Текст книги "Взъерошенные перья"

Автор книги: Барбара Маккафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава четвертая

Остаток дня я проторчал у двери в кабинет Присциллы, изнывая от безделья. Эту сторону работы частного детектива никогда не показывают по телевизору. Когда ты сидишь, и сидишь, и сидишь, пока зад не отсидишь.

За это время я пришел к выводу, что мои подозрения верны, – Присцилла, по-видимому, действительно тащила на своих плечах большую часть работы. Джолин время от времени исчезала в ее кабинете, чтобы появиться оттуда с новой кипой бумаг, которые надо перепечатать, или подшить, или что там с ними еще делают. Не знаю, чем занималась Присцилла, но бумаги она изводила массу.

Обрывки телефонных разговоров, которые я уловил в те нечастые мгновения, когда дверь открывалась, позволяли сделать заключение, что Присс – умелая начальница. Требовательная и понимающая. Я не мог не прийти в восхищение. Единственное, в чем разбиралась моя бывшая жена Клодзилла, так это как накладывать косметику на физиономию и таскать деньги из моего кошелька.

А вот в чем разбирался Р.Л., сказать затрудняюсь. Хотя сразу после нашего разговора он исчез в своем кабинете, Джолин к нему не заглядывала. По телефону требовали исключительно Присциллу. Впрочем, нет, вру. Однажды позвонили и Р.Л. Несравненная Лизбет.

Насколько я мог судить, работа Р.Л. заключалась в лучшем случае в протирании штанов. Впрочем, как и моя, если уж на то пошло. К полудню я так притомился, что мечтал, чтобы кто-нибудь попробовал похитить Присс. По крайней мере можно будет размяться.

Кроме того, мне пришло в голову, что, возможно, к записке все же следует отнестись серьезнее. Похищение Присс наверняка парализует бройлерную деятельность. А вдруг этого и добивались похитители – низвергнуть куриного короля.

Однако около полудня на пороге возник посетитель, который был похлеще любого похитителя. В длинной норковой шубе, за которую моя бывшая жена Клодзилла могла бы удавиться, к столу секретарши продефилировала Лизбет Вандеверт и, ткнув в Джолин малиновым ногтем, обронила:

– Мне Р.Л.

Ни тебе «пожалуйста», ни «спасибо», ничего. Должно быть, Лизбет не один год посещала школу великосветских манер.

Джолин пришла в такое смятение, словно перед ее столом внезапно возник сам Папа Римский, умело замаскированный под Лизбет, и потребовал аудиенции у пиджин-форкского куриного барона.

– Сию минуту, – взволнованно пролепетала Джолин. – Сию минуту.

Лизбет напустила на себя скучающий вид и, пока Джолин звала Р.Л., оглядывала приемную с видом надзирателя, осматривающего помещение для рабов. К несчастью, она заметила меня.

Одного из рабов.

Малиновые губы Лизбет сложились в некое подобие улыбки. Она посмотрела на меня сверху вниз. Впрочем, Лизбет почти на всех смотрела сверху вниз, поскольку росту в ней было по меньшей мере метр восемьдесят.

Поправив норковую шубку, Лизбет решительно шагнула ко мне. При этом на ее голове не шевельнулся ни один волосок. Наверное, ее лак для волос производили на бетонном заводе. Лизбет выглядела так, словно в свои тридцать с небольшим сделала себе не одну подтяжку лица, в противном случае остается предположить, что во владениях Вандеверта обнаружился источник, из которого бьет живая вода. Могу поклясться, что сейчас морщин у нее было меньше, чем в школьные годы. Глаза тоже здорово изменились. Они и раньше казались не маленькими, но сейчас были, можно сказать, выпучены.

– Здравствуйте, – томно протянула Лизбет, сунув мне отягощенную бриллиантами руку. – Я Лизбет Вандеверт. – Она произнесла имя почти как «фон Деверт». – А вы?

Видимо, Лизбет совсем не помнила меня. Подобные вещи могут по-настоящему уязвить мужское самолюбие.

Я медленно поднялся, прекрасно сознавая, что после милого разговора, состоявшегося прошлым вечером, называть свое имя – все равно что выдергивать чеку из гранаты.

– Хаскелл Блевинс. – Чтобы не отставать от «фон Деверт», я произнес свое имя в нос.

Но моя уловка прошла мимо внимания Лизбет. Она сосредоточилась на том, чтобы как можно быстрее отдернуть руку, будто моя ладонь у нее на глазах превратилась в змею.

– Вы! – выдохнула она. – Так это вы! – И на несколько секунд, похоже, лишилась дара речи.

Поскольку высокие каблуки Лизбет добавляли ей сантиметров пять, мы практически сравнялись в росте и смотрели друг другу глаза в глаза. Как в детстве, когда играли в гляделки. Наконец Лизбет сумела выдавить:

– Так это вы – владелец этого зверя!

Я надеялся, что моя улыбка выглядит вполне терпимой. Мне казалось не совсем хорошим тоном вступать в пререкания со снохой клиента.

– Послушайте, Лизбет, я бы не стал называть Рипа…

Как и во время нашей телефонной беседы, Лизбет меня перебила.

– Конечно, зверь! – простонала она, судорожно взмахнув рукой. Бриллианты весело сверкнули. – Зверь, разоряющий сады! Эта чертова скотина уничтожила все мои тюльпаны! – Она сердито встряхнула своим бетонным шиньоном и повернулась к Джолин, словно ждала от нее сочувствия. – Можете себе представить! Он их все выкопал и сожрал!

Джолин напоминала кролика, загипнотизированного удавом. Все, что она могла делать, это ожесточенно вращать глазами. Я же отнюдь не чувствовал себя напуганным. Напротив, испытывал почти неодолимую потребность отправиться к особняку Лизбет и самолично перерыть весь ее сад.

– Поверьте, это сделала не моя собака. – Терпеливая и смиренная улыбка сама собой исчезла с моего лица. – Как я уже говорил…

Лизбет даже паузу не выдержала. Она явно решила пойти на рекорд: как можно больше раз перебить меня за двадцать четыре часа.

– Так вот как! – вскрикнула она. – Думаю, я хорошо вас напугала, раз вы решили наябедничать Джейкобу! Рассчитываете разжалобить его, да?!

Я закатил глаза. Разжалобить Джейкоба? Ха-ха-ха.

– Послушайте, Лиз… – Больше я ничего не успел сказать.

– Так знайте, что у вас ничего не выйдет! – торжествующе взвизгнула Лизбет. Теперь ее точно можно заносить в «Книгу рекордов Гиннесса». – Если вы думаете, что с помощью Джейкоба уговорите меня забыть это… это… – она задохнулась, – это неслыханное варварство, то глубоко заблуждаетесь!

Похоже, глубоко заблуждалась она, не только в отношении Рипа, но и по поводу моего присутствия в этом здании.

– На самом деле я здесь потому…

– Что?

Да, в умении перебивать снова и снова Джейкобу до нее далеко.

– Я телохранитель Присциллы!

Бетонированные локоны дружно вздрогнули.

– Вы шутите? – растерянно спросила Лизбет. – Джейкоб раскошелился из-за какой-то идиотской записки? Но зачем? Все же знают, что это всего лишь глупая шутка. Сегодня утром Р.Л. рассказал мне о записке, и я…

Вы правильно догадались. Лизбет все говорила и говорила. Она взмахивала руками и притоптывала ногами и даже обратилась к Джолин за поддержкой. На этот раз Джолин изобразила близкое сходство с оленем, захваченным охотником врасплох.

Лизбет не делала никаких усилий, чтобы приглушить свой голос. Дверь кабинета Присциллы отворилась. Полагаю, Присс слышала нашу перепалку. Да что там, вопли Лизбет, должно быть, слышали даже в Луисвиле. В глазах Присциллы читался вопрос, и не успела она облечь его в слова, как Лизбет снова заголосила.

– Вы обо мне еще вспомните, Хаскелл Блевинс! Вспомните, вспомните! – Перед моим носом закачался палец, увенчанный остро заточенным малиновым ногтем.

Палец мне не понравился. Совсем не понравился.

– Вы заплатите за мой разоренный сад! – продолжала вопить Лизбет. – Я позвоню своему адвокату, и тогда вы узнаете, что почем!

Мне стало не по себе. Дернула же нелегкая заговорить с Лизбет Вандеверт. Конечно, существовала вероятность, что адвокат Лизбет, сладкоречивый Элтон Габбард, испытывает к ней такие же теплые чувства, что и я.

К этому времени Р.Л. тоже вылез из своего кабинета. Глаза его были прикованы к Присцилле.

– Ой-ой-ой! – закричала Лизбет. – Смотрите, кто к нам пришел! А я уж боялась, что ты будешь прятаться до моего ухода!

По-видимому, Лизбет в совершенстве владела редким искусством говорить не то, что нужно. Серые глаза Присциллы раскалялись с каждой секундой.

– Присс, дорогуша, я все собираюсь тебя спросить, зачем Р.Л. торчать на этих нудных вечерних совещаниях? На этой неделе их было целых два, и на прошлой два, и на позапрошлой два. Это же так скучно, Присс, дорогуша!

Прежде чем ответить, Присцилла сделала глубокий вдох. Голос ее был спокоен, но это было обманчивое спокойствие. Казалось, ты находишься в центре урагана.

– Ну, не знаю, Лизбет. Почему бы тебе не спросить своего мужа?

Р.Л. неуверенно приблизился к нам. Он переводил взгляд с сестры на жену, явно не зная, что сказать. В этом я с Р.Л. был вполне солидарен.

Лизбет ухватила супруга за руку и игриво подтолкнула его бедром.

– Мой котик говорит, что это ты собираешь эти чертовы совещания. Честное слово, Присс, ты должна понять, что у Р.Л. есть дела поважнее каких-то там куриц.

Глаза Присциллы превратились в щелочки. Лизбет натужно хихикнула.

– Тебе же не постоянно требуется помощь?

На мгновение я подумал, что Присс вцепится Лизбет в глотку, но она лишь пару раз моргнула. Зато глаза ее метали громы и молнии.

Р.Л. откашлялся.

– Знаешь, – бодро сказал он, поворачиваясь к Лизбет, – почему бы нам с тобой не пообедать?

Мужественный поступок, но в результате я остался один на один с Присциллой, этой бомбой замедленного действия в человеческом обличье. Мы наблюдали, как супруги выходят за дверь.

– Ушли, – процедила Присс. – Сладкая парочка. Счастливцы. – Мне почему-то показалось, что в голосе Присс сквозит сарказм. Она взглянула на меня. – Скажи, Хаскелл, правда, очень трогательно, что Лизбет заявляется сюда каждый божий день, чтобы вытащить своего благоверного пообедать?

Что тут ответишь, когда чувствуешь, что в вопросе кроется какой-то подвох?

– Э-э… да, очень мило.

Присс одарила меня взглядом, который недвусмысленно говорил: «Ну и тупица!»

– Хаскелл, Лизбет всего лишь сторожит свое капиталовложение. Дело не в том, что она и полдня не может прожить без Р.Л. Она просто присматривает, чтобы никто не увел источник ее финансового благополучия.

Наш обед состоял из гамбургеров в гриль-баре «У Фрэнка». Мы с Присциллой поспешили к моей машине сразу после отбытия Лизбет с супругом. Должен заметить, что, открывая входную дверь, я мысленно приготовился к тому, что моему бедному обонянию придется испытать еще один удар, и даже не сразу понял, что запах куда-то подевался. Наверное, пока я просиживал штаны, ветер переменился – ведь вряд ли бройлеры устроили генеральную уборку.

Гриль-бар находился на перекрестке, где Главная улица сливается с автострадой, в семи милях к югу от Пиджин-Форка. Здесь когда-то был магазинчик, торговавший кормом для собак и кошек, а когда лавка обанкротилась, Фрэнк Пакетт купил здание и превратил его в кормушку для людей. У заведения есть свой шарм: массивные дубовые балки, потемневшие от времени, некрашеные деревянные полы и яркие таблички на стенах, призывающие кушать «Вискас» и прочие звериные лакомства, – Фрэнк оставил их «для смеха». Кроме того, бар Фрэнка имел еще одну особенность – единственную в Пиджин-Форке неоновую вывеску. Микроскопические буковки едва видны в темноте, но Фрэнк ими жутко гордился.

Обед прошел в полной тишине. Пару раз я по глупости пытался заговорить, но Присцилла так на меня зыркнула, что едва не отбила всякий аппетит.

Если для моей персоны у Присс не нашлось и пары слов, то для своего братца она припасла их изрядно. Как только Р.Л. вошел в вестибюль, Присцилла выскочила из своего кабинета и вихрем ворвалась в кабинет брата. Наверное, мне тоже следовало пойти, поскольку беглый осмотр выявил в прибежище Р.Л. окна, но, когда дверь захлопнулась перед самым моим носом, у меня сложилось впечатление, что Присс не жаждет компании. Мы, частные детективы, отлично умеем понимать такие нюансы, и это хорошо, не то мое лицо вполне могло бы расплющиться в веснушчатый блин.

Я понял также кое-что еще. Вандеверт-младший отличался от Присс не только должностью.

В кабинете, где стены были задрапированы мягкой тканью, а пол устилал толстый пушистый ковер, имелось не одно, а целых два окна, каждое от пола до потолка. Правда, вид из этих окон не представлял собой ничего особенного – Р.Л., сидя за мраморным столом в темно-зеленом кожаном кресле, мог весь день напролет наблюдать за игрой теней на куриных казармах, – но в сравнении с видом из кабинета Присс это было просто захватывающее зрелище.

Слыша, как Присс во всю глотку кричит на братца, я решил, что вмешиваться было бы невежливо. Кроме того, я не сомневался, что если войду, то Присс будет орать уже на нас двоих.

Стоя под дверью как часовой, я чувствовал себя полным идиотом. Джолин по своему обыкновению упоенно молотила на пишущей машинке, ни разу не оторвав взгляда от проклятого агрегата, но я не сомневался, что она прекрасно слышит вопли Присциллы. Вообще говоря, надо бы взяться за секретаршу. Если Джолин соблаговолит открыть рот, то наверняка удастся выудить у нее информацию.

Тут дверь распахнулась и в коридор вылетела Присцилла – с таким лицом, словно только что поперхнулась острым перцем.

– …лучше прекрати, слышишь? – рявкнула она в пространство. – Я не шучу! Не впутывай меня в это дело!

Она метнулась к себе в кабинет, даже не взглянув на нас с Джолин. И разумеется, хлопнула дверью. Если так пойдет дальше, к пяти часам от многострадальной двери только щепки останутся.

Опустившись на стул, я задумался над тем, что только что услышал. Во что Присс не желала впутываться? Я покосился на закрытую дверь. Представлялось маловероятным, что, если я спрошу об этом Присциллу, она будет на седьмом небе от счастья.

Может, взяться за Джолин? Заметив мой взгляд, секретарша с расширенными от ужаса глазами схватила телефонную трубку и принялась лихорадочно набирать номер.

Да, обычные способы расследования здесь совершенно не годились. Дело о похищении начинало доставлять мне больше головной боли, чем я предполагал, а единственным реальным моим действием до сих пор оставался бег по коридору вслед за Присциллой, если не считать сидения как на привязи. Я немного поерзал. Металлические стулья прекрасно подошли бы для инквизиции, тут им равных нет. Данный экземпляр сладострастно впился мне в спину.

Спустя двадцать минут стул уже не просто впился в мою спину, его явно обуяла страсть к человекоубийству. Я решил, что если немедленно не встану и не пройдусь, то моей спине придется делать искусственное дыхание, но тут двери кабинетов Присс и Р.Л. открылись почти одновременно. Не говоря ни слова, брат и сестра промаршировали в сторону кабинета Джейкоба.

Насколько я понимал, Джейкоб вызвал их на ковер. Я понятия не имел зачем, но решил во что бы то ни стало это выяснить, поэтому встал и непринужденным шагом поспешил следом. Когда мы оказались у двери куриного магната, Присс остановилась как вкопанная, развернулась и прошипела:

– Жди здесь!

Шипение ее трудно было назвать дружеским. Женщина с седыми волосами и виноградинами в ушах с искренним сочувствием посмотрела на меня. Я улыбнулся в ответ. Миссис Виноградные Уши была одета в строгий костюм и сиреневую блузку и выглядела так, словно считала должность секретаря самой значительной в мире. На столе перед ней лежал потрепанный «Справочник секретаря». А также словарь и энциклопедия, тоже весьма потрепанные. Похоже, она штудировала их целыми днями.

Я невольно подумал о своей собственной секретарше, несравненной Мельбе. Если у Мельбы и есть экземпляр «Справочника секретаря», то она, наверное, подпирает им дверь.

Миссис Виноградные Уши продолжала сочувственно смотреть на меня.

– Хаскелл Блевинс, частный детектив, – церемонно представился я.

– Инес Эвитс, – отрывисто и деловито отозвалась она.

Я улыбнулся:

– Рад познакомиться.

Инес коротко кивнула и ничего не ответила. По-видимому, еще не решила, рада она знакомству со мной или нет.

Инес Эвитс никто не дал бы меньше пятидесяти, и ее никак нельзя было назвать привлекательной. Аккуратной и чопорной – да. Привлекательной – нет. Ее лицо словно побывало в точилке для карандашей: длинный, заостренный нос; длинный, заостренный подбородок и высокий, заостренный узел на голове. А еще она была жутко худая, просто тощая. По-моему, даже палочка, которой врач лезет вам в рот, чтобы осмотреть горло, имеет более округлые формы.

Кроме того, Инес, по-видимому, была убежденной сторонницей естественной, природной красоты и напрочь отвергала помаду, румяна и тушь для ресниц. Я и сам предпочитаю женские лица в первозданном виде, но в случае Инес сделал бы исключение.

– Уверена, мистер Блевинс, Присцилла не хотела быть такой резкой, – сказала Инес, неловко поправляя тощий пучок на голове. – Знаете, она так много работает. Думаю, она сама не сознает, как грубо порой звучат ее слова.

Мне казалось, Присцилла прекрасно сознает, что говорит. Нагрубить, да покрепче, составляло, наверное, одну из жизненных целей Присс.

– Можете звать меня Хаскеллом, – любезно предложил я.

Инес отозвалась довольно кислой улыбкой. Должно быть, я сказал что-то не то, как если бы предложил ей вытереть нос рукавом. Видимо, она считала неприличным называть по имени человека, с которым только что познакомилась.

Маленькие темные глазки Инес уставились в стол.

– С недавних пор Присцилла стала немного нервной, мистер Блевинс. – Мне показалось или она действительно выделила слова «мистер Блевинс»? – Каждый день совещания. Грядут большие перемены.

Последняя фраза прозвучала примерно как: «Надвигается бубонная чума».

Выходит, Инес прекрасно знала о готовящихся переменах и удовольствия от этого испытывала не больше, чем Присцилла. Теперь настала моя очередь придать своему лицу сочувственный вид. Я открыл было рот, дабы спросить, не знает ли она что-нибудь о записке, когда дверь кабинета Джейкоба распахнулась и ударилась о стену. Мы с Инес подпрыгнули, словно раздался выстрел. Само собой, из двери пулей вылетела Присс и на всех парах помчалась к своему кабинету.

Мне ничего не оставалось, как броситься следом, о чем вскоре пришлось пожалеть. На бегу Присс сыпала такими словечками, которых, наверное, не знают даже самые эрудированные из моряков.

– Присс, что-то случилось?

Да-да, это мои слова. И единственное оправдание заключается в том, что меня застигли врасплох.

Присс затормозила на середине ругательства.

– Случилось?! Разве что-то случилось? Просто мой отец скотина! Проклятый шовинист! А что могло случиться?

Я счел этот вопрос риторическим и отвечать не стал. Да я бы все равно не успел – Присцилла скрылась в своем кабинете, разумеется вновь выместив ярость на ни в чем не повинной двери. От ее хлопка в приемной еще долго перекатывалось эхо. Думаю, на птицефабрике никто не заметит, если внезапно в наших краях случится землетрясение. Все решат, что Присцилла немного разволновалась.

После этого все шло относительно спокойно. По правде говоря, я с трудом держал глаза открытыми. Вскоре после двух Р.Л. вновь направился к кабинету Джейкоба. Он отсутствовал минут пятнадцать. Потом туда же отправилась Джолин, нагруженная ворохом бумаг.

Около половины четвертого Р.Л. отбыл. Вырулил из своего кабинета и, насвистывая, двинулся к выходу. На полпути он вдруг остановился, развернулся и подошел ко мне.

– По средам я всегда ухожу в это время, – сообщил вице-председатель, и взгляд у него при этом был смущенный. Можно подумать, что он сбежал с урока. – Я сделал всю работу.

Чего он от меня хочет? Чтобы я выписал пропуск? Да мне нет никакого дела, пусть хоть в полдень уматывает, но Р.Л. продолжал стоять и пялиться на меня, словно ждал моего благословения.

– Ну, хорошо, – сказал я.

– Свою секретаршу я тоже отпускаю. Это как бы льгота за счет компании.

Джолин действительно собирала вещички.

– Все в порядке, – продолжал Р.Л. – Никто не возражает.

Я кивнул и улыбнулся. А что я должен был сказать? Что тоже не возражаю? Я и не возражал. Могу дать честное слово, мне было глубоко наплевать.

Однако, сказав «никто», Р.Л. несколько преувеличил. Кое-кто все-таки возражал.

Час спустя Присцилла выскочила из кабинета и обнаружила осиротевший стол вместо Джолин. Она попыталась скрыть раздражение. Понятное дело, если весь день носишься как угорелая и вопишь, то энергия рано или поздно иссякнет. Кроме того, возможно, Присс также забеспокоилась за сохранность своей двери.

– Ах да, – вздохнула она, не слишком убедительно изобразив улыбку. – Сегодня же среда.

Присс пошуршала бумагами, которые держала в руках, – она явно намеревалась отдать их Джолин.

– Какой-то странный день для сокращенного рабочего дня, – небрежно заметил я. – Среда – не самый распространенный выходной, не правда ли?

Меня все это ничуть не волновало, просто хотелось поддержать разговор, но Присцилла посмотрела на меня так, словно я предлагал отменить Рождество.

– По средам Р.Л. всегда уходит раньше. – От голоса Присс могла бы замерзнуть кружка с пивом. – Все равно к этому часу у меня для Джолин уже нет работы.

«А что это за бумажки у тебя в руках, дорогая?» – так и подмывало меня спросить, но я благоразумно промолчал.

Присс невозмутимо посмотрела на меня и неожиданно объявила:

– Знаешь, мне надо в туалет. Ты ведь не собираешься притаиться в соседней кабинке?

Пока Присс отсутствовала, я по телефону Джолин позвонил Мельбе на тот случай, если земля вдруг перевернулась и она действительно нашла документы Рипа.

– Нет, я их не нашла. – Тон Мельбы ясно давал понять, что с моей стороны было глупо об этом спрашивать.

Я же не мог не спросить себя, а искала ли она их вообще. Мельба не привыкла работать без присмотра. Хотя, если подумать, она вообще не привыкла работать. Наверное, Мельба услышала мое учащенное дыхание, поскольку поспешила сменить тему:

– Зато я приняла для вас сообщение.

Она сказала это так, словно только что вернулась из каменоломни, где целый день махала киркой.

– Правда? – Я попытался убрать сомнение из своего голоса.

– Вам звонила какая-то женщина!

– Какая-то женщина?

Ощущение было такое, словно я только что хватил того самого острого перца, которым пару часов назад поперхнулась Присцилла. Поскольку у Мельбы все сообщения на один лад. Какая-то женщина. Какой-то мужчина. Тот парень. Иногда хочется, чтобы она вообще ничего мне не говорила.

– Да. Какая-то женщина, жутко расстроенная. Я стиснул зубы.

– Мельба, а имени ее вы не узнали?

– Не-а. Я решила, раз она расстроена, то обязательно перезвонит.

Ну разве поспоришь с такой логикой?

Вскоре вернулась Присцилла, и я снова обосновался на своем стуле с садистскими наклонностями. Меня грызло чувство вины за то, что я желаю смерти матери пятерых детей. В последнее время мне все чаще хотелось убить Мельбу.

Когда час спустя Присс отворила дверь вновь, при ней был портфель и дамская сумочка.

– Пожалуй, на сегодня хватит! Ты же не собираешься ко мне домой?

Боже всемогущий! Неужели все снова?! Я набрал побольше воздуха в легкие.

– Полагаю, твой отец желает, чтобы я сопровождал тебя везде, где бы ты ни находилась.

Так обычно телохранители и работают. Не столь уж сложная для понимания система.

Однако Присс, похоже, не желала ее понимать.

– Это уж слишком! Это переходит все границы. Это просто невозможно!

– Послушай, Присс, я знаю, ты расстроена, что твой отец поручил Р.Л. руководить компанией, но…

– Слушай, ты! – заорала она, ткнув мне пальцем прямо в лицо. – Да ты понятия не имеешь, что я испытываю! Понял? И теперь я тебе говорю – ты уволен! Не нужен мне телохранитель. И никогда не был нужен! Не хочу, чтобы ты следовал за мной по пятам, словно полоумный щенок!

Постойте-ка. Она преподнесла это так, словно я следую за ней по пятам по собственному желанию, как будто потерял от нее голову. Как же. Меня всегда безумно привлекал звук хлопающей двери. Она что, шутит? Я не смог сдержаться. Прежде чем я спохватился, уже мой палец тыкал ей в лицо.

– Послушай, милая Присс, ты не можешь меня уволить! Меня нанял Джейкоб, и только он может меня уволить!

Несколько секунд рот у Присс открывался и закрывался, словно у рыбы, выброшенной на сушу. Затем, к сожалению, к ней вернулся звук.

– Да? Что ж, посмотрим!

Она ринулась к кабинету Джейкоба, но на этот раз врасплох меня не застала. Я сорвался с места и прыжками помчался следом. Я даже обогнал ее!

Инес по-прежнему сидела за столом и увлеченно читала «Справочник секретаря». Когда мы ворвались в приемную, голова ее дернулась. Присцилла, не сбавляя темпа, проскочила мимо секретарши, пинком распахнула дверь и затормозила. Я вильнул влево, чтобы не врезаться в нее, и едва устоял на ногах.

– О боже…

Больше Присс не сказала ничего. Лишь короткое и мрачное «О боже…»

Я разъяренно уставился на нее:

– Какого черта ты…

Глаза Присциллы расширились. Я проследил за ее взглядом, и во рту у меня пересохло.

Там был Джейкоб.

Старик сидел, накренившись в кресле, руки его безвольно висели. На груди расплылось темно-красное пятно. А посредине пятна торчала деревянная рукоятка.