Текст книги "Ключ любви"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 4

Когда Минерва обдумывала пришедший ей в голову план спасения Тони и детей, он показался ей довольно смешным.

Впрочем, она не оставила эту мысль.

Никак иначе она не могла спасти дом Линвудов, сама мысль о потере которого повергала ее в ужас.

Она была готова совершить любой отчаянный поступок, лишь бы не остаться без крова и без гроша в кармане.

Минерва была очень впечатлительна и никак не могла отделаться от преследовавшего ее видения: она бредет по полям, одной рукой держа за руку Люси, а другой – Дэвида.

Они ночуют под изгородями и голодают.

«Как может такое произойти с нами?» – в отчаянии спрашивала она себя.

Однако, если все их деньги перейдут в руки графа, никому из Линвудов не избежать этой участи.

Поначалу Минерва раздумывала, что ей придется делать днем, но затем решила, что если уж предпринимать что-либо, то немедленно – ведь всегда была вероятность, что граф неожиданно решит вернуться в Лондон.

После обеда Минерва поднялась на чердак и отыскала там старые вещи, которыми давно уже никто не пользовался.

Она обнаружила несколько сундуков, стоявших на чердаке с незапамятных времен. В них была сложена одежда, которую привезли из замка после того, как прадед продал его.

Минерва смутно припоминала слова матушки о том, что в одном из сундуков лежит одежда, которую отец носил еще когда был ребенком.

«Быть может, – говорила леди Линвуд, – итонские костюмы твоего отца подойдут Дэвиду, когда он немного подрастет».

Минерва поняла, что, если она не ошиблась, это именно то, что ей нужно.

Она осмотрела сундуки. Их содержимое пахло плесенью, но в общем-то сохранилось неплохо.

Наконец в огромном обитом кожей сундуке обнаружилось то, что искала девушка.

Как и говорила матушка, там лежали длинные черные брюки, короткая курточка, какие носили в Итоне младшие мальчики, и длинный сюртук для тех, кто постарше.

Минерве потребовалось время, но наконец она подобрала пару подходящих брюк. Хотя они и были поношенными, с пузырями на коленях, они вполне устраивали девушку.

Затем она перемерила несколько курток, пока не нашла такую, которая сходилась бы у нее на груди и имела не слишком длинные рукава.

Роясь в сундуке, она обнаружила кое-какую одежду, принадлежавшую еще ее матери. Там же нашелся и черный шифоновый шарф, который матушка носила во время траура по дедушке.

Минерва уже собиралась уходить с чердака, когда ей в голову пришла некая мысль.

Незадолго до смерти леди Линвуд устроила для Дэвида и Люси рождественский праздник и попросила Минерву и нескольких детей ее возраста развлечь ребятишек.

– Мы могли бы устроить для них кукольный театр, – сказала леди Линвуд, – но приглашать его сюда из Лоустофта будет слишком дорого. Минерва, дорогая, дети были бы очень довольны, если бы ты со своими друзьями разыграла для них небольшую пьеску, которую я написала. А под конец мы устроим игру в шарады.

Минерве это очень понравилось. В не меньший восторг пришли и ее друзья, которые несколько дней подряд прожили в доме, репетируя пьесу под руководством леди Линвуд.

Пьеса была невероятно занимательная. Она начиналась с того, что разбойник с большой дороги брал в плен путешественников, а потом превращался в волшебника, который приглашал всех на бал в королевский дворец.

Разбойника играл мальчик, ровесник Минервы.

В сундуке с елочными украшениями Минерва нашла его маску и треуголку, которая придавала разбойнику особенно лихой вид.

Впрочем, треуголка выглядела слишком театрально, и девушка положила ее на место. Маску и выбранную одежду она спрятала у себя в комнате.

Когда Минерва уложила детей спать, у нее появилась другая идея.

Выскользнув из дома, она поспешила к замку самой короткой дорогой, через кусты в парке.

Она прекрасно знала дом, и потому ей не составило большого труда проникнуть внутрь через боковую дверь так, чтобы никто из слуг ее не заметил.

Оказавшись внутри, Минерва пошла по пустынному коридору на второй этаж. Коридор заканчивался выходом на хоры, нависавшие над столовой залой.

Девушка пожалела, что не спросила брата о том, есть ли у графа музыканты, но потом решила, что это маловероятно.

В прошлом хоры использовались только тогда, когда столовая превращалась в бальную залу или когда там устраивали детские праздники.

Минерва прокралась на хоры, однако ничего не смогла разглядеть через причудливое резное дубовое ограждение. Несомненно, оно было очень старинным и красивым, но сейчас девушка могла думать только о том, что оно почти полностью скрывает ее.

Вряд ли кто-нибудь мог услышать ее, но все же Минерва очень осторожно, на цыпочках, прокралась к самому ограждению и заглянула в щелочку.

Внизу она разглядела огромный стол, украшенный шестисвечными канделябрами, отделанными золотом и серебром. Должно быть, граф привез их с собой.

На столе стояли голубые севрские вазы, которые были проданы вместе с замком. Сейчас вазы были наполнены большими персиками и огромными кистями винограда.

Какое-то мгновение Минерва смотрела только на свечи, хрустальные бокалы и прекрасных дам в переливах бриллиантов.

Джентльмены были одеты в черные вечерние костюмы и белые рубашки, резко контрастировавшие с яркими платьями дам.

Наконец Минерва поняла, что смотрит прямо на графа, сидевшего во главе стола в резном кресле с гербом рода Линвудов.

По описанию Тони Минерва составила в уме портрет графа. Он отвратителен, порочен, зол!

Она ожидала, что такой человек будет иметь длинный нос, близко посаженные темные глаза и жесткий рот, выдающий мота и кутилу.

Вместо этого перед ней был очень приятный человек – честно говоря, она никогда не видела мужчины красивее,

У него были темные волосы и высокий лоб, а черты его лица могли бы вдохновить самого Микеланджело.

Когда Минерва впервые посмотрела на него, он как раз улыбался словам сидевшей подле него дамы, и девушка подумала, что граф гораздо красивее и моложе, чем она думала.

Когда улыбка сошла с его лица, Минерва поняла, что он все же старше, чем кажется, и довольно властен. К тому же складка у губ говорила о цинизме.

– Ненавижу его! – чуть слышно прошептала Минерва.

Она вспомнила всю ненависть, которую испытывала с тех пор, как Тони описал ей графа.

Минерва снова посмотрела вниз.

Она увидела своего брата и заметила, что он, хотя и разговаривает с очень красивой дамой, все же выглядит несчастным. Девушка поняла, что он думает о дамокловом мече нависшей над ним беды.

«Я должна спасти его!» – сказала себе она.

Минерва оглядела всех сидевших за столом, подумав, что этим богатым людям нет никакого дела до того, что сама она, Тони и дети находятся на краю пропасти и падение их – всего лишь вопрос времени.

Взгляд Минервы снова остановился на графе. На этот раз она сравнила его с мужским воплощением злобной Цирцеи, черная магия которой превращала всех окружающих в свиней.

– Он… он ужасен, – пробормотала девушка.

Она заметила, что граф смотрит через весь стол на человека, на которого Минерва до сих пор не обращала внимания.

Этот человек так сильно отличался от остальных гостей, что девушка сразу же поняла – он не англичанин.

Пока она смотрела на него, некий внутренний голос словно подсказал ей отгадку. Теперь Минерва была уверена, что это испанец, муж той самой прекрасной маркизы, которая, по словам миссис Бриггс, была любовницей графа.

Девушке видела и саму маркизу – несомненно, она ведь так отличалась от всех остальных дам-англичанок!

На ее темных волосах сверкала украшенная рубинами и бриллиантами тиара, а оттененная ярко-красным платьем кожа казалась ослепительно белой.

Глядя на маркизу сверху, Минерва подумала, что лиф ее платья невероятно низко вырезан.

Графство Норфолк всегда славилось своими ведьмами, с которыми частенько имели дело простолюдины, – Минерва вспомнила об этом, почувствовав ауру, исходящую от маркизы и от ее мужа, сидевшего по другую сторону стола. Она была уверена, что это вовсе не ее воображение, – эти двое в отличие от остальных гостей совсем не радуются вечеринке. Не испытывали они и симпатии к сидящим рядом.

Взглянув на посла, девушка поняла, что он держит себя в руках только огромным усилием воли, однако что-то ужасающее все же поднимается в его душе подобно приливной волне.

«У меня разыгралось воображение», – подумала Минерва.

И все же она была уверена, что все слова, с которыми посол обращается к сидящим рядом с ним дамам, – не более чем актерское притворство.

Еще минут десять она простояла на хорах, а потом ушла так же тихо, как и пришла.

Она выскользнула из задней двери, не обратив внимания на небольшую лестницу, ведущую на первый этаж.

Минерва прошла по второму этажу и спустилась по лестнице, которая привела ее к той самой двери, через которую она проникла в замок.

Чтобы быть уверенной, что она сможет войти снова, девушка заперла дверь и забрала с собой ключ. Она с облегчением обнаружила, что слуги графа не удосужились снабдить дверь засовом, которого здесь не было и прежде.

Минерва побежала назад, через кусты, сквозь парк и сад, в свой дом.

Можно было не спешить – из слов Тони было ясно, что игра у графа заканчивается очень поздно.

Еще днем миссис Бриггс сказала ей в своей обычной решительной манере:

– У них ночь вместо дня, право слово, а это совсем уж никуда не годится! Мой сын говорит, что ему каждый день приходится менять свечи в канделябрах. Нет, вы подумайте, как они там важничают!

Слушая эту гневную речь, Минерва улыбнулась, но при этом вспомнила, чего стоили Тони такие вот игры за полночь.

Вернувшись в дом, она заглянула в спальни Люси и Дэвида.

Дети быстро уснули, и теперь в доме было совсем тихо.

Минерва отправилась к себе в комнату, где ее ждала принесенная с чердака одежда.

Поглядев на нее, девушка почувствовала страх. Не может она совершить такую дерзость – шантажировать самого графа!

Но что же тогда делать?

Минерва снова представила себе, как они продают все – дом, картины, мебель, даже кровати, на которых спят.

И даже после этого они останутся должны графу такие деньги, которые камнем повиснут у них на шее на долгие годы, а может, и на всю оставшуюся жизнь.

«Мне приходится поступить так, папа! – произнесла про себя Минерва. – Я знаю, что ты не одобрил бы этого, но я не могу допустить, чтобы Дэвид и Люси голодали!»

Поспешно, чтобы не успеть передумать, девушка надела черные брюки, прекрасно понимая, что поступает чрезвычайно нескромно.

В сундуке не нашлось рубашек, а отцовские были слишком велики ей, и потому Минерва надела простую муслиновую блузу, а поверх натянула итонскую куртку, заколов ее на груди тремя булавками.

Завершая маскарад, она сколола волосы так, чтобы они как можно плотнее прилегали к голове, а потом накинула на себя черный шифоновый шарф своей матери.

Его пришлось обернуть вокруг шеи и приколоть так, чтобы он прикрывал подбородок. Добавив к костюму маску из плотной бумаги, девушка решила, что теперь никто не сможет ничего разглядеть, кроме кончика носа. В темноте она должна была сойти за молодого человека.

В последний раз оглядев себя в зеркале, она спустилась туда, где отец хранил охотничье оружие. Минерва помнила, что там лежат и несколько дуэльных пистолетов, некогда принадлежавших ее деду, который в юности пять раз дрался на дуэли и всегда побеждал.

Пистолеты хранились в двух ящиках, причем одна пара была поменьше.

Когда отец учил Тони стрелять, Минерва настояла, чтобы ее тоже научили.

Посмеиваясь над любимой дочерью, сэр Джон позволил ей пострелять в мишень, установленную в глубине сада.

Отец был очень доволен, когда после небольшой тренировки Минерва стала неизменно бить в яблочко.

– Девушкам незачем стрелять, – презрительно заметил слегка завидовавший сестре Тони.

– Кто знает, что пригодится в жизни, – сказал отец. – Всегда хорошо, если женщина сможет защитить себя от разбойников или от какого-нибудь нападения.

Минерва не совсем поняла, что он имел в виду, однако теперь, услышав о поведении гостей графа, она решила, что, будь она среди приглашенных, она привезла бы с собой пистолет. Это помогло бы ей поставить на место мужчин, если бы они вели себя так же разнузданно, как граф, или попытались бы вломиться в ее спальню.

Впрочем, сейчас она собиралась воспользоваться пистолетом совсем не для этого.

– Граф сам виноват, что мне приходится нападать на него, – зло сказала Минерва. – Почему он не понимает, что у такого юноши, как Тони, может не быть денег. Для графа эти две тысячи фунтов – пустяки, а для Тони – трагедия всей жизни!

Девушка снова почувствовала, как в ней поднимается волна ненависти к графу, хотя он и выглядел далеко не таким ужасным, как она ожидала.

Минерва посмотрела на часы. Было уже поздно, но тем не менее у нее оставалось еще много времени.

Девушка не слишком хорошо понимала, что происходит между влюбленными мужчиной и женщиной, однако по рассказам Тони и миссис Бриггс она поняла, что, когда все лягут спать, граф отправляется в спальню к маркизе.

Однако сегодня все было по-другому, потому что в замке появился посол.

В то же время такой хороший хозяин, как граф, вряд ли ляжет спать прежде своих гостей.

Минерва снова прошла по парку и пробралась сквозь кустарник.

Подойдя к замку, она достала из кармана ключ и открыла дверь.

Затем, пока она кралась по ступенькам, озираясь сквозь прорези маски, она поняла, что мужская половина приглашенных, как она и подозревала, еще не разошлась по спальням.

В каждом подсвечнике главного коридора горело по две свечи, и Минерва без труда нашла коридор, в котором находилась спальня хозяина замка. Рядом с ней были спальни для знатных гостей – вне сомнения, там же находилась и спальня маркизы.

Свет еще не тушили, но Минерва уже успела составить план действий.

В конце коридора, за главной лестницей, была кладовая, где держали постельное белье. В этой комнате хранились простыни и наволочки, переложенные мешочками с лавандой и с цветочными лепестками.

Когда дом принадлежал прадедушке Минервы, мешочки менялись каждое лето, едва успевали утратить свой аромат.

В это время в кладовой никого не могло быть, и Минерва проскользнула внутрь, оставив дверь приоткрытой.

Прошло немного времени, и она услышала, как кто-то поднимается по лестнице.

Когда люди вышли на площадку, девушка заглянула в щелочку и узнала Тони. С ним была очень красивая женщина, сидевшая рядом за обедом.

Они прошли мимо кладовой к комнате неподалеку и вошли в дверь, причем Тони обнимал женщину за талию.

Минерва зажмурила глаза.

Она не хотела думать о том, что эта леди, как и все остальные, замужем, – ведь именно об этом рассказывал Тони.

Девушка была в ужасе.

Как жаль, что Тони побывал в Лондоне и связался с такими вот людьми!

Впрочем, она все же понимала, что брату наскучило жить в ломе, где нет его сверстников, а приемы бывают только во время сезона охоты, да и то изредка.

Внимание Минервы привлекли еще два человека, поднимавшихся по лестнице, – мужчина и дама в очень красивом платье.

Они прошли совсем немного, затем джентльмен поцеловал даму, и та вошла в одну из дверей. Немного помедлив, ее кавалер вошел в соседнюю комнату.

В конце концов это лучше, чем поступок Тони, подумала Минерва.

Впрочем, пять минут спустя Минерва увидела, как мужчина, уже в длинном халате, так похожем на халат ее отца, вышел из комнаты. Не постучавшись, он открыл дверь комнаты, в которую вошла его дама.

Только теперь Минерва отчетливо поняла, что имел в виду Тони, говоря, что она не должна иметь ничего общего с графом, и сейчас она была полностью согласна с братом.

Однако ей все-таки пришлось прийти в замок, потому что граф заманил Тони карточной игрой, заставил рискнуть деньгами, которых у того не было.

По лестнице поднимались еще несколько человек. Минерва узнала посла с женой.

Она почувствовала их приближение еще до того, как они появились в поле зрения.

На последней ступеньке маркиза сказала мужу:

– Не могу понять, почему ты тащишь меня спать так рано! Я-то думала, что ты захочешь поиграть в карты!

– Сегодня мы должны подумать о более серьезных вещах, – отозвался посол.

В его голосе Минерве послышалась угроза, и она не удивилась, когда маркиза спросила:

– Что ты задумал? О, Жуан, ради всего святого, не устраивай сцен!

Она говорила по-английски, однако, словно осознав, что теперь они одни, перешла на испанский и с истерической ноткой в голосе продолжала умолять мужа.

Посол не отвечал, упрямо шагая к двери их спальни.

Минерва заметила, что спальня находилась как раз по соседству с апартаментами, где спал граф.

А по лестнице поднималось все больше и больше людей.

Наконец Минерва решила, что пришли все, кроме графа.

Она ждала. Двое лакеев начали тушить свечи, и через несколько секунд на лестнице появился граф.

Медленно, неохотно он пошел по коридору и вошел в дверь в дальнем его конце. Минерва знала, что эта дверь ведет в красную спальню, за которой находится личная гостиная.

Теперь, когда долгожданный момент наступил, она внезапно почувствовала сильный испуг. Больше всего ей хотелось вернуться домой и позабыть обо всех своих планах.

И все же девушка сказала себе, что не струсит. Если Линвуды смогли противостоять датчанам и изгнали их с берегов Англии, ей не пристало бояться одного-единственного человека – человека, которого она ненавидит и презирает.

В конце концов у нее был пистолет, а в спальне у графа вряд ли хранилось оружие.

Она подождала еще немного, на случай, если граф позвонил лакею, чтобы тот помог ему раздеться.

Наблюдая за гостями, Минерва заметила, что одна или две леди позвали своих горничных. Те появились откуда-то с верхнего этажа, вошли в комнаты хозяек, а затем удалились обратно.

Минерва думала, что ей придется ждать.

Если бы посол не появился в замке (впрочем, об этот Минерве совсем не хотелось думать), граф наверняка отправился бы в спальню маркизы. Это означало бы, что Минерве придется прятаться до тех пор, пока граф не вернется к себе, и только после этого отправиться шантажировать его.

Поскольку этим вечером ничего подобного произойти не могло, девушка подождала еще час, а потом решила, что граф уже давно уснул.

Свечи в светильниках давно уже были потушены, за исключением трех, от которых по всему коридору плясали тени.

Впрочем, Минерва прихватила с собой маленький фонарь со свечой и теперь зажгла его.

Подняв пистолет, до того лежавший на одной из полок, она поправила шарф и глубоко вздохнула.

Она молилась, чтобы все сошло успешно и она покинула комнату графа, унося с собой две тысячи фунтов.

«Я не краду эти деньги! – возразила она, чувствуя укол совести. – В конце концов граф получит свои деньги назад, ведь Тони сейчас же заплатит ему».

В мыслях все казалось ей необычайно легким, однако ее сердце билось с невероятной быстротой, а пальцы рук были холодны как лед.

– Я не струшу! Я из Линвудов! – едва слышно сказала себе Минерва.

Открыв дверь кладовой, она вышла в коридор, на всякий случай захватив с собой фонарь.

Если граф потушил свечи у себя в спальне (а так оно скорее всего и было), там будет совершенно темно.

Минерва понимала, что ему нетрудно будет внезапно схватить ее и обезоружить.

Ее отец всегда заставлял детей брать с собой фонарь, когда они собирались слазить на чердак или выйти ночью в сад.

– Мне не хочется, чтобы вы бродили в темноте, – говорил он Минерве и Тони.

– Мы можем разглядеть все вокруг при свете луны и звезд, – возражал Тони, впрочем, не слишком искренне.

– К сожалению, далеко не все ночи бывают лунные, – сухо заметил сэр Джон, – так что на этот случай вы должны брать фонарь.

И вот теперь, с пистолетом в одной руке и с фонарем в другой, Минерва выскользнула из кладовой.

Она беззвучно добралась до хозяйских апартаментов, прошла через маленький холл с красивым резным столиком и зеркалом и вошла в спальню графа.

Она двигалась как можно тише.

Войдя в комнату, Минерва увидела, что у постели все еще горят свечи. В первое мгновение красные бархатные занавеси помешали ей разглядеть, есть ли там кто-нибудь, однако не успела она проверить это, как дверь открылась и вошел граф.

Минерва была так удивлена, что не сводила с него глаз.

Граф рассматривал ее с не меньшим удивлением.

Наконец, сделав усилие, она заговорила низким голосом. (Минерве пришлось немало потренироваться, чтобы он стал похожим на мужской.)

Обнаружив, что они направляются к черной лестнице в конце коридора, Минерва не столько испугалась, сколько обиделась.

Как же глупо она повела себя, позволив графу разоружить ее!

Ее запястье болело: граф так грубо схватил ее за руку, когда отбирал пистолет.

Минерва с горечью подумала, что было очень глупо с ее стороны приближаться к нему.

Только теперь она поняла, что должна была приказать ему положить чек на стол или на кровать, заставить графа отойти, схватить чек и бежать.

«Почему я не подумала об этом?» – в отчаянии спрашивала себя девушка.

Они продолжали спускаться по ступеням, и Минерва поняла, куда ведет ее граф.

Если ее догадка была правильной, он собирался запереть ее в подземелье, откуда невозможно было сбежать. На следующее утро, по его собственным словам, он сдаст ее властям.

При мысли о том, к чему это приведет, Минерве захотелось зарыдать.

Впрочем, ее рассудок говорил ей, что этого не случится.

Если граф захочет защитить доброе имя маркизы, он вряд ли захочет, чтобы преступник объяснил властям, каким образом он пытался шантажировать графа.

Минерва сказала себе, что он, вероятно, захочет наказать ее по-другому.

Если он попытается применить силу, придется сообщить ему, что она женщина, а не мужчина.

Они прошли по длинному темному коридору, освещенному только фонарем, который теперь нес граф.

Чем ближе было подземелье, тем лихорадочнее Минерва пыталась сообразить, не лучше ли ей признаться во всем сейчас, вместо того чтобы ждать до утра.

Однако каково бы ни было ее решение, одно ей было ясно – ни в коем случае не следовало упоминать Тони, иначе граф и его друзья будут презирать юношу.

Сам же Тони будет до того зол, что вряд ли когда-нибудь еще заговорит с сестрой.

«Как я вынесу это? Неужели я потеряю все – брата, дом, все на свете?» – в отчаянии спрашивала себя девушка.

Она была до того перепугана, что бездумно подчинялась приказам графа, предпочитая молчать.

Когда они спускались в подземелье, Минерва подумала, удивлен ли граф ее упорному молчанию.

В то же время она уже в сотый раз задавала себе вопрос: что же делать? Однако они уже были в темнице, а ответ так и не нашелся.

Граф повесил фонарь на гвоздь, и Минерва пришла в ужас, заметив сырые стены и запах подземелья. К тому же ей вспомнилась фраза из отцовской книжки, гласившая, что у «проклятых датчан, заключенных здесь», не было никакого выхода.

«Я должна сказать графу, кто я на самом деле, и умолять его освободить меня», – решила наконец Минерва, однако, едва она раскрыла рот, граф произнес:

– Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не решу, что с вами делать. Однако я буду милосерден и развяжу вам руки. Если вы попытаетесь напасть на меня, я пристрелю вас – понятно?

Он перебил ее, и девушка почувствовала, что слова, которые она хотела произнести, замерли у нее в горле.

Почувствовав, как он развязывает веревку, которая стягивала руки, Минерва решила предпринять еще одну попытку и умолять своего тюремщика о милосердии, но не как мужчина, а как женщина.

Ей вовсе не хотелось оставаться здесь одной, а темницы всегда пугали ее.

Минерва глубоко вдохнула и сквозь прорези в маске посмотрела на графа.

– Прошу вас… – начала она, но граф снова перебил ее:

– Теперь, – произнес он, – у вас будет достаточно времени, чтобы раскаяться в содеянном. Могу вас заверить, что, по словам прежнего владельца этого замка, из этой темницы невозможно сбежать, так что не тратьте время на поиски выхода.

Девушка решила, что единственным ее шансом на спасение будет правда, и снова попыталась заговорить, однако ее слова были заглушены внезапным оглушительным грохотом.

Она подскочила от ужаса и тут поняла, что захлопнулась железная дверь, к которой граф стоял спиной.

Эхо все еще звенело в ее ушах. Граф и Минерва ошеломленно уставились на дверь, и девушка услышала звук задвигаемого засова.

Словно в страшном сне снаружи раздался торжествующий голос:

– Вы правы, милорд, сбежать отсюда невозможно!

Минерве не составило труда понять, кто был говоривший.

Посол говорил на почти безупречном английском языке, но еще когда он обращался к жене, Минерва подметила в его речи отчетливый акцент.

– Что вы делаете, черт возьми? – возмутился граф.

– Хотелось бы спросить вас о том же, – ответил с другой стороны двери посол.

– Думаю, вы делаете ошибку, – сказал граф. – Нам следовало бы обо всем переговорить наедине.

При первых же его словах девушка заметила в его голосе напряжение, порожденное ужасом произошедшего:

Теперь же, словно контролируя себя, он стал говорить медленнее и гораздо более примирительно.

– Нетрудно изображать невинность, – ответил посол, – но позвольте сообщить вам, что моя жена во всем созналась. Вы соблазнили ее, применив силу, и она не могла сопротивляться.

Минерва заметила, что граф словно окаменел, и решила, что это от злости. Однако, когда он заговорил, его голос был так же размерен и спокоен:

– Я продолжаю утверждать, ваше сиятельство, что мы должны обсудить это как джентльмены и достойные люди.

– Слава Богу, я не англичанин, – ответил на это испанец. – Я человек, который готов защищать свою честь и свое доброе имя!

Он издал какой-то неразборчивый яростный звук и добавил:

– Этой ночью, Горлстон, я собирался дождаться, пока вы уснете, и покалечить вас так, чтобы вы уже никогда не могли иметь женщину.

– Да вы с ума сошли! – произнес граф с трудом, словно его губы едва могли пошевелиться.

– Нет, я в своем уме и в своих правах, – ответил посол. – Однако, пока я ожидал возможности отомстить вам, вы поступили гораздо проще, сами придя в темницу.

Он рассмеялся, очень страшно и неприятно.

– Вы не будете покалечены, милорд, вы просто умрете! Ваши гости уже объяснили мне хитрое устройство этих подземелий, и теперь я включаю воду. Вы утонете – какая жалость!

Минерва издала приглушенный вскрик. Посол продолжал:

– Никто не сможет связать мое имя с вашей смертью, а когда мне сообщат обо всем, я буду сожалеть о вас. Прощайте, Горлстон! Пока вода будет подниматься все выше и топить вас, можете думать о том, что теперь испанец отомщен!

Он замолк, и Минерва поняла, что он повернул колесо, позволившее воде изо рва найти дорогу в темницу.

Девушка услышала, как вода полилась на пол позади них.

Должно быть, граф тоже услышал это, потому что сделал несколько шагов вперед, встал вплотную к двери и произнес, положив на нее обе руки:

– Послушайте, Алькала, вы не можете поступить так ни со мной, ни с этим юношей, который ни в чем не виноват перед вами!

Граф сделал паузу, но еще до того Минерва поняла, что посол уходит. Она расслышала шаги, звук которых замирал вдали по мере того как испанец взбирался по винтовой лестнице.

Должно быть, граф тоже услышал это, потому что в отчаянии закричал:

– Алькала, ваша светлость! Умоляю вас!..

Его голос эхом отдался в маленькой темнице, но снаружи царило молчание.

Минерва прислушалась – даже звук шагов посла не был больше слышен.

Испанец оставил их на волю судьбы.