Текст книги "Люби меня вечно"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
– Мне не нравится, когда сильный вмешивается и корежит судьбу слабого и беззащитного.
– Ну конечно. Именно так вы и должны были рассуждать. До Парижа осталось совсем немного. А там мы отправимся в ваш дом. Какой он? Расскажите мне.
– О доме мне известно столько же, сколько и вам. Я отправил кузена Гуго Уолтема, чтобы он все подготовил к моему приезду. Можете не сомневаться, он сумеет выбрать подходящее место для английского герцога, который ищет удовольствий и развлечений.
– Вы за этим едете в Париж?
– Да, конечно. Война окончена, и я желаю повеселиться в самой чудесной столице Европы. Хочу увидеть красивейших женщин, о которых столько слышал.
– И это вам нужно для счастья? – очень тихо спросила Эме.
– Я так не говорил. Я только сказал, что это развлечет меня.
– О! – Последовала небольшая пауза, а затем Эме тихонько произнесла: – Было бы хорошо и мне снова стать женщиной, когда мы приедем в Париж.
– Вам уже надоел мужской костюм?
– Не в этом дело. Но мне бы очень хотелось быть красивой. Я еще никогда в жизни не носила красивых платьев.
– Посмотрим, что тут можно сделать, – сказал герцог.
Эме резко повернулась и заглянула ему в лицо.
– Вы купите мне красивые платья, и вам будет приятно смотреть на меня?
– Я ничего не обещаю, – холодно ответил герцог. — Я вовсе не хотел ввязываться в вашу авантюру. У меня есть и другие дела. Мне никак нельзя ссориться с кардиналом в данный момент. Мы должны быть очень осмотрительны.
Эме вся сжалась и немного отодвинулась от него, а затем вдруг, всхлипнув, заявила:
– Если вы в самом деле думаете, что я причиню вам неприятности, я уйду. Высадите меня в предместье Парижа. Я сама о себе позабочусь. Ведь именно это я и намеревалась сделать, покидая монастырь. Вы были так добры ко мне! Большего я не могу требовать.
– Не будьте смешны, дитя, – воскликнул герцог, но замолчал, увидев, что девушка плачет.
Крупными блестящими бусинами слезы катились по щекам Эме. Личико ее как-то сразу осунулось и побледнело.
– Вы не должны уходить от меня, – произнес герцог.
– Вы действительно так думаете?
Улыбка Эме была похожа на солнечный луч, который прорезал апрельское ненастье.
– Я всегда говорю то, что думаю.
– Спасибо, спасибо, месье! Как чудесно!
Эме наклонилась и неожиданно поцеловала руку Мелинкорта. На миг он застыл, но потом убрал руку и положил ее на плечо девушки.
– Вы напрасно расстроились, – проговорил он.
Эме снова всхлипнула.
– Мне показалось, что я потеряла вас, – пробормотала она.
– Полагаю, в данный момент нам будет очень трудно потерять друг друга, – заметил герцог с циничной улыбкой.
Карета вдруг резко остановилась, ее окружили всадники, слышны были резко отдаваемые приказания. Потом дверца кареты распахнулась.
– Что значит это вторжение? – спросил герцог.
Незнакомец снял шляпу. С чувством облегчения герцог отметил, что на нем был мундир не кардинальской гвардии, а другой – красно-бело-синий с тремя лилиями, вышитыми на груди.
– Прошу прощения, месье, – произнес незнакомец. – Мой господин приглашает вашу светлость к себе. Он не успел отправить вам письмо в гостиницу. Его замок недалеко отсюда. Он просит вас позволить ему оказать вам гостеприимство.
– Кто ваш господин? – спросил герцог.
– Мне приказано молчать, пока вы не встретитесь лично.
– Я не могу принять приглашение неизвестного лица. Передайте мои извинения и скажите, что неотложные дела требуют моего присутствия в Париже.
– Сожалею, ваша светлость, но мой господин дал абсолютно точные указания. Мы здесь, чтобы сопроводить вас в замок.
Карету окружали около тридцати вооруженных пистолетами человек на хороших лошадях.
Герцог понял, что сопротивляться бесполезно. Его сопровождали всего девять человек. Оставалось принять навязчивое предложение.
– Сопровождайте меня к замку своего господина, – распорядился он.
Человек в красно-бело-синем мундире поклонился и закрыл дверцу кареты, вскочил в седло и отдал приказ остальным. Карета тронулась в окружении вооруженного эскорта. Эме крепко сжала руку герцога и прошептала:
– Я так боюсь. Неужели это все из-за меня?
– Не знаю, – мрачно ответил герцог.
Дрожащие пальчики Эме лежали в ладони Мелинкорта.
– Это все из-за меня, – горестно повторила она. – Вам нужно было сразу прогнать меня.
– А вы бы ушли? – спросил герцог, и девушка с удивлением увидела, что он улыбается. – Да, это самое настоящее приключение, Эме. И, черт подери, меня все это даже забавляет, – беззаботно рассмеялся герцог.
3
Замок с трех сторон был окружен дремучим лесом. Его башенки и башни отражались в зеркальной глади искусственного озера.
Через озеро были перекинуты несколько мостов, конструкция которых создавала иллюзию необыкновенной легкости. Однако охрана у ворот была вооружена мушкетами и пистолетами.
– Будьте очень осторожны. Старайтесь оставаться в тени. Держитесь рядом со мной во время приема. Говорите как можно меньше, пока я лично не обращусь к вам, – предупредил герцог Эме, а потом спросил: – Вам страшно?
Девушка гордо вскинула голову.
– Я ничего не боюсь, пока я с вами, месье.
Больше разговаривать им было некогда. От главного входа отошел стражник, открыл дверцу кареты, и герцог вышел. Не глядя по сторонам, он с большим достоинством поднялся по каменной лестнице и вошел в замок.
Дворецкий, возглавлявший целый отряд лакеев в красно-бело-синих ливреях, поклонился гостю и повел его по длинному коридору, стены которого были увешаны полотнами знаменитых мастеров. Повсюду виднелись роскошные гобелены и ковры, в больших вазах стояли гвоздики и белые лилии, наполняя воздух чудесным благоуханием.
Дворецкий прошел через обширный холл и распахнул массивные двери, отделанные красным деревом.
– Его светлость герцог Мелинкорт, – громко объявил он.
Герцог окинул быстрым взглядом залитый солнцем салон. В лучах света сверкали хрустальные люстры, зеркала в золоченых рамах. Повсюду – парча и бархат.
У открытого окна стояла группа людей. Высокий представительный человек в великолепно сшитом модном костюме отделился от нее. На его полном добродушном лице сияла улыбка, но в ней чувствовалось нечто злобное.
– Мой дорогой Мелинкорт! Какая радость!
– Шартр! – воскликнул герцог.
– Так вы помните меня?
– Конечно! Я не забыл великолепный ужин, который вы устроили для меня и моих друзей в Париже пять лет назад.
– Мой дорогой друг, то была безделица. Но как приятно снова повидать вас. Я просто не мог позволить вам миновать мой замок.
– Приглашение было весьма экстравагантным, – заметил Мелинкорт, пытаясь понять, что на самом деле кроется за преувеличенным дружелюбием герцога де Шартра.
Хозяин весьма церемонно представил двух кавалеров и трех прелестнейших молодых дам. Последовал вежливый обмен любезностями. На серебряных подносах принесли бокалы с вином.
Филипп де Шартр, наследник герцога Орлеанского, действительно был не из тех, кого легко забывают. Даже пять лет назад он был опасен.
В его жилах текла королевская кровь. Он происходил из такого же древнего рода, как Людовик XVI. Богатый, могущественный и честолюбивый, он, не колеблясь, противостоял королю во французском парламенте и, естественно, стал лидером всех недовольных королем.
Однако вся его злоба и ненависть были направлены против одной особы – королевы.
Все противники правительства Франции и династии Бурбонов, все, кто хотел свергнуть существующий режим, объединялись под знаменем де Шартра, но для него самого самой главной была битва с Марией Антуанеттой.
Однажды королева глубоко оскорбила невероятно тщеславного де Шартра, воспрепятствовав назначению его на пост Верховного адмирала Франции. С тех пор Пале-Рояль стал местом, где Шартр привечал всех разочарованных и отчаявшихся.
Там собирались либералы, конституционалисты, вольтерьянцы, масоны, а также люди, стесненные в средствах: разорившиеся аристократы, безработные адвокаты, демагоги от журналистики. Никто из них не призывал к прямому свержению трона, но каждый по-своему был против короля, а главное – против королевы!
Хотя Мелинкорт не обращал внимания на эту деятельность де Шартра, дружба с ним казалась герцогу нежелательной.
Потягивая вино, Мелинкорт ни на секунду не забывал об Эме. Она стояла чуть позади и старалась не привлекать к себе внимания. Де Шартр лишь мельком взглянул на пажа, а его друзья, пожалуй, и вовсе не заметили его присутствия.
Все смеялись и разговаривали. Но вот герцог решительно поставил бокал с недопитым вином на столик.
– Благодарю за прием, – сказал он, – но мне, извините, пора ехать. Я должен прибыть в Париж засветло.
Герцог де Шартр рассмеялся.
– Мой дорогой друг, но это невозможно. Мы собирались повеселиться, возможно, неделю. Ваш отъезд нарушит все мои планы.
– Искренне сожалею, но вынужден отказаться от такого заманчивого приглашения, – начал было герцог, но де Шартр нетерпеливым жестом остановил его.
– Нет-нет. Никаких отговорок. Всего пять-шесть дней, мой дорогой Мелинкорт, а потом вы продолжите путешествие.
С того самого момента, как его карету остановили на дороге, Мелинкорт понимал, что стал пленником, и теперь старался понять почему. Но тут одна из дам подняла бокал и сказала с кокетливой улыбкой:
– За герцога, нашего гостя из Англии. Для нас это приятное приобретение, а Парижу придется подождать.
Теперь герцогу все стало ясно. Это был еще один способ унизить королеву. Ведь всякая знатная особа, прибыв во Францию, первым делом наносит визит в Версаль. Гуго Уолтем сообщит послу Великобритании о намерении герцога, посол шепнет Людовику и Марии Антуанетте, и, вне всяких сомнений, герцога по прибытии в Париж будет ждать приглашение ко двору.
Отложить визит в Версаль ради посещения замка заклятого врага королевы? Но и как неофициальное лицо герцог оставался во Франции представителем своей страны. Он оказался в достаточно двусмысленной ситуации. Но сейчас ничего не оставалось, как с достоинством принять ее.
– Вы должны увидеть мой сад с балкона, – говорил тем временем де Шартр. – Розы в этом году великолепны. А свое озеро я считаю шедевром ландшафтного дизайна.
Де Шартр провел гостя на балкон.
– Искренне сожалею, мой дорогой друг, что с вами нет камердинера. Вам будет прислуживать мой человек. Он генуэзец. Никто во Франции не умеет так ловко повязывать галстук, как он. Кроме того, он изобрел особую помаду для волос. Клянусь, это просто гениальная штука.
– Ваша доброта не знает границ, – сказал герцог.
Хозяин дома, похоже, проигнорировал сарказм.
* * *
Герцог и Эме, следовавшая за ним, как тень, поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Апартаменты, в которых они оказались, по всей видимости, находились в самой старой части замка: толстые стены, крохотные окошки, выходившие на озеро. Убежать отсюда было практически невозможно.
Сопровождавший герцога слуга спросил, не нужно ли чего господину, и, получив отрицательный ответ, удалился, поклонившись. Герцог приложил к губам палец, подавая Эме знак молчать. Подойдя к двери, он прислушался, желая удостовериться, что слуга действительно ушел.
– Говорите тихо и по-английски, – велел герцог Эме.
– Что все это значит? – спросила девушка. – Объясните, почему мы здесь и кто все эти люди?
Герцог молча сел в обитое бархатом кресло у камина.
– Все подстроено очень умно, – спокойно произнес он. – Одно могу утверждать с уверенностью, чтобы успокоить вас: вы здесь ни при чем.
– Тогда зачем нас привезли сюда?
– Чтобы оскорбить королеву. Де Шартр – враг Марии Антуанетты. Когда-то парижане обожали свою королеву. Но все переменилось. Мне рассказывали, что однажды толпа встретила ее враждебным молчанием. И повинен в этом один-единственный человек – герцог Филипп де Шартр.
– Но почему? – удивилась Эме.
– Он тщеславен, его трудно понять. В городе распространяются оскорбительные для королевы памфлеты. Их даже продают из-под полы в сомнительных книжных лавках. Ни для кого не секрет, что печатают их в Пале-Рояле, во дворце, который принадлежит де Шартру, либо в Люксембурге.
– Но... но дворянин никогда не опустится до подобной низости! – с жаром воскликнула Эме.
Герцог улыбнулся.
– Когда человека снедает ненависть, он способен на многое.
– Так же, как женщина, которая любит, – тихо произнесла девушка.
– Кто вам это сказал? – удивленно спросил герцог.
– Никто. Думаю, я сама всегда это знала.
Герцог пристально посмотрел на девушку и отошел к окну.
– Нам необходимо выбраться отсюда, но я не имею ни малейшего представления, как это сделать. Мы можем действовать только хитростью. Но я не намерен мириться с поражением.
– Я даже не могу представить, чтобы вы потерпели поражение, – поспешно заметила Эме.
Уголки рта герцога слегка дрогнули в улыбке.
– Вы слишком преувеличиваете мои способности. Я обычный человек и оказался в затруднительных обстоятельствах.
– И вы хотите, чтобы я поверила в это? Вы такой сильный и нисколько не похожи на других. Хозяина замка даже нельзя сравнивать с вами. Вы можете справиться с ним одной рукой.
– К сожалению, это исключительно интеллектуальный поединок, и де Шартр сейчас в более выгодном положении. Пока он неуязвим.
Девушка внимательно осмотрела покои. Окна гостиной и спальни герцога выходили на озеро. Отвесные стены без единого выступа. Дверь из гостиной вела в небольшую комнатку, видимо, предназначенную для нее.
Одно окно выходило в сад, но оно было забрано решеткой из прочных, закрепленных намертво, как в тюрьме, прутьев.
– А он не дурак, – коротко заметил герцог, когда Эме показала ему решетку. – Судя по всему, мы не первые, кого хозяин замка удерживает здесь силой, и, вероятно, не последние. Я предчувствую, что этот неуравновешенный испорченный человек замышляет нечто большее, чем унижение несчастной женщины.
Герцог вернулся в гостиную, оставив Эме одну в маленькой комнатке с зарешеченным окошком. Несколько секунд девушка стояла не шевелясь, глядя вслед герцогу, а затем приложила ладони к пылающим щекам. Здесь или в Париже – не имеет значения, думала она. Лишь бы быть всегда рядом с этим человеком, которого она встретила только вчера, но который так изменил ее жизнь.
Угрожала ли им опасность? Эме не знала. Этот незнакомый мир был выше ее понимания. Но теперь даже при мысли о необходимости снова спускаться вниз и встречаться с де Шартром Эме больше не чувствовала себя такой беспомощной.
Где бы она ни оказалась, ее понятия о нравственных ценностях не менялись. Она точно знала, что хорошо, а что – плохо, кому можно доверять, а кому – нет. Этому ее научили в монастыре.
Сейчас она думала, что ее первое впечатление при встрече с герцогом Мелинкортом навсегда сохранится в ее сердце. Она никогда не забудет правильные черты лица, упрямо сжатые губы, вопросительный взгляд умных серых глаз.
Этот сильный, ко всему готовый человек только слегка удивился, увидев девушку, и Эме с первой секунды почувствовала, что может доверять ему.
Когда она уговорила герцога взять ее с собой в Париж, ей стало казаться, что Мелинкорт, возможно, тот человек, что снился ей. Может быть, человек из снов уже стал частью ее жизни?
Эме медленно опустилась на колени у кровати, закрыла лицо руками и начала молиться с какой-то необъяснимой радостью.
Несколькими минутами позже в комнату вошел герцог. Погруженная в молитву, девушка даже не заметила появления своего покровителя. Он остановился в дверях и некоторое время наблюдал за нею, но затем все-таки заговорил:
– Эме, нам пора спускаться.
Девушка отняла ладони от лица и встала. На ее щеках алел румянец, а глаза блестели. Секунду Эме смотрела на герцога невидящим взглядом, потом вернулась к действительности.
– Я готова, – улыбнулась она. – Надеюсь, я не заставила вас слишком долго ждать?
– Нет, но нам пора спуститься в гостиную. Пусть они не думают, будто мы что-то замышляем. – Поколебавшись, герцог спросил: – Вы молились о себе или о том, чтобы нам выбраться отсюда?
– Я молилась о вас, месье. Я знаю, если вы хотите бежать, то непременно найдете способ, но Бог всегда отзывается на молитвы. Вы это знаете?
– Я ведь не молюсь, – ответил герцог.
– Не молитесь?! – с неподдельным изумлением воскликнула Эме. – Но почему? Впрочем, глупо и спрашивать. Вы не молитесь, потому что не осознаете силу молитвы.
– Вы уверены? – спросил герцог, неожиданно скривив губы.
– Абсолютно уверена, – пылко ответила девушка. – Но, возможно, дело в том, что я не знаю жизни вне стен монастыря. Вероятно, в миру молиться гораздо труднее.
– Да, – коротко согласился герцог и добавил, стыдясь своей неожиданной сентиментальности: – Молитесь и не слушайте никого.
– Я буду всегда молиться о вас, месье, – сказала Эме просто и искренне.
– Спасибо, – серьезно ответил герцог. – А теперь идемте вниз и посмотрим, услышал ли Бог ваши молитвы. Может, он подскажет нам выход?
Эме мягко улыбнулась в ответ и, держась на почтительном расстоянии, последовала за Мелинкортом в гостиную.
Трапеза была долгой и весьма изысканной. Роскошные блюда сменяли одно другое, а вина отличались тонким букетом. Затем все перешли на балкон, куда подали кофе и ликеры.
Герцог с удивлением отметил роскошь и помпезность обстановки. Все словно кричало о богатстве владельца замка.
Герцог, отдавая должное гастрономическим изыскам, думал о том, что главное, чем опасен де Шартр, это его непоколебимая уверенность в собственном всемогуществе.
Его отец, Филипп-старший, четвертый герцог, жил со своей любовницей в Баньоле. Философским беседам он предпочитал азартные игры, а любое серьезное занятие наводило на старика тоску. Его жена, урожденная Луиза Генриетта де Бурбон-Конте, умерла в двадцать три года – как говорили доктора, от чахотки, но все знали, что причиной была неумеренная странность ее натуры.
Филипп был плодом необузданной страсти своих родителей. Все мужчины в роду герцогов Орлеанских были поразительно похожи: мощная комплекция, чрезмерно бурный темперамент в любовных утехах, пристрастие к войне и удовольствиям, невоздержанность во всем, склонность к подагре и кровоизлиянию в мозг.
Герцог Филипп де Шартр следовал наследственным страстям. Он летал на воздушном шаре, спускался в рудники, ввел в моду скачки, сделал своей любовницей гувернантку собственных детей, а страсть к азартным играм и экстравагантным поступкам чуть не привела его к банкротству.
И вот тогда герцогу пришла блестящая идея. Он превратил дворец и сад в Пале-Рояле в огромный центр азартных игр и проституции. Это предприятие имело невероятный финансовый успех, и, когда работа завершилась, де Шартр превратился в самого богатого человека во французском королевстве.
За столом велась остроумная беседа. Говорили и о скандалах при дворе, причем самые грязные и неприглядные истории рассказывались о людях, близких к Версалю и собственно к королевской чете.
В устах людей умных и не лишенных личного обаяния подобные истории производили особо отталкивающее впечатление.
Одна из присутствующих дам, мадемуазель Лавуль, как понял герцог, предназначалась для него. Если бы внимание Мелинкорта не занимали более важные вещи, он изрядно позабавился бы, наблюдая за откровенными авансами мадемуазель.
Она была, несомненно, хороша собой: светлая кожа, роскошные темные волосы, необычный, чуть раскосый разрез глаз, низкий грудной голос, прелестные алые губки, безупречные жемчужинки зубов, стройная фигурка, а кружева вокруг глубокого выреза корсажа, пожалуй, скорее открывали, чем прикрывали грудь.
Герцогу показалось, что заигрывания мадемуазель Лавуль опечалили Эме. Под предлогом поиска носового платка ему удалось рано отправить девушку в свою комнату. Но, к сожалению, поговорить с нею наедине не представилось случая, так как помогать герцогу переодеваться к ужину явился камердинер де Шартра.
Герцог не без удовольствия сменил дорожный костюм на более изысканный. Эме пришлось снова надеть тот же бархатный камзол, в котором она была утром в Шантийи. Сундук Адриана Корта, наверное, уже прибыл в Париж.
Девушка размышляла, что сделают слуги герцога, обнаружив отсутствие хозяина. Герцог думал о том же, но знал, что Гуго вряд ли станет волноваться. Кузен отлично знал, что его вельможный родственник часто меняет свои планы и не любит, когда поднимают лишний шум по этому поводу.
Очаровательная улыбка, страстный взгляд частенько заставляли Мелинкорта отложить отъезд или задержаться в пути.
Камердинер, которого расхваливал де Шартр, оказался сноровистым малым, который действительно ловко повязывал галстук. Причесывая Мелинкорта, он болтал без умолку.
– Я всегда говорил, ваша светлость, что, если бы мой господин стал королем Франции, все бы изменилось. Сейчас народ голодает. А налоги! – Генуэзец воздел руки кверху. – И наши денежки идут на покупку бриллиантов для австриячки да на содержание всех этих пастушков и пастушек в Трианоне. Умерить аппетиты ее величества – это все равно что наполнить Сену золотом.
Герцог слушал, не перебивая, стараясь узнать как можно больше. Вероятно, сплетни такого рода ходили по всему Парижу.
– Есть в Париже некая мадам Роза Бертен, – продолжал словоохотливый камердинер. – Так вот, она получает миллионы франков в год, хотя не всем нравятся наряды, которые она шьет. Весь Париж смеется над ее последним творением. Сколько дураков на свете! Но смех – он ведь ничего не стоит. А капитал мадам Бертен растет и растет. И кто платит? Народ!
Покончив с прической, герцог позвал Эме, ожидавшую в гостиной, и они пошли вниз.
На лестничной площадке, где слуги, стоявшие внизу, видели их, но не могли слышать, о чем они говорят, Эме негромко окликнула герцога:
– Подождите, месье! Пряжка расстегнулась на вашем башмаке.
Герцог остановился и поставил ногу на ступеньку выше. Эме опустилась на колени и тихо проговорила:
– Мадемуазель Лавуль рассказала мне о тайном проходе, которым вы можете воспользоваться, чтобы прийти к ней. Она просила передать вам, что вы сможете получить ключ, если пожелаете навестить ее, но не надо ничего говорить де Шартру.
– Возьмите ключ, – коротко ответил герцог.
И герцогу, и Эме казалось, что этот вечер никогда не кончится. Герцог видел, что ему все время подливают вина, а мадемуазель Лавуль кокетничала вовсю, как, очевидно, и было ей велено.
Когда сели играть в карты, Мелинкорт чувствовал, как мадемуазель Лавуль то и дело как бы невзначай прижимается к нему плечом. Аромат ее экзотических духов окутывал герцога.
На красном лице де Шартра играла двусмысленная улыбка. Время от времени он удовлетворенно потирал руки.
Герцог понимал, что с ним затеяли какую-то игру. Но его настроение значительно улучшилось, когда он вспомнил о потайном ходе: женщина всегда играет по собственным правилам! Что ж, если ему удастся найти вход в комнату мадемуазель Лавуль, значит, он найдет выход из замка.
В два часа ночи де Шартр лично проводил высокого гостя до его апартаментов.
В коридоре дежурили молодые люди весьма внушительного вида. Герцог ядовито заметил:
– Насколько я вижу, шансов вы не оставляете.
Де Шартр уловил сарказм и коротко рассмеялся.
– Вам должны польстить моя забота и внимание ко всем мелочам, дорогой Мелинкорт.
– О да, это так, не сомневайтесь, – ответил герцог.
Они раскланялись, герцог прошел в гостиную и отчетливо услышал, как за его спиной повернулся ключ в замке.
– Спокойной ночи, дорогой друг, – раздался насмешливый голос де Шартра.
Потом послышались удаляющиеся шаги хозяина дома, но слуги явно остались дежурить в коридоре на ночь. Герцог подождал минуту, затем подошел к двери в спальню Эме. Три часа назад он отправил ее спать, резко отдав приказание и повелительно махнув кончиками пальцев.
– Вы внимательны к своему пажу, – тихо заметила мадемуазель Лавуль.
– Этот мальчик – мой кузен, и я обещал его матери быть с ним помягче. Хотя, полагаю, это ошибка. С мальчиками следует обходиться жестко.
– Но не с девочками, не так ли? – кокетливо спросила мадемуазель Лавуль. — И не с женщинами.
– Конечно, – подтвердил герцог, включаясь в игру. – Девочек следует лелеять и защищать. И женщин тоже. А иначе что бы с нами, мужчинами, стало без их нежности, внимания и, конечно, щедрости?
Мадемуазель Лавуль бросила взгляд на хозяина замка и опустила глаза.
– Это не всегда возможно, – прошептала она едва слышно.
– Все возможно для тех, кто дерзает совершить невозможное, – проговорил герцог и заметил, как сверкнули глаза его собеседницы, снова ощутил легкое касание ее плеча.
Придется разбудить Эме, чтобы спросить, узнала ли она что-нибудь еще. Герцог тихонько постучал в дверь ее комнаты, но ответа не последовало. Он открыл дверь, увидел пустую кровать и забеспокоился.
Осмотревшись, он заметил при свете догоравшего в камине огня на медвежьей шкуре перед камином спящую Эме.
Она лежала, свернувшись калачиком, как маленькая девочка. Длинные ресницы отбрасывали тени на порозовевшие щеки. Герцог опустился на одно колено и протянул руку, чтобы тронуть ее за плечо, как вдруг заметил, что девушка плачет. Рядом лежал скомканный, совсем мокрый платок.
Несколько секунд герцог так и стоял на одном колене, потом легонько коснулся ее плеча. Эме проснулась не сразу, а потом радостно улыбнулась.
– Я видела во сне вас, – сказала она.
– Вам пора быть в постели, но сперва расскажите мне о потайном проходе.
– Уже поздно, слишком поздно, чтобы идти куда-то.
– Мадемуазель Лавуль только что отправилась в свою комнату. Что она вам сказала?
– Она сказала... – начала Эме и замолчала. – Ну почему я должна вам это рассказывать? Она хочет заниматься с вами любовью. Я не такая глупая, чтобы не понимать такие вещи, и я не хочу, чтобы вы шли к ней. Она не злая и не вредная, как де Шартр, но глупая. Вы не можете любить такую глупую женщину.
– Я не люблю ее, но если благодаря ей нам удастся убежать, то она сейчас самая важная для нас персона. Расскажите, что она говорила.
Эме колебалась.
– Я приказываю вам, – строго произнес герцог.
Эме побледнела и, комкая платок, заговорила:
– Мадемуазель Лавуль говорила со мной днем, когда де Шартр показывал вам коллекцию табакерок. Она явно боялась, что ее услышат, и говорила очень тихо. «Скажи своему господину, – сказала она, – что, если он захочет увидеть меня наедине, пусть придет в мою комнату сегодня ночью. Это нелегко, но здесь есть тайный ход». А вечером, когда все дамы после ужина перешли в салон, она попросила меня принести ей шаль и спросила, придете ли вы, и я кивнула. Она шепотом объяснила, что потайная дверь за кроватью в вашей спальне, и дала ключ. Этот ключ нужно вставить в розочку, вырезанную на шестой панели снизу. Пройдя по лестнице, вы очутитесь в гостиной, а там будет дверь в спальню мадемуазель. Еще она просила не производить ни малейшего шума. Тут подошла одна из дам. Мадемуазель Лавуль уронила носовой платок, а когда я подняла и подала его ей, она вложила мне в руку ключ.
Эме поднялась, вытащила из кармана маленький золотой ключик и протянула его герцогу, не глядя на него. По щекам девушки опять покатились слезы.
– Возможно, с его помощью нам удастся выбраться отсюда, – сказал он и отправился было в спальню искать заветную дверь, но услышал рыдания позади себя. Герцог вернулся к девушке. В глазах Эме блестели слезы, губы дрожали. Она едва сдерживала всхлипывания. Мелинкорт долго смотрел на нее, а потом тихо сказал:
– Я должен идти к мадемуазель Лавуль, но предпочел бы остаться здесь с тобой. Этого достаточно, глупая, смешная девчонка?
