Текст книги "Спасенные любовью"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Барбара Картленд
Спасенные любовью

Глава 1

1822 год

Лючия бросила восторженный взгляд на сад, раскинувшийся позади дома. Сразу за садом виднелись остроконечные вершины Анд, которые со всех сторон окружали Кито. Над горами медленно проплывали облака, отливающие перламутром.

Этот город, столица Эквадора, Город Чарующих Облаков, приводил Лючию в восторг, с каждым разом открываясь перед ней новой и ни на что не похожей стороной.

Вместе со своим отцом, сэром Джоном Каннингхэмом, она покинула берега родной Англии и отправилась к далекому заливу Гуаякиль. Сэр Каннингхэм, услышав о полном разгроме испанской армии, не мог в это поверить, хотя отголоски этого известия продолжали доходить до него снова и снова.

Его корабль был до отказа загружен мушкетами и другим огнестрельным оружием, предназначенным для продажи испанской армии. Теперь же получалось, что привез он это оружие напрасно. Пытаясь внушить самому себе, что, может быть, эти слухи неверны или сильно преувеличены, сэр Каннингхэм прибыл в Гуаякиль. Убедившись в том, что это правда и надежды его рухнули, он с семьей перебрался в Кито ожидать дальнейшего развития событий.

Гуаякиль сразу не понравился Лючии. Несмотря на то что природа в этих местах была необычайно красивой, а лазурный залив, простирающийся на сорок миль, делал это место одним из самых привлекательных уголков Южной Америки, жить в городе было крайне неудобно. Кругом стояли бамбуковые лачуги на высоких подпорках, образуя своеобразные «улицы»; нашествия пиратов с моря и полчищ термитов с другой стороны за три столетия превратили поселение в грязную и уродливую дыру, где испанцев подстерегали тропические болезни и другие опасности. Однако для ее отца, у которого коммерческие интересы были превыше всего, Гуаякиль оставался одним из главных центров торговли, где стояли на якоре в ожидании отплытия десятки кораблей, груженных хлопком, какао и каучуком.

На постоялом дворе, где они остановились, кормили малосъедобным мясом и курами, которые не успели спокойно умереть от старости.

Лючия стойко терпела эти неудобства. Мечта посетить Южную Америку наконец-то свершилась, ей совсем не хотелось возвращаться домой.

Ее старшая сестра Кэтрин с трудом сдерживала вспышки раздражения, так как, отправляясь вместе с отцом в Эквадор, она не знала сама, чего же она, собственно, ждет от этого путешествия. Сколько раз Лючии приходилось успокаивать ее, уверяя, что в конце своего путешествия они обязательно найдут свое «золотое Эльдорадо».

У сэра Джона была не первая сделка с испанцами, но на этот раз он не мог избавиться от чувства досады, так как должен был сопровождать судна с оружием до самого Гуаякиля и поэтому вынужден был отказаться от приглашения на королевский бал в Девоншир-Хаусе, которое ежегодно получали и он сам, и Кэтрин.

Для Лючии все началось неожиданно, прежде ей и не снилось путешествие в Новый Свет.

– Черт вас всех побери, – как-то за завтраком стал браниться сэр Джон, – наша страна катится псу под хвост! И нечего удивляться, что наш монарх всегда кому-то должен, если он предпочитает проводить время в обществе стареющих дам, вместо того чтобы заниматься государственными делами.

Ни Лючия, ни Кэтрин не могли найти ответа на столь глубокомысленное замечание.

– Единственное, за что я могу благодарить Господа Бога, – продолжал сэр Каннингхэм, все больше распаляясь, – так это только за то, что я снова еду в Южную Америку! Испанцы – люди понимающие и знают, как нужно относиться к настоящему джентльмену! Когда я последний раз был в Лиме, губернатор предоставил мне особые привилегии, поэтому я глубоко уважаю и ценю деловых испанцев.

После этой замечательной речи Каннингхэм перевел свой тяжеловатый взгляд на старшую дочь. Любуясь красотой Кэтрин, он замолчал, и глаза его потеплели.

Она была прекрасна, вне всяких сомнений: типичная голубоглазая англичанка, с золотыми пышными волосами и бело-розовой кожей. Неудивительно, что все мужчины, восхищающиеся Кэтрин, сравнивали ее с розой.

Немного отвлекшись, сэр Каннингхэм снова вернулся к своим невеселым мыслям и, неожиданно ударив кулаком по столу, продолжил:

– И я не хочу, чтобы ты тоже торчала в Англии! Я думаю, что было бы неплохо сейчас взять тебя в Лиму, Кэтрин! Испанцы упадут в обморок, увидев тебя. Они умеют восхищаться настоящей женской красотой!

– В Лиму, папа? – удивленно переспросила Кэтрин.

– Ты слышала, что я сказал, Поэтому будь готова к тому, что через неделю мы вместе уедем отсюда. Кстати, не забудь приготовить свои лучшие платья – если ты думаешь, что настоящие леди в Лиме не знают, что такое мода, то глубоко заблуждаешься.

Лючия навострила уши, услышав последнюю фразу отца. Она прекрасно знала, что после смерти матери сэр Джон Каннингхэм стал очень интересоваться «настоящими леди».

После нескольких минут растерянности Кэтрин уже отдавала приказания подобрать новые платья и капоры, накидки и домашние туфли, перчатки и зонтики, то есть все то, что в свое время помогла ей выбрать Лючия, сопровождая сестру по модным магазинам.

Бремени подумать о себе самой, заняться приобретением собственного хорошего гардероба у Лючии просто не было – она тянула на себе все хозяйство. Кроме отца, в их доме был еще один мужчина – кузен Доркас, поселившийся у них в качестве компаньона со дня смерти матери. Приступы артрита превратили его в калеку, и он никак не мог смириться с этим.

Через несколько дней после этого разговора, придя к завтраку, как обычно, позже всех, Кэтрин заявила:

– Вы знаете, что Ханна отказывается ехать со мной?

– Что значит отказывается? – уточнила Лючия.

– Ты когда-нибудь перестанешь меня переспрашивать? – резко оборвала ее Кэтрин. – Она говорит, что слишком стара и больше всего на свете боится морских путешествий.

– Но Ханна всегда сопровождала тебя, – заметила младшая сестра. – Почему же она отказывается на этот раз?

Честно говоря, Лючия догадывалась о причине, побудившей Ханну отказаться сопровождать Кэтрин. Да, сэр Джон Каннингхэм щедро платил слугам, его богатство позволяло ему делать это, но вот сама Кэтрин… Она была сурова, и слуги, особенно молодые, отчаянно ее боялись.

– Я думаю, что смогу уговорить Ханну, – продолжила Лючия.

– Ха! Попробуй, – сердито ответила Кэтрин. – Я требовала, кричала от ярости, я умоляла, обещала повысить ей жалованье, но она уперлась, как мул. Ханна не поедет. Если, конечно, не затащить ее на борт насильно.

– Тогда возьми с собой Розу, – мягко предложила Лючия.

– Роза глупа как пробка, – Кэтрин никак не могла остыть, – и, кроме того, не умеет шить.

– Эмили слишком молода. – Лючия продолжала перебирать кандидатуры служанок. – В крайнем случае я могу обратиться в контору по найму слуг. Может быть, там, на месте, найдется что-нибудь подходящее.

– Позаботься лучше о себе, – грубо ответила Кэтрин. – Послушай, а почему бы тебе самой не поехать с нами? В любом случае это лучше, чем брать с собой одну из этих полоумных.

Лючия с удивлением взглянула на старшую сестру, а затем и на отца, который неожиданно поддержал Кэтрин:

– А что? Сдается мне, это неплохая идея! Я сниму там дом, и Лючия будет заниматься в нем хозяйством. Она отлично знает, какие именно блюда я предпочитаю. Перуанская кухня слишком остра для моего желудка.

– Ты серьезно говоришь, что возьмешь меня с собой, папа? – недоверчиво спросила Лючия.

– Конечно! А почему бы и нет? – раздраженно ответил сэр Каннингхэм и с этими словами покинул комнату.

Лишь только когда судно отшвартовалось от Портсмута и взяло курс на Ла-Манш, Лючия поверила, что это был не сон.

До сих пор не было случая, чтобы отец взял ее с собой. Это можно было отнести и к балам, и к званым вечерам – словом, ко всем выездам, куда Каннингхэм обязательно брал Кэтрин.

Когда Лючия была еще совсем молоденькой девушкой, ей стало ясно, что отец ненавидит ее, тяготится и раздражается ее присутствием в доме, и, кажется, она понимала – почему. Прежде всего Кэтрин была значительно красивее, чем Лючия. Во-вторых, сэр Джон Каннингхэм, мечтавший о наследнике, получил вместо сына вторую дочь и был очень разочарован. Позже он узнал, что его жена больше не сможет иметь детей.

Сэр Джон происходил из древнего шотландского рода. Это была та ветвь Каннигхэмов, которые жили в Лоуленде из поколения в поколение, имели огромное поместье с древним фамильным замком и не интересовались ничем, что происходило за пределами их усадьбы. Однако Джон Каннингхэм был исключением из всей этой династии. С юных лет он жаждал разбогатеть и имел интерес к путешествиям, благодаря чему приобрел определенный вес в деловых кругах.

После смерти отца Джон обрел не только богатство, но и унаследовал титул барона, который открывал ему доступ в общество, сгруппированное в Лондоне вокруг аристократических Регент-Хауса и Карлтон-Хауса. Правда, в списке его друзей и знакомых никогда не было членов королевской фамилии, и потому сэр Джон прекрасно понимал, что ни он, ни Кэтрин никогда не смогут быть приняты в высших кругах, так как представители так называемых сливок лондонского общества не признают его человеком своего круга.

Очевидно, эти соображения способствовали тому, что в нем развилась любовь к деловым поездкам за пределы Англии.

Будучи истинным англичанином, сэр Каннингхэм имел манеры, присущие настоящему джентльмену, и свято чтил традиции своей страны.

В последнее время он занялся поставками оружия испанцам, что приносило ему немалый доход. И сэр Джон Каннингхэм никак не ожидал, что волна революций, охватившая восточные области Южной Америки, перекинется и на запад – в Перу и Эквадор. Он ничего не знал о руководителе освободительного движения Симоне Боливаре, кроме того, что генерал происходил из древнего и знатного рода и вдобавок ко всему был маркизом.

Влюбленные в Симона женщины не давали ему прохода с семнадцати лет. Сначала он жил в Париже, потом перебрался в Испанию, где окончил Королевскую военную академию. Поговаривали, что одно время он даже замещал в постели самого Мануэля де Годо – любовника королевы Луизы. Затем Боливар женился, но его молодая супруга вскоре умерла от желтой лихорадки, и он окончательно поселился в Париже. Молодой офицер боготворил Наполеона Бонапарта и считал его своим идеалом.

Все эти истории сэр Джон Каннингхэм любил пересказывать своим дочерям, при этом он обязательно добавлял от себя, что жизнь Симона Боливара круто изменилась после того, как он прочитал труды Александра фон Гумбольдта. В течение пяти лет Александр жил в Южной Америке, обследовал эту часть Нового Света и, вернувшись в Европу, опубликовал свои труды в Париже.

Александр познакомился с Симоном в одном из аристократических салонов и начал рассказывать ему о людях, населяющих Южную Америку.

– Да ведь это и вправду удивительный континент! – вскричал Симон, выслушав Гумбольдта. – Если бы только все эти люди были свободны!

– Я верю, что они готовы к борьбе за независимость, – отвечал Гумбольдт, – но им нужен сильный человек, вождь, кто смог бы сплотить их в этой борьбе.

Кто бы мог подумать, что случайно оброненная Александром фон Гумбольдтом фраза сыграет столь важную роль в освободительном движении целого континента!

Сэр Джон Каннингхэм слышал эту историю повсюду, где ему случалось побывать, – и в Колумбии, и в Венесуэле, и… Словом, во всех странах, где появлялся Симон Боливар.

Несмотря на то что испанцы щедро платили Каннингхэму, он видел, что их армия состояла в подавляющем большинстве из усталых оборванцев, которые прошли тысячу миль под командованием генерала Пабло Морильо до самого Бояко. Каннингхэм вспомнил старую историю, которую услышал еще в 1819 году, как Боливар, поручив своим помощникам отвлечь внимание Морильо, двинулся на Новую Гренаду и, разбив наголову испанцев, провозгласил объединение Новой Гренады с Венесуэлой. Позднее конгресс санкционировал слияние обоих государств в единую Республику Колумбия.

– Ему нельзя отказать в мужестве, этому молодому человеку! – не раз говорил сэр Каннингхэм, услышав об очередной победе Боливара.

Но чтобы генерал мог помешать ему в столь доходной торговле оружием, за которое испанцы выкладывали чистое золото, такое сэр Каннингхэм не мог даже вообразить. Он уже не сомневался, что теперь, после сокрушительного поражения испанцев, Кито будет занято Боливаром. Но что делать с грузом? Продать его в Перу? Но там тоже находилась патриотическая армия под командованием генерала Сан-Мартина, а в том, что у него есть деньги на оружие, Каннингхэм сильно сомневался. Побежденным испанцам оставалось лишь засылать шпионов и провокаторов для расшатывания молодой республики изнутри.

С первых же дней своего пребывания в Кито сэр Джон Каннингхэм понял, что здесь происходит, и начал убеждать самого себя, что все снова встанет на свои места. Примером тому было подавление революции 1809 года, когда испанцы, разбив армию патриотов, стали вешать и четвертовать всех, кто был заподозрен в сочувствии к освободительному движению.

– А это действительно безопасное путешествие, папа? – нервно спросила Кэтрин, когда они сели в экипаж, направляющийся из Гуаякиля в Кито. Повозка быстро помчалась по дороге, подпрыгивая на камнях и поднимая тучи пыли.

– Мы же англичане, – гордо ответил сэр Каннингхэм. – Нам гарантирована безопасность везде, где бы мы ни находились.

– Очень надеюсь, что ты окажешься прав, – капризно ответила Кэтрин. – Мне совсем не хочется закончить эту поездку, болтаясь на дереве, или в конце путешествия оказаться с протянутой рукой на обочине.

Лючии показалось, что Кэтрин близка к истерике. В последнее время с ней это случалось довольно часто, особенно здесь, в Южной Америке, где все напоминало о былых сражениях. Разрушенные дома и заброшенные поля вокруг наводили тоску и уныние, и только кондоры парили высоко в небе, оживляя эту застывшую картину. Лючия же была готова ко всему этому. Во время путешествия по Атлантике она прочитала все книги об этих местах, которые только смогла найти. Гигантские птицы зорко вглядывались во все, что еще оставалось на мертвой земле, и, завидев что-то сверху, стремительно падали вниз. Лючия старалась не думать о том, чем могло быть это «что-то».

Выехав из города, они увидели ряд темных фигур, висящих на суках придорожных деревьев, а дальше стояли виселицы, на которых тоже болтались окоченевшие трупы.

– Как жестока война! – прошептала Лючия. – Как это все ужасно!

Она не стала произносить это вслух, чтобы не расстраивать и без того напуганную Кэтрин. Было заметно, что Кэтрин сильно сомневается в том, что британское подданство может служить им какой-то защитой.

Лючия изо всех сил старалась смотреть только на залитые солнечными лучами вершины гор, на которых блестели шапки ослепительно белого снега.

Когда город остался позади, ей стало ясно, какую важную роль играли горы в этой кровопролитной войне. К ним, англичанам, местные жители были настроены вполне миролюбиво, и поэтому не один раз они рассказывали Лючии о тех ужасных событиях, которые происходили в Кито и окрестностях.

Лишь небольшая часть патриотической армии сумела пробиться сюда через Анды, и то благодаря полководческому таланту человека, которого Боливар в двадцать восемь лет произвел в фельдмаршалы.

Этим человеком был Хозе Сукре, атаковавший испанцев в Кито под покровом ночи. Местные жители с удовольствием говорили о том, как, наверное, вытянулась физиономия у командующего испанской армией, когда ему сообщили, что город уже в руках патриотов. Происходящие события, естественно, волновали и будоражили жителей города. Самые любопытные взбирались на колокольни и крыши домов, чтобы увидеть, что происходит на поле боя.

– Мы не знали, что нас ждет, – сказала Лючии одна из женщин, – пока не увидели, как с гор спускаются войска республиканцев в зеленых с золотом мундирах. Это означало – Сукре выиграл сражение и теперь мы обрели свободу. – При этих словах по лицу женщины потекли слезы, и Лючия поняла, как много значит слово «свобода» для людей, чьи предки несколько столетий были рабами.

«Как же они любят свою страну! – подумала Лючия. – Как ненавидят испанцев, может быть, гораздо сильнее, чем в любой другой стране Южной Америки».

Сэру Джону пришлось наскоро приспосабливаться к новой политической ситуации в стране. Он с дочерьми поселился на краю города, в доме, раньше принадлежавшем испанскому вице-губернатору, которого арестовали в первый же день нового правления, впрочем, как и многих его соотечественников. По многим счетам за старые обиды предстояло заплатить испанцам, и даже фельдмаршал Сукре не мог остановить патриотов, которые жаждали мщения. И это было неудивительно, ведь патриоты хорошо помнили жестокий террор, учиненный испанскими правителями в 1809 году при подавлении первых ростков революции. Тогда улицы города были залиты кровью борцов за свободу. Повстанцев резали и вешали, разрывали на куски, привязывая к четырем лошадям за руки и ноги… Отрубленные головы повешенных возили напоказ в железных клетках по всему городу, а сердца, вынутые из бездыханных тел, бросали в кипящий котел на центральной площади. Все эти страшные деяния происходили по приказу самого президента, поэтому Лючия могла понять ликование, которое охватило весь город. Однако она все равно содрогалась по ночам, заслышав предсмертный крик спрятавшегося испанца, которого повстанцы вытащили из укрытия. Для нее и патриоты, и роялисты прежде всего были людьми, которые хотели жить спокойно, без войн и страданий.

Лючия никак не могла освободиться от чувства, что она, отец и сестра – все они были здесь чужими людьми, захватчиками.

Когда сэр Каннингхэм приказал ей собрать ценные вещи в доме, оставшиеся от испанцев, Лючия впервые ослушалась отца и положила все, включая драгоценности, на дно нижнего выдвижного ящика старого комода, которым явно никто давно не пользовался.

Каждый день, обходя комнаты, она думала, что, наверное, трудно найти во всем мире дом лучше этого. Посередине громадного двора находился фонтан, тут и там красиво и продуманно расположились декоративные камни, окруженные лилиями и розами. Этот двор приводил Лючию в трепет каждый раз, как только она выходила из дома. Стены галереи и комнат в доме были увешаны картинами, такими прекрасными, что у нее захватывало дух от одного только взгляда на эти произведения искусства.

В первые несколько дней пребывания в доме у нее не было времени любоваться всем этим великолепием. У нее было довольно много обязанностей: управлять слугами, присматривать за кухней и заниматься гардеробом Кэтрин.

– Погладь мое платье! Заштопай кружево! А где моя шляпка с перьями? А ночные туфли? Да-да, те самые, которые так хорошо подходят к зеленому халату! А зонтик?

Кэтрин, наверное, чувствовала себя генералом, который отдает короткие приказы своему подчиненному, впрочем, такое отношение к младшей сестре было не в новинку. Как только мать умерла, обязанности по поддержанию порядка в доме сразу перешли к Лючии, и она в меру своих сил справлялась с ними. Это была не слишком трудная работа для нее, так как слуги, получая от сэра Джона щедрую плату, дорожили местом и старались хорошо выполнять свои обязанности.

Девочкой Лючия воспитывалась при женском монастыре, где ее с ранних лет обучили шить, стирать, гладить и другим домашним делам. Например, она легко укладывала волосы Кэтрин в прическу по последней моде.

И только позже, разобравшись с хозяйством, Лючия увидела, какие прекрасные и необычные картины висят на стенах их дома.

Лючия долго стояла у каждой картины, рассматривая старые полотна, и восхищение переполняло ее душу. Много позже художники – авторы этих картин приобретут мировую известность.

Иногда у нее немного кружилась голова и перехватывало дыхание – ведь Кито был самым «верхним» городом мира за исключением Ла-Паса. Стараясь привыкнуть к высокогорью, Лючия подолгу стояла, глядя на вершины гор и проплывающие мимо них серебристые облака.

Девушка задержала взгляд на картине с изображением Мадонны и прошла через галерею в комнату, находящуюся рядом с холлом. В глаза ей сразу бросилось огромное кресло с кожаным сиденьем, явно изготовленное по специальному заказу – это было видно по стилю работы. Лючия подумала, что еще совсем недавно на нем, наверное, сидел сам вице-губернатор. На стене, напротив окна, висели портреты офицеров в парадной форме роялистов: в белых с золотом мундирах с галунами, в кожаных лосинах, туго обтягивающих ноги. Медали, шпаги, высокие блестящие сапоги – все это, с одной стороны, выглядело очень впечатляюще, с другой – казалось неестественным и показным. Офицеры скорее были похожи на марионеток, сошедших со сцены кукольного театра.

Присмотревшись повнимательнее, Лючия догадалась, что в центре находится портрет вице-губернатора Кито, генерала Эймарича и, следовательно, хозяина дома.

На портрете, висевшем слева от бывшего вице-губернатора, был изображен офицер, лицо которого надолго задержало внимание Лючии. Не отрывая взгляда от полотна, она рассматривала человека с черными как смоль волосами. Он был явно выше вице-губернатора, плечи его были распрямлены во всю ширь. А глаза… Его взгляд казался столь холодным, что Лючия подумала, что художник, очевидно, решил польстить военному. Крепко сжатый рот его выдавал жестокость. Было в нем что-то еще такое, чего Лючия не могла сразу объяснить. Лицо мужчины на портрете говорило о какой-то особой гордости.

Лючия не совсем понимала, чем же так привлек ее этот портрет. Если рассказы про жестокость испанцев даже наполовину были правдой, то все, что они получили после победы Сукре, представлялось ей заслуженным и справедливым. Но этот человек на портрете… Он казался Лючии другим. «Может быть, этот незнакомец на портрете и есть самый жестокий из них, хотя бы потому, – проговорила она про себя, – что у него вид человека благородного происхождения по сравнению с остальными! Люди такого рода тем более должны понимать, что их действия в колониях по отношению к местным жителям, начиная с завоевания индейских территорий, глубоко порочны и омерзительны. Именно из-за таких, как они, испанцев ненавидят во всей Южной Америке!»

– Я могу показаться странной со стороны! Стою и рассматриваю портрет незнакомца, да еще и разговариваю с ним, – рассмеялась она.

Но взгляд Лючии снова и снова возвращался к портрету, и она ничего не могла с этим поделать. Подойдя поближе, она пригляделась к надписи под рамой: «Дон Карлос де Оланета».

Итак, она была права: мужчина на портрете – испанец и, судя по приставке «дон», благородного, а возможно, и знатного происхождения. Это солдат его величества испанского короля, один из тех, которых с содроганием проклинали все жители Кито.

– Никогда не поверю, – неожиданно вырвалось у Лючии.

Сначала она не поняла, что произнесла это вслух, и, опрометью выскочив из комнаты, захлопнула за собой дверь, пытаясь заглушить внезапно нахлынувший поток необъяснимых чувств. Но что-то подсказало ей, что она обязательно вернется назад. Даже проходя мимо цветущих роз и любуясь радужными струями воды, бьющими из фонтана, она думала о том, что ей опять хочется зайти в эту комнату и взглянуть на лицо незнакомца, мысли о котором возвращались к ней снова и снова.

Чуть позже, ближе к полудню, в дом вбежала возбужденная Кэтрин.

– Ты слышала последние новости? – спросила она Лючию, еле переводя дыхание.

– Нет, не слышала. А что произошло?

– Сам генерал Боливар находится в пути в Кито! Он скоро будет здесь! В его честь устраивается грандиозный прием! В Ларреа-Манисьон состоится бал, на который мы все приглашены! Даже ты, – добавила Кэтрин уже совсем другим тоном.

Она повторяла эту новость снова и снова с таким возбуждением, что Лючия начала подозревать, не запал ли в сердце сестрицы сам Симон Боливар.

Город жужжал, как растревоженный улей, ведь для его жителей приезд «освободителя» был праздником обретенной свободы. Все без исключения горожане принимали горячее участие в подготовке к встрече Боливара. С утра до вечера вниз и вверх по улицам маршировали колонны солдат, снова и снова отрабатывая строевую выучку, дабы не ударить в грязь лицом перед командующим. Солдаты, занятые в учениях, сидя на пороге казармы, старательно чистили свои мушкеты. Те же солдаты, которые уже освободились от этих забот, бегали по городу, разыскивая войсковые лавки, торгующие хорошим кукурузным пивом.

Солдаты сновали везде, по всем улочкам города.

Каждый дом должен был быть по-своему украшен к празднику освобождения, и этот приказ коменданта строго выполнялся. Лючии нравилось смотреть, как городские маляры в спешке буквально опрокидывали ведра с краской на стены одноэтажных домиков, раскрашивая их в яркие розовые, голубые, ядовито-зеленые и карминовые цвета.

Люди, которые еще совсем недавно были узниками городских тюрем, решили встретить Боливара у самого моря и охранять его по дороге в Кито. Усталые, но счастливые, они сходились в местах, где были вывешены флаги Республики Колумбия и которые стали своеобразными сборными пунктами для бывших арестантов. В их числе не было ни одного испанца, под реющими на ветру флагами можно было увидеть только бронзовые лица индейцев. Полуголые и босые, в лохмотьях с остатками золотого шитья – они представляли странное зрелище. Лючия радовалась освобождению этих людей, хотя и понимала, что многие из этих измученных тюрьмами и непосильной работой людей погибнут по дороге, так и не дойдя до берега моря. Никого не заботила судьба этих несчастных людей; горожане готовились к встрече Боливара, которому поклонялись как богу.

В то время население Кито представляло собой странный конгломерат из 30000 человек, из которых только 6000 были чистокровными испанцами. Люди со смешанной кровью, так называемые чолос, а их в городе было более трети, являлись опорой повстанческого движения. Профессии их были совершенно разные: среди них были цирюльники и владельцы магазинчиков, рабочие и ремесленники, конторские писцы и резчики по дереву.

Большую часть жителей составляли индейцы. Как правило, одеты они были в старые, протертые на коленях хлопковые штаны и грубые домотканные пончо, так как в основном занимались черной работой на полях. Некоторым из них удавалось устроиться на работу в торговые лавки – они развозили по городу товары в кредит.

– А ты, папа, я вижу, тоже волнуешься при мысли, что встретишься с самим Боливаром? – обратилась Кэтрин к отцу.

– Думаю, он будет рад познакомиться со мной, – осторожно ответил сэр Джон, чуть помедлив.

Лючия с интересом взглянула на отца:

– Ты что, теперь решил продать оружие Боливару?

– Я продам оружие всякому, кто сможет мне заплатить!

Она была бы удивлена, если бы узнала, что Боливар купил у отца столь дорогой груз, поскольку была наслышана, что генерал не может наскрести денег для снабжения своей армии. Лючия снова восхитилась мужеством этих людей: они сумели разбить испанцев, хотя и находились в таких тяжелых условиях.

Ее отец сразу же забывал о сентиментальности, лишь только разговор заходил о бизнесе, так как считал, что при ведении коммерческих дел благородству нет места. Своим истинным призванием сэр Джон считал только одно – вкладывать деньги в выгодные торговые операции и получать прибыль.

Лючия ощутила внезапный страх – если Боливар не примет предложение отца, куда отправится смертоносный груз? Испанцам? Да, эта версия была вполне возможной. Упорно ходили слухи, что испанцы снова формируют роялистскую армию в Андах. Из Лимы и Панамы пришла такая же информация. Лючия не стала делиться с отцом своими соображениями, он ведь и так знал, что слухи о возможном возрождении армии Королевской Испании продолжали будоражить и без того возбужденный Кито. На следующий день Лючия снова зашла в комнату, где висел странный портрет. Почти всю ночь она не могла заснуть, хотя прекрасно понимала, что непонятные чувства, возникшие к дону Карлосу де Оланете, просто смешны. Наверняка он не отличался от всех остальных испанцев – был таким же безжалостным деспотом.

Но стоило Лючии встать перед портретом, ее опять охватило необъяснимое магическое чувство к этому незнакомцу, он занимал ее все сильнее и сильнее. Хотелось понять, чем же так притягивает к себе де Оланета! В его лице не было ничего, что могло бы вызвать симпатию. Лючия безуспешно попыталась увидеть в нем черточку доброты или дружелюбия. Безусловно, дон Карлос был красив, но глаза его выражали лишь надменность, а подбородок был вызывающе приподнят. Лицо на портрете принадлежало человеку жестокому и честолюбивому.

Лючия тихо вышла из комнаты, чуть помедлив на пороге.

Сейчас у нее был час послеполуденного отдыха. Слуги приводили в порядок нарядные платья Кэтрин, которая получала огромное удовольствие от каждого выезда в город. Она не пропускала ни одного званого обеда, на которые они с отцом часто получали приглашения, поскольку ранг сэра Каннингхэма был достаточно высок. Кроме того, иностранцы вносили некоторую новизну в рутинное течение жизни местной аристократии. Практически все мужчины, присутствовавшие на этих вечерах, пытались завоевать расположение Кэтрин. Они присылали каждый день букеты свежих цветов, и ей приходилось принимать все, чтобы никого не обидеть.

– Какой у меня здесь успех! – радостно говорила она Лючии, вернувшись домой после очередного визита. – Правильно сделал папа, что взял меня сюда? На фоне местных смуглянок я выгляжу как звезда на ночном небосклоне!

Сомнений не было, Кэтрин действительно была прекрасна, а модные туалеты, привезенные из Лондона, делали ее просто неотразимой. Особенно шла ей прозрачная голубая шаль, которая, казалось, была специально подобрана под цвет глаз. Она села за обеденный стол рядом с отцом, с гордостью поглядывая на Лючию. Ей и в голову не могла прийти мысль, что выезды на приемы без сестры в некотором смысле странны и нелепы.

Сама же Лючия предполагала, что и отец, и Кэтрин не берут ее с собой на эти приемы исходя из ее же интересов. Действительно, она не имела никакого желания бывать там, так как отдавала предпочтение общению с простыми людьми. Ей хотелось знать, что они думают в эти важные для страны дни. Лючия всем сердцем стремилась разобраться, что же все-таки здесь происходит, в этой части Южной Америки.

Потянувшись, она вышла в сад, расположенный позади дома, и тут же окунулась в мир буйных, сочных красок. Только тропическое солнце могло дать растительности такое разнообразие. Лючия вспомнила, что необходимо нанять садовника. Мысли о том, как поддерживать порядок в доме, возникали у нее уже почти автоматически. Правда, Жозефина, самая старшая из всех служанок, к которой Лючия с первого дня почувствовала доверие, сообщила ей, что найти садовника сейчас очень сложно – слишком много чолос умерли в тюрьмах, а других испанцы забрали в свою армию.