Текст книги "Больше, чем любовь"

Глава 3

В два часа ночи в квартире Дженны зазвонил телефон. Хотя она не спала, в ночной тишине звонок прозвучал оглушительно и резко, отчего у нее тревожно забилось сердце. Отбросив журнал, который она лениво перелистывала, лежа на кровати, она сняла трубку:

– Алло?

– Я тебя разбудил?

Низкий мужской голос ее не успокоил.

– Нет, я читала. – Поколебавшись, она спросила: – Где ты?

– Дома, в Ньюпорте.

Дженна находилась у себя дома в Литл-Комптон, на другом берегу Сиконк-Ривер.

– А мы решили, что ты уже улетел во Флориду. – Для Спенсера это было бы обычным делом. – Я ждала в Ньюпорте на всякий случай, если ты не улетел и вернешься поговорить со мной. А когда все остальные пошли спать, у меня уже не оставалось предлогов задерживаться. – Ей не хотелось давать старикам Смитам хоть малейшее основание предполагать какую-либо связь между ней и Спенсером.

– Я навещал друга, – сказал он. – Мы не виделись уже несколько лет. Один знакомый на вечере обмолвился, что он болен. Все это время мы разговаривали с ним.

– Ты вовсе не должен извиняться.

– Да, но я сам этого хочу. Не такой уж я бессердечный и понимаю, что то, о чем ты меня просила, для тебя очень важно. Я не уехал бы, не дав тебе хоть какой-то ответ.

Дженна затаила дыхание.

– Но дело в том, что у меня недостаточно информации для какого-либо ответа.

– Значит, ты над этим раздумываешь? – с надеждой спросила она.

– Ну, не так чтобы очень. Все это дело мне по-прежнему представляется полным абсурдом.

Она вспомнила некоторые истории, связанные с ним, слухи о которых достигли Род-Айленда, и возразила:

– Можно подумать, ты никогда не совершаешь ничего абсурдного.

– Не абсурдного, а рискованного, – поправил он. – И то лишь после того, как всесторонне все обдумаю и изучу.

«Но он не отказал!»

– Я тоже тщательно обдумала свою идею. Вот спроси меня обо всем, что тебя беспокоит. Я отвечу на все вопросы.

– Мне интересно получше узнать тебя и понять, почему ты так хочешь ребенка.

– Просто потому, что хочу иметь ребенка.

– Но зачем?

Дженна растерялась. Ей казалось, что это так понятно и очевидно.

Видимо, Спенсер воспринял ее молчание как недовольство его вопросом, потому что сказал:

– Я имею право знать это. Ведь ты предполагаешь стать матерью моего ребенка и самостоятельно его воспитывать, верно? Значит, моя роль ограничится только предоставлением спермы, а тебе предстоит растить его и заботиться о нем всю жизнь. Если у тебя это навязчивая идея, это может пагубно отразиться на ребенке. Мне не хотелось бы принимать участие в зачатии ребенка, которого будет воспитывать одержимая женщина.

– Я вовсе не одержимая. И никогда таковой не была. – Возможно, волевой, упрямой, решительной или настойчивой, но только не одержимой.

– Тогда растолкуй мне, почему тебе так нужен ребенок.

Она уселась поудобнее, прислонившись к изголовью кровати, и крепче прижала трубку к уху.

– Ну?

– Я стараюсь привести в порядок свои мысли. Я давно уже мечтаю о ребенке, и у меня для этого много причин. Тебе удобно сидеть? Это займет некоторое время.

– Приведение твоих мыслей в порядок?

– Нет, объяснение.

– Не беспокойся, мне удобно.

– Ты у себя в комнате? – Она помнила его большую комнату на первом этаже в доме Смитов, обшитую панелями красного дерева, с множеством картин между полками с книгами, со столом, заставленным электронной аппаратурой, – типично мужское логово.

– Нет, в спальне.

Это совсем другое дело. Ей было труднее представить в ней Спенсера. Его спальня оставалась такой, какой была в год окончания колледжа: на стенах постеры и флаги, на полках спортивные кубки. Это была комната мальчика, но Спенсер был уже далеко не мальчик. Ему исполнился сорок один год; лицо его украшал шрам, свидетельствующий об опасностях, с которыми ему приходилось сталкиваться, а сильное мускулистое тело – о привычке к серьезным испытаниям.

– Ничего не хочешь сказать по этому поводу?

– Нет.

– Может, описать мою одежду?

– Спасибо, не надо.

– Это хорошо, потому что мне, пожалуй, нечего описывать.

Он проверяет ее, поняла она. Хочет понять, раздражительна ли она.

– Ты хочешь сказать, что на тебе ничего нет? – небрежно уточнила она. – А тебе не холодно? – Потому что ее щекам было жарко.

– А тебе? – вкрадчиво спросил он.

– Я одета.

– Это в два часа ночи?

– Я имею в виду ночную рубашку. Я быстро зябну.

– Значит, тебе нужен мужчина, уж он бы тебя согрел.

Она оскорбилась бы, если бы не была так уверена в своих чувствах.

– У меня есть стеганое пуховое покрывало. Я натягиваю его на себя, когда замерзаю, и сбрасываю, если мне становится жарко. Я бросаю на него фен, оставляю кипы книг, встаю на него ногами, чтобы стереть пыль с вентилятора на потолке. Словом, подвергаю его всяческим испытаниям, но оно никогда не жалуется. Оно куда более добродушное и совсем нетребовательное, чего нельзя сказать о любом мужчине на свете.

Спенсер помолчал и серьезно заметил:

– У ребенка может начаться рвота, и он запачкает все твое покрывало. Если у него поднимется температура, тебе придется ухаживать за ним всю ночь, а утром несколько часов сидеть в очереди к доктору. Он будет плакать каждый раз, когда ты захочешь уложить его в кроватку. Как ты будешь себя чувствовать?

– Очень плохо, если ребенок заболеет. Буду чувствовать себя беспомощной, если не буду знать, что делать, и если придется ждать, пока выяснится, не вирусное ли это заболевание. И конечно, буду носить бедняжку на руках, если от этого ему станет легче.

– И все-таки, зачем тебе ребенок? – вернулся он к первоначальному вопросу. – У тебя вся жизнь расписана по часам, ребенок сразу нарушит этот порядок, и это будет длиться целых восемнадцать лет. Ты об этом подумала?

– Подумала.

– И все равно настаиваешь на своем, да?

– Да.

– Так почему же?

Он говорил так, будто действительно никак не может понять, почему она сознательно хочет превратить свою жизнь в хаос. И, похоже, доискивался причины, по которой он согласился бы стать отцом ее ребенка.

После короткой паузы она сказала:

– Наверное, это будет понятнее, если начать издалека. – Она остановила взгляд на фотографии в рамке, стоящей на туалетном столике. Улыбающиеся лица заставили больно сжаться ее сердце. – Восемь лет назад мои родители погибли в авиакатастрофе. Мне было тогда двадцать семь, и в последующие три года у меня было столько дел и забот, что я не задумывалась о будущем. А потом мне исполнилось тридцать. Корпорация процветала, я уже могла не беспокоиться за ее будущее. И у меня появилось свободное время, когда я стала размышлять о смерти моих родителей и о том, что и сама я смертна. И вдруг я осознала, что имя Маккью умрет вместе со мной. – Так уж сложилась судьба, что в их роду семьи всегда имели единственного ребенка. – Я последняя, кто остался из нашего рода. И если я умру, наша фирма будет продана. Ее некому передать в наследство, и сознавать это очень грустно.

– Но, может, твой ребенок не захочет заниматься фирмой.

– Верно, но по меньшей мере этот ребенок имел бы от нее доход, который позволил бы ему заняться тем, что ему интересно. Эта мысль меня порадовала, я не хочу, чтобы со мной прекратился наш род.

Помолчав, он сказал:

– Ладно, это объяснение принято. Для начала.

– Но это все! Я уже не могла отделаться от мысли о ребенке. Сначала я думала только о продлении нашего рода, а потом пошли уже соображения более конкретные.

Она машинально распустила волосы, собранные в хвост, как делала всегда, когда о чем-то размышляла или нервничала.

– Я слушаю, – напомнил о себе Спенсер.

– Да-да. Просто это уже труднее объяснить.

– А ты не спеши, подумай.

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Разговор на интимные темы всегда ее смущал, тем более, сейчас, когда она словно видела его, лежащего в кровати обнаженным.

Я стала думать о своем теле. Ведь я создана определенным образом для определенных целей, но не выполнила свое предназначение.

– Что ты хочешь сказать?

Она прикрыла глаза. А потом открыла их и устремила взгляд на фигурку, вырезанную из дерева, приобретенную на Багамах несколько лет назад. Она напоминала о море, солнце и песке, это отвлекло ее воображение от Спенсера.

– Что я создана для зачатия, вынашивания и вскармливания ребенка. Но я этого не сделала. Тебе не кажется, что это пустое расточительство природных сил?

– Это зависит от того, что еще ты делаешь со своим телом. Дети не единственные его пользователи. Есть еще и мужчины.

У нее по спине пробежала дрожь.

– О чем ты?

– Ну, твой организм вырабатывает гормоны, которые делают тебя отличной хотя бы от меня. Они определяют твой внешний вид, запах и реакцию на меня как на мужчину.

Она не стала углубляться в эту опасную тему:

– Понятно. Ну а я думала о своем теле в связи с ребенком и поняла, что не выполняю свое природное предназначение.

– Наверняка то же самое можно сказать о тебе и в отношении мужчин.

– С чего ты взял? – недовольно спросила она.

– Потому что для получения спермы ты готова взять первого встречного.

Она села в постели.

– Ничего подобного! Ты единственный, кого я об этом попросила, и у меня были на то свои причины. Если я не знаю другого мужчины, чьи гены меня удовлетворяют, это вовсе не значит, что у меня нет отношений с мужчинами.

– В самом деле?

– Ну а это тебя не касается.

– Напротив, очень даже касается. Во-первых, это вопрос здоровья. Ты сказала, что тебе не нужен в доме постоянный мужчина, но если ты встречаешься с разными мужчинами, то рискуешь подцепить какую-нибудь заразу. Лично я начал пользоваться презервативами задолго до того, как их стали рекламировать, поскольку не хотел незапланированной беременности, но другие могут быть не такими осторожными.

– У меня нет никаких болезней. Я абсолютно здорова, о чем уже говорила тебе.

– Прекрасно. Тогда остается проблема присутствия рядом с твоим будущим ребенком мужчин. Мне неприятно думать, что рядом с моим ребенком будут появляться случайные дяди. Еще меньше мне нравится мысль, что ты будешь бросать ребенка на приходящую няню и бегать на свидания. Поэтому я спрашиваю: в настоящее время у тебя есть с кем-либо сексуальные отношения?

– Нет, – заставила она себя ответить, несмотря на уязвленную гордость. Ведь речь шла о возможности иметь ребенка. Раз уж Спенсеру Смиту для того, чтобы дать свою сперму, нужно знать, что у нее нет любовника, она готова перенести и это унижение.

– А когда в последний раз ты занималась сексом?

– Три года назад.

– И кто это был?

– Один журналист из Нью-Йорка. Мы познакомились с ним на шоу в Париже, потом, когда вернулись домой, некоторое время встречались.

– А до него?

– А за несколько лет до этого я встречалась с одним бухгалтером.

– За сколько именно лет?

– За четыре года. Мы встречались около месяца. – Неожиданно она почувствовала, что вот-вот заплачет. – А перед ним у меня был парень, с которым я познакомилась в школе бизнеса. Вот и все. Не очень-то много, правда? Ничего похожего на нимфоманию. Ничего такого, что могло бы негативно повлиять на ребенка. Если бы я подхватила болезнь, она давно бы проявилась. Если хочешь, можешь позвонить моему доктору. Он подтвердит, что я совершенно здорова. – Она закусила дрожащие губы, чтобы не расплакаться.

– Обойдусь и без этого, я тебе верю.

– Что ж, спасибо и на этом.

– Но я имел право интересоваться этими вопросами.

Ей было больно перечислять все свои неудачи, но он был прав. Те же самые вопросы она задавала Кэролайн, которая хорошо знала личную жизнь брата. Упоминание Спенсера о презервативе подтвердило слова ее подруги.

– Итак… – Его голос звучал гораздо мягче. – Ты хочешь иметь ребенка, во-первых, чтобы продолжить род Маккью, а во-вторых, чтобы исполнить предназначение своего тела. Правильно?

– Нет, не совсем. Я еще не назвала самую главную причину. – Но она не спешила объясниться. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями, отбросить прошлое и сосредоточиться на будущем, чтобы успокоиться и говорить с ним толково и убедительно.

Не слыша ее голоса, он тихо спросил:

– Ты там не заснула из-за меня?

«Вот еще», – сердито подумала она.

– Нет, я опять думаю. Теперь дело касается чувств, но я не знаю, с чего начать.

– С чего угодно. Я разберусь во всем, когда ты закончишь свой рассказ.

Вздохнув, она так и сделала:

– Я хочу, чтобы у меня был ребенок, которого мне не придется возвращать его матери в конце дня. Хочу заботиться о нем, знать, что и как он любит есть, понимать значение его плача. Хочу любить ребенка и чтобы он тоже любил меня. Я наблюдала, как Кэролайн растила своих детей, и есть что-то невероятно приятное, когда они обнимают своими маленькими ручонками тебя за шею и крепко прижимаются к твоей груди. Я хочу всего этого.

– Но они недолго остаются маленькими, – заметил Спенсер.

– Я знаю это и помню поговорку «Маленькие детки – маленькие бедки», но я способна справиться и с большими проблемами. Главное – это любовь. Внешнее проявление любви меняется по мере их взросления – так и было в отношениях между мною и родителями, – но она всегда присутствует. И мне это необходимо. Я хочу, чтобы у меня в доме было шумно, чтобы везде валялись игрушки. Чтобы у меня была цель в жизни, помимо бизнеса. Мне хочется иметь ребенка, которому я могла бы покупать одежду, с которым я ходила бы в кино, ездила бы в Диснейленд. Мне нужен ребенок, чтобы я могла думать не только о себе. – Она передохнула и заговорила медленнее: – Тебе это может показаться навязчивой идеей, но, поверь, это вовсе не так. При этом я все равно буду заниматься делами. Мне нравится мое дело, и я сама буду определять время для работы, но я не собираюсь полностью ее оставлять. А это значит, я не буду нависать над ребенком, когда он подрастет и пойдет в школу или в колледж. У меня всегда будет бизнес, и это позволит мне поддерживать с ним нормальные отношения. – Помолчав, она продолжала: – Но одного бизнеса мне недостаточно. Когда погибли мои родители, я работала целыми днями, чтобы удержать фирму на плаву. Но потом все наладилось, и мало-помалу я стала ощущать пустоту. Мне нужен ребенок, чтобы заполнить ее, мой ребенок, с которым меня связывали бы кровные узы. Мне необходима эта связь. Больше у меня нет ее ни с единым существом на свете. – Она стиснула пальцы в кулак, и голос ее упал. – Бывают моменты…

– Какие?

– Когда я страшно тоскую… по семье. Моменты, когда… Когда меня переполняют чувства, которые некому излить, передать. Порой мне кажется, что я просто взорвусь от них. Ты можешь это понять?

Он молчал.

– Наверное, нет. У тебя есть семья, родители, дедушки и бабушки, тетки, дяди и кузины, сестра, племянники. Ты можешь в любое время приехать домой, где тебя ждут и любят. Ты хоть понимаешь, Спенсер, какое это счастье?

Он по-прежнему молчал.

– Послушай, – виновато сказала она. – Я не хочу сказать, что ты не способен это понять, и ни в коем случае не критикую тебя. Ты предпочитаешь жить свободно и независимо, и это твое право. Ты ведешь жизнь бурную, активную и интересную, удовлетворяешь свои вкусы и пристрастия. Ты не страдаешь от одиночества. Может, это вообще мужчинам не свойственно. Они более самостоятельны, чем мы, женщины. Они не тоскуют по теплу, по нежности и всяким семейным радостям. – Она откинулась на подушки. – Если бы я родилась мужчиной, я считала бы свою жизнь совершенной.

– А я рад, что ты не родилась мужчиной, – заговорил Спенсер, когда она уже подумала, что он уснул. – Для этого ты слишком хорошенькая.

Она растерялась, не зная, что на это сказать. Спенсер никогда не делал ей комплиментов. Уже на протяжении многих лет она была самой близкой подругой его младшей сестры, в отношении которой он тоже был скуп на похвалы. С самого рождения Кэролайн он испытывал живейший интерес к появившемуся в их семье крошечному существу, внимательно наблюдал за тем, как она росла и развивалась, как менялись ее вкусы и стремления, и всем сердцем полюбил ее. А когда у Кэролайн появилась верная и симпатичная подружка Дженна, он не задумываясь причислил ее к близким ему людям, перенеся на нее часть братской любви.

Приятно было услышать от него неожиданный комплимент, хотя Дженна не обольщалась надеждой, что он имел в виду нечто более глубокое и серьезное. Наверняка, услышав ее признания о тоске и одиночестве, он просто ей посочувствовал.

Испытывая странное смущение и благодарность к нему за то, что они разговаривают не с глазу на глаз, а по телефону, она тихо сказала:

– Ну, это не важно. Так ты понял, что я буду хорошей матерью для своего ребенка?

– Если бы я мечтал о ребенке, думаю, ты была бы ему прекрасной матерью.

Она снова села.

– Значит, ты согласен?!

– Но я так и не знаю, хочу ли я иметь ребенка. Я уже говорил об этом. Мне нужно время, чтобы принять решение.

– Но я хотела бы поскорее этим заняться.

– Когда именно?

– Через две недели у меня начнется овуляция. Ты обещал дать ответ до того, как уедешь.

– Да, я дам ответ. У меня в распоряжении еще двенадцать часов.

– Неужели это так трудно, Спенсер? – взмолилась она. – Уделить этому делу несколько минут в этом месяце, ну, может, и в следующем. После этого я больше ничего у тебя не попрошу, могу даже дать письменное обязательство.

– Я не планировал завести ребенка.

– Но это не значит, что у тебя появится ребенок, ты просто доставишь радость своим родителям.

Он усмехнулся:

– Еще бы! А потом они станут требовать, чтобы я приезжал домой на его день рождения, на Рождество и…

– Они не будут к тебе приставать, – уверенно прервала его Дженна. – Если ты согласишься мне помочь, и я забеременею, я расскажу им всю правду. Они поймут, что ты просто оказал мне услугу, что твоя роль ограничивается зачатием ребенка, и что я буду воспитывать его самостоятельно. Я обсуждала этот вопрос с Кэролайн. Она согласилась со мной, что, если им придется выбирать между моими условиями и возможностью видеться с моим ребенком, они предпочтут оставить тебя в покое.

– Но мне не нужен ребенок.

– Зато он нужен мне.

Секунды ожидания растягивались в минуты. Когда Дженна уже не могла слышать в тишине стук своего сердца, она сказала:

– Спенсер, ты поможешь мне?

– А ты храбрая женщина! Не представляю себе, кто бы еще мог решиться попросить меня о подобном одолжении.

– Просто у меня нет другого выхода. Я хочу, чтобы мой ребенок был самым совершенным существом. А для этого мне нужен совершенный мужчина, то есть ты, Спенсер.

– О, только не надо комплиментов.

– Но я действительно считаю тебя таковым. Так ты согласен?

– Что-то не испытываю пока такого желания.

– Да, я вижу, но все-таки ты об этом думаешь…

Она ждала, не смея вздохнуть. Он тихо чертыхнулся.

– Послушай, – тяжело вздохнув, сказал он. – Единственное, что я могу обещать, – это еще раз все взвесить. Мы можем с тобой встретиться?

– Назови только время и место.

– Черт, я даже не знаю, когда и где. Я позвоню тебе завтра. Ты будешь дома?

– Буду весь день, я никуда не иду. Я буду ждать твоего звонка. Спасибо, Спенсер, я тебе очень благодарна, правда.

– Я еще ничего не сказал.

– Но не отказался! Ты размышляешь над моей проблемой, и это все, о чем я могу просить. Если ты откажешься, я буду очень огорчена, но пойму тебя. Тебе неприятно делать под принуждением то, против чего восстает твоя душа по нравственным соображениям или по причинам, которые…

– Дженна, ложись спать, – прервал он ее. – Я не могу думать, когда ты говоришь. Я позвоню тебе. Все, пока.