Текст книги "Призрачный Странник"

Автор книги: Барбара Джоан Хэмбли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Глава 10

Вернувшись в каюту капитана Голодных, Ярблис Гешкеррот медленно опустился на неприятно жёсткую койку и уронил голову на руки. «Свою» голову, язвительно подумал он, на «свои» руки – и вытянул руки перед собой, чтобы взглянуть на них. Маленькие, белые и слабые, такие хрупкие, что он мог бы раздавить их клювом – если бы только у него был клюв.

И всё же такими маленькими изнеженными культяпками Голодные делали машины, а те машины делали другие машины, которые, в свой черёд, создали это чудовищное творение, этот наполовину живой город, этого железного баргампа, что нёс их всех в своём стерильном чреве сквозь кричаще-чёрное пустое ничто, которое они называли Космосом.

Одиночество пожирало его, словно рак. Он не знал, сколько ещё сможет выдержать.

Дольше, чем капитан Голодных, человек по имени Кирк, подумал он с неожиданной, безысходной злобой. По крайней мере, дольше, чем он.

Ещё в деревне, коснувшись его разума, он почувствовал силу предводителя чужаков. Но он никогда бы не подумал, что этому человеку хватит сил, чтобы собрать свою душу и дать ей форму. Но это не могло продлиться долго. А сколько всё это длится, он и сам едва мог вспомнить.

Милая Рея, взмолился он в отчаянии, дай мне сил выдержать это… дай мне довести всё до конца.

Но Рея – сладость жизни, что наполняла каждое дерево, каждый родник, каждую поляну и чащу, среди которых он вырос, живая душа, чьё имя и суть он хранил глубоко в сердце, – была далеко отсюда. Имея в своём распоряжении мозг этого Джеймса Кирка, получив возможность читать его воспоминания так же просто, как он читал воспоминания своих сородичей через Сеть Сознания, он в некотором смысле знал, как далеко была планета, Мать-Душа, вскормившая его в своих объятиях, – хотя его разум едва мог вместить это знание.

Дальше, чем мог бы уйти пигмин, если бы он начал путь на заре мира и шёл через все века, прожитые его предками, до нынешнего дня… но и тогда он не смог бы дойти сюда, ибо здесь не было ни земли, ни камня, ни воды. Ни Реи, ни семьи, ни Сети Сознания, ни любви. Только небытие, и холодный металл чужого корабля, и маниакальная точность измерений, которыми окружили себя Голодные, ибо они не способны мыслить иначе, чем в сантиметрах, микронах, секундах, годах…

Как легко проникают и укореняются эти понятия – сначала в языке, потом в восприятии, потом в самой глубине разума и сердца.

Неудивительно, что они все стали жадными. Они решили, что, зная количество и меру всех вещей, они могут поделить их – столько-то мне, столько-то моему сородичу… разве что они не думают о других как о своих сородичах. Только как о «них».

Неудивительно, что они стали Голодными – одержимыми голодом, который никогда не будет утолён, сколько бы они ни имели.

И всё это зло, всё это безумие, вся эта скупая жадность, что он прочёл в их снах, в их разумах, в их воспоминаниях – жадность, которую они даже не считали недостатком, ибо для них она, кажется, была естественного и правильного порядка вещей; жадность, которая теперь распространится среди пигминов и, нарядившись в одежды добра, обратит его народ ко злу, – всё произрастало отсюда.

Расчётливость, порождающая голод души. Моё и твоё.

Если даже Арксорас был обманут, Арксорас, умудрённый многими летами опыта, – насколько же больше других, молодых и неопытных, поддадутся на этот обман?

Пошатываясь, Ярблис поднялся на ноги и повернулся к зеркалу над туалетным столиком, где лежали вещи, обозначенные в памяти капитана как «его». Он никогда не поселялся в чужом теле на столь долгий срок. Голодные, которых он выгонял из их тел, когда они появлялись из ниоткуда в облаке золотого сияния, – те Голодные, которых Шорак и остальные называли «клингонами», утверждая, что эти клингоны не похожи на них самих или на Джеймса Кирка с его людьми, – их он перехватывал в самый момент прибытия в его мир и удерживал ровно столько, сколько требовалось, чтобы убить остальных из десантной группы, прежде чем вернуться в своё собственное тело. Он понятия не имел, каким ужасным напряжением станет для него пребывание в чужой плоти и как это напряжение отразится на теле, которое он занял: неспособность спать в новой оболочке, доходящее до тошноты отвращение к их мерзкой пище – хотя голос разума говорил ему, что он должен есть, чтобы не привлекать к себе внимания…

И, словно темнота, в которой ему приходилось брести ощупью, – страшное, гложущее одиночество души, оторванной от Сети Сознания.

Это было хуже всего.

Он стоял, разглядывая лицо Джеймса Кирка. На нём проступили морщины, которых раньше не было, оно посерело, и бледная плоть вокруг глаз подчеркнула их потускневший цвет и нездоровый блеск. Врач заметил это. Человек Спок, хладнокровный Вычислитель Всего, заметил ещё больше.

С ним, как и с женщиной Хелен, надо разобраться прежде, чем он, Ярблис, выполнит свой замысел относительно корабля, замысел, который навсегда избавит его мир от Голодных.

Он и не думал, что…

Внезапно раздался дверной звонок – как ни мягок был этот звук, его механический тембр невыносимо резал ухо. Ярблис резко повернулся, борясь со вспышкой раздражения, которое вызывали у него все эти вещи, неразрывно связанные с образом жизни ненавистных людей, и снова вызывая в памяти всё, что он знал о Джеймсе Кирке, всё, чем был Джеймс Кирк…

Теперь он и был Джеймсом Кирком.

– Войдите, – сказал он.

Это был Спок.

– Капитан…

Научный офицер – память Кирка распознала его как научного офицера и подсказала всё, что это означало, – склонил голову. Спок был подобен исследователям Шораку и Л'джиан, которые никогда не входили в Сеть Сознания, чьи души были словно каменные яйца и чьи сны ему никогда не удавалось прочесть. Он хотел бы заглянуть в сны Спока, но концентрация, необходимая для того, чтобы удержаться в теле Кирка, не оставляла сил на что-нибудь иное; к тому же, лишившись привычных ментальных связей, он с трудом разбирал язык вербальных и физических намёков, которые использовали эти чуждые для него существа.

– В чём дело, Спок?

Спок на мгновение задумался, и несвойственная ему неуверенность отразилась в ястребиных чертах его лица. Наконец он сказал:

– Возможно, я должен задать этот вопрос вам, капитан. Я не хотел говорить об этом в присутствии доктора Маккоя, но у меня создалось впечатление, что вы знаете об этом чужаке больше, чем сказали. И вы определённо предполагали, что на борту находится посторонний, задолго до того, как экипаж начал докладывать о странных происшествиях.

Он нахмурился, слегка наклонив голову и внимательно глядя на капитана своими спокойными тёмными глазами. Из встреч с клингонами-Голодными Ярблис так и не научился как следует читать в этих вытянутых, странно невыразительных лицах, с маленькими глазками и почти без складок.

– Я не затрагивал эту тему, поскольку не был полностью уверен, что именно это угнетает вас, – Спок говорил нерешительно, как будто обходя другую опасную тему, и Ярблис помнил-знал из воспоминаний Кирка, что этот вулканец с каменной душой посчитал бы упоминание о его романе с Хелен проявлением дурного тона и вмешательством в чужие дела. Хотя Ярблис знал, что Кирк был другом Спока (но разве истинная дружба может существовать без Сети Сознания?), он сам испытывал глубокую неприязнь к вулканцу и всему, что тот олицетворял собой: к холодной замкнутости и сдержанности, к точности, отрицающей всякую свободу души, за которую он, Ярблис, боролся, к одержимости расчётами и правилами.

Он пожал плечами – ещё один жест, позаимствованный у Кирка, – и сказал:

– Если бы я заговорил об этом, разве вы – или кто угодно – поверили бы мне? Мы обшарили корабль сверху донизу, и ваши драгоценные сканеры ничего не обнаружили. Но я знал, что в транспортном отсеке что-то было. И, думаю, вы тоже знали.

– Действительно, у меня было секундное впечатление, что там находилась некая жизненная форма, – с сомнением проговорил Спок. Стоя спиной к сумрачной глубине каюты, лицом к свету, льющемуся из коридора, Ярблис насторожился, чувствуя на себе пристальный взгляд Спока, слыша нотки беспокойства и тревоги в его низком, чуть хрипловатом голосе.

Но вулканец (ещё один кусочек знаний от Кирка, хотя Ярблис не вполне понимал, как истолковать всю информацию, пришедшую вместе с названием этого отдельного семейства Голодных) ровно продолжал:

– Может быть, что-нибудь из произошедшего на планете подтолкнуло вас к выводу относительно чужака? Я собирался поговорить об этом с доктором Гордон…

Ярблис понял, что вовремя подбросил металлический сосуд с ядовитым воздухом в её комнату. И теперь надо было покончить с ней прежде, чем она придёт в сознание и заговорит.

– Только впечатления, полученные мной при встрече с самими пигминами.

Что знал или думал Кирк о его народе, было известно Ярблису – но это представление оказалось упрощённым и искажённым до неузнаваемости. Что знала о них Хелен – он мог лишь догадываться по воспоминаниям о том, что она говорила своему самцу. Остальные, должно быть, ничего не знали, но он понял, что упомянул о знаниях, которые Кирку неоткуда было получить. Столько мелочей, которые нужно держать в уме, столько тонкостей, в которых надо разбираться – это совсем не было похоже на прежние короткие маскарады.

Он продолжал, уже осторожнее:

– И кое-что, о чём мне рассказывали Тетас и остальные относительно способностей этого народа… Будьте осторожны, Спок. Говорю вам ещё раз, это существо надо уничтожить, и чем быстрее, тем лучше. Не приближайтесь к нему. Не давайте ему ни к кому приближаться.

– Разумеется, нет, капитан, – сдержанно ответил Спок, хотя Ярблис заметил, что это ему не по вкусу. Повисло неловкое молчание; вулканец по-прежнему смотрел на него, словно ожидая чего-то. Ярблис не мог с уверенностью определить, что ему нужно, потому что не понимал их языка жестов и мимики, невербальных подсказок; но что бы это ни было, ожидание оказалось тщетным.

Чуть погодя Спок продолжил, снова отгородившись подчёркнуто официальным тоном:

– Я дважды проверил защиту компьютера, поскольку эффект полтергейста несколько раз проявлялся в главном компьютерном зале и в прилегающих помещениях.

– Хорошо, – согласился Ярблис, хотя ему было не совсем ясно, почему Спок посчитал это важным. В разуме Кирка этот «главный компьютер» был жизненно важен – что-то вроде огромной машины, заставляющей воздух очищаться, лампы светить, а сам корабль – двигаться. Но, как и вулканскую сущность Спока, ему трудно было истолковать порции сухих фактов, связанных с понятием главного компьютера. Он узнал достаточно об этом «компьютере», чтобы использовать его для осуществления своего замысла – замысла, который спасёт мир, который не позволит Голодным соблазнить его людей и подтолкнуть их к уничтожению красоты и целостности Реи, дарующей жизнь, – но было ещё много других вещей, в которых у него просто не хватало ни времени, ни сил разобраться.

– Хорошо. Посмотрите, что там можно сделать с низковолновым протонным ускорителем. Раз мы знаем, что оно появляется рядом с главным компьютером, мы можем начать охоту оттуда.

– Очень хорошо, капитан.

Спок опять склонил голову – жест уважения. Когда закрылась дверь, Ярблис услышал чуть неровные шаги вулканца, удаляющиеся по коридору; услышал, как шаги замерли – идущий остановился, словно захваченный какой-то мыслью, – затем возобновились снова и затихли в отдалении.

Он сделал что-то не так.

Ярблис понял это, всё ещё стоя перед дверью. Его сердце, чужое сердце, бешено стучало, подхлёстнутое волной чужих гормонов в его крови. Сколько мог, он избегал их – Спока, женщину Хелен, врача Маккоя и остальных, которых разум Кирка определил как самых близких, хорошо знакомых с его привычками и повадками; хотя Ярблис и не в силах был представить себе, как эти люди могут вообще знать друг друга изнутри – ведь у них не было ничего похожего на Сеть Сознания. Он надеялся, что ему удастся избегать их или по крайней мере держать их на расстоянии, пока они не вернутся в его мир, и он не завершит свой план, который навсегда освободит его людей от искушения иметь дело с Голодными.

О, Рея, Мать-Душа родников и трав, прошептал он про себя, дай мне только выдержать до конца…

И всё же, что бы он ни сказал в этом разговоре, или в предыдущем, в тех холодных стерильных комнатах, что звались у Голодных Местом Исцеления, он допустил какую-то ошибку, и у человека Спока прибавилось подозрений.

Придётся действовать быстро.

* * *

Известие о том, что звездолёт лёг на обратный курс и возвращается назад на Эльсидар Бета III, экипаж «Энтерпрайза» встретил почти без удивления. Многие даже испытали некоторое облегчение, когда корабль перевели в режим постоянной жёлтой тревоги, с повторяющимися напоминаниями о постороннем на борту и о соблюдении предосторожностей. Те, кто работал в главном компьютерном зале в позднюю смену – Джакомо, Миллер, Макдоно – и так уже несколько ночей выходили на дежурство в сопровождении кого-то из свободного персонала или друзей из своего отдела, вроде Гилдена и Бруновского, которые ненавязчиво составляли им компанию в рабочие часы. Несколько больше вопросов вызывал тот факт, что сканирование корабля по-прежнему не обнаруживало никаких признаков физического присутствия чужака, но большинство людей пробыли в космосе достаточно долго, чтобы понимать, как узок и скуден человеческий опыт в подобных вопросах. Лишь некоторые продолжали утверждать, что чужак на самом деле был привидением.

Но кое-кто всё-таки не мог побороть тревоги.

– Вы не можете отрицать, что в этом деле есть что-то потустороннее, Спок, – ворчал Маккой, взгромоздившись на лабораторный табурет и наблюдая, как Спок налаживает нечто, напоминающее с виду лазерную пушку (а на самом деле смонтированное в её корпусе), с присоединённым модифицированным ядерным ускорителем и протонным конвертером. – Если это действительно чужак – если мы подцепили его на той планете – то какого чёрта ему от нас нужно? Я по-прежнему замечаю, что кто-то переставляет чашки и пробирки в лабораториях, а если в них есть жидкость – опрокидывает их, но какой в этом смысл? И что это, чёрт возьми, за штуковина?

– Это, доктор, – ответил Спок, оглядываясь на верстак позади себя – они были в маленькой лаборатории ионных исследований на второй палубе, – низкоуровневый протонный волно-индукционный генератор.

– О, – сказал Маккой. – И как я сразу не догадался?

Он забросил ногу на ногу, с явным интересом наблюдая, как Спок обернулся – будь он человеком, его движение можно было бы назвать раздражённым, – и начал тщательно перебирать разложенные на столе инструменты.

– Что-нибудь потеряли?

– На этом столе, – ответил Спок, – ровно две целых и семь десятых минуты назад находился микросварочный аппарат – я положил его сюда как раз перед вашим приходом.

Он выпрямился, тёмные V-образные брови резче обычного сошлись к высокой переносице под сдвинутыми на лоб защитными очками.

– Это уже четвёртый случай необъяснимого исчезновения инструментов за последние восемнадцать часов. Вчера с этого стола пропали ультразвуковой ключ, кристалло-оптический трансмиттер и двадцать четыре сантиметра селенитовой проволоки, хотя я точно помню, что положил их сюда.

Маккой застонал.

– Только не говорите мне, что оно начинается и здесь!

Спок вскинул бровь в ожидании разъяснений.

– Сестра Чепэл говорит мне, что из лабораторий исчезают вещи и потом обнаруживаются в самых невероятных местах, вроде моего планшета, который оказался в дезинфекционной камере, куда уже много дней никто не заходил.

– Или баллон метоамилина, исчезнувший из ксеноэкологического склада и попавший в вентиляционные ходы в каюте доктора Гордон?

Маккой неловко отвёл взгляд.

– Ну, и это тоже.

– Как она, доктор?

– Ещё очень слаба. Говорит, что понятия не имеет, как к ней попал газовый баллон, но к тому времени, как он был опустошён, она уже несколько часов спала. Газ не имеет запаха. Чистая случайность, что она проснулась, чистая случайность, что Ухура тоже была на ногах, когда Хелен послала ей сигнал. Поскольку сейчас в лазарете больше никого нет, Крис и лейтенант Ухура по очереди дежурят рядом с ней. Учитывая, что она наш единственный источник информации о Пигмисе, можно смело предположить, что наш чужак предпримет ещё одну попытку.

– Согласен, – отозвался Спок. Он взял со стола аппарат точечной сварки и, прищурив один глаз, принялся осторожно настраивать луч с помощью коллиматора, чтобы по возможности заменить исчезнувший инструмент, который был ему нужен. – И всё же, в сущности, у нас очень мало улик, связывающих чужака – или различные эффекты полтергейста, наблюдаемые на корабле – с покушением на убийство доктора Гордон.

– Да ладно вам, Спок, – отмахнулся Маккой. – Не будете же вы снова утверждать, что у нас на борту клингонский шпион?

– Я бы не стал выдвигать столь опрометчивые теории, не имея достаточно данных, – строго ответил Спок. – Но при возникновении феномена полтергейста очень часто отмечаются случаи появления и исчезновения предметов, однако до сих пор не зарегистрировано ни одного случая, чтобы с этих предметов стирали отпечатки пальцев.

Он опустил очки на глаза и склонился над индукционным генератором. Раздалось резкое шипение, когда он начал приваривать тончайшие проволочки на место.

– Именно по этой причине, – продолжил он несколько минут спустя, снова оторвавшись от работы, – я хотел бы попытаться установить контакт с этим существом. По крайней мере, мы могли бы получить некоторую информацию о том, что оно собой представляет, и расширить наши познания о фауне Пигмиса – если оно попало на борт с Пигмиса, что кажется вполне разумным предположением. Оно определённо проявляет столь же высокий – если не превосходящий – уровень интеллекта, что и сами пигмины, а его умение скрываться от наблюдения служит более чем достаточным объяснением того, почему доктор Шорак не упомянул его в своих отчётах. В лучшем случае мы могли бы получить свидетеля покушения, если допустить, что чужак и злоумышленник – не одно и то же лицо.

– А если они одно и то же лицо, – возразил Маккой, – вы подвергнете себя бог знает какой опасности. Что-то вроде инопланетной одержимости, если Джим прав.

– Если, – осторожно согласился Спок – как вы говорите, капитан прав.

Наступило долгое и очень неуютное молчание.

– Вы поговорили с ним?

Спок снова поднял очки, слегка нахмурившись, как будто пытаясь сложить вместе кусочки какой-то сложной головоломки, не подходящие друг к другу.

– Я попытался, – ответил он после секундного размышления. – И, действительно, к его доводам трудно придраться. В записях о контактах с инопланетными видами содержатся многочисленные доказательства существования жизненных форм, попытки контакта с которыми, даже самые осторожные, очень быстро приводят к фатальным последствиям, не только для осуществлявшего попытку индивидуума, но и для всей группы контакта. И если не считать этой настойчивости – которая может быть всего лишь чрезмерной предусмотрительностью – он, судя по всему, полностью владеет своими чувствами.

– Я затащил его сегодня на медосмотр, – пробормотал Маккой, поднимая с верстака стилос и беспокойно вертя его в руках. – Он потерял около пяти фунтов веса, но в остальном вполне здоров – физически. А то, что он мне и двух слов не сказал… ну что ж, ему хватает хлопот: у него на корабле чужое существо, да ещё и невидимка. И оно чуть не убило женщину, которую он любит. Этого достаточно, чтобы любой человек начал вести себя немного иррационально.

– По этой причине, – сухо ответил Спок, – я всегда был глубоко благодарен тому факту, что я вулканец.

Он опять принялся созерцать громоздкий клубок запчастей и проводов, лежащий перед ним на столе.

– И это убьёт его?

– Теоретически, – Спок проверил соединение, подключил измерительный прибор и посмотрел на рубиновые цифры, вспыхнувшие на маленьком тёмном экране. – Трудно сказать заранее, поскольку данная жизненная форма – если это действительно жизненная форма – совершенно неизвестна в наших записях и не обнаруживается с помощью сканеров. В теории, если чужак является независимой нейро-электронной структурой, протонно-индукционное поле должно разрушить его связи на достаточно длительный срок, чтобы навсегда нейтрализовать его.

Он повернулся к верстаку, протянул руку с уверенностью человека, точно знающего, где находится нужная ему вещь, потом остановился и снова начал поиски. Маккой соскочил с табурета и отошёл в сторону, заложив руки за спину, чтобы Спок не обвинил его в пропаже инструментов – он ведь и раньше навещал вулканца во время работы. Доктор обошёл индукционный генератор кругом, с интересом разглядывая его.

– Кстати, что это за штука такая – катра, о которой спрашивал Джим?

Спок стоял к нему спиной, и Маккой заметил, как закаменели его плечи. Голос научного офицера источал арктический холод:

– Теоретическая концепция в вулканской метафизике, которую мы с капитаном однажды обсуждали в разговоре.

Его интонация была столь же однозначной, как хлопок закрытой двери, но Маккой не отступал:

– Он говорил об этом так, словно речь шла о жизненной форме, аналогичной той, с которой мы столкнулись.

– Эта аналогия была ошибочной, – Спок снял очки, аккуратно повесил их на надлежащий крючок и надел визор с увеличительным стеклом, взяв в правую руку пару тонких, как иглы, манипуляторов. – Теперь, с вашего позволения, доктор, для капитана очень важно, чтобы генератор был закончен и протестирован сегодня к вечеру. Завтра надо собрать ещё три, чтобы очистить весь корабль отсек за отсеком, и мне настоятельно требуется тишина во время работы.

– Ну, тогда извините, – пробормотал Маккой и направился к выходу. Спок методично ковырялся во внутренностях генератора, пока доктор не скрылся за дверью.

Вернувшись в лазарет, Маккой заглянул в отделение реанимации, где на биокровати лежала Хелен, погружённая в прерывистый болезненный полусон, в окружении слабых огоньков диагностических приборов. Рядом сидела Ухура, развернув к себе экран для чтения на подвижном кронштейне, и тускловатое жёлтое мерцание текста с экрана придавало её широкоскулому лицу золотисто-бронзовый отлив. У неё был усталый вид. Маккой знал, что она уже отстояла полную смену на мостике, хотя он также знал, что связистка не жалеет о времени, потраченном на дежурство у постели больной подруги. Самое худшее и самое раздражающее во время постоянной тревоги вторжения – вот эти двойные смены. Он не мог припомнить, чтобы тревога длилась так долго.

С другой стороны, сухо отметил он, проходя по коридору к своему кабинету, – если уж на то пошло, он не мог припомнить, чтобы им приходилось сталкиваться с чужаком, который был всего лишь структурой нейронных импульсов. Не удивительно, что исследователи на Пигмисе ни разу не упомянули об этом существе.

Или упомянули? Охваченный любопытством, он нажал кнопку активации настольного экрана для чтения и, немного поразмыслив, ввёл код соединения со справочным компьютером. Интересно, отдел обработки информации уже разобрался с отчётами Шорака? Наверное, да, – в таких вопросах они, как правило, действуют очень оперативно.

Из чёрной глубины экрана всплыли жёлтые буквы:

ТРЕБУЕТСЯ КОД ДОСТУПА.

Проклятье, подумал он, отключаясь; похоже, что Спок всё-таки заразил Джима своей навязчивой идеей о клингонском заговоре. Он задумался, не позвонить ли Джиму, чтобы узнать у него код доступа, но взглянул на хронометр и передумал. Если раньше Джим и был на ногах, то сейчас он точно должен спать.

Он нахмурился, размышляя об этом. Джим выглядел ужасно. Что его давило – мысли о пришельце, который прячется где-то на его корабле и ждёт удобного момента, чтобы убить ещё кого-нибудь? Или ему не давал покоя том чёртов клубок, что завязался между ним и Хелен? Это было совершенно не в духе Джима – так переживать из-за неудачного романа, но с другой стороны, Джим, как правило, соблюдал осторожность и относился к своим романам с достаточной лёгкостью, чтобы размолвка не причиняла боли… И в любом случае, Леонард Маккой, разведённый человек, не имеет никакого права указывать другим, как устраивать их личную жизнь, после того, как превратил в руины свою собственную.

Медосмотр не показал ровным счётом ничего. Он был в полном порядке, если не считать видимых следов стресса на лице и этого диковатого выражения глаз. Маккой и раньше пытался не пускать друга на мостик в критических ситуациях, если тот был болен или опасно ранен, но его попытки не имели успеха. Когда же он пытался поговорить с капитаном, то наталкивался на односложный ответ: «Мне сейчас некогда, Боунс. Обсудим это позже».

– Может быть, когда мы вернёмся на эту богом забытую планету, – пробормотал он под нос, открывая свой сейф и доставая маленький небьющийся сосуд с бурбоном, чтобы налить себе стаканчик, – всё пойдёт на лад.

Но память о Пигмисе не отпускала его. Вдруг вспомнилось, как разум старого патриарха прикоснулся к его разуму – будто тёплый масляный бальзам пролился на полузажившую рану, снимая гнёт одиночества. Он вспомнил тёплый янтарный свет луны, запах пыльцы и шелестящих трав, ощущение всеобъемлющего покоя, словно всё идёт, как должно, без суеты и усилий, с начала времён. И ещё – пламя костра, отражающееся в тёмных глазах Тетаса, пляшущие тени и тихий голос маленького аргелианца, когда он рассказывал о странной прелести простой жизни пигминов, о замысловатой системе их легенд и верований, об их духовной философии и таинственных умениях, о глубоком спокойствии всей их цивилизации, что произрастало из осознания совершенной покорности Судьбе.

Хрупкая, как стекло, структура, сказал Тетас, которую даже благие изменения могут необратимо разрушить.

Он знал, что ни один из трёх исследователей не упоминал о вере пигминов в призраков или невидимок – что, конечно, не означало, что таких поверий не существует. Может быть, пигмины не хотели говорить об этом с пришельцами, или же исследователи не сочли нужным пересказывать эти поверья десантной группе, считая их всего-навсего плодом воображения. У существ, способных двигать и перекладывать предметы, было бы чертовски мало свободы действий в обществе пигминов, которые не смогли представить в качестве орудий труда, необходимых для официального причисления их к разумным видам, ничего более существенного, чем несколько палочек и цветочную гирлянду.

И тем не менее, судя по тому, что в последние недели рассказывала ему Хелен о работе исследователей чужих культур, даже этой малостью нельзя было пренебрегать.

Он встал и прошёл назад по короткому, ярко освещённому коридору к дверям отделения реанимации.

– Лейтенант Ухура?

Она тут же подняла голову. Как ни увлекло её чтение – роман, любовная история, журнал мод или что угодно, извлечённое из глубоких залежей бесконечных файлов в библиотечном компьютере, – она не забывала, что надо быть начеку.

– Да, доктор? – Она прикоснулась к руке лежащей женщины, потом к её волосам, раскинутым тёмным облаком по плоской подушке. – Она спит спокойнее.

– Хорошо, – Он вошёл в полутёмную комнату. Воздух был спёртым – во время тревоги вентиляционные шахты были защищены двойными экранами. – Вы не знаете, у доктора Гордон не было личного комплекта записей по Пигмису? Например, отдельного диска с её исследованиями? Все отчёты по планете в главном компьютере закрыты кодом, а я не хочу будить Джима, чтобы взглянуть на них…

– Судя по его виду, ему и впрямь надо выспаться, – заметила Ухура. – Да, у Хелен есть диск. Он должен быть рядом с компьютером на столе в её комнате, помечен оранжевой наклейкой. Там все предварительные отчёты по Пигмису, самый полный набор. Она искала какие-нибудь упоминания… ну, вы знаете – о невидимых и неощутимых существах.

– Она что-нибудь нашла?

Ухура покачала головой.

– Я не знаю. Но думаю, она не стала бы возражать, если бы вы зашли в её комнату и взяли диск.

Но когда Маккой спустился в гостевую каюту – всё ещё чувствуя себя немного глупо из-за того, что затеял всё это, когда мог спокойно подождать до завтра и спросить код у Джима – он не нашёл возле компьютера диска с оранжевой наклейкой. Этого диска просто не было в комнате – точнее говоря, там вообще не было никаких дисков.

* * *

Хелен беспокойно пошевелилась во сне. Ухура быстро взглянула на неё и отодвинула в сторону кронштейн с экраном. Этот роман, повествующий о любви посреди падения древних цивилизаций, она читала лишь затем, чтобы убить время, и для этой цели подошла бы любая другая книга (кроме истории о привидениях, мелькнула невесёлая мысль). Она с удивлением взглянула на хронометр в верхнем углу диагностического монитора. Почти полночь. Скоро Крис придёт на дежурство, а она сможет пойти спать… не то чтобы это было намного лучше, чем сидеть рядом с Хелен. Из-за тревоги даже офицеры, живущие в персональных каютах, были поселены вместе – стандартная процедура в редких случаях открытой инопланетной угрозы. Она делила комнату с Крис и с Органой из службы безопасности, их общей приятельницей. Но даже уютная атмосфера ночного девичника может надоесть до смерти. Здесь, по крайней мере, было тихо. К тому же, призналась она себе с некоторой тяжестью на сердце, вспоминая странное ощущение, посетившее её в коридоре, – здесь всё находилось под тщательным наблюдением.

Она склонилась над кроватью и потрогала лоб Хелен. Ни лихорадочного жара, ни холода, хотя подруга слегка заворочалась во сне и что-то пробормотала. Ухура взяла в руки её крупную широкую кисть и тихонько позвала:

– Хелен, я здесь. Это Ухура… я здесь, – не слишком громко, чтобы не разбудить, а только успокоить.

Хелен открыла глаза и взглянула на неё в тусклом свете диагностических приборов. Газ, который она вдохнула, обжёг ей горло, и голос звучал хриплым, почти неразборчивым шёпотом:

– Это не он!

Её взгляд был невидящим, ещё полусонным – может быть, даже ещё спящим. Она снова закрыла глаза, и у неё вырвалось мучительное рыдание; сильные пальцы отчаянно вцепились в руки Ухуры.

– Это не он! – снова всхлипнула она и разразилась неудержимым плачем, отворачивая лицо, когда Ухура попыталась её утешить.

Потом рыдания стихли, и она снова провалилась в сон.