Текст книги "Ангел в сетях порока"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
– Можешь не беспокоиться, Рене, за этим младенцем присматриваю я.
– О, прости, Айвор, я и не знала, что посягаю на твою собственность, – сказала она.
– Ох, все не так, как ты думаешь, – сказал он, – только она, на мой взгляд, чересчур для тебя молода.
Женщина неожиданно рассмеялась и сказала:
– Все о'кей!
А когда я спросила у Айвора, что он имел в виду, он ответил:
– Ничего. Сама скоро поймешь.
– Что пойму? – не отставала я.
– До чего же ты любишь задавать вопросы, Максина, – с досадой посмотрел на меня Айвор.
Я напомнила ему, что он вечно толкует о поисках истины и о необходимости со всеми быть прямым и честным, а сам не хочет объяснить то, чего я не понимаю. Айвор буркнул, что он не нянька. На том наш разговор и закончился. Я попробовала обратиться с тем же вопросом к Поппи и пересказала ей свой разговор с Рене, а потом с Айвором.
– Ох, Рене – личность известная, – сказала Поппи и, подумав, добавила: – Но боюсь, Айвор прав, и от меня ты тоже ничего не добьешься.
Я страшно разозлилась и сказала, что, на мой взгляд, это свинство с их стороны – иметь от меня секреты.
– Никакие это не секреты, – воскликнула Поппи, – в противном случае ты их уже знала бы. Но для тебя лучше, если ты как можно дольше будешь оставаться невинной крошкой, ведь именно поэтому ты пользуешься таким успехом, Максина!
Я заметила, что не думаю, будто пользуюсь таким уж успехом у Айвора, который в моем обществе рассуждает лишь о мировой несправедливости или классовой ненависти.
А Поппи сказала:
– Не думай, что Айвор лишен сексуальности. Это не так! Но не жди полнокровной страсти от человека, который за весь день выпивает лишь чашку какао и закусывает половинкой сардинки.
Я удивилась: неужели чувства человека зависят от пищи, которую он принимает?! И Поппи подтвердила, что да, зависят, во всяком случае, голод приводит в раздраженное и сварливое расположение духа, далекое от состояния влюбленности.
Поппи говорила с таким волнением, что я поинтересовалась, откуда ей это известно, и она рассказала, что когда-то была сильно влюблена в одного человека, а он – в нее. Но им вечно не хватало денег, они не могли ни поесть досыта, ни помыться, ни заплатить вовремя за квартиру. В конце концов они стали ссориться, словно кошка с собакой, и разошлись.
После этой грустной истории мне стало так жаль бедняжку Поппи.
– А не лучше ли было тебе выйти за него замуж? – робко спросила я.
Но оказалось, что он уже был женат. Чтобы отвлечь Поппи от печальных воспоминаний, я рассказала ей про Гарри и спросила, как бы она поступила на моем месте.
– Если бы я решила добиться любви какого-нибудь мужчины, – сказала она, – я нисколько не беспокоилась бы, с кем он там живет. Пусть хоть с моей собственной бабушкой? Если он нужен тебе по-настоящему, нечего переживать из-за прошлого, ибо прошлое человека не имеет к настоящему ни малейшего отношения. Кроме того, разве ты вправе судить, если еще сама не подвергалась никаким искушениям?
Эта точка зрения показалась мне вполне резонной. Тетушка Дороти подвергала Гарри самым сильным искушениям. Она очень привлекательная, роскошная женщина, особенно когда разоденется.
– Люди только и заняты своими сексуальными делами, – сказала Поппи. – Не думай, будто я не придаю им большого значения, нет, они очень важны в жизни человека, и любой, кто будет утверждать обратное, просто врун. Хотя, конечно, есть и исключения – для некоторых эти проблемы несущественны.
Может, твой Гарри с теткой просто приятно проводят время и оба знают, до какого предела могут дойти, никому не причиняя вреда. Если бы он крутился возле молоденькой девочки, было б гораздо хуже, а она, в конце концов, замужняя женщина и должна сама за себя отвечать.
Я напомнила, что тетушка, будучи замужем за дядюшкой Лайонелом, влюблена в Гарри.
– Влюблена! Черт меня побери! – воскликнула Поппи. – Не уверена, что она до того влюблена, чтобы ради него отказаться от своего дома и положения. Люди, болтающие о любви, как правило, не понимают значения этого слова. Любовь в реальной жизни, Максина, вовсе не сказка про Золушку. Прекрасные принцы не выскакивают из-под каждого куста крыжовника. А когда они вдруг появятся в твоей жизни, будь уверена, у них уже есть жены или любовницы. Тебе еще повезло, что твой не женат, как мой.
Думаю, Поппи права. Многие мои представления почерпнуты из книжек и очень наивны. Я постоянно мечтала встретить идеального мужчину, который непременно захочет на мне жениться, а я захочу выйти за него замуж, и все очень легко устроится.
Но, наверное, в жизни так никогда не бывает. Кто из известных мне людей сочетался браком с прекрасным принцем? Никто. Однако все живут счастливо.
Так что, по-моему, не стоит слишком многого ждать от жизни.
– Мы все чересчур жадные, – продолжала Поппи. – Хотим много получать, а отдавать много не желаем. Живя с Джеком, я постоянно чего-то от него ждала, требовала, вместо того чтобы задуматься, сколько сама ему отдаю. Это жадность, Максина, и она в конечном счете вредит человеку. Если бы я снова встретилась с Джеком, у меня была бы только одна забота – сделать его счастливым, не думая при этом о себе. Я была страшно молода, вроде тебя, и считала, что делаю великое одолжение, живя с ним, женатым, столь юная, привлекательная и невинная. Я никогда не пыталась положить на другую чашу весов его опыт, и ум, и обаяние, которые я не всегда могла оценить в свои девятнадцать лет. Неудивительно, что он устал от меня и мы стали ссориться. Порой я была просто невыносима…
Тут голос Поппи дрогнул, и я поняла, что она плачет. Мы разговаривали, лежа в постелях. Услышав ее рыдания, я поднялась, в темноте подошла к ее кровати и обняла девушку. Она прижалась ко мне и вымолвила сквозь слезы:
– Ох, Максина, я была такой глупой… а теперь так одинока!
Я не могла найти подходящих слов для утешения и только обнимала ее крепко. Вскоре Поппи успокоилась и проговорила уже обычным тоном:
– Милое дитя, ты совсем продрогла! Прыгай скорее в постель и забудь обо всем, что я наговорила.
Я поцеловала ее, пожелала доброй ночи и, последовав совету, легла в постель. Только вот разговор наш постараюсь запомнить как следует!
А теперь вот подхватила простуду. На вечеринке мы пробыли почти до четырех утра, а когда вышли на улицу, пошел проливной дождь. Никто из нас не мог позволить себе взять такси, так что мы возвращались домой пешком под эскортом Айвора.
Подойдя к дому, мы обнаружили, что домохозяйка – исчадие ада – закрыла дверь на цепочку. Она боится грабителей, хотя какие грабители в районе, где грабить абсолютно нечего?!
Тем не менее миссис Хопкинс – так ее зовут – запрещает нам возвращаться после полуночи. Сегодня мы, разумеется, нарушили дисциплину и принялись изо всех сил колотить в дверь, но никто не вышел на наш стук.
Дождь хлестал не переставая, мы промокли до нитки.
Наконец Поппи сказала:
– Бесполезно, она либо мертва, либо пьяна. Пошли лучше к тебе, Айвор.
Айвор согласился, и мы еще минут пять брели под дождем до его жилища.
Открыв дверь ключом, Айвор спустился вниз по небольшой лестнице. Мы последовали за ним. Он живет в крохотной комнатке в подвале. Но какой оригинальный интерьер у этого жилища! Поппи сказала, что все это придумал сам Айвор. Стены сплошь разрисованы фантастическими картинами, там и сям развешаны забавные футуристические плакаты. Но эффектнее всего смотрятся американские ситцевые занавески, очень яркие. Они закрывают единственное в комнате оконце. В одном углу – кровать, в другом – диван, комод с выдвижными ящиками, над ним – большое зеркало.
Самое очаровательное – большой ковер в темных тонах на полу, единственная роскошь, которую позволил себе хозяин, и то лишь потому, что когда-то этот ковер принадлежал Бернарду Шоу.
Мы разожгли газовую горелку и попытались просушить одежду, потом мы с Поппи улеглись в кровать, а Айвор устроился на диване.
Я прижалась покрепче к Поппи, чтобы согреться, но волосы у меня, разумеется, были все еще влажные.
Утром я проснулась с ужасной простудой и до сих пор чувствую себя отвратительно – тело ломит, меня бросает то в жар, то в холод.
* * *
Утром Айвор привел ко мне врача. Это был очаровательный молодой человек, очень подвижный и совсем не похожий на докторов с Гровенор-сквер с величественными манерами и в цилиндрах.
Он буквально влетел в комнату, пощупал мне лоб, определяя температуру, тут же задал несколько вопросов, на которые обстоятельно отвечал Айвор, с невиданной быстротой нацарапал рецепт и, велев соблюдать постельный режим, так же стремительно исчез, словно и не приходил!
Ничего серьезного – просто сильная простуда. Айвор целый день за мной присматривает. До чего были б шокированы монахини, увидев мужчину, дежурящего возле моей постели, – но тут никто не обращает на это внимания.
В компании тетушки Дороти спальня тоже не считалась чем-то святым.
Когда тетушка уставала и ложилась в постель отдохнуть, посетителей проводили к ней в спальню, где гости пили коктейли.
Я как-то рассказала в присутствии тетушки и ее гостей, какой шум обычно поднимали монахини при каждом визите доктора к занемогшей воспитаннице. Тетушка Дороти, выслушав, заявила:
– Один только средний класс видит в спальне нечто аморальное. Однако аморальность следует связывать не с тем, где ты находишься, а с тем, как ты себя ведешь.
Я, конечно, с ней полностью согласилась, хотя Бейба вставила:
– Неоригинальная мысль, Долли, я читала об этом на прошлой неделе в газете.
Поппи очень заботлива и готовит для меня чудесный лимонад – из-за высокой температуры мне постоянно хочется пить.
Знаю, она потратила на лимоны последние деньги, сама оставшись без ужина. Мне пришлось прибегнуть к небольшой хитрости – я объявила, будто хочу колбасы, а когда ее принесли и поджарили, призналась, что не могу проглотить ни кусочка.
В итоге Поппи пришлось плотно поужинать, а я выпила немножко «Боврила» [16]16
«Боврил» – фирменное название пасты-экстракта из говядины для приготовления бульона.
[Закрыть].
Хочу поскорее поправиться, иначе, боюсь, деньги кончатся прежде, чем я найду работу. У меня еще остается около шести фунтов, но это не так уж много, если часть из них пойдет на оплату счета от врача.
* * *
Сегодня опять приходил врач и сказал, что я выгляжу намного лучше.
Температуры у меня уже нет, но чувствуется легкая слабость. Завтра мне разрешено встать.
Я рада, поскольку мне уже страшно надоело торчать в этой комнате. Никогда раньше не замечала, до какой степени она ветхая, как сильно нуждается в побелке ее потолок с отвратительными пятнами просочившейся с верхнего этажа воды.
Если когда-нибудь вернусь на Гровенор-сквер и у меня будут деньги, заставлю Поппи отыскать где-нибудь небольшую квартирку и буду платить за нее.
Я сказала «заставлю», но Поппи не относится к тем людям, которых легко заставить что-либо сделать. Она слишком независима и горда, чтобы принять просто так от кого-нибудь деньги. Лучше сказать «попробую убедить». А еще мне хочется «попробовать ее убедить» снова встретиться с тем молодым человеком. Быть может, они заживут вместе и будут счастливы. Очень хотелось бы этого!
Перед завтраком забегал Айвор, потом зашел еще раз во второй половине дня. Поппи сказала:
– Не посидишь ли тут, Айвор, пока я съезжу в редакцию?
Она сделала несколько прекрасных рисунков: дети, весело играющие в парке, и в противоположность им – чопорная толпа роскошно одетых людей. Поппи считает, что одна из вечерних газет должна взять их в качестве иллюстрации к полосе светской хроники.
Когда она ушла, Айвор спокойно уселся и спросил:
– Ну, чем тебя позабавить?
– Поговори со мной, – попросила я.
– О чем? – спросил он.
– О чем хочешь, – предложила я, – лишь бы не обо мне. Скучнее предмета нельзя придумать!
– Я не разделяю твоего мнения, Максина, – заявил он и улыбнулся.
Вышел прелестнейший комплимент из всех, когда-либо мне сказанных, в результате я тоже улыбнулась, а он вдруг наклонился, взял меня за руку и сказал:
– Я тебя очень люблю, Максина. Ты это знаешь?
Я покачала головой, поскольку действительно не знала, а он продолжал:
– Да, люблю, только все это безнадежно. Вот такие дела!
Я вдруг поняла, что действительно безнадежно, потому что даже если б любила Айвора – но я его не люблю, – он ни за что не разрешил бы мне пользоваться собственными деньгами, а прожить на один его заработок мы скорее всего не смогли бы.
К тому же Айвор амбициозен, и я уверена, что когда-нибудь он преуспеет и станет великим человеком, но едва ли решится обременить себя женой. Ему нужна нянька, чтобы присматривать, накормлен ли он досыта, прибрано ли в комнате.
– Бедный мой, – сказала я. – Как жаль, что все так складывается!
– Черт побери твою жалость, Максина! – грубо бросил Айвор.
Неожиданно он опустился на колени возле постели и обнял меня. Я почувствовала на своих губах его поцелуй, страстный, даже грубый, совсем не такой, как у Гарри или Тимми. Айвор тяжело дышал, глаза его горели странным огнем.
Я же ничего не испытывала, кроме нежного, почти материнского чувства. С каким бы удовольствием я присматривала за Айвором, стараясь ограждать его от бесчисленных забот и волнений!
Почему он так беспокоится о положении дел в мире? В конце концов, он не в силах остановить ход истории.
Я испытывала к нему такую жалость, что позволяла себя целовать, а он все повторял: «Максина! Максина!» – и так сильно сжимал мои плечи, что я не выдержала:
– Пожалуйста, Айвор, не надо… Мне больно!
Он в тот же момент отпрянул, уронил голову на руки и на какое-то время замер в неподвижности. Я гадала, о чем он думает и что чувствует.
Наконец Айвор поднял голову, и я увидела его бледное лицо. Он отошел к окну и проговорил каким-то сдавленным голосом:
– Прости, Максина.
– Не извиняйся, Айвор, тебе не за что просить прощения, – заверила я.
Тут он издал смешок: «Какое ты еще дитя!» – вернулся, взял меня за подбородок и поцеловал очень нежно, совсем не так, как раньше.
– Забудь, – сказал он. – Забудь все, что я говорил.
– И то, что ты любишь меня? – уточнила я.
– Да! И не относись к моим словам слишком серьезно. – Айвор присел на кровать. – В этом мире все неоднозначно. Если хочешь, Максина, могу рассказать тебе кое-что.
– Пожалуйста, расскажи, – оживилась я.
– Это тайна, которую я никогда никому не рассказывал. Даже Поппи не знает.
– Ну так мне расскажи!
– Дело в том, что я женат, – объявил он.
Вот так сюрприз! Я полюбопытствовала, на ком же?
И он ответил:
– Когда я сбежал из дому, я поселился сначала в северной части Лондона и жил там, как отшельник, – никого не видел, ни с кем не разговаривал. Я усердно работал над своей первой книгой. И тут появилась Морин.
Эта женщина, чилийка, была красива какой-то мрачной, загадочной красотой. Мы часто встречались и подолгу разговаривали о самых разных вещах, и в конце концов я попросил ее выйти за меня замуж. Она согласилась.
Я в то время был очень молод и самоуверен, весь мир лежал у моих ног. В одно прекрасное весеннее утро мы сочетались браком в бюро регистрации и уехали на медовый месяц длиной в одну ночь.
Первое время мы были счастливы, а потом я обнаружил, что прошлое моей жены имеет над нею гораздо большую власть, чем я представлял.
У нее оказались друзья, о существовании которых раньше, во время наших кратких свиданий, я и не догадывался.
Это были художники, а также люди, не имеющие определенных занятий в жизни. Большей частью иностранцы. И весьма скоро я начал догадываться, что моя жена в то или иное время почти с каждым из них состояла в близких отношениях.
Меня это не слишком беспокоило, если не считать тех случаев, когда она открыто позволяла себе крайнюю фамильярность в отношениях с ними.
По этому поводу у нас произошли две-три стычки, а потом разразился грандиозный скандал из-за женщины по имени Фрэнсес.
Мне не следовало бы посвящать тебя в эту историю, скажу лишь, что моя жена была ее самой близкой подругой и не хотела отказываться от этой дружбы даже после своего замужества.
Она рассчитывала, что Фрэнсес станет жить вместе с нами, а она будет поровну делить между нами свою любовь.
Я терпел это около месяца, потом ушел и перебрался сюда, где никто меня не знает и я могу заново начать свою жизнь.
Сначала я очень страдал, жена была мне чертовски нужна. Я до сих пор тоскую по ней, но понимаю, что бесполезно пытаться склеить то, что разбилось вдребезги. Я не могу сказать, что моя жена была аморальна – она просто не знала о существовании моральных принципов и каких-либо жизненных норм. Она не признавала никаких ограничений, особенно когда речь шла о ее увлечениях. А это могло завести чересчур далеко, о чем мне слишком хорошо известно.
Вот… такова моя история, – заключил Айвор. – Не очень-то оригинальная, скорее банальная. Так что, видишь, Максина, как обстоят дела.
Я не могла найти нужных слов, чтобы выразить свое сочувствие, и просто крепко стиснула его руку.
Он понял и тихо сказал:
– Спасибо тебе, Максина, – а потом встал и в задумчивости прошелся по комнате.
После этого разговора между нами снова установились прежние дружеские отношения. Перед самым уходом он заглянул ко мне пожелать спокойной ночи и в присутствии Поппи наклонился и по-братски поцеловал меня.
Должна признаться, я жутко привязалась к Айвору, и если судьба разлучит меня с ним, я буду очень скучать.
Не много найдется людей, по которым я стала бы скучать. Кстати, как отнесся Гарри к моему исчезновению? Скорее всего он и не заметил его. А если и заметил, то подумал: «Слава Богу, избавились!»
* * *
Мне гораздо лучше, я почти совсем выздоровела, а Поппи нашла для меня работу.
Я очень этому рада, пусть даже жалованье совсем маленькое.
В верхнем конце улицы стоит забавная маленькая антикварная лавка, куда художники приносят на продажу картины и где можно купить кисти и краски, а также настоящие антикварные предметы.
Лавка крошечная, с небольшим старомодным окном, по середине ее тянется старый дубовый прилавок. Ее хозяин – художник, и ему требуется человек, чтобы присматривать за магазинчиком, пока он работает в соседней комнате с встроенным световым люком.
Платить он готов всего пятнадцать шиллингов в неделю, впрочем, это лучше, чем ничего.
Он довольно стар – около шестидесяти. Зарабатывает, похоже, немало, копируя натюрморты с цветами и прочие декоративные панно. В лавке на редкость грязно, много всякого хлама, среди которого попадаются и весьма ценные вещи.
Но когда я предложила сделать уборку, он отказался:
– Не надо. Эта обстановка играет мне на руку. Люди думают, что за небольшие деньги покупают шедевры, которым я не знаю цены. Пускай остается как есть.
Посетителей бывает не так уж много, впрочем, в горячий сезон сюда протаптывают дорожку толпы американцев, знакомящиеся в Челси с богемной жизнью.
Айвор говорит, что та богемная жизнь, с которой они знакомятся, – фикция чистой воды, пропаганда в интересах «Кука» [17]17
«Кук» – бюро путешествий в Лондоне.
[Закрыть].
Помимо пятнадцати шиллингов в неделю я получаю десять процентов комиссионных за любую проданную вещь, так что надеюсь продать много-много всякой всячины, и тогда, может быть, заработаю достаточно денег, чтобы содержать себя целиком и полностью.
Теперь, имея постоянный заработок, я оплачиваю половину стоимости комнаты Поппи, поскольку мы решили и в дальнейшем жить вместе.
Выходит в неделю шесть шиллингов, так что у меня еще остается девять на еду, хотя, конечно, есть и дополнительные расходы, такие, как газ и ванна.
Мистер Филд, хозяин лавки, удивленно вытаращился на меня, когда я пришла нынче утром:
– Боже милостивый! Так вы же совсем еще ребенок!
Я заявила, что в состоянии выполнять самую различную работу и надеюсь продать для него кучу всяких вещей.
– С таким личиком – вполне возможно, – сказал он, и я решила принять его слова за комплимент.
Вскоре он удалился к себе в студию, но то и дело выскакивал поглядеть, как я управляюсь. Жаль, что докладывать пока особо не о чем, кроме продажи двух кистей и тюбика синего кобальта.
Правда, днем заглянули мужчина с женщиной и купили расписную лаковую шкатулку с изображением сцен из венецианской жизни. Мистер Филд был ужасно доволен и сказал, что я великолепно сделала дело.
Я обрадовалась, доставив хозяину удовольствие, так как ему наверняка стоило больших усилий выражать энтузиазм по поводу семи шиллингов и шести пенсов.
Проводить целый день в магазине в ожидании покупателей довольно скучно, мало кто заходит, и я спросила мистера Филда, не возражает ли он, если завтра я захвачу с собой книжку.
Он подумал и предложил:
– А может быть, поможете мне в студии? Звонок вы всегда услышите, если кто-то войдет.
Я согласилась, и он повел меня вниз, в студию. Мне показалось, работы там не так уж много, разве что готовить ему чай и тосты.
Когда я уходила, он снова меня поблагодарил и пообещал выдать авансом недельное жалованье.
Я рассказала об этом Поппи, и она предупредила меня:
– Будь осторожна! Не позволяй ему чересчур вольничать.
– Ты хочешь сказать, будто он пробовал со мной флиртовать? – спросила я.
– Я думаю, что большинству мужчин хочется с тобой пофлиртовать, – сказала она.
В самом деле, подумала я, многие уже пытались это сделать. Значит, у меня есть сексапильность, даже сомневаться нечего!
Никак не могу выбросить из головы тетушку Дороти и Росси. Прошло уже больше недели с тех пор, как я покинула Гровенор-сквер.
Интересно, беспокоятся ли они обо мне? Скучает ли без меня Гарри?
В конце концов, он ведь поцеловал меня… один раз.
* * *
Мистер Филд нынче целое утро крутится вокруг меня.
Боюсь, Поппи права, он начнет приставать, а в таком случае мне, наверно, придется оставить работу. Все выходит, как в одном рассказе, который я когда-то читала в дешевом журнале: там героиню постоянно атакует работодатель.
Как досадно порой быть девушкой, да еще привлекательной! Хотя быть настоящей дурнушкой вовсе ужасно!
Сегодняшним утром я продала блокнот для рисования, пакетик булавок для холста и три карандаша. По-моему, торговля весьма оживилась.
Мистер Филд только что заглянул ко мне – уже в который раз! – и спросил, все ли в порядке, хотя это и так видно: сижу за прилавком, выгляжу весело и, надеюсь, по-деловому.
Он пригласил меня к себе в студию погреться, я вежливо отказалась, сославшись на то, что утром обычно дел очень много, так что лучше уж мне сидеть в лавке – так спокойнее.
Он помялся с ноги на ногу, затем выглянул в окно и сказал:
– Дождь идет.
Поразительно – люди вечно заводят речь о погоде, когда думают совсем о другом.
Наконец, не найдя что еще сказать, он вышел из лавки.
Был еще один странный эпизод. В лавку пришел покупатель, маленький, черненький, одетый довольно бедно, но аккуратно. Прежде чем зайти, он долго стоял перед витриной, только разглядывал не вещи, разложенные за стеклом, а меня. Потом он исчез, но через какое-то время опять появился и стал заглядывать в витрину.
Я смутилась и ушла в дальний угол лавки, где он не мог меня видеть. Но тут открылась дверь, и он перешагнул через порог лавки.
– Будьте добры, мне нужна кисть, – обратился ко мне странный покупатель.
Я вытащила коробку с кистями, однако он не стал особенно разглядывать их, все его внимание было сосредоточено на мне.
– Давно вы тут? – спросил он, не спуская с меня глаз.
Не знаю почему, только его любопытство вызвало у меня раздражение, и я сказала:
– Вам требуются именно такие кисти?
– Нет-нет, – сказал он, – намного длиннее.
– Щетина длиннее, – уточнила я, – или ручка?
Он, похоже, не знал. Поколебавшись с минуту, он опять обратился ко мне:
– Не будет ли с моей стороны невежливым узнать ваше имя?
– Да, это очень невежливо, – говорю я. – Если кисть вас не интересует, то, по-моему, вам лучше уйти отсюда!
Он вышел весьма растерянный и уже на улице вынул что-то из кармана и посмотрел. Затем обернулся и бросил в мою сторону довольно пристальный взгляд. К счастью, окно до того грязное, что через него трудно что-нибудь разглядеть.
Интересно, кто он такой и почему так себя вел. Это кажется мне очень странным.
* * *
Боже мой, случилось столько всего, что голова идет кругом!
Во-первых, сижу нынче днем в магазине, входит мистер Филд и говорит:
– Не спуститесь ли вниз? Я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали.
Проговорил он все это довольно отрывисто, точно отдал приказ, а я, разумеется, не могла ослушаться своего работодателя. Когда я вошла в студию, он сказал:
– Не разберете ли для меня вон те бумаги?
И указал на небольшую стопку счетов среди обрывков бечевки, старых этикеток, карандашей, в беспорядке валявшихся на диване – этакое скопище мусора, словно кто-то вывалил все содержимое из ящика старого письменного стола, куда давным-давно никто не заглядывал.
Я принялась за работу, время от времени поглядывая на мистера Филда и гадая, с чего он так суетится.
А он вдруг спрашивает:
– Чем вы вообще занимаетесь в этом мире?
– Пытаюсь заработать на жизнь, – отвечала я.
– А почему ушли с последнего места работы, если таковое имелось?
Я ответила с самым невинным видом, что по личным причинам, которые обсуждать не желаю.
– Хотите вернуться? – продолжал он.
– Нет, – ответила я, – но вернусь, если захочу.
Мистер Филд подошел к дивану, где я раскладывала бумаги, и, пристально посмотрев на меня, объявил:
– В таком случае ведите себя благоразумно, иначе будете вынуждены вернуться.
Я очень удивилась и сказала:
– Что значит «буду вынуждена»?
– Мне известно о вас больше, чем вы думаете!
Он произнес это таким гадким тоном, что я разозлилась и весьма холодно отвечала, что он может интересоваться, хорошо ли я выполняю свою работу, но остальное его не должно касаться.
– Но меня интересует все, что связано с вами. – Мистер Филд улыбнулся и сел рядом со мной.
Я вскочила:
– Боюсь, мы толкуем о разных вещах. По-моему, мне лучше всего вернуться в лавку, за которой я должна присматривать.
– Вовсе нет, – возразил он. – Бас наняли делать не то, что хочется вам, а то, что хочется мне!
Я не ответила и направилась к двери, но мистер Филд преградил мне дорогу.
– Ну-ну! – сказал он. – Успокойтесь! Я не хочу с вами ссориться… мне этого хочется меньше всего на свете. Однако и вы не хотите снова вернуться домой? Ведь я вас обязан доставить обратно как несовершеннолетнюю.
Я изумилась, услышав все это, и в то же время в мою душу закралось сильное подозрение, что ему не так уж много известно, он лишь хочет меня напугать.
– Я сказала уже, мистер Филд, – повторила я, – что обсуждать с вами свои дела не желаю. Будьте добры, позвольте пройти.
Он засмеялся:
– Ладно, давайте договоримся так: вы заплатите за мое молчание.
И мистер Филд открыл мне свои объятия. Я поняла, какая ему нужна плата.
Не знаю, что могло бы произойти в следующий момент, если бы в магазине не зазвонил колокольчик. Мистер Филд остановился в нерешительности, а я стрелой прошмыгнула мимо и побежала наверх открывать дверь.
На пороге стоял дядюшка Лайонел, а за ним выглядывал забавный маленький человечек, пытавшийся нынче утром завязать со мной разговор.
О, как я была рада этой встрече! Я бросилась обнимать дядюшку Лайонела, который тоже не мог скрыть своей радости и только повторял:
– С тобой все в порядке, Максина? Ты вполне уверена, что с тобой все в порядке? – хоть я и выглядела абсолютно целой и невредимой.
Наконец я схватила шляпу и плащ:
– Дядюшка, давайте уйдем отсюда поскорее.
– Ты здесь живешь? – спросил он.
– Нет, дядюшка, я здесь работаю и только что поскандалила со своим хозяином. Пойдемте!
И мы вышли, так что я даже не попрощалась с мистером Филдом – вот так завершилась моя карьера продавщицы!
Странный маленький человечек, который приходил ко мне утром, оказался детективом, которого дядюшка Лайонел нанял для розыска.
Мы вернулись в крошечную комнатушку Поппи, и дядюшку Лайонела чуть удар не хватил, когда он узнал, что я живу здесь. Да уж, это вам не особняк на Гровенор-сквер! Однако возвращаться домой, если меня там по-прежнему ждет свадьба с Росси, мне не хотелось. Я так и сказала дядюшке. Он принялся меня успокаивать, уверяя, что все поняли – произошла ошибка. Тетушка Дороти очень переживает, она и предположить не могла, что я так болезненно к этому отнесусь. Разумеется, я не обязана ни за кого выходить замуж. Он уверен, у меня все еще впереди и я сделаю свой выбор и буду счастлива. Если я вернусь домой, никаких разговоров о Росси не будет, мне даже видеться с ним не придется.
Дядюшка был так трогательно добр со мной, что, подумав, я решила вернуться, но все же не удержалась и спросила, сильно ли сердится на меня тетушка Дороти. Дядюшка Лайонел отвечал, что она очень расстроена.
– И я тоже, Максина, – добавил он. – Ты никогда не должна больше так поступать. Мы чуть с ума не сошли от волнений.
Конечно, не хотелось, чтобы эта история попала на страницы газет, и я надеялся, ты найдешь в себе достаточно сострадания, чтобы дать нам знать, где находишься, или вернуться. Повторяю, Максина, ты нам причинила немалую боль и огорчение.
Я почувствовала себя страшно виноватой и сказала, что причиной всему было мое отчаяние при мысли, что придется выйти замуж за Росси, которого я ненавидела.
– Эх, Максина, – покачал головой дядюшка Лайонел, – если бы ты пришла ко мне, я не допустил бы этого гнусного фарса!
Он произнес это очень сурово, и я догадалась, что нечто в этом же роде он заявил тетушке Дороти.
Пока мы разговаривали, сидя на постели Поппи – это единственное сиденье в комнате, – влетела она сама, и я представила ее дядюшке Лайонелу.
Должна сказать, что он был очень мил и любезен с Поппи, так что, уверена, понравился ей.
Он долго благодарил ее за заботу обо мне, особенно во время моей болезни.
– Я сейчас забираю Максину с собой, – сказал дядюшка Лайонел, – но надеюсь, вы будете часто ее навещать, и знаю, что ей захочется приходить к вам.
Он сказал все это очень искренне, и Поппи пообещала, что придет обязательно, так как будет ужасно скучать без меня.
Я спросила у девушки, дома ли Айвор, – мне хотелось попрощаться с ним.
– Он должен появиться здесь с минуты на минуту, – отвечала она.
Мы решили подождать, и дядюшка принялся развлекать нас разговорами. Вот уж никогда не предполагала, каким забавным он может быть! Я его никогда не видела таким на Гровенор-сквер в кругу друзей тетушки Дороти. Поппи хохотала от души, и в заключение дядюшка сказал:
– Мы должны с вами снова встретиться, независимо от Максины. Я прошу вас пообедать со мной как-нибудь вечером.
– С удовольствием, – отвечала Поппи, – но только не в слишком роскошном месте!
Он рассмеялся и отвесил ей несколько комплиментов, явно пришедшихся девушке по вкусу.
В этот момент раздался стук в дверь, и вошел Айвор.
Он, конечно, опешил, увидев дядюшку Лайонела, и, судя по внезапной перемене в настроении последнего, не понравился ему.
