Текст книги "Влюбленный дьявол"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Не понимаю, отчего ты так нервничаешь.

Когда вечером она легла, то перед сном долго размышляла над словами Ники. «Интересно, а как себя ведут французы в любовных делах?» Иногда ей казалось, что было бы замечательно влюбиться в мужчину и чтобы он ответил взаимностью. «Я люблю вас!» Она почти физически слышала глубокий мужской голос, произносящий эти слова. Он обнимет ее, прижмет к себе и станет губами искать ее губы. Что она будет чувствовать? Интересно, на что похож поцелуй? Она не находила ответа на эти вопросы.

Очевидно, Ники переговорил с матерью на эту тему, потому что через день или два леди Стантон попросила Ларису зайти к себе в спальню.

– Мне бы хотелось побеседовать с тобой, Лариса… – начала она.

– Мне тоже хочется поговорить с тобой, мама, – отвечала Лариса. – У меня есть гениальная идея! Она пришла мне в голову, когда мы с Ники были в библиотеке, но я не хотела говорить тебе до тех пор, пока не найду практического решения.

– Решения чего? – спросила леди Стантон.

– Вчера я ездила в Глостер покупать себе материал на платья. На Хай-стрит мы с Наной зашли в магазин игрушек.

Леди Стантон выглядела сбитой с толку.

– Зачем вам это понадобилось?

– Я вспомнила, каких замечательных кукол вы мне там покупали, когда я была маленькой. Некоторые из них, я помню, продавались вместе с нарядами, но ты всегда шила им обновки. Что за удовольствие было одевать и раздевать куклу по имени Масера! – Лариса засмеялась: – Имя, конечно же, выбирал папа! Она, правда, выглядела совсем не как гречанка, но одета была всегда модно и со вкусом: на ней был кринолин, а в руках зонтик, который мы сделали по картинке из «Журнала для леди».

– Я, помнится, с удовольствием шила для ваших кукол, – призналась леди Стантон и улыбнулась.

– Отлично, мама, – продолжала Лариса, затаив дыхание. – А ведь можно неплохо заработать шитьем кукольных платьев.

– Что ты имеешь в виду?

– В магазине игрушек я поинтересовалась, хорошо ли продаются красиво одетые куклы. Они сказали, что в предрождественские дни расходится весь запас. Я переговорила с управляющим, и он объяснил, как по невысокой цене приобрести партию кукол. Когда покупаешь сразу много, это, оказывается, называется «оптом». Управляющий может назначить цену, по которой магазин будет покупать готовые куклы, когда ты сделаешь пробный образец.

– Лариса! – воскликнула леди Стантон. – Что бы сказал твой отец?

– Я думаю, что папа отнесся бы к этому как к лояльной коммерции, – ответила Лариса. – Особенно если учесть, что деньги идут на обучение Ники.

– Вообще-то идея неплохая, – медленно сказала леди Стантон, – мне кажется, что я справлюсь.

– Ну конечно, мама, – отозвалась Лариса. – Ты же знаешь, как скверно сшита одежда на большинстве кукол. Изготовленные тобою платья будут самыми изысканными! Ты ведь умеешь делать различные национальные костюмы: испанские, датские, восточные. Что это будет за прелесть!

– В самом деле, я попробую, а Нана пусть отнесет их в магазин. Не могу же я идти сама. Неудобно как-то продавать что-то магазину, в котором столько лет сама покупала.

– Разумеется, тебе необязательно идти. С Наной может сходить Афина. Она более остра на язык, нежели мы все, она не позволит управляющему занизить цену.

– Как все это… мерзко… по-торгашески… звучит, – поморщилась леди Стантон, – но, с другой стороны… Ники.

– Ни о ком не беспокойся, кроме него, мама, – попросила Лариса. – Помни о Ники, а я научу Афину, что надо делать.

Леди Стантон, помолчав некоторое время, сказала:

– Ты сбила меня с мысли, Лариса. Я хотела поговорить о тебе.

– И что же ты хотела сказать, мама?

– Если ты поедешь во Францию, дорогая моя, то мы с Ники хотели бы тебе кое-что посоветовать, пока ты не начала собираться в это опасное путешествие.

– Мне оно не кажется опасным, мама, ничуточки! – Лариса сделала паузу и добавила: – Я, конечно, опасаюсь некоторых вещей, например того, что меня уволят из-за неопытности, или того, что вообще придусь им не ко двору.

– Я боюсь не этого.

– Так о чем же ты беспокоишься, мама?

Прежде чем начать говорить, леди Стантон, похоже, тщательно подбирала слова.

– Видишь ли, дорогая, французы – это совсем не то, что англичане.

Лариса улыбнулась:

– Ну да, они говорят на другом языке.

– Я не собираюсь шутить, – наставительным тоном произнесла леди Стантон.

– Извини меня, мама, продолжай, пожалуйста.

– Их мужчины имеют репутацию людей, крайне неравнодушных к женщинам.

– Ты предостерегаешь меня, мама, от того, чтобы я влюбилась во француза?

– Да, Лариса. И послушай меня крайне внимательно, ибо это очень важно.

– Я слушаю, мама.

Лариса была весьма обескуражена серьезностью голоса матери.

– Видишь ли, Лариса, англичанин, если он джентльмен, станет ухаживать за молодой девушкой только тогда, когда его намерения честны и он собирается сделать ей предложение. – Леди Стантон вздохнула: – Правда, гувернантки принадлежат к благородному классу. Они – леди, поэтому к ним не разрешается относиться с чрезмерной легкостью.

– А что ты имеешь в виду, говоря «ухаживать», мама?

После длительной паузы леди Стантон произнесла:

– Мужчина будет стараться вступить в любовные отношения с женщиной.

– Например, целовать ее?

– Да…

– Но гувернантка может отказаться.

– Что ты, без сомнения, и сделаешь, – быстро сказала леди Стантон. – И еще. Хотя ты и знаешь по английским имениям, что представляет собою прислуга, но все же хочу попросить тебя держаться подальше от слуг-мужчин.

После паузы она продолжала с большим воодушевлением:

– Впрочем, если судить по Англии, то я не в состоянии представить, чтобы в каком-нибудь доме, наподобие того, где ты будешь служить, кто-либо мог непорядочно обойтись с молодой беззащитной женщиной.

Лариса пристально смотрела в глаза матери.

– Не скрою от тебя, Лариса, что я надеюсь, возможно и безосновательно, на то, что в доме одного из друзей твоей крестной ты можешь встретить человека, который тебя полюбит и захочет на тебе жениться. – Она глубоко вздохнула: – Здесь такая глушь. Мы видим так мало молодых людей. Но мне хочется надеяться, дорогая, что у тебя будет счастливое замужество, как у меня с твоим папой.

Ларисе хотелось сказать, что ей тоже этого хочется, но не стала перебивать.

– Однако во Франции все не так.

– В каком смысле?

– Французские браки устраиваются весьма определенным образом, как ты уже, я надеюсь, знаешь. Француз берет в жены женщину, выбираемую, как правило, его отцом, и она приносит в семью приданое и земельные угодья. Разумеется, и приданое, и размеры угодий зависят от будущего общественного положения невесты.

– Ты имеешь в виду, мама, что когда француженка выходит замуж за маркиза, то ее приданое должно быть больше, чем нужно, для того чтобы выйти за графа?

– Опять-таки все зависит от знатности фамилии. Знатность же не исчерпывается титулом. Во Франции происхождение и кровная принадлежность стоят превыше всего.

– Это значит, мама, что если высокородный француз влюбится в меня, ему нельзя будет и думать о женитьбе.

– Для него практически невозможно поступить подобным образом. Глава семейства, как правило, всемогущ: у него сосредоточены все средства, которыми он распоряжается по своему усмотрению. – Леди Стантон улыбнулась. – Поэтому в их домах, помимо родителей с детьми, всегда живут бабушки с дедушками, тети, дяди, кузины с кузенами. Гораздо дешевле содержать их под одной крышей, чем выделять деньги каждому на отдельное жилище.

Лариса рассмеялась:

– Всегда знала, что французы – практичные люди!

– Куда уж практичнее. Всегда об этом помни, Лариса! В то же самое время французы умеют ценить женщин, а ты очень красива.

Лариса с изумлением посмотрела на мать. Редко случалось, чтобы леди Стантон награждала своих дочерей комплиментами.

– Я не выдумываю. Ты сама прекрасно знаешь, почему отец почитал вас всех греческими богинями.

– Четыре Венеры! – улыбнулась Лариса. – А Ники, должно быть, Аполлон!

– А разве нет? – с нежностью в голосе сказала леди Стантон. – Не могу представить, что найдется молодой человек более красивый, чем он.

Усилием воли она заставила себя думать не о сыне, а о дочерях.

– Поезжай во Францию, Лариса. Но пусть твоя распрекрасная голова твердо сидит на плечах. Не слушай ничего, что станут говорить тебе сладкоголосые французы. Не верь ни единому их слову о том, что они якобы влюблены в тебя, – сказала леди Стантон и с еще большим выражением добавила: – У тебя нет приданого, и хотя мы можем гордиться нашими предками, во Франции это ничего не значит, несмотря на то что ты будешь занимать весьма высокое место.

– Мои уши не будут ничего слышать, мама. Я ни в кого не влюблюсь! – пообещала Лариса.

– Помни, что такой шаг может обернуться катастрофой, насколько тебе известно. Мужчина, в которого ты влюбишься, чтобы заслужить одобрение всемогущей родни, женится на другой, которая принесет в его семью деньги и землю, а твое сердце будет разбито.

Лариса засмеялась:

– У тебя представление о французах как о каких-то мерзавцах! Но обещаю тебе, мама, я не допущу ни единого, даже малейшего комплимента.

– Я серьезно с тобой разговариваю, Лариса.

– Я знаю, мама!

Лариса наклонилась и поцеловала мать в щеку.

– Не беспокойся так! – попросила она. – Уверяю тебя, что никто из твоих птенцов не может постоять за себя лучше, чем я!

Глава 2

Лариса смотрела на удаляющиеся белые утесы Дувра. Дул сильный ветер.

Несколькими часами ранее она заняла свое место в салоне парома и принялась разглядывать попутчиков. Никто не привлек ее внимания, и девушка погрузилась в размышления о предстоящем. Несомненно, это приключение. Еще месяц назад нечто подобное и в голову не могло прийти. Когда она прощалась с Ники, на мгновение ее охватил ужас. Она с трудом удержалась от того, чтобы не начать умолять брата забрать ее домой, потому что страшно одной окунаться в неизвестность. Но природные жизненные силы и мужество, в которых Лариса никогда не испытывала недостатка, удержали ее от того, чтобы расплакаться на прощание.

До этого момента события мелькали с головокружительной быстротой: возникла куча дел перед отъездом, она лихорадочно готовила к путешествию свою одежду и не успела ничего даже обдумать. Помимо этого приходилось подбирать и запаковывать бесчисленное количество предметов домашнего обихода для переезда семьи в коттедж, где предстояло жить леди Стантон с Афиной и Делией. До свадьбы Синтия тоже должна была быть с ними. Леди Стантон была очень расстроена и не могла ничем помочь, поэтому решать и делать за нее пришлось Ларисе с Синтией.

Обсудить наряды Ларисы собрался семейный «военный совет», но наилучшее решение опять-таки предложила Лариса:

– Я еду за границу, где меня никто не знает, поэтому мне нет необходимости носить траур. Мама должна в течение года ходить в черном и еще год носить полутраур, остальным же из нас нужно просто одеваться в платья темных тонов в течение примерно двенадцати месяцев.

Все удивленно посмотрели на нее.

– Поэтому там, где мне предстоит жить, я могу носить любой цвет.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, дорогая? – смущенно спросила леди Стантон.

– Я говорю, мама, что раз мы все носим примерно один размер, то я возьму твою одежду, в первую очередь дорожные платья и плащ, что позволит сберечь массу денег и времени на шитье.

Прежде чем леди Стантон успела открыть рот, Лариса добавила:

– Я стану очень осторожно носить их и верну, когда тебе можно будет надевать цветное.

– Действительно, неплохая мысль, – медленно произнесла леди Стантон, – но надо заметить, мои дорожные вещи – голубого цвета. Что подумают люди?

– Во-первых, гувернантка никому не интересна, а во-вторых, графиня ничего не написала брату о том, что у нас недавно умер отец.

Она посмотрела на удивленных домочадцев и добавила:

– Если вас это сделает счастливее, то я могу носить черную повязку на рукаве.

– Нет, не надо, это ужасно выглядит! – быстро сказала Синтия. – Мне кажется, что Лариса подала хорошую идею, мама, она может взять с собой мое розовое платье. Оно самое лучшее, но выйдет из моды еще задолго до того, как я опять смогу его надеть. – Она сделала паузу и продолжала: – Тем более для приданого нужны совершенно новые вещи.

– Да, дорогая моя, конечно, – согласилась леди Стантон. – Я думаю, мы найдем возможность сшить тебе несколько хороших платьев. Тебе идет лиловое и сиреневое, тем более оба этих цвета считаются полутрауром.

Лариса отобрала несколько цветных вещей из материнского гардероба, которые при помощи умелых пальцев нетрудно было ушить по фигуре и придать им вид соответствующий возрасту. Однако вечерние платья леди Стантон явно не были рассчитаны на Ларису.

– Есть идея! – воскликнула леди Стантон.

– Какая, мама? – спросила Лариса.

– Попроси Ники помочь тебе принести сундучок из мансарды. Такой большой, кожаный, с закругленной крышкой.

Просьба леди Стантон несла в себе некоторую таинственность. И когда сундучок принесли и открыли, все были заинтригованы и пытались заглянуть внутрь.

Леди Стантон, единственное дитя богатого отца, в свое время блистательно дебютировала на балах. Отец не скупился для своей дочери. Когда пришло время вывезти ее в свет, она получила приглашения на все гранд-балы открывающегося сезона. И, как потом любила вспоминать, была «королевой» почти на всех!

К сожалению, ее отцу почему-то показалось, что финансовое будущее всего мира принадлежит Австралии. Почти все свои деньги, включая ее приданое, составлявшее довольно значительную сумму, он вложил в золотые прииски на этом континенте. Через пять лет прииски закрылись, еще через несколько лет умер отец, к тому времени деньги их растаяли вместе с блистательными неосуществленными прожектами австралийских компаний.

– Здесь у меня мои лучшие платья, – объяснила леди Стантон. – Воспоминания о моем счастливом девичестве.

С этими словами она извлекла из сундучка кринолин с ребрами китового уса. Его вид заставил сестер смеяться до слез.

– Ты его и вправду носила, мама? – спросила Афина. – Какой же он, наверное, был неудобный.

– Ужасно, – призналась леди Стантон. – Более всего неудобно было в нем входить и выходить из вагона! – Она рассмеялась вслед за дочерьми: – Когда в нем приходилось садиться, никогда нельзя было быть уверенной, что он в любой момент не лопнет спереди и не откроет все то, что под ним!

На свет появлялись все новые и новые платья. Сестрам подумалось, что, наверное, эти кринолины считались красивыми, когда были в моде.

– А вот мое «выходное» платье, – пояснила леди Стантон.

Она держала в руках туалет белого атласа, с шелковой отделкой по корсажу и наружной юбке.

– Прекрасный материал, – сказала Афина.

– Очень дорогой, – добавила леди Стантон.

– Сможем ли мы его перешить? – усомнилась Лариса.

– Примерь-ка, – попросила леди Стантон.

Лариса так и сделала. Лиф подчеркивал совершенство линий ее небольшой груди. Платье ей очень шло. Девушка взглянула вниз и с огорчением обнаружила, что атласная юбка свисает, волочась по полу, так как не было поддерживающего ее каркаса. Леди Стантон подоткнула концы юбки внутрь:

– Спереди мы подгоним платье по фигуре, а сзади сделаем небольшой шлейф.

Лариса вскрикнула от восторга:

– Конечно же, мы так и сделаем! Как это здорово ты придумала, мама!

В сундучке нашлось еще одно платье. Оно было креповое, небесно-голубого цвета, с тюлевой отделкой. Его можно было переделать таким же образом, как и атласное. Там лежало еще несколько пар лайковых перчаток, застегивающихся на запястьях, несколько прелестных, очень понравившихся Ларисе цветочных венков и веер, которые Делия решила взять себе.

– Помнится, у меня были и другие туалеты, – с сожалением сказала леди Стантон. – Правда, из одного я сделала покров Афине на крестины, несколько ушло на ваши детские выходные наряды, которые я сшила, когда не хотела просить у отца деньги на новые.

– В этих двух платьях я буду выглядеть замечательно, – сказала Лариса. – Единственное, мне кажется, что уж больно они роскошны для гувернантки!

Она не переставала повторять это, даже когда все уже было готово. И сестры и мать помогали ей шить, кроить, гладить и подгонять, пока, наконец, платья не приняли окончательный вид, и Лариса примерила первое, белого цвета. Синтия позавидовала сестре:

– Лучше бы оно пошло в мое приданое. У меня не будет ничего, хотя бы отдаленно похожего!

– Не могу отделаться от ощущения, – сказала Лариса, глядя в зеркало, – что мне никогда не придется его надевать. Поэтому платье лучше всего аккуратно завернуть в бумагу, и после свадьбы ты возьмешь его и станешь носить!

– Как это мило с твоей стороны, Лариса! – сказала Синтия и поцеловала сестру.

Голубое платье не удалось подогнать так же удачно, как белое, тем не менее, примерив его, Лариса выглядела ослепительно.

– Ты как будто явилась с пронизанного солнцем неба, – поэтично выразилась Синтия.

– Я думаю, что это платье тоже придется носить тебе! – ответила Лариса. – А я в это время буду вкушать скромную трапезу гувернантки, которую мне принесут в классную комнату.

– Разве ты не будешь есть вместе с хозяевами в столовой? – удивленно спросила леди Стантон.

– Я думаю, что вряд ли, мама. Ты же помнишь, папа никогда не приглашал к обеду в столовую ни мисс Гримсоу, ни мисс Джонсон. Они бывали там к ленчу, и то только потому, что мы, дети, сидели за общим столом.

– Да, я забыла, – сказала леди Стантон. – Это было так давно. Ах, Лариса, я не смогу вынести, чтобы с тобой обходились подобным образом! Что бы подумал папа?

– Папе следовало думать, когда он покупал все эти дорогие книги, – твердо ответила Лариса. – Остается только надеяться, что Ники, продав их, выручит хотя бы часть денег. Но теперь это – всего лишь подержанные вещи, возможно, никто и не польстится на них.

Она была поражена расточительностью отца, когда вместе с братом разбирала тома в библиотеке. Там она увидела, куда ушла большая часть отцовского капитала, таявшего из года в год.

– Не понимаю, почему он так любил Грецию? – заметила она.

– Ни о чем больше и думать не хотел, – сказал Ники. – Если бы и дальше все шло в том же направлении, то он бы бросил нас всех и уехал жить в эту страну.

– Наверное, был греком в предыдущей жизни, – мечтательно предположила сестра.

– Ты что же, веришь в подобные вещи? – поинтересовался Ники.

– Я много об этом думала. Это трудно понять, не веря в перевоплощение. Но почему один ребенок с рождения обнаруживает поразительную склонность к музыке, а другой, вроде Делии, начинает говорить по-французски, толком еще не выучившись родному языку!

– Не более чем наследство прадеда.

– Так ли это? А может быть, есть и другое объяснение? Брат улыбнулся:

– Наверное, в предыдущей жизни я был послом. Поэтому мне так хочется попасть на дипломатическую службу!

– Ты вновь станешь послом, уверена в этом! – улыбнулась в ответ Лариса. – Представь, как тебе пойдет золотое шитье на мундире.

Ники рассмеялся, и они вернулись к отбору книг на продажу. Но с каждым днем, пока они разбирались в доме, прежде чем покинуть его, Ларисе становилось все труднее и труднее объяснить столь поразительную опрометчивость отца.

Теперь, за пределами родины, Лариса поняла, что, не будь этого увлечения отца Грецией, не было бы и теперешнего приключения, о котором она так долго мечтала.

«Я увижу Францию, – говорила она себе. – Я узнаю французов, и, если с ними будет слишком трудно или неприятно общаться, я всегда смогу вернуться домой».

Ее охватило теплое, уютное ощущение того, что всегда есть возможность вернуться к маме и Афине с Делией. Тем не менее, она сделает все, чтобы не потерять место до тех пор, пока, по крайней мере, Ники не завершит образования. Они с братом вынуждены были остановиться на ночь в Дувре, поэтому Лариса могла сесть на утренний паром, идущий в Кале.

Ночевали в дешевой и неудобной гостинице. Единственной радостью было то, что они вдвоем. Брат с сестрой не могли понять, что заставляет других искать пристанища в этом не самом уютном уголке вселенной, здешние постояльцы явно не представляют собою ничего особенного. Ужин был малосъедобным, но Лариса получила от него огромное удовольствие, потому что представилась прекрасная возможность всласть поговорить с Ники.

– Ты уж смотри, будь осторожна, – сказал брат, закончив трапезу.

– Ты же знаешь, я буду осторожна. Потом, мне кажется, что из всех сестер именно я наилучшим образом подхожу на данное место.

– Почему?

– Синтия – чересчур рассеянна. Она может за чтением книги или мечтаниями отвлечься от наблюдения за ребенком. Афина – слишком импульсивна, а Делия – не в меру романтична.

Ники рассмеялся:

– За тобою, стало быть, не водится таких грехов?

– Я воплощение здравого смысла. По крайней мере, хотелось бы в это верить!

– Не могу полностью с тобой согласиться, скажу лишь, что из всех сестер ты наиболее умная и, наверное, отважная!

Лариса одарила брата взглядом, преисполненным любви:

– Ты в самом деле так считаешь?

– Да, конечно. Но все равно я стану о тебе беспокоиться, Лариса. Ты слишком хороша, чтобы оставлять тебя одну. Уверен, что сыщется немало французов, которые станут говорить тебе о твоей очаровательной внешности.

– Я обещала маме не слушать ни одного комплимента! Ники рассмеялся вторично:

– О, бедная мама. Она понятия не имеет, чего стоят слова за стенами Редмарли-хауса. Откровенно говоря, Лариса, тебе почти невозможно будет сдержать свое обещание.

– Я знаю, – вполне серьезно ответила сестра, – но, на худой конец, до вас не так уж далеко – стоит лишь пересечь пролив. Если дела пойдут совсем скверно, я вернусь домой.

Помолчав, он добавил:

– Дьявольски сложно найти слова, чтобы выразить тебе свою благодарность за то, что ты для меня делаешь.

– Ты ставишь меня в неловкое положение, – запротестовала Лариса. – Мы же любим тебя, Ники. Мы уверены, что и ты нам поможешь, если потребуется.

– Разумеется, помогу.

«Сто пятьдесят фунтов в год!» – думала Лариса, рассматривая спокойную поверхность моря из иллюминатора парома, который неторопливо попыхивал, совершая свой обычный рейс. Эта сумма казалась слишком большой платой за обучение маленького мальчика английскому языку. Она тревожилась за то, что может произойти, если ребенок сделает успехи не так быстро, как того ждет его дедушка. Однако была уверена, что французские дети обладают острым умом и для французского ребенка не так сложно выучить английский, как для его английского сверстника овладеть французским языком.

Паром прибыл в Кале точно по расписанию. На перроне уже стоял поезд до Парижа. Портовый носильщик доставил дорожный кофр Ларисы в багажный вагон, а потом понес ее ручную кладь вдоль поезда, разыскивая вагон второго класса с надписью «Только для дам». Отыскав нужный вагон, носильщик помог Ларисе подняться в купе. Девушка села у окна, чтобы хорошенько рассмотреть местность, по которой предстояло путешествовать. Вагон был почти пуст. Однако спустя несколько минут дверь отворилась и в купе вошла женщина. Ее одежда, отменно сшитая, по покрою очень напоминала ту, которую женская половина семейства Стантонов знала по «Журналу для леди». Более того, в ее туалете было нечто нарочитое.

Женщина распространяла вокруг себя аромат каких-то экзотических духов. Она заняла место как раз напротив Ларисы. Носильщик принес вслед за ней огромное количество пакетов, которые сложил в багажную сетку купе. Дама дала ему на чай, а после того как тот произнес: «Merci beaucoup, Madame!» [2]2
  Большое спасибо, мадам! (фр.).


[Закрыть]– Лариса поняла, что он получил щедрые чаевые.

Попутчица устраивалась, громко шурша юбками. Ее жакет был оторочен мехом, судя по виду собольим. Лариса также заметила у нее на груди бриллиантовую брошь.

Здесь было гораздо теплее, чем на море, и некоторое время спустя дама сняла жакет. Лариса увидела, что платье дамы украшено сверху шелковой вставкой, столь сложной по конструкции, что девушка едва ли отважилась бы пытаться повторить ее.

После многочисленных свистков поезд тронулся. Постукивание колес и бренчание буферов заглушили все остальные звуки. За окнами, по счастью закрытыми, потянулся густой шлейф черного паровозного дыма. Лариса неотрывно глядела из окна сперва на уродливые строения, окружавшие порт, затем на пригородные дома. Наконец поезд выехал на открытое пространство. Этого и хотела Лариса – увидеть просторные поля Франции, дороги, обсаженные тополями, работающих крестьян.

Поезд набрал скорость, вагон стал раскачиваться сильнее. Один из свертков выпал из багажной сетки. Дама испуганно вскрикнула, увидев, что остальные пакеты сейчас свалятся.

– Разрешите помочь вам, мадам, – воскликнула по-французски Лариса.

– Merci bien! [3]3
  Большое спасибо! (фр.).


[Закрыть]– ответила дама.

Лариса встала на сиденье и, одной рукой держась за багажную сетку, уложила свертки таким образом, чтобы они больше не падали на голову хозяйке.

– Этот носильщик полный идиот! Он так небрежно уложил мои вещи, – возмущенно сказала дама.

– Теперь они будут в сохранности, – сказала в ответ Лариса, спускаясь с сиденья и занимая свое место.

– Я очень тронута вашей помощью, мадемуазель, – сказала дама, взглянув на руки Ларисы и не обнаружив на них колец.

– Не стоит благодарности, мадам, – вежливо ответила девушка.

– Вы англичанка?

– Да, я только что пересекла Ла-Манш.

– Я так и подумала. Это ваш первый визит во Францию?

– Первый.

– Вам, я надеюсь, понравится, – улыбнулась попутчица. – Понравится, вне всякого сомнения: вы так очаровательны, мадемуазель.

– Спасибо.

– Ваше платье идет вам. Где его шили?

Лариса была так удивлена вопросом, что не могла открыть рот. Дама быстро добавила:

– Простите меня! Вы, наверное, думаете, что с моей стороны это нескромно, но я должна объяснить вам. Меня зовут мадам Мадлен.

Лариса хотела что-то сказать в ответ, но попутчица опередила ее:

– Я понимаю, мое имя вам ничего не говорит. В Париже оно, правда, имеет некоторую известность. Я, конечно, не мосье Борт, сами понимаете, но, тем не менее, я модистка и работаю по haute coutur. [4]4
  Высшему разряду (фр.).


[Закрыть]

– Модистка! – воскликнула Лариса и невольно посмотрела на свертки, которые только что приводила в порядок.

– Именно так! – с улыбкой сказала дама. – Я была в Лондоне, а до этого в Северной Франции, где мне пришлось закупить шелк для платьев, которые я шью.

Увидев, что Лариса заинтересованно слушает, попутчица продолжила:

– Нет лучше мастеров, чем в Нормандии и Бретани. Как правило, они работают на дому, большая их часть неграмотна, поэтому они не в состоянии послать в Париж образцы своих изделий.

Сделав выразительный жест рукой, мадам Мадлен продолжала:

– Вот мне и приходится, voyons [5]5
  Извольте видеть (фр.).


[Закрыть], ездить к ним самой, объясняя свои требования к качеству на следующий год.

– Понимаю вас. А простая ли это работа – прясть шелк? – Лариса захотела узнать, нельзя ли научиться этому ремеслу.

– Это не работа, а искусство, которое передается из поколения в поколение, – ответила мадам Мадлен. – Многие семьи имеют свои собственные секреты, которые ревностно оберегают.

– Поразительно! – воскликнула девушка.

– Шелк очень красив. Если я использую шелк ручной работы для отделки моих туалетов, то беру очень дорого. – Она улыбнулась и продолжала: – Теперь-то вы понимаете, почему я спрашиваю, где было сшито ваше платье.

– Это платье моей мамы, – чистосердечно ответила Лариса, – оно было куплено несколько лет назад в Лондоне.

– Его цвет удивительно гармонирует с оттенком вашей кожи. Впрочем, вам почти все пойдет, мадемуазель, что бы вы ни надели. Надеюсь, в один прекрасный день я буду шить вам.

Лариса рассмеялась:

– Боюсь, этот день никогда не наступит, мадам! Хотя, честно говоря, приятно было бы в это поверить!

– Отчего вы так категоричны? С вашей внешностью довольно просто получить дорогие платья!

– Гувернантке? Что вы, я лучше сама сошью себе что-нибудь, когда смогу купить подходящий материал.

– Вы гувернантка? – воскликнула мадам Мадлен.

– Поэтому-то я и приехала во Францию – учить маленького мальчика английскому.

– Но место гувернантки для вас – непростительное расточительство природной красоты!

– Я очень счастлива была найти это место, – серьезно сказала Лариса. – Обычно люди берут гувернанток гораздо более старшего возраста.

– И не таких очаровательных! – сказала мадам Мадлен и, помолчав, добавила: – Я вас понимаю, но все равно жаль, что ваша красота будет сокрыта от глаз людей.

– Сокрыта? – переспросила Лариса, предполагая, что неправильно расслышала слово.

– С вашими данными вы бы стали звездой сцены или любого другого места, где бы вас могли увидеть парижские мужчины благородного происхождения.

Лариса рассмеялась и этим словам.

– Послушала бы вас моя мама, она бы упала в обморок. Да она скорее умрет, чем разрешит мне ступить на сцену! Кроме того, не думаю, чтобы у меня обнаружился актерский талант.

Мадам Мадлен пристально посмотрела на девушку, пытаясь понять, нет ли в ее голосе сарказма, и спросила:

– Извините, пожалуйста, не сочтите мой вопрос бестактным, но сколько вам лет, мадемуазель?

– Восемнадцать. Но я стараюсь выглядеть старше, чтобы люди не подумали, что я слишком молода для преподавания.

– Не думаю, чтобы ваших хозяев обеспокоил ваш возраст, – сказала мадам Мадлен, умолчав о золотых волосах Ларисы, ее больших голубых глазах и классических чертах лица. Потом она решила сменить тему разговора: – Вы будете жить в Париже?

– Нет. Я направляюсь в Вальмон-на-Сене. – Мадам Мадлен молчала, и Лариса добавила:

– Я собираюсь учить внука графа Вальмона!

Мадам Мадлен даже привстала и пронзительно посмотрела на Ларису:

– Графа Вальмона? C’est impossible! [6]6
  Это невозможно! (фр.).


[Закрыть]

– Почему невозможно?

– Ехать в замок Вальмон? Нет, мадемуазель! Нет! Нет! Нет!

– Почему вы так говорите? Что, в этом худого?

– Смотря, что вы называете худым, но если вы встретите графа Рауля де Вальмона, то произойдет катастрофа!

Лариса недоуменно смотрела на свою спутницу:

– Кто это, граф Рауль?

– Вы ничего не слышали о нем?

– Нет, никогда. Граф де Вальмон написал письмо моей маме, но его зовут Франсуа.

– Это глава семьи. Знатный аристократ. Де Вальмоны занимают в истории Франции заметное место.

– Но почему же тогда вы так говорите о графе Рауле, кем бы он ни был?

– Вы, возможно, никогда его и не увидите, – сказала мадам Мадлен как бы самой себе. – Обычно он в Париже. По слухам, он не в ладах с отцом, но что в этом удивительного?

– О чем это вы? Объясните, пожалуйста. Вы же понимаете, насколько все это для меня важно!

– Если бы вы были моей дочерью, то я посадила бы вас на первое же судно, направляющееся из Кале в Дувр, и отправила бы домой.

– Но почему? Почему? – настаивала Лариса.

– А потому, ma pauvre petite [7]7
  Бедная крошка (фр.).


[Закрыть], что граф Рауль неподходящее лицо для общения с такими девушками, как вы!