Текст книги "Тени старого дома"
Автор книги: Барбара Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Глава 2
I
Спустя две недели я безнадежно заблудилась в Пенсильвании. Водитель такси заблудился тоже. Солнце заходило на западе, цифры на счетчике достигали умопомрачительной суммы, а кругом не было ничего, кроме круглых холмов, колеи дороги и двух вытянувших головы черно-белых коров.
– Должно быть, мы сделали неправильный поворот на прошлом перекрестке, – сказала я.
– Вы сказали, что поворот правильный, – заметил глухо таксист.
– Я ошиблась. Нам лучше вернуться назад и попробовать ехать в другом направлении.
Таксист был пожилым джентльменом. Если бы он не был им, то выкинул бы меня из салона задолго до этого. С красноречивым молчанием он развернулся, и мы поехали обратно по дороге, по которой приехали. Коровы с безразличием наблюдали за нами.
Это была моя оплошность. Перед тем как уехать из университета Кевин детально объяснил мне дорогу. Я не знаю, куда положила записи. То ли когда собиралась домой, то ли когда покидала дом. Я знаю только то, что, когда я садилась в такси на автобусной станции в Питсфилде, их уже не было.
Я вытряхнула содержимое моего кошелька на сиденье в салоне. Там я обнаружила рецепт коктейля, три старых списка покупок и несколько записей, сделанных на лекции о Байроне. Я не нашла описаний Кевина.
Таксист наблюдал отечески терпеливо. Счетчик работал.
– Ладно, – сказала я. – Я примерно знаю, где это. Десять миль на северо-запад. Дорога называется Зеленая Долина. Или, может быть, Зеленая Гавань.
Это не была Зеленая Гавань. Такой дороги вообще нет. На Зеленой Долине должно быть два фермерских дома и таверна под названием «Джосайз Плейс».
К этому времени я уже сидела рядом с шофером, рассматривая его карту. Я рассказала ему историю жизни родителей Кевина, как бедно, но честно они начинали, как недавно на них свалилось богатство и они купили дом. Он очень заинтересовался, но рассказ не помог ему найти дорогу.
– Мне не часто приходится выезжать за город, – объяснил он, оправдываясь (на этой стадии он все еще оправдывался). – И если эти люди приехали сюда недавно, то я не могу даже знать их имен.
– Но вы должны знать дом, – стала я спорить. – Это древний дом или что-нибудь в этом духе.
– Мисс, каждый дом с дурной репутацией в округе зарегистрирован как древний, – сказал водитель. – Если бы вы знали, как он выглядит, или как называется, или что-нибудь еще о нем...
Этого я не знала.
Наконец нам повезло. В местной лавке на пересечении дорог имелась газовая колонка, полки с сухими и прочими товарами и маленькая старая востроглазая леди, живущая в этих местах все свои семьдесят лет.
– Должно быть, вы имеете в виду Карновски, – сказала она. – Я слышала, что он был продан каким-то приезжим с Запада. Езжайте вниз к следующему перекрестку, затем спускайтесь направо.
Ее указания привели нас в район столь непохожий на фермерские земли, которые мы уже пересекали, что я с трудом могла поверить, что мы находимся в том же самом округе. В этом районе были расположены крупные имения и не очень. Большая часть домов была невидима, но железные ворота с чеканкой и каменные столбы, некоторые с геральдическими животными наверху, говорили о состоянии тех, кто скрывался за деревьями и изгородями. Еще несколько миль вперед – и мы достигли следующего перекрестка, окруженного не городскими, не загородными, а настоящими деревенскими строениями Старого Света. Деревня была крошечной – дюжина хорошеньких старых домиков, удивительно старая церковь и магазин. Последний не был похож на тот, что держала старая леди, которая указала нам направление. Вместо прогнувшегося переднего крыльца с расщепившимися деревянными ступеньками он имел длинный каменный фасад и кадки с геранью по бокам двери. Товары рекламировались на резной деревянной доске.
Миновав деревню, мы вскоре подъехали к высокой каменной стене, о которой говорила старая леди. Мы ехали очень долго, прежде чем достигли ворот. На бронзовой дощечке левого столба было написано: «Серая Гавань».
Водитель такси воздержался от комментариев по поводу такой путаницы в мыслях. Он свернул с дороги и подъехал к стоянке. Железные ворота были закрыты.
Во мне нарастало не совсем беспричинное раздражение на Кевина, который мог бы встретить меня на автобусной станции, черт его побери. Я приготовилась к тому, чтобы перелезть через стену, найти дом и высказать ему все, что о нем думаю. Но эти героические меры оказались излишними. Ворота не были заперты. Мы проехали еще милю по дороге, обсаженной деревьями и кустами. Резкий поворот вывел нас из лиственничного туннеля, и я в первый раз увидела Серую Гавань...
На днях, просматривая бумаги, я нашла фотографию дома. Это был моментальный снимок, и я сразу «вспыхнула», что само по себе нелегко в квартире, где нет огня, а лишь электричество. Если бы я захотела запомнить план дома и места, к чему я вовсе не стремилась, то мне уже не надо было бы заучивать детали, потому что каждая из них четко отпечаталась в моей памяти.
Он был расположен в долине, окруженной со всех сторон лесистыми склонами. Позади него ровными ступенями вверх поднимались сады. В плане дом имел квадратную форму с внутренним двориком. Неровная линия крыш говорила о нескольких периодах застройки, но доминировал большой надвратный дом, обрамленный зубцами и бойницами. Вальтеру Скотту он наверняка бы очень понравился.
Я потерла глаза. Я никогда не была за границей, но в своем кресле совершаю удивительные путешествия, рассматривая фотографии, гравюры, слайды, сделанные другими людьми. То, что открылось сейчас моему взору, было настоящим английским средневековым замком, совершенным во всех деталях.
Восклицание шофера убедило меня, что я не сплю.
– Жуть, – сказал он, – какой большой?!
– Правда.
Почтительно выдерживая скорость двадцать миль в час, мы спускались по медленно петляющей дороге. Я начинала понимать, почему водитель не знаком со здешними местами. Владельцы загородных имений не нуждались в такси. У каждого из них было по три-четыре автомобиля, а может быть, и по вертолету. В случае выхода из строя одного из автомобилей он просто выбрасывался и покупался новый.
Чем ближе мы подъезжали к дому, тем меньше я верила собственным глазам. Похоже было, что мы переместились в пространстве. Проехав через ворота, мы очутились в Южной Англии, а может быть, и в другом веке. Такси подошло к площадке перед воротами дома. Они были встроены в более позднее крыло эпохи Елизаветы или ранних Тюдоров. Единственной видимой дверью в этой части дома был огромный арочный портал в надвратном доме. Вряд ли кому пришло бы в голову назвать это входными дверьми. Это был парадный подъезд, и я не удивилась бы, если бы увидела пару лакеев в ливреях, выбежавших для приветствия.
Но никто не выбежал. После того как водитель выключил двигатель, вокруг разлилась мирная деревенская тишина. Темная дубовая дверь упрямо не хотела открываться.
Я взглянула на шофера. Он снял свою кепку и почесал в затылке.
– Похоже, что никого нет дома. Вы уверены, что это то самое место, мисс?
Я не была вполне уверена. Мне трудно было представить Кевина в такой обстановке, так же как любого из моих знакомых.
Вскоре из кустов, обрамляющих дорогу, вылезла несообразная фигура – лохматая жирная собака, результат смешения бог весть каких пород. Белая шерсть, необычайно длинная, вилась колечками на ее морде. Пасть раскрылась, и собака два раза злобно пролаяла. Видимо, это отняло у нее слишком много сил, потому что вслед за этим собака рухнула на траву и лежала там, глядя на нас.
– Белла? – сказала я, удивляясь, почему мои непонятные мозги могли забыть название дома Кевина и запомнить кличку собаки.
Лохматые уши собаки дернулись, когда я произнесла ее имя. Еще один сердитый лай подтвердил мою правоту.
– Это то самое место, – сказала я. – Уже поздно, и я должна вам свое месячное жалованье. Почему бы вам не начать разгружать мои вещи, пока я не подниму моего друга?
Дверного звонка не было видно. В центре двери висел молоток в форме тарелки двух футов в диаметре. Обеими руками я приподняла это устройство и, отпустив, дала возможность с грохотом возвратиться на свое место. После того как я проделала это еще два раза, мои руки устали, но звук не произвел никакого эффекта. Даже на Беллу, которая закрыла глаза и уснула.
Шофер разгрузил мои вещи – один чемоданчик с одеждой, тремя книгами и бумагой. Он взял деньги, которые я протянула ему, и снова поскреб в затылке.
– Мне не хотелось бы оставлять вас здесь, мисс, если никого нет дома.
Я переубедила его – не знаю как насчет себя, – и он уехал. Похоже, Кевин забыл о том, что я должна была приехать в этот день. Я была уверена, что он не оставил бы собаку без присмотра на длительное время, но если его действительно не было, то он мог отсутствовать вплоть до полуночи.
Отступив на несколько шагов, я заслонила рукой глаза от солнца и посмотрела вверх. Надвратный дом был на один этаж выше чем остальная часть крыла, в центре которого он находился. Его окна были маленькими, квадратной формы и утопали в глубине стены. Но солнце все еще ярко светило, и, внимательно вглядевшись, я различила что-то движущееся за самым верхним окном. Что-то бледное, округлой формы могло быть лицом, прислоненным к стеклу.
Мысль о том, что кто-то находится в доме и не желает отвечать на стук в дверь, рассердила меня еще сильнее. Я снова подошла к двери. Если бы на мне были нормальные ботинки, я бы лягнула ее, но голые пыльные пальцы, торчащие из моих босоножек, заставили меня остановиться. Движимая больше раздражением, чем ожиданием, что дверь не заперта, я схватилась за железную ручку и повернула ее.
Она повернулась легко. Дверь отворилась. Передо мной открылось обширное пустое пространство с мрачно блестевшим полом, ограниченное деревянными панелями, увешанными картинами и гобеленами. Долговязая фигура рысью бежала ко мне.
Кевин был одет в джинсы и синюю Т-образную рубашку с цветными полосами. Он был босым, и, когда, широко улыбаясь, двигался в мою сторону, следы его ног четко отпечатались на пыльном полу. Казалось бы, вид его должен был оскорблять величественность и роскошь этого холла, но даже неряшливые отпечатки его ног подчеркивали его право находиться здесь.
Он горячо, по-братски обнял меня.
– Как я рад тебя видеть! Трудно было найти дорогу?
– Я заблудилась, – призналась я. – И уже час колочу в двери. Где тебя черт носит?
– Честное слово, я не слышал.
– Бьюсь об заклад, что ты дрыхнул.
Протесты Кевина были настолько искренни, а радость от встречи со мной столь неподдельна, что я перестала дуться. Мы внесли мои вещи в дом, и он спросил:
– Сначала посмотрим комнату или выпьем?
– Я очень устала, ведь я в дороге с семи часов утра, – сказала я безразлично.
Теперь мои глаза привыкли к полумраку внутри помещения, и я все больше испытывала благоговение. Холл имел длину примерно сорок футов и разрезал пополам это крыло дома. В дальнем конце двусторонняя лестница поднималась к центральной площадке. Открытая дверь между крыльями вела в центральный дворик, мощеный каменными плитами, украшенный фонтаном и висячими цветами в горшках.
– Сюда, пожалуйста, – Кевин взял меня под руку. К тому времени, пока мы добрались до библиотеки, мне действительно захотелось выпить. Библиотека была расположена в западном крыле. По пути туда мы прошли через задрапированную столовую, маленькую гостиную с буфетом, наполненным фаянсом, и большой зал со средневековыми деревянными сводами и камином таких размеров, что в нем можно было зажарить быка. В сравнении с ним библиотека была почти уютной. Стены, закрытые рядами книг, всегда заставляли меня чувствовать себя дома. Книжные полки были расположены в двух ярусах. На верхний можно было подняться с помощью железной спиральной лестницы. Комната была достаточно большая, чтобы в нее без ущерба для внешнего вида можно было поставить несколько больших столов, кушеток и стульев. Двустворчатые двери открывались в другую часть центрального дворика. Глубокие кожаные кресла и низкие столы были обращены в сторону резного камина.
Когда Кевин спросил меня, что я буду пить, я рухнула в кресло и махнула рукой:
– Безразлично что. Невероятно, мой мальчик. Я никогда не видела ничего подобного, разве что в музеях, где показывают комнаты дворцов и феодальных замков. Дом не может быть подлинным. Это стиль времени, отстоящего на четыре века от времен первых поселенцев в Америке. Возможно, какой-нибудь оригинал-миллионер воспроизвел родовой особняк своих предков или как?
Кевин подал мне стакан и поставил свое кресло напротив моего. Стол между нами был заставлен книгами, газетами, стаканами, кофейными чашками и тарелками. Очевидно, Кевин проводил здесь много времени. Мне приятно было видеть такие свидетельства усердия и прилежания.
– Насчет оригинала-миллионера ты угадала, – сказал он, – но дом этот не воспроизведение. Он подлинный. Начиная от печной трубы и кончая камнями подвала. Рудольф Карновски нашел его в Уоркшире в двадцатые годы и перевез по частям в Пенсильванию вместе с обстановкой.
– Следовательно, это не был его родовой дом?
– Это был эмигрант откуда-то из Центральной Европы, – сказал Кевин, улыбаясь. – Ходили слухи, что он прибыл на остров Эллис с носовым платком в кармане, хитроумными планами в голове и ничем больше. Ему было пятнадцать. Через тридцать лет он стал одним из богатейших людей в Америке, чье имя сравнимо с такими именами, как Карнеги или Рокфеллер. Конечно, это были старые добрые времена, когда не было ни драконовских налогов, ни ужасного антитрестовского законодательства.
– Поэтому он решил купить эти камни и установить их здесь. Фантастика!
– В этом нет ничего необычного. Херст проделал нечто подобное в Сан-Суси, если ты помнишь. Он тратил по миллиону долларов ежегодно в течение пятидесяти лет. И это пошло не только на потолки, камины и отделку, но и полностью на дворцы и монастыри.
– Да, я читала об этом.
Кевин с трудом дождался, когда у меня иссякнет поток чувств. Его глаза блестели, и он продолжал:
– Держу пари, ты не представляешь, как много в действительности дворцов было построено в Соединенных Штатах. Один из наиболее сложных находится в Пенсильвании, около Филадельфии. Он был создан по образцу Олнвикского дворца в Англии и имел свыше двухсот футов в длину. Затем Палмерский дворец в Чикаго, дворец на острове Дар в районе Тысячи островов, Ламбергский дворец в Патерсоне, Нью-Джерси...
Если бы я не перебила его, он, наверное, продолжал бы не один час.
– Я не думала, что ты так много знаешь по этому вопросу.
– Я кое-что прочел, – Кевин указал на книги, лежащие на столе. Это было не популярное чтиво, а серьезные тома с такими наименованиями, как «Американские дворцы» и «Воспроизведение готики в Америке». Смутное, непонятное чувство дискомфорта овладело мной, когда я представила все это, но интерес, который Кевин вызывал своими рассказами, заставил меня забыть об этом.
– Пик всеобщего интереса к этим вещам был в 1890-х годах, – продолжал он. – Но первый дом дворцового типа был построен в Западной Пенсильвании в 1843 году, тогда как в Массачусетсе Хаммондский дворец появился только в 1925 году. Он сделан из секций подлинного строения, привезенных из Европы. В нем воспроизведено даже Розовое окно из Реймского собора. Единственное, что отличает нашего друга Рудольфа от других оригиналов-миллионеров, – это более развитый вкус. Вместо того чтобы покупать отдельные куски и фрагменты, он купил весь дом с его содержимым.
– Ты не упомянул, что каждый предмет мебели здесь средневековый, – сказала я скептически.
– Нет, конечно, нет. Семья, у которой Рудольф купил дом, была в очень стесненных обстоятельствах. Она продала перед этим большую часть из остававшегося у нее антиквариата. Но библиотека была фактически не тронута. Оставались также семейные портреты и разный хлам, являющийся скорее данью памяти, чем коммерческой ценностью.
– У меня нет слов.
– Не только у тебя, – усмехнулся Кевин.
– Почти нет слов. Я влюблена во все это, Кевин.
– Ты еще не все видела. Как насчет экскурсии?
Я не хотела экскурсий. Моя голова могла переварить зараз только небольшое количество чудес. Именно поэтому я никогда не проводила в музеях больше часа. Если бы моя воля, то я поглощала бы все подобные сокровища маленькими порциями, наполняясь знаниями постепенно. Кроме того, я умирала от голода. После завтрака я не ела ничего, кроме черствого сэндвича где-то между Филадельфией и Питсфилдом. Но прежде чем я успела высказать это, Кевин взял меня за руку и вытащил из моего кресла.
Позднее я познакомилась с домом гораздо лучше, но я все еще помню то изумление и смятение, которое охватило меня во время первого осмотра. Там была музыкальная комната, две гостиные, маленькая и побольше, кухня, в которой был только один современный уголок – электрическая печь и холодильник. Там были спальные комнаты, кровати с четырьмя столбиками и драпировкой. Они имели названия, например Белая комната, Покои королевы Марии. Имелись также ванные комнаты, которые я была очень рада увидеть, желая узнать, как их обустраивали в такой древности. Я не знаю, почему мне хотелось узнать именно это. Ведь в доме было множество других фрагментов, подвергавшихся постоянной перестройке и модернизации. Ванные комнаты относились, должно быть, ко временам королевы Виктории. Они были оснащены каминами и мраморными ваннами. Одна из ванн была либо хорошей копией, либо подлинником римских саркофагов, украшенным рельефными херувимами и нимфами.
Когда мы закончили восхищаться ванными комнатами, было уже почти темно, и Кевин неохотно сказал, что лучше бы подождать до утра, прежде чем осматривать подземелья.
– Почему бы нам не выпить во дворике, пока готовится ужин? – предложил он.
– А что у нас будет на ужин? – спросила я.
Безукоризненный вид комнат говорил о том, что в доме находились невидимые слуги или древние рабы, которые, должно быть, выскочат из потайных дверей, запрятанных среди драпировок, чтобы приняться за мойку и чистку, как только мы уйдем. Я даже надеялась, что эти невидимые слуги уже приготовили пирог с павлиньими языками, за которым подадут грог.
– Телевизионный ужин, – сказал Кевин. – Что ты предпочитаешь, жареных цыплят или спагетти с фрикадельками?
II
Я ела спагетти с фрикадельками. Благодаря посаженным кустам самшита одна сторона внутреннего дворика оказалась замкнутой. Она примыкала к кухне. Я сидела на воздухе за столом, положив натруженные ноги на другой стул, и наблюдала через открытую дверь, как Кевин занимался трудной работой по сдиранию фольги, в которую был упакован ужин. Домашние животные были собраны и накормлены. Когда Кевин вышел ко мне, они последовали за ним. Белла ступала медленной подагрической походкой. Более молодая собака, ирландский сеттер, явно провела день среди зарослей ежевики. Далее следовали три кошки различных размеров и пород. Одна из них была смиренным полосатым котом, который явно опасался другого, длинношерстного и красивого, превосходящего его по весу по крайней мере фунтов на десять. Кевин указал на третью – крошечное создание с ушами слишком большими для его маленькой мордочки.
– Последнее мамино приобретение. Кто-то подкинул ее к воротам. Эти болваны всегда так избавляются от нежелательных животных. Видимо, они думают, что бедные существа могут сами позаботиться о себе за городом. Большинство из них, конечно, погибает ужасной смертью.
– Но не те, которые встречают твою маму, – возразила я, пытаясь приласкать котенка. Он зашипел на меня и отпрянул назад. Шерсть его поднялась дыбом.
– Плохая девочка, Петтибоун, – поругал ее Кевин.
– Я не виню ее за подозрение к людям.
– Да, действительно, она пережила тяжелые времена. Это были кожа да кости, когда Белла принесла ее.
– Белла?
Старая собака обратила на меня ленивый глаз, когда я упомянула ее кличку.
– Белла хуже мамы, – сказал Кевин. – Она всегда приносит домой бездомных. В ней есть, видимо, кровь охотничьей собаки. Она никогда не повреждает то, что приносит. У нас появились кролики, сурки, а однажды – крайне раздраженный скунс. Две недели и пара галлонов томатного сока смирили его с человеческим обществом.
Один из котов, длинношерстный серо-белый, прыгнул мне на колени. Он весил почти двадцать фунтов. Мои колени прогнулись, и кот вцепился в них когтями, чтобы не упасть.
– Это Табида, – сказал Кевин. – Охотник и сексуальный маньяк.
– Я ему нравлюсь, – сказала я, в то время как Табида терся о мою грудь, оставляя клоки серой шерсти.
– Жаль, что не могу сделать тебе комплимента, но Табида любит всех. Для него не существует дискриминации.
Табида извивался и мурлыкал, когда я щекотала его под подбородком. Одной из причин его расположения был, по-видимому, поданный ужин. Мне пришлось бороться за каждую фрикадельку.
Длинные летние сумерки сгущались. Усыпанные бойницами крыши и башни Серой Гавани острыми черными силуэтами выделялись на фоне мягкой синевы неба. Я откинулась в кресле и вздохнула.
– Это очень мирное место. Я вижу, почему оно приглянулось твоим родителям. Хотя и непрактичное.
– Не все здесь непрактично, – быстро сказал Кевин. – На первый взгляд дом чересчур велик, но здесь только десять спальных комнат.
– Плюс большая гостиная, музыкальная комната, а ты еще забыл упомянуть о часовне.
– Большая часть комнат закрыта, если не происходит званого вечера.
– Я согласна с тобой, – сказала я, немного удивленная его повышенным тоном. – Это их дом, и они могут делать с ним то, что им нравится. Единственное, что беспокоит меня, это количество домашних обязанностей. Я несомненно буду заниматься уборкой, это справедливо. Но я не могу полностью посвятить себя дому, особенно, Кевин, если мы будем заниматься здесь работой над книгой.
– Нет проблем. Бригада уборщиков приходит пару раз в неделю.
– Здесь нет постоянно живущих слуг?
– Я думаю, у мамы есть какие-то люди, – неуверенно ответил Кевин. – Она предложила нам взять кого-нибудь из них, но я сказал, чтобы она не беспокоилась. Я подумал, что ты не захочешь, чтобы вокруг были люди, постоянно путающиеся у нас под ногами.
Несколькими часами раньше я сказала бы ему, что он подумал правильно. Действительно, трудно сосредоточиться, когда люди шныряют туда и сюда, включают пылесосы и хватают грязные чашки из твоих рук. Вот почему я не смогла бы работать дома. Но теперь, когда я увидела дом, мне захотелось увидеть слуг, безразлично, снующих или нет.
Я размышляла об этом, когда Кевин небрежно добавил:
– Кроме того, здесь завтра будет тетя Би.
– Кто?
– Сестра моей матери. В прошлом месяце она закончила бракоразводный процесс и теперь не при деле после тридцати лет замужества. Ей будет приятно приехать и помочь.
Как сказано где-то одним из моих любимых писателей, дурные предчувствия сжали мне сердце. Тетя Би, борющаяся с муками одиночества, будет хуже стаи служанок. Она будет тщательно ухаживать за своими волосами, высоко собрав их над головой, если не станет жертвой меланхолии и не позволит им спадать серыми клочьями. Она будет ходить небрежно распоясанной или слишком туго затягивать себя в корсет при соответствующем опять же настроении. И непрерывно говорить на множество надоевших тем, заканчивая их на Гарри или на всем, что связано с этим именем. О том, как его решение оставить ее было для нее полностью неожиданным, как она никогда не предполагала, что может появиться другая женщина, как она боролась за то, чтобы удержать его дома.
Все это грозно и угнетающе пронеслось в моем мозгу. Поскольку мне надо было что-то сказать, а я не могла заставить свои губы сложиться в форму, соответствующую выражению восторга, то я вежливо спросила:
– Что случилось? После тридцати лет? Ничего, что я спрашиваю?
– Я не знаю, – признался Кевин. – Все, что рассказала мне мама, это то, что дядя Гарри («Ага» – подумала я) перенес климактерический период. В семье ходят слухи, что он ударил ее.
– Как ужасно! – сказала я, представив себе болезненную пожилую женщину, съежившуюся на полу, прикрывающую свой отекший глаз и умоляющую Гарри не бить ее.
– После чего, – продолжал Кевин, – она нанесла ему удар каратэ в адамово яблоко, затем справа в челюсть и выбежала на улицу.
Внешний облик тети претерпел резкую метаморфозу: болезненная маленькая леди превратилась в грозную представительницу матриархата с железно-серыми вьющимися волосами и сорокапятидюймовым бюстом. Я нашла этот образ более привлекательным, чем первый (пусть всегда о нем помнит тетя Би), но не гарантирующим более легкой жизни.
Я снова впала в унылое молчание, пока Кевин превозносил кукурузный хлеб и вкуснейшие пироги тети Би, ее вязание и шитье, а также ее мастерство в рассказывании историй. Но в мрачном настроении было оставаться трудно – шелковая теплота воздуха, величественность ночного неба над зубчатой стеной, мурлыкающие кошки и храпящие собаки, общая атмосфера уюта были слишком всепроникающи, чтобы им можно было сопротивляться. Наконец я издала звук, в котором Кевин узнал зевоту.
– Тебя пора устраивать, – сказал он. – Тебе подойдет спальный мешок?
– Думаю, что да. – Я встала вместе с Табидой, который, подобно чиновнику, держался за свое место.
– Ты знаешь, где все находится, – добавил лениво Кевин.
– Если не знаю, то найду. – Кот лизнул меня в подбородок. – Что мне делать с этим?
– Он будет спать с тобой, если ты позволишь ему. Но гляди, чтобы он не стянул все одеяла.
– Спасибо за предупреждение. Спокойной ночи.
– Ты не боишься ночью или что-нибудь еще?
– Что ты подразумеваешь под «что-нибудь еще»?
Кевин засмеялся.
– Ну, меня всегда легко соблазнить. Чувствуй себя свободно. Действительно, для некоторых то, что я имел в виду, не имеет никакого значения. Мне только что пришло в голову, что моя комната находится на некотором расстоянии от твоей, поэтому если ты относишься к тем людям, которые слышат воров или видят призраки, то можешь прийти в мое крыло. Мама подумала, что ты предпочтешь ту комнату, но она довольно удалена.
– Я не слышу воров и призраков. И я достаточно устала, чтобы спать без задних ног. Не зови меня. Я позову тебя.
– Как скажешь, – пробормотал Кевин.
Я без труда нашла свою комнату, хотя искать выключатель света с котом в двадцать фунтов на руках было нелегко. Когда мы достигли спальни, Табида отцепил свои когти и прыгнул на кровать.
Когда Кевин показывал мне, где я должна спать, я была несколько разочарована. Я предпочла бы более старую часть дома, где была расположена его комната. По словам Кевина, эта часть вела свое начало с XV века, и я могла этому поверить. Ее толстые стены и узкие извилистые коридоры произвели впечатление на детское мистическое и романтическое воображение, которое в разной степени сохраняется в нас. Я говорила что-то о привидениях. Хотя он засмеялся, но ответил, что не отказался бы, чтобы хоть одно из них поселилось здесь.
Во всяком случае, я не находила недостатков в своей комнате, расположенной в крыле королевы Анны. Я высоко оценила предусмотрительность матери Кевина при выборе ее для меня, хотя и предполагала, что истинным критерием ее выбора было желание разместить меня на благоразумном расстоянии от ее сына. Так же как и подобные комнаты нижнего этажа, она была выдержана в стиле 1745 года – с лепниной на потолке и в пространстве над камином. На белом фоне изящно вырисовывались линии лозы и розы пастельных тонов. Выступающий оконный карниз выходил в сад. Кто-то поставил вазы со свежими цветами на туалетный столик и на стол, стоящий позади бархатного шезлонга цвета слоновой кости. Я сделала вывод, что в этот день здесь была бригада уборщиков и что миссис Блэклок оставила ясные и точные указания. Имелось даже хорошее освещение для чтения в постели.
Я порылась в чемодане и, найдя книгу, которую в то время читала, забралась в постель. Это была большая двуспальная кровать с вычурным балдахином. Но проклятый кот улегся спать прямо посередине ее, и, прежде чем вытянуться, я вынуждена была выпихнуть его на край. Не прочла я и полглавы, как глаза мой слиплись, том вывалился из рук, и мне пришлось погасить свет.
Темнота летней ночи, посеребренная луной и звездами, не была полной. Небо имело бархатно-синий оттенок и было очень красивым. Ветерок, пробежавший по моему лицу, принес запах роз. Я наблюдала, как при бледном струящемся свете крутились и поднимались кисейные занавески, подобно бескостным призрачным танцорам. Предположение Кевина, что я могу чего-то бояться, показалось мне забавной шуткой. Я качала смеяться, но не успел закончиться первый приступ смеха, как я уснула.
