю, – настаивала я.
Он не сводил с меня глаз.
– Мистер Рашид, кто я – ваша гостья или пленница? Видно, он обдумывал, что ответить.
– Мисс Харрис, вы ни то, ни другое. Вы под моей защитой. То есть под защитой египетского правительства. Поскольку дело серьезное, я должен проявлять большую осторожность. К сожалению, не могу позволить вам пойти позвонить.
От досады я прикусила губу. Мне отчаянно хотелось поговорить с доктором Келлерманом, рассказать ему, где я нахожусь, услышать его голос и совет…
В этот момент в комнату вошла Асмахан и объявила, что все готово.
Ужин доставил мне огромное удовольствие. Я не предполагала, что египетская еда такая вкусная. Собеседники тоже были отличные. За обедом Асмахан все время поддерживала легкий, шутливый разговор с таким деловым видом, будто она понимала английский, а я – арабский. Ахмед сидел между нами, то переводя, то заставляя меня повторять название всех блюд, которые мы ели.
– Аиш балади, – сказал он, беря круглый хлеб и отламывая от него кусок. – Вот так мы едим фул ва тахмея, – и он обмакнул его в сосуд с фасолью, приправленной специями.
Я последовала ею примеру и повторяла арабские слова до тех пор, пока они не зазвучали правильно. Еще мы ели чечевичный суп, шербет ахде, зеленый сачат, салат худра, шиш кебаб [28]28
Шиш кебаб (арабск.) – шашлык на вертеле.
[Закрыть], сушеные овощи и, наконец, рисовый пудинг, мехалабею.
Когда я хотела поблагодарить Асмахан за прекрасный ужин, вмешался Ахмед:
– Если вам понравилась еда друга, в Египте говорят: ханиян [29]29
Ханиян (арабск.) – на здоровье.
[Закрыть].
Я взглянула на Асмахан и сказала:
– Ханиян.
На это она ответила:
– Аллах яхун ниихий.
– Асмахан сказала вам: «Пусть бог даст тебе счастье за такое пожелание». Она рада, что вы довольны.
– Я счастлива, что она счастлива.
Мы рассмеялись, Асмахан тоже, словно все поняла, и встали из-за стола. Когда я хотела помочь убрать посуду, мне объяснили, что гостье положено отдыхать в гостиной за чашкой чая.
– Асмахан счастлива тем, что доставила вам удовольствие своим кулинарным искусством. Она ни за что не позволит вам помогать ей на кухне.
Вскоре Асмахан присоединилась к нам, и следующий час прошел за светской беседой, которая вращалась главным образом вокруг американских фильмов и кинозвезд. Пока мы болтали, Ахмед переводил, а я удивлялась, почему мне так легко здесь. Все это совсем не походило на мою привычную жизнь, мое замкнутое и упорядоченное существование. Я с ногами забралась на диван, пила арабский чай и смеялась вместе с этими египтянами, будто была давно знакома с ними. Только когда мой локоть случайно скользнул по жесткой фигурке из слоновой кости, спрятанной в кармане брюк, я вспомнила, почему нахожусь здесь, и вновь почувствовала дыхание опасности, нависшей надо мной.
Мне захотелось побыть одной. День показался слишком долгим, надо было собраться с мыслями. Через час Асмахан сказала, что ей пора уходить.
Ахмед надел пиджак.
– Я провожу ее и сразу вернусь.
– Вам незачем спешить, – сказала я, подумав, что оба, наверное, хотят побыть вместе, а я им мешаю.
– Мисс Харрис, я не буду спешить, но долго не задержусь. Пожалуйста, заприте дверь после того, как мы уйдем.
Я сделала, как мне велели, и стояла у двери, прислушиваясь, пока не затих звук их шагов. Затем подошла к окну и чуть приоткрыла ставни. Ахмед и Асмахан появились на тротуаре.
Они взялись за руки и, прижавшись друг к другу, влились в людской поток.
В Каире наступил вечер. На улицах и площадях кипела жизнь, движение машин не прекращалось, люди гуляли по ночному Каиру. Из витрин лился яркий свет, из магазинов доносилась музыка. Город жил своей жизнью, а Ахмед и Асмахан были его частью.
Я думала о них. Асмахан была поразительно красивой девушкой, а он, не стану отрицать, – привлекательным мужчиной. Признаюсь, я позавидовала.
Я ужасно завидовала тому, что им хорошо вместе. Я завидовала их настоящему и будущему. Я завидовала, потому что сомневалась, случится ли нечто подобное в моей жизни.
Пока одни мечтания сменялись другими и жизнь других людей сравнивалась с моей собственной, я сделала одно открытие.
Я изменилась.
Эта мысль, а скорее, смутное ощущение, была лишена всякой конкретности или подтверждений. Я почувствовала, что меняюсь, но не могла понять, как это происходит. Причина изменения, конечно, не вызывала никаких сомнений. Моя привычная жизнь была нарушена, а представление о ценностях пошатнулось. Представления о будущем изменились, и теперь я смотрела на многое под другим углом. От прошлого не осталось и следа, а произошедшая со мной перемена вела к новым открытиям.
Уже в который раз я вспомнила доктора Келлермана. Он как наяву стоял передо мной в зеленом халате хирурга, на лице – напряжение и усталость. Я представила, как он входит в операционную, внушая почтение одним своим присутствием. Я видела, как поверх маски мне улыбаются его ярко-голубые глаза – глаза, которые замечают любую мелочь, пытаются и выразить, и скрыть столь многое.
Странно, но я только сейчас догадалась – доктор Келлерман давно влюблен в меня.
Я вздрогнула, когда открылась дверь и вошел Ахмед Рашид. Его не было всего минут десять, и я удивилась, как он мог так быстро оставить Асмахан.
