Текст книги "Прекрасная изменница"
Автор книги: Барбара Доусон Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 20
6 декабря 1701 года
О радость! В свой день святой Николай сделал мне драгоценный подарок. В церкви, во время службы, сидя на скамейке между матушкой и надзирательницей, я обернулась и увидела моего дорогого возлюбленного! Тут же симулировала приступ кашля и выбежала в притвор. Увы, смотреть в дорогие сердцу голубые глаза довелось всего несколько мгновений. Правда, Уильям успел передать мне записку с мольбой о встрече в его квартире.
Сердце разрывается от тоски. Я должна, должна найти способ улизнуть от ненавистной надзирательницы!
Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд
Войдя в спальню, Грант приказал себе ни о чем не думать и отдаться на волю примитивных инстинктов. Первым делом следовало уложить Софи в постель. Но протестующий ум отказывался подчиняться и успокаиваться.
Он развязал шейный платок, сбросил сюртук и жилет. Софи выскользнула из пелерины, сняла башмачки и, поджав ноги в шелковых чулочках, уютно устроилась на софе. Она призывно улыбнулась и вытянула руку.
– Иди сюда, – промурлыкала, словно кошка, – сядь рядом.
Откровенный призыв к любви. И все же, как ни печально, сначала хотелось поговорить – даже больше, чем броситься в объятия.
– Одну минутку.
Грант взял кочергу и поворошил в камине угли. Затем прошел по комнате и зажег еще несколько свечей. Сняв сапоги, бросил в открытую дверь гардеробной.
Софи пристально наблюдала за ним. В зеленых глазах светилось откровенное вожделение и что-то еще, с трудом подающееся определению, но рождающее желание склонить голову ей на грудь – вовсе не ради страсти, а для того, чтобы сознаться, облегчить душу.
Господи! Ему же довелось взбираться по каменным стенам крепостей, под покровом ночи проникать во дворцы, убегать от вооруженных до зубов охранников и огромных злых собак. И все же никакая опасность не пугала больше, чем неожиданная буря в собственной душе.
Внезапно захотелось, чтобы она засыпала его вопросами, и даже родилось сожаление: стоило ли так упорно подчеркивать исключительно чувственный характер их общения?
Грант напомнил себе, что доверять зеленым глазам опасно. Над головой Софи мрачной тучей нависло обвинение в убийстве. Вместо того чтобы оправдать ее, он упорно продолжал искать свидетельства, подтверждающие ее вину. Несмотря на то, что герцогиня редко спускалась в кухню, в роковой день она там появилась. Знала, что в кладовке хранится запас крысиного яда. Не отходила от Роберта две недели его последней болезни.
Однако сейчас мрачные доводы отступили. Отчаянно хотелось поговорить о том, что сказал ему Рэндольф.
Грант сжал резной столбик балдахина.
– Горишь желанием узнать, что сказал мой брат? – спросил он с укором. – Умираешь от любопытства?
– Хотелось бы понять тебя, – обиженно ответила Софи, – но лезть в душу не собираюсь.
С трудом подбирая слова, Грант наконец заговорил:
– У Рзндольфа плохо с сердцем. Гораздо хуже, чем я думал. В любую минуту может случиться новый, смертельный приступ.
Софи кивнула, ничуть не удивившись.
– Джейн мне рассказала. Она тоже очень беспокоится.
– Я не беспокоюсь! – взорвался Грант и, не в силах совладать с нахлынувшими чувствами, прошелся по комнате. – Во всяком случае, в том смысле, как ты это понимаешь. Дело в том, что… брат назначил меня единственным попечителем своего состояния. И хотел услышать обещание, что в случае его смерти я позабочусь о жене и ребенке.
Софи вопросительно вскинула брови.
– Ты дал обещание?
– Разумеется. У меня не было выбора.
– Был. Можно было отказаться. Но ты согласился, и я очень рада. Братья должны помогать друг другу.
– Оставь прописные истины. Тем более что мы с ним и братья-то всего лишь наполовину. Матушка спуталась со слугой, разве не помнишь?
Софи строго поджала губы.
– Ты меня не понял. Угодно тебе или нет, а вас с Рэндольфом связывают кровные узы. Он это признает; значит, должен признать и ты.
– Нет, это ты меня не поняла. Он законченный дурак, если готов доверить мне огромное богатство. Я ведь могу проиграть, спустить все, кроме заповедного имущества. Могу оставить вдову и сироту без единого пенни.
– Литтон тебе доверяет. Знает, что ты не вор.
С губ едва не сорвалось роковое признание в воровском прошлом, но было бы безумием давать ей в руки оружие, которым можно воспользоваться в любую минуту. За обеденным столом он уже признался, прямо ответив на вопрос. Просто потому, что хотел шокировать безупречного братца.
Скрипя зубами от злости, Грант подошел к окну, раздвинул шторы и посмотрел в черную, как его душа, ночь.
– У Рэндольфа множество причин не доверять мне. В детстве мы ненавидели друг друга. В шестнадцать лет я окончательно покинул Кендалл-Парк и с тех пор встречался с братом, лишь когда мы случайно сталкивались на светских приемах. Мне не было еще двадцати пяти лет, когда я умудрился проиграть солидное бабушкино наследство. Я же негодяй, подлец и ни на что не годный ленивый бездельник!
Софи рассмеялась.
– Ну, только не ленивый. Всю жизнь упорно работал, чтобы заслужить дурную репутацию.
Грант сердито посмотрел на нее.
– Что ты хочешь этим сказать?
На милом лице появилось серьезное, даже грустное выражение.
– Не хочу притворяться, что много знаю о твоем воспитании. Но, по-моему… твой отец напрасно вымещал злость за измену жены на невинном ребенке. Ненавидел тебя и мучил презрением.
Эти слова задели Гранта за живое. Значит, в этом и крылся корень зла? Если не удавалось стать лучшим сыном, он стремился стать худшим.
– Ты ничего не знаешь.
– Правильно, рассуждать – не мое дело. Присядь, пожалуйста. И расскажи хоть немного о жизни в Кендалл-Парке. Ведь там ты вырос.
Грант сел на краешек софы и закрыл лицо ладонями. Близость Софи и возбуждала, и успокаивала.
Грант представил себе дом, в котором жил, когда был маленьким. Огромный особняк с увитыми плющом каменными стенами. Неожиданно нахлынула ностальгия, и слова полились сами собой:
– Дом стоит на холме и смотрит в долину. А там перелески, луга, возделанные поля. Когда хотелось прогулять уроки, то пяти сотен акров вполне хватало, чтобы надежно спрятаться. Внизу течет река, и мы с Рэндом, пока были маленькими, вместе ловили рыбу в прозрачной холодной воде. – Погрузившись в воспоминания, Грант незаметно для самого себя назвал брата уменьшительным именем. – И однажды весной мне посчастливилось поймать огромную форель. Я был моложе Люсьена, наверное, лет семи, и, не удержавшись, упал в воду. Неумолимый поток увлек меня вниз по течению.
– И что же было дальше?
– Рэнд прыгнул в воду и вытащил меня на берег. Я, разумеется, намок и дрожал от холода. Но удочки из рук не выпустил. Рэнд уговаривал меня вернуться в дом, но в тот момент форель казалась важнее всего на свете.
– И что же, ты ее вытащил?
Грант кивнул.
– Пока я сражался, Рэнд успел сбегать домой и привести графа. Тот торопливо шел по дорожке, а я таял от гордости – огромная рыба уже билась на берегу. Не мог дождаться, чтобы показать трофей. Тогда я еще считал Литтона родным отцом и надеялся добиться его расположения. Но граф бросил форель в воду, а меня выпорол за испорченную одежду.
Софи не смогла сдержать сочувственного вздоха.
– Какой ужас, – шепотом возмутилась она и уже громче спросила: – А может быть, граф просто беспокоился о твоей безопасности и хотел научить уму-разуму?
Грант насмешливо фыркнул.
– Что ж, в таком случае можно считать, что я получил множество полезных уроков. Литтон не упускал возможности дать мне подзатыльник. Но даже этого ему было мало: специально для меня в углу кабинета неизменно стоял березовый прут.
Грант и сейчас представлял длинную розгу, поджидавшую своего часа за письменным столом. Гранту приказывали нагнуться, раздавался характерный свист, за которым следовала жгучая боль. Боль можно стерпеть, гораздо хуже унижение и беспомощность.
Грант вдруг подумал, что точно так же поступил вчера в своем кабинете с Софи.
– То же самое я сделал с тобой. Вчера, в своем кабинете, захотел унизить тебя, подчинить своей воле, заставить поступать так, как прикажу я. Наверное, унаследовал у графа больше, чем предполагал.
Софи крепко сжала его руку.
– Нет! – с жаром возразила она. – Ты нисколько не похож на жестокого Литтона. Да и ситуация вчера была абсолютно иной. Мы оба взрослые, самостоятельные люди, способные за себя постоять.
– Но мне хотелось поглумиться над тобой, показать, что наша связь – сугубо телесная. И я овладел тобой, словно шлюхой.
– Тут ты, пожалуй, прав. Ты хотел показать, что я ровным счетом ничего для тебя не значу.
Укоризненный взгляд Софи заставил Гранта устыдиться, но она продолжила:
– И все же встречу в кабинете нельзя назвать наказанием. Мы оба получили удовольствие. Так что вернее было бы говорить об эротическом приключении.
Грант усмехнулся. Разве Софи когда-нибудь вела себя так, как положено? Больше того, она права, утверждая, что соитие принесло обоим острое наслаждение.
– Перед тобой открывается заманчивая перспектива безжалостно меня отчитать, – напомнил он. – Так что давай, начинай. Обвини меня в похоти. Заставь просить прощения.
– Не нахожу в тебе ничего порочного. Ты действительно пострадал от дурного воспитания, но сам ни в чем не виноват. – Она тронула его за плечо и осторожно погладила. – А Рэндольфа граф порол?
– Нет, никогда. Рэндольф считался золотым мальчиком, наследником, который по определению не мог совершить ничего предосудительного. Получал отличные оценки на уроках, в то время как я всегда спешил и ставил кляксы. Прекрасно, аккуратно одевался: ему не случалось испачкаться, пролезая под кустами, порвать штаны, слезая с дерева, или вымазаться в саже, отважно спускаясь по трубе.
– Ты спускался по трубе? Не может быть, – едва сдерживая смех, заметила Софи. – Зачем?
Грант чуть заметно улыбнулся:
– Увидел, как трубочист чистит дымоход, и занятие показалось чрезвычайно заманчивым. А если честно, пришла в голову идея сбежать из дому и таким образом зарабатывать себе на хлеб. Все шло прекрасно до той минуты, пока я не застрял в дымоходе. Спас меня конюх – бросил мне веревку и вытащил.
– О Господи! Начинаю ценить спокойный характер Люсьена.
– Ты бы лучше по достоинству оценила то обстоятельство, что рядом с ним нет старшего брата, который называет его грязным ублюдком.
Рука Софи застыла на белом полотне рубашки.
– Рэндольф так говорил?
В душе зашевелилось мстительное стремление показать безупречного аристократа во всей красе. Может быть, узнав правду, она, наконец поймет, почему он презирает брата.
– Повторял при каждом удобном случае. Отец – его отец – тщательно скрывал от посторонних сам факт измены. Не хотел ходить с рогами. Но дома, когда мы оставались одни, не считал нужным беречь чьи-то чувства. Так что Рэндольф с малых лет усвоил, что я вовсе не истинный Чандлер и не принадлежу к благородному семейству. И разумеется, не уставал мне об этом напоминать.
Софи не смогла скрыть отвращения.
– Полагаю, ты сразу пускал в ход кулаки?
– Да, частенько разбивал ему нос. Ну а Литтон немедленно подвергал меня порке. Только напрасно: я все равно не упускал возможности извалять Рэндольфа в грязи. Он был двумя годами старше, и поначалу победа давалась нелегко. Но я понаблюдал, как дерутся уличные мальчишки, и выучил несколько полезных, хотя и не слишком честных приемов. И без зазрения совести пользовался ими.
– Каким же жестоким, бесчувственным, озлобленным был старый граф, если так немилосердно поступал с вами обоими.
– С обоими? – Грант не мог скрыть своего удивления. – Но Литтон ненавидел только меня.
– Но ведь твой брат тоже научился ненависти, – возразила Софи. – Хорошее ли это наследство? Он всего лишь копировал поведение отца, поскольку не видел ничего иного.
– Правильно, сейчас ты его оправдаешь и простишь, – холодно заявил Грант.
Софи нетерпеливо покачала головой:
– Нет, всего лишь пытаюсь увидеть ситуацию его глазами. Подумай только, как старательно Люсьен копирует каждое твое движение. Стоит тебе показать дурной пример, как мальчик тут же ему последует. Можно ли его винить? Или виноватым окажешься ты?
Гранту очень не хотелось признавать правоту Софи.
– Это не одно и то же, – резко возразил он. – Люсьену всего лишь девять. А Рэндольф продолжал унижать меня даже тогда, когда мы выросли.
– Согласна, он вел себя не очень благородно. И все же граф осознал ошибку и признал свою вину. Хочет извиниться и помириться.
– Черт возьми! Разве можно несколькими словами раскаяния стереть боль всей жизни?
Наступило молчание.
– Ты прав, прошлое изменить невозможно. Зато в нашей власти определить будущее. А это означает, что ты волен принять из рук брата оливковую ветвь и таким образом обрести семью. Но можешь жить по-прежнему, не нуждаясь ни в ком, кроме самого себя. Второй вариант наверняка безопаснее.
Грант едва не задохнулся. Софи обвиняет его в трусости?
– Сама не понимаешь, что говоришь. Тебе не пришлось испытать ад моего детства.
Софи нахмурилась.
– Неужели вы ссорились и дрались постоянно? Наверняка должны остаться и приятные воспоминания.
Нет, ничего доброго и приятного не было. И все же Грант вспомнил, как Рэнд учил его запускать воздушного змея, как помогал строить в ветвях огромного дерева домик, как делился карманными деньгами, которые давал ему отец.
– Думай о счастливых минутах, – посоветовала Софи, словно прочла его мысли, – а о плохом постарайся забыть. К чему тащить лишний груз? Чаще вспоминай, что брат спас тебе жизнь, когда ты упал в реку. Ведь в тот момент им двигала не ненависть, а любовь.
– Просто хотел иметь постоянную жертву для издевательств, – мрачно предположил Грант, хотя понимал абсурдность идеи.
– Ты должен дать брату шанс, – сказала Софи. – Тем более что его время на исходе.
На языке вертелся отрицательный ответ. Не хотелось делать скидку на болезнь Рэндольфа. Сам Грант всю жизнь рисковал, не задумываясь о смерти. Не понимал, как может абсолютное большинство мужчин предпочитать скуку мирного домашнего очага. Но вот сейчас беспокойство Рэндольфа проникло в сознание. Стал понятен холодный страх смерти, способной в любой момент лишить опеки и защиты жену и еще не родившегося ребенка. Если бы у самого Гранта была семья, если бы Софи и Люсьен принадлежали ему, то ради их благополучия он не задумываясь свернул бы горы.
– Не собираюсь драматизировать ситуацию, постараюсь не ссориться. Но удастся ли нам когда-нибудь стать друзьями, трудно сказать. – Он опасался проявить излишнюю чувствительность. – Должен признаться, общее стремление взвалить на мои плечи ответственность за детей уже начинает утомлять.
Софи с улыбкой снова взяла его за руку и переплела пальцы со своими.
– Думаю, все просто видят твою доброту. Ты упорно ее скрываешь, и все-таки она пробивается сквозь наслоения высокомерия и грубости.
Грант крепко сжал теплую ладонь. Простое замечание неожиданно порадовало. Даже не удавалось вспомнить, когда еще возникало подобное возвышенное чувство победы над миром. Он заставил себя спуститься на землю, напомнив, что ее мнение не должно иметь значения, что полагаться можно только на себя и ни на кого больше. И все же Софи, казалось, преподнесла бесценный подарок, способный заткнуть брешь в душе и подарить полноту существования.
Может быть, это и называется любовью?
Мысль одновременно вдохновила и ужаснула. Нет, он не настолько безумен, чтобы снова в нее влюбиться.
Грант поднес тонкие пальцы к губам и почувствовал слабый аромат розы.
– Ну вот, неожиданно стал хорошим, – заметил он шутливо. – А ведь еще утром считался гулякой и игроком. Гонялся за юбками.
– Можешь гоняться, сколько душе угодно, – саркастически парировала Софи, – но лишь в том случае, если эти юбки – мои.
Наклонившись, Софи поцеловала любимого в губы, кончиком языка настойчиво требуя ответной ласки. Чувственный призыв мгновенно разжег дремавший огонь. Грант с радостью оставил бы серьезный разговор и отдался телесным радостям. Тем более что ему предстояло загладить вину за эпизод в кабинете. Да, он будет любить медленно, прикасаться нежно, не упуская ни единого мгновения обоюдной радости.
Они неторопливо освободили друг друга от одежды, то и дело останавливаясь ради поцелуев и ласки. Софи перекинула ногу, собираясь сесть верхом прямо здесь, на софе, однако Грант схватил ее в охапку и отнес в постель.
Уложив возлюбленную на прохладные простыни, он начал ее ласкать. Нежно провел пальцами по груди, по изгибу талии, исследовал гладкую кожу на внутренней стороне бедер. Позволил себе волнующую игру с интимными складками – пока Софи не загорелась, стонами призывая к продолжению. Лишь в этот момент он оказался сверху.
Проникая внутрь, стремился сохранить самообладание. Она манила упругостью, жаркой влагой, испытывая на прочность. Он опустился как можно ниже, чтобы прикоснуться грудью, животом, ногами. Единение казалось совершенным, неповторимым, не испытанным ни разу в жизни.
Он покрыл прекрасное лицо короткими быстрыми поцелуями.
– Милая, ты для меня – весь мир. Хочу, чтобы этот миг длился вечно.
Господи, что же это за слова? Вечность невозможна, особенно с ней. Прямой путь к разочарованию и боли. Но едва Софи пошевелила бедрами и прошептала его имя, как сознание и способность анализировать отступили. Осталось лишь желание наслаждаться и дарить наслаждение.
Грант отстранился, а потом снова проник внутрь, как можно глубже. Неторопливый, даже ленивый ритм заставил Софи вздрогнуть и застонать. Она постоянно прикасалась, гладила, ласкала. Поцелуи сменяли один другой, смешивая дыхание.
Зеленые глаза светились нежностью и тайной. Софи провела пальцем по его щеке и прошептала:
– Грант, любимый мой.
Призыв захлестнул жаркой волной и мгновенно лишил последних остатков воли. Решение действовать медленно и методично, растягивая удовольствие, исчезло. Робкое признание в любви подтолкнуло за черту сознания, повергло в бездну безумия, заставило отдаться на волю дикой страсти. Тела слились в забвении, в жажде высшей награды. Грант чувствовал, как напрягается прекрасное тело, слышал восторженные вздохи на подступах к вершине. В тот самый момент, когда она издала пронзительный возглас, он присоединился к ней и освободился одним мощным толчком.
Гораздо позже вернулось сознание. И только сейчас Грант осознал ошибку.
Он все еще оставался во влажной глубине, забыв, что надо вовремя удалиться.
Глава 21
11 декабря 1701 года
Сегодня в моей спальне состоялась последняя примерка подвенечного платья. Дефилируя перед надзирательницей и матушкой, я взглянула в зеркало. Увидела потрясающее зрелище: элегантную леди в светло-голубом атласном наряде, расшитом золотом и украшенном тонкими кружевами. Надо признаться, что выглядела я почти такой же высокомерной и холодной, как сам Малфорд. О горе! Обречена стать герцогиней!
Неужели после встречи с Уильямом прошло всего лишь пять дней? Они показались мне вечностью!
Из дневника Аннабел Чатем-Рамзи, третьей герцогини Малфорд
Согретая и разнеженная блаженным отдыхом, Софи не хотела возвращаться к действительности. Возле груди ровно и мощно билось сердце Гранта. Темные глаза смотрели внимательно, даже вопросительно, а резкие черты мужественного лица отражали изумление не менее острое, чем ее собственное. В глубине тела она явственно ощущала его плоть – пусть уже несколько меньшего размера, но все же вполне реальную. О небо! Он излил семя в ее лоно! Эйфория застала врасплох и заставила забыть обо всем на свете!
Софи запаниковала.
Вес мужского тела стал невыносимым. Софи уперлась ладонями в каменную грудь и попыталась оттолкнуть Гранта, но тщетно. Он даже не пошевельнулся.
– Софи, – прошептал он не то умоляюще, не то примирительно.
– Пожалуйста, отпусти. – Голос ее дрогнул.
Грант мгновенно поднялся. Она села и ощутила между ног красноречивую струйку. Грант не принял мер предосторожности. Они повели себя глупо, беспечно. И уже нет рядом Роберта, чтобы спасти ее от ужасных последствий.
Рождение ребенка вне брачных уз невозможно, немыслимо! Успокаивать себя малой вероятностью зачатия не имеет смысла: десять лет назад хватило одного-единственного раза.
Софи закрыла лицо руками.
– Боже мой! – прошептала она в ужасе. – Господи!
Матрас промялся под весом мужского тела, и Грант оказался рядом.
– Я нарушил твое правило, – покаялся он. – Прости, это произошло случайно.
Софи подняла голову.
– Прости? Но я не могу родить внебрачного ребенка! Это позор! Я стану изгоем. Мой позор отразится на Люсьене.
Грант растерянно запустил пятерню в густые спутанные волосы.
– Всего лишь раз. Шансы невелики.
– Шансы, – недоверчиво повторила Софи. – Все-таки не в кости играем! Речь идет о ребенке.
Не в силах усидеть на месте, она сползла с кровати и собрала одежду. Хотелось лишь одного: упасть на пол и зарыдать. Боже милостивый! Случилось страшное, непоправимое: реальная опасность беременности вне брака! Снова! Куда идти? Что делать?
Предложит ли Грант выйти за него, замуж? Если да, нельзя принимать предложение опрометчиво, пока не вернется способность рассуждать здраво. Пока не станет ясно, что он действительно ее любит.
«Милая, ты для меня – весь мир. Хочу, чтобы этот миг длился вечно».
Несмотря на катастрофу, Софи все равно мечтала об этом человеке. Говорил ли он искренне? Или обронил нежные слова случайно, в порыве страсти?
Грант встал с кровати.
– Хочу, чтобы ты знала: если бы можно было исправить случившееся, я бы непременно это сделал.
В неровном мерцании свечей Софи посмотрела на возлюбленного. Резкие черты выражали искреннее сожаление, тронувшее душу. Пытаясь взять себя в руки, она ответила:
– К чему рассуждать? Что сделано, то сделано. И… это было прекрасно.
Последние слова вырвались невольно, сами собой. К радости или к горю, она любит Гранта. А потому казалось вполне естественным принять его семя. В глубине души она мечтала вновь ощутить под сердцем жизнь его ребенка. А где-то в дальнем таинственном уголке жила надежда на то, что так оно и случится.
Уж не сошла ли она с ума?
Трясущимися руками Софи надела сорочку. Два последних вечера она задерживалась гораздо дольше, но в нынешних обстоятельствах оставаться было опасно: отчаянно хотелось отбросить осторожность и снова упасть в жаркие объятия.
Едва она опустилась на софу, чтобы надеть чулки, Грант тут же присел на корточки напротив. Сильная обнаженная грудь оказалась совсем близко. Шрам от пули отчетливо проступал на правом предплечье и напоминал о тайнах, которые только предстояло открыть. Несмотря на опасения, Софи не терпелось узнать о любимом как можно больше, ведь только понимание ведет к истинной близости. Но осведомленность сулит и немалые опасности.
Разделив груз прошлого, Грант невольно способствовал углублению отношений. Однако интимность повернулась обратной стороной: оба забыли об осторожности.
Он поднял с пола одну из подвязок и бережно обернул черную ленту вокруг бедра. Как бы между прочим, словно обсуждая изменчивую погоду, заметил:
– Если выяснится, что будет ребенок, немедленно скажи. Я женюсь на тебе. Теперь это уже возможно. Скорее всего той роскоши, к которой ты привыкла, не будет, но комфорт и достаток обещаю.
Софи сидела молча, не в силах произнести ни слова. На память пришли слова, которые Грант сказал ей десять лет назад, когда она забеременела: «Черт подери! Я не могу позволить себе жениться! А теперь придется!»
Грант опустил руку, чтобы поднять вторую подвязку, а Софи тем временем постаралась прямо посмотреть в глаза горькой правде. Грант не хочет жениться. Предложение не означало ни любви, ни даже дружеского расположения. Лишь необходимость могла заставить его пойти под венец.
Софи спрятала боль под маской аристократической сдержанности.
– Ну что ж, – произнесла она безразличным тоном, – будем молиться, чтобы все обошлось.
– Да.
Софи грациозно встала, подняла с пола платье и натянула его снизу, через ноги. Пока поправляла корсаж и рукава, единственными звуками в полумраке спальни оставались тихий шорох ткани и потрескивание дров в камине. Грант не произносил ни слова.
Одним быстрым движением Грант надел бриджи. Потом, как всегда, подошел и застегнул пуговки у нее на спине.
– Когда в последний раз были твои дни?
– Почти месяц назад. Так что через несколько дней все прояснится. Ну а пока… оплошность не должна повториться.
– И не повторится. В следующий раз обещаю проявить осмотрительность.
– Следующего раза не будет. – Сердце разрывалось на части, и все же она сделала единственно возможный выбор. Ради Люсьена и ради себя самой. – Я прекращаю нашу связь, Грант.
Руки замерли на последней пуговице. Грант схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.
– Из-за одной-единственной ошибки? Господи, Софи! Я же обещал, что это не повторится, и сдержу обещание.
Чтобы отступить на шаг, потребовалось немалое волевое усилие. И все же, пока он прикасался к ней, о сопротивлении не могло быть и речи.
– Риск слишком велик, и сегодняшний случай это доказал. Я не позволю силой вовлечь себя в брак.
Грант провел рукой по волосам.
– Понятно, – заметил он ледяным тоном. – Ты никогда не выйдешь за меня замуж. Ведь брак повлечет за собой потерю герцогского титула.
– Титул здесь ни при чем. На сей раз я выйду замуж только по любви, а не в силу сложившихся обстоятельств.
– Будь прокляты нелепые сантименты! – возмущенно воскликнул Грант. – Если сегодняшняя встреча закончится беременностью, ты выйдешь за меня замуж! Не допущу, чтобы мой ребенок родился бастардом или чтобы его воспитывал кто-то другой.
Он отвернулся и принялся собирать разбросанные по комнате вещи. Софи замерла. Сердце билось медленно, тяжело. В ушах продолжал звучать хриплый, решительный, не допускавший возражений и компромисса голос.
Видит Бог, она понятия не имела, что отцовство для него так много значит. Считала Гранта распутником, которому не нужна семья. Убедила себя в том, что он не захочет растить Люсьена.
На самом деле все обстояло иначе.
Теперь, заглянув в прошлое Гранта, Софи понимала, что он вовсе не тот бессердечный мошенник, которым стремился предстать перед миром. С самого раннего детства познал ужас существования рядом с жестоким человеком, мстившим мальчику за грехи матери. Но при этом не озлобился, а, напротив, вырос с твердым намерением защищать собственного ребенка.
«Сам не ожидал, но внезапно оказалось, что люблю детей. Возможно даже, не стал бы возражать против пары-тройки собственных малышей».
Услышав эти слова, Софи решила, что они выражают лишь мгновенную прихоть, причуду. Как и все вокруг, она привыкла думать о мистере Чандлере далеко не лучшим образом. Но оказалось, что Грант говорит от чистого сердца.
Грант взял свечу и скрылся в гардеробной – наверняка затем, чтобы завязать перед зеркалом шейный платок. Софи надела башмачки, привела в порядок волосы, надела шляпку и завязала под подбородком ленты.
Да, Грант, несомненно, достоин узнать правду о Люсьене. Но как ему об этом рассказать? Он наверняка придет в ярость. Во что выльются обида, гнев, боль? Девять лет его обманывали, девять лет лишали права участвовать в жизни сына.
Он, разумеется, будет настаивать на браке.
Перспектива стать женой Гранта Чандлера была весьма заманчивой. Но даже это счастье могло оказаться двойственным: блаженство принадлежать любимому неизбежно омрачалось бы чувством вины за собственную ложь.
Наконец из гардеробной появился безупречный джентльмен в прекрасно сшитом сером сюртуке и бежевых бриджах. Он помог Софи надеть пелерину и подал ей руку. Гранта оскорбило ее намерение порвать с ним отношения.
В коридоре Грант сухо произнес:
– Намерен нарушить еще одно твое правило.
– А именно?
В полумраке он посмотрел ей в глаза.
– Не собираюсь отказываться от опекунства. Роберт доверил мне заботу о единственном сыне, а потому считаю своим долгом выполнить волю друга.
– М…
– Не пытайтесь спорить, герцогиня. И без того знаю, что подло нарушаю данное обещание. Тем не менее решительно отказываюсь оставлять Люсьена. И вопреки вашему мнению не разочарую ребенка. Понятно?
Софи была в отчаянии. На глаза навернулись слезы, к горлу подступил комок.
– Понятно, – едва слышно прошептала она.
Как жестоко она ошиблась в Гранте! Даже не зная, что Люсьен – его сын, Грант заботился о мальчике. Любил ребенка, которого считал чужим.
Стыдно так неосмотрительно, так жестоко недооценивать человека. Много ли светских повес дали бы себе труд проявить внимание к незнакомому маленькому мальчику? Кто из них нашел бы время для игры в оловянных солдатиков или прогулки в парке?
Звук шагов по ступеням гулко отдавался в мраморном холле. Софи взглянула на Гранта и увидела, что тот сосредоточенно смотрит вниз, в прихожую. Софи решила рассказать ему все, без утайки, прямо сейчас.
– Грант, дело в том, что я…
Он прикрыл ее губы ладонью и остановил на середине лестницы.
Софи испуганно замерла.
Грант не смотрел на неё. Его внимание было приковано к первому этажу.
В темной прихожей мерцал приглушенный свет. Лучи проникали из комнаты, расположенной слева от двери. Из кабинета.
Час назад, когда они приехали, в доме было темно, хоть глаз выколи.
Грант наклонился к самому ее уху и шепнул:
– Это чужой. Возвращайся наверх.
Софи убрала с губ ладонь.
– Наверняка Рен, – возразила она. – Или экономка.
Грант покачал головой:
– Слугам строго-настрого приказано не выходить ночью из своих комнат. Они все внизу. Иди же!
Грант легонько подтолкнул ее. Софи начала подниматься, то и дело оглядываясь.
Грант пошел вниз, двигаясь бесшумно, словно пантера на охоте. Софи стало не по себе.
Она вспомнила, что нечто подобное случилось неделю назад: Грант говорил, что кто-то ударил Рена по голове. Неужели тот же самый преступник?
Поднявшись на площадку третьего этажа, Софи в страхе схватилась за гладкие дубовые перила. А что, если вор вооружен?
У Гранта нет ни ножа, ни пистолета. Он может погибнуть.
Оглянувшись, Софи заметила на столике возле стены небольшую фарфоровую вазу. В сложившейся ситуации и она сгодится.
Снизу послышался резкий вопрос Гранта и гортанный ответ незнакомца. В кабинете завязалась борьба. Софи, не колеблясь, схватила вазу и в следующее мгновение оказалась на поле битвы.
Комната выглядела разоренной, словно вор упорно разыскивал что-то. Ящики письменного стола оказались выдвинуты, содержимое валялось на полу. Здесь же были разбросаны книги из шкафа. Даже картины висели криво.
Посреди кабинета Грант дрался с крепким смуглым человеком. Вор выглядел довольно странно: потрепанная темная одежда совсем не гармонировала с белым тюрбаном на голове. Очевидно, иностранец. Не успела Софи опомниться, как Грант нанес вору мощный удар в челюсть. Преступник попятился, налетел на стул и, не удержавшись, рухнул на пол. Тюрбан свалился, обнажив абсолютно лысый череп.
