Текст книги "Люби меня вечно"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Барбара Картленд
Люби меня вечно
1
Карета остановилась, подбежал лакей и открыл дверцу. Из глубины кареты герцог властно спросил:
– Почему мы остановились?
– Одна из лошадей захромала, ваша светлость.
– Поскорее замените ее.
– Да, ваша светлость.
– Опустите подножку.
Лакей исполнил приказание, и герцог вышел из кареты.
Стоял тихий летний вечер. Легкий ветерок приятно освежал после жаркого дня. Солнце уже село. Бархатные сумерки окутали все вокруг. В небе между ветвями деревьев замерцали первые звездочки.
Герцог был знатоком лошадей. Для своей личной упряжки он выбрал потомков арабских скакунов. Родовые гербы украшали темно-синие стенки кареты, на лакеях были синие с серебром ливреи и напудренные парики.
Предоставив кучеру возиться с захромавшей лошадью, герцог Мелинкорт направился к лесу.
Немного отойдя, он обернулся, посмотрел на дорогу и с недоумением отметил, что остальных его карет еще не видно. Тяжелые берлины, которые везли багаж и остальных слуг, не поспевали за его запряженной четверкой личной каретой, предназначенной для быстрой езды.
Вскоре его мысли вернулись к разговору с премьер-министром перед отъездом из Лондона.
– Это трудная и опасная игра, Мелинкорт, – сказал ему Питт, – и я не знаю более подходящего человека для нее, чем вы. У них нет причин подозревать вас. Вы никогда не занимались политикой, а ваша репутация... гм... донжуана – достаточный повод для приятной прогулки в Париж.
Да, герцог не интересовался политикой, но он мог в полной мере оценить положение, в котором находилась страна, когда премьером стал Питт-младший. Версальский мир, подписанный в 1783 году, положил конец войне, в которой Британия противостояла всему миру: Франция, Голландия и Испания объединились против нее, чтобы помогать американским колонистам в войне за независимость. Россия, Дания, Швеция, Пруссия и Австрия подписали пакт о нейтралитете.
Британия была экономически истощена и находилась в абсолютной изоляции. Но прошло всего полгода, и Питту удалось наладить торговлю с Соединенными Штатами, возобновить связи с Францией. И это было только начало.
– Испанцы честолюбивы, – говорил Питт. – С ними надо проявлять осторожность. Австрия и Пруссия готовы вцепиться друг другу в глотки. Россия и Швеция соперничают. Чтобы восстановить равновесие сил, нельзя никого упускать из виду.
– Вы поставили перед собой очень трудную задачу, – сухо заметил герцог.
Но Питт, похоже, не слушал его.
– Сейчас Франция не склонна к нападению, – продолжал он. – Война обошлась ей в четырнадцать миллионов франков, но во Франции обожают интриги. Ее министры говорят одно, а имеют в виду нечто иное. Я хотел бы знать, на чьей действительно они стороне?
– И вы считаете, что я могу в этом помочь?
– Я уверен в этом, – ответил Питт, посылая герцогу одну из своих улыбок, которые пробуждали в собеседнике желание служить премьер-министру, чего бы это ни стоило.
В свои тридцать восемь лет герцог Мелинкорт имел репутацию человека жесткого и непростого. Он имел много друзей и не меньше – врагов. Он был богат, могуществен и славился неравнодушием к прекрасному полу. Впрочем, дамы сами были готовы отдать свое сердце высокому, атлетически сложенному красавцу.
– Так скажите точно, чего вы хотите от меня? – спросил он, прямо глядя в глаза собеседнику.
Все это вспомнилось герцогу, пока он стоял под деревом, прислушиваясь к шуму леса. Неподалеку пробежал заяц. Сверху, где-то в ветвях, лесной голубь устраивался на ночлег. Вдалеке ухала сова.
Если бы не эта фантастическая миссия, Мелинкорт сейчас был бы дома, в своем поместье.
Его красивый удобный дом в Мелине был полон старинными произведениями искусства и прочими ценностями, которые собирались много лет и передавались из поколения в поколение. В доме подавались превосходные обеды и изысканные вина, а каждый из гостей мог своим присутствием привнести нечто уникальное, неповторимое.
Питт тоже получил приглашение в Мелин как личность незаурядная. Тогда он занимал пост министра финансов. Его знакомые сомневались, что Себастьян Мелинкорт понравится молодому политику, но у них оказалось много общего. Результатом того визита и стало нынешнее пребывание Мелинкорта во Франции со столь щекотливым поручением.
Премьер-министр вручил герцогу весьма обширный план действий.
– Мне кажется, – сказал ему Питт, – что ваши сообщения будут более объективными, так как вы понятия не имеете об интригах, которые отнимают так много времени у нас, министров.
Все это убедительно звучало на Даунинг-стрит, но сейчас герцог понятия не имел, как добыть нужную Питту информацию. О политике Франции Мелинкорт имел весьма смутное представление.
И все-таки Мелинкорт был полон решимости добиться успеха, потому что вдруг почувствовал, что способен еще на что-то важное для страны, частичкой которой ощущал себя и которую очень любил.
Захромавшую лошадь заменили, и герцог направился к карете, мимоходом заметив неподалеку какую-то высокую стену, которая мрачно темнела на фоне ночного неба, освещенная луной. Над нею поднимались островерхие крыши. Похоже, это был еще один монастырь.
– До Шантийи осталось всего пять миль. Там мы заночуем, ваша светлость, и попытаемся найти кузнеца: подкова разболталась, – сказал форейтор.
Герцог кивнул и поднялся в карету.
Дверцу закрыли, карета тронулась. Мелинкорт откинулся на атласные подушки. Путешествие утомило его. Он предпочитал ездить верхом, но в Париж требовалось прибыть в соответствии с его положением посланца дружественной страны.
Мелинкорт отправил вперед своего кузена Гуго Уолтема, чтобы подыскать и подготовить особняк, где они остановятся. А уж Гуго позаботится о том, чтобы весь Париж знал о выдающемся человеке, который намерен нанести визит столице Франции.
Герцог зевнул. Слава Богу, завтра к вечеру они будут в Париже. И вдруг он ощутил, что не один в карете. Невольно напрягшись каждым мускулом, герцог нащупал в кармане пистолет. Свеча в серебряном плафоне отбрасывала тень на атласные подушки сиденья. На полу лежали пледы, и ему показалось, что под ними кто-то пошевелился. Герцог направил на пледы пистолет и схватил неизвестного.
– Кто вы? Что вы здесь делаете? – И застыл от неожиданности: огромные испуганные глаза смотрели на него с бледного личика, обрамленного блестящими волосами цвета темной меди.
– Кто вы? – немного мягче повторил вопрос герцог.
– Простите, месье! Простите. Я надеялась, что вы не заметите меня. Я только хотела доехать с вами до Шантийи.
– Как вы узнали, куда я направляюсь?
– Я слышала, как ваши слуги говорили об этом. Пока они возились с захромавшей лошадью, я проскользнула в карету.
Нежданная гостья говорила мягко, негромко и абсолютно правильно. Герцог отпустил ее плечо и с улыбкой указал ей место рядом с собой.
Девушка грациозно опустилась на сиденье.
Она оказалась очень юной и красивой. Правильные тонкие черты лица и длинные изящные пальцы говорили об аристократическом происхождении, а манеры – о прекрасном воспитании.
– Буду польщен, если смогу чем-нибудь вам помочь, мадемуазель, – учтиво произнес герцог. – Если вам нужно попасть в Шантийи, моя карета к вашим услугам.
Щеки девушки вспыхнули, а на губах промелькнула улыбка.
– Мерси, месье, вы очень добры. Но вы, вероятно, полагаете, что я немного... немного... нарушаю условности.
– Не мое дело судить, почему вы избрали такой способ путешествия, хотя, признаюсь, я заинтригован.
– Пожалуй, я должна объяснить, – тихо произнесла незнакомка. – Я сбежала из монастыря.
– Вы полагаете, вас будут преследовать?
– Думаю, да, – спокойно ответила девушка.
– Вероятно, нам следует представиться друг другу, мадемуазель. Я герцог Мелинкорт, к вашим услугам.
– Очень приятно, месье. А я Эме.
– Красивое имя, – отозвался герцог. – Это все, что вы намерены мне сообщить?
– Это все, что мне известно. Я знаю только имя. Меня оставили на ступеньках монастыря, когда я была совсем крошкой. Моя мать приколола к рубашечке записку: «Мою дочь крестили именем Эме. Отдавая ее Господу, я отдаю всю свою любовь и последнюю надежду небесному властителю».
Девушка всхлипнула, чем очень тронула герцога.
– Вы провели всю свою жизнь в монастыре? – спросил он, помолчав.
– Да. Я прожила там всю свою жизнь.
– Вы были там несчастливы?
– Очень счастлива. Но сегодня произошло кое-что, что и заставило меня сбежать.
– Я бы хотел узнать, конечно, что вынудило вас принять столь отчаянное решение, но если вы не хотите говорить об этом – не надо.
– О месье, мне так легко разговаривать с вами. Даже не знаю почему. Ведь я никогда прежде не бывала наедине с мужчиной. В монастыре мы видели только священников и отцов послушниц, которые заезжали навестить своих дочерей.
– Так в монастыре есть и другие молодые девушки?
– О да. Сейчас там еще шесть девушек моего возраста. А монахини – очень добрые и милые. Я их очень люблю. Но сегодня я очень-очень рассердилась. Наверное, это большой грех – так гневаться, но я и сейчас считаю, что права. Уверена, вы согласитесь со мной. Ведь вы англичанин.
– Как вы узнали?
– Я слышала, как ваши слуги говорили: «Эти французы меня раздражают», – произнесла девушка по-английски не без иронии.
– Так вы говорите на моем родном языке?
– Да, а еще на итальянском, немецком и испанском. Но английский казался мне самым легким.
– Вы очень хорошо говорите!
– Мерси, месье. Меня учила сестра Маргарет, она сама англичанка.
– Вы так и не сказали, почему сбежали.
– Я собиралась, но вы перебили меня.
– Прошу меня простить, – произнес герцог с улыбкой.
– Ничего, – абсолютно серьезно ответила девушка. – Вы должны понять, месье, что я провела в монастыре семнадцать лет и всегда считала его своим домом. Большинство послушниц покидали монастырь, когда оканчивали курс обучения, кроме одной или двух девушек, которые решили постричься в монахини. Но по правилам окончательное решение можно принять, только когда исполняется восемнадцать лет. Ведь это очень серьезный шаг – посвятить себя Богу. Мне оставалось три месяца до восемнадцатилетия, и я все время думала, что делать дальше. Монахини и моя духовная наставница были единодушны: «Подожди, Эме, если ты нужна Господу, он подаст знак». Я молилась и ждала. А сегодня вдруг меня позвали к настоятельнице. Там были еще два незнакомых мне священника, и один из них, который показался мне ужасно суровым, сказал, что сам кардинал желает, чтобы я принесла обет немедленно. Я была изумлена, но моя нерешительность, похоже, раздражила их. Мне показалось, что я получила приказ, которого не смею ослушаться.
– И вы убежали!
– Ну да! Даже не знаю, как я посмела сделать это.
– А вам известно, какой кардинал распорядился вашей судьбой?
– Ну конечно. Кардинал де Роан – принц Луи де Роан.
– Вы когда-нибудь встречались с ним?
– Нет, никогда. Но наш духовник бывает у него время от времени.
– Полагаете, он говорил о вас с кардиналом?
– Вполне возможно, но отец Пьер всегда внушал мне, что необходимо твердо увериться в своем желании совершить такой ответственный шаг.
– Все это кажется весьма странным, – задумчиво проговорил герцог.
– Сейчас я точно знаю, что хочу посмотреть большой мир, пожить, как обычный человек. А потом, если я все-таки решу, что монашество – моя стезя, я вернусь в монастырь.
– Но вас будут искать, далеко вам не уйти!
– Меня не поймают! – воскликнула Эме. – Если вы довезете меня до Шантийи, там я, возможно, найду кого-нибудь, кто едет в Париж, Реймс или Орлеан. Не важно, в какой именно город.
– Милое дитя, вы не можете путешествовать таким образом, вы слишком красивы.
– Красива? Я красива? В самом деле? – переспросила Эме. – Нам не полагается думать о внешности. Правда, девочки говорили, что у меня опасный цвет волос.
– В большом мире внешность имеет большое значение для женщины. Неужели вы настолько наивны, что не знаете такой простой вещи: если женщина привлекательна, она будит желание в мужчинах.
– Я не стану никого слушать. Но если они будут назойливы, то... У меня есть кинжал, и я буду всегда носить его с собой на случай, если кто-нибудь посмеет оскорбить меня. Раньше кинжал принадлежал одной итальянке. Это старинное семейное оружие. Случалось, что им убивали. Сначала я не хотела его брать, но им было удобно обрезать нитки при вышивании. Зато теперь я смогу за себя постоять. Меня беспокоит только отсутствие одежды. У меня есть только то, что на мне надето: светлая ряса послушницы и темная накидка, которую мы надеваем, если очень холодно. Больше я ничего не успела взять с собой.
– Вы хотите сказать, что решились на это невероятное бегство, только увидев мою карету? – изумленно спросил герцог.
– Ах, как трудно все это объяснить! В монастырском саду растет груша. Иногда мы забирались на нее, чтобы посмотреть, что происходит за стенами обители. И вот я выскользнула в сад, влезла на грушу и увидела вашу карету. Не знаю, что подтолкнуло меня – сама судьба или дьявол, – но я перебралась через стену и подкралась поближе, чтобы слышать, о чем говорят слуги. Никто не заметил меня, а дверца была открыта. Я и сама не поверила бы, что способна на такое, пока не зарылась в груду пледов.
– Очевидно, вы весьма импульсивная леди, – сказал герцог. – С трудом представляю, что будет с вами дальше.
– Я все время думаю об этом. Все очень просто. Я буду повсюду следовать за вами, и это обеспечит мне полную безопасность.
– Невозможно. Я еду в Париж.
– О! Я так давно хочу увидеть Париж! Я не доставлю вам хлопот!
– Послушайте, – строго оборвал ее герцог, – я с удовольствием подвезу вас в Шантийи. Если вы сразу исчезнете, я клянусь, что заявлю перед кем угодно, что никогда не видел вас. И я дам вам денег на одежду. Вы сможете наслаждаться свободой, пока вас не найдут и не вернут в монастырь либо вы сами не решите туда вернуться. Но в Шантийи мы расстанемся, хотя я буду сожалеть о том, что так и не узнаю, что с вами сталось. Вряд ли я могу явиться в Париж со сбежавшей монашкой. Меня, пожалуй, обвинят в совращении. Будет серьезный скандал.
– Но я не монашка. Да и не обязательно всем знать, кто я. Я могу быть вашей служанкой.
– Со мной только слуги-мужчины. Служанок наймут, когда я приеду в Париж.
– Тогда я буду вашим пажом! Разве герцогу не положено иметь пажа?
– У меня уже есть паж, – резко ответил герцог. – В Шантийи вы увидите его, это мой кузен. Во время путешествия через пролив он неимоверно страдал от морской болезни и до сих пор еще неважно себя чувствует.
– Значит, его нужно отправить домой, а пажом стану я, – решительно объявила Эме.
– Послушайте, дитя, – стараясь быть терпеливым, проговорил герцог, – вся ваша затея с начала до конца авантюрна. Чувствую, что стены монастыря тесны для вашего воображения, но это не имеет отношения ко мне. Я помогу вам, насколько это возможно, но ни под каким видом не возьму вас с собой в Париж. Это вам ясно?
– Месье, вы не можете быть так бессердечны! Пожалуйста, помогите мне, – умоляла девушка, – прошу вас!
– Я не могу. Поймите, это абсолютно невозможно.
– Но почему? Обещаю, я буду делать все, что вы скажете, только не покидайте меня в Шантийи. Умоляю, позвольте мне остаться!
Герцог молчал.
– Я не знала, что мужчины так жестоки и неумолимы. Сначала кардинал и те два священника, что распорядились моей судьбой... Ненавижу... ненавижу!.. А теперь – вы! Я думала, вы такой сильный... вы... вы можете... защитить слабых. А еще вы мне показались очень красивым.
Неожиданно герцог рассмеялся. Совсем юная девушка, почти ребенок, льстит ему и умоляет о спасении, держит его за руку! Да, о таком он не помышлял даже в самых дерзких мечтах.
Мелинкорт вспомнил, что ему доводилось встречаться с кардиналом де Роаном.
Это было в опере. Кардинал сидел в ложе напротив Мелинкорта. Кардинальская сутана очень шла де Роану, одному из первых красавцев Франции. Однако в его распутных глазах и остроумно-язвительных речах не было никакой святости.
Герцогу рассказывали, что вместе с кардиналом под видом аббатисы всегда путешествует его любовница.
Ему тогда не понравился князь Луи де Роан. Было в нем что-то чувственно-похотливое. И его порочность не скрывали ни кардинальские одежды, ни напускное благочестие.
Эме – наивное дитя – решилась противопоставить себя столь влиятельной фигуре!
Герцог усмехнулся. Они уже подъезжали к Шантийи. Показались крыши домов. Копыта лошадей стучали по мощенной камнем дороге.
Принимать решение нужно было сейчас! Немедленно!
– Пожалуйста, помогите мне! Возьмите меня с собой. Только вы можете спасти меня! – продолжала умолять Эме.
Карета медленно катилась по дороге. Впереди виднелась гостиница. В дюжине окон горел свет, а хозяин уже вышел встречать знатного гостя.
– Хорошо, – сухо и отрывисто произнес герцог. — Я возьму вас с собой.
2
Герцог заканчивал завтрак.
Кухня в гостинице оказалась великолепной. Омлет, отбивная из только что забитого ягненка, вина из местного погреба. А хорошая еда была для Мелинкорта одним из наслаждений.
Герцог поставил бокал с вином на стол. Пора было собираться и ехать дальше. Впереди ждал Париж. Вставая из-за стола, он услышал стук в дверь.
– Войдите, – произнес он.
Дверь медленно открылась, и на пороге появилась Эме, затворив за собой дверь.
Герцог взглянул на девушку и понял, что не ошибся: она была настоящая красавица.
Ее волосы редкого темно-медного оттенка, как у венецианки, заставляли вспомнить полотна старых мастеров. Большие глаза, прозрачно-голубые, как небо Англии летом, оттенялись длинными темными ресницами. Маленький носик – прямой и изящный. Мягкие губы красиво очерчены. Девушка мило и застенчиво улыбалась, с трудом сдерживая волнение и радость, переполнявшие ее.
Она нетерпеливо заглядывала в глаза герцогу. Мелинкорт внимательно оглядел ее.
Волосы Эме были зачесаны назад и завязаны бантом. На ней был черный бархатный костюм пажа, на шее повязан кружевной галстук. Камзол с серебряными пуговицами застегнут снизу доверху, узкие панталоны у колен перехвачены сверкающими пряжками. Такие же пряжки украшали начищенные до блеска туфли.
– Ну, как вы думаете, все в порядке? – с волнением спросила Эме, не в силах больше вынести молчание герцога. – Это не самый лучший костюм Адриана. Я выбрала его для поездки в Париж. Думаю, он больше подходит мне, чем тот, что для торжественных случаев.
– Разве Адриан уехал?
– Да, час назад. Как сказал ваш камердинер, он был очень рад возвращению домой.
– И он не видел вас?
– Нет, конечно! Меня никто не видел, кроме вашего камердинера, а он мне понравился. Мне показалось, ему можно доверять.
– Долтон служит у меня уже много-много лет. В его преданности можно не сомневаться.
– Да, он не выдаст меня. Но что вы, месье, думаете обо мне?
Герцог улыбнулся.
– Из вас получился очаровательный паж. Вы это хотели услышать?
– Нет! Нет! – нетерпеливо возразила Эме. — Я хочу знать, похожа ли я на пажа. Примут ли меня за вашего пятнадцатилетнего кузена Адриана?
– Ну что ж, давайте поговорим о вас. Вы теперь мой паж и должны вести себя, как подобает пажу, иначе мы оба не доживем до старости.
– Объясните, что я должна делать.
Эме подошла к столу и села рядом с герцогом.
– Во-первых, – строго заметил он, – вы не должны садиться в моем присутствии без разрешения; вы не должны заговаривать первой. Если я обращаюсь к вам, вы должны отвечать, добавляя «ваша светлость».
– Хорошо, я все запомню.
– Вы должны все время помнить, что вы англичанин. Будьте осторожны: француз не заметит мелких оговорок и акцент, но любой англичанин услышит это сразу. И лучше бы вам как следует припудрить волосы. Рыжие волосы и голубые глаза – эти приметы сообщат всем, если будут искать вас. Такое редкое сочетание очень заметно.
– Ну конечно! – воскликнула Эме. – Как я сама не додумалась. Сейчас побегу наверх и попрошу Долтона помочь мне.
– Мы уезжаем через четверть часа. Чем скорее уедем, тем лучше.
Эме вскочила со стула, но вдруг остановилась:
– Ведь вы не уедете без меня, ваша светлость?
– Я же дал слово взять вас с собой в Париж, – заверил Мелинкорт.
– Простите, месье, – тихо сказала Эме. – Сама не знаю, почему задала этот глупый вопрос. Иногда мне кажется, что я грежу. Еще вчера я была в монастыре, а сегодня – с вами, и все совсем по-другому.
– Полагаю, вчера вы находились в более подходящем для вас месте, – сухо заметил герцог.
– Нет, вовсе нет, – возразила Эме. – Никто не имеет права распоряжаться судьбой другого человека.
Она стояла, подняв голову, и в ее манере держаться и говорить было сейчас столько надменности и гордости, что герцог невольно улыбнулся. Эме, несомненно, происходила из знатного рода.
Почувствовав, что теряет драгоценное время, Эме бросилась наверх. Герцог еще несколько секунд смотрел ей вслед.
В минуты покоя лицо его делалось угрюмым. Годы, проведенные в поисках удовольствий, наложили на него свой отпечаток: темные круги под глазами, глубокие морщины, циничный взгляд серо-стальных глаз, презрительный изгиб губ.
В дверь снова постучали, и на пороге возник добродушный толстяк-хозяин гостиницы, пожилой, абсолютно лысый человек. Сейчас толстяк казался явно озабоченным. Комкая фартук в пухлых руках, он подошел поближе к герцогу и заговорил почти шепотом:
– Два джентльмена хотят видеть вашу светлость. Они настаивают на аудиенции, хотя я сказал им, что вы собираетесь вот-вот отбыть.
– Кто они?
– Один из них – священник, ваша светлость, а на другом – мундир кардинальской гвардии. Они спрашивают о некоей особе, сбежавшей из монастыря де ла Круа в Сент-Бени, ваша светлость. Это в пяти милях отсюда по дороге, которой вы ехали вчера вечером.
– И почему эти двое вообразили, что я могу что-то знать об этом?
Хозяин гостиницы снова оглянулся через плечо.
– Они подробно расспрашивали о том, кто прибыл с вашей светлостью вчера. Я сказал, что вы приехали один, а ваши слуги подоспели через час.
– Вы правильно поступили, сказав так, – одобрил герцог. – А вашим людям можно доверять?
– Несомненно, ваша светлость. В доме работают только члены моей семьи. А на конюшне два конюха – местные мальчишки из деревни. Могу поклясться, они ничего не видели, ваша светлость.
– Хорошо. А этим джентльменам известно, что одна из моих карет уже уехала сегодня утром?
– Они видели, как карета выезжала, ваша светлость. Они как раз были во дворе в это время.
– Что ж, можете пригласить гостей.
На секунду хозяин застыл на месте как вкопанный, глядя герцогу в глаза, а потом снова суетливо затеребил фартук.
– Ваша светлость, могу ли я быть уверен, что со мной ничего не случится? Я бедный человек, а кардинал так могуществен.
– С вами не случится ничего плохого, пока будете держать язык за зубами. Вы сказали этим господам, что я приехал один. Я заверю их, что вы сказали правду. А теперь ведите их сюда.
– Да, ваша светлость. Сию минуту, ваша светлость.
Толстяк поспешил к двери, но, открыв ее, издал возглас изумления: господа, о которых шла речь, уже ждали под дверью гостиной. Однако герцог усомнился в том, что они могли что-нибудь услышать: дверь была очень массивной и плотно закрывалась.
Первым в комнату вошел священник, высокий, невероятно худой человек с пронзительным взглядом. За ним последовал молодой человек в великолепно сшитом и богато украшенном мундире кардинальской гвардии.
Герцог легким наклоном головы ответил на их поклоны.
– Вы хотели видеть меня, джентльмены?
– Вы герцог Мелинкорт? – спросил священник.
– Да, это я.
– Я отец Андре, а это – капитан Тев гвардии его высокопреосвященства кардинала де Роана.
– У вас ко мне дело, господа? Я спешу в Париж. Лошади уже запряжены.
– О, мы не задержим вас, ваша светлость. Вы прибыли вчера вечером?
– Именно так.
– В пяти милях отсюда вы проезжали монастырь де ла Круа. Это в двух километрах от деревушки Сент-Бени.
– В самом деле? Боюсь, я не очень знаком с расположением деревень по этой дороге, да и монастырей тоже.
– Не заметили ли вы чего-нибудь необычного на дороге? Никто не просил вас подвезти?
– Нет. – Герцог почти не скрывал своего раздражения.
– Мы только просим вас помочь, ваша светлость!
– Ах вот как! До сих пор вы не упоминали о том, что просите помощи.
– Просто вчера на той дороге особа, которую мы ищем, могла просить подвезти ее или спросить у вас дорогу.
– Я езжу с такой скоростью, что нелегко остановить карету по первому требованию кого бы то ни было из прохожих.
– Да-да, конечно, – согласился священник. – Но вы могли заметить что-то необычное. Вы не останавливались в окрестностях Сент-Бени?
Герцог медленно достал табакерку.
– Вы упомянули Сент-Бени, – сказал он. – Возможно, именно там я вынужден был остановиться, чтобы поменять лошадей. Было уже темно, время шло к ужину, и я был не слишком-то внимателен к окружающему. Хотелось тронуться в путь как можно скорее.
– А пока вы ждали, когда перепрягут лошадей, вы не видели на дороге леди? – подал голос капитан.
– Леди! Какую леди?
Капитан и священник переглянулись.
– Монахиню.
– Монахиню? Нет, я абсолютно уверен, что обратил бы внимание на монахиню на дороге в столь поздний час.
Капитан и священник переглянулись.
– Раз вы никого не видели, – сказал священник, нет необходимости дольше беспокоить вас, ваша светлость. Сожалеем, если наши вопросы показались вам дерзкими или неуместными. Мы выполняем приказ самого кардинала.
– Сожалею, что не могу ничем помочь, – пожал плечами герцог.
Священник уже дошел до двери, но внезапно обернулся.
– Из разговора с хозяином гостиницы я понял, что один из ваших пажей отправился обратно в Англию сегодня утром. Для этого была какая-то особая причина?
– Он заболел. Мой дворецкий просил разрешения отправить мальчика домой. Это ужасно неудобно, потому что я привык держать подле себя двух пажей. А теперь у меня остался только один.
– Сожалеем, ваша светлость, – учтиво произнес священник.
Он поклонился, и дверь за ним и капитаном закрылась. Секунду герцог не двигался с места. Затем быстро спрятал табакерку и подошел к окну.
Священник в темной сутане и широкополой шляпе и капитан, разряженный, как петух, прошли через двор. Послышалось цоканье копыт, и на дорогу выехали шесть гвардейцев кардинала во главе с капитаном. Итак, семеро мужчин отправлены на поиски юной девушки!
Тихий голос прервал размышления герцога:
– Что они сказали? Что они хотели?
Эме с волосами, умело припудренными ловкими руками Долтона, выглядела еще привлекательнее, если только это было возможно. Кожа девушки казалась совсем прозрачной, а глаза сияли еще ярче.
– Уезжаем немедленно, – резко ответил герцог, взглянув на нее. – Нет времени на разговоры. Карета готова?
– Да, все готово, – тихо произнесла Эме. – Багаж уже внизу, и счет оплачен. Хозяин все время улыбается и беспрерывно кланяется.
– Идем сейчас же, – повторил герцог, набрасывая на плечи плащ. – Вы должны подавать мне шляпу и перчатки. Когда выйдем во двор, не забудьте помочь мне сесть в карету. Мало ли кто может наблюдать за нами.
Карета стояла у главного входа в гостиницу. Слуга в голубой с серебром ливрее придерживал открытую дверцу. Эме остановилась у кареты и подала руку герцогу. Он, слегка коснувшись ее пальцев, быстро и с достоинством поднялся по крытым ковром ступенькам, удобно расположился на мягком сиденье по ходу движения, слуга прикрыл ему колени пледом. Только после этого Эме тоже поднялась по ступенькам. Герцог взглядом указал ей место напротив. Дверцу закрыли, карета тронулась.
Выглянув из окна, герцог успел заметить у дверей конюшни в тени человека в черном плаще и широкополой шляпе. Значит, священник остался наблюдать за их отъездом. Он придирчиво осмотрел Эме.
Конечно, теперь она походила на миловидного юношу, но все-таки, пока она не побывает на каком-нибудь приеме, где никто не заподозрит, что это вовсе не паж, герцог не мог быть спокоен. Одежда Адриана Корта прекрасно подошла девушке и чуть расширила ее плечи, что выглядело очень естественно. Однако для мальчика пятнадцати лет она была слишком очаровательна, и герцог не сомневался, что впереди их ждет много опасностей.
Но ему очень хотелось перехитрить мнимого святошу. Впервые в жизни герцог Мелинкорт оказался в роли преследуемого.
– Расскажите, о чем вы говорили с теми людьми, месье, – попросила Эме, как только они покинули пределы Шантийи и покатили по дороге, к которой с обеих сторон подступал густой лес.
Герцог пересказал девушке весь разговор.
– Это был тот же священник, что приходил в монастырь. А человека в пурпурном мундире я никогда не видела прежде.
– Это капитан гвардии кардинала, – пояснил герцог.
– Значит, кардиналу известно о моем побеге! Но откуда?
– Понятия не имею. Должно быть, ему послали письмо еще прошлой ночью. Интересно, когда в монастыре обнаружили, что вы сбежали?
– Я надеялась, что это произойдет не раньше сегодняшнего утра. Конечно, в келью всегда может заглянуть наставница. Судя по всему, так и было. Сестра Мари очень милая, но уже довольно пожилая и нервная. Прошлой ночью она, наверное, приходила посмотреть, сплю ли я. Возможно, преподобная матушка попросила ее сделать это, так как подумала, что визит чужих священников взволновал меня.
– А когда она обнаружила, что вас нет, что она сделала бы?
– Сестра Мари сразу сообщила бы преподобной матушке-настоятельнице, и все начали бы искать меня. Искали бы в спальнях, в капелле, в саду.
– А не найдя, тут же сообщили бы кардиналу?
– Вот этого я не понимаю. Это не похоже на преподобную матушку. О! – неожиданно воскликнула Эме. – Какая же я глупая! Священники остановились на ночлег в доме отца Пьера. Так бывает всегда, когда в монастырь приезжают, например, на Рождество или на Великий пост.
– Теперь все ясно, – сказал герцог. – Преподобная матушка сообщила прибывшим отцам о вашем исчезновении. Тут же отправили нарочного к кардиналу, а кардинал прислал гвардейцев, чтобы помочь в розыске.
– Никак не пойму, почему вокруг меня столько шума?
– Это нам предстоит выяснить, – отозвался герцог. – Тогда мы и узнаем, кто вы и почему сам кардинал так печется о вашем будущем.
Эме вздохнула:
– Как вы думаете, тот священник и капитан что-нибудь заподозрили?
– Пока нельзя сказать с уверенностью.
– Вы, конечно, сумели развеять их подозрения, – не скрывая обожания, произнесла Эме. – Вы так умны по сравнению с ними.
– Надеюсь, – сухо подтвердил герцог. – Но у меня нет опыта в подобных делах.
– Поэтому я и уверена, что никто не заподозрит вас. Никому и в голову не придет, что вы дружески отнеслись к абсолютно незнакомой девушке без гроша в кармане. С какой стати вам возиться со мной?
Глаза Эме были так наивны и чисты. Герцог на секунду задержал на ней взгляд и быстро отвернулся.
