Текст книги "Влюбленный дьявол"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Как это все прозаично. А не было ли у вас приключений?

Лариса с трудом сдержалась, чтобы не рассказать о своей встрече в вагоне поезда. Не следовало давать ему лишнюю пищу для разговора. Слишком уж раскованно вел себя граф, слишком он был уверен, что девушке интересно и радостно выслушивать каждое произнесенное им слово. Лариса чувствовала себя очень неловко от слишком близкого присутствия мужчины, идущего рядом. «Дьявол» – так назвала его мадам Мадлен, поэтому Лариса не собиралась позволить ему подтолкнуть себя к какому-либо неблагоразумному поступку.

– Расскажите мне о себе, – скучающим голосом попросил граф.

– Вам будет неинтересно, мосье.

– Но мне очень интересно. Чем дольше гляжу на вас, тем сильнее восхищаюсь, тем интереснее знать, что же вас привело в Вальмон.

– Мне нужно было место гувернантки.

– Зачем? Существует же множество иных возможностей. – Граф говорил так мирно и спокойно, что Лариса вынуждена была сказать правду:

– Других возможностей у меня не было!

– Не поверю! Что у вас там, в Англии, все мужчины разом ослепли? А может быть, вы спустились с Олимпа, чтобы ошеломлять и сводить с ума простых смертных, которые смотрят на вас как на недостижимый идеал?

Упоминание Олимпа рассмешило Ларису. Никто из Стантонов не мог избавиться от греческого античного образца, соответственно которому они, по мнению сэра Боугрейва, и должны были выглядеть.

– Отчего вы улыбаетесь? – быстро спросил граф.

– Семейная шутка, мосье. Вам не понять. Граф секунду подумал и сказал:

– Это, наверное, благодаря тому, что я сказал что-то об Олимпе? У вас внешность греческой богини. И не надо меня уверять, что вы не знали. Вы слишком образованны для этого!

Лариса ничего не ответила. Через некоторое время граф спросил:

– Как вас зовут?

– Стантон. Лариса Стантон.

– Я, как всегда, прав! Я бывал в Ларисе: очаровательный уголок Греции.

– Мой отец считал точно так же.

– Поэтому он вас так и назвал.

– Да, мосье.

– Ну, хорошо. Расскажите мне что-нибудь еще о себе. Зачем ваш отец ездил в Грецию и почему?.. – Он замолк на полуслове. – Mon Dieu! [22]22
  Боже мой! (фр.).


[Закрыть]Отчего вы так скованны? Наверное, дурная слава в позднем возрасте повсюду опережает меня, даже когда я еду в замок Вальмон? – сказал он.

Озабоченность, звучавшая в его голосе, была настолько притворной, что Лариса не смогла не улыбнуться, как ни старалась.

– Вам следовало бы знать, – строго сказал граф, – что гувернантки никогда не должны доверять сплетням. Они должны верить только своему чутью, чувствам, глазам.

– Именно так я и поступаю, мосье!

– Нет, вы действительно поразительно не похожи на остальных. Я даже думаю, что не следовало бы вам доверять воспитание ребенка: Жан-Пьер около вас будет учиться только прекрасному. А неизбежное столкновение с более омерзительным будет для него слишком тяжелым испытанием.

Ларисе послышались горькие нотки в голосе графа.

– Я действительно намерена обучать мальчика прекрасному. С годами мы становимся мудрее и можем при помощи разума ограждать себя от всего уродливого.

– Вы действительно верите в это? – цинично полюбопытствовал граф.

– Да, я в это верю. От нас самих зависит, позволим мы или нет посторонним испортить все лучшее, что есть у нас в душах, и тем самым разрушить нас изнутри.

Лариса вспомнила, как ее семья столкнулась с невзгодами после смерти отца. Все были расстроены и несчастны, но никто не предался ни озлоблению, ни цинизму.

– Вы так говорите, будто бы вам удалось без внутреннего для себя ущерба перенести жизненную драму.

Лариса обратила внимание на проницательность графа.

– Да, – сказала она. – Но это не так тяжело отразилось на мне, потому что я была не одна.

– Вы были с мужчиной? – нескромно спросил граф.

– Со своей семьей.

– Вам повезло. Моя семья никогда не станет меня поддерживать. – В голосе графа опять прозвучал цинизм.

– Но ссора возникает из-за обоюдной неуступчивости, – не подумав, сказала девушка.

– Раз вы так говорите, значит, не знаете моего отца.

– Не сказала бы, что у него очень легкий нрав. Однако в его жизни есть две большие привязанности: замок Вальмон и Жан-Пьер.

– И одна неутоленная ненависть: я!

Ларисе нечего было сказать, она промолчала.

– Молчите? Где же ваше волшебное средство, при помощи которого можно было бы устранить или укротить эту страшную злобу? Богини, наверное, знают?

– А вы поищите его сами. Поищите, для блага вас обоих.

Лариса удивилась себе: что за чудной разговор она ведет с едва знакомым человеком! Причем это человек, против которого ее предостерегали и который для многих олицетворяет саму необузданность. Еще более странным было то, что Лариса жалела его. Пусть весь Париж лежит у его ног, но вот он приехал к себе домой и знает, что здесь ему не будут рады, встретят враждебно.

Они были уже у самого замка. Когда подошли к мосту через ров, Лариса заметила стоящий у ворот роскошный фаэтон, запряженный парой великолепных лошадей. Кучер был одет в черную с желтым ливрею – такого же цвета, что носили слуги старого графа, однако эта ливрея была добротнее и скроена несколько иначе. У фаэтона стоял еще один человек, судя по виду, личный камердинер графа Рауля. Последний, когда они поравнялись с фаэтоном, нагнулся и взял на руки маленького, белого с коричневым, спаниеля.

– А вот и твой подарок, Жан-Пьер, – сказал граф Рауль сыну.

– Собака! Маленькая собачка!

Мальчик поспешно стал спускаться, граф перехватил его на лету и поставил на землю. Жан-Пьер со всех ног ринулся к камердинеру, который держал спаниеля на поводке.

– Собака! Собака! – вскричал Жан-Пьер и бросился обнимать своего нового друга.

– Он очень любит животных. Как хорошо, что вы купили мальчику этого щенка.

Граф с улыбкой посмотрел на девушку:

– Сказать по правде, его мне самому подарили. Я счел неудобным держать его у себя и привез в Вальмон.

– Он принесет много радости ребенку, если только ему будет позволено держать собаку, – сказала Лариса.

Несмотря на сказанное, Лариса была уверена, что дедушка Жан-Пьера не будет против того, что хочется внуку. Она повернулась к мальчику и склонилась, чтобы погладить пса.

– Un chien, mademoiselle, un petit chien! [23]23
  Собака, мадемуазель, маленькая собака! (фр.).


[Закрыть]– произнес Жан-Пьер захлебывающимся от радости голосом.

– Давай-ка отведем его в классную и покажем няне. А теперь поблагодари папу за подарок и спроси, как его зовут?

– Я его еще никак не назвал, – ответил граф. – Но поскольку мне его подарили в «Максиме», то кличка «Макс» будет весьма подходящей, да и запомнить легко.

Лариса поняла, что граф хочет разжечь ее любопытство относительно того, кто мог ему в «Максиме» подарить собаку. Не поднимая глаз, Лариса взяла Жан-Пьера за руку и сказала:

– Спасибо твоему папе, большое ему спасибо.

– Merci! Merci! [24]24
  Спасибо! Спасибо! (фр.).


[Закрыть]– автоматически повторил мальчик.

– А почему бы не сказать это по-английски? – спросил граф.

– Скажи «спасибо» по-английски, – повернулась к ребенку Лариса.

– Good-morn-ing! – ответил Жан-Пьер и, натянув поводок, побежал по ступеням в дом.

– Потрясающие успехи, мисс Стантон! – съязвил граф. Лариса заметила, что его глаза горели и он изо всех сил пытался раздразнить ее.

Лариса была почти уверена, что граф Рауль с отцом сядут к ленчу отдельно, а им с Жан-Пьером накроют в классной. Известие о прибытии графа Рауля привело няню в страшное волнение. Что же касается места ленча, то она сказала девушке, чтобы та с ребенком спускалась вниз:

– Если бы старый граф не желал вашего присутствия, он бы так и сказал. В любом случае вам лучше пойти туда.

– Лучше? – спросила Лариса, хотя и была уверена в ответе.

В гостиной уже сидели мадам Савини вместе со старым графом и графом Раулем. Лариса обратила внимание, что лицо старого графа было холодным, презрительным, до тех пор, пока он не увидел внука. Взгляд его смягчился, он протянул руку, и Жан-Пьер побежал к дедушке через всю комнату:

– Собака! У меня теперь есть собака!

– Да, я слышал об этом, – сказал старый граф, губы его сжались, и он добавил: – Твоему отцу прекрасно известно, что я никогда не позволял заводить в замке собак: от них сплошные неприятности!

– Я полагаю, что мы без труда могли бы держать Макса в детской, – спокойно произнесла Лариса. Граф бросил на нее быстрый взгляд, красноречиво указавший на неуместность ее вмешательства в разговор, и хотел было что-то сказать, но в этот момент объявили о начале ленча.

Стол был накрыт в большой Баронской столовой. Жан-Пьер, по обыкновению, был целиком занят едой и ни на что более не обращал внимания.

Чувствовалось, что отношения между отцом и сыном натянуты, хотя граф Рауль держался очень свободно. Не вызывало сомнений и то, что мадам Савини рада обществу молодого графа.

– Как долго мы тебя не видели, Рауль, – сказала она. – Здесь, в Вальмоне, мы как будто отделены от Парижа тысячами миль. Никто не сообщает нам, как там дела. Ты все развлекаешься?

– Конечно же, тетя Эмилия, в Париже очень весело. В городе много гостей, и все они ждут чисто парижских развлечений.

– А это, насколько я догадываюсь, связано с тратой денег? – сказал старый граф.

– Естественно, отец, – ответил граф Рауль, – театры, рестораны, кафешантаны, «Фоли Бержер» – все очень дорого!

Лариса увидела, что гримаса омерзения исказила лицо старого графа. Это заметил и граф Рауль, потому что он быстро сказал уже совсем другим тоном:

– Однако, отец, я приехал не для того, чтобы говорить о Париже, который, как известно, всегда раздражал тебя. Я здесь также не для того, чтобы поражать тебя рассказами о своих выходках. Я приехал с тем, чтобы рассказать тебе, как можно получить много денег.

– Получить много денег?! – воскликнул старый граф.

– Да, у меня есть предложение, которое, я думаю, заинтересует тебя.

На лице сына было очень серьезное выражение. Ларисе показалось, что граф Рауль начнет рассказывать о деле сейчас, за столом, потому что это был верный способ заставить отца выслушать его. Судя по всему, дело было серьезным, и граф Рауль хотел, чтобы тетка поддержала его.

– И в чем же оно состоит? Что ты предлагаешь? – спросил старый граф.

– Из поколения в поколение мы здесь делаем вино. Когда-то мы производили в имении и небольшие количества шампанского. Но последние пятьдесят лет изготавливают только обычные вина.

– Отличные вина, отборные! – агрессивно заметил старый граф.

– Да, это так, отец. Но, насколько тебе известно, с каждым годом шампанское становится все более и более популярным. Сейчас у меня есть возможность приобрести винный завод по изготовлению шампанского. – Граф Рауль не отрываясь смотрел отцу в глаза. – Это неподалеку от Эперне, который известен как «край шампанского». Раньше там делали шампанское лучшего качества. Но заводом управляли неразумно, владелец умер, а его семья не хочет более вести дело. В течение недели за мной закреплено исключительное право приобретения участка в пятьсот акров!

После некоторого молчания старый граф сказал:

– Никак не возьму в толк, что ты с ним намерен делать?

– Я думаю, что мы кое-что сможем там сделать, отец. Я думаю, что это блестящее помещение средств, которые очень быстро окупятся. Мои друзья хотят оказать мне услугу, они помогут купить завод за разумную цену, урожай уже этого года покроет львиную долю первоначальных издержек.

Старый граф молчал. Граф Рауль заговорил вновь:

– Я привез с собой чертежи, бухгалтерские отчеты и экспертные оценки потенциала винного завода на ближайшие пять лет.

Старый граф не проронил ни слова, его лицо ничего не выражало. Граф Рауль продолжал:

– Спрос на шампанское на мировых рынках возрастает. В прошлом году было продано около двадцати пяти миллионов бутылок. Сейчас на экспорт уходит только двадцать процентов продукта. Крупнейший импортер шампанского – Великобритания, за ней идет Россия!

– А кто его пьет? – неожиданно спросил старый граф. – Безумцы и расточители вроде тебя! Прожигатели жизни, моты, картежники! Мне, как и всякому приличному французу, вполне достаточно обычного вина. Я буду пить то, что пил мой дед и дед моего деда.

– Ты можешь пить все, что тебе нравится, но отчего бы не поправить семейные финансы, которые, как ты сам всегда говорил, пошатнулись? У нас есть шанс приобрести завод в самом центре региона, производящего шампанское, с полной гарантией реализации продукта, предоставленной еще до сбора урожая?

– Нет! – холодно ответил старый граф. Его лицо утратило прежнюю безучастность. – Неужели ты думаешь, что я последую твоим обезьяньим прожектам? Что я допущу, чтобы меня ассоциировали с людьми, которых ты называешь своими друзьями? Что я доверю тебе деньги Вальмонов, сбереженные мною от того, чтобы они утекли сквозь твои пальцы и были выброшены в парижские клоаки?

Старый граф откинулся на спинку кресла.

– Больше мне нечего сказать, – закончил он ледяным голосом.

– В этом случае, отец, мне придется купить завод самому!

Эти слова как будто парализовали старого графа. Взгляды отца и сына встретились, старый граф через силу спросил:

– Как это тебе удастся?

– Я займу деньги под обеспечение моим будущим наследством. Ты не сможешь помешать мне!

Судорога гнева искривила лицо старого графа. Ларисе показалось, что он скажет сейчас что-нибудь резкое или даже ударит сына. Но старый граф промолчал. Так же молча он встал и вышел.

Позже, после того как Лариса отвела Жан-Пьера в классную, она отправилась, по обыкновению, в гостиную мадам Савини. У нее теперь установилась привычка: поговорить часок с пожилой женщиной, пока мальчик спит. Мадам Савини ожидала ее, сидя на своем обычном месте и вытирая глаза маленьким муслиновым платочком.

– Не расстраивайтесь, мадам, – сочувственно произнесла девушка.

– Всегда одно и то же, – убитым голосом сказала мадам Савини. – Как только Рауль приезжает домой – а мне его так хочется видеть, – они с отцом устраивают эти жуткие ссоры, которые я не в состоянии выносить.

– Не убивайтесь так, – сказала Лариса и села рядом с мадам Савини.

– Глупо с моей стороны плакать, но я не переношу злых голосов и жестоких слов. Мой брат всегда был таким, если ему кто-нибудь перечил.

– Хорошо, что мы живем не в старину, когда бы он, будучи королем, мог сказать: «Отрубите ему голову!»

Мадам Савини попыталась улыбнуться:

– Вы правы! Именно так бы он и поступил с бедным Раулем.

– Кто это говорит обо мне? – раздался голос из-за двери, и в комнату вошел граф Рауль. – Вы напоминаете заговорщиц, – сказал он, подходя ближе. К ленчу граф сменил дорожный костюм и сейчас выглядел необычайно элегантно. Дело было даже не в костюме, который ничем особенным не отличался, а в манере носить его, да и сам он был настолько переполнен жизненной энергией, что, казалось, предметы, которых он касался, тоже оживали.

Лариса встала.

– Я покидаю вас, – мягко сказала она мадам Савини.

– О нет, дорогая моя, не уходите, – попросила пожилая женщина.

– Если это из-за меня, мисс Стантон, то я стану чувствовать себя виноватым, – сказал граф и, сев в кресло, наклонился к своей тете: – Не могли бы вы повлиять на отца, тетя Эмилия? Представился на самом деле грандиозный шанс. Я рассчитывал, что это предприятие примирит нас. Он постоянно жалуется на нищету, а завод принес бы действительно большие деньги.

– Если бы идею предложил не ты, то он бы еще подумал. Но ты же знаешь, как он относится ко всему, что от тебя исходит.

– Я его давно не видел и успел забыть, каким он может быть злым, – вздохнул граф Рауль. – Но так же невозможно, чтобы в наше время у отца с сыном не прекращалась средневековая междоусобица.

– Твой отец с годами не меняется.

– Не вижу в этом ничего утешительного. Я желаю купить винный завод и куплю его!

– Но как? – спросила мадам Савини.

– Я раздобуду денег: выпрошу, займу, украду, как это мне приходилось делать в прошлом.

– Вы абсолютно уверены в успехе? – спросила Лариса.

– Я многое знаю о шампанском, – ответил граф Рауль. – И не только потому, что я его пью!

– Когда впервые открыли способ его приготовления?

– Шампанское вино, известное под названием «витисвинифера», изготавливалось на территории Европы еще во времена финикийцев. – Граф улыбнулся и добавил: – Вам никто не говорил, что начало изготовления этого вина, неразрывно связанного с развлечениями, фривольностями и прекрасными женщинами, было положено монахом?

– Монахом? – удивленно воскликнула Лариса.

– Он был бенедиктинцем, и звали его преподобный отец Периньон. В тысяча шестьсот шестьдесят восьмом году он был назначен главным келарем монастыря Отвиль, на горе Реймс.

– Как удивительно!

– Ему пришло в голову, что можно заставить вино играть, и он начал эксперименты, продолжавшиеся двадцать лет.

– И преуспел?

– В тысяча шестьсот девяностом году он добился своего, получив первую бутылку игристого шампанского.

– Должно быть, ему были благодарны многие люди.

– Еще как благодарны! Шампанское получило стремительное распространение при регенте Филиппе, герцоге Орлеанском! Оргии в Пале-Рояле пользовались не менее дурной славой, чем мои приемы! – Граф Рауль обезоруживающе улыбнулся и продолжал: – На празднике, устроенном неподалеку от Парижа герцогом де Вандомом, двенадцать девушек, наряженных вакханками, то есть едва одетых, поднесли каждому гостю по бутылке шампанского, сделанной в виде груши!

– Им понравилось? – спросила Лариса.

– К концу праздника можно было объявить о триумфе шампанского во Франции! Аббат де Шалью писал: «Какой дивный огонь! Он непосредственно изо рта проливается прямо в сердце!».

Лариса захлопала в ладоши:

– Какой успех! Шампанское не только согревало грудь, но и наполняло карманы.

– Если бы у меня были собственные деньги, я помогла бы тебе купить завод, Рауль, – сказала мадам Савини.

– Я знаю, тетушка Эмилия. Вы всегда любили меня и находили оправдания самым омерзительным моим поступкам!

– Я не верю этим россказням о тебе, – сказала она нежно.

– Можно спокойно верить большинству из них! Но я взрослею, меня интересуют теперь не только пустопорожние развлечения Парижа. Да, глупо было надеяться, что отец купит мне завод и даст возможность управлять им.

– Что же теперь?

– Куплю его сам. Куплю, хотя это и не так просто. Правда, он не станет сразу, как я хотел, частью имения Вальмон.

После недолгой паузы мадам Савини спросила дрожащим голосом:

– Тебе до сих пор небезразличен Вальмон?

– Безразличен? Но он мой и часть меня самого. Это совершенно определенно, тетя Эмилия. Что бы там ни говорил отец, но когда-нибудь я буду здесь жить. Когда-нибудь он вновь станет мне родным домом.

Глава 5

Переодевшись к обеду, Лариса зашла в классную комнату. Там она встретила няню. Женщины обменялись понимающим взглядом.

– Они разговаривали в течение всего этого времени, начиная с полудня, – тихим голосом сказала няня.

Было совершенно ясно, кого она имеет в виду. Так как Лариса вопросительно смотрела на собеседницу, та продолжала:

– Я думаю, положение слегка улучшилось. Бернард только что сказал мне, что граф Рауль попросил у отца ящик вина из погребов замка. Старый граф подарил ему вино урожая тысяча восемьсот семьдесят четвертого года, которое у нас пьют по торжественным случаям.

Ларисе уже было известно, что Бернардом звали личного камердинера старого графа, пользующегося у своего хозяина особым доверием. Он сообщал графу обо всем происходящем в имении, отмечая все улучшения в ведении хозяйства.

– Хотелось бы надеяться, что вы правы, – сказала Лариса.

Девушка пыталась догадаться, согласится ли старый граф на покупку винного завода. Судя по тому, как он вел себя за ленчем, трудно было предположить благоприятный исход дела. В то же время она была уверена, что граф Рауль может быть весьма настойчивым.

– Если бы только в доме был мир! – Няня говорила полушепотом. Вытерев глаза, она добавила: – Когда сегодня меня навестил граф Рауль, он сказал: «Мне хочется, няня, снова вернуться в детство, чтобы мне было столько лет, сколько сейчас Жан-Пьеру. Вы бы за меня принимали все решения. Как было бы легко!»

Каждое воспоминание о графе Рауле было очень дорого старой няне, она поспешно вышла из классной, чтобы скрыть нечаянные слезы.

Из вкусных блюд, поданных к ужину, Лариса съела совсем немного. Она не была голодна и к тому же переживала из-за драмы, разыгравшейся в имении. Она пыталась убедить себя в том, что все происходящее ее не касается, но не сопереживать не могла. Лариса гнала от себя эти мысли, отчетливо осознавала необходимость рассказать старому графу правду о Жан-Пьере. И здесь непременно возникал вопрос: сделает ли данное откровение графа мягче или, напротив, еще более ожесточит его по отношению к сыну.

Закончив ужинать и закрыв дверь за Сюзанной, унесшей посуду, Лариса взяла книгу и принялась за чтение. Но она не могла сконцентрировать свое внимание на написанном. Не вставая с места, девушка долго сидела над раскрытым томом в раздумьях.

В дверь постучали.

– Войдите!

На пороге возник лакей:

– Мосье желает переговорить с вами в Голубом кабинете, мадемуазель!

– Сейчас спущусь, – ответила Лариса.

Она отправилась к себе в спальню, чтобы поправить прическу и взять носовой платок. На ней было тонкое муслиновое платье, которое она сама сшила. По белому полю были рассыпаны маленькие голубые цветочки, талию перетягивал голубой пояс, платье удивительно подчеркивало цвет ее глаз. Лариса быстро взглянула на свое отражение в высоком зеркале и заспешила вниз по лестнице, заметив, что со стороны старого графа довольно странно было вызвать ее в Голубой кабинет, тогда как он привык сидеть в гостиной. Голубой кабинет представлял собою небольшую комнату, великолепно отделанную и выдержанную в голубых с золотом тонах. Преобладание этих цветов в убранстве было не случайным, а имело своей целью создать фон для коллекции севрского фарфора, расставленной по столам с эмалевыми инкрустациями. Лариса вспомнила, что лакей не назвал имени желавшего ее видеть. Следовательно, может быть, ее ждет граф Рауль. Лариса вошла в кабинет и увидела, что находящийся в нем мужчина повернулся в ее сторону, оторвавшись от окна. Девушка не ошиблась.

Она стояла у двери, почти на пороге. В этот момент она не думала о том, насколько молодо, свежо и привлекательно она выглядит. Голубизна стен оттеняла золото ее пышных волос, глаза девушки, взволнованные и немного тревожные, встретились с глазами графа Рауля. Он на мгновение задержал на них взгляд, а затем произнес:

– Мне бы хотелось поговорить с вами. Не станете возражать, если мы выйдем на воздух? Сегодня теплый вечер.

Тон графа был неожиданно серьезным, и она, не пророни ни слова, медленно и неохотно двинулась к высокому окну, которое он распахнул, чтобы можно было выйти на террасу. Отсюда по маленькому пешеходному мостику они перебрались через ров и пошли вниз по тропинке, ведущей в сторону регулярного парка. Двигаясь в тени деревьев, они удалялись от дома в направлении, как догадалась Лариса, греческого храма, располагавшегося в конце длинной аллеи, за фонтанами.

Идя рядом с графом, Лариса почему-то не испытывала неловкости от молчания. Никто не проронил ни звука с того момента, как замок остался позади. Наконец они подошли к скамейке возле живой изгороди из тиса, неподалеку от которой помещалась белая статуя; сверху возвышался храм.

Граф остановился и жестом пригласил девушку сесть. Затем опустился на скамью рядом с ней. Оба посмотрели вниз, где в золотых отблесках солнца, только что закатившегося за горизонт, виден был замок. Он был похож на драгоценное украшение тонкой работы. Казалось, все эти совершенные пропорции, купола, резьба по камню, переливчатые окна, отражающиеся в пруду, – нереальны, что это сказочный мираж. Граф сидел молча, до тех пор пока Лариса робко не произнесла:

– Почему бы вам… не согласиться с отцом?

– Жениться вторично?

– Карл Второй сказал: «Англия стоит мессы». Может быть, Вальмон стоит женитьбы?

– Только не по его выбору! Нет, никогда, никогда больше! – нервно сказал граф, и Лариса поняла, что первая женитьба не только обернулась несчастьем, но воспоминания о ней мучают его до сих пор.

– Мне… жаль, – пробормотала девушка.

– Меня? Я не нуждаюсь в вашей жалости!

– Не только вас, но и Вальмон в целом. Он так прекрасен! Этот дом построен для счастья, которое остается найти.

После недолгого молчания граф сказал:

– Мне страшно!

– Почему?

– Происходит что-то странное и непонятное. События развиваются неожиданно и непредсказуемо.

Лариса подождала, не скажет ли он что-нибудь еще, и спросила:

– Скажите, что же страшит вас?

– Когда мы встретились сегодня утром и я обругал вас за то, что Жан-Пьер испугал мою лошадь, что вы обо мне подумали?

Девушка улыбнулась:

– Я подумала, что вы такой… как я предполагала.

– Вы знали, кто я?

– Да, конечно. Кто бы мог еще так выглядеть!

– «Так» – это как?

Лариса почувствовала, что ответить на вопрос графа весьма затруднительно. Она подумала о его красивой внешности. Но в то же время это была внешность дьявола! Девушка ничего не сказала.

– В общем-то я и сам могу представить, чем показалось вам мое появление. И все же вы меня узнали?

– Да.

– И я вас узнал.

Лариса удивленно взглянула на него:

– Как вам это удалось? Вы же ничего не знали о моем существовании. Вам и в голову не могло прийти, что я здесь.

– Тем не менее, я узнал вас. Я всегда знал, что в этом мире живет одна девушка и она выглядит именно так!

– Боюсь, что не понимаю вас, мосье.

– Я сам себя недостаточно хорошо понимаю. Тем более трудно все это выразить словами. Я всегда знал, что вы где-то есть, и когда я увидел вас, то понял, что это вы!

Лариса смотрела на него в изумлении, граф повернул голову и заглянул ей в глаза:

– Когда я увидел вас, прижавшую к себе Жан-Пьера, то понял: нашел то, что так долго искал.

Звук его голоса произвел на Ларису гипнотизирующее действие: она не могла двинуться с места.

– Искал, может быть, не совсем осознанно, искал, неизменно встречая на пути одни разочарования, искал, сам отчетливо не представляя кого. Искал вас!

У Ларисы перехватило дыхание, усилием воли она оторвала взгляд от его лица и посмотрела вниз, на замок.

– Мне кажется, – рассеянно проговорила она, – вам всего лишь показалось, вы находитесь во власти собственного воображения.

– Именно таким образом я пытался убедить самого себя, но в действительности все по-другому. – Он помолчал и добавил: – Возможно, мы встречались в предыдущей жизни. Возможно, вы каким-то тайным образом поселились в самом сокровенном уголке моего сердца. Я не знаю. Не понимаю. Я хочу, чтобы вы мне объяснили.

Лариса вспомнила свой разговор с Ники о перевоплощении. И вот вновь она столкнулась с этой идеей. Теперь она показалась нереальной: так, всего лишь недосказанная теория.

– Я не в состоянии… вам объяснить.

– Интересно, что вам рассказывали обо мне?

– В поезде я встретила женщину, модистку по имени мадам Мадлен, которая рассказала мне о… ваших приемах.

– Предостерегла вас от меня?

– Д-да.

– Могу себе представить, что она вам наговорила. Но теперь, когда вы видите меня в собственном доме, что вы теперь обо мне думаете?

– Мне… жаль вас. В то же время у вашего отца, наверное, есть некоторые основания осуждать… тот образ жизни, который вы ведете.

– У него есть все основания, но он сам меня вынудил, – с горечью в голосе произнес граф. – Вы не понимаете: у меня не было выбора, я должен был слепо подчиняться.

Лариса вспомнила рассказ няни о том, как графа в двадцатилетнем возрасте загнали в угол, заставив против собственной воли жениться. Она захотела как-то помочь этому человеку, который сидел рядом на скамейке:

– Неужели вы не можете убедить своего отца забыть старое и начать все сызнова? Ссора мучает не только вас, она мучает всех в замке.

– Я знаю. Это мои близкие люди. Мои, потому что большинство слуг замка живут здесь из поколения в поколение. Они такие же члены семьи, как и те, в чьих жилах течет кровь Вальмонов.

– Могу вас понять.

– Но мой отец скуп абсолютно во всем. Недавно я тайно посетил наши винные заводы и фермы. Производства безнадежно устарели. Он не покупает современного оборудования. У нас неэкономичные способы хранения. Все имение нуждается в реконструкции. Нужны новые здания, большее число рабочих.

Граф говорил с воодушевлением, но внезапно умолк.

– Что проку в рассуждениях? Отец стар, он не станет меня слушать, – сказал граф.

– Няня считает, что вроде бы сегодня все пошло на поправку. Говорят, отец подарил вам ящик лучшего вина.

– Это я сам попросил, но не для того, чтобы его порадовать, а потому, что хочу пить вино своей земли.

– Отец был доволен?

– К моему удивлению, он подарил мне «74» – наше лучшее, запас его совсем мал. Это выдержанное вино может удовлетворить вкус самого придирчивого знатока.

– Наверное, это хороший знак? Может быть, он и согласится теперь купить вам винный завод.

– Завтра мне нужно ехать в Париж, но послезавтра вернусь. У меня в запасе пять дней, в течение которых нужно раздобыть деньги на покупку, если отец их все-таки не даст.

– Может быть, у него на самом деле нет денег?

– Ему ничего не стоит занять их в банке.

Граф оторвался от созерцания замка и повернулся к девушке.

– Давайте поговорим теперь о вас, – сказал он уже совсем другим тоном.

– Боюсь, мне пора возвращаться, – быстро ответила Лариса.

– Убегаете? Боитесь меня?

– Не знаю… Пожалуйста, не пугайте меня.

– У меня нет желания пугать вас. Просто я хочу сказать вам, что вы невероятно хороши и не похожи на всех остальных женщин, с которыми мне приходилось быть знакомым.

Он смотрел ей в глаза, она не в силах была отвернуться.

– Знаю, что звучит банально, но это правда. Вы – необыкновенная, и наша встреча – нечто необыкновенное.

– Отчего вы так уверены? Здесь в парке… все кажется нереальным. Потому что вечер и потому что…

– …мы вместе! – тихо закончил за нее граф. – Вы знаете, где мы сидим, Лариса?

Он в первый раз назвал ее по имени. Ей почему-то не захотелось возражать.

– Храм, возвышающийся перед нами, – это святилище Венеры, а статуи вокруг – ее изображения в различных обличьях, в которых она известна людям. Там, позади нас, – Афродита. Это моя любимая скульптура с детства. Поэтому я и привел вас сюда, чтобы мы могли говорить под сенью Афродиты, греческой богини любви.

Его голос замедлился. Ларисе сделалось жутко. Она испытала ощущение, как будто разряд электричества пробежал по телу.

– Мне не следует… слушать вас.

– Почему?

– Я обещала маме не слушать комплиментов и не верить ничему, что мне будут говорить французы.

– Дельный совет! Но к нам он не относится.

– Почему?

– Потому что, как я только что сказал, это особый случай!

Глубина и тепло его голоса заставили девушку дрожью откликаться на каждое слово. У нее возникло ощущение, будто граф прикасается к ней, хотя он сидел не двигаясь.