Текст книги "Взъерошенные перья"

Автор книги: Барбара Маккафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Ну-ну, милая, – бодро сказала она, похлопав прихваткой по руке Присс, – не стоит пугаться. Эта записка не имеет никакого отношения к смерти твоего отца. Просто чья-то глупая шутка. Вот и все.

И Руби расцвела в еще более ангельской улыбке.

Именно в эту минуту я решил, что Руби принадлежит к редкой в нынешнее время породе людей, которую можно назвать «Вечная улыбка». Изредка таковых встречаешь. Это женщины, слишком близко к сердцу принимающие рекламные ролики, в которых мелькают безмерно счастливые фотомодели с улыбками до ушей. Женщины такого типа, даже когда на них никто не смотрит, не позволяют улыбке сойти с их лица.

Если для подтверждения своей теории мне требовались дополнительные доказательства, то за обедом я получил их в избытке. На протяжении всей трапезы улыбка на лице Руби ни разу не поблекла. Через некоторое время это даже превратилось в некое подобие игры – подловить Руби в тот момент, когда она не улыбается. Время от времени я бросал на нее быстрые взгляды – когда она накладывала мясо, когда намазывала маслом печенье, когда разговаривала с Присс. Все напрасно. В этой игре я оказался проигравшим.

Даже когда Руби разоткровенничалась со мной, что она всегда знала, чем все закончится для Джейкоба, потому что он был таким «распутным старикашкой», с ее лица не сходила сияющая улыбка. Словно губы ее жили отдельной жизнью.

– Верности в этом человеке было ни на грош! – жизнерадостно воскликнула она, и глаза цвета анютиных глазок весело блеснули. – Уилладетта была не первой, да и не последней. Джейкоб неплохо в жизни повеселился.

Как вам нравится? Вот это новость так новость!

– Вы действительно считаете, что Джейкоб обманывал Уилладетту?

Мне казалось, что это несколько смелое предположение. В том смысле, что Джейкобу было уже далеко за шестьдесят. Если у него хватало сил обманывать сластолюбивую Уилладетту, то этот человек мог бы служить примером для всех особей мужского пола.

Но если Руби права, то у Уилладетты мог быть еще один мотив для убийства, помимо денег.

Присцилла бросила на меня быстрый взгляд и постаралась отвлечь Руби.

– Очень вкусно, мама! Ты превзошла саму себя.

Руби как ни в чем не бывало продолжала болтать:

– Ну разумеется, Джейкоб обманывал Уилладетту. Поверьте мне, пока Джейкоб Вандеверт был жив, он бегал за каждой юбкой! Причем чем моложе была особа, тем больше она нравилась Джейкобу. Честное слово, я боялась, что в один прекрасный день он приведет домой девочку из детского сада!

Руби хлопнула рукой по стулу, словно сказала что-то невероятно смешное. Она даже слегка хихикнула, прикрыв розовый ротик прихваткой.

Присс больше не стремилась замаскировать свои усилия заткнуть матери рот. Она, видимо, твердо решила перевести разговор на другую тему, из которой никак не будет следовать, что у Руби имелся мотив для убийства.

– Мама, почему бы тебе не избавиться от прихватки?

Руби на мгновение замерла, но это, разумеется, никак не отразилось на ее улыбке. Тупо уставившись на надетую на левую руку льняную рукавицу, словно не понимая, каким образом она там очутилась, Руби послушно кивнула.

– То-то я удивляюсь, почему мой руке так тепло!

Я как завороженный смотрел на нее.

– Да, так действительно лучше, – продолжила она, стащив прихватку и аккуратно положив рядом с тарелкой. – Гораздо лучше!

И снова просияла.

Я на всякий случай бросил взгляд на плиту. Дабы убедиться, что Руби не забыла прочесть записку. Мне бы очень не хотелось, чтобы этот вечер – и, между прочим, моя жизнь – закончился тем, что нас всех разнесло бы на куски.

Теперь я понимал, почему Инес говорила, что нет ничего странного в том, что Руби забыла, куда дела ключи от машины. Боже. Да если бы она забыла, куда дела саму машину, и то было бы в порядке вещей.

Может, Руби больна? Может, у нее болезнь Альцгеймера или она перенесла инсульт?

Однако все дело оказалось в том, что ей долгие годы приходилось выносить общество Джейкоба.

Когда через некоторое время миссис Вандеверт отправилась в кладовку за бутылочкой красного вина, которое, по ее утверждению, «совершенно необходимо к данному блюду», Присцилла наклонилась ко мне и прошептала:

– Я знаю, о чем ты думаешь, но мама совершенно здорова. Я слежу за тем, чтобы она каждый год проходила обследование. – Присс бросила нежный взгляд на дверь, за которой скрылась Руби. – Насколько я помню, мама всегда была такой – немного не от мира сего. Думаю, только благодаря этому она могла мириться с отцом и его характером. Своего рода защитная реакция.

По-моему, очень неплохая защитная реакция. Если не можешь отгородиться от мужа физически, то постарайся отгородиться мысленно.

Мне стало жалко эту старушку. Руби из породы «Вечная улыбка» и Джейкоб из породы «Кислая мина». Ее брак с Джейкобом был, вероятно, ничем не лучше, чем мой с Клодзиллой. Браки совершаются в преисподней.

В тот день, когда Клодзилла ушла от меня, она сообщила, что накануне в дамском журнале прочла статью «Можно ли сохранить этот брак?» В пересказе содержание статьи было очень коротким. Оно состояло из одного слова – нет.

У этой женщины имелось чувство юмора.

У Руби, видимо, оно тоже имелось. Когда она вернулась с вином и бокалами и налила нам понемногу, то начала хихикать. В самом прямом смысле, по-настоящему хихикать, как пятилетний ребенок. Я на минуту решил, что дело в вине, но тут Руби объявила:

– Знаете, я только что поняла. Не далее как сегодня я сказала Джейкобу, что ему не сойдет с рук то, что он делает с Присс, – и на тебе, действительно не сошло! Разве это не забавно?

Присцилла, наверное, решила, что это не просто забавно, а уморительно. Она поперхнулась говядиной.

Руби озабоченно посмотрела на нее:

– Дорогуша, с тобой все в порядке?

Присс судорожно кивнула и зашлась в ожесточенном кашле. Я кинул на нее внимательный взгляд и понял, что метод Хаймлиха*(*Способ извлечения предметов, застрявших в горле, при котором необходимо встать позади поперхнувшегося, обхватить его и резко надавить на верхнюю часть живота) не понадобится. А даже если бы и понадобился, я бы все равно немного повременил: слишком уж хороший шанс мне представлялся. Я уже несколько минут раздумывал, как бы половчее вытянуть из Руби информацию о ее визите к Джейкобу, да так, чтобы это не походило на допрос, а теперь, когда она сама об этом заговорила, мне оставалось лишь поддержать беседу.

– Вы сказали об этом Джейкобу сегодня во второй половине дня? – спросил я непринужденно.

Взгляд Присциллы был более чем красноречив, но она все еще кашляла, так что вмешаться не могла.

Руби удивленно посмотрела на меня.

– Нет, еще утром по телефону. Но, понимаете, он бросил трубку. – Руби пожала плечами и наморщила нос. Не сомневаюсь, что такое обхождение с телефоном было в обычаях Джейкоба. – Поэтому я и пошла к нему на работу! Чтобы заставить его выслушать меня! – Руби энергично кивнула. – Кто-то же должен был ему сказать, какая он скотина! Когда Присс вчера сообщила мне, что Джейкоб собирается поручить управление компанией не кому-нибудь, а Р.Л., я пришла в настоящее бешенство!

Вот так так! Руби преспокойно признавалась в том, что разозлилась на жертву в день убийства! Либо эта женщина настолько простодушна, что и представить не в силах, будто кто-то может ее заподозрить, либо с ее памятью действительно что-то серьезное. Может, она просто забыла, что убийство обычно совершается людьми, которые имеют для этого мотив?

Мне очень не хотелось так думать, но улыбчивая Руби со всей определенностью имела мотив.

– Это было так несправедливо, – продолжала она тем временем щебетать, – что Джейкоб обделил Присс после всего, что она сделала. Присс положила себя на алтарь этой птицефабрики – и на тебе! Такая наглость! – Руби по-прежнему улыбалась, вот только улыбка ее теперь была несколько возбужденной. – Вот я и решила отправиться к нему и выложить все, что о нем думаю! Отписать все Р.Л.! Это же верх нелепости – у Р.Л. нет склонности к бизнесу! Я всем сердцем люблю нашего сыночка, но каждому понятно, что он не может быть директором!

Кое-кому было не понятно. Джейкобу.

Тем временем Присцилла энергично прихлебывала вино, пытаясь обрести дар речи. Лицо ее уже было не таким багровым, в любую минуту Присс могла окончательно прийти в себя и заткнуть матери рот.

– И что вам ответил мистер Вандеверт? Руби потупила взгляд:

– Он крикнул мне: «Проваливай». Улыбка на ее лице потускнела, правда самую малость. Я на месте Джейкоба вряд ли бы нашел, что на это ответить, но Джейкоб обладал настоящим даром ставить собеседника на место.

Руби вскинула голову и посмотрела мне в глаза:

– Правда, он на все так отвечает.

Пожалуй, разговоры с Джейкобом не отличались продолжительностью.

Присцилла сверлила меня свирепым взглядом. К ней наконец вернулся голос. Хотя он и был несколько скрипучим, но проскрипеть ей удалось четко и ясно:

– Мама, ты случайно не видела, после твоего ухода никто не заходил в кабинет отца?

Улыбка Руби стала еще шире.

– Нет, дорогуша! Я решила, что забыла ключи в машине, и Инес ненадолго вышла со мной на улицу. Поэтому войти в кабинет Джейкоба мог кто угодно. – Ее глаза цвета анютиных глазок были бесхитростны, как у младенца. – Кто угодно! – повторила она весело.

Я пристально посмотрел на нее. Мне, конечно, очень хотелось верить каждому ее слову. К сожалению, она явно не обладала умением своей дочери лгать, и я был уверен, что этот постаревший херувим чего-то недоговаривает.

Верджил, верный своему слову, появился, как только мы почти управились с десертом. Когда раздался звонок в дверь, я наслаждался ореховым пирогом Руби, корка которого буквально таяла во рту. Перед моим мысленным взором маячила скорбная морда Рипа. Именно пирог мне о нем и напомнил – мой пес с ума сходит по ореховому пирогу. Поэтому я сидел, жевал и старался заглушить чувство вины перед глупым созданием, которое в эту самую минуту, наверное, страдает на веранде, гадая, куда это я запропастился.

Руби побежала открывать дверь.

– Боже, Верджил Минрат! – услышал я ее восторженный голос. – Как это мило с твоей стороны. Как хорошо, что ты зашел!

Никто бы не усомнился, что шериф просто заглянул к ней на огонек.

– Позвольте принести вам свои соболезнования… – Верджил, очевидно, подготовил небольшую скорбную речь, но Руби не дала ему закончить.

– Как приятно, что ты решил заскочить! – В ее голосе звучала искренняя радость. – Заходи и позволь мне угостить тебя ореховым пирогом.

Верджил каким-то образом умудрился без происшествий преодолеть полосу препятствий эпохи первых поселенцев, вслед за хозяйкой ввалился со скорбным видом на кухню, кивнул мне и Присс и пододвинул себе стул. В такой ситуации логично было ждать, что шериф заговорит, но я заметил, что его голова занята совсем другим. Должно быть, он пытался решить, будет ли этичным принимать десерт из рук предполагаемого убийцы. Видимо, Верджилу удалось уладить этот вопрос со своей совестью, поскольку он произнес:

– Спасибо, Руби, от куска пирога не откажусь.

По тому, каким тоном это было сказано, вы бы наверняка решили, что пирог отравлен и Верджил об этом в курсе. Но Руби, видимо, привыкла к замогильным интонациям нашего шерифа. Она лучезарно улыбнулась и торопливо положила на тарелку ломоть пирога. Я не мог не заметить, что Руби оделила Верджила самым лакомым куском и самым большим.

– Пожалуйста! – Поставив перед шерифом тарелку, Руби заключила представителя власти в жаркие объятия. – Как же я рада тебя видеть, Вердж! Давненько мы не встречались. – Она погрозила ему пухлым пальчиком. – Ты должен заглядывать ко мне почаще. Нельзя быть таким занятым!

Я смотрел на эту картину во все глаза. Вот это номер так номер! Шериф в обнимку с подозреваемой, которая на добрых полтора десятка лет старше его! Верджил зыркнул в мою сторону не столько скорбным, сколько злобным взглядом и буркнул, хватая вилку:

– Мы с Руби знакомы давно. Она нянчила меня, когда я еще под стол пешком ходил.

Руби с готовностью кивнула сахарной ватой.

– Можете себе представить? – хихикнула она, вытирая руки о фартук. – Я была няней у шерифа!

Верджил мрачно запихнул в рот кусок пирога, старательно прожевал, откашлялся и просипел:

– Вы не могли бы на несколько минут оставить нас с Присс наедине?

Наш шериф не приучен ходить вокруг да около. Как правило, он все выкладывает напрямую. Руби снисходительно улыбнулась гостю, словно он брякнул какую-то глупость.

– Вердж, все, что ты хочешь сказать Присс, ты можешь сказать в нашем присутствии.

Верджил хмуро посмотрел на нее.

– Речь не о том, что я собираюсь ей сказать, а о том, что Присс собирается сказать мне. Мне нужно поговорить с ней о сегодняшних событиях. В качестве представителя закона. Понятно?

Видимо, еще несколько секунд Руби было ровным счетом ничего не понятно, иначе трудно объяснить, почему она глазела на Верджила с глупой улыбкой.

– А-а! – протянула она наконец. – Ну конечно! Как же я забыла?

Да уж, это вопрос года.

Неужели у нее действительно вылетело из головы, что Джейкоба убили? Похоже, ей следует писать записочки на все случаи жизни.

Мы с Руби переместились в гостиную. Дверь оставалась широко открытой, и, если бы не Руби, я мог бы подслушать все, о чем говорилось в кухне, но Руби считала своей обязанностью развлекать меня, поэтому в течение следующих нескольких минут во всех подробностях поведала мне, как, где и при каких обстоятельствах раздобыла золотых орлов. Она упоенно описывала, как охотилась за самым крупным экземпляром, когда в гостиную вошла Присцилла и сообщила, что теперь шериф желает поговорить с Руби. Та на прощание чирикнула, что орел достался ей по дешевке, и меня это ничуть не удивило, после чего умчалась на кухню. Глаза ее так сверкали, словно шериф пригласил ее не на допрос, а на танцульки.

На этот раз Верджил ради разнообразия плотно прикрыл дверь. Присцилла тут же напряглась.

– Ну и что ты думаешь обо всем этом? – неуверенно спросила она меня.

Некоторые соображения у меня имелись, и я не сомневался, что имеются они и у Присс, но предпочел смолчать. Пусть Верджил сам разбирается. Что он, в общем-то, и сделал в своей собственной манере. Примерно через пятнадцать минут шериф выскочил из кухни с еще более мрачным, чем обычно, видом. Глаза его упирались в пол, а складки по краям губ напоминали уже не каньоны, а бездонные пропасти. Присс при появлении Верджила поспешно вскочила и уставилась на него с таким же выражением, какое бывает у близких родственников больного перед палатой реанимации в тот момент, когда из палаты со скорбной миной выходит врач.

Диагноз Верджила не был благоприятным.

– Ох, Присс! – прошептал он. – Думаю, Руби на всякий случай следует поговорить с адвокатом.

Глаза Присциллы превратились в блюдца. Хорошо, что Верджил перешел на шепот, потому что следом за ним из кухни выскочила сияющая Руби и суетливо сунула шерифу какой-то сверток. Подозреваю, что это были остатки орехового пирога.

– Вердж, ты обязательно должен скоро зайти еще раз. Обещаешь?

Видимо, бедняжке и в голову не приходило, что следующий визит может оказаться не таким уж приятным.

Шериф старательно изучал свои башмаки.

– Обещаю, – ответил он траурным тоном.

Вся честная компания выкатилась на лестничную площадку. Я наблюдал, как Верджил шаркает вниз по лестнице, и в голове моей внезапно раздался легкий щелчок.

Что-то из услышанного сегодня было лишено логики. Вот только что?

Глава девятая

– Ну разве не чудесно, что Верджил ко мне заглянул?! – вопросила Руби, уютно устроившись в антикварном кресле. Лицо ее сияло радостью. – Он всегда был таким внимательным мальчиком!

Я поймал себя на том, что трясу головой, как китайский болванчик. Да-да, Верджил всегда был чертовски заботлив. А как же.

Невероятно, но Присс тоже изображала китайскую безделушку.

– Совершенно верно, Верджил просто душка, – рассеянно подхватила она, затем глянула на меня. – Мне нужно позвонить. Через минуту вернусь.

Старательно лавируя меж золотых орлов и кленовых столиков, Присцилла скрылась в кухне. Дверь она за собой плотно притворила.

Я, разумеется, знал, кому собирается звонить Присс. Воспользовавшись советом Верджила, она поспешила связаться со сладкоречивым Элтоном Габбардом, адвокатом семейства Вандеверт. Должно быть, Присцилла не собиралась оповещать об этом свою улыбчивую родительницу, решив ограждать Руби от неприятностей до последней возможности.

Что говорило лишь в пользу Присс.

Но я не знал, насколько долго ей удастся держать мать в неведении. Если шериф явится с ордером на арест Руби, то как объяснить мамочке сей казус? Что Верджилу снова потребовалась нянька?

По-моему, в это даже Руби вряд ли поверит.

Миссис Улыбка проследила, как Присс вышла из комнаты, и повернула голову в мою сторону. Я тяжко вздохнул и переместился подальше, готовясь к тому, что она начнет допытываться, кому это звонит Присс.

Я ошибся. У Руби в загашнике имелась куда более интересная тема. Как только за дочерью закрылась дверь, она заговорщицки глянула на меня, вскочила с места и на цыпочках подкралась к двери, чтобы убедиться, действительно ли та закрыта. Затем Руби все так же на цыпочках ринулась ко мне.

– Вы ведь не женаты? – прошептала она. Боже! Если бы я предвидел этот вопрос, то мог бы его предотвратить, а сейчас чувствовал себя так, будто меня внезапно переехал грузовик. Не знаю, откуда это свойство у женщин Пиджин-Форка, но нюх на холостяков у них отменный. Они слетаются на неженатых мужчин, как пчелы на мед. Поразительно! По моему разумению, все женское население Пиджин-Форка может смело участвовать в игре «Охота на холостяка».

– Я разведен. – Только чудом мне удалось не заскрипеть зубами.

Руби, казалось, сдерживает себя, чтобы не разразиться аплодисментами.

– Вы знаете, Присс тоже разведена!

Я выдавил кислую улыбку и протянул:

– Вот это да.

Вообще-то я даже не знал, что Присс была замужем. Руби прищелкнула языком и грустно встряхнула сахарной ватой.

– Присс уже два года как одна. Последнее предложение она произнесла таким же тоном, каким могла бы сообщить мне о смертельной болезни дочери. Я терялся в догадках, каким образом можно выглядеть такой печальной и при этом сохранять на лице сияющую улыбку.

– Правда? – вежливо спросил я. – Целых два года?

Руби покивала, глаза ее еще больше погрустнели. Она придвинулась ко мне поближе.

– Мне, наверное, не следует этого говорить, но я утверждаю, что из вас с Присс получится отличная пара!

Вторая кислая улыбка далась мне с огромным трудом.

Ямочки на щеках Руби пустились в пляс.

– В том, что Присс пришлось развестись, ее вины нет. Ее муж Чак оказался такой же свиньей, как и Джейкоб! – проворковала Руби нежным голоском. – Точно говорю вам, лучшей жены, чем Присс, не сыскать. Но разве Чак это ценил? Ни капельки!

Она все говорила и говорила. Я начал полегоньку ерзать на стуле, прекрасно понимая, что если Присс сейчас вдруг войдет, то снова примется за старое – начнет хлопать дверями.

Кухонная дверь скрипнула, когда Руби, размахивая руками, воспевала кулинарные таланты Присциллы.

– Глядя на нее, вы, может, этого и не скажете, но моя дочь способна приготовить такой мясной рулет, что вы умрете от счастья! Он будет таять у вас во рту…

Тут дверь отворилась. Руби замолчала, кенгуриным прыжком отскочила от меня и, потупившись, как ни в чем не бывало принялась теребить фартук.

Присцилла успела сменить темно-синий деловой костюм на линялые облегающие джинсы, серый спортивный джемпер, который был ей велик, и видавшие виды замшевые туфли. Теперь ее было не отличить от той Присс, что я помнил со школы.

Глянув на лицо Руби, она тотчас догадалась, о чем тут разглагольствовала ее родительница.

– Мама, – сказала Присс, – мы с Хаскеллом проведаем его собаку. Мы ненадолго.

Я был приятно изумлен, так как ни минуты не сомневался, что она совершенно забыла о том, что надо проведать Рипа. У нее и так забот полон рот.

Узнав, что моя собака не кормлена, Руби пришла в жуткое волнение.

– Так это же чудесно! – вскрикнула она, всплескивая пухлыми ручками. – Конечно, поезжайте, молодые люди. Конечно! Желаю хорошо повеселиться!

Интересно, что может быть веселого в кормлении моей собаки? Должно быть, Руби считала, что кормежка оголодавшего пса – лучшее развлечение для парочки влюбленных голубков.

Присцилла за спиной Руби закатила глаза.

Когда мы уселись в машину, она сказала:

– Элтон Габбард приедет ко мне на работу завтра в одиннадцать утра. Только, пожалуйста, Хаскелл, не говори об этом маме, хорошо? Я не хочу, чтобы она расстраивалась из-за пустяков.

Хотя у меня имелось сомнение, что слово «пустяк» применимо к убийству, я кивнул. Не глядя на меня, Присс добавила:

– Кстати, ты должен простить маму. Со дня моего развода она спит и видит, как бы выдать меня замуж. Иногда мне даже кажется, что с нее станется поместить объявление в «Пиджин-Форк газетт».

Я включил фары и вырулил на дорогу, чувствуя себя последним ослом. Что прикажете отвечать в таких случаях? «Желаю удачи»? Вместо этого я сказал:

– Не знал, что ты в разводе.

Умею я поддержать разговор, что ни говори.

– Да, – сухо отозвалась Присс.

С умением вести светскую беседу дело у нее обстояло так же блестяще, как и у меня. Но я испытал облегчение. Главное, что мы заговорили о чем-то другом, помимо видов Руби на нашу совместную жизнь.

– Я и сам разведен. Уже почти полтора года. По выражению на лице Присс было ясно, что она в курсе. Наверное, ей об этом донесло пиджин-форкское бюро слухов. Присцилла едва заметно улыбнулась, старательно не встречаясь со мной взглядом.

– Говорят, жена у тебя была первый сорт, – заметила она.

Я пожал плечами. Не знаю, что в точности означает «первый сорт», но если флиртовать со всем, что движется, и тратить деньги напропалую, то Клодзилла, безусловно, подходила под определение «высший».

Может, потому, что во время пятнадцатиминутной поездки до моего дома ни один из нас не нашел другой темы для разговора, а может, потому, что мы оба избегали говорить об убийстве Джейкоба, но, как бы то ни было, беседа протекала в том же русле – о наших бывших супругах.

Выяснилось, что Клодзилла и Чак с большим успехом могли бы быть близнецами. Оба светловолосые, оба далеко не уроды, оба обладали врожденным даром швырять деньги направо и налево, и оба были начисто лишены способности зарабатывать эти самые деньги.

А также не отличались верностью.

– Да они созданы друг для друга! – воскликнула Присс. – Может, нам стоит их познакомить?

К тому времени мы немного расслабились. Ничто лучше не сближает людей, чем болтовня о бывших супругах и о том, насколько эти бывшие супруги им противны. Отличная основа для дружеских отношений.

У Присциллы даже имелось любовное прозвище для своего бывшего мужа, как у меня для Клодин. Присс звала своего ненаглядного довольно замысловато – Унитазус.

Должен признаться, несмотря на заверения Руби, что, дескать, брак Присс преждевременно скончался исключительно по вине незабвенного Унитазуса, у меня оставались сомнения. В конце концов, именно за Присциллой я гонялся сегодня утром по коридорам, когда она в бешенстве носилась туда-сюда. Подобное поведение вряд ли способствует укреплению брака. Лишь после того, как Присс упомянула об одной детали, я начал верить, что Унитазус заслуживал своего прозвища.

– Наверное, мы и сейчас были бы вместе, у меня хватало для этого глупости, – вздохнула Присс, – если бы не одно обстоятельство. Мой отец предложил Унитазусу двадцать пять тысяч долларов, чтобы он убрался из моей жизни, и тот их взял.

Я следил за дорогой, слушал Присс и чувствовал себя довольно непринужденно. Но при этих словах чуть не выпустил руль.

– Что твой отец сделал? Присс пожала плечами:

– Папа с самого начала возненавидел моего Унитазуса. Вечно твердил, что он недостаточно хорош для меня, что его не интересует ничего, кроме денег. Когда я объявила, что все равно выйду за Чака, папа ответил, что в особняке Вандевертов для нас места нет. Представляешь? Эту идиотку Лизбет отец встретил с распростертыми объятиями, а Чака даже на порог не пустил.

Я не отрывал глаз от черной ленты шоссе, но мысли мои были далеко-далеко. Версия Присс изрядно отличалась от версии Джейкоба. Ныне покойный куриный магнат представил дело так, будто Присс сама взбрыкнула и отказалась жить под родительским кровом.

После паузы Присс продолжила:

– На этот раз отец оказался прав. Он доказал это, дав Унитазусу отступного.

Последовало неловкое молчание, во время которого я шарил у себя в голове в поисках подходящих слов. Но, как ни странно, ничего там не нашел. У Присс определенно появился еще один мотив для убийства папаши. Даже если считать, что Джейкоб пытался помочь дочери, все-таки это крайне неприятно, когда от твоего мужа откупаются. Может возникнуть желание отомстить. Я молчал, почти жалея, что Присс мне об этом рассказала.

– В общем, папочка сделал доброе дело, – добавила Присс. – Наверное, единственное доброе дело, которое он сделал для меня. Помог мне увидеть подлинное лицо человека, за которого я вышла замуж.

По счастью, мы к этому времени свернули на подъездную дорожку и Присс сменила тему. Она заговорила о том, о чем заговаривает всякий, кто впервые оказывается на подступах к моему дому.

– Бог ты мой! Как же ты по ней ездишь?

Моя подъездная дорожка несколько длинновата. Точнее, она имеет около четверти мили в длину и идет почти вертикально вверх сквозь густой лес. Те, кому случается приезжать ко мне, имеют утомительную привычку обрушивать на мою голову поток жалоб, а то и проклятий.

Дорожка делает в конце резкий поворот, и внезапно вы оказываетесь перед небольшим островерхим каркасным домом, который мы с Рипом сейчас называем своим жилищем. Здесь, в окружении огромных старых дубов и кленов, мы получаем изрядную порцию уединения. По мне, так это здорово, поскольку у нас не бывает посетителей, кроме тех, кого я сам приглашаю. Но вот Рипу, по-моему, такое положение вещей не очень нравится. У него совсем нет поводов полаять.

Наверное, именно поэтому Рип давным-давно решил лаять всякий раз при моем появлении. Сейчас я тоже услышал его голос, не успели мы добраться до середины подъема. Рип лаял. И выл. И бесновался.

Можно было вообразить, что на дом напала шайка грабителей.

Мне хотелось думать, что Рип вел себя столь неподобающим образом лишь потому, что из-за темноты не узнал моей машины. Как только заходит солнце, в нашем лесу воцаряется кромешный мрак. Единственное слабое место этой гипотезы заключается в том, что Рип ведет себя точно так же и посреди белого дня. К тому же по обе стороны от входной двери висят фонари, которые автоматически включаются, как только становится достаточно темно. И я прекрасно видел, что оба фонаря горели, освещая дворик перед домом и значительную часть подъездной дорожки.

А Рип все лаял и лаял.

Когда тебя облаивает твоя собственная собака, это очень раздражает. Особенно если ты приехал не один.

Не успели мы сделать и двух шагов в направлении дома, как Присс улыбнулась.

– Он всегда тебя не узнает? – спросила она.

– Узнает, конечно, – возразил я. – Рип, прекрати! Это я! Рип! Это я. Ну прекрати же!!!

Рип не обращал на меня никакого внимания. Он сидел у самой лестницы и увлеченно лаял, временами переходя на пронзительный скулеж. Думаю, лаем Рип давал мне понять, как сердит на мое опоздание, а визгом – в каком он отчаянии.

Еще больше меня раздражала предстоящая процедура – взгромоздить здоровенного пса себе на горб и стащить его с крыльца. Да еще в присутствии свидетеля! Чувствуешь себя полным идиотом. Особенно когда обезумевший от радости пес весь извивается в твоих руках, так и норовя лизнуть в ухо или куда-нибудь еще.

– Рип, не надо. Перестань. Да прекратишь ты или нет?!

Рип снова пропустил мои слова мимо ушей.

Присцилла больше не улыбалась. Теперь она выглядела так, словно изо всех сил старалась не расхохотаться.

– Господи, – прыснула она, – тяжелая у бедняги, должно быть, жизнь?

– Отнюдь, – угрюмо ответил я, в конце концов стащив Рипа на землю. – Это у меня тяжелая жизнь.

Присцилла быстро отвернулась, но все-таки я сумел заметить, как она затряслась от смеха.

Сделав свои дела, Рип, не мешкая, пристроился у моих ног и уставился мне в лицо. Давая понять, что пора возвращаться домой. На моем опять же горбу. На этот раз он, похоже, догадался о моем раздражении, поскольку, попытавшись разок лизнуть меня в ухо, но промахнувшись, оставил эту затею и поудобнее устроился у меня на руках.

Присцилла уже успела подняться на террасу и теперь стояла у входной двери, ожидая, когда я отопру. И напрасно. Я никогда не запираю двери. Равно как и мои соседи. Если уж воры доберутся сюда, то они заслуживают небольшого вознаграждения за свои усилия.

Впрочем, большого вознаграждения они все равно бы не получили. У меня почти нечего красть, разве что телевизор да микроволновую печь. Ничтожная добыча в сравнении с тем временем, которое надо потратить, чтобы взобраться на эту гору.

Я опустил Рипа на пол, и мы всей компанией вошли в дом.

Присс прошла в гостиную и – вот чудо из чудес – не побледнела, когда огляделась по сторонам. Правда, мой дом в отличие от офиса все-таки не Бермудский прямоугольник, но можно сказать, что над ним поработал тот же оформитель. Однако Присс вовсе не выглядела потрясенной, как это случается с другими моими гостями, просто на секунду задержалась в дверях, словно в поисках места, куда бы сесть. Вот и все. У нее даже губы не скривились от отвращения.

Эта женщина начинала мне нравиться.

Надо сказать, что выбор у Присс был небольшой. Имелся лишь стул, обитый клетчатой тканью, на котором высилась огромная стопка журналов, да диванчик, заваленный старыми газетами. Вообще-то лучше бы Присс не останавливалась. Рип, воспользовавшись предлогом, сделал то, что всегда делает, когда к нам приходят гости.

Он обнюхал ее туфли.

Поскольку Рип ростом с немецкую овчарку и имеет соответствующего размера острые зубы, я заметил, что некоторые женщины напряженно застывают, когда Рип это проделывает. Да и мужчины подчас ведут себя несколько нервно.

– Рип, фу! – Я шагнул к нему. – Не бойся, Присс. Он не кусается.

Присцилла глянула на меня, рассмеялась, нагнулась и почесала Рипа за ушами.

– Конечно, ты умница! – сказала она. Я было обалдел, но тут же сообразил, что она разговаривает с Рипом. – Конечно же, ты меня не укусишь. У меня в детстве была собака – ну точь-в-точь как ты!

Застыла не Присс, застыл Рип. На пару секунд. Он смотрел на Присс так, словно она сошла с ума. Затем, видимо сообразив, что у них с Присс есть много общего, Рип начал извиваться, хвост его застучал по полу словно молот.