Текст книги "Взъерошенные перья"

Автор книги: Барбара Маккафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Должно быть, так он изображал злющего сторожевого пса. Дескать, сейчас напугаю ее до смерти и стану из нее веревки вить.

Я потянулся к ошейнику, чтобы оттащить глупую собаку, но Присс остановила меня.

– Не надо, Хаскелл, он мне совсем не мешает. Чудный пес! – Она продолжала почесывать Рипа за ушами, глядя ему прямо в глаза. – Ты же умница, правда? Ты хорошенькая старенькая киска?

Любая другая собака сочла бы эти слова оскорбительными. Однако Рипу, похоже, не пришло в голову, что его оскорбляют. Более того, можно было подумать, что этого тупицу никогда не чесали за ушами. Рип стремительно погружался в собачью нирвану. Язык его вывалился, глаза сладострастно закатились.

Я потрясенно смотрел на собственного пса. В жизни не видел более омерзительной картины.

С меня довольно! Я вышел из комнаты, плюхнул в миску Рипа еду и принялся собирать вещи, которые мне могут понадобиться ночью. Зубная щетка, бритвенный прибор и все такое. Одежду я брать не стал, решив, что утром все равно заскочу домой.

По-моему, Рип даже не заметил, что я вышел из комнаты, – он был слишком занят тем, что с обожанием таращился на Присс. Нельзя же быть таким падким на лесть!

Когда я вернулся, Рип лежал на спине, бесстыдно раскинув лапы, а Присс почесывала ему живот и улыбалась. Глаза Присциллы скользнули по бритвенному прибору, который я держал в руках. Глаза Рипа, разумеется, не отрывались от лица Присс.

Я приготовился к тому, что Присс опять заведет свою шарманку: ей не нужен телохранитель и не слишком ли далеко я захожу. Вместо этого она лишь пожала плечами:

– Ты готов?

Стараясь не показывать своего удивления, я коротко ответил:

– Конечно.

И мы поехали. Сцена расставания была уже явным перебором – Рип выл и бесновался, но в остальном все прошло довольно гладко.

Как и на следующее утро.

Руби приготовила настоящий деревенский завтрак – ветчина, колбаса, яйца, тосты, соус, яблочное повидло и бог знает что еще. Глядя на такой завтрак, удивляешься, как это фермеры вообще выходят на поля.

Мне казалось, что мы с Присциллой ясно дали понять, зачем я остался на ночь, но Руби, похоже, пришла к совсем иным выводам. Она суетилась вокруг со своей неизменной лучезарной улыбкой, а когда я поглощал третий тост с повидлом, прочирикала:

– Правда, Присс, чудесно, когда в доме есть мужчина?

Я перестал жевать.

Присс, расправлявшаяся с яичницей, тоже перестала жевать и твердо отчеканила:

– Мама, Хаскелл здесь потому, что выполняет работу. Понятно? Ему за это платят.

Я подумал, что теперь все стало на свои, чисто торгашеские, места. Большое спасибо, Присцилла, дорогая.

Руби лишь загадочно улыбнулась и весело пропела:

– Ну конечно, милая, конечно!

Вместо того чтобы рассердиться, Присс улыбнулась. Она попыталась прикрыть улыбку салфеткой, но я-то все равно углядел, как ее губы поползли в разные стороны.

– Нам лучше поторопиться, сказала она. – Офис открывается только в восемь, но я люблю приходить пораньше. Стараюсь появляться на работе хотя бы за полчаса до остальных, чтобы просмотреть почту.

Улыбка исчезла. Я догадался, о чем она думает. Веселенькое дельце – тащиться к бройлерам на следующий день после убийства их властелина.

Присс мгновение помешкала, потом продолжила:

– И еще нам нужно проведать Рипа.

Похоже, я ее недооценивал. Все утро я твердил себе, что надо напомнить о Рипе, а Присс опередила меня и сама напомнила. Всякий, кто способен отнестись с симпатией к безмозглому псу, не может быть у меня на плохом счету.

Рип всего пару раз гавкнул, когда мы с Присс вышли из машины. Причем оба гавканья предназначались мне, и стрелка моего раздражения тотчас зашкалила. Все остальное время Рип с такой силой вилял задом, что хвост так и мелькал в воздухе. Движения Рипового зада были обращены, конечно же, к Присс. И, судя по всему, она была рада этому глупому псу не меньше, чем он ей, потому что, не обращая внимания на свой элегантный деловой костюм, стащила Рипа по ступенькам.

Видимо, у нас с Рипом есть что-то общее – к нам обоим давненько не прикасались женские руки. Я даже испугался, что с этим дуралеем от восторга случится сердечный приступ.

И еще надо признаться кое в чем. Меня грызла ревность. Я почти подозревал, что Присс с Рипом собираются сбежать, бросив меня на произвол судьбы.

Испустив тяжкий вздох, я покинул влюбленных голубков и побрел переодеваться. Пока я шуровал в спальне, мне не давал покоя один вопрос: с какой стати с Присциллой произошла столь невероятная метаморфоза? Куда подевалось все ее высокомерие и надменность? Снизу донесся веселый смех. Я прислушался. Так могут смеяться лишь счастливые девчонки, которым нет дела до тягот этого мира.

Опустившись на кровать, я предался скорбным размышлениям. Интересно, кто вызывает у меня большую ревность: Рип, который начисто забыл о моем существовании, или же Присс, сосредоточившая все свое внимание на моем глупом псе?

Похоже, стоит поучиться у старого греховодника Рипа, как следует производить впечатление на дам. А что? Может, и мне не мешает наловчиться так же закатывать глаза и вываливать язык?

Поскольку предстояло весь день провести в офисе, я решил, что джинсы и видавшие виды кроссовки следует сменить на что-нибудь более изысканное. В шкафу отыскалась рубашка кремового цвета, из тех, что не нужно гладить. Порывшись, я обнаружил тонкие коричневые брюки, на которых каким-то чудом сохранилась складка. Настроение мое улучшилось. Брюки превосходно сочетались со спортивной курткой. Сие клетчатое творение американской текстильной промышленности мне всучили на распродаже, уверив, что это самая модная модель. Случилось это, правда, лет пять назад. Я оделся и осмотрел в зеркале франтоватого типа с веснушчатой физиономией. Хорошего понемножку. С этой благой мыслью я решительно отказался от галстука. Умеренность – вот девиз настоящего мужчины. Не хватало только, чтобы меня перепутали с Р.Л.

Я нацепил кобуру и уже застегивал куртку, когда зазвонил телефон. Сняв трубку, я тотчас понял, что это, должно быть, та разъяренная особа, о которой рассказывала Мельба. Видимо, эта упорная женщина сумела не растранжирить с тех пор запасы злобности.

В трубке раздался рык:

– Хаскелл, это Белинда Ренфроу!

Бог мой, эта женщина неистовствовала, даже называя свое имя.

Как я уже упоминал, супруги Ренфроу – мои ближайшие соседи. Те самые, что живут в бревенчатой хижине. По моим догадкам, Ренфроу в шестидесятые годы изображали хиппи, сохранив эту утомительную привычку и поныне. Сводилось это к тому, что они питались собственноручно выращенной репой, которую запекали в золе, и поминутно упоминали черта. Грядки с репой Ренфроу удобряли из огромной компостной кучи, к которой питал слабость мой Рип. Я надеялся, что не это последнее обстоятельство довело Белинду до белого каления. Неужели у них какой-нибудь особый, антикварный компост, собиравшийся по крупице два десятка лет?

– Да, Белинда, что могу для вас сделать? Я старался говорить бодрым тоном, словно не замечая, что Белинда вот-вот расплавится от ярости. Прекрасный прием, который я отточил, живя с Клодзиллой.

Белинда сразу взяла быка за рога:

– Почему, черт возьми, вы мне не перезвонили?!

Чтобы это объяснить, пришлось бы пересказывать все с самого начала.

– Честно говоря, я и не знал, что вы ждете звонка.

– Как это не знали?! – рявкнула Белинда. – Я же сказала вашей чертовой секретарше!

Вот это да. Надо бы бросить Мельбу под автобус.

– Моя секретарша мне ничего не передавала.

– Ну да, конечно! – ядовито отозвалась Белинда.

Похоже, уровень достоверности в моем голосе равнялся нулю.

– Так вот. – Белинда выдержала паузу, которой позавидовал бы сам Станиславский. – Я звоню по поводу вашего чертова пса! Вчера он заявился сюда и задушил двух моих уток. Двух!!!

От изумления у меня на пару минут отнялся язык. Я судорожно сглотнул, потом еще разок и наконец просипел:

– Белинда, это не мог быть Рип. Вы же знаете, что он никогда не спускается с веранды.

Ренфроу, как и все соседи, были наслышаны о лестницефобии моего пса. Точнее, сами о Рипе и сплетничали по всей округе и, насколько я знал, при этом имели привычку заливаться хохотом.

– Значит, ваша чертова псина все-таки спустилась с вашей чертовой веранды! – прокричала Белинда. – Я его видела! Он перепрыгнул через мою чертову ограду и придушил двух моих чертовых уток. Я хочу, чтобы мне, черт побери, их заменили, всех до единой! – Белинда захлебнулась. – И вот что, Хаскелл! Вы чертовски хорошо знаете, что надо делать с чертовой собакой, которая повадилась убивать. Если собака познала вкус крови, ее уже ни черта не остановит!

У меня пересохло в горле. Права ли Белинда в отношении собак, познавших вкус крови, весьма сомнительно, но если в наших краях пес начинал душить домашнюю птицу, местные фермеры пристреливали его без каких-либо колебаний.

Присс хохотала в гостиной, и смех ее сопровождался довольно странными звуками. Рип знает, что в доме лаять нельзя, поэтому в состоянии эйфории пускает в ход наиболее подходящую замену – тявкает себе под нос. Этот звук кого хочешь сведет с ума. Я всегда считал, что Рип таким образом наказывает меня за запрет громко лаять.

Я провел рукой по волосам, не в силах решить, какое предположение более невероятно – что Рип стал хладнокровным убийцей или что он самостоятельно спустился с крыльца.

– Белинда, вы… вы ошибаетесь. Это не Рип.

Белинде слегка за сорок. Темно-русые с проседью волосы она заплетает в косу до пят, а всякой другой одежде предпочитает старые вылинявшие джинсы, хлопчатобумажные мужские рубашки и старенькие мокасины. Если же хочет приодеться, то навешивает на себя самодельное ожерелье из желудей. Словом, серьезная женщина. Предположение, что она может ошибаться, Белинда восприняла как личное оскорбление. Я услышал в трубке долгий протяжный вдох, после чего Белинда отчеканила:

– Послушайте, Хаскелл, я не ошибаюсь. Это ваша собака. Это так же точно, как то, что вы самый большой болван на свете!

Странно, но сравнение не показалось мне таким уж метким.

Тут в комнату вошла Присцилла, оглядела меня и со значением постучала по часам. Из-за ее ног вынырнула довольная морда Рипа.

Я предпринял еще одну попытку.

– Белинда, простите, но мне нужно бежать. Давайте поболтаем с вами как-нибудь в другой раз?

Только бы она по наивности не решила, что я тороплюсь на почту выслать ей чек за нанесенный ущерб.

– Разумеется, поболтаем, – хладнокровно ответила она. – И знаете, Хаскелл, вам лучше найти другой дом для вашего чертова пса. Потому что если я еще раз увижу эту дрянь, то угощу свинцом!

Должно быть, миролюбивые принципы хиппи Белинде уже изрядно надоели.

– Я и в самом деле хочу с вами поговорить, Белинда.

Мне кажется, я произнес это достаточно спокойно. Особенно если учесть, что моей собаке пригрозили убийством.

– А я хочу, чтобы вы заменили моих чертовых уток! – объявила Белинда.

– Да-да, понимаю, – промямлил я, – мы еще к этому вернемся. Честное слово.

В трубке раздался неприятный звук.

– Я хочу, чтобы вы заменили моих уток! – проорала Белинда. Видимо, на тот случай, если я ее не расслышал.

И шваркнула трубку.

Присцилла сверлила меня взглядом, явно намекая, что пора идти. Я наклонился к Рипу, почесал его за ухом и на всякий случай осмотрел лапы. Выискивая, как вы догадываетесь, свидетельства его убийственных наклонностей или хотя бы остатки компоста. Лапы Рига были такими же чистыми, как и у любой собаки, которая провела большую часть взрослой жизни на деревянной веранде, а когти выглядели так, словно он только что побывал у маникюрши.

– Ты хороший мальчик, Рип, – пробормотал я, и мы отправились в путь.

По дороге на птицефабрику я объяснил Присцилле, в чем дело. Она удивилась.

– Как это ни прискорбно, Хаскелл, но Рип не излечился. Он по-прежнему совершенно ненормальный во всем, что касается лестниц.

Чертовски приятно было слышать столь категоричное заявление.

– Кстати, Хаскелл, – добавила Присс, глядя прямо перед собой, – ты что, решил сменить имидж?

– Н-нет, – солгал я. – Просто время от времени люблю приодеться.

Присс почему-то ухмыльнулась.

– Выглядишь совсем недурно.

Не разобрав, насмехается она надо мной или нет, я счел за благо промолчать.

– Правда-правда, – продолжала Присс. – Ты действительно отлично выглядишь.

И улыбнулась. По-настоящему улыбнулась. Приветливо и все такое.

Я поймал себя на том, что глупо улыбаюсь в ответ, не совсем понимая, чему же, собственно, улыбаюсь.

Но наши улыбки померкли, как только мы свернули к белой коробке из-под обуви, именуемой птицефабрикой Вандеверта. Я остановил машину у входной двери, и мы вошли в здание.

У самого входа я припарковался из-за чудного аромата, который накануне окутывал окрестности.

Сегодня, может, в воздухе и витало что-то подобное, но со вчерашним амбре не шло ни в какое сравнение. Я даже пару раз глубоко втянул воздух, испугавшись, что мой нос перестал функционировать. Что нанесенный вчера удар по обонянию навсегда вывел его из строя.

Со странным чувством я шагнул в вестибюль. Кабинет Джейкоба находился в самом конце коридора, так что, сидя рядом с кабинетом Присс, вы никогда бы не догадались, что неподалеку находится комната, где на полу мелом обведены очертания человеческого тела.

Я обратил внимание, что Присс даже не повернула головы в ту сторону. Равно как и Джолин, которая появилась спустя тридцать минут. Правда, Джолин вообще головой не вертела. Усаживаясь за свой стол, она упорно высматривала что-то на зеленом ковре. Сегодня Джолин была в розовом платье, таком же блеклом, как и вчерашнее зеленое. Разглядывая секретаршу, я лениво размышлял, неужели у Джолин весь гардероб столь же тусклый.

Глаза Джолин все еще упирались в пол, когда через несколько минут вошла Инес, вслед за которой вышагивал Р.Л. Блеклая секретарша даже головы не подняла, что было весьма странно, поскольку Инес разговаривала сама с собой. И довольно громко.

– Не знаю, что мне сегодня делать. Сомневаюсь, что кто-нибудь позвонит. А даже если позвонят, что мне отвечать? «Он не может подойти сейчас к телефону»? Или: «Он не сможет больше подойти к телефону»? – Инес не прекратила свой монолог, даже проходя мимо стола Джолин. – Наверное, следовало сказаться больной, но разве хорошие секретари так поступают? Нет-нет…

По всей видимости, вчерашняя история не лучшим образом сказалась на рассудке бедной Инес. Ее строгая юбка сидела криво, из двух серег-виноградин наличествовала только одна, кружевной воротничок сбился набок. Когда Р.Л. с ней поздоровался, Инес подпрыгнула.

– А, да-да, доброе утро, доброе утро, – рассеянно отозвалась она.

Было совершенно ясно, что Инес отнюдь не считает это утро добрым. Она вяло улыбнулась Р.Л.

– Не знаю, стоило ли мне приходить, поскольку у меня теперь нет работы, но я подумала, что могла бы…

Тут из своего кабинета со стопкой бумаг выскочила Присцилла и встала как вкопанная, глядя, как Р.Л. успокаивающе обнимает Инес.

– Не беспокойтесь, Инес, – ласково сказал тот. – У нас всегда найдется для вас работа.

Присс тотчас насупилась, видимо придерживаясь иного мнения. Она уже открыла рот, но в последнюю секунду передумала, развернулась и исчезла в своем кабинете.

Инес уныло побрела в сторону кабинета Джейкоба, но, сделав пару шагов, неуверенно остановилась.

– Он… Его там уже нет?

Судя по всему, ее вопрос был обращен ко мне.

– Наверняка нет, – сказал я.

На лице Инес появилось несказанное облегчение.

– Вам не обязательно сидеть за своим столом, – встрял Р.Л., – если вам это неудобно…

Таким Р.Л. я еще не видел. В школьные годы он не отличался повышенной чувствительностью. Как и большинство футболистов. Наверное, это плохо сказывается на имидже спортсмена. Хотя, конечно, надо быть бессердечным бревном, чтобы не посочувствовать Инес. Бедняжка была сама не своя.

– Вы могли бы посидеть здесь… Однако Инес покачала головой:

– Нет-нет. Со мной все в порядке. Я должна находиться за своим столом на тот случай, если кто-нибудь позвонит. Или если я кому-нибудь буду нужна…

Голос ее затих. Определенно Инес нащупывала новые пути в здешнем секретарском мире. Она решительно направилась к кабинету Джейкоба.

После этого все вошло в обычную колею. Точнее, учитывая обстоятельства, в колею, близкую к обычной. Р.Л. сгинул у себя в кабинете, Присцилла занималась тем, что плодила груды бумаг, Джолин перепечатывала их, подшивала, складывала в папки и так далее. А я занимался тем, что ничего не делал. Если, конечно, не считать размышлений. Я думал о Присцилле и о том, что первое впечатление далеко не всегда бывает верным. А также о Джейкобе. Каким образом он умудрился нажить столько врагов? И разумеется, мне не давали покоя мысли о Рипе. С чего это вдруг все подряд бросились обвинять моего кроткого пса в немыслимых злодеяниях?

Вскоре после девяти Джолин принялась разбирать утреннюю почту. Не успела она отнести кипу писем в кабинет Присциллы и вернуться назад, как сама Присс распахнула дверь. В руках она держала белый конверт. Глаза ее были как чайные блюдца.

Не говоря ни слова, Присс протянула конверт мне. Рука ее дрожала.

Конверт, адрес на котором был написан печатными буквами синей шариковой ручкой, выглядел точно так же, как и тот, что показывал мне вчера утром Джейкоб. Если не считать одной детали: на этот раз письмо было адресовано не Джейкобу. На нем просто значилось: «Птицефабрика Вандеверта».

Я аккуратно вскрыл конверт и достал лист белой плотной бумаги, стараясь, по возможности, держать его за края. Записка, как и первая, состояла из вырезанных из газеты слов. Она гласила:

ВСЕ ОТМЕНЯЕТСЯ.

Глава десятая

Лицо Присциллы было почти таким же белым, как и письмо, которое я держал в руках. Правда, когда она прочла записку, щеки ее пошли красными пятнами.

– Хаскелл, что это значит?

Она смотрела на меня так, словно рассчитывала получить ответ.

А я понятия не имел, что все это значит. Действительно ли предполагаемый похититель надумал дать задний ход? Или он просто хочет удалить меня, чтобы было проще добраться до Присс?

Видимо, Присцилла уже решила для себя этот вопрос. Лицо ее приняло нормальный оттенок.

– Так это же здорово! – воскликнула она и весело улыбнулась. – По-моему, мы получили доказательство того, о чем я говорила с самого начала. Эта записка – не что иное, как глупый розыгрыш!

Я смотрел на конверт, не испытывая никакого желания улыбаться. Штемпель был поставлен вчера местным почтовым отделением. Бездыханное тело Джейкоба мы обнаружили около половины шестого. Поскольку единственная почта в Пиджин-Форке закрывается по будням в пять часов, значит, записку отправили до того, как мы с Присс нашли тело. И при этом отправитель адресовал ее не Джейкобу. Значит ли это, что он заранее знал, что Джейкобу бесполезно что-либо посылать? Если да, то каким образом?

Неужели автор записки и есть убийца Джейкоба?! Наверное, у меня был настолько обескураженный вид, что Присс как-то странно взглянула на меня и спросила:

– Что такое, Хаскелл?

Я вздохнул и объяснил. Тут уж обескураженная мина возникла на лице Присс. Губы ее побелели, в глазах застыла паника. Я прошел в кабинет и набрал номер шерифа.

Как ни странно, Верджил, похоже, нисколечко не обрадовался, услышав мой голос.

– Ты все еще там? – спросил он таким тоном, будто своим присутствием на птицефабрике я нанес ему величайшее оскорбление.

– Вы разве не помните, что Джейкоб Вандеверт нанял меня на три дня? – поинтересовался я как нельзя безразличнее.

– Гм-м, – ответил Верджил.

Весьма глубокомысленный ответ, вам не кажется?

Знай я Верджила не так давно, непременно бы решил, что он накручивает себя, обвиняя меня в том, что я сую нос в чужие дела. Должно быть, в детстве шерифа не научили, что с друзьями следует всем делиться. В том числе и информацией. Однако я решил не заострять его внимания на этом прискорбном обстоятельстве.

Раздражение Верджила как рукой сняло, стоило мне сообщить, почему звоню. Шериф прорычал в трубку, что выезжает, и дал отбой.

Времени он даром не терял. Через двадцать минут у главного входа завыла сирена. Каждому ясно, что шериф нашего городка самым бесстыдным образом наплевал на дорожные правила и всю дорогу мчался, превышая скорость. Сирена разорялась на полную катушку. Наверное, Верджил верил в силу саморекламы.

В коридор вылетел Р.Л. Лицо его могло соперничать в смысле бледности с побелкой на стене.

– Ч-чт-то… что случилось? – еле выговорил он.

Присс помахала перед его носом запиской, но Р.Л. почему-то не успокоился.

– А что тогда здесь делает полиция? – спросил он, сдвигая брови. – Если «все отменяется»?

Хлопнула дверь, и в вестибюль ввалился Верджил. Я попытался в двух словах объяснить Р.Л. суть происходящего, но того, похоже, заклинило. Он лишь выпучивал глаза и беззвучно шевелил губами. Глядя, как Верджил вперевалку направляется к кабинету Присс, я терпеливо повторил все сначала.

– Ты хочешь сказать, что это убийца мог послать записку? – тупо спросил Р.Л.

Да-а. Неудивительно, что Присс пришла в ярость, когда Джейкоб назначил своим преемником ее братца. Этому парню, пожалуй, нельзя поручить даже торговать лимонадом.

Визит Верджила не должен был затянуться. Вряд ли требуется больше пятнадцати минут, чтобы сунуть записку с конвертом в пластиковый пакет, но шериф умудрился растянуть это действо на целый час. Замогильным голосом он потолковал сначала с Присциллой, затем со мной и, наконец, с Р.Л. и Джолин.

Когда очередь дошла до меня, Верджил первым делом высказался по поводу моего костюма.

– Понятия не имел, что у тебя есть спортивная куртка, – простонал он так, словно этот факт являлся венцом высокой трагедии.

Я подумал и решил, что подобное замечание не заслуживает ответа.

– Неужели ты собираешься разгуливать по городу в таком виде? – Верджил скорбно рассматривал меня. – По мне, так ты выглядишь настоящим павлином.

Пришлось напомнить Верджилу, зачем он приехал. Но и после этого он продолжал пялиться на мою куртку. Весьма неодобрительно пялиться.

Беседы шерифа с Р.Л. и Джолин были чистой показухой. Голову даю на отсечение, что Верджил и не рассчитывал выведать у них что-нибудь стоящее.

Мне было жаль Джолин. Во время допроса она напоминала загнанного кролика, попавшего в вольер с хищниками. В лице ни кровинки, а губы тряслись так, что она едва могла говорить. Да и что Верджил мог у нее узнать? Письмо пришло вместе с остальной почтой. Джолин, конечно, смогла бы опознать почтальона, но вряд ли от этого была бы польза.

Верджил даже сунул нос в кабинет Джейкоба. Я собрался следом за ним нырнуть под желтую полицейскую ленту, ограждавшую вход в кабинет. Должно быть, шериф отнесся к моей инициативе чересчур болезненно, потому что глянул на меня волком и дверь с треском захлопнулась перед моим носом.

Инес, естественно, сидела за своим столом и читала «Справочник секретаря». Она сочувственно посмотрела на меня. Так смотрят на ребенка, которого другие дети не позвали играть. Я беззаботно улыбнулся, давая понять, что меня нисколько не волнует, чем занимается Верджил в кабинете Джейкоба. Инес улыбнулась в ответ, растянув ниточкой тонкие губы.

– Знаете, – доверительно заговорила она, подаваясь вперед, – я ведь слышала сирены, но решила не покидать своего рабочего места. До утреннего пятнадцатиминутного перерыва еще много времени.

Моя улыбка увяла. Этой женщине пора давать награду.

А что, если позвать Инес к нам с Элмо? Ведь не исключено, что она все-таки лишится работы. Разумеется, возникнут сложности, когда кому-то придется сообщить несравненной Мельбе, что мы больше не нуждаемся в ее услугах.

Если вообще когда-нибудь нуждались.

Конечно, трудно утверждать наверняка, но я сильно сомневался, что у нас с Элмо хватит духу уволить мать пятерых детей. Пусть даже случится чудо и нас не загрызет совесть, но увесистое общественное мнение Пиджин-Форка пришибет кого угодно. Люди наверняка сочтут мерзавцем всякого, кто вышвырнет на улицу единственную поддержку и опору пятерых беззащитных деток.

А ведь есть еще и сама Мельба. Уж она-то точно снарядит свое потомство в крестовый поход против тиранов и мракобесов, милые детки вооружатся баллончиками с краской, бейсбольными битами, скалками, и можно представить, какая судьба уготована нашим машинам и жилищам.

Инес снова наклонилась ко мне: – Вы, наверное, не знаете, зачем приехал шериф?

Я понимал, что столь фанатичная секретарша, как Инес, вряд ли станет распространяться о том, что я ей скажу, но судьбу испытывать не хотелось. А вдруг и в Инес есть что-то от Мельбы? Все-таки ничтожная вероятность, что мои слова к вечеру будет знать весь Пиджин-Форк, оставалась, и в этом случае Инес, разумеется, не поленится раскрыть источник информации. А мне отнюдь не улыбалось, чтобы в нашем городке утвердилось мнение, будто частный детектив на самом деле не такой уж частный.

– Трудно сказать, – солгал я.

Если Инес и суждено услышать о записке, то пусть услышит от кого-нибудь другого.

– А-а. – Инес выглядела разочарованной. Ей явно было нечем заняться, кроме как читать свой «Справочник» и ждать звонка. Она вяло побарабанила пальцами по столу. – Если бы вы знали, как меня раздражает эта противная желтая лента, – протянула секретарша, чтобы поддержать разговор. – Как вы считаете, она действительно это означает?

Я терялся в догадках.

– Что «это»?

Пальцы Инес вновь выбили меланхоличную дробь.

– Вы считаете, эта мерзкая желтая лента означает, что «Проход запрещен»? Ведь если я не могу войти в кабинет, то не могу и стереть пыль, как мне положено делать каждое утро. И все аккуратно разложить на столе. И полить цветы. И оборвать листочек на календаре. О-о… Я не могу выполнять свою работу!

Я попытался изобразить сочувствие, хотя, честно говоря, сильно сомневался, что Джейкоб стал бы возражать, узнай он, что календарь на этот раз остался нетронутым.

– Ленту скоро уберут, – пообещал я. – Не беспокойтесь.

Инес скорбно хмыкнула.

– Очень на это надеюсь, – сказала она уязвленным тоном.

Я счел за благо ретироваться. Поговори я с Инес еще минутку, непременно набросился бы на нее с предложением перейти работать к нам с Элмо. К тому же, когда выйдет Верджил, мне лучше находиться подальше. А то он еще, чего доброго, выскажет все, что обо мне думает. Тем более что я прекрасно знал, зачем Верджил потащился в кабинет Джейкоба. Чтобы утвердить свое право на территорию. Будь его воля, он окружил бы желтой лентой весь Пиджин-Форк.

Перед отбытием Верджил еще раз заглянул к Присцилле. Я снова торчал у всех на виду, да еще в крайне невыгодной позиции, поскольку мне приходилось, словно маленькому ребенку, смотреть на Верджила снизу вверх. Верджил же глянул на меня сверху вниз, и на лице его лежала печать всех скорбей мира.

– Хаскелл, – прохрипел он, – ты не считаешь странным, что все эти убийства начались после твоего возвращения в город?

На что это, интересно, он намекает? Что вслед за мной из Луисвиля потянулась целая толпа преступников? Или считает меня главарем банды, поставляющей в его некогда мирный городок безжалостных убийц?

Судя по всему, ответ Верджилу не требовался. Глаза его заволокло слезами, а это не предвещало ничего хорошего.

– Мне не хочется об этом говорить, но я считаю…

Я выпрямился. Приходясь мне почти родственником, Верджил, по-видимому, был бы не прочь возложить на меня ответственность за волну преступности, и тем не менее кое о чем он все же боялся мне сказать. Что ж, и на том спасибо.

Верджил откашлялся.

– Когда я вчера разговаривал с Руби, – сказал он, уткнувшись взглядом в пол, – она сообщила, что уехала отсюда примерно в четверть пятого. Иными словами, у нее имелось достаточно времени, чтобы сходить на почту. – Тяжело вздохнув, он с минуту он изучал свои ботинки, после чего добавил: – Знаешь, нужно совсем немного времени, чтобы вырезать из газеты два слова.

В словах шерифа имелся смысл.

Я кивнул, физически ощущая, как безысходность Верджила захлестывает и меня. Обстоятельства складывались для Руби не лучшим образом.

Может, этот стареющий херувим действительно решился на убийство?

– Это всего лишь предположение, – добавил он страдающим шепотом и, медленно переставляя ноги, поплелся к выходу.

Передавать Присцилле слова шерифа я не собирался. Ей и без того хватало волнений.

Письмо, полученное от возможного убийцы, явно выбило Присс из колеи. Она все еще выглядела бледной, когда ровно в одиннадцать часов в вестибюль вплыл Элтон Габбард.

Хорошо, что мне пару раз довелось встретить этого человека на улице, а то моя челюсть самым неприличным образом отвисла бы при его появлении. Просто не верится, что это странное существо слывет в Пиджин-Форке цветом местной адвокатуры.

При крошечном росте и чудовищном весе он походил на бочку, которую какой-то шутник нарядил в изысканный темно-синий костюм-тройку. Черные волосы, седеющие на висках, могли бы сгладить впечатление, если бы не завивались игривыми кудельками. Элтон Габбард походил не просто на бочку в изысканном костюме-тройке, а на бочку в изысканном костюме-тройке, на которую еще напялили африканский парик.

Глядя на Габбарда, нельзя не прийти в недоумение: как этот человек умудряется производить в суде внушительное впечатление?

– Я к мисс Присцилле Вандеверт, – провозгласил Габбард, вытаскивая из нагрудного кармана небесно-голубой платок. Голос его гулким эхом прокатился под потолком вестибюля.

Не поверите, но у Элтона Габбарда был голос радиособлазнителя. Если бы вы услышали этот голос, не видя его обладателя, то могли бы запросто решить, что говорит двухметровый гигант с наружностью Шона Коннери.

Джолин, как водится, побледнела, потом густо покраснела, но сумела взять себя в руки настолько, чтобы по внутренней связи сообщить Присс о прибытии адвоката. Через несколько минут все трое – Присс, Габбард и я – сидели в кабинете Присциллы.

Присс расположилась за своим столом, а мы с Габбардом – рядышком на двух серых металлических стульях. Адвокат казался до крайности раздраженным. Поначалу я решил – причина в том, что Присс не предложила ему сесть за стол, но, как выяснилось, Габбард был взбешен тем, что Присс позвала меня.

По-видимому, то, о чем Габбард собирался говорить, он считал частным семейным делом. Я понял это в тот самый миг, когда адвокат сказал:

– То, о чем я собираюсь говорить, является частным семейным делом. – И посмотрел на меня, как на таракана.

Присс нахмурилась, бросив на Габбарда далеко не радушный взгляд, и довольно сухо заявила:

– Я хочу, чтобы Хаскелл присутствовал. Он мой друг.

Трудно было удержаться, чтобы глупейшим образом не вытаращиться на нее. Она и в самом деле считает меня своим другом? Приятно слышать.