Текст книги "Призрачный Странник"

Автор книги: Барбара Джоан Хэмбли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 9

Они с Джимом прогуливались по обзорному залу двенадцатой палубы. Стоял поздний час, конец второй вахты; а перед этим они были в его каюте, и, разомлев после любви, он говорил ей о своём корабле, а она спросила: «Ты покажешь мне его?» – «Что, прямо сейчас?» – рассмеялся он, и, погружаясь в глубокий блаженный сон, Хелен ещё осязала прикосновение его губ к её обнажённому плечу, ещё улыбалась, вспоминая, как падала ему на глаза прядь взлохмаченных светлых волос. Но в его взгляде она прочла радость.

Обзорный зал, как и все кормовые отсеки пилона, представлял из себя длинное, узкое помещение с аварийным выходом в одном конце и с турболифтом в другом; посреди зала тянулся двойной ряд кресел и стоял пищевой синтезатор, запрограммированный на создание самых популярных сладостей. В это время смены здесь было пусто, и при наполовину погашенных лампах звёзды снаружи казались совсем близкими.

Подойдя вплотную к тяжёлому броневому стеклу, закрывавшему окна, Хелен могла бы увидеть нижнюю поверхность главного корпуса, парящего над головой подобно невесомому парашюту из бледно-серого родия, и удлинённую сигарообразную гондолу инженерного корпуса, вытянутого внизу. Но там, под гондолой, зияла бесконечность – бесконечность в буквальном смысле слова, непроглядно-чёрная бездна, глубокая вне пределов самого понятия глубины. И звёзды в этой бездне, ужасающе далёкие, не мерцали и не искрились, но горели холодным мертвенным светом, в котором тёмные массивные гондолы варп-двигателей и тонкие пилоны казались пугающе хрупкими.

И наверху сияли огоньки, рассыпанные по серебристой поверхности корпуса, крошечные светлые точки, напоминающие о живом тепле, что бросало вызов энтропии и бесконечности, о неразделённой радости человеческого бытия, способной на краткий миг возобладать над этой всепоглощающей тьмой.

Всего лишь во второй раз в жизни она оказалась на борту космического судна. Пассажирский лайнер, унесший её из родных куполов марсианской колонии в университет на Дельте Лебедя, не имел обзорных иллюминаторов. Она с интересом заметила, что, несмотря на работу систем жизнеобеспечения, в обзорных залах пилона – и в Историческом отделе, который размещался в одном из таких залов, – было ощутимо прохладнее, чем во внутренних отсеках корабля. Стена, отделявшая их от вечности, была ледяной на ощупь.

Она взглянула в лицо Джиму; в эту минуту все мечты отражались в его глазах так же ясно, как звёздный свет.

– Этот простор, эта свобода – вот что тебе нужно, да? – тихо сказала она. – Не сам корабль, но то, куда корабль летит.

Он долго размышлял, прежде чем ответить. Было нечто в интимном полумраке этого пустого зала, при всей его длине и гулкости, что напоминало о тёплом уюте комнаты, которую они только что покинули. Как будто они всё ещё лежали, прижавшись друг к другу, как два зверя в подземном логове. Хелен и подумать не могла, что когда-нибудь, с кем-нибудь сможет говорить вот так открыто – спрашивать о самых сокровенных «почему», допытываться о тайных пружинах души, в существовании которых мало кто признается даже самому себе…

Но отчего-то с Джимом это было легко.

Медленно, как бы с трудом облекая мысли в слова, он проговорил:

– Я… я, правда, не знаю. Не свобода, не совсем. Если бы я хотел свободы, то, наверное, стал бы одним из вольных торговцев, что носятся с планеты на планету… Видит бог, тому, кто ищет свободы, не стоит идти за ней в Звёздный Флот. И не власть, это уж точно. Можно считать, что у меня есть абсолютная власть над четырьмя сотнями людей, но если вдуматься, это не так уж много. Это… такое, чему нет названия… будто слова для него забыты. Стремление…

Он покачал головой, светлые брови сдвинулись над переносицей прямого точёного носа.

– Я привык думать, что я просто сумасшедший, – тихо продолжал он, говоря словно сам с собой. Говоря так, подумала Хелен, как он давно ни с кем не говорил – может быть, никогда. – Просто идти туда, увидеть эти места… побывать там, где никто не бывал даже в мечтах – по крайней мере, никто из тех, о ком я знал или слышал.

Его рука чуть крепче сжала её талию, сильная, как сталь; но сейчас не желание таилось в этом объятии – желание было утолено – а лишь благодарность за то, что она была рядом. И ей показалось, что, при всей его лёгкости в отношениях с женщинами, этот человек большую часть жизни провёл в таком же одиночестве, что и нелюдимый мистер Спок.

– Это звучит так глупо, когда говоришь вслух, – сказал он немного погодя. – Но когда оно в душе, когда взывает к тебе…

– Тебя тянет вдаль, – тихо сказала Хелен, имея в виду это безымянное стремление. – Меня – вглубь. Увидеть связь между вещами, узнать, как они соответствуют друг другу и что происходит внутри. Это тоже звучит глупо – сказать, что я потратила жизнь на изучение того, как всё работает, но… это так. Я не могла иначе. Но, хоть убей, я не могу объяснить – почему.

– Если бы мы могли объяснить, почему, – ответил он с печальной полуулыбкой, – мы бы отговорили себя от этого и остались бы в проигрыше.

Он привлёк её к себе, и они поцеловались, без жадности и страсти, просто делясь удовольствием и взаимным теплом; и если раньше Хелен думала, что капитан «Энтерпрайза» – подходящий мужчина для короткого сумасбродного романа, то сейчас она поймала себя на мысли, что Джим Кирк – тот человек, с которым она хотела бы провести ещё много, много времени…

Она беспокойно заворочалась во сне, пытаясь выплыть наружу из клейкой темноты наваждения.

Что-то было не так.

Её рука вслепую скользнула по кнопке ночника – тот был включён, как и маленький экран для чтения возле кровати, и двести пятнадцатая страница романа о загадочном убийстве под названием «Его последняя рубашка» всё ещё светилась в темноте жёлтыми буквами.

Но не было сил проснуться.

Она снова соскользнула в глубину – на сей раз в глубину кошмара.

И этот кошмар становился до ужаса знакомым – страшный сон о руках Джима, обнимающих её, о губах Джима, сминающих её губы, жестоко, грубо и отчуждённо; сон о её сомнениях и разбитых надеждах. Мысль о том, что ею овладело совершенно чуждое существо, наполняла её таким страхом, какого она никогда прежде не испытывала. Но это же Джим! – отчаянно твердила она самой себе.

Но, заглядывая ему в глаза, она понимала, что это не Джим.

Она не знала, кто это.

Или – что это.

Потом она снова очутилась в своей постели – или, может, это была постель Джима, во сне она не могла сказать точно. Во сне, в тусклом сиянии ночника, она видела только, что кто-то лежит рядом, видела неясные очертания тела под смятым одеялом, слабый отблеск света на золотистых волосах…

Охваченная ужасом, она изо всех сил желала проснуться, прежде чем он обратит к ней лицо, которое не было лицом Джима, вообще не было человеческим лицом. Она пыталась вырваться из этого сна, пыталась набрать в грудь воздуха, чтобы закричать и разбудить себя, но воздуха всё не было…

Дайте мне проснуться! Дайте проснуться, прежде чем он повернётся ко мне…

Одеяло медленно шевельнулось.

Она наконец разлепила веки.

Но по-прежнему не могла дышать.

В голове пульсировала боль. В комнате – в её комнате, а не в каюте Джима, где она побывала во сне, – было почти темно, если не считать света ночника и оранжевого мерцания экрана. Она попыталась вдохнуть, но не смогла – лёгкие судорожно сжимались, в носу щипало от странного, металлического запаха. Её охватил страх, панический страх, что это всё ещё может быть сном…

Она взглянула на постель возле себя и увидела, что там пусто – существо из её кошмаров исчезло. Но голова гудела, и в мыслях плавал какой-то туман, похожий на сонливость или что-то в этом роде, пугая и сбивая с толку. Она кое-как выпуталась из одеяла и беспомощно скатилась на пол, через силу заставила себя подняться на ноги, двигаясь неуклюже, как одурманенная, не вполне понимая, сон это или уже явь. Но что-то происходит, тупо подумала она, что-то плохое, очень плохое, и надо поскорее выбраться из комнаты.

Шатаясь, как пьяная, она добралась до двери. Её пальцы нащупали кнопку замка.

Ничего.

Паника захлестнула её, безумный страх, рядом с которым ужас минувшего сна исчез, как лист, унесённый бурным потоком. Что-то было в воздухе её комнаты – вот откуда эта тяжесть и жжение в лёгких, вот почему глухо шумит в голове и конечности будто закованы в свинец. «Корабль!» – мысленно ужаснулась она. «Системы жизнеобеспечения отключились… это авария… Чужак… на борту чужак… это он выключил жизнеобеспечение!» Она вспомнила, как кто-то показывал ей аварийный ручной выключатель двери, но не могла вспомнить, где он и как им пользоваться. Серая пелена заволокла зрение; она доковыляла до маленького столика и в отчаянии ударила по кнопке интеркома. Но, конечно, если системы жизнеобеспечения отказали, все остальные тоже мертвы…

Мертвы… она умирает…

– Ухура… – выдохнула она. Горло горело огнём, превращая слова в хриплое гортанное карканье; она даже не знала, включён ли интерком. – Ухура!

* * *

– Метоамилиновый газ, – Мистер Спок поднял длинный узкий цилиндр, показывая его капитану и Маккою. Дюймовый индикатор на верхнем торце показывал, что баллон почти пуст. – Его поместили в вентиляционный канал в каюте доктора Гордон; выходной воздуховод был перекрыт, а панель управления дверью отключена.

Кирк протянул руку. Его глаза смотрели в никуда, неподвижным и жёстким взглядом.

– Я бы и так сказал вам, что это был метоамилин, – проворчал Маккой, оглянувшись на высокую диагностическую кровать, где лежала Хелен. Её прямые тёмные брови казались чёрными и поражали резким контрастом с восковой бледностью лица. – Её повезло, что она проснулась вовремя, чтобы позвать на помощь… и ещё больше повезло, что человек, которого она звала, не спал и услышал её.

– Я… я точно не знаю, что меня разбудило, – Лейтенант Ухура нахмурилась и плотнее запахнула тяжёлые чёрные полы своего халата. – Я просто… я беспокоилась за неё.

Взгляд её тёмных глаз скользнул в сторону, избегая капитана Кирка, но тот безучастно смотрел прямо перед собой.

– Потом я… я услышала, как что-то упало. Это и разбудило меня, – Она пожала плечами. – А когда я открыла глаза и осмотрелась, лампочка интеркома мигала.

– Несомненно, этот метоамилин был одним из запасных дыхательных баллонов, оставшихся с тех пор, как мы перевозили деновианского консула со свитой на Гиермос, – тихо сказал Кирк. – Их не охраняли специально…

Он заколебался и внезапно провёл рукой по глазам. Кроме упорной, бешеной ярости Спок видел в этих глазах опустошение, измученный взгляд человека, живущего на пределе сил. Он держал это при себе – как и положено командиру, подумал Спок, – но резкое освещение лазарета беспощадно выделяло новые морщины на его лице и впадины под скулами, явственно указывающие на потерю веса.

Он медленно вернулся к кровати и остановился, глядя на лежащую женщину. Её медленное, размеренное дыхание было беззвучным, ему вторило слабое биение огоньков на диагностическом мониторе над её головой. Даже в обмороке, столь глубоком, что он граничил с комой, между её бровями оставалась небольшая складка, как будто она всё ещё боролась с каким-то навязчивым, неотступно преследующим её видением.

– Я думал, что… – неуверенно начал Кирк и осёкся. Потом продолжил: – Я не могу понять, почему она не попыталась позвать меня?

Спок заметил, как Ухура чуть сжала бронзовые губы, какое удивлённое и вместе с тем ироничное выражение мелькнуло в её глазах, и вспомнил, как накануне вечером Хелен сбежала из комнаты отдыха при появлении Кирка. Конечно, всё происходящее между ними никоим образом не должно было касаться его, более того – с вулканской точки зрения, заострять внимание на столь вопиющем проявлении эмоций было бы чудовищной бестактностью с его стороны. Но если какая-нибудь биохимическая или техническая задача являла собой такое обилие очаровательных аномалий, он корпел бы над ней день и ночь, распутывая этот клубок противоречий.

Он задумался, нельзя ли частным образом обсудить эту тему с Ухурой, после того как будет решена текущая проблема чужака на борту, со её новыми и всё более тревожащими последствиями.

Поскольку Ухура ничего не сказала, сестра Чепэл, стоявшая по другую сторону кровати, тактично ответила:

– Она была в панике, капитан. Она часто связывалась с Ухурой, чтобы поболтать в свободное время, поэтому и позвала её.

– А, – сказал Кирк с несколько отсутствующим видом. Его брови сошлись, как будто в раздумье или от боли. – Да… я вижу…

– Да неужели? – буркнул Маккой, выходя из палаты реанимации в коридор, ведущий к его кабинету, оставив Чепэл и Ухуру у кровати Хелен. Дверь беззвучно закрылась за ними. – Ну, а я вижу, Джим, что ты выглядишь не лучше её. Что за чертовщина с тобой творится? Ты сторонишься этого места, как чумы…

– И продолжу сторониться, пока мой корабль в опасности, – Кирк прошёл несколько шагов и развернулся к ним с нетерпеливым беспокойством, как запертый в клетку тигр.

– А опасность существует, джентльмены, – продолжал он тихим, напряжённым голосом. – Я знал это, чувствовал это с тех пор, как мы покинули Пигмис. Я ощущал, что оно где-то здесь, прячется в переходах, в самих стенах. И теперь оно начало убивать.

– И выбрало объектом нападения единственного человека на борту, обладающего более или менее обширными знаниями о фауне и населении самого Пигмиса, – задумчиво подытожил Спок. – Что указывает на разумность этого существа и некоторую степень осведомлённости. И всё же отсутствие каких-либо физических показаний…

– Галактика велика, мистер Спок, – мягко ответил Кирк. – Никто из вас – никто из нас – не имеет ни малейшего представления об истинных способностях пигминов.

– Так вы не считаете случайностью, – сказал вулканец, – что мы не получили ответа при попытках установить подпространственный контакт с исследователями на Пигмисе?

– Нет, – Капитан покачал головой. – Становится всё более и более очевидным, что связь была прервана намеренно – и что некто пытается держать нас в неведении относительно каких-то тайн Пигмиса. Мы возвращаемся, джентльмены.

Спок поднял бровь. Кирк подошёл к интеркому на стене кабинета Маккоя и вызвал мостик.

– Мисс Фонтана…

– Да, капитан? – раздался голос навигатора ночной смены.

– Ложитесь на курс к Пигмису. Лейтенант Махейз, уведомите Звёздную базу 9, что мы сменили курс и возвращаемся на Пигмис из-за потенциальной угрозы безопасности судна и, возможно, безопасности Федерации. Это всё.

– В твоём изложении это звучит как заговор, – с сомнением сказал Маккой.

– Я согласен с капитаном, – вставил Спок, подходя к столу, куда Маккой положил пустой баллон из-под метоамилина, и ещё раз изучая индикаторы. – В самом деле, это может отчасти объяснить наши чрезвычайные трудности в обнаружении чужака стандартными методами сканирования. Тем не менее, это не обязательно должен быть заговор со стороны пигминов. У клингонов есть все причины желать срыва исследовательской миссии, а нам и ранее были известны случаи, когда они подкупали флотских служащих или принуждали их к содействию. Например…

– Нет, – резко сказал Кирк. – Нет, это… что-то с планеты. И его надо уничтожить, как можно быстрее, потому что оно наверняка попытается не дать нам вернуться на Пигмис.

Левая бровь Спока изогнулась ещё выше при виде этой неожиданной категорической убеждённости; Маккой взгромоздился на угол стола.

– Отлично, – сказал он, – но каким, интересно, образом ты собираешься уничтожить нечто, не оставляющее физических следов при сканировании корабля? Нечто, как видно, способное проходить сквозь стены, где ему вздумается?

– В конце двадцатого века в Колумбийском Университете проводились исследования по влиянию протонных волн на электронные кириллиановые поля, – ответил Кирк, снова расхаживая по кабинету. – Вы у нас эксперт в вопросах катры, Спок, – вы наверняка сможете собрать что-нибудь вроде дизраптора, который может распылить нашего маленького друга.

Спок онемел, шокированный не меньше, чем если бы Кирк в общем разговоре мимоходом упомянул подробности его интимной жизни, и на мгновение сам поразился тому, что это небрежное злоупотребление доверием причинило ему такую глубокую боль.

Но он напомнил себе, что этот человек – капитан и в данный момент пребывает в состоянии значительного стресса. Он сухо ответил:

– Действительно, можно создать что-то вроде поля ускорения протонов. Но я куда больше предпочёл бы попробовать пообщаться с чужаком прежде, чем решительно уничтожать его.

– Нет, – снова запротестовал Кирк. – Это может быть опасно… возможно, смертельно.

И когда Спок непонимающе взглянул на него, он продолжил уже спокойнее:

– Это бестелесный разум, Спок; биоэлектрическая тень. Оно может… захватить любого, кто подойдёт к нему достаточно близко. Если вы, или вы, доктор, – он развернулся на месте, и глаза его блеснули внезапной, жгучей настойчивостью, – или любой из экипажа услышит, или увидит, или… почувствует любой признак, любое проявление этого… этого полтергейста – убегайте немедленно. Риск слишком велик, особенно для вас, Спок.

– Конечно, – Спок по-прежнему стоял у рабочего стола; его длинные пальцы праздно скользили по индикаторам баллона, прямые тёмные ресницы опустились, скрывая глаза. На стене за ним светящиеся шкалы на мониторе наблюдения показывали, что жизненные показатели доктора Гордон постепенно изменяются, мало-помалу возвращаясь к нормальным по мере того, как её кровь очищалась от ядов. Его вулканский слух смутно различил доносящиеся из коридора голоса сестры Чепэл и лейтенанта Ухуры, вполголоса обменивающихся репликами, – и потом удаляющийся перестук каблуков Чепэл, когда она направилась в лабораторию, и мягкое шарканье марокканских кожаных туфель Ухуры, затихающее в другом конце коридора. Он повернулся к капитану; в нём нарастало тревожное ощущение неправильности, какого-то несоответствия.

– И всё же мне кажется любопытным, – проговорил он, – что когда мистер ДеСаль проверил баллон на отпечатки пальцев, они оказались тщательно стёрты. Это указывает на то, что наш чужак обладает весьма изощрённым умом – если только чужак и предполагаемый убийца действительно одно и тоже существо.

* * *

Дойдя до двери своей комнаты, лейтенант Ухура замедлила шаги. Два или три раза, направляясь в каюту Хелен, или обратно, или в комнату отдыха в конце второй вахты, когда коридоры были почти пусты, она снова испытала тот необъяснимый страх, что напал на неё в ту ночь перед отлётом с Пигмиса, зловещее чувство, что кто-то смотрит на неё и хочет позвать по имени. Она никому не говорила об этом, зная, что корабль и так полнится слухами, но кое-что из услышанного в комнате отдыха обеспокоило её сильнее, чем она сама себе признавалась.

И теперь – вот это.

Оно начало убивать, как сказал капитан. Она задавалась вопросом: было ли то, что она почувствовала в первую ночь, лишь игрой воображения или же она действительно подверглась куда большей опасности, чем думала сперва.

Оно мне приснилось, вспомнила она, торопясь к своей двери, – это было прямо перед пробуждением, мне снился холод и кто-то звал меня…

Но зачем ему было звать её, если её пробуждение могло спасти Хелен?

Она тряхнула головой. Кажется, она наслушалась историй о привидениях, которые Райли рассказывал в комнате отдыха. Вот ей и померещился во сне тот глухой удар, который, по смутному ощущению, и разбудил её.

Но это было не так. Дверь скользнула в сторону; неделю назад Ухура просто прошла бы к кровати и легла спать, но беспокойство последних дней заставило её включить свет, ещё стоя на пороге.

И её сразу же бросилось в глаза, что маленькая статуэтка из марсианской бронзы, обычно стоявшая на крошечном металлическом комоде стандартного флотского образца, лежит на полу в углу. Должно быть, звук её падения и разбудил Ухуру как раз вовремя, чтобы увидеть мигающий сигнал вызова от Хелен.

В коридоре за её спиной начали вспыхивать золотисто-оранжевые огни жёлтой тревоги. Замигала и тревожная лампочка на панели интеркома в её каюте, и, хотя Ухура практически дословно знала, что её предстоит услышать, она дотянулась до кнопки и включила канал всеобщего оповещения. При объявлении жёлтой тревоги полагалось первым делом включить связь и узнать, в чём проблема, – это была не авария или боевая тревога, мгновенно поднимающая всех с постелей, но определённо нечто такое, о чём следовало знать тем, кто не спит.

Как она и ожидала, голос лейтенанта Махейз, её ночной сменщицы, сообщал:

– …на борту. Соблюдайте все меры предосторожности; не ходите по кораблю в одиночку.

Ухура против воли улыбнулась, вспоминая, как в комнате отдыха Махейз беспардонно передразнивала стандартные оповещения о том, что надо соблюдать осторожность и ни при каких обстоятельствах не оставаться в одиночестве.

– Тревога вторжения – подтверждено присутствие инопланетного существа на борту. Соблюдайте…

Она отняла руку от переключателя и оглянулась на бронзовую статуэтку, лежащую на полу. С опаской, почти боясь прикоснуться к ней, связистка подошла и подняла статуэтку, потом взглянула на комод, где та стояла раньше. Ухура была предельно аккуратна – прожив три года в каюте размером три на пять метров, поневоле научишься аккуратности – но здесь было не так уж много мест, где можно держать мелкие вещи, и одним из них была крышка комода. Несколько флакончиков с духами – в их стеклянной глубине загорались и угасали жёлтые отблески тревожных огней; шкатулка с украшениями; в маленькой коробке – диск с любимым фильмом; электронный блокнот и стилос… Среди всей этой мелочи чётко выделялось пустое место, которое занимала раньше марсианская статуэтка. Она стояла примерно в десяти дюймах от ближайшего края комода.

Она никак не могла упасть сама по себе.