Текст книги "Спасенные любовью"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Теперь, прийдя в сознание, больной превратился в мужчину. В мужчину, чей портрет странным образом давно завладел ее чувствами и заставлял сильнее биться ее сердце.
Дон Карлос закончил пить и блаженно закрыл глаза.
– Благодарю вас, – прошептал он, когда Лючия так же осторожно опустила его голову обратно на подушку.
Дон Карлос какое-то время лежал не шевелясь, и Лючия поняла, что он снова заснул. Она поставила на место кружку и аккуратно поправила голову де Оланеты. Тут она увидела, что Педро уже не спит.
– Когда сеньор проснется, обязательно накорми его супом, – прошептала ему Лючия. Она знала, что Жозефина каждый вечер подогревает суп в небольшом горшочке, чтобы Педро мог накормить дона Карлоса даже ночью, если понадобится.
Индеец согласно кивнул, Лючия, поднялась с колен и, еще раз взглянув на спящего дона Карлоса, вышла в ночную тьму.
На следующий день к ним в дом пришли несколько молодых леди выпить по чашечке кофе и поболтать с Кэтрин, которая вернулась лишь под утро, но, поскольку та еще не проснулась, они сидели во дворе, не зная, что делать дальше.
Конечно, разговор они вели о Боливаре и Мануэлле Саенз. Наутро уже весь город сплетничал о том, что на празднике они не отходили друг от друга ни на минуту и что наверняка остаток ночи Мануэлла провела в объятиях генерала.
Во время ужина они сидели рядом, затем вернулись в бальный зал, долго танцевали и одновременно покинули дом Ларреа. Скрыть это в таком городе, как Кито, было невозможно, здесь каждый все знал про всех, тем более и генерал, и Саенз были теми фигурами, которые находились на виду. Лючия не сомневалась, что, как только Боливар и Мануэлла вместе появились в президентском дворце, все слуги, от горничной до последнего поваренка, тут же бросились обсуждать эту новость на всех перекрестках.
Гостьи Кэтрин, сидя во дворе, дружно поносили Саенз, явно завидуя ей.
– Она всегда была бесстыжей девкой! Помните, как в семнадцать лет она сбежала с этим ловеласом?
– Подумать только, даже монастырь не смог ее исправить!
– Говорят, что даже после того, как она вышла замуж, ее продолжал навещать прежний любовник. Он специально перебрался в Лиму, чтобы быть поближе, и приходил к ней, когда Торн находился в разъездах.
– Да и ее мать была не лучше!
– И куда только смотрит ее муж! Итак, похоже, Саенз легко, без каких-либо усилий завоевала героя-освободителя, человека, который был кумиром для многих тысяч горожан, и они, будучи обыкновенными обывателями, считали ее недостойной генерала.
Наконец во двор спустилась Кэтрин, которая сразу ухватила суть их разговора.
– Это просто возмутительно! – с ходу вступила она в пересуды о Мануэлле. – Эта женщина просто захватила его своими цепкими руками. Боливар хотел танцевать только со мной – он сам мне об этом говорил, а эта бесстыдница, выставив напоказ свои прелести, не отступала от него ни на шаг. Боливар – воспитанный человек, не мог же он просто отвернуться от женщины, которая ему что-то говорит.
Лючия засомневалась, что все было именно так, как рассказывает ее сестра; она слишком хорошо помнила восхищенные взгляды, которые генерал бросал на Саенз. Тогда было очевидно, что их души сразу потянулись друг к другу.
Тем не менее гостьи, едва выслушав монолог Кэтрин, тут же подхватили следом:
– Да, да! Какова мамаша, такова и дочка! Она совсем потеряла стыд и совесть!
Пока шло дальнейшее обсуждение непристойного поведения Мануэллы, Лючия обратила внимание на Жозефину, которая шла со стороны павильона.
– Как он? – спросила она вполголоса, когда служанка подошла ближе.
– Лучше, сеньорита, намного лучше. Правда, он очень расстроился, так как во время перевязки он увидел, что его раны еще не зажили. Сеньор встает на ноги и пытается ходить.
– Скажи ему, что он не должен много двигаться, а то еще, чего доброго, ему захочется прогуляться по саду.
– Сеньор не станет гулять по саду без одежды.
Лючия улыбнулась:
– Значит, на этот счет мы можем быть спокойны.
– Кроме того, – спокойно продолжала Жозефина, – у сеньора довольно медленно идет выздоровление, и он может говорить и думать все, что угодно, но из бедра время от времени все еще сочится кровь, поэтому ни о каких прогулках не может быть и речи.
Разговор пришлось прекратить, так как Лючия услышала, что отец зовет ее. Время послеобеденной сиесты еще не подошло, и рассчитывать на то, что ей опять удастся увидеться со своим пациентом, пока не приходилось. Что так сильно тянуло Лючию туда, в павильон? Почему ее сердце начинало биться сильнее при мысли о доне Карлосе? Чем можно объяснить это непроходящее стремление видеть этого незнакомого мужчину?
Эти вопросы нередко проносились в ее голове; ответить на них она бы и не смогла.
Наконец выдался подходящий момент, когда двор опустел и никто не увидел бы ее по пути к саду. Педро, как всегда, возился с цветами неподалеку от павильона.
Войдя в павильон, который стал ей таким знакомым в последнее время, Лючия увидела де Оланету. Он открыл глаза, как только услышал ее легкие шаги.
Лючия присела на стул.
– Как вы себя чувствовали сегодня утром?
– Много лучше. Послушайте, Жозефина сказала мне, что своим спасением я обязан только вам.
– Она не совсем права. Скорее это ее заслуга, нежели моя, Жозефина, а не я перевязывала ваши раны; Жозефина, а не я лечила вас волшебным мулли. Мы не смогли бы предоставить вам другое лечение, даже если бы очень захотели.
– Вы могли бы одним махом освободиться от этих хлопот, сдав меня властям.
– Я уже говорила, быть может, вы не помните, и могу повторить – я ненавижу войну и все, что с ней связано.
– Так говорят почти все женщины, но поступают иначе.
Дон Карлос говорил тихо и медленно, с трудом подбирая слова, словно в его голове еще не рассеялся туман.
– Вам пока нельзя так долго разговаривать, – мягко прервала его Лючия. – Лежите спокойно и ни о чем не беспокойтесь. Когда вы полностью оправитесь, то сможете выбраться в город. Думаю, что там еще остались ваши друзья.
– Вы очень любезны, благодарю вас. Но боюсь, вы не понимаете до конца, что делаете и какие могут быть последствия.
– Не волнуйтесь, никто ничего не будет знать.
Дон Карлос внимательно посмотрел на Лючию и спросил:
– Вы знаете, с кем имеете дело?
Лючия кивнула в ответ.
– Как вы узнали? Нашли мои бумаги в кителе?
– Педро сжег вашу форму, не поинтересовавшись никакими бумагами. – Лючия бросила быстрый взгляд на дона Карлоса. – В доме висит ваш портрет.
– Портрет?
– Он висит в кабинете бывшего вице-губернатора Эймарича.
– Ну конечно! – Дон Карлос улыбнулся. – Вспомнил. Я не был в восторге от этой глупой затеи, но отказаться было невозможно.
– Отчего же? Мне очень понравился ваш портрет.
– Я не видел его законченным… А как вы, англичанка, оказались в Кито? – внезапно сменил тему дон Карлос.
Лючия на секунду смешалась и нехотя ответила:
– Мой отец прибыл сюда на судне с грузом оружия. Он хотел продать его испанцам.
– Ну и что же дальше?
– Корабль так и стоит в Гуаякиле.
– Понимаю. Испанцы непременно заплатили бы вашему отцу. А теперь?
– А теперь он согласен продать его кому угодно, лишь бы у покупателя было достаточно золота.
Дон Карлос поджал губы:
– Наверное, в последней битве республиканцы захватили неплохой арсенал.
– Да, так говорят.
– Сколько именно?
Лючия подумала, что, если назовет те цифры, которые она слышала из разговоров на улице, дон Карлос сильно расстроится. Да и зачем ему знать горькую правду?
– Я хочу знать, – настойчиво повторил он.
– Хорошо. Испанцы были разбиты наголову, генерал Энмарич сдался. – Она посмотрела на дона Карлоса и, поскольку тот явно ждал продолжения, вздохнула и стала говорить дальше: – Около двух тысяч пленных, сорок единиц артиллерии, около семнадцати сотен мушкетов в полном комплекте с боеприпасами.
– А убитых? Много убитых?
– Не знаю. Госпитали переполнены. Но… но там лежат раненые республиканцы.
Лючия взглянула в глаза дона Карлоса в ожидании следующего вопроса, но он совершенно неожиданно попросил:
– Расскажите мне о себе.
– Это будет очень краткая история, – усмехнулась Лючия. – Мать умерла. Отец забрал мою старшую сестру с собой в Южную Америку, надеясь, что после завершения своих дел сможет развлечь ее в Лиме. Он знаком с перуанским вице-королем.
– Но ведь Лима в руках патриотов.
– Да, но, покидая Англию, мы этого еще не знали…
– …И теперь застряли в Кито, не зная, куда девать груз, – закончил за нее дон Карлос.
– Ну, это беспокоит только моего отца. Что касается сестры, то она необыкновенно красива и пользуется здесь огромным успехом. – И, заметив насмешливый взгляд собеседника, добавила: – Нет, действительно она очень красива.
– Но… Это ведь не испанцы?
– В Кито достаточно мужчин, способных ценить красоту.
Лючия подумала, не рассказать ли дону Карлосу про бал победы и триумфальный въезд Боливара в город, но решила повременить. Зачем лишний раз причинять боль еще не оправившемуся после ранения человеку и говорить ему, что он окружен только врагами, которые непременно возьмутся за него при первой же возможности? Похоже, что мудрая Жозефина придерживалась того же мнения и ничего не рассказывала дону Карлосу о том, что происходит в городе. Несмотря на явное улучшение, их пациент нуждался в полном покое, и дурная весть могла ухудшить состояние больного.
– Мне очень бы хотелось продолжить наш разговор, но, к сожалению, я должна покинуть вас. Вам нужно успокоиться и постараться заснуть – чем меньше сейчас вы будете разговаривать, тем лучше.
– Я буду очень стараться, – улыбнулся дон Карлос.
– Вот и правильно. И если вы будете выполнять эти рекомендации, то скоро станете на ноги. Поверьте мне, это правда. Вы очень сильный человек. Жозефина говорит, что очень удивлена силой духа, которая помогла вам не только выжить, но прийти в себя за столь короткий срок. У вас не только сильный дух, но и сильное тело. – Лючия покраснела. Еще никогда она не выражала своего восхищения кем-нибудь так явно. Однако ей хотелось лишний раз поддержать больного, ведь если поощрить его мужество, то это пойдет ему на пользу. Но говорить мужчине о теле…
– Могу ли я сказать вам, какое огромное чувство благодарности испытываю за все, что вы для меня сделали? Или подождем, когда мне станет лучше?
– Подождем, когда вам станет лучше. Может быть, тогда вы поймете, что это лишнее.
– Не говорите так. Я в неоплатном долгу перед вами.
Лицо Лючии залилось румянцем, она вскочила и направилась к дверям, на пороге оглянулась:
– Adios! [1]1
До свидания! (исп.)
[Закрыть]– Она улыбнулась дону Карлосу и вышла.
По дороге назад она встретила Жозефину.
– Послушай, – взволнованно обратилась Лючия к служанке, – не вздумай рассказывать сеньору о прошедшем празднике. Ты ведь достаточно умна, чтобы понять, как это может повредить его здоровью.
– Вы читаете мои мысли, сеньорита. Если сеньор узнает, что генерал здесь… – Она остановилась, и Лючия закончила за нее:
– Ты совершенно права. Надеюсь, ты разговаривала с Педро об этом?
– Педро и так молчалив. Он оживляется только тогда, когда речь заходит о картофеле. О картофельном поле, которое никем не охраняется.
Лючия рассмеялась, но через секунду снова стала серьезной.
– Скоро сеньор окончательно поправится, и ему понадобится одежда. Думаю, ему подойдет одежда Педро. Именно в ней ему придется уйти от нас в город.
Жозефина улыбнулась, что случалось крайне редко, и отправилась к Кэтрин, которой она зачем-то понадобилась.
Кстати, Кэтрин напрасно считала, что потерпела на балу поражение: все по-прежнему говорили о ее небывалой красоте.
Некоторые офицеры, к которым Кэтрин отнеслась на балу благосклонно и даже немного потанцевала с каждым из них, посчитали своим долгом нанести визит Каннингхэмам. Первым гостем был Чарльз Соуверби. Прямо с порога он сообщил, что Боливар весь день занимался государственными делами, не дав себе отдохнуть.
– Он издал новый приказ, – пояснил Чарльз Соуверби, усаживаясь с бокалом вина в гостиной сэра Джона, которую теперь называли не иначе как салон.
Лючии было ясно, что визит полковника вызван желанием еще раз увидеть Кэтрин, это легко можно было прочесть в его восторженных глазах, когда он смотрел на старшую сестру.
– Да? – переспросила Кэтрин без особого интереса. Ее интересовал сам Чарльз, а отнюдь не приказ. – И каково его содержание?
– В нем Боливар назначает нового губернатора, судью и вводит ряд новых законов, – ответил Соуверби. – Кроме того, он собирается реорганизовать финансовую структуру государства. Впрочем, в этом нет ничего нового: во всех странах, которые были освобождены от испанского засилья, генерал поступал точно так же. Поверьте мне, скоро начнется переименование улиц.
– Я думаю, полковник, у Боливара найдутся более важные дела, – вмешался в разговор Дэниэл О'Лери, появившийся вскоре после Соуверби.
– А какого рода эти дела? – поинтересовалась Лючия, которая до сих пор молчала.
– Деньги, мисс, только деньги, – ответил О'Лери. – Я только что из президентского дворца, где генерал требовал от отцов города, чтобы они немедленно сдали в казну все столовое серебро и другую дорогую утварь.
– Неужели генерал действительно это сделает? – Лючия удивленно подняла брови.
– Ему нужны средства. Я очень сожалею, что мы не можем отодрать золото со стен китских храмов – такого богатства я не встречал нигде, даже в Мехико.
– Но я считала генерала Боливара очень богатым человеком. – В голосе Кэтрин послышались нотки раздражения и разочарования одновременно.
– Был, – улыбнулся Чарльз Соуверби, – но все свои деньги, а их было около пяти миллионов, он потратил на эту войну. – И, заметив удивленный взгляд Кэтрин, добавил: – Наши солдаты всегда вовремя получали жалованье, не задумываясь, откуда берутся эти деньги. Форма и экипировка, ружья и мушкеты, лошади и мулы – все это было куплено на личные деньги генерала.
– Я ничего не знала об этом, – медленно, словно раздумывая, ответила Кэтрин.
– Вам и не нужно про это думать, – промурлыкал Соуверби. – Вашу прекрасную головку незачем утруждать нашими земными заботами.
– Да, всегда найдется кто-то, кто сделает это за вас. – Капитан О'Лери явно иронизировал, но никто на это никак не отреагировал.
– Уверена, что генерал сумеет найти необходимые средства, – улыбнулась Лючия.
– О да! – согласился капитан. – Если Боливар не воюет, он работает, и работает так, что три секретаря едва успевают записывать его распоряжения и падают от усталости, сменяя друг друга.
– Но это же невозможно! Откуда у него столько энергии?
– Она была у него всегда, генерал и сейчас считает, что никто не сможет управлять страной, кроме него самого.
– Готова поверить, что это так, – ответила Лючия.
– Боливар назначил фельдмаршала Сукре военным комендантом провинции, но, помяните мои слова, он все будет контролировать сам.
Пока офицеры разговаривали, салон продолжал заполняться гостями, и Лючия, извинившись, вышла на кухню отдать кое-какие распоряжения и посмотреть на Франциску, из-под умелых рук которой одно за другим выходили все новые и новые блюда.
Заметив, что она окружена вниманием мужчин, Кэтрин ощутила себя на подъеме, и глаза ее радостно заискрились. Лючия же решила, что ей не обязательно возвращаться назад, так как все восхищенные взгляды будут предназначены только ее старшей сестре.
Единственное, чего она сейчас желала, – это встретиться с человеком, вернувшимся с того света. Но и этого она не могла сделать, поскольку покой был лучшим лекарством для больного.
Глава 4
Итак, дону Карлосу стало лучше, но слабость все еще давала о себе знать.
Лючия знала, что долгие разговоры не принесут ему пользы, и развлекала раненого тем, что читала ему вслух книги в часы послеобеденной сиесты. К счастью, в домашней библиотеке было много книг, среди которых попадались те, которые, по мнению Лючии, могли заинтересовать дона Карлоса. Вскоре она обнаружила, что он проявляет интерес к искусству.
Однажды она захватила с собой книгу, привезенную из Англии, с иллюстрациями картин флорентийских мастеров.
– Я могу переводить вам, если хотите, – сказала Лючия, протягивая ему книгу.
– Спасибо, я умею читать по-английски.
Лючия удивленно взглянула на дона Карлоса:
– Почему же вы не сказали мне этого раньше?
– Не видел надобности, – ответил де Оланета на чистом английском, – тем более меня вполне удовлетворял ваш прекрасный испанский язык.
– Ваш английский тоже великолепен. Где вы так научились?
Он чуть запнулся, но быстро ответил:
– В свое время я бывал в Англии, да и в Шотландии тоже приходилось.
– А вам понравилась Шотландия? – Казалось, что его ответ был очень важен для Лючии.
– По-моему, это прекрасная страна.
– Замечательная страна! Я не знаю мест лучше. Горы и леса, ручьи и озера – это как бы часть меня самой, ведь я – шотландка по происхождению.
Дон Карлос улыбнулся:
– Но все же горы в Шотландии значительно ниже, чем здесь.
– Возможно. И я беспокоюсь о тех солдатах, которые мерзнут сейчас на горных высотах Анд.
– Вы рассуждаете как республиканец.
– Я имела в виду испанцев, по городу ходят слухи о формировании в горах испанской армии.
Дон Карлос насторожился, и Лючия тут же замолчала, сообразив, что проговорилась. Разговор продолжался на английском языке, которым дон Карлос владел в совершенстве. Очевидно, де Оланета получил очень хорошее образование; и хотя Лючия была прилежной ученицей, но о таком великолепном знании иностранного языка она могла только мечтать.
Очень скоро, сидя в павильоне возле дона Карлоса за чтением книг, Лючия стала ощущать себя в каком-то ирреальном, но очень уютном мире, который разительно отличался от того, что был за его пределами. Это был островок спокойствия и умиротворения посреди бурных событий, происходящих в Кито.
Серия веселых празднеств, которые проводились в честь Боливара чуть ли не каждый день, породила невероятные сплетни вокруг имени «освободителя». Каждый горожанин точно знал, что, когда заканчиваются деловые консультации, разбор писем, приходящих со всех концов Южной Америки, прием рапортов и отчетов, когда подходят к концу приемы, Боливар отправляется к Мануэлле. Но это было уже тогда, когда весь город затихал и воздух становился холодным от близкого соседства ледников, лежащих в горах. С генералом оставался лишь его телохранитель Хозе Паласио, человек с огненно-рыжими волосами, не расстающийся со своим подопечным с мальчишеского возраста.
Вдвоем они шли к дому Мануэллы.
Самые большие знатоки чужих тайн, а таковым себя считал каждый горожанин, утверждали, что Боливар ежедневно посылает Мануэлле записку, в которой всегда было ровно шесть слов: «Приди ко мне! Приди! Приди сейчас!» Как эти люди могли узнать, что написано в ней, оставалось для Лючии загадкой, но, по правде говоря, она не верила и половине тех слухов, которые упорно ползли по городу.
Тем не менее находилось немало очевидцев, которые заявляли, что собственными глазами видели Саенз, направляющуюся к президентскому дворцу, который находился в одном из самых темных и грязных районов города. Впрочем, сами апартаменты дворца освещались фонарями-«молниями» и охранялись ночью двумя собаками, размеры которых не поддавались никакому описанию.
Хорошее воспитание Лючии не позволяло ей выслушивать подробные рассказы все тех же знатоков о том, что же происходило в самом дворце. Она с трудом представляла себе Мануэллу и Боливара занимающимися любовью в огромном кабинете президента, откуда тот управлял страной. Для Лючии сближение двух людей представлялось прежде всего как какое-то пышное церемониальное действо, которое приносит счастье и радость, и цинизм, сопровождающий все сплетни, глубоко оскорблял ее чувства.
После всех этих разговоров Боливар уже не был для нее великим генералом, освободителем, человеком в лавровом венке, украшенном бриллиантами; нет, теперь это был мужчина, сжимающий в объятиях Мануэллу Саенз, мужчина, чье сердце безраздельно принадлежало этой женщине. Судя по всему, о Мануэлле можно было сказать то же самое. Лючия была уверена, что, уединяясь с Боливаром, эта женщина забывала все грязные сплетни и наговоры, преследующие ее на протяжении всей жизни. Монастырь, из которого она сбежала, любовник, который бросил ее, муж, ничем не интересующийся, кроме прибыли, – все эти жизненные неудачи были забыты ею, когда появился Симон Боливар.
Лючия не рассказывала дону Карлосу об их любви. Ей почему-то казалось, что де Оланета вряд ли поймет такие отношения между Боливаром и Саенз. Даже сейчас, узнав дона Карлоса, она все равно частенько заходила в кабинет вице-губернатора и смотрела на его портрет. Она по-прежнему не могла до конца его понять. Видимо, художник сумел передать какую-то тайную внутреннюю закрытость, которая очень привлекала Лючию.
Прошло еще несколько дней, и генерал Боливар покинул город.
Все думали, что Саенз отправится вместе с ним, однако Мануэлла сразу же после отъезда Боливара занялась снабжением всем необходимым отрядов республиканцев. У нее уже был опыт в этом деле, поскольку, помогая патриотам в Лиме, она не только распространяла листовки республиканцев, но и занималась вопросами обеспечения подполья. Шутили, что ее энергии хватило бы, чтобы собрать деньги на строительство целого корабля.
Теперь же она ходила из дома в дом, собирая песо за песо. Мануэлла не пропускала никого: ни знатных леди, ни индейских крестьянок, ни чолос. Саенз брала деньги и ювелирные украшения, золото и серебряную посуду, то есть любую сколько-нибудь ценную вещь, которую можно при случае продать и помочь тем самым Боливару в новой кампании. Кстати, многие знатные дамы не одобряли методов Мануэллы, так как им казалось, что Саенз просто вымогает у них накопленные ценности, расставаться с которыми им, конечно, не хотелось.
– Она самая настоящая шантажистка! Эта наглая девица ходит по всему городу и заставляет вынимать последнее золото из сейфов, – шипели они со всех сторон, не решаясь, впрочем, произносить это громко – вдруг кто-нибудь вздумает обвинить их в коллаборационистских настроениях?
Такими же злобными словами сопровождали они и слугу Джонатана, негра, но очень светлокожего, который сопровождал Мануэллу повсюду.
Все знали, что Боливар уехал из Кито, чтобы встретиться с генералом Сан-Мартином в Гуаякиле – этот альянс мог разом решить судьбу всей Южной Америки. Если бы они объединились, то могли бы во всех странах Нового Света подавить сопротивление роялистов. Правда, те, кто знал генерала Боливара, считали, что он слишком умен для Сан-Мартина. Он ехал на юг, по направлению к Гуаякилю, с самой большой скоростью, которую можно было позволить на каменистой дороге, лошадей меняли при каждом удобном случае. Он знал, как важно для политика приехать на встречу первым.
Лючия хорошо помнила дорогу из Гуаякиля в Кито и удивилась тому, что Боливар решился ехать верхом, без экипажа: его путь пролегал через горную цепь, это было так высоко, что перехватывало дыхание. На его пути стоял пик Чимборасо, высота которого составляла 21000 футов, так что проплывающие мимо облака задевали его вершину.
Размышляя о Боливаре, Лючия вздрогнула: ей пришло в голову, что отец так и не осуществил ни с кем торговую сделку с оружием. И скорее всего еще нескоро сможет это сделать. У генерала Боливара не было таких денег, а на кредит сэр Джон никогда бы не согласился. Насколько Лючия знала, отец приходил в президентский дворец не меньше шести раз, но ни разу не был принят, хотя патриотическая армия действительно очень нуждалась в оружии: ведь кроме подразделений, участвовавших в битве за Кито, у Боливара было немало других войск.
Лючия всегда очень остро чувствовала, чем живут люди вокруг нее, она внимательно присматривалась и прислушивалась к тому, что сейчас происходит.
Ей рассказывали, что много раз от политической прозорливости Боливара зависело развитие дальнейших событий, и он неизменно находил единственно верное решение. Сейчас очень многое зависело от исхода переговоров в Гуаякиле, так как консолидация с Перу могла принести Боливару свои «про» и «контра».
Пока что ситуация способствовала успеху переговоров. Блестящие стратегические способности генерала позволили отбросить испанцев далеко на север, что дало свободу сразу нескольким странам Южной Америки. За тринадцать лет борьбы за независимость Боливар с боями прошел через горы и равнины, джунгли и пустыни, освобождая от испанской колонизации города и провинции Венесуэлы, Панамы, а теперь еще и Эквадора. Федерация из свободных республик, называющаяся Великой Колумбией, продолжала расти.
Даже не верилось, что все это мог сделать один человек, чья сила духа и воля пробудили от многовекового сна целый континент.
– Тот, кто держит под контролем Гуаякиль, тот и есть хозяин всего Эквадора. Если перуанцы заберут порт себе, это будет наш стратегический провал, – открыто заявил Боливар перед отъездом.
Лючия с удовольствием поделилась бы своими соображениями по поводу этих событий с доном Карлосом, но подумала, что не стоит этого делать, так как ее симпатии всегда оказывались на стороне патриотов. Дон Карлос, как настоящий испанец, мог возненавидеть ее за это, а Лючия не желала такого поворота событий.
Сэр Джон говорил, что англичане официально соблюдают строгий нейтралитет, но ведь каждый человек мог сочувствовать той или иной стороне, невзирая на политический курс правительства своей страны. Лючия, без сомнения, полностью была на стороне патриотов, иногда она сама не понимала, как могло случиться, что она, зная, кем был дон Карлос, смирилась с этим. Ей просто хотелось быть рядом с ним, и она с ужасом думала, что наступит такой момент, когда он окончательно выздоровеет и покинет павильон, который стал ему временным пристанищем. И что же? Больше она никогда в жизни не увидит этого человека?
Ничем не выдавая своих мыслей, Лючия по-прежнему садилась перед больным с открытой книгой, хотя ее мысли были далеко от того, что она видела перед собой. Иногда они спорили о прочитанном, но намного чаще дон Карлос просто лежал и смотрел на Лючию своими выразительными черными глазами, внимательно слушая, пока не засыпал.
Прошла неделя после того, как генерал Боливар уехал из Кито. Теперь дон Карлос уверенно садился на постели, и Лючия была убеждена, что, когда за ним никто не присматривает, больной тайком гуляет по комнате.
– Как его бедро? – часто интересовалась она у Жозефины и наконец услышала в ответ, что рана на ноге, можно считать, зажила.
– Мулли делает чудеса, сеньорита, – объяснила служанка. – Если бы мы воспользовались услугами врача, он бы, наверно, зашил рану и наложил много швов, но, слава Богу, у нас есть мулли – волшебное средство, которым лечились еще наши предки.
Лючия поняла, что Жозефина имеет в виду древних инков, и удивилась, что современные доктора не используют это замечательное снадобье. Похоже, инки были искусными врачевателями; Лючия знала, что они первые открыли действие коры хинного дерева против малярии и использовали в лечебных целях картофель, авокадо и даже клубнику.
А их необыкновенные жилища? Эти старые террасы, вырубленные в отвесных стенах гор, давали пищу для воображения.
Как-то раз Лючия сказала дону Карлосу, что восхищена уровнем культуры древних инков, и с удивлением узнала, что его познания об этой цивилизации, которая была полностью уничтожена испанцами, очень глубоки и обстоятельны.
– Как же могли испанцы, которые завоевали инков, быть такими безжалостными? Как они могли поднять руку на такую замечательную культуру, на добрых и беззащитных людей?
Произнеся слово «они», Лючия подумала: «Но ведь и ты испанец».
– Это было очень жестоко, – согласился дон Карлос, помедлив. – Жестоко и совершенно излишне. Но вы должны помнить из истории, что первые испанцы, открывшие Новый Свет, были грубыми и невежественными людьми, которые умели только убивать. Триста лет назад это не считалось таким уж предосудительным.
Лючия полагала, что нет оправдания этим людям, как бы давно они ни жили, но смолчала. Она резко захлопнула книгу, лежавшую у нее на коленях, и поставила ее обратно на небольшую книжную полку, которая с недавних пор стала еще одним предметом меблировки павильона.
– А как вы проводите ту часть дня, когда не заняты мной? – неожиданно поинтересовался дон Карлос.
– Во-первых, я присматриваю за порядком и хозяйством в доме. Во-вторых, моей сестре, которая, как я вам уже говорила, необыкновенно красива, постоянно требуются новые платья, и она очень ссорится с окружающими, пока их не получит. Так что мне приходится заниматься и подгонкой очередных ее туалетов…
– В таком случае мужчины, которые расшаркиваются перед ней, судя по всему, тоже недалекие люди, – пробормотал дон Карлос.
– Что верно, то верно. Больше всего их интересует шуршание шелковых подолов при разучивании новых па, привезенных из Европы. Тем не менее мне нравится смотреть на мою сестру. Она восхитительна, и сравниться с ней по красоте не может никто, за исключением, может быть, Мануэллы Саенз.
Дон Карлос вздрогнул и побледнел:
– Мануэлла Саенз здесь?
Лючия поняла, что сделала ошибку.
– Да… Она приехала… Приехала из Лимы.
– Вот это сюрприз!
Она заметила, как нахмурился дон Карлос, и встала со стула:
– Мне пора идти.
– До свидания, Лючия, и благодарю вас.
Она почувствовала в его голосе внезапное отчуждение и связала это с упоминанием имени Саенз.
Странно? Почему так переменился дон Карлос при упоминании этого имени?
На следующий день Лючия отправилась в павильон с двумя очередными книгами и застала дона Карлоса стоящим. Если точнее, еще у самых дверей она услышала его затрудненное дыхание и, войдя внутрь, увидела его на ногах. Он был одет в форму патриотической армии – туго обтягивающие офицерские лосины темно-зеленого цвета и китель, расшитый золотом. Рядом стояли черные лакированные ботфорты.
– Вы встали! – воскликнула Лючия.
Дон Карлос выглядел еще очень слабым, но на губах появилась торжествующая улыбка.
– Как видите!
– Но… зачем? И для чего вы надели на себя… эту форму?
– Жозефина посчитала, что эта одежда будет самой безопасной для меня при выходе в город.
– Да, конечно! Но почему же она ничего не сказала мне?
Лючия была сердита, очень сердита: ни дон Карлос, ни Жозефина не поставили ее в известность.
– Я удивлена, что вы переоделись в форму своих врагов.
– Насколько я знаю, моя форма была сожжена, а все, что осталось, Педро на всякий случай закопал глубоко в землю. Может быть, попросить его достать все назад?
– Нет, конечно, нет, – согласилась Лючия. Она на секунду запнулась и с усилием продолжила: – Такая маскировка, конечно, необходима. В городе полно солдат, и в форме испанского офицера вы не прошли бы и квартала.
