Текст книги "Власть женщины"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
4
Как бы Стиви ни была занята, она каждый день находила пару минут для своего дневника. И этим утром, ожидая приезда матери, Дерека и Майлса, Стиви открыла дневник и записала: «День Благодарения, 1996 год, Коннектикут» и глубоко погрузилась в свои мысли, глядя на белую страницу перед собой.
Она вела дневник очень давно, почти всю свою сознательную жизнь, старые тетради с записями хранились в книжном шкафу, запертые на ключ, в этом же кабинете, где она сидела сейчас за письменным столом.
Тридцать четыре года ее жизни отразились в них. С того момента, как мать подарила Стиви первый дневник, когда ей исполнилось двенадцать. Это было в 1962 году. Как давно! Так много всего случилось с ней за эти годы. Она прожила целую жизнь. По крайней мере, ей так казалось.
У ее первого детского дневника были замочек и ключик, он выдержал проверку временем: совсем недавно Стиви заглядывала в него и была удивлена тем, как мало на нем сказались прошедшие годы. Только бумага слегка пожелтела по краям, немного выцвели чернила, вот и все.
В целом ее детский дневничок так мало изменился, что это можно считать чудом, подумала Стиви. Она снова отложила ручку и откинулась в кресле. Ее мысли обратились к матери, которая также вела дневник почти всю жизнь. Они всегда были очень близки. Когда Стиви была маленькой, они были как одно целое. Ее отец, Джером Андерсон, не был подходящим мужем для Блер – ее матери. Он не был ни хорошим мужем, ни любящим отцом. И это обстоятельство еще больше сблизило мать и дочь.
Журналист, дамский угодник, душа общества, Джерри не был создан для семейной жизни, в отличие от Блер. Знаменитая супермодель, получившая международное признание, Блер Коннорс стремилась быть хорошей женой и матерью. Своим успехом она была обязана природным данным – лицо мадонны, прекрасная фигура, кошачья походка и умение свободно держаться перед камерой. В ее характере не было ни честолюбия, ни самолюбования. Даже в высшей точке своей карьеры Блер мечтала только о том, чтобы стать женой и матерью: готовить, вести дом и растить детей. Ее призванием была семья.
Дерек Райнер, английский классический актер, красавец, кинозвезда, казался совершенно неподходящим кандидатом на роль, которую Блер предназначила для него на долгие годы. «Он тебе не подходит!» – так говорили все ее друзья.
Но время доказало ее правоту. Прекрасный человек и верный друг, Дерек стал ей почти идеальным мужем. Их брак длился уже больше тридцати лет, но они по-прежнему обожали друг друга. Только одно разочарование ожидало их в этом браке: у них не было детей. Может быть, это оказалось одной из причин того, что они стали неразлучны. Дерек никуда не ездил без своей красавицы жены.
Когда они пообещали провести с ней День Благодарения, Стиви облегченно вздохнула. Вчера по телефону мамин голос показался ей усталым, что было совсем не похоже на Блер. Мама сказала, что Дерек совершенно измучен после трех месяцев съемок в Аризоне, а затем монтажа в Лос-Анджелесе. Этот фильм последовал сразу за постановкой пьесы Беккета на Бродвее. И сейчас ему просто необходим отдых.
«Никакой работы хотя бы короткое время, – сказала Блер. – Дерек мечтает провести уик-энд у тебя, Стиви, прежде чем мы улетим в Лондон на следующей неделе».
И Стиви решила, что сделает все, что от нее зависит, чтобы они хорошо отдохнули. Чтобы мама и Дерек получили мир и покой, заботу и вкусную еду. И никаких тревог и волнений.
Неожиданно Стиви подумала о Хлое. Она поговорит с дочерью позже и попросит не беспокоить Дерека их новой проблемой. Хлоя всегда выкладывает ему все заботы и огорчения, и это понятно, ведь именно Дерек занял в ее жизни место отца, которого девочка никогда не знала.
А вот Брюс Джардин больше подходит на роль дедушки. Он намного старше Дерека, не такой активный и постоянно брюзжит. Ничего удивительного, что Хлоя и Майлс зовут его старым Брюсом. Он действительно стал стариком, годы не пощадили его.
Стиви знала, что Хлоя любит Брюса, несмотря на все жалобы, на его ворчание и придирки. Что касалось Брюса, не могло быть никаких сомнений, он обожал девочку. Он всегда был так добр к ней, так нежен и заботлив, что нельзя было сомневаться в его чувствах. Иногда это просто изумляло Стиви, которая не ожидала такого поведения от своего черствого холодного свекра. Конечно же, это ей было приятно. Брюс с самого начала относился к Хлое как к члену семьи Джардин, и Стиви была ему за это благодарна.
Брюс принадлежал к тому типу людей, которые обычно не вызывают симпатий, их трудно любить. Но Стиви все-таки привязалась к нему за эти годы. Они много лет проработали вместе, помогая друг другу, и за это время, несмотря на тяжелый характер Брюса, вспышки гнева с его стороны бывали довольно редко. В основном они вполне ладили, подвела итог Стиви.
Неожиданно она решила, что стоит поговорить о Найгеле с Брюсом. Стиви собиралась поехать с Хлоей в Лондон на Рождество, вот и удобное время, чтобы сбросить эту тяжесть.
«Сбросить тяжесть, – повторила она про себя. – Неужели я так серьезно отношусь к этим подозрениям насчет Найгела?»
Стиви вздохнула, признавая это. Она не только горячо любила своего старшего сына, она восхищалась им, и он, безусловно, во многих отношениях заслуживал восхищения. Умный, даже блестящий молодой человек, талантливый и с головой на плечах. Но у него был недостаток, и недостаток очень серьезный. Найгел, всегда уверенный, что знает все лучше других, убежденный в непогрешимости своих суждений и планов, никогда не слушал возражений. Он был слишком упрям и вредил себе этим. Его позиция вызывала естественное сопротивление у окружающих. Стиви огорчала его неспособность к компромиссам, его упрямство.
Совсем как его дед. Нет, еще хуже, подумала она и невесело улыбнулась. Да, он весь в Брюса. Таким был свекор в молодости.
Нелегко будет говорить с Брюсом о его молодой копии. Эта мысль заставила Стиви снова улыбнуться. Нет, она не станет обсуждать со свекром характер внука, она лишь скажет ему о своих подозрениях. О том, что сын хочет оттеснить ее от фирмы. И если это окажется правдой, Брюс положит этому конец.
Но ведь это она может сделать и сама. Она может уволить Найгела.
В конце концов он ее подчиненный.
Он работает на нее.
Это она генеральный директор фирмы «Джардин» в Лондоне и президент «Джардин» в Нью-Йорке, в то время как Брюс – только председатель правления. Найгел – один из директоров фирмы, как и его братья, и они всегда будут директорами, это их наследственное право.
Но Стиви в любую минуту может лишить Найгела его работы, если захочет. Это так же просто, как щелкнуть пальцами.
Нет, это совсем не так просто, напомнила она себе. Он мой сын, мой первенец, я не хочу причинять ему боль и разрушать его жизнь. Найгел прекрасно справляется со своими обязанностями, никто на его месте не работал бы лучше.
Я должна только напомнить ему о том, кто кому подчиняется, объяснить, что ему придется на некоторое время смирить свое честолюбие. Пусть подождет, пока я сама не отойду от дел.
Стиви рассмеялась вслух. Легче сказать, чем сделать, пока она по другую сторону Атлантики, за тысячи миль.
Ее мысли перешли к Гидеону. У него как раз ни капли честолюбия. По крайней мере, когда дело касается власти. Все, что он хочет, – создавать прекрасные бриллианты из грубых камней, творить. Ее отношения с Гидеоном не давали повода для беспокойства, но все-таки, когда Стиви думала о нем, на сердце становилось тревожно. В сентябре она видела его на выставке в Лондоне: он выглядел измученным, нервным, был бледен и раздражителен. Он так и не пришел в себя после разрыва с Марго Сондерс. Может быть, эта девушка на самом деле значила для него больше, чем он сам предполагал? Стиви собиралась поговорить с Майлсом о его брате-близнеце в эти праздники.
Майлс! Ее лицо смягчилось, исчезла морщинка между бровями, глаза заблестели. Майлс – это ее гордость и радость, она признавалась в этом… но только самой себе.
И Майлс поможет ей справиться с фантазиями Хлои. Они всегда были очень близки, он любил маленькую сестричку. Не так, как Гидеон, которому она часто казалась помехой. А теперь Хлоя собирается учиться у него ювелирному делу. Стиви задумчиво покачала головой. Поступки даже близких людей часто бывают непредсказуемыми.
Она очень часто задумывалась о том, что Майлс и Гидеон – близнецы, похожие друг на друга как две капли воды и получившие одинаковое воспитание и образование, отличаются, как небо и земля.
Майлс намного мягче, деликатнее, тоньше. У него приятные манеры, необыкновенное обаяние и уравновешенный характер. А Гидеон, наоборот, интроверт, очень упрям – почти как Найгел, но на свой лад – и отличается скрупулезностью, стремлением к совершенству, до смешного брезглив, как старая дева. И в то же время он может быть неумеренно великодушен и щедр. У него душа художника. Все прекрасное неудержимо привлекает его, будь это женщина, картина или цветок. У него очень точный глаз и тонкий вкус.
Взяв наконец ручку, Стиви посмотрела в свой дневник и поняла, что еще не написала ничего, кроме даты и места.
Она медленно начала писать и, заполнив две страницы, завинтила колпачок ручки, взяла в руки дневник и принялась перечитывать.
День Благодарения, 1996 год Коннектикут
Когда я думаю о своих детях и их делах, они иногда кажутся мне чужими и незнакомыми людьми. Только не Майлс. Но Майлс – дитя моего сердца, он так похож на меня. Конечно, я люблю их всех, но к нему у меня всегда было особое отношение, с самого его рождения. Хотелось бы мне знать, все ли матери чувствуют так же, как и я? Любят ли они одного ребенка больше других? Я уверена, что это так, но такие вопросы очень трудно задавать. А знают ли об этом дети? Чувствуют ли они это? Знают ли дети, что среди них есть тот, которого их мать любит больше других?
Все мои дети не похожи друг на друга. Но в каждом есть что-то мое. И что-то от Ральфа. Какие-то черты они унаследовали и от Брюса. Но, к счастью, ни один из них ничего не взял от Алфреды, и я благодарна за это Небу. Ее трудно было бы назвать приятной женщиной. Резкая, холодная, самоуверенная. Ни разу Алфреда не сказала доброго слова ни мне, ни кому-нибудь еще, кого она считала ниже себя. А вот от другой своей бабушки – моей матери – дети получили очень много. Хлоя унаследовала ее красоту, ее гибкую фигуру, ее обаяние и ее желание делать людям приятное. А Майлс – чувство юмора и ум.
Я люблю их. Я люблю всех своих детей. Это святая правда. Может быть, даже слишком люблю. И все-таки, наверное, в процессе общения я невольно огорчаю их, причиняю им боль, сама не замечая этого. Но ведь все люди делают другим зло. Жизнь ломает нас, люди заставляют страдать друг друга, порой и мы сами разрушаем себя. Наверное, я тоже принесла своим детям много огорчений и душевной боли. Мы часто делаем это ненамеренно. И, наверное, я недодавала чего-то своим детям, когда путешествовала или бывала занята работой. Но я всегда любила их.
Я привыкла думать о них прежде всего как о своих детях. Но они больше не дети. Они уже взрослые люди. Другие люди, а не мои дети. Они такие разные. Незнакомцы. Даже малышка Хлоя уже стала взрослой, у нее свои идеи, свои планы, стремление самостоятельно выбирать себе дорогу в жизни.
Скоро я перестану быть матерью, не буду больше думать о себе в первую очередь как об их матери. Я просто буду существовать на периферии их жизней в ожидании того момента, когда вдруг понадоблюсь им. Возможно ли это? Разве можно перестать быть матерью? Перестать постоянно беспокоиться о своих детях? Любить их? По-моему, это невозможно. Как можно перестать быть матерью? Кто мне расскажет об этом?
Может быть, у меня не будет таких проблем с внуками? Я задавала себе этот вопрос, когда внезапно проснулась сегодня среди ночи. Я буду хорошей бабушкой для Натали и Арно. Бабушки всегда лучше матерей, по крайней мере так всегда говорят. Они менее эгоистичны, у них нет чувства собственности. Мои внуки такие славные, Найгелу очень повезло, что у него есть они, есть Тамара. Она прекрасная жена, преданная мать. И очень хороший человек.
Меня начинает раздражать, что Гидеон дразнит ее, называет «иностранкой». Ее отец – француз, а мать – русская, и Гидеон постоянно напоминает об этом непонятно зачем. Это невеликодушно. Он говорит, что всего-навсего шутит, но я чувствую, что Тамаре это неприятно. К тому же я сама не люблю снобов. Гидеон, конечно, не лукавит, когда говорит, что верит в превосходство англичан над всеми другими народами. Но неужели он не понимает, что это глупо? Я-то поняла это давным-давно.
Хлоя. Я не могу позволить ей поехать в Лондон одной в восемнадцать лет! Нет, никогда! Я не прощу себе, если позволю. Она еще слишком молода. Она должна поступить в университет. Она не может так просто отказаться от своих планов.
Скоро моя семья будет со мной. Хотя мы и не все соберемся, но все же я счастлива. У каждого из нас есть за что поблагодарить Господа в этот праздничный день. Особенно у меня. Я счастливая женщина. Мне столько дано!
Стиви закончила читать, положила дневник в стол и закрыла на замок. Когда Стиви уже поднималась с кресла, она услышала шуршание подъезжающего автомобиля по засыпанной гравием дорожке.
Подбежав к окну, она отодвинула штору и выглянула наружу. Стиви увидела Майлса, и ее сердце радостно забилось.
Он поднял голову, заметил в окне мать. И помахал ей рукой.
Стиви задернула штору и чуть ли не бегом поспешила вниз, в большой холл.
5
Каждый раз, встречаясь с матерью, Майлс Джардин думал, что в то время как он и его братья становятся все старше, Стиви выглядит все моложе.
В это утро ей никак нельзя было бы дать больше тридцати пяти, и, сбегая по ступенькам навстречу сыну и родителям, она казалась очень хорошенькой. Элегантный брючный костюм и белая шелковая блузка были Стиви очень к лицу.
Майлс еще раз убедился, как прав был Гидеон, когда сказал: «Когда нам будет по сорок шесть, ей все еще будет сорок шесть, по крайней мере на вид».
Но ведь когда родились близнецы, Стиви было всего девятнадцать, а благодаря перешедшим от Блер генам она всегда будет выглядеть моложе своих лет. Ведь бабушке, которой скоро исполнится шестьдесят семь, тоже никто не дает ее лет. Блер всегда производила впечатление молодой, сильной, энергичной. Она любила повеселиться.
– Привет, мам, – сказал, улыбаясь, Майлс. – Ты потрясающе выглядишь.
Он опустил две огромные сумки, которые нес, и нежно обнял Стиви.
– Как я рада, что ты приехал, Майлс, дорогой, – ответила она, тоже улыбаясь. – Спасибо за комплимент.
Стиви отпустила Майлса и спустилась по ступенькам к Блер и Дереку, которые помогали водителю разгружать багаж. Пока Стиви здоровалась с ними, к Майлсу подошли Каппи и еще две женщины, которые обычно работали в доме по выходным. Одна из них – несмотря на его протесты – забрала сумки, с которыми он прекрасно справился бы и сам. Не обращая внимания на возражения, она просто ушла с его багажом. Майлс пожал плечами и спустился к машине, сопровождаемый Каппи и другой служанкой. Но услышав радостный голос Хлои, обернулся и подождал, пока сестренка, как меткий, но довольно тяжелый снаряд, не влетела в его объятия.
– Привет, котенок! – воскликнул он и закружил ее в воздухе.
– Я все утро тебя прождала, Майлс, почему вы так поздно?
Он улыбнулся Хлое.
– Я думаю, это не так уж поздно. Мы обещали приехать не раньше полудня, а свернули к воротам в одиннадцать тридцать. Ладно, как дела в Романихолле?
– Нормально, – ответила она не задумываясь.
И, помолчав, добавила тихо:
– Но я хотела…
Хлоя снова замолчала, как будто передумала.
– Ну давай, котенок, что ты хотела мне сказать?
– Ну ничего… в общем, ничего важного, честное слово.
Майлс подумал, что верно как раз обратное, но в силу своей деликатности, как всегда, не стал настаивать.
– Пошли поможем Каппи и Лоле со всем этим барахлом. Райнеры всегда путешествуют, как королевская семья в средние века. Один Бог знает, что они возят с собой.
– Кухонную раковину, – фыркнула Хлоя. – Так мама всегда говорит. Она говорила мне, что они возят две дюжины чемоданов и кухонную раковину.
– Не совсем, но близко к этому, – согласился Майлс, смеясь вместе с сестрой.
Они направились к дому, держась за руки. Хлоя искоса посмотрела на брата и невинно спросила:
– Значит, ты все-таки не привез с собой Алисой?
– Не привез кого? – спросил подошедший Дерек, обнимая и целуя Хлою.
Стиви смотрела на сына, с волнением ожидая ответа на вопрос.
Глядя на Дерека, Майлс спокойно сказал:
– Никого. Это просто шутка.
«Что ж, здесь все ясно, – подумала Стиви. – На эту тему сын разговаривать не хочет».
– Привет, дорогая, – промурлыкала Блер, на которую накинулась с поцелуями Хлоя. К счастью, она не так терзала бабушку, как Дерека. – А кто такая Алисой? – спросила Блер, обводя взглядом присутствующих.
– Не смотри на меня, дорогая, я не имею об этом ни малейшего представления. – Голос Дерека, как всегда, звучал мелодично, словно со сцены. Галантно подхватив жену и падчерицу под руки, он повел их в дом.
Майлс задержался, чтобы расплатиться с шофером, а затем также отправился в дом вместе с ожидавшей его Хлоей. Он сказал ей, понизив голос:
– У противных маленьких поросят не только большие уши, но и длинные языки.
Хлоя хихикнула.
– Почему ты заговорила именно об Алисой? Да еще при маме? Ты же знаешь, что она только и мечтает о том, чтобы я женился и завел детей. Ты очень плохо поступила, малышка. Делаю тебе замечание.
– Ну, ты так часто встречался с Алисон, что я решила, вы серьезно… – Ее голос становился все тише, пока она не замолчала совсем. Девушка чувствовала себя виноватой под непривычно суровым взглядом брата.
– Это касается только меня, сестренка. Это не твое дело.
– Но я же думала, что у вас серьезные отношения.
– Нет. Но даже если бы у меня были серьезные намерения, это не имеет отношения ни к тебе, ни к маме, ни к кому бы то ни было еще. Это мое личное дело, и я не хочу, чтобы эта тема обсуждалась в семье.
– Но, Майлс! – Хлоя помолчала, а затем встревоженно посмотрела ему в глаза. – Ты очень сердишься на меня?
– Нет, но давай не будем обсуждать мои личные дела с остальными членами семьи. Договорились?
– Хорошо, Майлс. Прости меня.
– Ладно, не будем больше об этом. Только не забывай наш уговор. Ты больше не маленькая девочка, тебе восемнадцать, и пора вести себя, как положено взрослым.
Хлоя кивнула, очень серьезно глядя на брата.
После кофе с горячими булочками у камина в большом холле все разбрелись кто куда. Стиви отправила Каппи, Лолу и Хлою помогать родителям распаковывать их «королевский» багаж; Шана, вторая служанка, понесла вещи Майлса в его комнату. А сама Стиви поспешила в кухню посмотреть на индейку, жарящуюся в духовке.
Оставшись один, Майлс побрел по огромному холлу в столовую, а затем прошел в прилегающую к нему гостиную. Он любовался красотой и уютом, созданными матерью. Атмосфера дома успокаивала, как и везде, где интерьером занималась Стиви. Но Майлсу особенно нравился Романихолл: здесь было много света и воздуха. Многочисленные окна внизу и наверху, многие из которых не были задрапированы занавесками.
Все здесь дышало свежестью и чистотой. Оконные стекла сверкали, полы блестели, нигде не было и намека на пыль, изношенную ткань, потертый ковер. Мать всегда стремилась к совершенству и вела дом на высшем уровне. В воздухе ощущались тонкие запахи орхидей, ароматических свеч…
Майлс недолго пробыл в гостиной. Его потянуло в солярий. Каждый раз, приезжая в Романихолл, он заходил сюда хотя бы на минуту.
Его всегда привлекала эта неброская, но осязаемая красота: белые стены, пол, выложенный терракотовыми плитами, ласкающие взгляд гобелены в красных, желтых и синих тонах, покрывавшие диваны и кресла. В атмосфере солярия было что-то французское. Высокий купольный потолок и стропила, каменный очаг и французская деревенская мебель, которую мама приобрела на распродаже в Луврской долине и приморских Альпах.
Благодаря обилию высоких французских окон солярий казался частью сада, солнечный свет проникал во все его уголки. И хотя день был довольно серым, здесь было светло.
Прекрасное освещение для художника, подумал Майлс невольно и решил прийти сюда завтра с мольбертом и красками, чтобы набросать несколько акварелей.
Орхидеи цвели по всему дому, но больше всего их было здесь, в солярии. Стиви очень любила орхидеи, и с раннего детства Майлс тоже обожал их, они околдовывали его своей причудливой красотой: изысканной формой, экзотическими ароматами и волшебной окраской.
Он вырос среди орхидей, их было так же много в их доме на йоркширских болотах, как и здесь, среди холмов Коннектикута. Раз в неделю он помогал матери мыть цветы, а затем помещать горшки с цветами в большие металлические конструкции для просушки.
Найгел дразнил его девчонкой и мамочкиным сыночком, но Майлс не обращал на это внимания. Он уже тогда чувствовал себя достаточно независимым. Не выдерживала этих насмешек Стиви, и Найгел почти всегда получал соответствующее наказание.
Мать заставляла старшего сына мыть все туалеты в доме – их было шесть, так что из двоих Майлс смеялся последним, хотя на самом деле он не осмеливался даже улыбнуться, иначе ему бы здорово досталось от Найгела, который всегда был вспыльчивым. Кроме того, у старшего брата рука была тяжелой.
И с тех пор ничего не изменилось, подумал он спокойно.
Открыв дверь, Майлс вышел на балюстраду и остановился, глядя в туманную холмистую даль. Эти края с покрытыми лесом холмами и прозрачной водой озер напоминали ему о родном Йоркшире и его детстве, которое прошло там.
Сейчас в Эсгарт-Энд чаще приезжает Найгел с семьей на уик-энды, когда он может вырваться из Лондона, и на праздники, если они с Тамарой не едут во Францию навестить ее родителей. Это прекрасное место, чтобы растить детей. Когда он вернется в Англию, он обязательно поедет туда на несколько дней.
Он уже давно собирается написать маслом портреты детей Найгела. Ему хотелось изобразить их на фоне вересковых пустошей.
А сейчас вид лесистых холмов напомнил Майлсу о его замысле и даже в каком-то смысле вдохновил. Его пальцы сжались, словно держали воображаемую кисть, пожалуй, он завтра же начнет рисовать. Сначала он сделает несколько набросков Натали и Арно по памяти. На душе сразу стало легко и приятно.
Майлс пристально вглядывался в холодный осенний сад. Здесь было сыро и туманно. Поникшие кусты роз утратили свои летние яркие краски и без слов говорили о приближении холодов. Майлс поежился и вернулся в дом.
В большом холле он присел у камина, рассматривая рыжие язычки пламени, лижущие толстое полено. Неожиданно его мысли обратились к Алисой Грейнджер.
Когда Хлоя при всех спросила о ней, Майлс был удивлен и смущен. Он не любил, когда обсуждались его личные дела, даже если это делала мать, которую он боготворил. Хотя Майлс понимал, что Стиви, как все матери, мечтала, чтобы он «устроил свою жизнь».
Ему нравилась Алисой, даже очень нравилась. Она действительно интересная личность и привлекательная женщина. Он часто встречался с ней в последние несколько месяцев. Они приятно проводили время. Но соединить свою жизнь с ней он не мог. По очень простой причине – он не любил ее.
В любом случае он кое-что понял, и понял твердо: если ты не хочешь, чтобы что-то узнала вся семья, этого не должна знать Хлоя. У сестренки длинный язык и слабые тормоза. Это открытие огорчило Майлса. Она всегда совала нос в его дела, и он собирался положить этому конец. Он любил Хлою и не собирался обижать ее, но она не умеет вовремя останавливаться. С тех пор как Майлс переехал в Нью-Йорк, он пустил ее в свою жизнь. Ладно, какого черта, ничего же не случилось, просто надо самому держать рот закрытым. По крайней мере не выкладывать этой крошке то, что не хочешь услышать по радио.
Позже, в своей комнате, Майлс с удовлетворением осмотрелся: теплый неяркий огонь камина, свежие цветы в вазе, минеральная вода, последние журналы и новые книги на журнальном столике у дивана.
Мать всегда уделяла большое внимание деталям, и ей удавалось создать необыкновенный комфорт, продумывая все до мелочей. Лампа стояла рядом с мягким креслом у камина, мягкий плед покрывал диван, широкая двуспальная кровать была накрыта покрывалом теплого бежевого тона, и, конечно, цветущие орхидеи на каждом столике и комоде, в каждом уголке.
«Она нас балует», – неожиданно подумал Майлс. Да, это верное слово. Когда мы были маленькими, она делала то же самое. «Мама-кошка вылизывает своих котят», – словно наяву услышал он голос Найгела. Майлс нахмурился, задумавшись о брате. В последнее время у него очень злой язык, с него просто капает желчь.
«Как будто ему самому очень горько из-за чего-то», – неожиданно пришло в голову Майлсу. Он подошел к камину и задумчиво уставился на огонь. Майлс представления не имел, что у старшего брата может быть что-то не в порядке. Гидеон как-то сказал, что у Найгела есть все, о чем можно мечтать. И Майлс был согласен с ним. Прекрасная, умная, интеллигентная жена, двое славных малышей, успешная карьера и гарантированное будущее. В один прекрасный день именно Найгел станет «большим боссом» компании «Джардин» по обе стороны Атлантики. Но, видимо, ему этого недостаточно. Господи! Что еще нужно его братцу?!
Майлс вздохнул. Ему не хотелось больше думать о Найгеле. Он прошел в ванную, вымыл руки и, расчесывая волосы, внимательно оглядел себя в зеркале. Он увидел в своем отражении черты обоих родителей. Темные волнистые волосы матери, то же тонкое, узкое лицо и длинный прямой нос и ярко-голубые глаза отца. А все вместе – точная копия своего брата-близнеца.
Гидеон. В последнее время он очень много думал о нем. Майлс сам не понимал, что же его так заботит. Брат постоянно хмур, расстроен и раздражен. Когда Майлс был в Лондоне в последний раз, он пытался выяснить, что происходит с Гидеоном. Но ответы брата показались ему неискренними, а несколько встревоженных взглядов исподлобья заставили отступить. С Гидеоном явно что-то происходило. Как всегда в таких случаях говорил Дерек, обожавший цитировать Шекспира: «Прогнило что-то в Датском королевстве».
