Текст книги "Загадка неоконченной рукописи"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

– Она дышит…

– Плохо. – Кэйси не могла обманывать себя.

Он притянул ее руку к губам, поцеловал, а потом прижал к своей груди.

– Чего ты боишься? – тихо спросил он. – Что больше всего тебя беспокоит?

Кэйси не нужно было долго раздумывать над ответом. На протяжении всей ночи она задавала себе тот же самый вопрос.

– Остаться одной. Не иметь никакого тыла. Я не во всем была согласна с ней, но я всегда сознавала, что она есть. Она моя мать. Я не уверена, что кто-нибудь еще может дать тебе такую бескорыстную любовь, как мать. У меня были клиенты, которые были лишены такой любви, и они очень страдали. У меня были клиенты, у которых она была, но которые лишились ее в слишком раннем возрасте. А мне уже тридцать четыре. Я должна быть благодарна за то, что все эти годы она была у меня. Так почему мне этого мало?

– Ты сама сказала. Она – твоя мать. Это неповторимые отношения.

– Она всегда любила меня, даже в сложные периоды. Она любила меня, когда я была наименее симпатичной личностью.

– Не могу поверить, что ты когда-то была несимпатичной, – улыбнулся Джордан.

– Можешь мне поверить. Была. Была маленькой дурочкой. Временами я бывала просто невыносимой.

– Она должна была понимать почему. Легко смириться с чем-то, если тебе известна причина.

– Все дело в бескорыстной любви. Я была ее единственной дочерью. У нее было множество друзей, но только одна дочь.

– Ты говоришь в прошедшем времени.

Кэйси сделала это не специально. Слова сами произнеслись именно так. Она вгляделась в лицо Кэролайн, чтобы понять, не заметила ли этого и она?

Конечно, она не заметила. Ее глаза оставались закрытыми, а все жизненные силы уходили на дыхание, на втягивание в легкие воздуха и выталкивание его обратно, на все более тяжелую борьбу, на мольбу.

Мольба. Кэйси чувствовала это. В ее голове звучали слова Мег. «Как будто она хочет сказать что-то тебе, только ты не можешь расслышать, поэтому она говорит все громче и громче» Что она пытается сказать?

Следом пришли слова Энн Холмс. «Ты должна помочь ей, Кэйси. Ты должна дать ей понять, что все правильно».

– Правильно ли это? – прошептала Кэйси.

Она смотрела на Кэролайн, но вместо нее ответил Джордан.

– Использовать прошедшее время? Если ты сама стала так говорить, значит, это правильно. Только ты здесь решаешь, Кэйси.

– Нет, – сказала она. – Дело не во мне. Дело в ней. – Но едва проговорив это, она поняла, что это неправда. Кэролайн не было никакого дела до времен глаголов. Сейчас, как бы эгоистично это ни выглядело, имело значение только то, что сама Кэйси начала с этим примиряться. Использование прошедшего времени после того, как она так старательно придерживалась настоящего и будущего, что-то значило.

Подсознание часто первым все понимает. Но сознание Кэйси не поспевало за ним. Сидя здесь, в темноте, она неожиданно поняла, что ее жизнь наконец-то приобрела цельность. Свободные концы соединились, все необходимости встретились. Она мысленно примирила своих родителей, нашла совершенно особенного любовника в Джордане, кровную родственницу – в Мег и неожиданную подругу – в Рут. Дом Конни оказался на ее стороне. Точно так же, как индивидуальная практика. У нее были друзья, которые любили ее, и коллеги, которые ее уважали. У нее был сад – убежище на трудные времена и просто дар свыше – на мирные.

«Чего ты боишься? – спрашивал Джордан. – Что тебя больше всего беспокоит?»

«Остаться одной», – не раздумывая ответила она. Но сейчас она неожиданно осознала, что она не одинока. Если она не понимала этого раньше, то последние несколько дней ясно показали ей это. Ее окружали люди, которые были ей глубоко небезразличны и которым была глубоко небезразлична она. У нее была очень богатая жизнь.

Одинока? Она привыкла использовать это понятие просто потому, что выросла в неполной семье. Но на самом деле она никогда не была одинокой. Будь на ее месте клиентка, она бы предположила – спокойно и неагрессивно, – что «одиночество» служит ей оправданием за неправильные поступки, гнев, даже жалость к себе. Теперь она не ощущала ничего из этого. Здесь, рядом с Кэролайн и Джорданом, она была в мире с собой и с миром. Горечь ушла. И страх тоже.

Ее мать сказала бы, что она, наконец, выросла, возможно, именно этого и ждала Кэролайн, именно из-за этого цеплялась за жизнь эти долгие три года, хотя ее существование нельзя было назвать так в полном смысле этого слова. Она ждала, пока Кэйси обретет этот внутренний покой, дала ей время и место для этого, как поступала почти всегда, пока Кэйси росла. Кэйси была упорным ребенком. Она хотела думать своей головой, учиться на своих ошибках и искать свои ответы. Теперь она их нашла. Кэролайн дала ей на это время. Это был ее прощальный дар.

Джордан поцеловал ее в макушку.

– Буду греть для тебя постель, – сказал он, странным образом попав в лад с ее мыслями и желаниями. – Позови, если буду нужен.

Кэйси не могла сдержать волнения. Она подозревала, что внезапный прилив эмоций связан как с ее чувствами к Джордану, так и с тем, что она должна была сделать. Не в силах произнести ни слова, она молча кивнула.

Когда он вышел из комнаты, она вновь повернулась к Кэролайн. В глазах у нее стояли слезы.

– Правда, он замечательный? – пытаясь улыбнуться, спросила она. Потом повторила умоляюще: – Правда? Ты же не будешь спорить. Если бы он был одним из моих бывших парней, ты бы сказала, что мы еще слишком мало знаем друг друга и что я должна быть осторожнее. Но он такой надежный, тебе не кажется?

Она поднесла руку Кэролайн к губам, поцеловала и прижала к шее. Эмоции болезненно сжимали ей горло, но она упрямо выдавливала из себя слова. Они не могли больше ждать. Время пришло.

– Мам? – прошептала она. – Я хочу, чтобы ты выслушала меня. Это действительно очень важно. – Она остановилась, чтобы вытереть стекающие по щекам слезы. Всхлипнув, она ощутила чувство страха. Если слова сказаны, их уже нельзя будет вернуть. Но она чувствовала сердцем, что поступает правильно.

– Все правильно, мама, – со всей возможной нежностью проговорила она. – Ты можешь уйти. Со мной все в порядке. Со мной правда все в порядке. Теперь ты можешь уйти. Ты можешь оставить меня.

Баюкая руку Кэролайн, она тихо плакала. Но она еще не все сказала. Еще раз всхлипнув, она собралась с силами.

– Я хочу, чтобы ты была спокойна. Я не хочу, чтобы ты страдала. Ты так отчаянно боролась, но ты устала, и я не могу винить тебя в этом. Это продолжалось слишком долго. Пусть твой уход будет «хорошим». – Ее голос на последних словах превратился в стон, и она снова тихо заплакала. Когда через некоторое время она смогла продолжать, ее голос стал хриплым. Если ты оттягивала этот момент ради меня, то мне очень жаль. – Она прерывисто вздохнула. – Нет. На самом деле мне не жаль. Три года назад я не была готова к этому. Сейчас – да. Ты облегчила мне это. Я рада, что ты познакомилась с Джорданом. Мама, он единственный. Я действительно в это верю. Разве я когда-нибудь раньше говорила такое? Нет. Но он – это не все, что сложилось правильно в моей жизни. – Она коротко, почти истерично засмеялась. – Думаешь, я считаю, что раньше в моей жизни все было неправильно? Нет. Но теперь все встало на свои места и сложилось как надо. – Ее голос задрожал, слезы вновь потекли из глаз. – Я хочу, чтобы… чтобы для тебя тоже все сложилось правильно. Я хочу, чтобы ты была спокойна. Ты это заслужила. Я так люблю тебя.

Тихо всхлипывая, она достала салфетку из коробки на тумбочке и вытерла слезы. На этот раз, справившись с собой, она заговорила не сразу. Ее внимание отвлек Ангус. Он больше не лежал, свернувшись калачиком, а сидел, глядя на Кэролайн своими огромными зелеными глазами. Она проследила за его взглядом. Дыхание Кэролайн стало легче.

Сначала она подумала, что это ей кажется. Поэтому она постаралась прислушаться. И получила обнадеживающий результат. У Кэйси больше не было иллюзий. Она больше не верила в выздоровление Кэролайн. Реальность лишила ее этой надежды. Но возникла другая – надежда на «хорошую» смерть.

Убежденная этим тихим дыханием, что она говорит то, что Кэролайн хочет слышать, Кэйси продолжала:

– Ты была потрясающей матерью. Думаю, что всегда знала об этом в глубине души, даже когда мне казалось, что я ненавижу тебя. Но ты всегда поступала правильно, мама, даже тогда, когда позволяла мне натворить что-нибудь, а потом жалеть об этом. Даже теперь. Ты держалась ради меня. Мне кажется, ты знала, что Конни умер. И тогда тебе стало хуже. Но ты все равно держалась. Но теперь все правильно. – Ее голос задрожал, зазвенел, сорвался. – Правильно… что ты уходишь, что я… отпускаю тебя.

Плача, тихонько покачиваясь взад-вперед, она снова прижала руку Кэролайн к губам. Постепенно слезы утихли.

Она нежно провела рукой по лбу Кэролайн, по ее щеке, по волосам.

– Все правильно, – прошептала она. – Со мной все в порядке. Ты же знаешь, ты никогда не умрешь, пока жива я. Я – это во многом ты. Раньше я не видела этого. Не хотела видеть. Я хотела быть независимой и поступать по-своему, но на самом деле это часто оказывалось по-твоему. Особенно в последнее время. – Она улыбнулась. – Ты всегда будешь со мной, мама. Как Джордановы многолетники. Каждый год в моей жизни будет зацветать что-то, что напомнит мне тебя. Оно всегда будет иным, никогда не будет повторяться, но это и хорошо. Любовь не проходит.

Произнеся эти слова, Кэйси успокоилась. Неожиданно ощутив непомерную усталость, она прилегла рядом с Кэролайн, прижала ее к себе, согревая, и, приложив ухо к груди матери, слушала биение ее сердца, пока не оказалась во власти сна.

Эпилог

Лето в саду было временем пышного расцвета. Кроны берез стали гуще, тсуги вытянулись, листва кленов и дубов приобрела темно-зеленый оттенок, а хвоя можжевельника – синеватый отлив морской волны. Уже не такие беззаботные, как в брачный сезон, птицы растили потомство. Недели шли, и все новые и новые слетки присоединялись к родителям у кормушки. Пчелы жужжали в рододендронах, а когда те отцвели – в гардениях, потом пришел черед гортензий. Порой в сад залетали бабочки, прекрасные, но слишком стремительно исчезающие.

Практика Кэйси тоже процветала, бурно разрастаясь вместе с Джордановыми недотрогами. Она не могла сказать, обязана ли этим упрочением собственной репутации тайной помощи Эммета Уолша или просто престижу расположения офиса в Бикон-Хилл, но ее график становился все более плотным. Прошел месяц с момента переезда в офис Конни, а ей уже казалось, что она работает там всю жизнь. По всей видимости, так же казалось и Ангусу. С тех пор как он стал выходить из спальни хозяина, он превратился в ее тень. О, сначала он не слишком выставлял себя напоказ, соблюдал дистанцию, двигаясь с молчаливым достоинством. Но скоро он привык сворачиваться клубком у ее бедра во время каждой консультации. Если он действительно был духом Конни, она не могла жаловаться.

Не могла пожаловаться она и на Джордана. Он помог ей похоронить Кэролайн и пережить горе и продолжал ухаживать за садом, где одни цветы сменяли другие на протяжении всего лета. Пока барвинок разрастался, а люпин выносил вверх свои царственные соцветия, их отношения с Джорданом тоже развивались. Она не торопила события. После того как большую часть своей жизни она действовала под влиянием внезапных порывов, теперь ей нужно было время. Теперь, когда не стало матери, а до этого – отца, она осталась старшей в семье. Влюбленность в Джордана была внезапной, пришедшей к ней в сложный период. Теперь она хотела устойчивости и ждала, перерастет ли эта влюбленность в нечто большее.

То, насколько чутко угадывал ее желания Джордан, не переставало изумлять ее. В жизни, точно так же как и в любви, его чувство времени оказалось безошибочным. Он знал, когда познакомить ее со своим искусством, а когда – со своими друзьями. Он знал, когда предложить ей посадить цветы на могиле Кэролайн, когда – съездить в Рокпорт, навестить Рут, а когда – в Амхерст, познакомиться с тринадцатилетним парнишкой с ярко-рыжими волосами.

Джоуи Баттл. Кэйси узнала его с первого взгляда. Он жил в семье друзей Джордана и ходил в маленькую частную школу, которая уделяла такое же внимание душе, как и знаниям. Счета оплачивал Джордан.

– Я не мог оставить его в Уокере, – объяснил он, когда увидел, что Кэйси поражена его поступком. – Я не помог Дженни, когда мог. Я не имел права дважды совершить одну и ту же ошибку.

За это Кэйси полюбила его еще больше. И это было не единственное, за что его можно было любить. В августе он отвез ее погостить к своим родителям в Уокер. До этого его мать несколько раз приезжала в Бостон, и они с Кэйси очень сблизились, но в этот раз Джордан в первый раз за довольно продолжительное время встретился с отцом. Он утверждал, что ему не хватило бы на это смелости, если бы с ним не было Кэйси, и она готова была поверить ему. Он побаивался отца – она поняла это с первой же секунды их встречи.

Джордан был сильным мужчиной. Он осознавал свое место и свои желания в жизни. Однако его отец был способен заставить его молчать, избегать ответов на вопросы, уходить в защиту. В глазах Кэйси это нисколько не казалось слабостью. Если бы даже она не видела как профессионал, что он чувствует, она могла бы понять это на собственном опыте. Родители обладают уникальной властью над детьми. При этом неважно, сколько детям лет или насколько далеки они друг от друга в повседневной жизни. С момента рождения они получают послания от родителей. Эти послания так же крепко отпечатываются в душах, как цвет волос, глаз и рост – в генах.

Со временем Джордан стал чувствовать себя в родительском доме более уверенно, особенно, когда приехали сестры с семьями. Они были очень рады видеть его и просто влюбились в Кэйси. Для нее, у которой никогда не было никакой семьи, кроме матери, это был лучший из дней.

Но и это было не все. На следующий день после сбора всей семьи, Джордан повез ее еще дальше на север, в маленький, тихий городок. Проехав через скромный центр, они повернули на узкую зеленую улочку и подъехали к маленькому желтому домику с мшисто-зелеными ставнями, окруженному тсугами и соснами, можжевельником и тисами, а также клумбами с цветами, многие из которых были и в саду в Бикон-Хилл. Мощеная дорожка вела между клумбами к трем деревянным ступенькам террасы. На террасе стояла пара кресел-качалок. В одном из них сидела старушка.

Кэйси с любопытством взглянула на Джордана, но он не сказал ни слова. Развернув джип, он взял ее за руку и повел по дорожке. Старушка в кресле перестала качаться. У нее были белоснежные волосы и лицо, изрезанное глубокими морщинами, на ней было цветастое платье и белый передник, а выглядела она почти такой же озадаченной, как и Кэйси. Но та увидела в ней что-то знакомое, до боли знакомое.

Сердце у Кэйси начало колотиться.

Женщина не сводила с нее глаз. Поднимаясь вместе с Джорданом по ступенькам, Кэйси увидела, какие они голубые – хоть и слегка поблекшие с возрастом, но все равно голубые. Голубые глаза, белоснежные волосы, которые вполне могли бы в юности иметь рыжий оттенок, и милая улыбка, полная любви, как хотелось считать Кэйси.

Старушка протянула ей дрожащую руку, и в тот же самый момент Джордан негромко произнес:

– Это Мэри Блинн Ангер. Твоя бабушка. Ей девяносто шесть лет.

Осень в саду была настолько великолепной, насколько может быть великолепной осень в Новой Англии. Клены стали огненными, березы – золотыми, дубы – красными. Буйно цвели черноглазые гибискусы, раскрылись розовые звездочки астр, а на калине закраснелись ягоды. Виноград, вьющийся по перголе, по стенам дома и сарая, превратился в разноцветный занавес всех оттенков оранжевого, красного и коричневого.

Стройная, в ослепительно белом платье, с венком из плюща в волосах, Кэйси прошла через дом, по каменной дорожке, к месту под деревьями, где ждал ее Джордан со священником. Впереди шествовали подружки невесты – Брайанна и Джой и почетная свидетельница – Мег, которая выглядела настоящей красавицей со своими естественно-рыжими волосами, уложенными в искусную прическу.

Кэйси шла одна, но не была одинока ни в каком смысле этого слова. По обеим сторонам от нее сад заполняли друзья и родственники. Ощущение присутствия Кэролайн во главе процессии было таким ясным, словно та была здесь в самом деле. Точно так же, как и Конни. Его офис никогда не стал бы вновь полон клиентов, его сад не стал бы цвести, а кот – не принял бы Кэйси, если бы он не одобрял этого.

Джордан ждал, такой прекрасный, что у нее захватило дыхание, и смотрел только на нее, так что слезы навернулись ей на глаза. Она сама порой сомневалась в его реальности, как Дженни с ее Питом. Но ей не приходилось щипать себя за руку, чтобы убедиться в этом. Ей достаточно было повернуть голову, посмотреть вокруг и позвать его по имени – и он был рядом.

Еще не кончился ноябрь, когда выпал снег. Он повис на редких листьях, что еще продолжали цепляться за ветви, укрыл одеялом вечнозеленые кусты и деревья, которые сами словно съежились в ожидании холодов, и ковром лег на камни дорожки. Хотя Кэйси и любила проводить время в саду, она была готова к переменам. Зима – это означало оставаться в доме, у огня, с кружкой глинтвейна и Джорданом. Это было время, когда они привыкали быть мужем и женой и открывали все новые чудесные грани такой жизни.

Джордан продал свою квартиру, перенес свой офис в одну из запасных комнат, а студию – в мансарду и учил Кэйси оценивать свои работы. Кэйси тоже продала квартиру, отдав Мег всю мебель, которую только могло вместить ее жилище, а оставшуюся продала, и они с Джорданом открыли свой первый общий банковский счет.

В марте, когда над влажной землей показались чистые головки подснежников, а крокусы раскрыли свои желтые, лиловые и розовые лепестки, у Кэйси уже был заметный животик.

Когда пришел июнь, она стала казаться себе просто огромной. А в начале августа, когда пришел срок, она чувствовала себя такой же богатой и полной материнских сил, как и сад.

Как-то незаметно оказалось, что ритм ее жизни совпадает с природным ритмом жизни сада. Ее родители оба любили цветы и деревья, точно так же, как и ее муж. А сама Кэйси? Этот сад сделал ее своей. Он помогал ей хранить ясность мысли и понимать, что реально, а что – нет. Он давал ей надежду в минуты отчаяния и облегчение в минуты стресса. Он был свидетельством постоянного возрождения жизни.

Когда следующим августом ее дочь праздновала свой первый день рождения, в ее волосах, еще по-детски мягких, но уже яркого, редкого рыжего оттенка, был венок из маргариток, она ела шоколадные пирожные и мороженое деревянной ложечкой, а потом упала лицом в землю, погнавшись за бабочкой.

Отец поднял ее и, гладя по животику, отнес к маме, от поцелуев которой «бо-бо» прошло, и дочка снова засмеялась. Жизнь была прекрасна.