Текст книги "Дракон и жемчужина"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Торговля была жизненно необходима и самому Китаю, даже если этого не понимала вдовствующая императрица.
Конечно, слабость Маньчжурской династии позволяла иностранцам отхватить значительные куски китайской территории. И не случайно в глубине страны зрело подозрение, что прозападный путь гибелен для великой восточной державы. Однако истина находилась где-то посредине, а этого и не понимала правящая верхушка. Без развития железных дорог и телеграфа, современного вооружения, мощных военных кораблей у Китая не было будущего.
Стэнтон Вэр долго жил среди простых людей Востока, и он знал, что по традиции они всегда обращаются к магическим силам в надежде вырваться из страшных тисков нищеты.
А страна нищала. Коррупция охватила весь чиновничий аппарат. Те, кто стоял у власти, не знали удержу в стремлении к роскоши.
Скрытое недовольство народных масс упорно росло. Эти люди уже не в состоянии были выдержать непомерный гнет постоянно растущих налогов. А уж если вырвется на волю до сих пор подавляемый гнев, то разрушения и страдания охватят всю страну.
Стэнтон Вэр не стал обсуждать с британским министром листовку, которую видел в одном из городков провинции Чжили еще в прошлом году. Она гласила:
«Патриоты из всех провинций, видя, как люди с Запада переходят в своем поведении все возможные пределы, решили собраться в пятнадцатый день четвертой луны, чтобы перебить их и сжечь их дома. Те, чьи сердца не бьются в унисон с нашими, – негодяи и подлецы».
Миссионеры-иезуиты передали содержимое этой листовки, но ни в Пекине, ни в Лондоне на нее не обратили внимания. Стэнтон Вэр не сомневался, что все это – только начало. «Боксерам» удалось набрать такую силу именно потому, что никто не пытался противодействовать им. И все-таки он надеялся, что еще не поздно что-то предпринять для спасения страны и народа Китая. Трезво оценивая свои возможности, он жалел, что его не вызвали гораздо раньше.
По пути к дому Цзэнь-Вэня он перебирал в уме все, что знал о Ли Хун-Чжане, и все больше убеждался, что надеяться можно только на помощь этого старого мудрого наместника.
В доме Цзэнь-Вэня майора ждали.
Как во всех богатых китайских домах, внутренний дворик по периметру окаймляли карликовые деревья. Но гостя сразу провели в просторную, с высоким потолком, комнату, где пол был устлан толстым мягким ковром – ведь стояла зима. А летом легкие, изящно разрисованные бамбуковые циновки вносили в дом прохладу и свежесть.
Стэнтону Вэру очень хотелось рассмотреть висевшие на стенах картины и гравюры. А коллекция нефрита сразу показалась ему бесценной.
Но в этот момент дверь бесшумно открылась, и в комнату не торопясь вошел пожилой седобородый знатный китаец.
Стэнтон Вэр умел с первого взгляда оценивать людей. Сейчас он не сомневался: этому человеку можно полностью доверять.
На Востоке спешить считается дурным тоном. Поэтому хозяин и гость обменялись неторопливыми, почтительными поклонами. Потом мандарин полой своего богато расшитого сюртука смахнул несуществующую пыль с кресла, которое он предложил гостю. Стэнтон Вэр проделал то же самое для хозяина.
Они вновь церемонно раскланялись и наконец уселись.
Слуга внес вино и восхитительное сухое печенье, которое принято было к нему подавать.
Угощение было подано на низком столике с инкрустированной столешницей, на фарфоровых тарелочках, столь изысканных, что гость с трудом удержался от возгласа восхищения.
Но он знал, что разговор должен начать хозяин, и поэтому терпеливо ждал.
Морщинистое лицо Цзэнь-Вэня казалось печальным и озабоченным, а под глазами залегли тени, следы бессонницы.
– В печальное время пришел ты ко мне, сын мой, – наконец медленно заговорил он. – Мое сердце исполнено печали. Грядет мрачный час для моей родной страны. Но моя подруга из Дома тысячи радостей уверяла, что если кто-то и может отвратить беду, то это именно ты.
– Вы оказываете мне большую честь, благородный господин, – склонив голову, ответил Стэнтон Вэр. – И я пришел к вам, чтобы испить из чаши вашей мудрости.
Цзэнь-Вэнь тяжело вздохнул:
– Ни один звук из того, о чем мы говорим в этой комнате, не должен вылететь за ее стены. – Понизив голос, он продолжал: – Ее величество вдовствующая императрица погрязла в заблуждениях. Она верит, что «боксеры» – главная надежда на избавление нашей страны от несчастий. С тех самых пор, как я отважился с ней не согласиться, тучи закрыли солнце и мне приходится пребывать в полной темноте.
– Так ее величество искренне в это верит? – переспросил Стэнтон Вэр.
Старик кивнул:
– Она всегда была суеверна и не устает консультироваться с прорицателями и ясновидцами.
– Но ведь в таком случае она не может не знать, что именно в этом году Китаю предрекают страшные бедствия?
Цзэнь-Вэнь вновь печально вздохнул.
– Ты же понимаешь, сын мой, – негромко объяснил он, – что вокруг ее величества собралось немало бесчестных людей. Они с готовностью нашептывают ей то, что ей хочется услышать, в ущерб истине. Так они зарабатывают ее благосклонность.
Стэнтон Вэр не сомневался, что дело обстоит именно так. В Запретном городе многим государственным чиновникам выгодно держать Старушку Будду в неведении относительно истинного положения дел в стране.
– Но как же может императрица верить нелепым выдумкам «боксеров»?
Цзэнь-Вэнь с болью покачал головой:
– Знающие люди говорили мне, что она по семьдесят рая на дню повторяет глупые заклинания этих мальчишек.
– Какие же? – недоуменно спросил гость.
Старый мандарин помолчал, явно не желая повторять подобную бессмыслицу, но потом тихо-тихо произнес:
– Я дух холодного облака, за мной скрыто божество огня. Вызываю черных богов беды! – Произнеся это страшное заклинание, он поднял на гостя мрачный, потемневший взгляд и добавил: – И каждый раз, когда ее величество повторяет эту нелепицу, ее главный придворный кричит: «Вон идет еще один иностранный дьявол!»
– Но это же совсем по-детски! – не выдержав, воскликнул Стэнтон Вэр.
– Кто бы ни разжигал огонь, – сдержанно заметил старик, – боль от ожогов не становится меньше.
– Могу ли я чем-нибудь помочь?
– Я много думал об этом до твоего прихода, – ответил Цзэнь-Вэнь. – Как ты, наверное, и сам знаешь, есть лишь один человек, который способен, если, конечно, пожелает, спасти Китай.
Стэнтон Вэр молчал, ожидая продолжения, хотя заранее знал ответ.
– Ли Хун-Чжану я доверял на протяжении всей своей жизни, – продолжал старик, – хотя знаю, что о нем говорят много плохого и это омрачает его образ в глазах людей с Запада.
Стэнтон Вэр и сам знал, что Ли Хун-Чжана обвиняли во взяточничестве. Несомненно, он был одним из богатейших людей в Китае. А главное, несмотря на свои прогрессивные убеждения, он не поддержал императора в его борьбе за власть против тетки, вдовствующей императрицы.
Но как бы там ни было, Ли Хун-Чжан посвятил жизнь служению отечеству и он говорил об иностранцах: «Они движимы честными и дружественными намерениями и не таят враждебных чувств к нашей стране и к нашему народу».
Он был не маньчжур, как большинство в окружении вдовствующей императрицы, а принадлежал к народности «хань». От своих сородичей Ли Хун-Чжан унаследовал стремление к власти, честолюбие и резкость. Да и говорил он на свободном диалекте своей родной провинции Аньхой.
Семья Ли Хун-Чжана погибла во время восстания в Тайпине, а в тридцать девять лет он уже стал губернатором провинции Цзянсу.
Всю свою жизнь он боролся за то, чтобы Китай стал великой равноправной державой в современном, стремительно развивающемся мире. И сейчас Стэнтон Вэр не сомневался, что Цзэнь-Вэнь совершенно справедливо оценивает возможности наместника. Лишь он один мог вывести страну из глубочайшего кризиса, в котором она пребывала.
– Как же мне встретиться с этим человеком? – спросил майор.
– Это нелегко, но это можно устроить, – ответил мудрый старик. – Ты не должен появиться перед ним как иностранец. Это опасно и для тебя, и для него. Накал страстей слишком велик.
Стэнтон Вэр улыбнулся.
– До сих пор я легко сходил за маньчжура, – заметил он словно между прочим.
– Да, – согласился Цзэнь-Вэнь. – Маньчжуры, в отличие от китайцев, высоки ростом.
Майор молча внимательно слушал.
– Со сменой луны Ли Хун-Чжан должен приехать в гости к принцу Дуаню, чей дворец стоит у подножия Западных гор, в двух днях пути отсюда.
Стэнтон Вэр обрадовался. Он уже представлял бесконечное путешествие в далекую провинцию Гуан-Дун, наместником которой был Ли Хун-Чжан. Майор сознавал, что это путешествие займет столько времени, что события могут начать разворачиваться задолго до того, как он достигнет цели своего путешествия.
– С вашей благосклонной помощью будет нетрудно попасть во дворец, – сказал он. – Я очень, очень вам признателен.
– Это мы, те, кто любит родной Китай, должны благодарить тебя за бескорыстную и благородную помощь, сын мой, но до твоего отъезда нам предстоит немало потрудиться.
Стэнтон Вэр явно удивился.
– Тебе не только предстоит путешествовать в обличье мандарина, но, главное, Ли Хун-Чжан должен поверить, что ты и на самом деле богатый и влиятельный китаец. Если, не дай бог, он откажется тебя выслушать и заподозрит, что ты не тот, за кого себя выдаешь, жизнь твоя неминуемо окажется в опасности. К тому же, признаться, я совсем не доверяю принцу Дуаню.
Стэнтон Вэр внимательно, не прерывая, слушал.
– Глупо напрасно рисковать, – продолжал хозяин, – но, к счастью, у меня есть добрый друг, который год назад ушел от мира и удалился в монастырь. Он был мандарином.
Цзэнь-Вэнь пригубил золотое вино и разъяснил подробнее:
– Не сомневаюсь, что он будет счастлив и горд уступить тебе на время свое имя и звание ради спасения родины.
– Глубоко польщен, – негромко, с поклоном произнес майор.
– Ли Хун-Чжан, – продолжал старик, – будет выжидать, выясняя, как его примут в Запретном городе.
– В таком случае я могу увидеться с ним сразу, как только он появится во дворце, – предположил Стэнтон Вэр.
Цзэнь-Вэнь согласно кивнул:
– Ты отправишься к нему как мой друг и повезешь от меня письмо и подарки. Если тебя разоблачат, то пропадешь не только ты сам, но и мой друг и я. Поэтому, чтобы достойно исполнить роль мандарина, ты должен стать им в мыслях, делах и словах.
– Благородный господин, ваш ум превосходит все мои ожидания! – с искренним восхищением воскликнул гость.
Мудрец снисходительно наклонил голову:
– Чтобы ты не только смог узнать то, что может поведать мой друг, но и сумел разведать кое-какие другие тайны, скрытые во дворце, я кое-кого дам тебе в помощь.
– Нет необходимости говорить, насколько я вам признателен.
– Не нужно благодарности, сын мой. Сейчас настала пора познакомить тебя с человеком, с которым тебе предстоит разделить трудности и опасности нелегкого и бесконечно важного путешествия, от которого зависят жизнь и благополучие целой страны.
Цзэнь-Вэнь хлопнул в ладоши, и мгновенно появился слуга.
Старик произнес два слова, слуга поклонился и исчез. А Стэнтон Вэр задумчиво поднес к губам бокал с вином.
Каким же окажется его неизвестный спутник? Вне всякого сомнения, это должен быть человек, умеющий выведывать секреты.
Каждый мандарин, да и просто богатый человек, имел у себя в услужении нескольких таких людей. Они свободно говорили на разных языках и, как правило, умели войти в доверие к слугам и мелким чиновникам. Ну и конечно, его спутник будет храбрым и верным товарищем.
Дверь открылась.
Сэнтон Вэр, не торопясь поднять глаза, поставил стакан на стол. Он знал, что, согласно восточному этикету, неприлично смотреть на человека слишком пристально. Потом он не спеша повернул голову к двери и… едва не выдал своего изумления невольным восклицанием.
В комнату вошла, несомненно, самая красивая девушка, какую только он мог себе представить! Самая прекрасная из всех, кого он встречал в своей жизни!
Глава 2
Весна нагрянула в Пекин неожиданно, хотя и позже, чем в другие районы Китая. Ведь столица располагалась на самом севере страны. Но сейчас во внутреннем дворике дома Цзэнь-Вэня цвел миндаль, набухли почки на магнолии, а гранатовые деревья словно окутали нежные розовые облака.
Стэнтон Вэр радовался теплу солнечных лучей, представлял, как прекрасна нетронутая красота природы за стенами города. Но сейчас он не мог вырваться на волю. Весь его мир составлял внутренний двор дома мудрого и гостеприимного Цзэнь-Вэня. Здесь шла своя жизнь. Выложенные камнем небольшие бассейны радовали изяществом золотых рыбок, которые словно порхали среди ярко-зеленых листьев и неправдоподобно нежных водяных лилий. По краям бассейнов удивляли искусно подстриженной кроной карликовые деревья.
Чтобы Стэнтон Вэр не терял связи с внешним миром, мудрый хозяин предоставил ему сообразительного и расторопного слугу по имени Инь. Это был умный, живой китаец, способный воспринять и точно передать хозяину любую, даже самую запутанную, секретную информацию, не важно, касалась она Запретного города или улиц красных фонарей в беднейших районах Пекина. Инь был как раз таким спутником, какого майор представлял себе товарищем по путешествию в замок принца Дуаня.
Прошла уже неделя пребывания в доме Цзэнь-Вэня, а майор все еще никак не мог привыкнуть к мысли, что с ним отправится женщина.
Неделю назад, когда она вошла в комнату, Стэнтон Вэр не поверил своим глазам: еще ни разу в жизни он не встречал такой красавицы. Но за прошедшую неделю его мнение не изменилось.
Она носила традиционный китайский наряд: длинное прямое атласное платье, расшитое райскими птицами и невиданными цветами. Из-под него над крохотными украшенными жемчужинами туфельками выглядывали шелковые брючки. Что-то во внешности этой девушки говорило ему, что она не маньчжурка.
Не глядя на незнакомца, красавица пересекла комнату, опустилась на колени перед Цзэнь-Вэнем и низко, почти до земли, поклонилась.
– Вы звали меня, о достойнейший, – негромко, но ясно произнесла она. Голос у девушки был низкий, мелодичный и мягкий. Майору показалось, что этот голос эхом отозвался в его теле, словно он слышал его нс впервые.
Стэнтон знал, что ошибается, что никогда и нигде раньше не слышал подобного бархатного голоса, а раз взглянув на это прелестное личико, уже не смог бы забыть его.
– Встань, мое драгоценное дитя, – сказал Цзэнь-Вэнь. – Я хочу представить тебе майора Стэнтона Вэра. Эго тот человек, о котором я говорил тебе.
Стэнтон Вэр поднялся с кресла и любезно раскланялся, заметив при этом, однако, что взгляд, брошенный на него девушкой, равнодушен и чуть ли не пренебрежителен. Его персона явно не заинтересовала ее.
Обращаясь к нему, Цзэнь-Вэнь произнес:
– Это Безупречная Жемчужина, дочь моего сердца и души, хотя в этой жизни нас и не связывают родственные узы Цзывана – таково настоящее имя моей прелестной воспитанницы, дочери князя Василия Ковановича, которого я глубоко любил в юности…
Если бы девушка не прервала старика, он, наверное, еще долго рассказывал бы о князе:
– Осмелюсь ли спросить, о благороднейший, зачем раскрывать наши секреты иностранцу?
Цзэнь-Вэнь улыбнулся:
– Разве ты забыла, дитя мое, что ты тоже иностранка? А твоя мать была англичанка, как и наш гость.
Лицо девушки вспыхнуло.
– Но я ненавижу англичан, и вы это прекрасно знаете. Моя мать была святой, а семья отказалась от нее только потому, что она вышла замуж за моего отца.
– И тем не менее ты дочь своей матери, – спокойно возразил Цзэнь-Вэнь. – А сейчас Китай, страна, ставшая для тебя родной, просит твоей помощи. И поэтому ты должна работать вместе с майором Стэнтоном Вэром.
Стэнтон Вэр не мог не заметить яростного взгляда, который бросила на него девушка. Ее изысканно очерченные губы крепко сжались. Он понял, что лишь огромным усилием воли девушка не позволила резким словам сорваться с прелестных губ.
Майору вовсе нс хотелось иметь дело с женщиной, столь красивой и столь неприветливой.
– Я склоняю голову перед вашей мудростью, мой досточтимый хозяин, но, возможно, эта леди права, предполагая, что наше совместное путешествие усугубит его опасность и непредсказуемость, – сказал он.
Цзэнь-Вэнь снова улыбнулся.
– Я еще не закончил ее представление, – спокойно и сдержанно, но слегка укоризненно проговорил он. – Конечно, Цзывана – дочь русского и англичанки, но ее бабушка была маньчжурской принцессой императорского рода.
Он на секунду замолчал, словно давая майору время осознать услышанное, а потом продолжил:
– Девочка выросла в традициях и обычаях императорского дворца и поэтому сможет оказать вам неоценимые услуги, когда вы переступите порог дома принца Дуаня.
Во взгляде Стэнтона Вэра мелькнуло недоверие, а Цзывана почти презрительно заявила:
– Неужели вы считаете, что англичанин способен обмануть наблюдательность принца, а тем более прозорливость и ум Ли Xун-Чжана?
Мужчины не проронили ни слова, и девушка продолжала:
– Наместник много путешествовал по миру и не раз бывал в Англии. Он, несомненно, заметит английские манеры, английские обороты речи и другие мелочи, которые, возможно, ускользнули бы от взгляда любого менее сведущего человека.
– Я это прекрасно понимаю, – спокойно возразил Цзэнь-Вэнь. – Вот поэтому-то наш долг, мой и твой, дочь моя, – предупредить возможные ошибки нашего гостя. Мы должны обеспечить успех миссии майора Стэнтона Вэра.
И вновь майор заметил, какой неприязненный взгляд бросила на него девушка.
Никогда еще не приходилось ему встречать глаза столь прекрасные и столь откровенно неприветливые. Они были темными и светились таким светом, который делал их непохожими на глаза.
Волосы девушки были иссиня-черного цвета, цвета воронова крыла, что составляет главную красоту маньчжурок. Порой казалось, что от них исходит голубоватое свечение, и от этого облик девушки казался неземным, а прозрачная белизна кожи дополняла впечатление легкости, почти нереальности всего ее существа.
Для маньчжурки она была невысокого роста, но по сравнению с миниатюрными китаянками казалась бы довольно рослой.
Маньчжурские женщины скакали верхом наравне с мужчинами и пасли стада в суровых северных горах. Они всегда отличались высоким ростом, силой и независимым характером.
Королевская семья Маньчжурии произошла от великих северных императоров. Те, в чьих жилах текла королевская кровь, считались самыми культурными и образованными людьми Востока.
После двух веков колонизации Китая маньчжуры сами были покорены. Выносливые, упорные лучники, охотники и воины нс смогли противостоять китайской мудрости и конфуцианскому пацифизму. Но в них по-прежнему жил их гордый дух.
Глядя на Цзывану, Стэнтон Вэр не переставал удивляться, какой диковинный результат дает смешение кровей: девушка казалась такой изысканной, что больше походила не на человеческое существо, а на почти прозрачную фарфоровую вазу.
Ему казалось, что за внешней красотой скрывалась душевная прелесть, которую он ощущал каждым своим нервом.
– Вы знаете, о благородный, что из любви к вам я выполню все, что вы прикажете, но с трудом верится, что этот иностранец может оказаться спасителем великого Китая, – сказала девушка, обращаясь к Цзэнь-Вэню.
– Нет, дитя мое, – негромко возразил тот, – если уж он не справится с этой задачей, значит, нам не на кого больше рассчитывать.
– Я польщен и признателен вам за такое доверие, – вмешался в разговор Стэнтон Вэр, – но позвольте мне поддержать просьбу юной леди. Я предпочел бы отправиться к Ли Хун-Чжану один.
– Сын мой, вам не вполне известны обычаи страны, в которой вы находитесь. Покажется очень странным, что мандарин, за которого вам придется себя выдавать, молодой, мужественный, полный сил и энергии, отправляется в столь далекое путешествие в одиночестве. В Китае такому человеку положено возить с собой наложницу. А я не могу доверить эту роль ни одной женщине, кроме Цзываны.
– Наложницу? – изумленно воскликнул он. – Мне это и в голову не приходило! – Но он не мог не согласиться, что именно этого должны были ожидать от него и сам Ли Хун-Чжан, и особенно принц Дуань.
Стэнтон задумался, пытаясь найти замену строптивой красавице. Но вынужден был признать, что ни одна из девушек Дома тысячи радостей, которую подобрала бы ему опытная в подобных делах Бесконечный Восторг, не годилась для столь важной и опасной миссии. Да, тут была нужна незаурядная личность, сочетающая женственность, даже беспомощность, с внутренней, искусно скрываемой силой, твердостью духа и остротой ума.
Кроме того, никому он не был вправе открыть, что на самом деле он и не китаец, и не маньчжур, а англичанин.
Словно разгадав мысли гостя, Цзэнь-Вэнь заметил:
– Нет времени продолжать спор. Надо многое обдумать, спланировать. А главное, вам, друг мой, предстоит еще многому и многому научиться.
Он обратился к Цзыване:
– Ты, дитя мое, моя Безупречная Жемчужина, которой я доверяю безопасность этого достойного человека, должна просвещать его так же, как буду делать это я. Он выйдет из моего дома лишь после того, как научится и говорить, и вести себя чисто по-китайски.
Старый мандарин произнес это настолько веско, что не приходилось сомневаться в бесполезности дальнейших разговоров и обсуждений.
Словно тоже почувствовав это, Цзывана покорно склонила свою прелестную темную головку.
С этой минуты Стэнтон Вэр словно снова вернулся в школу.
В Китае существовали четыре категории мандаринов, в зависимости от их важности они отличались численностью! свиты, которая сопровождала экипаж, цветом кареты, пуговицы на круглой, отороченной мехом шапке, узором вышитого нагрудника, который надевали поверх одежды.
Мандарины первой и второй категорий носили зеленый цвет, третьей и четвертой – синий, а желтый цвет – только император и его приближенные.
Друг Цзэнь-Вэня был мандарином второй категории. Соответствующим образом подобрали одежду для Стэнтона Вэра. Пуговица на его шапке была сделана из коралла, а узор нагрудника изображал золотого фазана.
Каждый день, по два часа утром и два часа днем, после обеда, майор получал уроки маньчжурского языка, обычаев и истории того народа, сыном которого ему предстояло стать на некоторое время. Многое он знал и раньше, но понимал бесконечность знания и совершенства. Поэтому учился прилежно.
Стэнтон Вэр узнал многие тонкости этикета: как обращаться к тому, кто равен тебе по положению, к тому, кто стоит выше тебя, равно как к их свите и слугам.
По два часа каждый день он беседовал с Цзываной. Девушка открыла ему бесконечное множество секретов традиционного поведения женщин в Китае. Удивительно, как много тонкостей он еще не знал!
Погода стояла теплая и приветливая, поэтому молодые люди занимались на скамейке во внутреннем дворике.
Когда Цзывана подходила к нему в изысканно расшитом китайском платье, она сама казалась ему цветком, который вот-вот вольется в буйное весеннее цветение сада.
Но красавица продолжала придерживаться холодного, отстраненного тона, и майор видел, что она не перестала питать к нему недоверие и даже неприязнь, хотя и сдерживаемую предписанной китайским этикетом ровностью в обращении.
Цзэнь-Вэнь считал, что Стэнтону необходимо во всех тонкостях знать историю жизни, привычки и особенности поведения вдовствующей императрицы, равно как и те запутанные интриги, которые бесконечно плетутся в Запретном городе.
Когда они беседовали об экстравагантности вдовствующей императрицы, голос девушки впервые утратил холодную бесстрастность.
– Народ голодает, – волнуясь, рассказывала она. – Налоги непомерные. Добиться правды простому человеку не легче, чем достать луну с неба.
– Откуда вы все это знаете? – удивился майор.
– Мне довелось много путешествовать, – холодно, словно осуждая его за этот вопрос, ответила она и продолжила: – Ежегодные траты Запретного города оцениваются в шесть с половиной миллионов фунтов в год! А ведь за его высокими стенами живут всего лишь шесть тысяч человек! Но конечна, больше всего народ возмущен тем, как Старушка Будда обманула всю страну при постройке своего летнего дворца.
Стэнтон Вэр уже слышал об этом, но притворился, что ничего не знает.
– Мне кажется, она не смогла забыть те летние дворцы, которые разрушили иностранцы. Один из них уничтожили именно англичане! – продолжала Цзывана.
– И поэтому она решила построить себе новый дворец?
– Один из министров, – рассказывала Цзывана, – позволил императрице воспользоваться фондами, которые предназначались руководству Адмиралтейства. Кроме того, ей удалось добиться перевода на ее личный счет огромных сумм, на которые должны были строиться военные корабли и так необходимые морские укрепления.
– Позор! – гневно воскликнул Стэнтон.
– И это лишь положило начало ее безумным тратам. О многом еще рассказывают. Так что вовсе не удивительно, что люди дошли до крайности и готовы пойти даже за «боксерами», лишь бы чувствовать пусть неразумную, но силу!
– А какие еще ходят слухи?
– Помните ли вы, что Старушка Будда когда-то делила регентство с Нюхурой, любовницей ее мужа, которую даже короновали как императрицу?
– Разумеется.
– Ни для кого не секрет, что после смерти императора женщины сгорали от ревности и ненависти друг к другу. Однажды, когда Нюхура любовалась золотыми рыбками в дворцовом пруду, к ней подошел евнух с блюдом ее любимых молочных кексов. Он сказал, что это подарок от той, с кем она делит власть.
Стэнтон Вэр едва заметно кивнул, печально улыбнувшись. Он знал конец этой истории.
– Нюхура попробовала кекс, – продолжала между тем Цзывана, – и уже к вечеру ее не было в живых. Никто не усомнился в том, что произошло на самом деле. Я рассказываю вам все это для того, чтобы вы хорошо сознавали: если императрица хотя бы заподозрит, что на самом деле вы вовсе не мандарин, то не только ваша жизнь окажется на волоске, но и жизнь Цзэнь-Вэня, и моя, и всех-всех, кто живет в этом доме. – Девушка очень серьезно взглянула на майора.
– Я это прекрасно понимаю, – спокойно согласился Стэнтон Вэр.
Цзывана в задумчивости отвернулась. Профиль ее на фоне цветущей азалии казался столь безупречным, что майор, не сдержавшись, воскликнул:
– Что бы ни говорил Цзэнь-Вэнь, позвольте мне одному предпринять это нелегкое путешествие! Нельзя подвергать риску женщину! Это удел мужчин! Для меня риск – лишь часть жизни и карьеры! – Цзывана молчала, и он договорил: – Если мне суждено умереть, то умру я за правое дело.
– Но ведь это и мое дело, – тихо произнесла девушка.
– Но почему? Вы не чистокровная маньчжурка, а Россия стремится поддерживать с Китаем лишь торговые отношения, как и Англия. Забудьте проблемы великих держав. Радуйтесь жизни, как положено в вашем возрасте!
– Только англичане говорят о возрасте так, словно он имеет какое-то необыкновенное значение, – серьезно заметила Цзывана. – Человек молод или стар не телом, а умом!
Стэнтон Вэр и сам так считал, но тем не менее произнес слегка насмешливо:
– Уверен, что душой вы гораздо старше, чем телом.
– Думаю, да. И хотя мне не хочется это признавать, но и вы скорее всего прожили уже не одну жизнь, прежде чем воплотиться в этой!
– Вам не хочется признавать это? – с улыбкой переспросил майор.
– Вы же знаете, я ненавижу англичан!
– Но я чувствую, что вы их очень плохо знаете.
– Моя мать убежала с моим отцом. Они познакомились в Англии, где он появился при дворе вместе с послом из Санкт-Петербурга.
– Они любили друг друга? – негромко спросил Стэнтон Вэр.
– Безумно. Это была любовь в первого взгляда, и она навсегда связала их.
– Такой и должна быть любовь!
– Это так по-русски, – с оттенком презрения произнесла девушка.
– Возможно, – ответил майор, – но, уверяю вас, иногда и очень по-английски. Но продолжайте же свой рассказ!
– Они убежали, вдвоем. Отец моей матери вычеркнул ее из своей жизни, словно она никогда и не существовала. Ей было страшно больно, до самой смерти она не могла без слез говорить об этом. – Она взглянула на Стэнтона и спросила: – Вас все еще удивляет, что я так ненавижу и вашу страну, и ее бессердечных жителей?
– К которым принадлежу и я!
– Несомненно. Хотя Цзэнь-Вэнь уверяет, что вы обладаете массой неоспоримых достоинств.
– Как мило с вашей стороны признать это! – не удержался от иронии Стэнтон Вэр.
– Он рассказал мне о вашей работе в Китае и других странах Востока. Но мне почему-то кажется, что для вас это лишь развлечение, вроде охоты на лис или игры в поло.
– Ну разумеется! Игра, в которой человек надеется на выигрыш, но не плачет и в случае проигрыша, – не без язвительности согласился майор.
– Я так и думала, – сердито ответила красавица. – Но беззаботно играть с огнем – глупо, майор Вэр.
– Только перестав себя контролировать, можно позволить себе демонстрировать окружающим свои истинные чувства, – не остался в долгу Стэнтон.
Цзывана вспыхнула от смущения и резко поднялась со скамейки.
– Думаю, на сегодня нам можно прекратить занятия, – холодно проговорила она.
– Ну что вы! Мне нужно узнать еще так много! Вы не рассказали, как должен вести себя господин со своей наложницей.
Цзывана молчала, и он продолжил:
– Поскольку вам предстоит исполнять эту роль во время нашего путешествия, мне кажется, очень важно узнать как можно больше об императорских наложницах и о тех, кто служит таким знатным людям, как принц Дуань.
Цзывана стояла в нерешительности. Ей хотелось с презрением повернуться и уйти, но она чувствовала, что это значило бы позволить майору одержать моральную победу.
Поэтому она медленно вновь опустилась на скамейку и холодно спросила:
– Что вам угодно узнать?
– Все, что известно об этом вам самой.
Девушка начала очень неохотно:
– Когда наложница, такая, как Цы-Си, которая сейчас стала вдовствующей императрицей, призывается на службу во дворец, она присоединяется к другим маньчжурским девушкам, за которыми посылают в это же время.
– Сколько же их бывает?
– Около шестидесяти. Они надевают лучшие наряды и все драгоценности, которые семья может купить для них или одолжить у кого-либо. Целая процессия девушек движется через Имперский город мимо общественных зданий, павильонов, храмов, пагод и жилых кварталов.
– Наверное, им бывает очень страшно!
– Да, мне кажется, что шестнадцатилетней девушке все это должно казаться просто ужасным, – согласилась Цзывана. – Попав за высокую стену, будущие наложницы оказываются на попечении дворцовых евнухов, которые сопровождают их, пока девушки проходят через внутренний двор, а потом поднимаются по широкой лестнице из белого мрамора.
Стэнтон Вэр настолько ясно представил себе эту картину, словно все происходило у него на глазах. Он словно воочию видел крытые красной черепицей храмы богов-покровителей и мавзолеи императорских предков.
Каждое здание поражало тщательностью отделки и фантазией древних мастеров: гротескные рычащие львы и фантастические черепахи защищали дома и их обитателей от злых духов.
