Текст книги "Влюбленный дьявол"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Лариса поймала себя на желании задать вопрос, почему все замыкается на Жан-Пьере. А как же граф Рауль? Наверное, он станет наследником после смерти старого графа? Кроме того, граф Рауль молод, почему он не может жениться повторно и иметь другого ребенка, другого мальчика? Ларисе показалось, что граф игнорирует само существование собственного сына. Разумеется, задавать такие вопросы не представлялось возможным.
– Я надеюсь, мосье, – сказала она, – что вы не ждете немедленных результатов. Во-первых, мне нужно как следует познакомиться с Жан-Пьером, а ему со мной. Если в прошлом его дурно учили, то было бы ошибкой с самой первой встречи мучить его уроками. – Подумав секунду, она добавила: – Сначала, естественно, я стану разговаривать с ним на его родном языке, а потом постепенно постараюсь пробудить в нем интерес к изучению английского. В таком доме, как этот, уроки истории могут быть удивительно увлекательными и наглядными.
Граф, похоже, остался доволен тем, что сказала девушка. Выражение суровости постепенно сошло с его лица.
– Я предоставляю вам свободу применять свои методы на практике, мисс Стантон. Но я желал бы, чтобы мне регулярно сообщали об успехах Жан-Пьера. Мне не хотелось бы оставаться в неведении, а также быть обманутым. Вы меня поняли? Я не хочу слышать никакой неправды о нем.
Он говорил очень агрессивным тоном, и если все это время он продолжал сохранять неподвижность, то сейчас по окончании каждой фразы тяжело пристукивал кулаком по столу так, что дребезжала золотая чернильница.
– Не вижу причин говорить вам неправду, мосье, – ответила Лариса с достоинством. – В то же время, надеюсь, вы не станете запугивать меня.
– Запугивать вас? – удивился граф.
– Я вам честно сказала, что это мой первый опыт как гувернантки. Я хочу чувствовать доверие к себе, а страх – большая помеха этому.
– Мне кажется, мисс Стантон, что вы необычная гувернантка.
– Мой отец не любил всех на свете гувернанток. И я не очень бы хотела быть походить на тех, кого он величал «идиотками»!
– Ну да, конечно, – сказал граф.
Ларисе показалось, что впервые в его лице и голосе отразились простые человеческие чувства.
– На этом и закончим, мисс Стантон. Надеюсь увидеть вас утром вместе с Жан-Пьером к dejeuner [16]16
Завтрак (фр.).
[Закрыть]. Так как гостей не будет, то приходите вместе с ним в столовую.
– Благодарю вас, мосье, – сказала Лариса, вставая со стула.
Она сделала реверанс.
– Bonsoir, Mademoiselle.
– Bonsoir, Monsieur.
Она направилась к двери. Уже оказавшись в коридоре, Лариса почувствовала, что дыхание у нее перехватило словно в порыве сильного ветра или во время морской качки. Граф ее не на шутку напугал!
На следующий день с раннего утра Лариса уже была на ногах. Она вышла в классную еще до того, как няня привела туда Жан-Пьера. Она не представляла, каков ее воспитанник. Лариса попыталась вспомнить французских ребятишек, черноволосых, со сверкающими глазами, которых видела на причале в Кале и на Северном вокзале в Париже. Они хватали за руки своих родителей, путались под ногами пассажиров и носильщиков, мешая им катить багажные тележки.
Мальчик, который вошел в детскую, был невелик ростом для своих лет. У него были мягкие черты лица, большие карие глаза, темно-каштановые волосы, на губах его, казалось, непрестанно играет улыбка. Он был прекрасно сложен.
– Скажи мадемуазель «здравствуйте», – попросила его няня. Он послушно подошел к Ларисе и протянул ей руку.
– Здравствуй, Жан-Пьер! Я рада, что попала в твой прекрасный замок. Надеюсь, ты мне покажешь все самое интересное, что здесь есть.
Жан-Пьер исподлобья взглянул на Ларису и с улыбкой повернулся к няне:
– Я хочу на завтрак яичко. Маленькое коричневое яичко!
– Ты его непременно получишь, моя радость, – ответила няня. Увидев, что Лариса не понимает, о чем они говорят, она объяснила: – Он очень любит яйца бентамов и сам ходит на ферму их искать.
– Это так естественно. Помню себя ребенком: что за радость была отыскать только что снесенное яйцо.
– Я хочу два коричневых яичка, – не прекращал просить Жан-Пьер.
Явились двое лакеев, неся завтрак. Лариса, про себя улыбаясь, отметила, что присутствие Жан-Пьера заставляет оказывать ей знаки уважения, тогда как ужин может подать и Сюзанна. Завтрак был отменным. Лакеи меняли тарелки и со всех ног бросались исполнять малейшую прихоть Жан-Пьера. Когда Лариса со своим воспитанником покончили с едой и Сюзанна увела мальчика мыть руки, девушка сказала няне:
– Неплохо было бы пойти погулять на свежем воздухе.
– Уроков не будет?
– Уроки будут, но не в виде сидения за партой. Я хочу получше узнать его и, если удастся, понравиться.
– Дайте ему время.
– Это я и намерена сделать.
Жан-Пьер был готов идти на прогулку. Он определенно знал, чего хочет, поэтому был неразговорчив и на вопросы отвечал неохотно. Он повел Ларису на ферму неподалеку от замка. Там, среди копен, стоящих неподалеку от птичьего двора, он принялся следить за бентамовскими курочками, примечая, где они несут яйца. Трофеи он складывал в маленькое лукошко, которое лакей специально приготовил для него.
Как и предполагала Лариса, при дневном свете замок выглядел впечатляюще. Он был сооружен в начале XVIII века и воплощал в себе всю красоту, элегантность и величие этого периода. Позади замка располагался регулярный парк с аккуратными цветочными клумбами, водоемами и фонтанами. С другой стороны к нему примыкал лес, через него была проложена просека, которая вела к возвышающемуся на холме великолепному храму, окруженному каменными изваяниями. Лариса не смогла не вспомнить отца: он бы сейчас восхитился замком, несмотря на то, что архитектура XVIII века не была предметом его увлечения.
Жан-Пьер немногое знал о своем доме, поэтому Лариса решила рассказать ребенку историю замка, историю Вальмонов и тем самым заинтересовать наследника. За то время пока они бродили по парку и беседовали, Лариса успела понять, что мальчик крайне неразвит. Его было легко увлечь чем-либо новым; он с азартом бежал за птицей или бабочкой, но в следующую секунду другой предмет попадался ему на глаза, и внимание моментально переключалось. Жан-Пьер не тяготился присутствием Ларисы, даже, казалось, внимательно слушал то, что ему рассказывает девушка, но сомнительно, чтобы услышанное могло удержаться в его памяти. Лариса рассказывала ему истории о цветах, пытаясь заставить ребенка повторить их английские названия, но тот больше интересовался золотыми рыбками в фонтане и, повторив два или три английских слова, не пытался сказать ничего более. «Всему свое время, – убеждала себя Лариса. – Нажим здесь не поможет. И чем только занимались предыдущие гувернантки?» Они повернули домой, чтобы ребенок успел привести себя в порядок перед ленчем, на котором будет присутствовать его дедушка.
Было жарко, и к ленчу Лариса надела платье зеленого оттенка, с белыми муслиновыми манжетами и воротничком, которые леди Стантон сшила собственноручно. Девушка сочла наряд достаточно скромным, в то же время это платье подчеркивало золотой цвет ее волос и чистоту ее бело-розовой кожи. «Хотя кто обратит на это внимание», – подумала она про себя, скорчив гримаску своему отражению в зеркале. «Глаза графа видят только собственного внука». И это в действительности было так. Она получила еще одно подтверждение этому, сидя за ленчем в огромной Баронской столовой, где прислуживал сам дворецкий и несколько лакеев. Граф ел очень мало и не сводил глаз с Жан-Пьера.
– Чем ты занимался сегодня утром, Жан-Пьер? – спросил он.
После некоторой паузы, в течение которой мальчик как будто что-то вспоминал, последовал ответ:
– Я нашел много яичек, много-много!
Лариса знала, что это неправда, но благоразумно решила не вмешиваться.
– А что ты еще делал? – настаивал граф.
И снова наступила долгая пауза, прежде чем внук ответил:
– Там была рыбка, маленькая золотая рыбка в фонтане.
Мадам Савини, сидящая в конце стола, повернулась к Ларисе:
– Какие были сегодня уроки?
– Я пыталась научить Жан-Пьера нескольким английским названиям цветов. Он неплохо повторял их.
Лариса умолчала, что мальчик повторил только три слова из всех названий. Ей показалось, что граф бросил на нее короткий одобрительный взгляд.
– Когда Жан-Пьер будет отдыхать после ленча, зайдите ко мне, пожалуйста, мисс Стантон. Мы так и не смогли поговорить вчера вечером, после вашего прибытия. Я бы хотела о многом вас расспросить, – сказала мадам Савини.
– Да, конечно, мадам. Я буду очень рада, – ответила Лариса в ожидании новой пытки. Девушка очень обрадовалась, когда ленч подошел к концу. Ларисе показалось, что блюд было слишком много. Жан-Пьер насытился и к концу ленча сделался беспокойным: ерзал на стуле, играл ножами и вилками. Ларисе захотелось сделать ему замечание, но было как-то неудобно в присутствии его деда.
Наконец граф сказал:
– Жан-Пьер уже поел. Можете отвести его наверх, мисс Стантон.
– Спасибо, мосье.
Мальчик спрыгнул со стула, а граф резко сказал:
– Ваша светлость Жан-Пьер! Вы забыли о собственной светлости!
Мальчик закрыл лицо руками, что-то неразборчиво пробормотал и выбежал из комнаты. Ларисе удалось его поймать только на середине лестничного марша.
Разговор с мадам Савини не был столь мучительным, как того ожидала Лариса. Пожилая женщина немного оттаяла после ее рассказа о своей семье, о том, как умер отец, не оставив им денег, и как важно для них, чтобы Ники закончил университет.
– Как вы счастливы, у вас так много сестер, – сказала мадам Савини.
– А у вас только одна?
Мадам Савини кивнула.
– Я ее не вижу. Она не навещает родной дом, живет в Париже. Там много развлечений.
– Да, наверное, в Париже весело.
– Только не для представителей lancien regime [17]17
Старого режима (фр.).
[Закрыть], – ответила мадам Савини и, увидев, что ее собеседница удивлена, с горечью добавила: – Последние уцелевшие отпрыски некогда знаменитых династий принцев и герцогов никогда не снизойдут до того, чтобы быть на равных с буржуазией, которая все больше набирает силу, но которая не может быть представлена в свете. Настоящие парижане живут в пригороде Сен-Жермен и мечтают о реставрации королевской власти.
– Им не нравится новый Париж?
– Они его ненавидят! Для них это Париж вульгарного сброда и выскочек, от которых нужно держаться подальше, тщательно оберегая свой замкнутый круг. – Мадам Савини презрительно засмеялась: – Даже электричество они считают неуместным новшеством. Некоторые знатные дома продолжают использовать для освещения масляные лампы, отказавшись от новой системы освещения, вокруг которой так много шума.
– А в этом замке тоже все остается как прежде? – рискнула спросить Лариса.
– Так хочет брат. Все неизменно в замке де Вальмон, ловушке, из которой никому из нас не выбраться.
Лариса удивленно посмотрела на мадам Савини. Старая дама взяла девушку за руку и сказала:
– Вы молоды, мадемуазель. Наслаждайтесь жизнью, пока это возможно! Старость подкрадется быстро и незаметно, и тогда ничего, ничего не останется, кроме ожидания смерти!
Лариса смущенно посмотрела на собеседницу. Мадам Савини продолжала:
– Когда-то и я была молода. Не так хороша собою, как вы, но все-таки довольно хороша. Мир представлялся прекрасным, казалось, я смогу отыскать в нем свое счастье. Но я ошиблась.
– Вы говорите так, мадам, как будто были несчастны, – тихо произнесла Лариса.
– Несчастна? С тех пор как мне минуло двадцать, я ничего не видела, кроме страданий, уродств и отчаяния!
– Но почему? Почему?
– Мне не следовало бы вам это рассказывать, но вы так мне напоминаете меня саму в молодости, что я расскажу. Свидетелей нет. Они уже все умерли, несмотря на то, что продолжают жить. Они не против существующего положения вещей, но когда я оглядываюсь назад, в прошлое, то вижу, что все могло быть по-другому.
– Что же с вами случилось? – спросила Лариса, затаив дыхание. Она думала, что не получит ответа, но мадам Савини заговорила приглушенным голосом, как бы обращаясь сама к себе:
– Мне ничего не оставалось делать, как расстаться с ним. Не могли же мы бежать вдвоем совсем без денег? У нас ничего не было за душой, кроме нашей любви друг к другу.
– Что вас заставило расстаться? – Лариса с трудом отважилась задать этот вопрос: он мог разрушить возникшую доверительную атмосферу.
– Мой будущий муж был очень богат. Семья пребывала в восторге, когда он попросил моей руки. Все устроили еще до того момента, когда я его впервые увидела.
Девушка почувствовала, что ей не хватает воздуха. То, о чем рассказывала мама, оказалось правдой: такие вещи действительно случаются во Франции.
– А тот, кого вы любили?
– Он женился несколькими годами позже. У его жены огромное состояние. Они счастливо живут в пригороде Сен-Жермен.
– Как жаль.
– Временами мне кажется, что лучше было бы умереть! Вскоре после свадьбы я наскучила своему мужу. Все еще усугублялось тем, что мне нельзя было иметь детей, а он хотел их иметь. А когда он умер, то наказал меня так же, как наказывал черствостью и равнодушием на протяжении всей жизни.
– Что же он сделал?
– Он оставил все свои деньги в наследство племяннику. Я же получила жалкое содержание и была вынуждена вернуться обратно в Вальмон. Отсюда мне уже не выбраться!
В усталом старческом голосе мадам Савини было так много подлинного человеческого горя, что слезы навернулись на глаза Ларисы:
– Мне жаль… Как мне жаль! – проговорила она. Но утешить мадам Савини не смог бы никто на свете.
Глава 4
– Une fleur pour Mademoiselle [18]18
Цветок для мадемуазель (фр.).
[Закрыть]? – сказал Жан-Пьер, протягивая Ларисе стебелек первоцвета, который он отыскал в лесу.
– Спасибо, Жан-Пьер! А теперь назови его по-английски. Ну-ка, скажи, пожалуйста.
Ребенок посмотрел на нее, склонив голову, и медленно произнес:
– Buter-fly [19]19
Бабочка (англ.).
[Закрыть].
– Нет, нет, Жан-Пьер. Попробуй еще.
Ларисе показалось, что в глазах мальчика промелькнула искорка озорства, когда он ответил:
– Good-morn-ing! Good-morn-ing! [20]20
Доб-рое ут-ро! Доб-рое ут-ро! (англ.).
[Закрыть]– и с этими словами был таков.
Лариса тяжело вздохнула. Она уже целых две недели в замке Вальмон, а смогла научить ребенка только двум английским словам. Мальчик называл английским словом «бабочка» все движущиеся предметы. Она научила его говорить «доброе утро», чем Жан-Пьер привел в восторг своего деда через два дня после приезда Ларисы. Более ничему научить его не удалось, несмотря на все старания. Лариса с ужасом поняла, что ребенок умственно отсталый.
Это был милый маленький мальчик, не доставлявший хлопот, который выражал ей свою привязанность, делая маленькие подарки.
Цветы, камень, палка! Он приносил их, как молодой щенок приносит хозяину всякую понравившуюся вещь. Когда дело доходило до занятий, то Лариса ни приказами, ни уговорами не могла заставить Жан-Пьера хоть что-нибудь выучить. Она пыталась рассказывать ему истории, но через несколько минут внимание ребенка рассеивалось, он отвлекался и более не слушал. Она старалась научить его основам счета, используя для этого кирпичи:
– Вот один кирпич, вот два кирпича, Жан-Пьер, – говорила она по-французски, потому что заставить понимать его по-английски представлялось немыслимым. – Повторяй за мной: один… два.
– Один, два, – покорно повторял Жан-Пьер.
– А вот это три, – говорила Лариса, пододвигая еще один кирпич.
– Один-два, один-два, – нараспев отвечал мальчик. Лариса проводила без сна целые ночи, ломая голову над методикой, при помощи которой можно было бы удерживать его внимание. Постепенно она начала понимать, что прежние гувернантки также пришли к выводу, что мальчик не поддается обучению. Из глубины ее памяти всплыл один юноша из соседней деревушки Редмарли, хотя Лариса и гнала от себя прочь это воспоминание.
У него что-то повредилось в голове, но внешне он был довольно приятен, физически крепок. Он бродил по дорогам, распевая сам себе песенки и будучи совершенно счастливым: обычный деревенский идиот; все относились к нему снисходительно, так как он был абсолютно безобиден. В один прекрасный день он без видимых причин задушил трехлетнего ребенка. После этого случая его забрали, и никто больше о нем не слышал.
«Жан-Пьер не такой!» – уговаривала себя Лариса. И это не было бегством от истины: у мальчика налицо были умственные способности, но на уровне четырех-пяти лет. Долго она пыталась убедить себя, что все ей только кажется, но теперь с каждым днем становилась все более ясной необходимость рано или поздно принять решение.
Она должна сказать графу правду, но тогда он ее наверняка уволит, как уволил прежних гувернанток. Можно, конечно, притворяться, будто бы она занята обучением Жан-Пьера, в то время как все усилия будут бесполезными. А мальчик был очень мил, его манеры хороши, и он так любил свою гувернантку. Жан-Пьер часто садился рядом с Ларисой и клал свою голову ей на плечо, целовал ее на прощание перед сном, как она его научила, он был в целом послушным ребенком. Он редко плакал, Ларисе не приходилось видеть его рассерженным или в каком-либо состоянии, которое могло показаться неестественным. Граф с няней не могли на него нарадоваться. Что же касается мадам Савини, то, как казалось Ларисе, та была более проницательна. «Что же мне делать?» – думала девушка.
Ей нравилось в замке: она без устали любовалась великолепной живописью и резьбой по дереву, произведениями искусства, наслаждалась прогулками по парку, созерцанием радуги, стоявшей в солнечные дни в струях фонтанов, величественных лебедей, плавающих во рву, наполненном водой. Здешняя жизнь напоминала волшебную сказку, но постепенно Лариса обнаруживала скрытые течения и замаскированные страсти, злые и уродливые, так не похожие на сияющий фасад. От няни она узнала о ссоре между старым графом и его сыном, графом Раулем.
– Почему они поссорились? – напрямую спросила девушка, рискуя не получить ответа на поставленный вопрос и почувствовать себя пристыженной за излишнее любопытство.
– Старый граф заставил своего сына жениться, когда тому было всего двадцать лет! Граф Рауль был недоволен выбором невесты, в котором он не принимал никакого участия, но ничего не мог поделать. – Няня выразительно простерла свои старые руки. – Сколько раз он мне говорил: «Я хочу немного посмотреть на мир, прежде чем зарыться в тину семейной жизни, ma Bonne [21]21
Моя няня (фр.).
[Закрыть]. А он силой заставляет меня. Я хочу увидеть хоть немного радости!»
– Я думаю, что это желание так естественно для всех молодых людей, – с сочувствием сказала Лариса.
– Старый граф и слышать ничего не хотел. Он поставил сына в безвыходное положение, но с точки зрения увеличения состояния женитьба была очень выгодным делом.
Няня заметила вопросительное выражение в глазах девушки и сказала:
– Приданое невесты составило семь тысяч акров земли и целую улицу зданий в Париже.
– Так вот что прельстило графа!
– Его стремление умножить состояние не знает границ. Но рано или поздно Вальмон будет принадлежать Жан-Пьеру!
– Да, вы что-то рассказывали о ссоре?
– Так вот: жена мосье Рауля умерла от родов. Чуть ли не на следующий день, после того как мы сняли траур, старый граф опять затеял женить мосье Рауля.
– Ему хотелось новых земель?
– Хотелось новых детей! Ну как вы не понимаете, мадемуазель? У графа единственный сын. После рождения Рауля доктора сказали, что графиня не сможет больше никого родить.
– Поэтому он хочет иметь много внуков!
– Да, много. Чтобы быть уверенным, что наследство перейдет в руки родных людей. А мосье Рауль отказался. Они крепко сцепились. В конце концов старый граф пригрозил сыну, что тот не получит более ни франка, если не поступит, как ему велят.
– И как же он поступил?
– Он бросил отца и уехал в Париж.
Лариса пребывала в молчании. Она не понимала, как граф Рауль может устраивать свои фантастические приемы, о которых рассказывала мадам Мадлен, не имея денег. На что он вообще живет, коль скоро отец не дает ему средств? У нее возникла кое-какая догадка, но Лариса не стала расспрашивать няню, потому что та наверняка не знала ответа на возникший вопрос.
Разговор с мадам Савини подтвердил желание графа иметь много внуков. Последняя, так же как и няня, с удовольствием беседовала с Ларисой, тем более что мадам Савини годами была лишена возможности говорить. Ларисе иногда казалось, что мадам Савини в беседах с ней забывает о значительном различии в их возрасте, рассказывая без утайки решительно обо всем, включая сугубо семейные проблемы. По-английски сдержанной Ларисе все это было непривычно. Впрочем, мадам Савини сама объяснила свою разговорчивость:
– Я была так одинока последние годы, со слугами ведь не поговоришь, а соседи давно уже не приглашают в гости.
– Но почему вы живете так уединенно? Я слышала, что во Франции родственники обычно живут под одной крышей.
– Это так. При жизни отца дом всегда был полон народа. Здесь жили и бабушка, и кузены с кузинами, и три пожилых тети, и священник, и гувернер брата, и также множество друзей и знакомых, подолгу останавливавшихся у нас.
– Так отчего же у графа все не так?
– Ему жалко денег. Он не устает повторять, что не в состоянии позволить себе гостеприимство. Несколько лет назад здесь еще жили кузены с кузинами, но им было так плохо, что они наскребли денег и в складчину купили небольшой домик в Пиренеях. Кузен Франсуа, говорили они незадолго до отъезда, попрекает нас каждой крошкой. Мы не можем более жить с ним!
– Неужели граф настолько скуп? – спросила Лариса, вспомнив бесчисленных слуг, огромную армию садовников, батраков, лесничих.
– По крайней мере, в некоторых вопросах. Однажды я попросила у него несколько франков на новое платье, так он ответил, что если мне оно действительно нужно, то следует продать одно из моих колец!
Лариса понимала, что такая атмосфера в замке не могла не сказываться на Жан-Пьере. Если мальчик чего-нибудь хотел, все бросались выполнять его желание. Великолепие в имении поддерживалось не ради удовольствия старого графа, а потому что наследство следовало хранить в должном порядке.
Лариса долго не решалась задать няне очень интересовавший ее вопрос и наконец набралась смелости:
– Скажите, а граф Рауль когда-нибудь приезжает домой?
– Иногда. Обычно это радостный для меня день: я снова вижу моего мальчика. Он не приезжал вот уже два года, но кто его может упрекнуть? Старый граф дал ясно понять, что он здесь не ко двору.
– Но когда-нибудь он примет все это в наследство. Ведь прежде, чем перейти к Жан-Пьеру, имение будет принадлежать ему?
– Конечно, но старый граф постоянно твердит, что у него нет сына. Он старается вычеркнуть мосье Рауля из памяти.
Ларисе показалось весьма печальным то, что люди в таком великолепном замке не могут быть счастливы. Она стала думать, как бы потактичнее сказать правду о Жан-Пьере. Ей казалось, что граф будет сражен наповал, когда, наконец, осознает неспособность своего единственного внука занять его место и стать главой семейства.
«Нужно попытаться! Может быть, удастся подобрать ключик к Жан-Пьеру: тогда еще не все потеряно!»
Пока она предавалась размышлениям, ребенок, петляя между деревьями, успел отбежать на приличное расстояние. Подобрав юбки, Лариса пустилась бежать по мшистой тропинке:
– Жан-Пьер! Подожди меня!
Мальчик оглянулся назад, увидел бегущую гувернантку и озорно улыбнулся:
– Ловите меня, мадемуазель! Ловите! – И припустил с такой скоростью, что, казалось, вот-вот скроется из виду. Единственное, что ей оставалось делать, – бежать быстрее и попытаться догнать его. Постепенно разрыв между ними стал сокращаться, она уже почти догнала его, когда оба выбежали к покрытой травой дороге для конных прогулок. Мальчик все еще не расстался с намерением избежать поимки и бросился вперед, не заметив несущегося наперерез всадника. Внезапно выбежавший на дорогу ребенок испугал животное: огромный вороной жеребец встал на дыбы. Наездник натянул поводья так, что конь почти сел на круп. С нечеловеческим проворством Лариса метнулась вперед, схватила Жан-Пьера и оттащила назад за долю мгновения перед тем, как стальные подковы тяжело ударили в то место, где только что был ребенок.
Лариса никак не могла отдышаться, и от быстрого бега и от страха за мальчика она прижимала Жан-Пьера к себе, ее глаза были широко открыты от пережитого ужаса. Всадник тем временем сумел успокоить коня. Он повернулся к Ларисе и раздраженно сказал:
– Какого черта вы отпускаете ребенка под копыта лошади? Хотите, чтобы его убило?
Лариса хотела ответить на обвинение, но в течение секунды не могла вымолвить ни слова, затем она заглянула в лицо всаднику и узнала говорившего. Она никогда не думала, что мужчина может быть внешне так красив и притягателен и в то же время так походить на дьявола. Перед ней был граф Рауль, в этом не оставалось никаких сомнений! Ну, кто бы еще смог, несмотря на гневное и хмурое выражение лица, быть столь привлекательным и неотразимым?
В нем не было красоты Ники. Никто на свете не назвал бы его богом: ни греческим, ни каким иным. Но что-то необъяснимое и неуловимое – то ли то, как надета шляпа, то ли красная гвоздика в петлице, то ли манера сидеть в седле – красноречиво свидетельствовало: он пришел со страниц сказки. Он был неотъемлемой частицей странной, колдовской и непредсказуемой ауры замка Вальмон. Лариса молчала, граф выпрыгнул из седла и, потрепав холку своего скакуна, сказал:
– Так и знал, что это ты, Жан-Пьер! А я был уверен, что в это время дня ты не носишься галопом по парку.
Мальчик не обращал внимания на отца.
– Лошадь! – сказал он с радостью в голосе. – Прекрасная лошадь!
Он безо всякого страха подошел к коню, который, повинуясь движению графа, склонил голову пониже, так, чтобы ребенок смог погладить его морду.
Граф повернулся к Ларисе:
– Нам следует представиться друг другу. Меня зовут Рауль де Вальмон.
– Я новая английская гувернантка Жан-Пьера, мосье, – ответила девушка и вспомнила, что от быстрого бега ее соломенная шляпка соскочила с головы и теперь болтается за спиной на лентах, завязанных у подбородка. Значит, солнце играет в ее роскошных волосах и ничто не мешает графу Раулю увидеть ее огромные голубые глаза.
– Гувернантка! – воскликнул граф. – Как только моему отцу удалось разыскать столь замечательную девушку? Вы совсем не похожи на своих предшественниц, мадемуазель!
– Да, мосье, – потупив глаза, ответила Лариса.
– Расскажите мне, как Жан-Пьер справляется с уроками. Я должен знать это как родитель.
– Да, мосье.
– Вы уже долго здесь?
– Две недели, мосье.
– Уже две недели, – сказал он с напускным удивлением. – И что же, душная пыль веков еще не наскучила вам за этот срок?
– Я полагаю, что замок – прекраснейшее место из всех, виденных мной, мосье.
– А как вам его обитатели?
Лариса про себя отметила, что во всем облике графа Рауля наиболее притягательны глаза: темные и поблескивающие, они говорили гораздо больше того, что произносили губы, и кого угодно могли привести в смущение. Лариса никогда не подозревала, что у мужчины может быть столь живое и выразительное лицо. Она очень стеснялась взглянуть графу в лицо, поэтому опустила взгляд и принялась распутывать узел на лентах шляпки. К тому времени Жан-Пьеру надоело уже возиться с конем, и он бегал вокруг по траве.
– Ты любишь ездить верхом на лошади, Жан-Пьер? – поинтересовался граф.
Глаза мальчика загорелись:
– Верхом?
Граф Рауль поднял сына в седло.
– Он уже научился ездить? – спросил он у Ларисы.
– Нет еще. По крайней мере, он не ездил в течение моего пребывания в замке.
– Наверняка отец опасается, как бы он не сломал себе шею! Если ребенку не давать заниматься каким-нибудь спортом из боязни, что он покалечится, то из него может выйти только недоумок!
Лариса подумала, что замечание графа очень похоже на правду, а вслух сказала:
– Жан-Пьер очень любит животных. Наверное, стоит попросить вашего отца завести для него пони.
– Это идея! Раз он, как вы утверждаете, любит животных, то у меня есть для него подарок, который непременно придется ему по душе.
Жан-Пьер сидел в седле, очень радуясь возможности проехаться на большом коне. Граф намотал на руку повод, и они двинулись вниз по аллее к видневшемуся впереди замку.
– А что у вас за подарок, мосье? Или это секрет?
– Когда мы придем домой, его уже доставят. Он у моего конюха в фаэтоне, вместе с багажом.
– Вы надолго сюда? – спросила девушка, прежде чем сообразила: вопрос вышел несколько неуместным.
– Вы, похоже, удивлены моему приезду, – сказал он с некоторой укоризной. – И отец удивится. Мне нужно с ним кое-что обсудить.
– Да… конечно, – сказала Лариса, смутившись своим излишним любопытством.
– Вовремя я приехал домой. Я и не знал, что здесь появилась новая жительница с поры моего последнего визита, да еще такая очаровательная!
Высказывания графа достигли цели, Лариса почувствовала, как у нее запылали щеки. Она про себя отметила, что это как раз те самые комплименты, от которых ее предостерегала мама. Она взглянула вперед, где в конце аллеи виднелся большой купол, венчающий центральную часть здания. Она кожей чувствовала, как граф разглядывает ее. Вдруг он сказал:
– Вы так прелестны! Невыразимо прелестны! Наверное, многие мужчины говорят вам об этом.
– Нет, не говорят! – твердо ответила девушка. – У них, как правило, хорошие манеры, мосье!
Она полагала, что данным замечанием ей удалось поставить графа на место. Но он улыбнулся, глаза его сверкнули:
– Стало быть, говорить правду – плохая манера? А мне казалось, что вам, как и всем людям, нравится честность и искренность.
– Моя няня говорила, что неприлично делать личные выпады против кого бы то ни было.
– Моя говорила то же самое! Но, посудите сами, разве не странно, что вы с вашей внешностью не нашли ничего лучшего, чем поселиться в месте, которое по ряду причин невозможно аттестовать иначе, как кладбище!
– Мне здесь очень хорошо, мосье. А теперь снимите, пожалуйста, Жан-Пьера, нам надо спешить домой: скоро ленч.
– Я провожу вас: вы, наверное, еще не успели изучить все кратчайшие пути. С моей помощью получится скорее.
Ларисе не оставалось ничего другого, как согласиться. Она выше подняла голову и пошла быстрее; граф, очевидно, был благодарен ей за это: теперь он мог перейти на удобный ему широкий шаг.
– Мне всегда говорили, что англичанки придерживаются весьма пуританских взглядов. Но поскольку вам приходится самой себе зарабатывать на жизнь, то, естественно, вы не так молоды и неопытны, как может показаться с первого взгляда. Вы приехали во Францию одна?
– Не испытав при этом никаких затруднений, мосье.
– И никаких романтических встреч? Или они все-таки были? Молодые люди, вероятно, толпами бросались помочь вам с багажом?
– Мне помогали только носильщики, чей интерес ограничивался чаевыми.
