Текст книги "Загадка неоконченной рукописи"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
– Привет, Джоуи. Что случилось?
– Мама меня ищет, – прошептал он.
– Ты что-нибудь натворил?
– Она говорит, что мне можно быть здесь только до девяти. Но еще никто не уходит. Я не понимаю, почему я должен самым первым отправляться в постель.
«Потому что твоя мама крутит шашни с братом твоего папы», – подумала Дженни. До нее доходили слухи. Сложно было не знать о том, о чем судачили на каждом углу. Нельзя сказать, чтобы Дженни это удивляло. Она училась в школе с Селеной Баттл. Она видела эту девицу в действии. К настоящему моменту она обзавелась тремя детьми от трех разных мужчин и, по всей видимости, работала над четвертым. Понятно, что ей не хотелось, чтобы Джоуи путался под ногами.
– Наверное, твоя мама считает, что тебе нужно спать, потому что ты ходишь по утрам в садик, и все такое.
– Джоуи Баттл, куда ты пропал? – Его мать сграбастала мальчишку за футболку и вытащила из убежища, бросив нервный взгляд на Дженни. – Привет, Мэри-Бет. Он приставал к тебе? – И прошипела ему на ухо: – Что тебе от нее надо? Она пришла сюда не для того, чтобы нянчиться с тобой.
– Он мне нисколько… – начала было Дженни, но Селена уже тащила Джоуи прочь; большие часы над сценой показывали девять.
Дженни смотрела на часы и старалась не волноваться. Пока не появилось ни одного нового лица. «Но это еще ничего не значит, – успокаивала она себя. – Он просто задерживается». Она вообразила, что его задержали дела или пробки на трассе. Она даже представила, как в последний момент он обнаружил, что у него нет чистой рубашки, – и почти видела, как он мечется с одной из них от стиральной машины к сушилке, а потом гладит ее – или, по крайней мере, пытается это сделать, так как не слишком хорошо умеет обращаться с утюгом. Нет, он действительно нуждается в ком-то вроде Дженни, кто будет гладить ему рубашки. Она прекрасно умела гладить рубашки.
Предположив, что он задержится еще ненадолго, она на время перестала улыбаться, чтобы дать отдых мышцам лица. Люди вокруг нее делали то же самое с мышцами своих ног.
Она прислонилась к стене, по очереди слегка вынимая из туфель то одну, то другую ногу, и изо всех сил старалась выглядеть так, словно, как все вокруг, утомилась от танцев и радуется перерыву.
– Дамы приглашают кавалеров, – объявил преподобный Патти, и женщины со всех сторон начали подходить к своим мужчинам и выводить их на танцплощадку.
«Пригласи кого-нибудь», – твердила себе Дженни, быстро оглядывая зал. «Кого угодно», – говорила себе она, но, как ни старалась, не видела никого, с кем ей хотелось бы станцевать.
Спустя минуту даже оглядываться вокруг показалось ей глупым. Поэтому она прикоснулась пальцами к горлу, демонстрируя жажду, и вдоль стены направилась к столу с закусками и напитками. Вокруг него толпились люди. Всякий раз, когда подходила ее очередь, кто-нибудь более жаждущий оттирал ее назад, но возмущаться не имело смысла. Когда, наконец, она получила свой сидр, она со стаканом направилась в новый укромный уголок на другой стороне зала. Она отхлебывала из стаканчика и то притопывала ногой, то постукивала пальцами по бедру, то кивала в такт музыке.
Она только успела допить стакан, как танцоры вновь встали в цепочку для «Электрической дорожки». Поспешно, чтобы не успеть испугаться, она пересекла полоску пола и присоединилась к остальным. Даже если ее сердце и стучало вдвое быстрее, чем обычно, никто бы не догадался, потому что «Электрическая дорожка» была ее танцем. Ее тело знало все движения. Ей не требовалось обдумывать их. Прежде чем она успела заметить, кто смотрит и кто не смотрит на нее, и с какой степенью недоверия, она уже двигалась по танцплощадке, не нарушая строя.
Расслабившись впервые за этот день, ее тело поймало ритм. Руки, ноги, бедра – она двигалась непринужденно, и как это было радостно! Она не думала ни о своих веснушках, ни о волосах, ни об отце. Она улыбалась преподобному Патти и людям, которые были рядом. Невероятно, но они улыбались в ответ. В это мгновение она была такой, какой никогда не была в Литтл-Фоллз: красивой, счастливой и одной из толпы.
Она танцевала, пока не отзвучала последняя нота, а потом вместе со всеми остальными зааплодировала. Цепочка в мгновение ока распалась на мелкие группки, которые разошлись кто куда. Она неожиданно оказалась одна, все уже разошлись.
Краснея, она направилась к дверям. Выйдя на веранду, она мгновенно ощутила свежесть вечернего воздуха. Оглядевшись и наконец найдя свободное место, Дженни направилась туда и облокотилась на старые деревянные перила.
– Привет, Мэри-Бет.
Она обернулась. В метре от нее стоял Дадли Райт Третий. Он был высоким, тощим и до сих пор походил на подростка, хотя по ее подсчетам ему должно было быть двадцать шесть, так как в школе он учился на два класса старше.
Как бы то ни было, не об этом мужчине мечтала Дженни. Дадли был репортером местной газеты, основанной его дедом и в настоящее время издаваемой отцом. Каждый знал, что Дадли Третий мечтает к тридцати годам стать главным редактором, но его карьера зависела от того, сочтет ли его дед, Дадли Старший, удалившийся на покой, но оставивший за собой право принимать и одобрять все решения, достаточным для поддержания семейной традиции его упорство, воображение и писательский талант.
Иногда Дженни с сочувствием думала, какое же давление приходится переносить бедняге Дадли. Но сейчас был не тот случай.
Прекрасно представляя, какой единственный интерес может быть у Райтов к Клайдам, она приготовилась к обороне. Он приблизился еще на шаг.
– Я видел, как ты танцевала. Ты выглядела вполне счастливой. Это из-за танца или из-за того, что Дарден выходит на свободу?
Дженни дотронулась до своей шеи и обнаружила пряди, выбившиеся из прически. Она заправила их обратно.
– Там душновато.
– Вторник – знаменательный день, да?
Она не желала думать об этом. Только не в этот вечер.
– И как ты себя чувствуешь? Сколько там прошло… пять лет? Она полагала, что ему известно, что это было не пять, а шесть лет. Она полагала, что он говорил об этом со своим отцом. Его отец следил за всем ходом дела, от ареста до решения суда.
Она поискала взглядом в темноте свое каштановое дерево, нашла и пожелала оказаться там.
– Его рано выпускают, – заметил Дадли.
– Ему сократили срок за хорошее поведение.
– И все-таки… Он был осужден за убийство.
– Непреднамеренное убийство, – поправила она.
– Не представляю, каково это – знать, что ты оборвал чью-то жизнь.
– Сможешь спросить об этом у него, – ответила она, хотя прекрасно знала, что, если Дадли Райт Третий приблизится к их дому, Дарден захлопнет дверь у него перед носом. Дарден никого не пускал в свою частную жизнь. Он утверждал, что испытал облегчение, оказавшись наконец в тюрьме после тех атак, которым подвергали его репортеры.
– Ну а чем он собирается заняться, когда вернется? – спросил Дадли. – Он же должен будет работать, правда? Ведь таково условие?
– У него есть бизнес – перевозки.
– Был, – не преминул напомнить ей Дадли. – За столько лет от его связей ничего не осталось, не говоря уже о машине. Неужели она еще ездит?
Дженни не хотела это обсуждать. Действительно не хотела. Она представила, что стоит там, под деревом, прислонившись в темноте к стволу, и разговаривает с кем-то, кому она небезразлична. В мизинце того мужчины, которого она ждала, было больше сочувствия и понимания, чем во всем долговязом теле Дадли Райта Третьего.
– Должен тебе сказать, – предупредил он ее таким тоном, будто оказывал огромную услугу, – народ волнуется. Они не уверены, что хотят иметь в своем городке бывшего уголовника. Ты не боишься, что он тут придется не ко двору?
– Он никогда и не был ко двору, – рассеянно отозвалась она, так как заметила движение под деревом. Кто-то там был.
– Одно дело – быть независимым, – возразил Дадли, – а другое – изгоем. Как твой отец отнесется к этому? Обдумывал ли он это?
Со стоянки выезжала машина. Свет фар, описав дугу, выхватил из темноты фигуру человека, стоявшего под каштаном и наблюдавшего за происходящим. Горожанин, решивший отдохнуть от танцев? Дженни так не думала. Никто из местных не был таким высоким. Никто не носил кожаной куртки и сапог, сверкающих достаточно для того, чтобы отразить свет фар. Никто не носил с собой мотоциклетного шлема.
– Задумывался ли он о том, каково это – вернуться туда, где каждый знает, где он был и почему? – допытывался Дадли.
Дженни едва не лишилась чувств от возбуждения. Она пыталась решить, что лучше – оставаться на месте, чтобы незнакомец сам подошел к ней, или подойти к нему самой, когда Дадли ворвался к ней в мысли коротким окликом:
– Мэри-Бет?
– Что?
– Я спросил, представляет ли Дарден последствия возвращения на место преступления?
Она нахмурилась.
– О чем ты?
– Некоторые думают, что ему лучше переехать и начать заново где-нибудь в другом месте.
Дженни считала точно так же, но знала, что этого не будет. Когда она последний раз навещала его, Дарден ясно дал ей это понять. Он сказал, что его дом – в Литтл-Фоллз. Он сказал, что имеет полное право вернуться, и ему абсолютно наплевать, нравится это местным жителям или нет.
– Здесь с ним произошло не самое приятное, – продолжал Дадли. – Может быть, ему не стоит возвращаться.
– Так говорят люди?
– Некоторые. Ну, многие.
– И ты?
– Я – журналист. Я должен быть объективным.
Дженни терпеть не могла трусов. Решив, что она больше не потратит на него ни секунды своего времени, она снова посмотрела на свое дерево. Но то предчувствие, благодаря которому она смогла заметить фигуру мотоциклиста под деревом, ушло. Она заслонила руками глаза от бьющего сбоку света, чтобы лучше видеть в темноте. Но все равно не смогла никого разглядеть.
Это Дадли во всем виноват. Он увидел Дадли рядом с ней и подумал, что она занята.
– Дарден тебя не пугает? – спросил Дадли. Она метнула на него рассерженный взгляд.
– С чего бы это? И почему ты меня об этом спрашиваешь? Что тебе от меня нужно?
– Интервью. Люди хотят знать, что ты думаешь и чувствуешь по поводу того, что Дарден выходит из тюрьмы и возвращается в город. Они хотят знать, что он собирается делать. Они хотят знать, что ты собираешься делать, когда он вернется. Им любопытно, они волнуются, и ты – единственная, кто может разъяснить им ситуацию. Это самая большая местная сенсация с тех пор, как кузина Мерля вышла замуж за стриптизера. Это достойная тема для первой полосы.
Дженни твердо покачала головой. Городское любопытство – не ее проблема. Их волнения – не ее проблема. У нее достаточно своих проблем. Интервью для первой полосы? Нет уж, Бог свидетель, об этом она мечтает меньше всего. Дарден бы ее убил.
– Пожалуйста, оставь меня в покое, – сказала она, потому что неожиданно поняла, что еще не все потеряно. Мужчина под деревом мог просто отступить дальше в тень. Если он увидит, что Дадли ушел, он может снова показаться.
– Ты можешь помочь им понять, что ты испытываешь, – настаивал Дадли.
– Никто не может этого понять, – отрезала она, хотя понимала, что разговаривать с ним – только понапрасну сотрясать воздух. Что бы ни говорил, ни делал и ни писал Дадли Райт, это не могло изменить в ее жизни ровным счетом ничего.
Она оторвалась от перил, повернулась и пошла прочь от него.
– Мэри-Бет, я заплачу тебе.
Она не знала, плюнуть ли ему в глаза или молить Бога, чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Все на этой длинной веранде смотрели на нее.
– Ты не считаешь, что это твой долг перед горожанами? – прокричал он.
Не опуская головы и сжав губы, она предоставила наблюдающим возможность перемыть ей кости, бегом бросившись к лестнице и сбежав по ступенькам. Она пересекла двор и подъездную дорожку и направилась прямо к дереву. С противоположной от веранды стороны ствол был знакомым и темным.
Она прислонилась к нему и стояла так, пока гнев не утих, и потом еще немного, потому что не только в гневе было дело. Было еще и недовольство собой: она не должна была убегать на глазах у всех. Теперь вернуться будет сложнее.
Но она должна. Больше не будет такой ночи до того, как вернется Дарден. Это ее последний шанс. Она должна опять пойти туда.
Дженни оттолкнулась от дерева и посмотрела в сторону веранды. Оркестр сыграл уже несколько мелодий, публика на веранде сменилась, и там уже не было свидетелей ее бегства. Дадли нигде поблизости не было видно.
Губы плотно сомкнулись. Рука проверила прическу. Кончики пальцев коснулись веснушек. Влажные ладони разгладили платье. Она набрала в грудь воздуха, подумала о своих мечтах и вернулась в зал.
Прошло два часа. Дженни наблюдала за танцами от левой стены зала, от правой стены зала, от стола с закусками и напитками, со ступенек, ведущих к сцене. Она улыбалась. Она покачивала головой в такт. Она старалась выглядеть готовой к общению.
Единственным человеком, который смотрел на нее в своей обычной внимательной манере, был Дэн О'Кифи, а единственной, кто хоть как-то попытался с ней общаться, – Мириам, пролетающая мимо в танце. «Как туфли?» – задыхаясь, спросила она на одном круге, а на следующем: «Почему ты не танцуешь?» и, наконец: «Ты помнишь, что завтра к десяти?» Каждый раз она уносилась прочь прежде, чем Дженни успевала ответить.
К концу вечера оркестр стал играть преимущественно медленные вещи, для тех самых танцев щека к щеке. Каждая семья, которая называла этот вечер чудесным, каждая группа друзей, каждая пара влюбленных страшила Дженни все больше и больше. Это должен был быть ее вечер. Неужели она ошиблась?
Она оставалась в зале до тех пор, пока не отзвучала самая последняя песня, пока преподобный Патти собственноручно не поаплодировал оркестру и не сказал: «Спасибо, доброй ночи, благослови вас всех Господь», пока самые последние танцоры не удалились нестройными рядами в ночь, а члены организационного комитета не начали собирать мусор в мешки, протирать столы и закрывать чехлами стулья. Только тогда она тоже ушла.
Ночь была безлунной и темной, словно угольная яма. Туман цеплялся за верхушки деревьев тяжелым занавесом, ожидающим конца представления, чтобы упасть. «Ну, давай же», – прокричала в темноту Дженни. Шагая домой, она убеждала себя, что сегодняшняя неудача – еще не конец света. Но ее сердце не поддавалось убеждениям; оно словно налилось свинцом.
С таким трудом купленное новое платье! С таким трудом нанесенный макияж и уложенная прическа! С таким трудом одолженные у Мириам туфли и мучительные часы с поджатыми пальцами только из-за того, что туфли должны были завершать картину.
Она остановилась, сняла туфли и пошла дальше в одних колготках. Ощущение свободы было настолько приятным, что через секунду она остановилась снова и стянула с ног и колготки. Она зашвырнула их в кусты и пошла дальше. Еще через несколько секунд она сорвала ленту, стягивающую волосы.
Ее походка стала размашистой и дерзкой. Она доставила удовольствие ступням, пройдясь по прохладной траве, а потом вышла на середину дороги и больше не сворачивала с нее. Ей нечего было терять, действительно нечего.
Сзади послышался звук мотора и гудки. Она продолжала идти, а потом все-таки отступила, но совсем чуть-чуть. Машина обогнула ее по обочине, и водитель осыпал Дженни громкими ругательствами. Через несколько мгновений и машина, и проклятья растворились в тумане.
Дэн О'Кифи не сигналил и не ругался. Он проехал чуть вперед и остановился, поджидая ее.
– Садись.
Лучи фар, пронзающие туман, напомнили Дженни меч Люка из «Звездных войн».
– Со мной все в порядке.
– Туман опускается, а с ним – холод. Ты заболеешь, а я должен буду отвечать за это перед Дарденом. Давай, Дженни. Я отвезу тебя домой.
Но она пока была не готова оказаться дома. Там разочарование этого вечера должно стать совершенно невыносимым. Она не была готова к этому.
Он вздохнул, помассировал плечо и подождал еще немного. Дженни не пошевелилась, и тогда он сказал:
– Ладно, мое дело – предложить. – Он нажал на газ и уехал прочь.
Дженни смотрела, как туман пожирает задние фары его джипа. Потом села на асфальт и стала дожидаться следующей машины. Но ее все не было. И, просидев какое-то время на дороге, Дженни, на которой не было ничего, кроме платья, да и оно было не слишком плотным, почувствовала влагу и холод. Поэтому она все-таки заставила себя подняться и пошла дальше.
Она не успела уйти далеко, когда из тумана вырвался мотоцикл и промчался мимо нее, а потом резко заглушил мотор и остановился. Она видела его силуэт впереди, в тумане, на границе размытого пятна света фар. Мотоциклист опустил ногу на дорогу и оглянулся. Спустя минуту он снял шлем.
Дженни почти перестала дышать.
Глава 7
Бостон
«Дженни почти перестала дышать».
Кэйси еще раз перечитала строчку, потом схватила конверт и, не глядя, попыталась достать новые страницы. Когда ее пальцы не нащупали ничего, она раскрыла его пошире и заглянула внутрь. Конверт был пуст – никакого сопроводительного письма, никакой визитной карточки, никакой крохотной записки, которая могла бы дать ей хоть какой-то намек на то, что представляла собой только что прочитанная ею история и почему она оказалась здесь, без всяких указаний, с одной лишь наспех нацарапанной на конверте буквой «К», которая могла означать и «Кэйси», и «Корнелиус».
История действительно захватила Кэйси. Теперь, сидя над страницами, она больше всего хотела знать, был ли парень на мотоцикле плохим или хорошим, увез ли он Дженни из города прежде, чем вернулся ее отец, а если нет, то что произошло с ней дальше, – и это было еще до того, как у Кэйси в голове начал возникать длинный список вопросов о Дженни и ее отце. Аналитик в ней был в отчаянии; она задумалась: чувствовал ли Конни то же самое? Предположение, что Дженни была его пациенткой, породило ряд новых вопросов. Даже если отбросить содержание, Кэйси хотела знать, кто написал эти страницы, почему они лежали у него в столе, когда все мало-мальски ценное было убрано, и не специально ли для нее он оставил их здесь.
Но ответов ни на один из этих вопросов не было. Кэйси была вынуждена признать свое полное поражение в дуэли с ними.
Расстроенная, она откинулась в кресле и выдвинула средний ящик стола так далеко, как только было возможно. Там не было абсолютно ничего: никаких случайных листков бумаги или наполовину исписанных блокнотов.
«К» означало «Кэйси». Она чувствовала это нутром.
Или, может быть, просто хотела так думать.
Отбросив эти мысли, она возобновила поиски продолжения истории. Она еще раз тщательно проверила остальные ящики стола, чтобы удостовериться, что ничего не пропустила при первом осмотре. Не найдя ничего, она повернулась и последовательно проверила все ящики под книжными полками, находившимися у нее за спиной. Когда она с друзьями размещала там свои бумаги, они просто решили, что ящики пусты. Теперь она вновь освободила каждый из них и перетряхнула все свои папки, проверяя, не завалилось ли что-нибудь туда.
Ничего не найдя и там, она принялась за шкафчики, которые они не трогали. Пусто.
Отступив на середину комнаты, она обвела внимательным взглядом полки, одну за другой, надеясь разглядеть уголок конверта, засунутого между книгами или за ними. Потом, с растущим разочарованием, начала обследовать остальные места в офисе, где можно было спрятать конверт.
Ее взгляд случайно упал на двери в сад. Сейчас он был полон утреннего солнца, лимонный отсвет на зелени обещал еще один теплый июньский денек. Ощутив настоятельную потребность слиться с природой, она раскрыла двери, и запахи тут же повлекли ее наружу. Она уже готова была шагнуть туда, но остановилась, заметив какое-то движение в глубине сада. Железная щеколда на задней калитке поднималась. Калитка отворилась, и в саду появился мужчина. Он был высоким, а его плечи казались непомерной ширины – пока Кэйси не разглядела, что он что-то тащит. Когда он подошел к сараю, она поняла, что «что-то» – это ящик с цветочной рассадой.
«Садовник».
Кэйси не шевелилась.
Опустившись на колени у сарая, он поставил ящик на землю. Вновь поднявшись, он размотал зеленый шланг, висящий на стене, и присоединил его к распылителю. Когда дуга легких брызг протянулась к самым прекрасным из цветов, он направился обратно за калитку. Кэйси видела, как он достает что-то из багажника запыленного джипа. Потом он снова появился в саду с двумя мешками земли на плече и еще одним под мышкой. Прислонив все три к сараю, он скрылся внутри.
«Садовник. Великолепный садовник», – внесла поправку Кэйси, когда мужчина вновь появился, нагруженный какими-то садовыми инструментами. Он был темноволос, широкоплеч, даже без ящиков, с относительно узкой талией и длинными ногами. Одет он был в черную футболку с продранным рукавом, вытертые джинсы и рабочие ботинки, которым явно не хватало внимания владельца. На обнаженных руках бугрились мышцы. Кэйси предположила, что он на год-два старше ее.
«Выйди и представься, – подумала Кэйси. – Ты – новая хозяйка дома, а он – один из твоих работников». Однако она продолжала стоять неподвижно – или думала, что это так, поскольку что-то все же привлекло его внимание. Он поднял широко посаженные глаза, в первый момент в них промелькнул испуг, по прошествии некоторого времени сменившийся удивлением. Она успела заметить темную щетину у него на подбородке, прежде чем он поприветствовал ее коротким кивком головы и вернулся к работе.
Излишняя стеснительность никогда не была свойственна Кэйси. Отодвинув ширму, она бодро зашагала по дорожке – и только дойдя до половины второй террасы, задумалась, правильно ли поступает. Босая, в одной рубашке на голое тело, она выглядела так, будто только что встала с постели. Наверное, это был не лучший вид для знакомства с мужчиной, который был к тому же ее наемным работником.
Но поворачивать было уже поздно. Он смотрел на нее. К тому же ей нравились сомнительно выглядевшие мужчины.
– Привет, – проговорила она, пересекая третью, последнюю террасу. – Я – Кэйси Эллис. А вы, должно быть, Джордан.
При ближайшем рассмотрении он оказался еще более привлекательным. Волосы, такие же темные, как и глаза, были достаточно короткими, чтобы открывать красивые уши, и достаточно длинными и растрепанными, чтобы он сам казался только что выбравшимся из постели. Лицо его покрывал легкий загар, отливавший бронзой на носу и щеках. От уголков глаз разбегались тонкие морщинки.
Именно они заставили ее по-новому оценить его возраст. Если ей тридцать четыре, ему должно быть около сорока, и дело не только в морщинках. В карих глазах была мудрость. Они были на удивление ясными и глубокими. Когда он глядел в упор на нее, взгляд ощущался почти как физическое прикосновение.
– Я дочь доктора Ангера, – объявила Кэйси. Он кивнул.
– Он завещал мне это место.
– Адвокат сказал мне об этом, – низким голосом произнес он. – Я просто не предполагал такого сходства.
– Вы действительно его видите?
Он снова кивнул. Его глаза с минуту изучали ее лицо, потом скользнули вниз, по полам рубашки и дальше, до самых босых ног.
– Я не знал, что вы уже переехали.
– На самом деле нет. Я просто заснула здесь вчера вечером, но я не собираюсь жить здесь. Мне скоро нужно будет уехать, чтобы переодеться. В одиннадцать у меня встреча с клиентом. – Она посмотрела на цветы, которые он собирался сажать. Часть из них были белыми, часть – розовыми, часть – лиловыми. Но все – мелкие.
– Это бегонии?
– Недотрога.
– Какие-то они…
– Редкие? Через пару недель они будут выглядеть совершенно по-другому. Недотрога растет быстро.
– А! Ну вот, теперь вы понимаете, каковы мои познания в ботанике. А что растет там, у входа?
– В ящиках – турецкая гвоздика. На газоне – мирт. А деревья – кизил.
Она улыбнулась, вспомнив о своих предположениях.
– Не все так плохо. Я угадала два из трех. Недотрогу я просто не знала.
– Значит, вам все равно, где я ее посажу?
Все равно? Он мог сажать их хоть в раковину на кухне, лишь бы она могла за этим наблюдать.
– Сажайте там, где ей лучше.
– Недотрога любит тень. Обычно мы сажали ее там, под деревьями, – он указал лопаткой в сторону второй террасы.
– Мы?
– С доктором Ангером.
– Он занимался садом? – спросила она. Осознав, насколько странным, возможно, кажется такой вопрос, она пояснила: – Я не знала его. – И легкомысленно добавила: – Я – плод случайной связи.
Она наткнулась на взгляд его глаз, очень мужской и очень внимательный.
– Это совершенно неважно, – поспешила добавить она, – но сразу снимает ряд вопросов. А у меня есть несколько к вам. Сколько раз в неделю вы приходите?
Он не повел и бровью, но ей показалось, что уголок рта чуть дрогнул. Прежде чем она нашла, что еще сказать, не в состоянии оторвать от него глаза, он спокойно проговорил:
– По понедельникам, средам и пятницам.
Она кивнула. Мозг отказывался придумывать подходящие фразы.
– Всегда в это время? – наконец спросила она.
– По-разному. Утром или вечером. Что такое утро, она уже поняла.
– А вечером – это во сколько?
– В пять или в шесть. Поливать лучше, когда солнце не в зените. Когда я занимаюсь посадкой, как сегодня, мне требуется три часа. Когда я закончу с этим, будет достаточно двух. Зимой достаточно одного часа два раза в неделю.
– А что здесь делать зимой?
– Не слишком много, – ответил он. – Но цветы в доме тоже требуют ухода.
Она снова кивнула и улыбнулась, машинально сжимая рукой на груди ворот рубашки.
– Они просто чудесные. Наверное, он любил цветы.
– Да.
– Они в каждой комнате.
– Кроме офиса. Он не хотел рисковать, что я могу ввалиться туда, когда он беседует с клиентом.
Кэйси была с этим согласна. Она в таком случае абсолютно не могла бы сосредоточиться.
– Поэтому скажите мне, когда я не должен заходить в дом, – продолжил Джордан.
– О, это не проблема. Я смогу работать в вашем присутствии.
– Значит, вы не будете принимать здесь клиентов?
– Буду. – Она замолчала. Определенно, ему было известно о ней больше, чем просто то, что Конни завещал ей дом. – Адвокат сказал, что я – консультант?
Садовник снова не мигая посмотрел ей в глаза:
– Ваш отец однажды упоминал об этом.
– Он упоминал? – Это уже было интересно. – А что еще он говорил?
– Ничего. А должен был?
Она улыбнулась.
– Конечно, нет. – Она сама не говорила о Конни ничего, кроме этого. Посвящать садовника в семейные дела казалось не слишком уместным. Однако он не очень-то походил на садовника, со своими глазами мудреца и неместным выговором. Несмотря на свой непрезентабельный вид, он вовсе не был похож на наемных рабочих, которые трудились на ферме ее матери.
Она покачалась на пятках и указала подбородком на зеленый ковер, покрывающий землю под каштаном:
– А это что за растения?
– Пахисандра.
– А вон то, что вьется по сараю?
– Клематис. Он зацветет через пару недель. У этого розовые цветы.
– Ага! – Она подняла глаза к кустам рядом с тсугой. – А вон те?
– Те, которые пошире – можжевельник. А те, что повыше – тисы.
Сжав губы, она кивнула и посмотрела в сторону дома. Через несколько мгновений она повернулась обратно к Джордану, который все еще смотрел на нее, чем привел ее в замешательство.
– Который час?
Он посмотрел на наручные часы на потертом черном ремешке.
– Семь тридцать пять.
Это произвело на Кэйси впечатление. В такой час он уже успел притащить ящики с недотрогами и приступить к работе.
– Вы – ранняя пташка.
– В постели меня ничто не держит. – Он еще несколько мгновений глядел на нее, прежде чем вернуться к недотрогам.
Чувствуя не столько смущение, сколько полную неспособность находить нужные слова, Кэйси направилась по дорожке обратно. Камни холодили голые ступни. Чем ближе она подходила к дому, тем быстрее шла, а последние несколько шагов пробежала трусцой. Оказавшись снова в офисе, она задвинула сетку.
Она не смотрела больше на садовника. Намереваясь отправиться наверх, чтобы выпить кофе, а потом одеться, она пересекла офис. Однако, когда она была уже у дверей, некая мысль заставила ее повернуть обратно к столу. Если у садовника есть свободный доступ в дом – а это была весьма заманчивая мысль, – некоторое благоразумие не помешает. Собрав вместе листки «Записок», она снова скрепила их и начала складывать обратно в конверт, когда что-то остановило ее. Она вытащила их обратно и положила на стол, на этот раз лицевой стороной вниз, так что стало видно то, что заставило ее остановиться. На обороте последней страницы карандашом, настолько бледно, что можно было и не заметить, рукой Конни было написано: «Как помочь? Мы – родня».
Это меняло все дело. Если Дженни – «родня», то означало ли «К» на конверте «Конни» или «Кэйси», не имело никакого значения. Любой родственник Конни приходился родственником и Кэйси.
Это меняло все.
Отступив от стола, она снова повернулась к книжным полкам. У записок есть продолжение. Должно быть. Но где?
Она старательно перебрала полку за полкой, книгу за книгой, но нигде не было ничего, хотя бы отдаленно похожего на конверт, найденный в столе. Мег убиралась здесь, но если бы она нашла что-то, она наверняка оставила бы все на месте. Кэйси не думала, что у нее хватило бы смелости выкидывать вещи и бумаги.
Она перешла к боковым полкам и исследовала их с той же тщательностью. Так ничего и не обнаружив, она отправилась в кабинет. Там тоже были книжные полки. Она опять встала перед ними, поднимая взгляд все выше и выше, двигаясь от одной к другой. Чтобы заглянуть за книги, ей требуется отодвинуть их и вынуть хотя бы несколько. Она огляделась в поисках стула, на который можно было бы встать, но вся мебель здесь была слишком массивной, чтобы носить ее с места на место.
Но ведь кресло в офисе было на колесиках.
Она вернулась за ним, когда вдруг осознала нечто, что заметила раньше, но не придала значения. С минуту она стояла перед боковыми полками и, наконец, увидела то, что хотела. Так как нижняя часть шкафа не выступала из-под полок, она подвезла к ним кресло и осторожно влезла на него. Придерживаясь за край полки, она потянулась как можно выше и вытащила несколько книг. Она почувствовала, как кресло под ней слегка отъезжает в сторону, и постаралась перенести свой вес. Она как раз занималась возвращением на место книг, когда сетчатая ширма на дверях быстро отодвинулась.
– Вы сейчас свалитесь, – предупредил Джордан.
Она стояла к нему спиной, но слышала, как он приблизился.
– Нет. Не трогайте меня. Все в порядке.
Через несколько секунд ей удалось опереться на ручку кресла и опуститься на сиденье. Это получилось у нее не слишком изящно, совсем не так, как подобает леди, но зато она справилась сама. Для нее это было важнее.
Аккуратно, придерживая одной рукой книги, а другой – ворот рубашки, она спустилась на пол. Джордан был выше ее, так что ей пришлось задрать голову, чтобы обратиться к нему. Но ее улыбка была достаточно широкой и достаточно торжествующей, чтобы компенсировать это.
