Текст книги "Незабываемый вальс"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Я и сейчас ужасно выгляжу, – сказала девушка. – Папа не разрешал мне носить красивые платья, а все мамины вещи он велел сжечь.
– Сжечь? – переспросил граф, все больше поражаясь сумасбродству лорда Дансфорда.
– Да, он устроил огромный костер в саду, вынес все из ее спальни и сжег. Все ее шляпки, меха, всю обувь и даже зонтики от солнца и перчатки. Я тогда плакала, а папа не переставал молиться, пока они горели.
Ее рассказ казался графу невероятным, но у него не было причин не верить девушке. Прочти он подобное в книге, ни за что не поверил бы. Он все больше и больше убеждался в том, что лорд Дансфорд душевнобольной человек. А сумасшедшие, как известно, нередко опасны, и графу вовсе не хотелось навлекать на себя гнев лорда Дансфорда.
– Чтобы избежать ненужных вопросов, – начал граф, – я думаю, что на время путешествия вам лучше стать моей племянницей. Как вам моя идея, мадемуазель?
Батиста склонила голову набок, раздумывая над сказанным.
– А вы не слишком молоды, чтобы быть моим дядей?
– Нет, конечно, – заверил ее граф. – Вы еще ребенок, а я мужчина средних лет.
Девушка улыбнулась, продемонстрировав свои очаровательные ямочки на щеках.
– В это трудно поверить. Вы производите впечатление молодого мужчины, к тому же очень хороши собой. Я не встречала другого мужчину такого величественного вида.
– Вы такого мнения обо мне?
– Думаю, что не одна я. У вас такой вид, будто вся земля принадлежит вам, и, когда вы сверху вниз взираете на людей, они, как мне представляется, должны покоряться вашему влиянию.
– Вы, кажется, смеетесь надо мной, – сказал граф.
Вновь на ее щеках появились ямочки.
– Я не смею такого себе позволить, – призналась она. – На самом деле я восхищаюся вами. В моем представлении именно таким и должен быть английский аристократ. Жалко только, что вы не герцог.
– Простите, что разочаровал вас.
– Я ничуть не разочарована, – поспешила заверить девушка, испугавшись, что задела своими словами его самолюбие. – Ничуть. Я не сомневаюсь, что вы добиваетесь успеха в любом деле, за которое беретесь.
– Однако не забывайте, что вы теперь моя племянница, – напомнил граф. – Слугам я представлю вас как мисс Батисту Хок. Это мое родовое имя. Оно, как вы знаете, означает «ястреб».
– Оно идет вам, – подхватила Батиста, – хотя вы достойны называться орлом. Ведь орел – царь всех птиц.
– Позволю себе заметить, – остановил ее граф, – что вам как моей племяннице следует быть более сдержанной.
– Но я не сказала ничего плохого, наоборот, я говорю приятные вещи, – удивилась девушка.
– Слишком приятные и слишком откровенные, – возразил граф. – Помните, что к дяде надо испытывать только родственные чувства.
– Постараюсь, – пообещала Батиста. – Но, по-моему, вашей фавориткой быть гораздо интересней.
– Интересней или нет, не знаю, только вы ею быть не можете и не вздумайте разыгрывать из себя мою любовницу, – строго сказал граф. – Потрудитесь запомнить, что вы моя племянница, и ведите себя соответственно. И вы будете моей племянницей, пока я не найду вашу мать и не передам вас ей.
– Можно подумать, я какая-то посылка, от которой вы спешите отделаться, – сказала она немного обиженно.
Граф молчал, и она спросила:
– Неужели я доставляю столько беспокойств, что уже наскучила вам.
В ее словах было столько тревоги, что граф невольно пожалел ее и сказал:
– Что скрывать, вы принесли мне немало хлопот, но никак не наскучили. И я с нетерпением жду ужина чтобы рассказать вам о своих лошадях.
Батиста одарила его ослепительной улыбкой.
Потом они еще какое-то время ехали узкими мощеными улочками старого города. У входа в «Отель де Пост» их уже ждал слуга, который отправился сюда еще из Кале, чтобы все подготовить к приезду хозяина.
Граф очень громко – так, чтобы его слышали все любопытные, – объявил, что его племянница мисс Батиста Хок имела несчастье попасть в дорожное происшествие на пути из Кале. Девушка не получила ни одной царапины, однако ее багаж был утерян.
То же самое он повторил по-французски, объясняя, почему ему понадобилась дополнительная комната на том же этаже.
Комнату быстро приготовили.
Они направились в гостиную, и граф по пути наставлял слугу:
– Мисс Хок потребуются некоторые вещи. Ее платье пострадало во время дорожного происшествия. Узнай, открыты ли магазины в столь поздний час.
– Я не сомневаюсь в этом, милорд.
– Тогда позаботься обо всем необходимом, – сказал он.
Граф заметил, как при этом оживилась Батиста, и добавил:
– Советую вам, дорогая моя племянница, подробно объяснить Барнарду, что вам может понадобиться. Он доставит все необходимое в вашу комнату. Вы же пока отдохните до ужина, дорогая девочка. Я тоже хочу отдохнуть с дороги. Мы будем ужинать позже обычного. Надеюсь, за это время Барнард уже успеет купить вам новое платье.
Батиста медлила, и граф вновь обратился к слуге:
– Счет за покупки, Барнард, принесешь мне.
– Слушаюсь, милорд.
Граф направился в свою комнату. Его камердинер Стивинз приехал раньше, вместе с Барнардом, и уже успел приготовить ванну для хозяина. В отелях Франции эта процедура требовала немалых усилий, и потому граф не преминул похвалить расторопного слугу.
– Надеюсь, поездка не очень утомила вас, милорд, – сказал слуга, помогая графу снять дорожную куртку.
– Неподалеку от Кале на дороге произошло большое столкновение, – ответил граф, – мне как раз посчастливилось проезжать мимо и вывезти оттуда мою племянницу.
Стивинз, который служил у него без малого пятнадцать лет, не сомневался в том, что Батиста не была, да и по возрасту быть не могла племянницей графа. Но граф целиком полагался на сообразительность и такт своего слуги и надеялся, что тот ничем его не выдаст. Стивинз всегда точно знал, чего хочет от него хозяин.
– Какое воистину счастливое совпадение, милорд, – сказал камердинер. – И что же, мисс Батиста поедет с нами до Парижа?
– Да, Стивинз, и там она также останется с нами до тех пор, пока я не смогу отыскать ее близких и не буду уверен в ее дальнейшем будущем.
Он не сомневался, что Стивинз правильно его понял, знает теперь как себя вести, и растолкует слугам в доме виконта де Дижона, что Батиста действительно племянница графа.
Убедить в этом всех в доме виконта было легко. Старшие замужние сестры графа Хоксхеда по большей части жили за городом. Сам виконт ни разу не видел их, хотя и был давнишним другом графа и нередко бывал в его поместье Хок и в лондонском доме.
Граф еще раз укорил себя за безрассудность. Эта уловка в случае разоблачения грозила нежелательными слухами и даже скандалом. Но другого выхода он попросту не видел. Он не мог позволить Батисте ехать в Париж одной, без надежного сопровождения. Она была слишком молода, наивна и красива.
Париж был известен как город развлечений, а это понятие включало в себя многое.
Порок был присущ не только одним кокоткам, любовницам императора да любителям развлечений, каким был и сам граф. Порок был повсюду, он стал неизменным атрибутом жизни французской столицы.
Совершенно исключено, чтобы Батиста ходила одна по улицам, а тем более остановилась в каком-нибудь отеле, где одинокая девушка, несомненно, стала бы легкой добычей какого-нибудь ловеласа.
– Я сам в это ввязался, мне и выпутываться, – решил граф.
Он хорошо понимал, что оставить Батисту на произвол судьбы было равносильно преступлению. Тогда он поступил бы ненамного лучше ее отца.
Двумя часами позже граф в великолепно сшитом вечернем костюме спустился в просторную гостиную. Его ничуть не удивило, что Батисты там еще не было. Она, как и всякая красивая женщина, заставляла себя ждать. Зато в ведерке со льдом уже стояла бутылка превосходного шампанского, и граф налил себе бокал, чтобы хоть как-то скрасить свое ожидание.
Он не мог не признать, что присутствие Батисты заметно оживило его поездку.
Граф был очень энергичным деятельным человеком. Как его тело, так и ум никогда не переставали работать. Поэтому он терпеть не мог утомительных, однообразных путешествий, когда единственным развлечением были размышления да пейзаж за окном кареты. Как многие англичане, он не любил ужинать в одиночестве, особенно в отелях. И даже еда и вино, какие бы они ни были превосходные, не скрасили бы ужина за одноместным столом в ресторане или в совершенно пустой гостиной.
Так что сегодня граф с нетерпением ждал ужина в обществе Батисты и, как она просила, собирался рассказать ей о лошадях. Девушка сама представлялась графу предметом, достойным изучения.
Дверь с противоположной стороны гостиной приоткрылась.
– Вы уже здесь, милорд? – раздался из-за двери девичий голосок.
– Да, – ответил граф.
– Тогда затаите дыхание. Сейчас я появлюсь!
Граф улыбнулся и замер в ожидании.
В комнату торжественно вошла Батиста. Она по-театральному раскинула руки и застыла, наслаждаясь его вниманием. Девушка медленно повернулась вокруг себя. Сзади на платье вздымался модный пышный турнюр. Батиста вопрошающе смотрела на графа.
– Взгляните же! – не выдержала она. – Вы заметили, что я выгляжу по-другому? Пожалуйста, скажите… Ну как, по-вашему, я хороша?
«Хороша? Это слабо сказано», – подумал граф.
Он знал, что наряды, подобные белому платью, купленному Барнардом, еще не появились в провинциальных городках Англии. Оно, хоть и не могло сравниться с изящными туалетами парижанок, все же отличалось французским шармом. Платье было сшито по последней моде: фалды, перехваченные сзади большим шелковым бантом, волнами падали вниз, а тугой кружевной лиф открывал нежные девичьи плечи. В этом платье Батиста показалась графу сущим ангелом, и только восторженное сияние голубых глаз и счастливая улыбка выдавали в ней прекрасную, но земную женщину.
– У меня никогда раньше не было… такого платья, – прошептала она. – Как мне отблагодарить вас?
– А я как раз собирался поблагодарить вас, – ответил граф, – за то, что своим обществом вы скрасили мое путешествие. Вы исключительно интересная особа.
Батиста недоверчиво взглянула на него:
– Вы и вправду так считаете?
– Я не стал бы говорить неправду, это не в моих правилах, – заверил он. – А сейчас позвольте предложить вам шампанского.
– Мне даже нечем вас отблагодарить, – сокрушалась Батиста. – Мне так неловко… Вы столько сделали для меня.
Она помолчала и добавила:
– Я, должно быть, стою вам уйму денег, милорд.
– Большинство женщин так или иначе разоряют мужчин, – пошутил граф.
– Думаю, что, будь я вашей любовницей, вы бы истратили гораздо больше.
– Я не позволю своей племяннице говорить подобные вещи! – сказал граф.
Батиста притихла, пытаясь понять, действительно ли граф рассержен. Но, увидев, что он только пугает ее, она кротко сказала:
– Я не думаю, что вы очень уж похожи на дядю.
– Ошибаетесь, – возразил граф. – У меня уже есть племянники и племянницы.
– А ваши племянницы такие же хорошенькие, как я? – кокетливо спросила Батиста. Нарядное платье совершенно преобразило ее, придало ей уверенности в себе.
– Пожалуй, что будут, когда вырастут, – ответил граф. – Самой старшей моей племяннице, насколько я помню, сейчас должно быть лет восемь.
– Значит, я единственная в своем роде, – удовлетворенно произнесла Батиста, – и хочу ею остаться. Вот что я подумала, когда примеряла эти чудесные платья…
Тут она осеклась и испуганно взглянула на него:
– Ничего, что я попросила два платья… Мне ведь нужно иметь что-нибудь на смену… Верно?
– Так вы купили два? – уточнил граф.
Батиста кивнула с виноватым видом.
– Простите, что я пожадничала… Но ведь мое старое платье порвалось и…
– Я очень рад, что вам понравились эти платья, – сказал граф. – Надеюсь, что Вы приобрели и все необходимое на данный момент.
– Благодарю вас, – воскликнула Батиста. – Вы удивительно добры! Я обещаю, что когда-нибудь возмещу все ваши расходы.
– Каким же образом?
– Возможно, когда я уже буду жить с мамой, то выйду замуж за состоятельного человека… или, как я фантазировала, начитавшись исторических хроник, в Париже я стану куртизанкой. Представляете, как это должно быть интересно?
Граф воздержался от комментариев, потому что затруднялся объяснить этой невинной девочке глубину ее заблуждений, а она продолжала:
– Я как-то читала книгу о мадам де Помпадур. Там описывалось, как она делала все возможное, чтобы угодить королю. Однако король не очень нравился ей как мужчина.
Она подумала и добавила:
– Думаю, ей не нравилось с ним целоваться. Но я не очень понимаю, зачем же тогда она согласилась быть его любовницей.
Граф сделал глоток шампанского и сказал:
– Совсем ни к чему забивать себе голову историями о мадам де Помпадур или о каких-либо других куртизанках. Вам совсем не пристало быть одной из них.
– Почему? Если уж у самого короля была куртизанка, значит в этом нет ничего предосудительного.
– Людовик XIV уже давно умер, – объяснил граф. – С тех пор все изменилось.
В душе он попросил прощения за столь откровенную ложь. Даже сейчас император Франции выставлял напоказ своих любовниц, и только в викторианской Англии еще создавалась видимость высоконравственного поведения. Впрочем, провозглашенные повсюду моральные принципы не распространялись на беспутного принца Уэльского.
– Жаль, – огорчилась Батиста. – Мне казалось восхитительным занимать положение, подобное мадам де Помпадур!
– Такое положение несло в себе определенную долю риска, – заметил граф. – В учебниках истории, наверное, забыли указать, что известной вам мадам дю Барри отрубили голову.
– Я помню это, – сказала Батиста. – Но почему? Что такого она сделала?
– Она была связана с Людовиком XIV.
– А… понятно. Тогда и вправду безопаснее оставаться вашей племянницей, – легко согласилась Батиста.
– Да, уж сделайте милость! Вы всех в этом должны убедить, – попросил граф, – и, как я уже говорил, ни одна моя племянница не станет заводить разговор о куртизанках и тем более завидовать их положению. Впредь старайтесь придерживаться общепринятых тем.
– Я буду стараться не говорить ни о чем таком с посторонними, – пообещала Батиста. – Но с вами мне хочется говорить обо всем, что мне интересно.
– Другими словами, о лошадях, – подсказал граф и чуть было не добавил: «Темы любви во всех ее проявлениях мы вообще не будем касаться».
И за ужином, который им подали в гостиную, они преимущественно говорили о лошадях.
Батиста немного расстроилась, что они не ужинали внизу в ресторане.
– Я никогда не была в ресторане, – с сожалением сказала она. – Может быть, мы все-таки спустимся вниз? Мне бы так хотелось показаться на людях в новом платье.
– Вы еще успеете это сделать, – успокоил ее граф. – Как бы то ни было, я уже приказал подать ужин в гостиную. Но, если вы пожелаете ужинать в ресторане без меня, я не стану вам препятствовать.
Он нахмурил густые брови, голос его звучал довольно холодно, но Батиста рассмеялась.
– Не будьте таким смешным, милорд! – сказала она. – Там все равно не найдется такого высокого красивого дворянина, как вы, а меня не устроит общество каких-то французиков.
– Слышали бы вас сейчас эти «французики», – усмехнулся граф. – Но позволю себе заметить, что родственники, как правило, так откровенно не восхищаются друг другом и вполне обходятся без комплиментов.
– Вы требуете невозможного, – заявила Батиста, – мне очень хочется рассказать вам все, что я думаю и чувствую, и простите великодушно, если я сказала что-то не то. Учтите, я никогда раньше не ужинала вдвоем с незнакомым мужчиной.
Она улыбнулась.
– Вот сейчас я думаю о том, что вы самый замечательный мужчина в мире. Вы взяли меня в Париж и спасли от папы.
Граф не знал, какие доводы он должен привести, чтобы убедить Батисту, что ей не подобает говорить подобные вещи. Он заговорил об искусстве, и Батиста удивила его своими познаниями в этой области. Потом он снова принялся рассказывать ей о Париже, и девушка слушала его с огромным интересом. Незаметно для себя граф описал разных политических деятелей, людей, с которыми намеревался встретиться, словом, все то, что сейчас было у него на уме.
Ужин прошел оживленно, и, когда слуги покинули комнату, она сказала:
– Я могу ошибаться, только мне кажется, что вы едете в Париж не ради одних лишь развлечений.
Граф был поражен ее проницательностью.
Он вдруг осознал, что рассказал Батисте то, что никогда не стал бы рассказывать ни Марлин, ни любой другой женщине своего круга. Он говорил с ней, как говорил бы с приятелем, особенно когда описывал политиков, которых надеялся увидеть во французской столице.
– Что заставило вас так думать? – поинтересовался граф.
– Вам, такому умному и привлекательному мужчине, – ответила Батиста, – не надо ехать в Париж, чтобы отдохнуть и развлечься. К тому же на следующей неделе в Эпсоме [5]5
Эпсом – город в графстве Суррей, где находится ипподром «Эпсом-Даунс».
[Закрыть]скачут две ваши лошади, а вы вряд ли стали бы пропускать такое важное событие ради нескольких балов и посещений Гранд Опера.
Граф удивился, насколько точна была эта догадка, но ему не хотелось признавать ее правоту:
– Я вернусь до начала «Королевского Аскота». – Он действительно надеялся быть в Англии к началу скачек.
– Как бы мне хотелось посмотреть, как вы выиграете «Золотую Чашу», – печально вздохнула Батиста.
– В этом году мне может не повезти. Хотя я и думаю выставить на скачки сразу двух своих лучших лошадей.
– Но вы ведь постараетесь выиграть!
– Каждый участник состязаний стремится победить. Но на таких скачках, где представлены только первоклассные лошади, всегда присутствует элемент удачи. Иногда все зависит от жребия, от состояния беговой дорожки. Иногда лошадь подходит к состязаниям не в самой лучшей форме, а бывает, что жокей оказывается не так сметлив, как ты предполагал.
– Все в жизни немного зависит от случая, – согласилась Батиста. – Я помню, мама как-то сказала: «Повезло тому, кто родился красивым, умным и богатым, но для счастья нужна любовь, а тут уже ничего не предугадаешь».
– Полагаю, что ваша мать, говоря это, подразумевала свой брак, – съязвил граф.
– Наверное, так и было, – подтвердила Батиста. – Маму выдали замуж в семнадцать лет. Ее родители, сами не будучи людьми состоятельными, посчитали за счастье, когда их дочери подвернулась такая выгодная партия. Но с годами папа очень изменился. Он винил маму в том, что ее красота искушает его, заставляет грешить. Что было дальше, вы уже знаете. Счастье изменило маме.
– Видимо, так оно и было, – согласился граф. – Судя по тому, что вы рассказали о своем отце.
– А мне счастье улыбнулось. Мне посчастливилось встретить вас, милорд.
Девушка вздохнула.
– Мы уже скоро приедем в Париж, и я разыщу маму. Я знаю, что, может быть, никогда больше не увижу вас. Но я всегда буду помнить сегодняшний вечер, этот ужин и все, что вы мне рассказали.
Граф уловил нескрываемую горечь в ее словах. Он улыбнулся, их взгляды встретились, и Ирвин Хоксхед долго не мог оторвать от нее глаз.
Он привык к выражению восхищения на лицах женщин, но Батиста смотрела на него совсем иначе. Он не мог объяснить, в чем заключалось это отличие, но от ее взгляда графу опять стало не по себе.
Граф поспешно встал из-за стола.
– Завтра нам придется рано выезжать, Батиста, – сказал он. – Вам надо отдохнуть.
Девушка немного помолчала, потом тихо сказала:
– Да, конечно… как скажете, милорд.
– Я попросил Барнарда достать вам амазонку для завтрашней поездки. Он уже долгое время служит у меня и редко не справляется с моими поручениями.
– Благодарю вас… вы очень добры.
Она говорила чуть слышно. От ее былого задора не осталось и следа.
Намеренно избегая взгляда Батисты, граф подал ей руку:
– Спокойной ночи, Батиста, и приятных сновидений. Я жду вас здесь в восемь утра к завтраку.
– Спокойной ночи, милорд.
Она коснулась его руки, сделав при этом реверанс, и он почувствовал, как дрожат ее пальчики. Графу показалось, что он держит в руках нежно трепещущую бабочку.
Батиста, не оборачиваясь, вышла из гостиной.
А граф еще долго стоял неподвижно и смотрел на закрытую дверь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Батиста скакала рядом с графом на прекрасном жеребце и не переставала вновь и вновь благодарить судьбу.
В то утро она встала в семь часов, с нетерпением ожидая предстоящего путешествия. Служанка принесла ей амазонку. Волшебник Барнард достал ее, как казалось Батисте, у лучшей портнихи города.
Амазонка из легкой голубой ткани и впрямь была очаровательна. Ее цвет удивительно перекликался с голубизной глаз девушки.
– Боюсь, она слишком тонка, мисс Батиста, – обеспокоенно сказал Барнард, когда она благодарила его, – но сейчас в продаже только летняя одежда.
– Она прекрасно подходит для езды, – заверила его Батиста, – и мне не надо ничего теплее.
Она пришла в восторг от изящной французской шляпки, которая была куплена специально к платью. Английским головным уборам было не сравниться с этим чудом.
Ей показалось, что граф тоже оценил ее наряд.
Лошади были уже накормлены и готовы к дороге. Как только коляска выехала из города, граф и Батиста пересели на лошадей.
Девушке достался норовистый и пугливый жеребец. Он отдохнул после вчерашней дороги и скакал довольно резво. Граф отметил, что Батиста умело управляла конем и легко утихомирила его после бодрого галопа.
Они проскакали часа два, а потом пересели на козлы, потому что граф любил не только скакать верхом, но и править лошадьми. Слуги перешли внутрь коляски.
Батиста широко улыбалась. Она разрумянилась от скачки и показалась Ирвину как никогда красивой.
– Представьте себе, как мы подъедем к шикарной гостинице и швейцар бросится открывать дверь коляски, ожидая увидеть там господ, а на нас и внимания не обратит.
– Думаю, что даже самые бестолковые слуги не примут вас, мадемуазель Батиста, за кучера.
Батиста засмеялась.
– А что если я положу начало новой моде? Возьмете тогда вы меня к себе на службу, милорд?
– Ни в коем случае! – отрезал граф. – Я не одобряю, когда женщины берутся за мужские дела.
– Я так и думала, что вы это скажете, – ответила Батиста, – по-вашему, надо полагать, женское дело – это исключительно домашняя работа, воспитание детей и рукоделие.
– Да, таково мое мнение, – подтвердил граф.
– А как же актрисы?
– Актрисы вообще народ особый, – сказал он наставительно. – Вы даже думать не должны о сцене.
– Ну вот, вы сами подали мне прекрасную мысль. Теперь я непременно обдумаю этот вариант, – и с озорной улыбкой сказала Батиста.
– В таком случае я буду вынужден поставить вашего отца в известность относительно вашей деятельности, – пригрозил граф.
– Вы не способны на такое вероломство, предательство и на такую жестокость, – возразила Батиста.
Она искоса взглянула на графа и добавила:
– Я знаю, вы только дразните меня, но мне до сих пор страшно даже подумать о возвращении к отцу. Что если он уже догоняет нас, появится в любой момент и заберет меня?
При этих словах она испуганно обернулась, словно боясь увидеть погоню, и граф сухо заметил:
– Вашему отцу не догнать нас. Я сомневаюсь, что ему удастся найти коляску и лошадей быстрее моих. Ему не покрыть такого большого расстояния, даже если он не будет останавливаться на ночлег.
Батиста облегченно вздохнула. Вчера граф не очень-то поверил в ее рассказ, решил, что, возможно, обращение ее отца было далеко не таким ужасным, как она его описала. Но сейчас он заметил, что одна только мысль о нем приводила девушку в ужас. Граф прекрасно понимал, что ни одному отцу не дозволено внушать своему ребенку такой страх.
Они наскоро перекусили в уютном ресторане маленького городка, отметили, что еда была довольно вкусной, и снова тронулись в путь. Им предстоял долгий переезд до места, где граф решил остановиться на ночь.
Он изъявил желание вновь сесть на лошадь, однако не ожидал, что Батиста также присоединится к нему. Он посчитал, что она уже проделала достаточно долгий путь верхом.
– Я ничуть не устала и готова скакать и дальше на ваших великолепных лошадях. У меня, может быть, больше никогда не будет такой возможности.
Граф не стал возражать и сам подсадил ее на лошадь. Он отметил, что при всей своей хрупкости она была достаточна сильна, чтобы управлять горячим конем.
Ирвин Хоксхед всегда считал, что женщина очень красиво смотрится в седле. И женщины, равнодушные к лошадям, многое теряли в его глазах.
Он невольно восхитился стройной фигуркой Батисты, подчеркнутой искусно сшитой амазонкой, и снова подумал, что, одеваясь у лучших портных Парижа и Лондона, она произведет фурор в свете.
Но граф тут же с сожалением вспомнил, что девушку еще долго нельзя будет вывезти в свет. Ведь ей придется скрываться от отца еще около трех лет, пока не достигнет совершеннолетия. Она будет редко появляться на людях, жить уединенно и избегать соотечественников.
Интересно, какое положение во французском обществе занимает ее мать? Почтенные дамы Парижа вряд ли приняли ее в свой круг, и это неудивительно: она, будучи замужем, жила с графом де Сокорном. А это означало, что леди Дансфорд помимо общества своего возлюбленного могла наслаждаться разве что обществом менее респектабельных семей. Ей был доступен только полусвет.
Графа раздосадовала мысль, что Батиста в этом случае будет водить знакомства лишь с мужчинами с сомнительной репутацией. У них девушка будет пользоваться той же репутацией, что и ее мать.
Он впервые подумал, что, возможно, оказал ей медвежью услугу. Париж был не лучшей заменой дому покаяния. Он спас ее от отца, но отдает на милость французским мужчинам. Они, несомненно, сочтут Батисту весьма привлекательной и соблазнительной. Ее светлые волосы, голубые глаза и нежная, словно фарфоровая кожа были для них олицетворением английской красоты.
В окружении ее отца, лорда Дансфорда, к Батисте отнеслись бы с глубоким уважением и почтением, вероятно, ее бы сочли достойной партией для лучших женихов из аристократических семей. Теперь же, в доме ее матери, Батисте предложат нечто другое, чем руку и сердце.
Граф уже успел убедиться, как невинна и непорочна была Батиста. И хотя она была начитанна и умна от природы, но понятия не имела о реальном мире и о мужчинах, которые его населяли. Батиста, правда, успела столкнуться с нездоровым, омерзительным влечением отца к насилию. Графу показалось, что, истязая дочь, лорд Дансфорд испытывает физическое наслаждение, однако Батисте это было невдомек. Она не подозревала даже, что обычно нужно мужчинам от привлекательной девушки. Граф боялся, что в Париже она слишком быстро это узнает.
«Возможно, мне следует отвезти ее назад в Англию, – размышлял граф, – разыскать каких-нибудь родственников из семьи Дансфордов и оставить Батисту на их попечении».
Но он понимал, что это сделать невозможно. Лорд Дансфорд был официальным опекуном девушки, а потому имел право как угодно распоряжаться ею, и по его желанию Батисту могли заключить в дом покаяния.
Граф все больше думал о Батисте и той ответственности, которую теперь нес за нее. Граф был как бы «меж двух огней», любое его действие так или иначе могло навредить ей. Он выбрал меньшее из зол: отвезти девушку к матери.
– Может статься, что мои страхи на этот счет совершенно беспочвенны, – успокаивал он себя.
Но каждый раз, когда Батиста смотрела на него голубыми глазами, светившимися на маленьком сердцевидном личике, графу становилось тревожно за ее будущее. Никогда прежде его так не волновала судьба ни одной женщины.
Они проехали уже около двух часов, как вдруг начал накрапывать дождь. Взглянув на горизонт, граф увидел темные тучи вдали и понял, что надвигается гроза. Дорога все время шла по ровной местности. Леса встречались редко, зато, как и везде во Франции, по обе стороны узкой дороги стояли высокие деревья. Гроза тем и была опасна, что во время нее молнии нередко попадали в деревья, и те падали, перегораживая путь. Иные стволы обрушивались на коляски и калечили коней.
Граф и Батиста отдали лошадей верховым, а сами вновь пересели в коляску. Граф выглянул в окно и с тревогой отметил, что гроза быстро надвигается. Им не оставалось ничего другого, как только продолжать ехать ей навстречу.
Граф рассчитывал по пути свернуть в какой-нибудь городишко и переждать непогоду там. Но сейчас они как раз проезжали пустынные места и остановиться было негде. Им оставалось надеяться только на то, что гроза будет кратковременной.
Однако их надежды не оправдались. Дождь усилился и превратился в ливень, а вспышки молний и раскаты грома напугали лошадей. Кучеру с трудом удавалось сдерживать их, а лакей, он же конюх, пересел на коренную лошадь – верный знак бедственного положения.
Граф велел остановить коляску.
– Я буду править сам, – заявил он.
Он не стал дожидаться ответа Батисты, вышел под дождь и вскочил на козлы.
Коляска тронулась, и уже через полчаса быстрой езды под проливным дождем они добрались до окраины какой-то деревушки. Экипаж остановился у маленькой невзрачной гостиницы. Но путникам выбирать не приходилось, они были готовы укрыться от непогоды и здесь.
Дверцу коляски распахнул мужчина в неопрятной одежде.
Батиста знала, что для графа подобная гостиница была местом непривычным, но ехать дальше в такую погоду было неразумно. Она вошла в маленькую, просто обставленную комнату с низким потолком, однако довольно чистенькую.
Пожилой мужчина, вероятно, хозяин гостиницы, ей навстречу. Батиста объяснила, что погода задержала их в пути. Мужчина проявил неожиданное радушие и предложил свои услуги.
– Я думаю, – сказала Батиста на хорошем французском языке, – что в первую очередь месье и его слугам понадобится просушить одежду.
Хозяин гостиницы заверил, что это не составит ни малейшего труда. На кухне уже развели огонь, осталось только поставить лошадей в стойло, и потом всех накормят и напоят.
Пока хозяин рассыпался в любезностях, в комнату вошел граф. Батиста не ошиблась, ему и впрямь не мешало бы обсохнуть. Он успел накинуть плащ, перед тем как сесть на козлы, но все равно промок насквозь. Его мокрые волосы слиплись, с них капала вода.
Граф рассмеялся, увидев выражение ее лица, и сообщил, что кучеру и верховым пришлось куда хуже.
Хозяин разжег огонь в большом камине. Граф скинул мокрый плащ, а вслед за ним щеголеватую серую куртку для верховой езды и остался в белой муслиновой рубашке, бриджах из оленьей кожи и до блеска начищенных сапогах. Батиста не могла не восхититься его статной фигурой.
Граф попросил бутылку вина и, когда ее принесли, уговорил девушку выпить с ним.
– Не люблю пить в одиночку, – признался он. – Хотя на этом постоялом дворе довольно сносное вино, боюсь, того же нельзя сказать о еде.
– Мы останемся здесь на ночь?
– Надеюсь, что нет, – ответил граф. – Посмотрим, скоро ли кончится гроза. По размытым дорогам ехать сложно и даже опасно, тем более из-за дождя ничего не видно.
