Текст книги "Спасенные любовью"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
– Таким образом, вы сами ответили на вопрос. Форма офицера-республиканца будет для меня самой лучшей маскировкой.
Голос дона Карлоса звучал почти насмешливо, но неожиданно он побледнел и рухнул на стул. Лючия бросилась к столику, на котором стояла бутылка вина, и, плеснув немного в бокал, протянула де Оланете.
– Вы хотите сделать очень много за весьма короткий срок, – укоризненно произнесла она.
– Я знаю, – прошептал дон Карлос, – но неотложные дела требуют, чтобы я поправлялся как можно быстрее.
– Я уверена, если ваши раны опять откроются, вы свалитесь с ног через неделю. Будьте же благоразумны.
– Я и так был благоразумен на протяжении долгого времени.
– Не могу возразить, – согласилась Лючия, – но как бы вам ни было тяжело сейчас, вам необходимо запастись терпением и продолжать набираться сил.
– Только благодаря вам я остался жив, – совсем не к месту сказал дон Карлос.
Что-то в его голосе заставило Лючию смутиться.
– Может быть, еще вина?
– Нет, благодарю. Думаю, если вы позовете Педро, он силой уложит меня обратно. А я ведь сегодня уже не раз поднимался с постели – необходимо начинать тренировать мускулы, и, поверьте, я буду очень стараться.
Лючия бросила на дона Карлоса быстрый взгляд и торопливо вышла за Педро. Постояв немного у дверей, она вернулась в павильон и увидела, что де Оланета уже лежит в постели с закрытыми глазами. Безусловно, он только делал вид, что спит.
Посмотрев на стул с аккуратно сложенной формой, она лишний раз удивилась находчивости Жозефины: и китель, и лосины, и сапоги были наверняка украдены либо куплены через задний ход в магазине форменной одежды, который совсем недавно открыла Саенз в президентском дворце. Небольшие фабрики, организованные Мануэллой почти при каждом богатом доме Кито, соперничали друг с другом в количестве пошитой ими формы.
Ну что ж, одним комплектом меньше…
* * *
Зайдя в павильон через несколько дней, Лючия снова нашла дона Карлоса при полном параде.
Рядом с ним стояла наполненная какими-то свертками армейская сумка. Лючия была готова поклясться, раньше ее не было. Один из таких свертков лежал на столе, и в нем виднелась стопка бутербродов.
Лючия остановилась на полдороге.
– Вы… – ее голос перешел на шепот, – вы уходите?
Дон Карлос кивнул:
– Педро где-то договорился насчет коня и ждет меня через полчаса. Это самое удобное время, я хочу выбраться из города до наступления темноты.
– Но куда вы поедете? Вы уверены, что ваши же соотечественники не пристрелят вас в этой форме?
– Не исключено, – улыбнулся дон Карлос, – но зато у меня будет гарантия, что я уеду из города живым.
Он решительно засунул последний сверток в сумку и сел на стул напротив Лючии, которая не могла прийти в себя. Она впервые увидела его в ботфортах и отметила про себя, что в них дон Карлос выглядит более внушительно и кажется выше ростом. Зеленая форма республиканца, несомненно, шла ему больше, чем роялистская, голубая с золотом. Правда, темные круги под глазами выдавали его недавнее состояние, но вообще в военной форме он выглядел намного моложе.
Дон Карлос вынул из кармана деньги, которые Жозефина предусмотрительно переложила из его старой формы.
Превозмогая смущение, Лючия заговорила:
– У вас достаточно денег? Я могла бы вам немного дать…
– Я и так слишком много должен вам, Лючия. И у меня еще есть остатки гордости, чтобы не просить у женщины денег.
– Ничего плохого в этом нет, я предложила их от чистого сердца…
– Я знаю, но отвечу – нет.
– Если дело только в вашей гордости, то вы поступаете крайне необдуманно и просто глупо, – резко ответила Лючия. – Сейчас, может быть, наступает один из самых опасных моментов в вашей жизни, вы это прекрасно знаете, и не время рассуждать о гордости. Подумайте лучше о вашей безопасности!
– Вы хотите спорить и дальше?
– Зачем спорить? Просто я хочу быть уверенной, что вы не будете нуждаться на первых порах…
– Если учесть, что вы всей душой поддерживаете патриотов, ваше предложение выглядит весьма великодушным.
– Почему… вы так решили?
– А почему вы ни слова не сказали мне, что Боливар приезжал в Кито? – вопросом на вопрос ответил дон Карлос.
– Это вам Жозефина успела рассказать? Мы решили не говорить об этом, не хотели волновать вас, когда вы были больны. Очень тяжело больны. Любое волнение могло ухудшить ваше состояние.
– Вы считали, что это известие могло меня… испугать?
– Нет, конечно же, нет, но мне казалось, что вы просто могли… Ну я не знаю… Могли расстроиться.
Дон Карлос улыбнулся так, что у Лючии упало сердце.
– Вы совершенно неординарная личность, Лючия. Я крайне благодарен вам, что вы заботились о моем настроении и что не дали мне умереть.
– Не стоит говорить слова благодарности за поступки, которые являются абсолютно нормальными, но я умоляю вас быть осторожным! Помните, что вы не должны много ходить. Рана зажила, но о полном выздоровлении говорить пока рано. Да и волноваться вам тоже не стоит, если не хотите снова свалиться.
– Обещаю вам, Лючия, что я постараюсь не забыть ваши советы.
– Да, пожалуйста, постарайтесь. И ведите себя благоразумно.
Раздался тихий свист со стороны картофельного поля. Надо понимать, это был условный сигнал Педро.
Лючия вздрогнула – сейчас этот человек, к которому она успела так привязаться, уйдет навсегда. Чувство одиночества, которое она ощущала всю свою жизнь, опять надвинулось на нее, сердце ее сжалось, оттого что через минуту дона Карлоса не станет в ее жизни.
Неожиданно Лючии захотелось прижать к себе этого почти чужого человека. Как он красив, какой властный у него взгляд, какое необъяснимое волнение чувствует она рядом с ним.
– Мне пора, – коротко бросил дон Карлос.
– Будьте внимательны к себе, и не забывайте о своем здоровье, и… И помните все, что я вам говорила.
– Я уже пообещал.
– И да поможет вам Бог! А я… я буду молиться за вас, – прошептала она чуть слышно.
– А я очень хотел бы, чтобы так и было.
– Я буду молиться все время…
Лючия говорила, чувствуя, что слова самопроизвольно слетают с губ помимо ее сознания. Мысль о том, что этот человек покидает ее навсегда, была невыносима.
Внезапно ей стало ясно, что отъезд дона Карлоса будет самым страшным событием в ее и без того пасмурной жизни.
Он медленно сжал руку Лючии, увидев ее глаза, полные слез, и словно через силу, тихо произнес дрогнувшим голосом по-испански:
– Adios!
Дон Карлос порывисто прижал Лючию к себе. Она лишь успела почувствовать, как его руки обвились вокруг ее тела, и губы их встретились в страстном поцелуе. Лючия даже не удивилась. Ей показалось, что чувства, которые она до сих пор скрывала сама от себя, вырвались наружу. Пьянящая волна новых прекрасных ощущений накатила на нее, перехватывая дыхание и сжимая горло.
Это было так же чудесно, как и все, что ей нравилось здесь: заснеженные горы, цветы на альпийских лугах, бездонное темно-синее небо, распростертое над городом; и вот теперь дон Карлос…
Она не помнила, сколько длился этот волшебный поцелуй. Лючии показалось, что стены маленького павильона закружились вокруг них, а от стен отражается яркий свет, ярче, чем сверкают солнечные лучи на белой шапке Чимборасо. Ослепленная этим светом, она чувствовала себя частью мужчины, который ее обнимал.
– До свидания, Лючия! – произнес дон Карлос по-английски срывающимся голосом и вышел из павильона так быстро, что она не успела даже пошевелиться: она так и осталась стоять на месте, там, где де Оланета выпустил ее из своих крепких объятий.
Лючия закрыла лицо руками, словно пытаясь остановить головокружение, и удивленно прошептала, будто не веря самой себе:
– Я люблю его!
Собственный взволнованный голос вернул ее в реальный мир, но Лючии почему-то казалось, что тихие ее слова продолжали громким эхом отражаться от стен павильона, пробуждая от долгого, тягучего сна.
Впоследствии Лючия так и не могла вспомнить, как прожила все следующие дни.
Ей казалось, что она находится внутри туманного облака, похожего на одно из тех, которые в ненастные дни повисали в небе над Кито. Лючия с трудом понимала, что происходит вокруг, оставаясь под впечатлением от крепких объятий дона Карлоса, при воспоминании о которых у нее начинало сильнее биться сердце.
Днем перед ее глазами постоянно стояло его лицо, и она мысленно разговаривала с ним, словно находясь на грани помешательства. По ночам Лючия не могла заснуть и, замирая от счастья, представляла себя в объятиях дона Карлоса.
– Я люблю его! – уверенно произносила она снова и снова.
Лючия была убеждена, что относится к тому типу женщин, которые любят только один раз. Она также думала, что, если любимый человек исчезнет по той или иной причине из ее жизни, она будет жить памятью о нем. И она не стала гнать от себя эту мысль, зная, что уже никогда не сможет забыть дона Карлоса. Но ведь на жизненном пути де Оланеты, наверное, было немало женщин, и, возможно, таких же прекрасных райских птичек, как, например, Кэтрин или Мануэлла Саенз. А то, что он поцеловал ее в павильоне, так это просто выражение признательности за заботу о нем.
В такие минуты Лючия превращалась из тихой, спокойной девушки, не имеющей никакого опыта любви, в женщину, пылающую огнем ревности.
Ни один человек, включая слуг, не заметил перемен в ней: слишком незаметна она была в этом доме. Отец обращался к ней только тогда, когда она была ему нужна, а Кэтрин… Кэтрин была занята своими делами, подчас вообще забывая о существовании родной сестры.
Но Лючия сильно переменилась – она сама это чувствовала. Гладя в зеркало на свое отражение, она видела такой непривычный прежде блеск в глазах и совсем другое, живое что ли, выражение лица. Теперь она смотрела на окружающую природу совсем другими глазами – горы, цветы, солнце, небо, – все озарилось волшебным светом ее любви.
Временами Лючия подходила к безмолвному портрету на стене и шептала, словно он мог ее услышать:
– Я люблю тебя, слышишь, люблю!
Проделывая это несколько раз в день, ей постепенно стало казаться, что перед ней находится не изображение, а настоящий, реальный дон Карлос.
«Теперь, на свободе, он вряд ли вспоминает обо мне», – горько думала Лючия.
Так прошло еще несколько бесконечно длинных дней, и как-то раз, в самом конце обеда, оказавшись с ней наедине, отец вдруг задал Лючии неожиданный вопрос:
– Послушай, а что делают наши слуги, закончив работу по дому?
– Закончив работу?
– Ты прекрасно слышала мой вопрос с первого раза!
– Боюсь, я не знаю этого. Обычно они уходят на свою половину дома. Наверное, ложатся спать или уходят в город по своим делам. – Лючия отвечала не без удивления, так как не понимала, почему отца вдруг заинтересовал этот вопрос. – А почему, папа, ты захотел об этом узнать?
– Просто кое-кто будет спрашивать меня сегодня вечером, около одиннадцати часов, и я бы предпочел, чтобы никто из слуг не видел моего визитера.
Лючия удивилась еще больше:
– И чего ты хочешь от меня?
– Около входной двери есть небольшая комната. Если ты будешь находиться в ней, то непременно услышишь стук, даже слабый, не так ли?
– Да… да, папа, конечно.
– Тогда, не задавая вопросов, тихо открой дверь и проводи его в мой рабочий кабинет.
– Д-да, папа.
Безусловно, ей очень хотелось узнать, кто это, но отец не любил, когда ему задавали лишние вопросы.
Сэр Джон поднялся из-за стола и, направляясь к дверям, добавил:
– Тогда проследи, чтобы в кабинете было вино, и учти, что нас нельзя беспокоить, так как у нас важное дело.
– Да, папа, конечно, – ответила Лючия и отправилась к Жозефине, чтобы распорядиться насчет вина.
– Сеньор принимает гостя? – поинтересовалась служанка.
– Нет… Не думаю, – ответила Лючия, смешавшись.
– Очень хорошо, сеньорита. Будут ли еще какие-нибудь указания?
– Нет, Жозефина, спасибо, это все.
Они вместе поднялись в салон, и Лючия спросила ее шепотом:
– А ты ничего не… Ничего не слышала?
Служанка отрицательно помотала головой:
– Нет, сеньорита, ничего. Кстати, может быть, мне попросить Педро принести назад вещи, которые мы взяли из дома?
Лючия помедлила с ответом. Слова Жозефины больно резанули ее по сердцу, так как невольно напомнили о том, что павильон теперь пуст.
– Нет, Жозефина, не сейчас. Кто знает, вдруг они снова понадобятся?
Ничего не сказав, Жозефина вышла из салона.
Конечно, это было глупо, но зыбкая надежда, что дон Карлос вернется, еще теплилась в ней, и ей хотелось, чтобы в павильоне все оставалось как было. С одной стороны, Лючия понимала, что его возвращение невозможно, и отметала эту мысль, но с другой – в каждой молитве она просила Господа оградить дона Карлоса от опасностей и о том, чтобы он снова появился в ее жизни.
Кабинет бывшего вице-губернатора находился недалеко от холла, и Лючия в половине одиннадцатого отправилась туда, чтобы посмотреть на портрет. Она села на кожаный стул напротив и стала внимательно смотреть на портрет, освещенный тусклым светом канделябра. Сейчас в неярком мерцании свечи Лючии казалось, что ее возлюбленный хочет выйти наружу из рамок портрета. Закрыв глаза, она снова представила, как руки дона Карлоса обнимают ее дрожащее тело, как его губы касаются ее губ, и на нее снова волной нахлынули воспоминания.
Негромкий стук в дверь заставил ее проснуться от забытья. Стучали очень тихо, так, как обычно делает человек, который не хочет, чтобы все знали о его приходе. Все свечи в холле были давно погашены, и Лючия шла по темному помещению, освещая путь канделябром.
Вставить ключ в замок, поднять тяжелый засов и открыть громоздкую дверь, держа в одной руке канделябр, оказалось не таким уж простым делом. Лючия с любопытством взглянула на гостя, одетого в черный грязный балахон, напоминающий одежду странствующего монаха. В первый момент она подумала, что перед ней действительно монах или священник.
– Мне нужен сэр Джон Каннингхэм, – услышала она его голос.
– Он ожидает вас в кабинете.
Человек быстро проскользнул в дом, словно боясь, что его еще кто-то увидит. Закрыв дверь на засов, Лючия молча повела незнакомца по темным комнатам и, распахнув дверь в кабинет отца, услышала, как он приветствует вошедшего:
– Добро пожаловать, дон Гомес!
Лючия остолбенела: ночной гость – испанец! Нетрудно было догадаться, что темой их разговора станет оружие, которое ждет своего часа в порту Гуаякиля. Что она почувствовала при этом? Ярость? Отчаяние? Как хотела Лючия, чтобы это оружие, которое так нужно патриотам, попало именно в руки республиканцев! Совсем недавно она слышала, как Чарльз Соуверби сетовал на то, что армии не хватает вооружения, и говорил, что роялисты оснащены им гораздо лучше. «Папа не может так поступить!» – пронеслось в ее голове.
Лючия неслышно приоткрыла «глазок» на старых испанских дверях, в который, очевидно, когда-то смотрел на нежелательных посетителей сам вице-губернатор.
– Итак, вы еще не успели продать оружие мятежникам, – послышался голос испанца. Он говорил на хорошем английском, с легким, чуть уловимым акцентом.
– Совершенно верно, моя цена их не устроила.
– Хорошо, я уполномочен заявить, что мы готовы заплатить вам столько, сколько вы запросите.
– Но вы ведь знаете, что мой груз находится в Гуаякиле, а там Боливар.
– Что ж, вы можете отплыть в какой-нибудь другой порт.
– Это нетрудно, но цена поднимется. Я не хочу оплачивать такие издержки из своего собственного кармана.
– Понимаю вас, – согласился собеседник.
– Смею заметить, почтенный дон Гомес, вы, я имею в виду не лично вас, а вообще роялистов, кажетесь мне слишком самонадеянными. Я не интересуюсь политикой и соблюдаю строгий нейтралитет, но… – сэр Джон тщательно подбирал слова, – но я совсем не уверен, что вам придется использовать это оружие. В руках патриотов, или, как вы изволите их называть, мятежников уже довольно много стран, включая, кстати, и Эквадор.
– Временно, дорогой сэр Джон, уверяю вас, только временно. Скоро все вернется на свои законные места.
– Вы действительно верите в это?
– Послушайте меня, сэр. Вы же деловой человек, следовательно, можете рассуждать логически. В моих словах нет никакого ура-патриотизма, а только исключительно здравый смысл. Армия генерала Боливара обнищала, в ход идет фамильное серебро и прочие побрякушки. Нет, сэр, мятежники долго не продержатся.
Возникла пауза, и Лючия успела увидеть, что на лице отца промелькнула надменная улыбка. Генерал Боливар успел произвести на сэра Джона вполне определенное впечатление, и ему с трудом верилось в ту легкость победы, в какой собеседник был так глубоко убежден.
– Попробую для убедительности привести еще один аргумент, – продолжал дон Гомес, заметив скептический настрой Каннингхэма.
– Внимательно слушаю вас.
– Видите ли, у нас есть основания полагать, что последнее поражение испанцев связано прежде всего не с военным талантом фельдмаршала Сукре, а с тем, что одному из шпионов мятежников удалось передать ему нашу дислокацию буквально накануне битвы.
– Но информацию такого рода не может получить простой солдат. Да какой там солдат! Не всякий штабной офицер имеет доступ к этим сведениям!
– Штабной офицер? Черта с два! Человек, пользующийся исключительным доверием командующего! Личный друг губернатора Эймарича! Наперсник вице-королей Перу и Гранады!
– И… и этот человек был шпионом?
– Да, сэр! Он оказался агентом Боливара! – В голосе дона Гомеса слышалась неподдельная ярость.
– И вы намерены убедить меня в том, что сможете взять реванш только из-за того, что этот человек, как я понимаю, разоблачен?
– Я скажу вам, что мы намерены сделать. Продолжим игру и постараемся убедить предателя, что в ставке нашего командующего не догадываются о его вероломстве, и, будьте уверены, следующая информация, переданная им мятежникам, сослужит нам хорошую службу. Боливар попадет в ловушку, и миф о его блестящем воинском искусстве будет развенчан, что принесет славу нашей короне! – Голос испанца звучал все громче, и Лючии даже не приходилось напрягать свой слух.
– И где же сейчас этот человек?
– Мы имеем точные сведения о его последнем местонахождении. Его полное имя – дон Карлос де Оланета, и, смею вас уверить, что даже последний крестьянин в Кито слышал это имя.
– Кажется, я его тоже слышал, – пробормотал сэр Джон.
– Еще бы! Знатный испанец, потомственный дворянин. Им восхищались, его превозносили при дворе самого короля. Иуда Искариот! Грязный предатель, перекинувшийся на сторону нищей армии рабов и бездельников! – Дон Гомес совсем разошелся, забыв о конфиденциальности своего визита.
– Итак, – прервал его сэр Джон, – мы отвлеклись от цели вашего прихода. Не скрою, сеньор, я заинтересован в том, чтобы продать вам оружие, однако существуют некоторые практические трудности…
– Они будут немедленно устранены после сражения, в некоторые подробности которого я имел честь вас посвятить.
– Не будете ли вы столь любезны сообщить мне, сколько времени я еще должен ждать? Неделю? Две? Поверьте мне, я не тороплюсь. Оружие никуда не денется и не испортится на судне, но меня не могут не интересовать конкретные сроки сделки.
– Мы прекрасно понимаем это, сэр Джон. Я просто хотел лишний раз убедить вас, что испанцы победят вне всякого сомнения. Вы можете подтвердить, что готовы продать нам оружие за ту цену, которая вас устраивает?
– Ну, это обещание я вам дам легко и с удовольствием. Надеюсь, что я буду вовремя проинформирован о деталях сделки.
– Будьте спокойны.
– Тогда я предлагаю выпить за дружеское взаимопонимание наших сторон!
Лючия представила, как ее отец и испанец, улыбаясь, держат бокалы перед собой, и вздрогнула. Она узнала такое, что вызвало у нее потрясение, смешанное со страхом.
Дон Карлос был с патриотами! Дон Карлос находится в смертельной опасности! Лишь только эти две фразы кружились у нее в голове, полностью заглушив все остальное. Она должна была сказать дону Карлосу о том, что генерал Боливар находится в Кито! Но откуда ей было знать, могла ли она предположить, что человек, одетый в форму испанского офицера и изображенный на портрете в кабинете самого вице-губернатора, является сторонником республики?
Смятение постепенно отступало, освобождая в сердце место для радости. Радости, что дон Карлос принадлежит к тем, на чьей стороне была и Лючия, на стороне борцов за народное освобождение.
Только очутившись в своей комнате, она с удивлением заметила на своих щеках слезы счастья. Ничто теперь не мешало ее любви к дону Карлосу, который оказался не в стане врага, но еще и героем, человеком удивительной храбрости.
– Он прекрасен! Он прекрасен! – восторженно повторяла Лючия, но вскоре она озабоченно задумалась.
Как спасти дона Карлоса от страшной опасности? Ведь как только испанцы используют его в своей игре с Боливаром и он больше не будет нужен, они, конечно же, его уничтожат.
– Я должна спасти его! – прошептала Лючия.
Она приоткрыла дверь своей комнаты и услышала осторожные шаги отца и ночного гостя, которые спускались по лестнице. На часах еще не было и половины двенадцатого.
О сне уже не могло быть и речи: Лючия все равно не смогла бы успокоиться и заснуть. Сидеть без дела, когда любимому угрожает смерть? Никогда!
– Я должна что-то предпринять. Немедленно. – Только сейчас до Лючии дошло, насколько она беспомощна в сложившейся ситуации. В голове проносились всевозможные варианты. Стоп! Есть только один человек, которому она может полностью довериться, рассказать обо всем, что произошло. Мануэлла Саенз!
Она на цыпочках подошла к двери и прислушалась: отец, проводив дона Гомеса, снова поднялся к себе, только, конечно, не в кабинет, а в спальню. Сэр Джон не любил поздно ложиться спать, и даже половина двенадцатого казалась ему глубокой ночью.
Лючия убедилась, что шаги на лестнице стихли, осторожно подошла к гардеробу и вынула из него черный плащ, подбитый мехом. Этот роскошный плащ, конечно, принадлежал Кэтрин – Лючии никогда в жизни не имела таких вещей. Накинув его на плечи, она тихонько спустилась во двор и решительно направилась к той части дома, где жила прислуга.
На кухне горел свет, из окна доносилось заунывное бренчание какого-то струнного музыкального инструмента. Она представила себе людей, сидящих за большим кухонным столом, с удовольствием попивающих дешевое эквадорское вино. Послушав минуту, она подошла поближе к двери и позвала:
– Жозефина!
Послышался звук отодвигаемого стула и легкие шаги.
– Вы звали меня, сеньорита? – Как всегда, служанка была предупредительна.
– Да. Нам нужно поговорить.
Сообразив, что их разговор не должен коснуться ушей других слуг, Жозефина отошла подальше от открытой двери и вопросительно взглянула на Лючию.
– Послушай, позже я обязательно все тебе расскажу. Но сейчас… сейчас у меня очень мало времени. Не удивляйся, но мне необходимо найти сеньору Саенз. Ты все знаешь… Где она может находиться?
Ни один мускул не дрогнул на лице Жозефины.
– Весьма просто, сеньорита. Думаю, что в это время она находится в собственном доме. Я пошлю вместе с вами Густаво и Томаса. Во-первых, они хорошо знают дорогу, во-вторых, будут охранять вас в пути.
– Хорошо, но больше ни один человек не должен знать, что ночью я уходила из дома.
– Конечно, сеньорита!
Даже без лишних слов было ясно, что Жозефина догадывается о том, что нечто большее связывает Лючию и дона Карлоса, но объяснять что-либо не было времени. Лючия бросилась к выходу и остановилась там в ожидании слуг, втайне надеясь, что они успеют выбраться из дома до того, как Кэтрин вернется домой.
Несколько минут, пока она ждала Густаво и Томаса, показались ей вечностью. Обычно, когда Кэтрин возвращалась ночью, она громко звонила в колокольчик. Слуги помоложе галопом неслись через двор, чтобы зажечь свет в салоне, где Кэтрин еще некоторое время сидела, переживая события прошедшего вечера. Пока, слава Богу, она еще не вернулась.
Ночные улицы были пустынны. Лишь только ближе к центру начали попадаться горожане, очевидно, загулявшие до столь позднего часа. Неподалеку слышался нестройный хор из нескольких человек, пытающихся петь «Аве Мария». Стараясь не отставать от своих провожатых, Лючия думала, что страх за жизнь дона Карлоса настолько вошел в нее, что и дорога показалась ей бесконечной.
Она уже спасла его однажды и теперь сделает все, чтобы спасти снова! Кроме того, от нее, по большому счету, теперь зависит судьба всей республики. Поражение Боливара означало бы конец Великой Колумбии, и вслед за ним могли прийти долгие годы реакции.
Все окна в доме Мануэллы были ярко освещены. Очевидно, то время, которое сэр Джон считал глубокой ночью, Саенз воспринимала как ранний вечер. Лючия очень надеялась, что в доме Мануэллы не будет никаких приемов. Несмотря на сплетни о ее связи с Боливаром, каждая аристократическая семья в Кито считала за честь быть приглашенной в дом Мануэллы. А если приема нет… Это вряд ли облегчит ее задачу. Как сможет объяснить она свой визит, чтобы ее приняли в столь поздний час.
В дверях появился привратник и вопросительно посмотрел на нее.
– Мне необходимо переговорить с сеньорой Мануэллой Саенз. Будьте любезны сказать ей, что дело не терпит отлагательства.
Слуга проводил ее в небольшую комнатку, не выказав никакого удивления, словно каждый день выполнял просьбы подобного рода. Он не возвращался назад так долго, что Лючия начала всерьез беспокоиться, не откажется ли Мануэлла принять ее. Ведь не исключено, Саенз могла быть занята каким-нибудь важным делом.
Неожиданно двери широко распахнулись, и Лючия увидела, что на пороге стоит сама хозяйка в платье из алого шелка, которое делало ее еще прекраснее. Мануэлла грациозно приблизилась к Лючии, на лице ее появилась приветливая улыбка.
– Мисс Каннингхэм, позвольте узнать, что привело вас ко мне в такой час?
– Я понимаю, что выгляжу по меньшей мере странно, но поверьте, мне нужно рассказать вам нечто очень важное. Думаю, никто, кроме вас, не сможет дать мне правильный ответ. – Она взглянула на Мануэллу и быстро добавила: – Это дело касается Симона Боливара.
Лицо Мануэллы сразу посерьезнело, и Лючия даже не успела заметить, как оказалась в ярко освещенном салоне Саенз. Здесь не было ни одного незажженного канделябра, и в первую секунду девушке показалось, что она попала во дворец Аладдина. На столе, на стульях, на полу грудами лежали сокровища. Она никогда не видела так много разнообразных предметов столового серебра и золота: кубков, бокалов и подсвечников, чернильниц и ваз, серебряных блюд и столовых приборов. Все это богатство было собрано в состоятельных домах города. Кроме того, повсюду стояли бархатные и кожаные шкатулки, в которых обычно хранили драгоценные украшения.
Итак, перед ней находились те самые ценности, которые Мануэлла хотела обратить в деньги для поддержки армии Боливара.
Саенз указала девушке на свободный стул:
– Прошу садиться, мисс Каннингхэм. – Мануэлла присела на стул напротив и внимательно посмотрела на Лючию своими чарующими глазами.
– Я пришла рассказать вам то, что я случайно услышала сегодня вечером, около часа назад. Разговор шел о неком доне Карлосе де Оланете.
Казалось, что удивлению Мануэллы не будет предела.
– О доне Карлосе? Что вы вообще знаете об этом человеке?
– Разговор шел о том, что он помогает генералу Боливару…
– Кто это говорил? – резко оборвала ее Саенз.
Лючия рассказала все о беседе ее отца и дона Гомеса, затем, помедлив, добавила:
– Обо всем этом я могла рассказать только вам. Возможно, генерал сможет предупредить де Оланету.
– А вы знаете, в какую сторону направился дон Карлос?
Лючия пожала плечами. Она совсем забыла, что еще не объяснила Мануэлле, откуда она знает этого человека.
– Он был ранен, – начала она. – Ранен тяжело и серьезно, поэтому я сочла необходимым помочь ему и временно приютила его в павильоне нашего сада, где он находился до полного выздоровления.
– Теперь я понимаю, почему Боливар так беспокоился о доне Карлосе, который так загадочно исчез.
– Я предполагаю, что он был ранен в бою за Кито. Скорее всего своими же.
– Очевидно, так оно и было. Может быть, он пытался пробраться к испанцам после капитуляции Эймарича. Да что гадать! Кто знает? В любом случае ему нельзя было оказаться в руках республиканцев.
– Конечно же нет!
– И вы скрывали его у себя до последнего времени?
– Он покинул павильон ровно семь дней назад.
– Что, пешком?
– Нет, наш садовник нашел для него лошадь и форму офицера патриотической армии.
– Тогда я уверена, что он будет пробираться в Гуаякиль к Боливару.
– Почему же не предупредить дона Карлоса немедленно, пока он снова не сунулся к испанцам?
В комнате повисло молчание – Мануэлла что-то обдумывала.
Насколько она знала, о Карлосе де Оланете всегда говорили, что он человек холодного ума и сторонится случайных связей с женщинами. По крайней мере ни один скандал подобного рода никогда не был связан с его именем. Более того, все женщины высшего общества Кито и Лимы, даже очень красивые, как правило, оставляли его равнодушным и получали вежливый, но решительный отпор.
То же самое в свое время произошло и с ней самой. Мануэлла хорошо помнила, что чувствовала горечь и обиду, когда поняла, что дон Карлос не обращает на нее ни малейшего внимания. Она привыкла к тому, что мужчины постоянно вьются вокруг нее, пытаясь заслужить хотя бы благосклонность. С доном Карлосом все было иначе – Мануэлла сама дала ему понять, что не прочь познакомиться с ним поближе, однако де Оланета был неприступен, как каменная скала.
Этого Мануэлла забыть не могла.
И вот теперь, судя по всему, между этой девочкой и доном Карлосом что-то произошло! Нет, конечно, Лючия не была уродлива, но как разительно отличалась она от своей сестры! Та уж действительно была настоящей красавицей.
Лючия озабоченно смотрела на Мануэллу. Почему Саенз медлит и не предпринимает никаких действий для спасения дона Карлоса? Она не могла понять, что именно мешает Мануэлле на что-то решиться.
Что же будет дальше? Состоится очередная битва, в которой Боливар потерпит поражение, поверив неверным сведениям дона Карлоса?
Казалось, Саенз поймала мысль Лючии и сказала:
– Нам необходимо предупредить обоих – и дона Карлоса, и Боливара.
– У вас есть возможность послать депешу в Гуаякиль?
– Да, вполне. Я намереваюсь послать ее вместе с вами.
– То есть как?! Зачем? Я не понимаю!
– А кто еще, кроме вас, сможет рассказать про замысел испанцев? Вы же единственный человек, кто лично слышал разговор между вашим отцом и доном Гомесом. Послушайте, мисс, сведения подобного рода не передаются ни на бумаге, ни через других лиц. Если вы действительно хотите спасти Карлоса, вам придется самой отправиться в Гуаякиль.
– Но… Как же я могу? Это невозможно!
