Текст книги "Влюбленный дьявол"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Не понимаю, что он такого натворил.
– Несомненно, он отец того ребенка, которого вам предстоит воспитывать.
– Я даже и не знала, что у Жан-Пьера есть отец! – воскликнула Лариса. – По письму его деда мама, да и мы все решили, что он сирота.
– У него есть отец. Уж такой отец, смею вас уверить, мадемуазель, мимо которого никто не сможет пройти мимо. Но вы, наверное, не увидите его. Люди много сплетничают о нем, и, если верить слухам, они с отцом друг у друга как кость в горле!
– А почему о нем так много разговоров?
– А потому, мадемуазель, что он главный предмет женских вздохов, самый обаятельный и самый чувственный молодой человек во всем Париже! – Мадам Мадлен перевела дыхание. – Все о нем только и говорят. Женщины просто бегают за ним! Они называют его «мосье Дьявол», и, уверяю вас, это имя ему как нельзя лучше подходит.
– Почему? Что он сделал, чтобы заслужить такое прозвище?
– Каждая женщина, с которой он знакомится, совершенно теряет голову. Ах, мадемуазель, если бы вы знали, с какой легкостью они уступают ему. – Мадам Мадлен сделала выразительный жест: – «Vite! Vite! Madame [8]8
Быстро! Быстро! Мадам (фр.).
[Закрыть], – говорят они мне. – Самое лучшее платье, самое красивое, самое изысканное! Сегодня вечером я должна быть привлекательной, очаровательной, необычной. Я должна затмить всех».
Мадам Мадлен хихикнула:
– Я даже и не спрашиваю почему. Я знаю, что граф Рауль пригласил ее на ужин!
– Чем же он столь привлекателен? – заинтересовалась Лариса.
– Кто может ответить на вопрос, почему каждая встреченная им женщина без памяти влюбляется? Она может быть герцогиней, гранд-дамой, вращающейся в избранных кругах, может быть звездой «Фоли Бержера» или «Мулен Ружа», театральных подмостков, кафешантана. Но как только граф Рауль встречает красивую женщину, – и уоуопз! – она погибла.
Лариса, не отрываясь, смотрела в глаза мадам Мадлен.
– А сам граф влюбляется в них? – спросила она. Попутчица пожала плечами:
– Что такое любовь? Нектар, который мужчина пьет из каждого приглянувшегося цветка? Или самодовольство уверенности, знающей, что достаточно щелкнуть пальцами и женщина тотчас же примчится?
– А граф Рауль женат?
– Нет, нет. Она умерла. Она умерла от родов того самого мальчика, которого вам предстоит учить.
– Должно быть, он очень опечален.
Мадам Мадлен вновь пожала плечами:
– Если он и несчастен, то весьма умело это скрывает. Он устраивает шикарные приемы! Весь Париж только и знает, что обсуждать их, и каждый из кожи вон лезет, чтобы попасть в число приглашенных. Я, разумеется, хотела сказать «каждая».
– Мужчины, должно быть, плохо относятся к этому безнравственному человеку?
– Интересный вопрос, мадемуазель. Честно говоря, если бы любой другой мужчина вел себя столь скандальным образом, то окружающие либо подвергли бы его остракизму, либо этот герой не вылезал бы из дуэльных историй. Однако, как ни странно, граф популярен среди мужчин.
– Они не завидуют ему?
– Завидуют в том смысле, что не прочь оказаться на его месте! Пожилые восхищаются его победами на скачках, успехами в спорте и на танцах. Все это напоминает им собственную молодость, – улыбнулась мадам Мадлен. – Для сверстников граф, конечно, – источник зависти, но одновременно и образец для подражания, и достойный соперник.
Лариса немного помолчала, а потом спросила:
– Вы сказали, граф поссорился со своим отцом. Значит, он не приедет в замок и я его не увижу.
– Будем надеяться, что так оно и случится, мадемуазель. Как я уже говорила, если граф заинтересуется вами, то быть беде!
– Почему?
– Взгляните в зеркало, мадемуазель.
Лариса рассмеялась:
– Вы переоцениваете меня. Если за графом бегают лучшие женщины Парижа, то уж он не станет обращать внимание на какую-то гувернантку.
Мадам Мадлен вздохнула:
– Дай-то Бог, чтобы так и было. Просто, ma petite [9]9
Моя крошка (фр.).
[Закрыть], я беспокоюсь за ваше будущее.
– Вы так добры, мадам. Уверяю вас, я буду очень осторожна. Мама уже предупредила меня, что если французы расточают комплименты, то это ничего не значит. Я обещала не слушать их.
Мадам Мадлен кивнула:
– О, молодость! О, самонадеянность! Когда я была в вашем возрасте, то точно так же смотрела на мир. Хотя меня и отделяет от этого времени так много лет, что я уже сбилась со счета.
– Но вам сопутствует огромный успех, мадам!
– С некоторой помощью… друзей. – Мадам Мадлен сделала паузу, прежде чем произнести последнее слово. – А также ценою многих страданий.
– Вы были несчастны? – с сочувствием в голосе спросила Лариса.
– Я полагаю, что женщина для того и является в мир, чтобы страдать. Если вы хороши собою, то вас подстерегает множество ловушек, если же некрасивы, то ловушек нет, но ждет горькое разочарование в жизни!
Не в силах сдержаться, Лариса рассмеялась:
– О, мадам, как мрачно вы смотрите на мир. Мне всегда казалось, что Париж веселый город.
– Веселый, но этого Парижа вы не увидите.
– Расскажите мне о приемах графа Рауля, – попросила Лариса.
– Вот вам уже и интересно, мадемуазель. Это ошибка! – воскликнула мадам Мадлен.
Но так как последняя была заядлой сплетницей, то Ларисе не составило труда узнать все, что хотелось.
– Как-то раз граф сказал одному прожигателю жизни, что готов заплатить пятьдесят тысяч франков, если на обеде, где главным блюдом будет самое изысканное и вкусное мясо в Париже, тот не пожелает его есть.
– И что же, этот эпикуреец принял условия пари?
– Принял и проиграл!
– Как?
– Рыбная закуска была отменной. Потом на огромном серебряном блюде внесли мясную закуску. – Мадам Мадлен сделала паузу. – На нем сидела Фифи де Флер, звезда «Фоли Бержера», абсолютно голая!
Лариса была потрясена, но, тем не менее, рассмеялась.
– В другой раз одна гостья графа танцевала фанданго на столе в «Максиме», это самый лучший ресторан, который посещает как beau mond [10]10
Высший свет (фр.).
[Закрыть], так и demi-monde [11]11
Полусвет (фр.).
[Закрыть]. Была сенсация!
– Все это выглядит весьма и весьма весело, – воскликнула Лариса, пытаясь догадаться, кого имеет в виду мадам Мадлен, говоря demi-monde.
– Веселье бывает разное, – сказала мадам Мадлен. – И вам, мадемуазель, следует быть осторожной, чтобы не столкнуться с плохим весельем.
– А как узнать, где плохое, а где хорошее?
– Избегайте искушений дьявола! – с особенным выражением сказала мадам Мадлен. – А дьявол – это граф Рауль!
Карета, ожидавшая Ларису на Северном вокзале, была запряжена парой прекрасных лошадей. Пожилой лакей в черной с золотом ливрее, украшенной фигурными пуговицами, встретил ее на платформе. Он сказал, что, к сожалению, граф не прислал за ней провожатых:
– Господин граф огорчен, мадемуазель, тем, что родственница, много раз выручавшая его в подобных ситуациях, нездорова. В карете вас ждет горничная.
– Благодарю вас, – ответила Лариса.
Когда девушка заглянула в экипаж, то увидела там опрятно одетую женщину в черном, сидящую спиной к ходу кареты.
– Bonjour, M’mselle [12]12
Добрый день, мадемуазель (фр.).
[Закрыть].
– Bonjour! – ответила Лариса.
Погрузили багаж, лакей уселся позади кучера, экипаж тронулся. Смеркалось, зажигались газовые фонари. Лариса наклонилась вперед, внимательно рассматривая высокие серые дома с деревянными ставнями; магазины были освещены, торговля не прекращалась; посетители быстро пили вино за мраморными столиками, стоявшими прямо на тротуарах.
– Как я хотела увидеть Париж, – сказала Лариса горничной.
– Здесь очень многолюдно и шумно, мадемуазель.
– Вам больше по душе сельская местность?
– Я всю жизнь прожила в Вальмоне-на-Сене.
– И вам не скучно?
– Нет, мадемуазель, я счастлива, что могу работать в столь приятном окружении.
Лариса поняла, что от разговоров с горничной толку не будет, и принялась молча смотреть в окно. Еще дома она постаралась узнать о Париже как можно больше. Она знала, что прошлогодняя, 1889 года, всемирная выставка произвела впечатление на весь мир.
– Не всем пришлось по вкусу, что выставку устроили как раз в год столетнего юбилея Революции, – сказал ей Ники. Он всегда был в курсе дел, имеющих отношение к дипломатии. – Ни один из послов королевских дворов Европы, кроме бельгийского, не принял участия в церемонии открытия.
– А английский посол?
– Королева Виктория отозвала посла, лорда Литтона, в Лондон.
– Выставка пользовалась успехом?
– Зарегистрировано более тридцати двух миллионов посетителей. Принц Уэльский, будучи в Париже, поднялся на самый верх Эйфелевой башни.
– Я тоже хочу! – воскликнула Лариса.
– Многие говорят, что она скоро рухнет!
– Я рискну, – засмеялась она.
Из книг Лариса знала, что размеры города удвоились с начала столетия. Реконструкцией города занимались Наполеон III и барон Гуссман. Новые улицы, аллеи и просторные бульвары пронизали многовековой лабиринт старых зданий.
– Мне хочется увидеть улицу Риволи и Елисейские поля, – сказала Лариса брату.
– Я бы лучше сходил в «Фоли Бержер» или в «Максим», – усмехнулся Ники.
– Расскажи мне об этих местах.
– Они не для молоденьких леди, – дразнящим тоном сказал брат, – в особенности не для аккуратных, чопорных, правильных молодых гувернанток.
Тогда Лариса запустила в брата подушкой. Теперь она знала о «Максиме» и «Фоли Бержере» немного больше, но брат был прав: она вряд ли когда-нибудь попадет туда. Лариса была заинтригована и даже несколько потрясена рассказами мадам Мадлен о графе Рауле. Тем не менее, она была уверена, что эта словоохотливая женщина наверняка многое преувеличила. Она чувствовала, что если бы граф Рауль был столь карикатурно плох, как его изобразили, то леди Луддингтон не стала бы рекомендовать ее на это место.
С другой стороны, графиня де Шалон, возможно, не сообразила, что простая гувернантка может заинтересовать ее племянника, в то время как у его ног прекраснейшие женщины Парижа. «Интересно, какой он на самом деле?» – подумала девушка. Немногочисленный круг мужчин, с которыми ей приходилось когда-либо сталкиваться, исчерпывался посетителями Редмарли-хауса или партнерами по танцам на тех немногих балах, куда ее приглашали. Про этих мужчин нельзя было сказать, что они ведут себя подобно дьяволам. В то же время они были настолько невзрачными, что Лариса потом ни разу не вспоминала о них.
Она принялась думать о том, что может быть в мужчине наиболее притягательным или каким должен быть идеальный мужчина, за которого она могла бы выйти замуж. Выразить это словами оказалось непросто. Конечно, он не будет похож на того человека, которого выбрала Синтия. Она никогда не говорила сестрам, но Джон Пирбанк казался ей нестерпимо скучным. Казалось, у него решительно не было недостатков. Он был прекрасно воспитан, скромен и недурен собой. Он прилично держался в седле и обладал сильно развитым чувством долга, что, разумеется, достойно всяческой похвалы. Так как его отец не хотел, чтобы сын слишком рано женился, Джон уговорил Синтию подождать год с оглашением помолвки.
Лариса часто думала, что была бы задета за живое, если бы человек, который ее любил, так покорно и безропотно принял условия своего отца, распоряжающегося сроком их свадьбы по своему усмотрению. «Синтия счастлива! – сказала Лариса самой себе. – Но мне нужен более сильный, более одухотворенный мужчина, который был бы самостоятельнее в своих решениях!»
Сидя на мягких подушках кареты, Лариса подумала, подходит ли ей такой мужчина, как граф Рауль, и решила, что нет. Огромное количество конкуренток может вызвать те самые сердечные боли, о которых говорила мадам Мадлен. Потом в голову пришел каверзный вопрос: что лучше – сражаться с такими увлечениями мужа, как, например, увлечение ее отца Грецией, или с его интересом к другим женщинам? «Не знаю, кого папа больше любил, Грецию или маму?» Через некоторое время вопрос показался ей глупым: ее родители были счастливы, в этом нет никакого сомнения.
Леди Стантон восхищалась мужем, хотя иногда и казалось, что сэр Боугрейв пребывает в совершенно другом мире, а семья существует сама по себе. Отец очень любил их всех. «Интересно, почему я думаю о графе Рауле?» – упрекнула себя Лариса. Темнота за окнами экипажа сгустилась еще больше. Ей захотелось разузнать побольше о предстоящей жизни в замке.
– Скажите, а мальчика уже начинал кто-нибудь учить? – спросила она у горничной.
– Да, у него уже было несколько гувернанток, мадемуазель.
– Несколько? – удивилась Лариса.
– Да, мадемуазель.
– А почему они ушли? – задала вопрос девушка, прежде чем успела оценить его уместность: могли подумать, что она сплетничает со слугами. Тем не менее, ответ не заставил себя ждать:
– Господин граф не был доволен тем, как они учили Жан-Пьера.
«Так вот оно что!» – подумала Лариса. Если она не угодит графу, то, очевидно, весьма скоро придется возвращаться на Северный вокзал и оттуда обратно в Англию. Она почувствовала, что волнуется: как, наверное, унизительно быть выгнанной за неумение. Кем были прежние гувернантки Жан-Пьера? Почему они не преуспели? Эти и многие другие вопросы рвались наружу, но Лариса знала, что в высшей степени неблагоразумно задавать их. Леди не должна так поступать. Нужно подождать и посмотреть, как там будет дальше. Нужно быть уверенной в своих силах. Но об одном она могла спросить:
– A le petit Monsieur [13]13
Маленький мосье (фр.).
[Закрыть]– послушный ребенок?
– Очень послушный, мадемуазель. С ним никаких беспокойств.
Если так, то в чем же дело? Почему прежние гувернантки не понравились графу? Она вновь вспомнила предостережения мадам Мадлен. Лариса никогда ясно не представляла, чем на самом деле является замок Вальмон. Судя по всему, он совсем не похож на то, что она ожидала увидеть. Ее работа здесь, очевидно, будет совсем не похожа на ту, которую пришлось бы делать, получи она место гувернантки в Англии. На родине ей не грозила бы встреча с пользующимся дурной славой мосье Дьяволом!
Глава 3
Когда они подъехали к замку, уже совсем стемнело, и, пока карета катилась по длинной липовой аллее, Ларисе удалось рассмотреть очертания громадного строения. Оказавшись ближе, она поняла, что замок окружен широким рвом, через который переброшен мост. Последний был украшен статуями великолепной работы. Больше ей ничего не удалось разглядеть.
Экипаж прогромыхал по мосту, въехал во внутренний двор и, развернувшись, замер у лестницы, ведущей наверх, к освещенному проему открытой двери.
– Вот мы и приехали, мадемуазель, – сообщила горничная.
Лакей распахнул дверцу, Лариса выбралась из кареты и поднялась по ступенькам. Перешагнув порог, она оказалась в огромном круглом зале, где вдоль стен стояли колонны, чередующиеся с нишами. В нишах помещались бюсты. Лариса почувствовала себя потерянной и маленькой.
Дворецкий поклонился ей и проводил к деревянной лестнице. Один из лакеев прошел вперед, показывая дорогу, Лариса последовала за ним. На первой же площадке их ждала пожилая женщина в черном платье и шелковом белом фартуке, – судя по виду, экономка. У нее было довольно строгое выражение лица.
– Добрый вечер, мадемуазель. Я провожу вас к мадам Савини, – сказала она.
Лариса вспомнила, что так звали овдовевшую сестру графа, которая, как упоминала графиня де Шалон, также жила в замке. Девушка пошла вслед за экономкой по длинному коридору, увешанному портретами мужчин неприятной наружности, очевидно предков графа Вальмона. Экономка постучала в дверь, и когда тихий голос ответил «entrez» [14]14
Войдите (фр.).
[Закрыть], громко сказала:
– Прибыла мадемуазель Стантон, мадам.
Лариса вошла в небольшую гостиную, заполненную предметами, которые обычно окружают пожилых дам. Здесь были попугай в клетке, открытая шкатулка с наборной крышкой, лежащая рядом с креслом, бесчисленное количество художественных безделушек, совершенно бесполезных, но хранимых, вероятно, как память, а также множество акварелей. Последние висели повсюду в маленьких рамках, и взгляд постоянно натыкался на них.
В кресле сидела пожилая женщина. Взглянув на нее, Лариса решила, что так и должна выглядеть французская аристократка. У нее был большой, изогнутый дугой нос, длинная шея, седые волосы, зачесанные назад, под кружевной чепец. Ворот ее черного платья украшала камея, а дрожащие руки, испещренные вздувшимися голубыми венами, – несколько бриллиантовых колец.
Лариса представилась, но выражение глаз мадам Савини осталось равнодушным, улыбка не тронула ее губ. Подождав, пока девушка сделает реверанс, она произнесла:
– Вы опоздали, мисс Стантон!
– Паром пришел в Кале вовремя, мадам. Боюсь, что поезд прибыл на Северный вокзал не по расписанию.
Мадам Савини наклонила голову, как бы принимая объяснение:
– Вы недурно говорите по-французски.
– Благодарю вас, мадам.
Она не предложила Ларисе сесть, и та стояла, чувствуя себя несколько растрепанной и усталой после долгой дороги.
– Граф поговорит с вами, после того как вы переоденетесь. Вам подадут ужин в классную комнату, экономка проводит вас.
– Благодарю вас, мадам.
Лариса подумала, что ее наверняка уволят. Она вновь сделала реверанс и пошла к двери, где ее ожидала экономка. Они опять пошли по нескончаемым коридорам, а потом поднялись по черной лестнице на второй этаж. Здесь они встретили еще одну женщину, еще более пожилую, чем экономка и мадам Савини.
– А это, мадемуазель, няня le petit Monsieur, – сказала экономка.
– Bonsoir [15]15
Французское вечернее приветствие, произносимое как при встрече, так и при прощании.
[Закрыть]! – сказала Лариса, протягивая руку. После некоторого колебания няня пожала девушке руку, но, как опять отметила про себя Лариса, не ответила на приветствие ни улыбкой, ни доброжелательным взглядом.
– Прошу вас сюда, – сказала няня. Лариса повернулась к экономке:
– Огромное спасибо за то, что вы обо мне беспокоились. Ей показалось, что женщина удивлена ее вежливостью.
Лариса последовала за няней и оказалась в классной комнате. Раньше, очевидно, она служила детской. Камин с высоким ограждением, экран, письменный стол в середине и лошадь из папье-маше, которая делала эту детскую похожей на все детские комнаты мира. Как свидетельство того, что Жан-Пьер уже подрос, здесь же стояли грифельная доска и маленькая детская парта, на стене висела карта Европы.
– Мальчик, наверное, уже спит в столь поздний час, – сказала Лариса.
– Он ложится в шесть часов, – ответила няня.
– Мне тоже приходилось ложиться в это время в его возрасте! Летом мне всегда казалось, что это слишком рано.
Ларисе почудилось, что подобие улыбки промелькнуло на лице няни.
– Ему необходим достаточный сон.
– Разумеется, – согласилась Лариса.
Няня показала на одну из двух дверей классной комнаты:
– Там спальня Жан-Пьера, а моя в следующей комнате. Я к ней привыкла и не собираюсь переезжать в другую, – сказала она с вызовом. По ее тону Лариса догадалась, что вопрос о спальне был, очевидно, предметом борьбы с прежними гувернантками.
– Я и не хочу никаких перемен спальных мест, ни вашего, ни Жан-Пьера, – быстро сказала Лариса. – Я его буду только учить и думаю, что лучше вам быть возле него ночью.
– Пойдемте, я покажу вам вашу комнату, мадемуазель.
Дверь комнаты Ларисы была напротив входа в классную. Она оказалась небольшой и уютной, из окна был виден главный фасад замка. Лариса подумала, что вид, вероятно, должен быть величественным, но сейчас слишком темно, чтобы разглядеть что-либо. Пока они с няней беседовали в классной, лакеи принесли багаж Ларисы.
– Сюзанна поможет вам разобрать вещи, – сказала няня.
– Если она сейчас занята, я справлюсь сама. А кто это Сюзанна?
– Горничная классной комнаты. Она сейчас подаст вам туда ужин. Она позовет вас.
– Спасибо большое. – Лариса секунду помолчала и добавила: – Я надеюсь, няня, что вы поможете мне. Это мое первое место работы. Мне хочется все сделать как надо, но я ужасно боюсь ошибиться.
Няня пристально посмотрела на Ларису. Прежняя ее воинственность исчезла:
– Вы очень молоды, мадемуазель. Мы думали, что вы старше.
– Так посоветуйте, что мне делать, – попросила Лариса.
– Об этом позаботится сам граф, – уже совсем иным голосом сказала няня. – Но вы не бойтесь его, мадемуазель. Он просто хочет добра своему внуку.
– Он любит его?
– Души не чает. Но он хочет слишком многого от маленького мальчика. Я говорила ему, да он и слушать не захотел. Он чересчур многого требует!
С этими словами няня открыла дорожный кофр Ларисы. Лакеи уже расстегнули ремни, и няня принялась вынимать платья девушки и развешивать их в гардеробе.
– Что мне лучше надеть для встречи с графом? – спросила Лариса. Вопрос польстил няне.
– Что-нибудь без излишеств, чем строже, тем лучше. Я думаю, граф тоже считает, что вы старше.
– Думаю, я должна убедить его светлость в том, что я неплохой преподаватель. Ведь главное это, а не возраст?
– Прежние гувернантки были пожилыми, но проку от них не было никакого! – довольно ядовито заметила няня. – Приедут, надают распоряжений, заставят всех плясать вокруг себя! И никто из них надолго не задерживался! Чего же потом удивляться, что ребенок ничего не знает!
– О Господи! Смогу ли я сделать то, что у них не получилось!
– Не мучьте себя, мадемуазель, – материнским тоном сказала няня. – Приведите себя в порядок, наденьте одно из этих прелестных платьев, а когда вы закончите ужин, я скажу Сюзанне, чтобы она доложила графу, что вы готовы.
Лариса послушно, как ребенок, исполнила все сказанное. Няня так была похожа на Нани, их собственную няню, которая воспитывала всех, начиная с Ники, и девушка, не испытывая стеснения от непривычной обстановки, дружески беседовала с пожилой женщиной. Она рассказала, что классная в замке очень похожа на ту, которая у них дома, рассказала, как их няня до сих пор беспокоится за своих питомцев и считает их все такими же беспомощными.
– Сколько лет вы живете в замке?
– Сорок! Я приехала сюда в качестве служанки совсем молоденькой девушкой. Потом, когда графине понадобилась дополнительная женская прислуга, я ухаживала за ней. Она привязалась ко мне, и когда родился мосье Рауль, я помогала ее совсем уже старой няне ходить за ребенком. – Няня вздохнула: – Каким он был очаровательным младенцем. Когда старая няня умерла, он был целиком на мне.
– Он был хорош в детстве?
– Да, но вырос и стал озорничать! Он вертел мною как хотел: я ни в чем не могла ему отказать.
«А потом он понял, что и другие женщины такие же!» – подумала Лариса. Она очень заинтересовалась при упоминании имени графа Рауля, но решила, что неосмотрительно задавать лишние вопросы. Лед между ней и няней растаял, и теперь она может все разузнать, не создавая о себе впечатления излишне любопытствующей особы.
В классной на изящной серебряной посуде ее ожидал очень вкусный ужин.
– Завтра утром скажите шеф-повару, что вы любите. Он очень исполнителен, но прежние гувернантки чуть было не довели беднягу! Одна не могла есть сыр, другая не выносила грибы, третья – ничего, куда добавляют яйца, – ни одной невозможно было угодить!
– Я все ем! – сказала Лариса. – Если и дальше так вкусно будут кормить, то я страшно растолстею, и тогда придется распроститься со всеми моими туалетами!
Няне, похоже, понравилось ее признание. Она хотела было вежливо оставить Ларису наедине с трапезой, но та пододвинула еще один стул и попросила:
– Пожалуйста, присядьте, поговорите со мной. Мне так много хочется узнать.
Няня слегка удивилась. Лариса быстро добавила:
– Если, конечно, я не отрываю вас от вашего ужина?
– Нет, что вы. Мы будем ужинать позже, после того как поедят в столовой.
– А там сейчас ужинают? Няня кивнула.
– В таком случае граф не пошлет за мной, пока они не закончат. Побудьте со мной, пожалуйста.
Лариса видела, что няне понравилось приглашение, – очевидно, прежние гувернантки пытались с первой минуты утвердить свое превосходство. Она хорошо помнила свою няню и знала, как легко новый в доме человек может обидеть ее, покусившись на уже ставшие традицией привилегии. Она вспомнила гувернанток, которые служили у них до тех пор, пока отец не выгнал всех окончательно. Между детской и классной постоянно шла война. Ларисе подумалось, что няня, возможно, будет ее единственным союзником во всем замке.
В то же время ее не покидало удручающее впечатление от встречи с мадам Савини и от того, что она узнала о своих предшественницах. Теперь нужно держаться за няню не только во имя хороших отношений, но и ради реальной помощи, если таковая понадобится.
– Расскажите мне о Жан-Пьере, – попросила она, закончив трапезу.
В этот момент Сюзанна принесла кофейник и, взяв поднос с посудой, удалилась.
– Он счастливый ребенок, – ответила няня.
– Наверное, ему здесь одиноко, или, может быть, в замке есть другие дети, с которыми он играет?
– Он вполне доволен жизнью, – быстро сказала няня. Лариса про себя отметила, что вопрос о друзьях, видимо, относится к скользким темам, и осторожно спросила:
– Он испытывает недостаток материнской ласки. Наверное, он много общается с отцом?
Вопрос нельзя было назвать неуместным, но Лариса не удивилась, что няня несколько помедлила с ответом:
– Жан-Пьер получает все, что нужно ребенку! Он отлично себя чувствует, если окружающие не пытаются заставить его делать вещи, с которыми он не в состоянии справиться.
Няня ответила довольно резким тоном, и Лариса поняла, что ее вопрос об отце Жан-Пьера остался без ответа. Она хотела расспросить еще очень о многом, но тут пришли от графа, который хотел побеседовать с гувернанткой. Лакей передал Ларисе записку:
«Граф просит мадемуазель немедленно спуститься в гостиную».
Приказ внушал благоговейный ужас, и, поднимаясь из-за стола, Лариса взглянула на няню.
– Не бойтесь, – тихо сказала няня так, чтобы это могла слышать только Лариса. – Помните, он очень любит ребенка.
Тем не менее, Лариса сильно волновалась, следуя за лакеем вниз, на первый этаж. Они миновали широкий коридор и подошли к большой двустворчатой двери, изысканно расписанной и позолоченной по моде восемнадцатого столетия. Лакей отворил ее, и Лариса оказалась в одной из самых впечатляющих гостиных, которые когда-либо ей приходилось видеть. Она была почти квадратной, портьеры с ручной вышивкой скрывали высокие окна. Стены были облицованы резными позолоченными панелями, по потолку шла великолепная роспись: богини и купидоны. Пол был укрыт обюссонским ковром. Диван и стулья, деревянные резные части которых были позолочены, несомненно, относились ко времени правления Людовика XIV. Мебель была обита камкой. Любой знаток пришел бы в восторг от этой коллекции. Раньше Ларисе приходилось видеть такие старинные комоды с мраморным верхом и витыми ручками только на иллюстрациях.
Однако, несмотря на всю роскошь, отнюдь не интерьер гостиной приковывал ее внимание, а человек, сидевший за письменным столом палисандрового дерева. Резная высокая спинка кресла служила отличным фоном, подчеркивающим значительность этого пожилого мужчины. Его вид внушал страх, благоговение, преклонение перед его могуществом, но в то же время им невозможно было не восхититься. Чувствуя себя школьницей, которой грозит выговор, Лариса медленно двинулась к столу. Он неотрывно следил за ней. Лариса сделала реверанс и взглянула на графа.
– Вы мисс Лариса Стантон? – Граф почти без акцента говорил по-английски.
– Да, граф.
– Я уже кое-что слышал о вас от мадам Савини. Однако вы гораздо моложе, чем мы думали.
– Мне жаль, что я разочаровала вас, граф.
– Я не сказал, что разочарован, я всего лишь констатировал факт. Гувернантки обычно бывают средних лет, по крайней мере, им за тридцать!
Лариса не нашлась что на это ответить.
– Пожалуйста, присядьте. Мне нужно с вами поговорить, – продолжал граф.
– Благодарю вас, мосье.
Лариса опустилась на краешек стоявшего возле стола стула с жесткой спинкой. Она опустила глаза, зная, что граф ее рассматривает.
– Вы хороший преподаватель?
– Надеюсь доказать это на деле.
– Это ваш первый опыт?
– Да, мосье. Наверное, моя крестная, леди Луддингтон, объяснила графине де Шалон, почему я была вынуждена пойти работать.
– Да, мне говорили, что вы вполне подходите, чтобы служить в моем доме, и что ваш английский совершенно безупречен.
– Надеюсь, это так. Мой отец, написавший несколько книг о греческих древностях, требовал, чтобы мы говорили правильно и выразительно.
– Это как раз то, что необходимо моему внуку, – одобрительно заметил граф. – Он сделал паузу и произнес: – Теперь, когда я вас увидел, я понял, что вы совсем не такая, как я ожидал, но это, может быть, и к лучшему. Лариса неотрывно смотрела ему в глаза.
– Женщины, которые были здесь и называли себя гувернантками, представления не имели о преподавании. Жан-Пьер – исключительный ребенок. Он способен научиться чему-либо только у того, кто завоюет его доверие. Поэтому важно в самом начале не совершить ошибку. Ему просто необходимо приличное образование, чтобы со временем он мог занять мое место, место главы семейства.
Лариса чуть было не заметила, что до той поры очень далеко, но сдержалась.
– В один прекрасный день он будет сидеть на моем месте. Он будет управлять этим имением, которое принадлежит моей семье вот уже семь столетий! Он добудет новую славу нашей прославленной фамилии, а как личность – будет предметом восхищения и уважения окружающих.
Ларисе показалось, что интонация графа выдает его слепую веру во внука, – очевидно, именно это няня и подразумевала, говоря, что граф безумно любит ребенка. В монологе графа возникла пауза, и Лариса почувствовала необходимость что-нибудь сказать:
– Я сделаю все, что от меня зависит, для того, чтобы Жан-Пьер смог достойно исполнить все предначертанное вами. Но пока он еще ребенок.
– Мальчик вырастает в мужчину! Знаете, как говорят иезуиты: «Дайте мне ребенка до семи лет, и я вылеплю его характер, который останется на всю жизнь!»
Лариса не знала, что и ответить. И граф сурово произнес:
– Будем надеяться, что это не так. Дуры, идиотки, которые пытались учить его до настоящего момента, все делали неправильно. Они с самого начала настраивали его против себя, а следовательно, против учебы. В мозгу ребенка всегда есть потайная дверь, которую он в любой момент может захлопнуть, если сам не пожелает учиться.
– Уверена, что это правда. Я думаю, что не следует перегружать сознание ребенка фактами, пока он не в состоянии понять их смысла.
– В этом вы правы, – сказал он таким тоном, как будто был удивлен наблюдением гувернантки.
– Я постараюсь пробудить у Жан-Пьера интерес к познанию нового. Это, насколько мне кажется, первый шаг к успешному обучению.
– Вы, несомненно, умны, мисс Стантон! Однако помните, что Жан-Пьер не простой ребенок. Он совершенно исключительный! И это мне нравится. Исключительный во всех отношениях! Надежда дома Вальмонов!
И вновь нотки фанатизма зазвучали в его голосе.
– Можете ли вы вообразить, мисс Стантон, что это означает, когда продолжение рода зависит от одного ребенка, одного мальчика? Каково мне знать, что история моего рода, неотделимая от истории Франции, это великое наследие, которое вдохновляло меня и давало мне силы на протяжении всей жизни, может вдруг окончиться в момент моей смерти?
