355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Барбара Майклз » Тени старого дома » Текст книги (страница 12)
Тени старого дома
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 11:03

Текст книги "Тени старого дома"


Автор книги: Барбара Майклз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Это трудно, – сказал в задумчивости отец Стивен. – Но я чувствую, что вы не до конца со мной откровенны. Какова все-таки действительная причина того, что вы отклоняете мое предложение?

Би некоторое время сидела, опустив голову. Когда она заговорила, голос ее был настолько тих, что мне стоило немалых усилий расслышать ее.

– Это означает выгнать его из дома, в темноту, уничтожить.

– Да, – кивнул отец Стивен. – Боюсь, что так.

– Нет, послушайте меня, пожалуйста. Есть ли предел прощению и милосердию божьему? – Даже я знала ответ на этот вопрос. Би не стала ждать ответа отца Стивена. Она пылко продолжала: – Тогда можем ли мы быть немилосердными и не спасти его душу? Если мы...

– Довольно. – Голос отца Стивена не был громким, но его суровый тон был столь же повелителен, как и крик. – Опомнитесь, Би. Вы встаете на опасную дорогу. Да, я восхищаюсь вашим сострадающим сердцем. Но вы совершаете недозволенное.

– Вы думаете, это зло? – спросила Би.

– Зло существует.

Би сильно сжала руки и изобразила муку в глазах, показывая, как неприятно ей расходиться во мнении со своим другом, но сила ее убежденности подавляла гораздо более слабые колебания. Как долго продолжался бы их спор и каков мог бы быть исход, я никогда не узнаю. Их прервал сильный стук в дверь.

– Роджер, – сказал отец Стивен. – Я знаю, что так стучит только он. Би, в действительности у нас нет разногласий. Я прошу вас, не делайте ничего сгоряча. Эти дела...

Роджер устал стучать, ожидая ответа. Он толкнул дверь и она раскрылась.

– И вы тоже здесь! – воскликнул он, сверкнув глазами на Би.

– Входите, Роджер, – сказал отец Стивен.

– Я уже вошел. Что вы говорили обо мне?

– Как обычно: хулили, оскорбляли и насмехались, – сказал отец Стивен.

– Нет. Серьезно, – настаивал Роджер.

– Мы не пришли к согласию относительно того, что предпринять, если это вас интересует, – произнесла Би.

– Изгонять духов? – На ее испуганный взгляд он ответил усмешкой. – Если взять нынешнее состояние так называемой литературы по данному вопросу, то анахронистские взгляды Стива о добре и зле имеют логическое основание. Почему бы не попытаться? Это глупо, но безвредно.

– Почему вы так уверены в этом? – спросил отец Стивен.

– Вам хотелось бы поверить в духов тьмы, не так ли? Это позволило бы вам уйти от неудобного вопроса – если Бог всемогущ и воплощает в себе добро, почему он приносит столько боли миру? Очнитесь, Стив. Нет такой вещи, как дух зла. По крайней мере, нет ничего такого, чем можно было бы управлять одним набором бессмысленных символов.

– А что вы скажете о Борли Ректори[6]6
  Борли Ректори – дом священника, построенный на месте старинного монастыря бенедиктинцев, его называют «самым призрачным домом Англии». Только за пять лет, с 1930 по 1935, здесь произошло 2000 случаев полтергейста.


[Закрыть]
? Об Элен Пуаре? О случае Иллфорта?

Эти имена были для меня все равно что греческие: я впервые их слышала, но Роджер откинулся в кресле с улыбкой, показывающей, что он вошел в привычную колею.

– Классические случаи истерии, особенно последние два. Что же касается призрака Борли...

Би встала.

– Если все это сведется к болтовне о призраках, я ухожу.

– Вы не хотите посмотреть мои фотографии? – спросил Роджер.

– Да?..

– Я хочу, – сказала я.

Роджер подождал, пока Би снова займет свое место, затем радостно сообщил:

– На самом деле они не стоят того, чтобы на них смотреть. Я получил то, что ожидал, то есть ничего.

Он показал серию расплывчатых снимков маленького помещения в склепе, где находилась латунная плита Этельфледы. Они были сделаны с помощью нового приспособления – фотокамеры, скользящей по фиксированному отрезку кривой, автоматически производя спуск через определенные интервалы времени. Другая камера, действующая при задевании привода к спусковому механизму, не сработала ни разу.

Я изучила один из снимков. Он был сделан под углом, позволяющим увидеть латунную плиту Этельфледы и соседний камень.

– Это странно, – сказала я. – Я думала, что плита плотно прилегает к полу. А эта линия между плитой и камнем напоминает щель – пространство в дюйм шириной.

Роджер небрежно взглянул на фотографию:

– Это только тень. Я говорил, что склеп не является источником явления.

– Тогда что?

– Дайте срок, моя дорогая. Подождите, пока я закончу свои исследования.

Он надеялся, что кто-нибудь попытается узнать о деталях. Но никто этого не сделал. Вскоре после этого мы разошлись. Только отец Стивен сказал:

– Пожалуйста, Би, держите меня в курсе дел. Я готов действовать по первому вашему слову.

Солнце было высоко, когда мы вышли из дома. Роджер отказался от места в машине, заявив, что он предпочитает собственный автомобиль, и поедет за нами следом.

– Жаль, что он не сделает это, – сказала Би, когда мы подошли к «мерседесу».

– Что? Не поведет машину?

– Нет, нет. Я говорю о его позиции. Для него это только интеллектуальная игра. Он не принимает это всерьез.

– Временами я тоже чувствую это, – призналась я. – Мое отношение к этому колеблется от крайней заинтересованности до полного скептицизма. И сейчас меня волнует вопрос, как добиться стабильности.

Би не стала меня переубеждать, как хотелось бы мне.

По отсутствующему нахмуренному выражению ее лица я поняла, что она думает о чем-то другом.

Как и отец Стивен, я беспокоилась за нее. Не только потому, что она персонифицировала странный феномен, тревожащий дом, но и потому, что в ней нарастала симпатия, к нему. У нее не было своих детей. Можно или нельзя было объяснить этим поведение Би, но оно не давало ключа к принятию ответных мер. Она не откроется мне. Она не считается со мной, потому что я неверующая.

Когда мы вернулись домой, Би отправилась наверх переодеться, а я – в это трудно поверить, но это правда – стояла перед большим зеркалом в холле и внимательно рассматривала себя, укладывая свои волосы множеством различных способов. Би застала меня за этим занятием, спустившись вниз. После этого она пошла в свою комнату, быстро собрала ножницы, расчески и полотенца и сделала мне стрижку.

Когда она срезала девять десятых моих волос, я с трудом узнала себя. Мое лицо выглядело огромным и до неприличия открытым. Би даже не спросила, есть ли у меня косметические средства; было очевидно, что нет. У нее была целая коллекция бутылочек, коробочек, щеточек, которые она вывалила на туалетный столик.

– Они выбросили это на распродажу, – объяснила она, роясь в куче. – Я никогда не могу устоять в таком случае перед покупкой, даже если цвета не идут мне. Мы здесь наверняка что-нибудь подберем.

Я чувствовала себя, как Сикстинская капелла с голой штукатуркой, перед тем как Микеланджело приступил к работе. Я должна сказать, что в обоих случаях результатом явилось произведение искусства. Когда я снова надела очки, мое лицо показалось мне незнакомым, но оно выглядело прекрасно.

Я восхищалась собой и благодарила Би. Потом пошла в свою комнату и стала восхищаться собой еще больше. Затем я переоделась в единственный находящийся в моем распоряжении комплект одежды, который был достоин моего лица, – ситцевую юбку и белую блузку с глубоким вырезом. Приняв позу перед зеркалом, я задумалась, что подумает Кевин обо мне, обновленной. Заметит ли он? Засмеется ли? От внезапного приступа стыдливости я снова переоделась в джинсы. Я хотела стереть и косметику, но остановилась, поняв, что очень огорчу Би. Я чувствовала себя смешной.

Кевин не явился на обед, что заставило меня почувствовать себя еще более смешной. Зато приехал Роджер. Разговор был банален и скучен. Никто из них не затронул тему, которая интересовала меня больше всего. После окончания обеда Би прогнала меня из кухни, заявив, что предпочитает убираться в одиночку. Роджер, заговорщически подмигнув и дернув головой, отвел меня в сторону.

– Что она собирается делать сейчас? – спросил он, когда мы вышли из комнаты. – Она не сказала мне. Почему она сердится?

– Она считает, что вы воспринимаете все слишком легкомысленно, – ответила я.

– Легкомысленно? Бог мой, я трачу все свое время на это. Послушайте, Энн, вы, кажется, не воспринимаете всерьез весь этот сверхъестественный вздор, который движет ею и Стивом. Можно поговорить с вами? Мне нужен отражающий экран.

В чем он в действительности нуждался, так это в мистере Ватсоне, следующем за ним повсюду и издающем восхищенные звуки: «Поразительно, мой дорогой Роджер». Мне предлагалась эта роль раньше. Возможно, я зря отклонила ее.

– Я попробую, – согласилась я. – Но ничего гарантировать не могу.

– О, господи, девушка. Я не прошу вас выйти за меня замуж, – сказал с нетерпением Роджер. – Идемте.

– Куда?

– В склеп. – Он испытующе посмотрел на меня. – Если вы не трусите.

– Ха, ха, – хохотнула я. – Меня уже пытались одурачить прошлой ночью. Там, внизу, нет ничего, чего можно было бы бояться.

Это то, о чем я все время твержу.

Я убедила себя, что мое настроение прошлым вечером было вызвано временным недомоганием, теперь преодоленным. Когда мы шли по мрачному подземелью, я не испытывала ничего, кроме боязни замкнутого пространна. Роджер принес мощный электрический светильник, превосходящий обычный электрический фонарь и заметно усиливающий свет от основных осветительных приборов. Я думала, что он собирался в помещение, в котором находилась латунная плита Этельфледы. Вместо этого он открыл дверь в соседнее помещение.

– Заметьте, что это отделение сравнительно новое, – начал он, освещая правую стену с несущими арками. – Первоначально это и соседнее помещение составляли одно целое. Согласны? Мы также пришли к общему мнению, что оно служило склепом под часовней в пятнадцатом веке. В действительности эта часть дома еще старше. Норманнские каменщики, которые сделали ее...

Я стала уставать, слушая эту лекцию.

– Одна тысяча шестьдесят шестой год, – сказала я. – Вильгельм Завоеватель.

– Не преувеличивайте. Скажем, год тысяча сотый, судя, по этим стенам. Я искал саксонские камни, которые упомянуты в книге, но не смог найти их. Я предполагаю, что эта часть фундамента ремонтировалась. Но они наверняка здесь. Это доказывает, что здесь было строение. Возможно, дом, возможно, церковь. В тысячном году, а может быть, и раньше.

– Ну и что?

Роджер бросил на меня неодобрительный взгляд:

– Ватсон никогда не говорил: «Ну и что?»

Я уверена, что именно мое легкомысленное поведение побудило его продолжить свою речь:

– Знаете ли вы, что Уорикшир, в котором находился прежде дом, был одной из последних частей Англии, взятой под контроль римлян? Она была заросшей лесами и редко заселена. Земля была слишком плотной для древних крестьян. Два знаменитых римских пути пересекали территорию с севера на юг, но поселений было немного.

После того как ушли римляне, вторглись саксы, приблизительно в пятом веке.

– Затем пришли датчане, затем норманны, – сказала я с нетерпением. – Куда вы клоните, Роджер?

– Я предполагаю, что саксонское строение было церковью, а не домом, – выпалил Роджер. – Использовать камень вместо дерева или вместо мазанки в то время, когда даже фортификационные сооружения делались главным образом из утрамбованной земли...

– Вы хотите сказать, что гипотетический норманнский хозяин имения разрушил церковь и построил свой дом на ее фундаменте? Я сомневаюсь в этом, Роджер. Как и все прочие кровавые завоеватели средних веков, норманны были образцовыми христианами.

– Это только часть моей аргументации. Можно вас попросить помолчать и выслушать меня, не прерывая каждые пять секунд?

– Если вы будете продвигаться вперед...

– Я продолжу после того, как покажу вам кое-что.

Он прошел в дальний угол помещения и осветил своим фонарем участок пола. Видя, что я колеблюсь, он сделал нетерпеливый жест.

Все это помещение было вымощено старинными надгробными плитами. Та, которую освещал Роджер, была настолько стара, что вместо первоначальной надписи остались только едва уловимые следы. Сделав шаг вперед, Роджер провел по одному из знаков пальцем.

– Видите ли вы это?

Я передернула плечами. Думаю, это было недоумение, а не трепет.

– Ветка с двумя отростками? Кадуцей?[7]7
  Кадуцей – жезл глашатаев у греков и римлян; название жезла Гермеса (Меркурия), обладавшего способностью примирять. В оккультизме считается символом ключа, отворяющего предел между тьмой и светом, добром и злом, жизнью и смертью.


[Закрыть]
 Бабочка с длинным хвостом?

– Не смейтесь. Это топор, разве вы не видите? Двойной топор. Теперь посмотрите сюда и сюда.

Он переходил от плиты к плите и показывал.

– На этом камне также имеются голуби, – сказал он загадочно. – И рога. То есть голуби, топор и рога.

– Вполне возможно.

– О, черт, да вы не смотрите. Теперь прошу сюда.

Взяв за руку, он потащил меня из этого помещения в следующее. Латунная плита Этельфледы ярко заблестела при свете фонаря. Роджер толкнул меня на колени и нагнул мою голову ближе к поверхности латуни. Он ткнул в нее своим указательным пальцем.

– Стив решил, что это крест. Но я бы сказал, что форма непохожа.

Место, на которое он указывал, было наполовину заслонено его тонкими согнутыми пальцами. Ниже высовывался длинный ствол или древко. Выше сложенной в кулак руки были видны две ветви под прямым углом к стволу. Они казались более толстыми и заостренными, чем у креста, и ствол не сильно возвышался над ними.

Я освободилась от Роджера и поднялась на ноги.

– Вы видите предметы, – сказала я резко. – Что она будет делать с топором?

– Ваше поколение безнадежно безграмотно! – рассердился Роджер. – Неужели термин «двойная секира» не говорит вам ни о чем?

– Почему бы вам не сказать мне, о чем именно?

– Потому, – сказал Роджер, собирая остатки терпения, – что я хочу убедиться, что собранный мною материал говорит вам о том же, о чем и мне. Возможно, это тщетные надежды. Вы слишком невежественны. Тем не менее, взгляните не следующий объект.

Он включил фонарь и стал медленно вести им, освещая арки и капители колонн, образующие часть восточной стены. Верх колонн и примыкающие части арок оказались покрытыми резьбой, но в том, что раньше мы этого не увидели, не было ничего удивительного: почти вся резьба находилась на тех сторонах колонн, которые были расположены в неглубоких нишах, образуемых кирпичом и строительным раствором, замыкающим арки. Резьба очаровывала простотой и примитивностью древнего искусства. Она ограничивалась только изображением животных – оленя и смешных, неточно воспроизведенных львов, кроликов, лис и птиц.

– Что-то необычно для христианской часовни, не кажется ли вам? – спросил Роджер.

– Почему? Это «мелодичное щебетание птиц среди ветвей, прыжки зверей...», «и голос горлицы слышен на нашей земле».

– Значит, вы знаете нашу библию.

– «Библия, как литература», аудитория 322, по понедельникам, средам, пятницам, – сказала я.

– Хм. Хорошо, здесь мы почти закончили. Остальные надгробные плиты посмотрим мельком.

На двух из них, с резьбой по камню, не позволяющему так же оживить столетия, как латунь, были изображены фигуры женщин в древних одеяниях. Молча Роджер указал на следы предметов, которые держали обе женщины. Я не смогла разобрать, что это такое.

Почувствовав облегчение от того, что нахожусь на обратном пути, я снова впала в сарказм:

– Может быть, одна из них и проводит время с Кевином. Несправедливо с нашей стороны обвинять Этельфледу только потому, что на ее памятнике резьба более различима.

На эту неуместную реплику Роджер ответил ворчанием.

Я не была настолько глупа, как думал Роджер. Я могла проследить за общими чертами его аргументации. Она была связана с религиозными поверьями прежних обитателей дома. Я не была уверена в правильной идентификации двойного топора, что бы он ни означал, но если леди, лежащие в склепе, схватили этот зловещий символ вместо христианского креста, можно простить его любопытство к происхождению этих поверий. Поэтому я не удивилась, что местом нашей следующей остановки оказалась часовня.

Она была такой тихой, что даже Роджер на мгновение замолк, почувствовав тишину и спокойствие. Затем с оскорбленным видом он громко сказал:

– Проклятие! Освещение здесь ужасное. Было ли у вас время осмотреть здешние рельефные изображения?

– Не было. Но у меня странное чувство, что я была тут. Роджер, почему бы вам сразу не сказать мне?

Я знала, что так просто не отделаюсь. Роджер заставил меня взглянуть на каждое изображение. Их было немного. Ребристые колонны имели плоские поверхности и гнулись монолитно до самых ребер потолочного перекрытия. Только внутри дверных и оконных проемов рисунки были резными. Это были гирлянды цветов, свисающие фрукты и уже виденные нами бегущие животные.

Над алтарем под высоким окном находился единственный барельеф. Он был высечен на отдельном камне, не являющемся частью стены.

– «Мария, царица небесная, плачущая над мертвым Христом», – прочитала я. – Это, может быть, и Пьета[8]8
  Пьета (от итал. pieta – милосердие, благочестие), в изобразительном искусстве – термин, обозначающий изображение сцены оплакивания Христа Марией.


[Закрыть]
, Роджер, но это не Микеланджело.

– Посмотрите поближе. Видели ли вы когда-нибудь подобную Пьету? Посмотрите на корону Марии и одежды. Обычно ее изображали в плотно закрывающем головном уборе и одеждах средневековых женщин. Посмотрите на ее... сына. Безбородый. Голый. А где крест?

– Я не часто видела Пьету, – сказала я раздраженно. – Но думаю, что она видоизменяется. Так же как и изображение Христа у различных этнических групп – он чернокожий в Африке и с узкими глазами в Японии. Так он лучше воспринимается психологически и теологически.

– Какая чушь! – Роджер раздраженно затряс рукой. – Вы безнадежны! Но ничего. Что мне от вас нужно, так это мускулы, а не мозги. Помогите мне.

Он стал снимать ткань, покрывающую алтарь. Я подавила в себе желание протестовать под влиянием его повелительного жеста. Он нагнулся, чтобы осмотреть камень под алтарем.

– Камень не примыкает к стене, – сказал он. – Мне удалось увидеть, что на тыльной стороне что-то начертано. Но чтобы разглядеть, что именно, не хватает пространства. Придется его отодвинуть.

Я хранила молчание. Неправильно его истолковав, Роджер нетерпеливо сказал:

– Это будет нетрудно. Нам не нужно его переворачивать, только оттолкнуть от стены.

Следует признать, что Роджер проделал большую часть работы. Мне пришлось только удерживать локтем свой угол, когда его прижимало к стене. Наконец Роджер удовлетворенно промолвил:

– Теперь достаточно. Идите сюда и взгляните.

На тыльной стороне камня была видна резьба. Некоторые фрагменты были настолько рельефны, что выделялись из общего рисунка, как главная скульптура среди окружающих ее фигур. Узкое каменное обрамление было таким же глубоким, как и самые глубокие части резьбы, так что создавалось впечатление, что изображение вложено в открытую коробку. Через секунду я поняла, почему задний план выглядит так необычно. То место, на которое я смотрела, являлось верхней частью камня. Он был опрокинут на боковую сторону.

Поняла я и кое-что еще – насколько неумело были сделаны все прочие резные изображения. Эта работа не принадлежала ни Лисиппу, ни Фидию, но она была профессионально выполнена опытным мастером. Кроме того, она была старше других работ на полтысячелетия.

В центре композиции находился бык, вытесанный настолько реалистично, что я, казалось, слышу его мычание. У него были причины выражать недовольство; он был веревками притянут к нерельефно показанному жертвеннику, и человек в длинных одеждах и капюшоне перерезал ему горло. Кровь лилась потоком в поставленную в ногах чашу.

– Греческая работа, – предположила я.

– Римская копия, – откликнулся Роджер, подобно антифонному хору[9]9
  Антифонное пение (от греч. antiphonos – звучащий в ответ) – поочередное пение двух хоров. Используется в христианской церковной музыке.


[Закрыть]
.

– Это что-то напоминает мне.

Роджер сказал:

– Это мне тоже что-то напоминает, но то, что вертится у меня в голове, лишено всякого смысла. Погодите. Я помню, что читал... – Он двинулся по направлению к двери, но тотчас вернулся назад. – Сначала помогите мне установить его на место. – Он снова рванулся к двери. – Нет, я сначала сфотографирую. Подождите меня здесь.

Я устала от его указаний и поэтому последовала за ним. Прежде чем он дошел до двери, она отворилась, и я увидела, что кто-то стоит на пороге.

Сразу я не узнала Кевина. В помещении было сумрачно, и ссутулившаяся неподвижная фигура выглядела неправдоподобно большой и грозной. Даже узнав его, я невольно сжалась, почувствовав его гнев. Он ворвался, как поток горячего воздуха.

– Какого черта вы здесь делаете? – потребовал он ответа.

Я спешно подалась вперед и встала плечом к плечу с Роджером. (Во мне имелись тогда и есть сейчас героические черты, хотя я и пытаюсь контролировать их.) Роджер, казалось, был ошеломлен злостью в голосе Кевина. Когда он заговорил, тон его был примиряющим:

– Я искал вас, чтобы получить разрешение, но не мог найти, хотя вы уже согласились на то, чтобы провести... некоторые исследования.

Кевин секунду помедлил с ответом.

– Да, кажется, это так, – сказал он несколько смущенно. – Что вы ищете? Что вы здесь делаете?

– Мы нашли кое-что интересное, – ответил Роджер. – Я собирался показать вам. Хорошо, что вы зашли. Подойдите и посмотрите.

Когда Кевин подошел к алтарю и присел на корточки, чтобы осмотреть рельеф, он уже успокоился.

– Похоже, что греки, – сказал он заинтересованно. – Одно из приобретений Рудольфа? У него в одной из ванных комнат стоит римский саркофаг.

– Я бы не додумался, – признался Роджер, – поместить это в такое прекрасное место под христианским алтарем.

– Может быть, Рудольф был евреем и считал все остальные религии одинаково еретическими. Это митраизм, не так ли?

– Может быть, – заколебался Роджер.

Мне пришлось попросить разъяснений, так как в моей памяти перепутались полузабытые сведения из когда-то Пройденного курса истории. Бог Митра был первоначально персидским, но поклонение ему распространилось и в Римской империи, стало особенно популярным в легионах. Это была религия мужчин, солдат. Она не была принята среди женщин. Принесение в жертву быка было одним из ритуалов.

Придя к такому выводу, мы приготовились уходить. Роджер спросил Кевина, нужна ли ему фотография резных изображений, и Кевин ответил, что очень хотел бы ее иметь. Роджер побежал за фотоаппаратом, а Кевин посмотрел на меня и нахмурился.

– Это была идея Роджера, – робко сказала я.

– Ты выглядишь по-новому, – заметил Кевин.

– Я? О, это Би состригла мои волосы. Мне было... жарко.

– Ты выглядишь хорошо.

– Спасибо.

Кевин продолжал изучать меня с загадочным выражением лица.

– Я подумал, что лето проходит скучно, мы почти не выезжаем. Не хочешь ли ты поехать куда-нибудь? В кино, например?

Это было абсурдно, как в каком-то старом фильме с Дорис Дэй[10]10
  Дорис Дэй (р.1924) – американская певица и актриса, за свою карьеру снявшаяся более чем в 40 фильмах и записавшая 45 музыкальных альбомов.


[Закрыть]
 и кем-то еще того же сорта. Героиня снимает очки, покупает красивую одежду и – о, чудо – героиня видит, что она женщина.

– Здесь есть кинотеатр? – спросила я.

– Возможно, один где-то есть.

– Я не чувствую большой потребности в этом, Кевин, – сказала я. И, слава богу, добавила: – Здесь накопилось столько дел!

– Я рад, что ты так думаешь. Большинство девчонок сидели бы, скучая, все дни.

Я даже не выразила неудовольствия по поводу слова «девчонок».

– «Скучать»? – повторила я задумчиво. – Нет, я не скучаю.

Мы вышли. Кевин случайно коснулся рукой моей талии, и я совсем не испытала неприязни.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю