Текст книги "Люби меня вечно"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
11
Гуго, как обычно, завтракал в семь. Неожиданно в комнату вошла Изабелла, бледная, с темными кругами под глазами. Он поднялся.
– Ну как я могла спать? – ответила она на невысказанный вопрос Гуго. — Я всю ночь пролежала, раздумывая, что же могло случиться с несчастной девочкой. Горничная сказала мне, что вы уже внизу, а Себастьян вообще не ночевал дома. Где же он может быть?
– Не имею ни малейшего понятия, но не хотите ли присесть и позавтракать?
– Да я просто подавлюсь, если хоть что-нибудь возьму в рот! Но, если это доставит вам удовольствие, можете налить мне кофе.
Гуго позвонил и распорядился, чтобы принесли свежий кофе. Изабелла подошла к окну. Муслиновое платье подчеркивало стройность изящной фигуры, а прозрачная белая накидка не скрывала безупречной красоты плечей и рук. Гуго не мог отвести глаз, но красавица даже не замечала его томления и тоски. Мысли ее витали где-то очень далеко.
– Идите сюда и сядьте, – наконец взмолился Гуго.
Она послушалась и села, подперев рукой подбородок и глядя на него такими несчастными глазами, что молодой человек постарался найти хоть какие-то утешительные слова.
Лакей вошел в комнату с серебряным подносом, на котором в серебряном кофейнике благоухал кофе. Рядом с ним расположились теплые, свежеиспеченные булочки, кубики желтого масла, мисочка изумительной лесной земляники. Но Изабелла сразу отказалась от всего, кроме кофе. Как только лакей вышел, она спросила:
– Где же может быть Себастьян? Вы ведь не думаете, что с ним тоже что-то случилось, правда?
– Конечно, нет! Вчера ночью он отправился к кардиналу. Он пытался добиться аудиенции раньше, но его преосвященство ужинал с друзьями. В полночь наш кузен решил отправиться во дворец и дождаться его возвращения.
– Значит, он все-таки не поверил послу?
– Господи, какая ужасная головоломка! Я страшно боюсь за Эме. Она слишком невинна, нежна и неопытна, чтобы внезапно оказаться одной в этом мире, даже если не думать о худшем.
– Своими страхами вы делу не поможете, – ответил Гуго, – а я просто не в силах видеть вас такой бледной и измученной.
– Я прекрасно знаю, что ужасно выгляжу, незачем мне об этом напоминать!
– Вы, как всегда, прелестны, – внезапно севшим голосом произнес Гуго.
Изабелла взглянула на него с искренним удивлением.
– О Гуго! Это первый настоящий комплимент, который я от вас слышу!
– Обычно вокруг вас толпится достаточно народу, и все твердят, как вы прекрасны. Я не стремлюсь присоединиться к ним.
Губы красавицы дрогнули в слабой улыбке.
– Наконец-то! – воскликнула она. — Я, кажется, начинаю производить на вас хоть какое-то впечатление! Видит Бог, я так старалась!
– Если бы я мог этому поверить! – с горечью заметил Гуго.
– Уверяю вас, это чистая правда!
– Ну да! Каждый, кто оказывается на вашем пути, должен непременно стать вашим верным рабом!
– Ну вот, вы опять грубите! Как вы можете быть таким бесчувственным в этот тяжелый момент? Я так волнуюсь за Эме и провела такую ужасную ночь, что мне грозят ранние морщины и седина!
Ее слезы и искренность тона, казалось, на минуту парализовали Гуго. Его губы шевельнулись, словно готовые извергнуть поток страстных слов. Но прежде чем он успел что-либо произнести, дверь открылась и в комнату вошел герцог.
– Себастьян, наконец-то! – горячо воскликнула Изабелла. – Где вы были? Вы хоть что-нибудь разузнали? Нашли Эме?
Герцог сел за стол и молча покачал головой. В бледном свете раннего утра он выглядел уставшим и опустошенным. И сюртук, и панталоны его измялись, а сапоги покрывал слой грязи. Перехватив удивленный взгляд Гуго, герцог сдержанно заметил:
– Вы должны простить мне мой вид. За ночь я прошел много миль. До этой ночи я и понятия не имел, что такое парижские трущобы.
– Но зачем вы отправились в такие места?
Герцог тяжело вздохнул.
– Это всего лишь история неудачи, – тяжело вздохнул герцог, – но дайте мне сначала хоть что-нибудь съесть и выпить.
Гуго вскочил.
– Извините, Себастьян! – воскликнул он. — Я и забыл, что надо позаботиться о вас самом! Чего вы желаете, вина или кофе?
– Пожалуй, вина. А еду я уже заказал, когда входил в дом. Должен признаться, я очень голоден, потому что таких расстояний я не проходил уже лет пятнадцать!
– Но почему вы шли пешком? – волновалась Изабелла. – Разве нельзя было проехать?
– В тех местах, где я был, карету, запряженную четверкой лошадей, закидали бы камнями. Я был на самом дне Парижа, Изабелла, и увидел такое, что заставило меня испугаться не только за судьбу монархии, но и за любого человека благородного происхождения, «аристо», как зовут нас по всей Франции.
– Вы надеялись найти Эме в таких местах?
– Я просто решил, что это не менее реально, чем все остальное.
– Вы больше не подозреваете кардинала? – спросил Гуго.
– Нет, – покачал головой герцог. – Его преосвященство сказал, что ничего не знает о судьбе девочки, и я ему поверил. Обычно я сразу вижу, если человек лжет, а кардинал к тому же поклялся своим саном, что понятия не имеет, где может находиться Эме.
– А как он вас принял? – поинтересовалась Изабелла.
– Надо отдать ему должное, он принял меня с достоинством и учтивостью, которые делают ему честь. Поначалу мы оба избегали упоминать о том, что произошло в тот вечер, но, когда я уже собирался уходить, кардинал внезапно сказал:
– Надеюсь, ваша подопечная вскоре благополучно вернется. Я много думал о том, что она сказала мне, и пришел к выводу, что, возможно, девочка обладает способностью глубже проникать в суть вещей, чем это дано всем остальным.
Потом, словно пожалев о том, что говорил слишком свободно, он добавил:
– Но я глубоко верю в графа Калиостро. Он относится к числу избранных и посвященных. Его тайны, конечно, не доступны пониманию простых людей, с которыми он вступает в контакт.
У меня не было ни желания, ни времени обсуждать этот вопрос, а потому я просто откланялся. Похоже, что Калиостро просто загипнотизировал кардинала.
– Но если не кардинал похитил Эме, то кто же? – в недоумении произнес Гуго.
– Думаю, ее похитили по приказу герцога де Шартра. Сегодня ночью я многое узнал об этом человеке. И в одном я уверен: герцог привел в движение столь мощный камнепад, под которым наверняка окажется погребен и сам. Идею мне подал сам кардинал, спросив:
– А нет ли у вас или у мисс Корт врага в Париже? – И я сразу вспомнил о де Шартре. То, как я сбежал из его замка, не могло ему понравиться.
– Похищение молодой девушки – весьма причудливая и жестокая месть, – заметил Гуго.
– Согласен. Но этот поступок вполне согласуется с тем, что мы слышали раньше и о нем самом, и о его подчиненных. Из разговоров, которые я вел сегодня ночью, я понял, что имя герцога на самом деле – лишь прикрытие для целой организации людей, куда более опасных, жестоких и изворотливых, чем он сам.
Он тщеславный, самовлюбленный, напыщенный эгоист, однако те, кто предпочитает скрываться в тени его имени, имеют то, что он не купит ни за какие деньги, – мозги. Хитрые, расчетливые, непорядочные и вездесущие, они тем не менее обладают умом, чтобы замышлять и претворять в жизнь свои дьявольские планы. Именно эти люди и представляют реальную угрозу для Франции.
– Но какое же отношение имеет ко всему этому Эме? – озадаченно спросила Изабелла.
– Она последняя сенсация Парижа. Она имела огромный успех в свете, обласкана самой королевой, имя ее у всех на устах. А кроме того, она еще и моя подопечная!
В комнату вошли два лакея, которые несли разнообразные горячие блюда. Себастьян наполнил свою тарелку, налил себе еще вина и, когда слуги вышли, продолжил:
– Все, что я сказал, пока только мое предположение. Но я абсолютно уверен, что правильно понял суть дела. Герцог де Шартр раздражен тем, что мне удалось улизнуть из его ловко подстроенной ловушки. В своем окружении он отзывался обо мне так, что не мог не привлечь внимания к моей персоне и к моей подопечной. А только это и требовалось.
– Вероятно, среди людей, которые работают на герцога, кто-то уже вынашивал идею о похищении девочки. Шартр вполне мог об этом и не догадываться. Но если она и вправду в руках тех, о ком я думаю, то можно только молиться, чтобы смерть поскорее нашла ее!
Герцог едва смог договорить: с трудом сдерживаемые слезы душили его. Наступило тяжелое мрачное молчание. Изабелла сидела, закрыв лицо руками. Молчавший все это время Гуго внезапно стукнул по столу кулаком.
– Боже милостивый, Себастьян! – воскликнул он. – Что такое вы говорите? Как вы можете сидеть здесь, даже думая о подобном?
Герцог резко отодвинул тарелку, встал и отошел к окну. Некоторое время он стоял молча.
– Покинув кардинала, я сразу отправился в Пале-Рояль, – наконец вновь заговорил он. – Там я попытался встретиться с герцогом, но того не оказалось в Париже: уехал в свой замок позавчера, как мне сообщили. Это значит, что он не мог захватить Эме с собой.
Именно в тот момент мне и пришла в голову мысль разузнать о том, что творится в самом Пале-Рояле и в бедных кварталах Парижа. Так я провел остаток ночи, и – поверьте, Гуго – это ад!
Я побывал в задних комнатах книжных магазинов, где продаются памфлеты. Разговаривал с людьми, которые живут исключительно за счет распространения клеветы. Сидел рядом с теми, кто окунает перо в грязь, чтобы нарисовать карикатуру. Беседовал и с негодяями, которые распространяют эту мерзость.
Я был в притонах разврата, которые Шартр устроил в Пале-Рояле, и узнал там от женщин такое, отчего мне, отнюдь не желторотому юнцу, стало дурно. Из Пале-Рояля я отправился на улицы. И теперь я твердо знаю, что Париж прогнил до такой степени, о которой ни я, ни кто другой из нашего круга даже понятия не имеет.
– Но вы так и не смогли найти Эме! – сквозь слезы произнесла Изабелла.
– Не смог. Не смог найти Эме, – с горечью и болью повторил герцог. – И ужас в том, что никого не удивил сам факт ее исчезновения. Преступление в Париже – вполне обыденное явление. Речь может идти лишь о цене.
– Но Себастьян! Мы обязаны найти девочку! Вы не можете вот так просто сдаться!
– Сдаться? – удивился герцог. – Уверяю вас, Изабелла, что я и не думаю отказываться от поисков Эме. Чего бы это ни стоило, я готов разыскивать ее до тех пор, пока не смогу должным образом наказать виновных.
– Бедная, бедная девочка! Ах, Себастьян, как она вас любила!
Губы герцога крепко сжались, словно слова кузины больно задели его.
– Она любила вас до самозабвения. А вы, Себастьян, вы хоть немного ценили ее?
Герцог молчал, и Изабелла продолжила свой горячий монолог:
– Это невыносимо! Она так вас любит, а вы абсолютно к ней безразличны. Это такая высокая, самоотверженная любовь, Себастьян! Всю ночь я думала, что, если бы нам удалось спасти ее, мы все вместе могли бы уехать в Англию! Там вы смогли бы беспрепятственно жениться на ней, и никто не посмел бы помешать – ни кардинал, ни кто бы то ни было еще.
Но прежде чем Себастьян сумел найти в ответ какие-нибудь слова или хотя бы ответить на пожатие руки Изабеллы, дверь в комнату открылась.
Первым увидел Эме Гуго! Она стояла в дверях в помятом, грязном и порванном белом платье, со спутанными, рассыпанными по плечам волосами, но глаза девушки сияли от счастья, губы приоткрылись, словно в невыразимом восторге!
Гуго тщетно пытался выговорить ее имя: слова застревали у него в горле. Именно в этот момент герцог обернулся, и девушка с радостным криком, словно на крыльях, пронеслась через комнату и бросилась в объятия Себастьяна.
– О монсеньер! Монсеньер! – повторяла она дрожащим от радости голосом. — Я вернулась! Я здесь! Я ведь думала, что никогда больше вас не увижу!
Она спрятала лицо у него на груди, а он крепко обнял ее одной рукой, другой не переставая гладить густые спутанные волосы.
– Эме, с вами все в порядке! – воскликнула Изабелла. – О слава Богу, слава Богу!
Она внезапно побледнела, словно теряя сознание, но Гуго обхватил ее за талию и усадил в кресло.
– С вами все в порядке, Эме? – наконец обрел дар речи герцог. Голос его звучал тихо и сдержанно, но Гуго увидел в глазах Себастьяна неожиданную нежность.
– Да, в порядке, монсеньер, – проговорила девушка, все еще крепко прижимаясь к нему. — Я испугалась, страшно испугалась, решила, что уже никогда не увижу свободы, а после моей смерти вы поверите в ту ложь, которую они будут рассказывать обо мне.
– Что они с вами делали? Где вы были? – слабым голосом спросила Изабелла.
Однако, ни Эме, ни герцог не слышали ее вопроса. Они смотрели в глаза друг другу, и несказанное ликующее счастье, изливаясь из глаз девушки, удивительным образом отражалось в глазах Себастьяна.
– Я все время думала о вас, монсеньер, хотела быть такой же смелой. Знала, что вам будет стыдно за меня, начни я умолять о пощаде. Но мне было так страшно! Только постоянные мысли о вас, о вашем благородстве и храбрости не позволили мне опозориться.
– Вам не причинили вреда? – быстро спросил герцог.
– Нет, со мной все хорошо – теперь, когда я снова могу видеть вас! – ответила Эме.
Глаза обоих говорили красноречивее всяких слов. Сердца девушки и мужчины бились в унисон, его сильные руки крепко обнимали ее, а весь окружающий мир просто перестал существовать. И был лишь солнечный свет, более яркий и золотой, чем когда бы то ни было прежде, и счастье, которое опустилось на любящих из какого-то иного, высшего, мира и окутало их нежной волной.
Двое стояли словно зачарованные, и время остановилось для них, мужчины и женщины, соединенных самой мощной в мире силой – силой любви.
– Ваше платье, Эме! – вдруг воскликнула Изабелла. – Надеюсь, вы позволите мне отвести вас наверх и переодеть!
– Давайте все-таки послушаем, что же случилось, – вмешался Гуго, но Изабелла решительно покачала головой.
– Ребенок совершенно измучен. Бедняжку надо переодеть и накормить, а уж потом расспрашивать.
Эме медленно высвободилась из объятий герцога.
– Мне так много предстоит рассказать вам, но за весь вчерашний день у меня во рту не было ничего, кроме маленького кусочка хлеба. По правде говоря, я ужасно голодна!
– Бедняжка! – в ужасе воскликнула Изабелла. – Ну конечно, прежде всего вы должны как следует поесть!
Эме села за стол, но с трудом проглотила несколько кусочков омлета, девушка запила его несколькими глотками кофе. Ее глаза то и дело обращались к герцогу, а он молча сидел напротив, не сводя с девушки восхищенного и слегка растерянного взгляда.
Гуго, переводя взгляд с Эме на Себастьяна и обратно, видел, что вопрос, который задала Изабелла за несколько минут до появления Эме, уже не требовал ответа, облеченного в слова.
Когда Эме отставила чашку, Изабелла проговорила:
– Я сгораю от нетерпения узнать все по порядку!
– А я-то думала, что вы хотите сначала переодеть меня! – лукаво произнесла Эме, но потом быстро добавила:
– Нет-нет, мадам! Я просто дразню вас! Возможно, вы беспокоились за меня!
– Беспокоилась! – воскликнула Изабелла. — Я всю ночь просто погибала, думая о том, что с вами могло случиться. А Себастьян разыскивал вас по всему Парижу. Он и вернулся-то всего несколько минут назад!
– Вы искали меня, месье? Как было бы замечательно, если бы вы и вправду нашли меня!
– Ну, раз вы сами добрались до дома, расскажите же, что произошло?
Эме рассказала обо всем.
– Когда я поняла, что должна умереть, – продолжала она, – я почувствовала, что ужасно боюсь. Самое страшное, что Франсуа и Рене разговаривали так, словно в убийстве не было ничего особенного. Точно так же они могли бы обсуждать, куда деть дохлую кошку.
Потом Франсуа заявил, что идет спать. Рене кивнула головой в мою сторону.
– А что делать с ней?
– На рассвете, – коротко ответил Франсуа и полез в мансарду.
Я слышала, как он шлепнулся на соломенный матрас, а через минуту и Рене задула свечу и последовала за мужем. Меня оставили внизу одну. Только крысы бегали по всей комнате, перелезали через мои ноги.
В монастыре я много думала о смерти, но там она казалась величественной, могучей и желанной, открывающей двери в неведомый дивный и счастливый мир. Я была уверена, что умирать не страшно, что, умирая, буду чувствовать себя счастливой и умиротворенной. Но в той убогой комнате, прикованная к стене, я не ощущала ни мира, ни счастья. Страшно хотелось жить. Хотелось вновь увидеть вас, монсеньер. И главное, казалась совершенно нестерпимой мысль, что, когда мое обезображенное тело вытащат из Сены, вы ничего не узнаете обо мне и о том, что со мной случилось. – Эме протянула руку, и пальцы герцога с силой сжали ее.
– Наверное, на какое-то время ужас парализовал меня, но потом я стала молиться. Я молилась не о спасении, но о том, чтобы в свой последний час найти в себе силы умереть достойно и спокойно. Я молилась долго – может, не один час. И вдруг неожиданно я услышала осторожные шаги: кто-то очень тихо спустился с лестницы и подошел ко мне.
Я едва не закричала, но успела зажать рот рукой. Я не сомневалась, что роковой момент настал. Еще секунда, и я почувствую на своей шее тяжелую грубую руку Франсуа.
– Иисус, будь милостив, – тем не менее молилась я.
Наверное, я все-таки что-то произнесла, потому что тут же услышала:
– Тс-с... – Это оказалась Рене. В темноте она нащупала мою ногу, а через секунду щелкнул ключ. Она аккуратно сняла замок и тихонько положила его на пол. Потом ее рука нашла мою и потянула, помогая встать на ноги. На цыпочках мы прошли через комнату. Половицы скрипели, крысы разбегались во все стороны. Никаких других звуков не было слышно. Хозяйка осторожно открыла дверь, и я ощутила на своем лице свежий ночной воздух.
– Уходи быстрее, – шепнула Рене.
– Спасибо, спасибо! – только и прошептала я.
– Ты помогла моему маленькому Жану, – тоже шепотом ответила Рене. После этого дверь очень тихо закрылась, и я оказалась на улице одна.
Я не имела ни малейшего представления о том, где нахожусь, поэтому побежала наугад и скоро оказалась на набережной. Вокруг сновали люди, мужчины бросали на меня странные взгляды. Они появлялись из тени домов или шатающейся походкой слонялись по тротуару.
Неожиданно я очень испугалась: река текла всего в нескольких шагах. Один сильный толчок – и я в воде. Не обязательно это должна быть рука Франсуа. Я свернула в какую-то боковую улицу. Дома на ней были такими же грязными и жалкими, как жилище Франсуа и Рене.
При одном воспоминании о Франсуа я сразу пускалась бегом. На мне были легкие бальные туфли и бежать по булыжной мостовой было очень больно, но я не обращала на это внимания. Один раз за мной вдруг бросился какой-то человек, но я свернула в один темный переулок, потом в другой, и в конце концов преследователь потерял меня. Я пошла медленнее. Через некоторое время улицы изменились: дома стали выше, чище стал тротуар. Но скоро передо мной выросла городская стена, и я поняла, что все это время шла в противоположном направлении.
Пришлось идти обратно. Через некоторое время я поняла, что время к рассвету, и снова очень испугалась. Я представила, что меня могут арестовать и отправить в Бастилию или в лечебницу для умалишенных.
Я старалась быть как можно осторожнее. Пряталась в подворотнях, а когда видела, что на улице никого нет, опрометью бросалась вперед. Начали появляться хозяйки с корзинками, они спешили на рынок.
Только через несколько часов я увидела знакомую улицу. Как же я обрадовалась, когда оказалась перед зданием Оперы! Теперь-то я точно знала, где нахожусь! Но вокруг уже было полно людей, и все на меня смотрели с любопытством и с недоумением. Пришлось снова пробираться от подворотни до подворотни, боковыми улочками, пока наконец передо мной не оказался наш парадный подъезд!
Только в этот момент я по-настоящему осознала, что все-таки спаслась! И, самое главное, что я вновь увижу вас, монсеньер!
Теперь, когда Эме закончила свой рассказ, на глазах у нее показались слезы. Герцог молча взял обе руки девушки и прижал к губам. Он целовал эти чудесные грязные пальчики, а Эме не отрывала взгляда от его лица.
– Хвала Господу за ваше освобождение! – горячо воскликнула Изабелла. – И, конечно, Себастьян прав: это дело рук герцога де Шартра!
– Так вы поняли это, монсеньер? – спросила Эме.
– Да. После того как кардинал дал мне честное слово, что не замешан в вашем похищении, я сразу решил, что это интриги де Шартра.
– Я тоже сначала думала, что это сделал кардинал, но постепенно уверилась, что служитель церкви не может опуститься до такой низости.
– Вы оказались совершенно правы.
– Наконец-то я дома, – тихо проговорила Эме, – и теперь вовсе не так уж важно, кто в ответе за все случившееся.
– Мы счастливы, что вы вернулись домой, – откликнулась Изабелла, – и мы собираемся в Англию, и как можно быстрее!
– Это правда? – повернулась Эме к герцогу.
– Это мы обсудим немного позже, – ответил тот.
– Срочно в ванну! – приказала Изабелла. – А это нужно немедленно сжечь!
Эме со смехом взяла ее за руку, и дамы удалились наверх.
– Спасибо Господу за ее освобождение. Она в безопасности! – тихо, но значительно произнес Гуго.
– Пока в безопасности, – произнес герцог, вставая.
– Вы полагаете, будет лучше, если мы немедленно покинем Париж? – прямо спросил секретарь.
– Вы забываете, что существует причина моего здесь пребывания, – ответил Мелинкорт.
– Честно говоря, я забыл, – признался Гуго. – Но что делать, если существует опасность повторения случившегося?..
– Возможно, лучшим вариантом может оказаться ваш отъезд в Лондон: вы отвезете туда Изабеллу и Эме, а я пока останусь здесь.
– Сомневаюсь, что девочка согласится уехать без вас.
– Я прикажу ей, – быстро и решительно ответил герцог. Но тут же улыбнулся, словно смягчая свою резкость. – И все-таки она может отказаться, – добавил он, и в выражении его лица промелькнуло что-то непривычно озорное, мальчишеское.
Дверь открылась и показался дворецкий.
– Пришла дама и просит вашу светлость принять ее.
– Дама в столь ранний час? Кто же это?
– Она предпочла не называть своего имени, но сказала, что у нее дело чрезвычайной важности, – бесстрастно ответил дворецкий. — Я попросил ее подождать в серебряном салоне.
– Кто бы это мог быть? – заволновался Гуго. – Может быть, мне пойти посмотреть?
– Нет, я выясню все сам. – Герцог быстро вышел из утренней гостиной и пошел через холл.
У дверей серебряного салона он, однако, остановился, словно раздумывая. Он еще не успел ни переодеться, ни снять грязные сапоги. Показаться в таком виде перед кем-то, кто принадлежит к парижской знати, – значит вызвать нескончаемые пересуды. Герцог знаком подозвал дворецкого.
– Передайте, пожалуйста, даме, что я еще не одет и не готов выйти к ней.
Лишь полчаса спустя герцог не спеша спустился вниз в безупречном сюртуке из ослепительного голубого атласа, модно расшитом жилете и панталонах, которые вызвали бы зависть у любого щеголя.
Дворецкий открыл дверь в серебряный салон, и герцог увидел графиню де Фремон, которая сидела на краешке кресла. Вид у нее был озабоченный и взволнованный.
Едва герцог вошел, она поднялась и протянула ему для поцелуя руку. Ее холодные пальцы дрожали.
– Признаюсь, это весьма неожиданное удовольствие, мадам, – воскликнул герцог. – Прошу прощения за то, что заставил ждать, но, к сожалению, я вовсе не ранняя пташка.
– Да нет, это я должна извиниться за столь неофициальный визит. Но существует нечто, о чем я хочу вас спросить.
– К вашим услугам, мадам, – любезно отозвался герцог.
Графиня внимательно оглядела комнату, словно боясь, что их подслушают.
– Могу я быть уверена, что то, что я сейчас скажу, не окажется пересказанным?
– Если это необходимо, даю вам слово.
– Верю вам, – кивнула графиня, вся дрожа.
Герцог указал ей на кресло.
– Вы кажетесь взволнованной, – проговорил он. – Могу ли я вам помочь?
– Я пришла по поводу вашей воспитанницы, – наконец собралась с духом гостья. – Насколько я понимаю, она пропала.
– Кто вам это сказал? – небрежно поинтересовался герцог.
– Его преосвященство кардинал. Вчера вечером он приехал ко мне и рассказал, что английский посол подозревает похищение. Вы, конечно, помните, что у меня на обеде кардинал упоминал, что исчезла одна из его послушниц. Вчера вечером он признался, что опасается, не существует ли некоего заговора, имеющего целью как-то повредить этим девушкам. Не странно ли: никто не в состоянии найти двух молоденьких девиц.
Голос княгини замер, губы дрожали.
– Да, это действительно кажется невероятным, – согласился герцог, – но чем я могу вам помочь?
– Я подумала... когда вы будете разыскивать свою воспитанницу... то, может быть, вы сможете что-нибудь узнать и о той послушнице?
– Она вас интересует? – прямо спросил герцог.
– Да... – нерешительно призналась графиня, – меня волнует ее судьба.
Наступила пауза. Герцог чувствовал, что графиня мучительно ищет слова, способные передать ее сомнения, страхи, волнения.
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату влетела Эме. На ней уже было новое платье из белого муслина с ярко-голубым поясом, а волосы золотым ореолом обрамляли прелестное юное личико.
– Монсеньер, я спешила, чтобы мы смогли... – начала она и осеклась, заметив, что герцог не один.
– Прошу извинить за вторжение... – начала она.
Но графиня поднялась с кресла со странным, сдавленным восклицанием, прижимая руку к горлу. Лицо ее покрылось пепельной бледностью.
– Кто это? – спросила она, показывая на Эме.
Эме подошла поближе и присела в реверансе.
– Доброе утро, мадам. Только позавчера я присутствовала у вас на обеде. Вы не узнаете меня?
– Кто вы? – повторила графиня каким-то чужим, сдавленным голосом.
– Я Эме. – Как правило, и герцог, и сама девушка избегали называть ее имя.
– Эме! – повторила графиня и медленно опустилась на пол в глубоком обмороке.
