Текст книги "Дама Пик"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Выскакивать без всего из ванной ты любишь, – подтвердил я, вспомнив Ухту, где Наташа смутила похотливую грудастую горничную, уже рассчитывавшую на дополнительный заработок.

– Да, люблю, – вызывающе сказала она, – но не в этом дело. Во-первых, теперь мы знаем о жучках, а во-вторых, Генри сказал, что испортит их и в тех комнатах, где расположились его ребята.

– И это правильно, – кивнул я.

– Конечно. Но это опять же – семечки. Полчаса назад, когда ты пошел обозревать эти садово-парковые окрестности, я тоже решила прогуляться в одиночестве. Устала, знаешь ли, с дороги. Так вот, когда я добралась до главных ворот, не тех, через которые мы въезжали, а других, на южной стороне, то там, тихонько стоя в кустах, увидела интересную вещь.

Она затянулась, а я подумал, что интересные вещи начинают валиться на нас, как из мешка. Главное, чтобы не засыпали насмерть.

– Так что за вещь? – подтолкнул я Наташу.

– А вещь такая, – она выпустила дым и внимательно проследила за тем, как он уплыл.

– Когда-нибудь я ликвидирую тебя частным порядком за твою любовь к драматическим паузам, – пообещал я, угрожающе глядя на нее.

– А вещь такая, – повторила Наташа, – ворота открылись, внутрь въехал военный джип и остановился около будки охранника. Из будки вышел какой-то худой загорелый чурбан в белой накидке и с большой бородой, подошел к водителю и они заквакали по-своему.

– Ну и о чем же они квакали? – усмехнулся я, уже догадавшись, что загорелым чурбаном был не кто иной, как Надир-шах.

– Я не знаю, о чем они квакали, – прищурилась Наташа, – но один называл другого Надиршахом. Как тебе это нравится?

Я подумал и честно ответил:

– А никак! Я сам недавно видел его сидящим на этой самой скамье.

– И ничего мне не сказал?

– Да я и не успел! Ты сразу же схватила меня за руку и поволокла сюда. Я уж думал, тебе потрахаться захотелось…

Наташа зыркнула на меня и вдруг больно ущипнула за ляжку.

Я ойкнул и вскочил.

– Я тебе покажу – потрахаться! Маньяк.

Я не нашелся, что сказать, и поэтому полез за сигаретами.

Ну и дела…

Так что же тут делает этот долбаный Надиршах?

Неужели он знает о том, что я здесь?

При мысли об этом меня аж передернуло. Только этого и не хватало для полного счастья! Хотя…

– А моего имени они не называли?

– Нет. Точно не называли. Я слушала очень внимательно, будь уверен.

– Хорошо… – медленно сказал я, – хорошо. А что было дальше?

– А дальше тот, что на джипе, уехал, а Надиршах снова ушел в будку. Через десять минут за ним приехал белый «мерседес». И он тоже отвалил.

Мы помолчали, затем я сказал:

– Значит, так. Нужно немедленно предупредить Генри, чтобы он готовил своих ребят к действиям, а я пока пройдусь и подумаю.

Наташа встала и пошла в караван-сарай искать Генри, а я достал еще одну сигарету, прикурил от зажигалки и глубоко затянулся.

Генри Хасбэнд был чернокожим сержантом американского спецназа, покинувшим службу из-за разногласий с начальством. Начальство считало, что всяких подонков нужно публично судить, предоставляя им адвокатов, а также по возможности не нарушая их гражданских прав. И эти подонки становились телезвездами, о них узнавал весь мир, какие-то козлы из гуманитарных организаций защищали их права, в общем, не так уж и плохо у них все было. Ну, получит злодей двадцать пять лет за кровавое преступление, выйдет, когда ему исполнится полтинник, и будет жить, поплевывая на детей тех, кого он убил. И закон будет на его стороне.

А Генри считал, что его работа заключается в том, чтобы уничтожать их без шума и помпы, а также без суда и следствия, которые им были только на пользу. Просто грязная работа, заключающаяся в том, чтобы по мере сил очищать мир от скверны.

Мнение начальства оказалось, как и следовало ожидать, более увесистым и подкреплялось многочисленными документами, поэтому Генри послал всех на хрен и уволился. В последнее время он занимался тем, что в компании с несколькими такими же, как он сам, ребятами, делал то, что считал нужным. А именно – находил и убивал тех, кого по всем извечным человеческим законам нужно было четвертовать. Между прочим, он именно так и поступал. А потом его нашла Наташа и предложила развлечься в Пакистане. Генри Хасбэнд принял это приятное предложение, положил в карман Наташин чек с пятью нулями и отправился собирать своих.

И теперь в составе обслуживающего миссию милосердия были шестро спецназовцев, подготовленных и экипированных так, что злодеям и сексуальным маньякам нужно было держаться от наших девочек как можно дальше.

Ротвейлеры, а мои спецназовцы назвали себя именно так, для виду выполняли несложные обязанности грузчиков, а один из них, высококлассный подрывник Роджер Уотерс, с удовольствием помогал и осветителю, и электрику.

Остальные в основном пили пиво и время от времени спрашивали у Генри, скоро ли начнется основное развлечение. Генри уверял их, что скоро и что их обязательно пригласят. Тогда они снова брались за пиво, а Генри находил меня и задавал тот же самый вопрос. Я отвечал ему точно так же, и между нами было полное взаимопонимание.

Надир-шах…

Что же он делает здесь?

Если он каким-либо образом прознал, что Знахарь, которого он ни разу не видел…

Стоп!

Точно. Он не видел меня ни разу. Значит, если мы столкнемся с ним нос к носу, преимущество будет на моей стороне. И не только в том смысле, кто раньше вытащит пушку, но и в смысле любезных разговоров с ничего не подозревающим противником.

Эх, черт, опять не срастается!

Мне же нельзя с ним разговаривать. Во-первых, он может узнать мой голос, а во-вторых – то, что я русский, может вызвать подозрения. Сам-то он говорит по-русски куда лучше всяких хачиков, приезжающих в Питер на заработки, так что опять же получается, что мне нужно всячески избегать встречи с ним. Во всяком случае – до поры до времени.

А уж потом он ответит за все.

И отвечать будет по-русски, если, конечно, мне не придется застрелить его до начала нашей беседы.

Так что же он здесь делает?

А может быть, я попусту напрягаю свою простреленную голову? Может быть, он просто приехал навестить своего товарища по оружию?

А вдруг…

И эта свежая мысль совсем мне не понравилась.

Может быть, ему нужно то же, что и мне? А именно – второй, или первый, я уже запутался, в общем – Коран, который находился в этом дворце.

Но эта мысль, показавшаяся такой свежей и важной, тут же пропала, потому что у Надир-шаха не было нужды хапать этот Коран раньше времени. Если он хранится здесь, то лучше места и не придумаешь.

Успокоившись на этот счет, я продолжил размышления и между делом пришел к выводу, что сейчас самое время выпить пивка.

Чтобы голова лучше работала.

Я встал со скамьи и побрел к караван-сараю.

За спиной раздалось громкое мурлыканье и, оглянувшись, я увидел, что около скамьи стоит вышедший из кустов плоский, как велосипед, пятнистый гепард в ошейнике, украшенном драгоценными камнями и, вытянув круглую морду, шевелит короткими усами, нюхая то место, на котором я только что сидел.

Обнюхав скамью, он посмотрел на меня, потом повернулся к скамье задом и небрежно пометил ее. Раскатисто мурлыкнув еще раз, он умильно прищурился в мою сторону, а затем, двигая торчащими лопатками и лениво переставляя несуразно длинные ноги, ушел обратно в кусты. Я посмотрел на то место, где на скамье темнела его метка, решил, что больше здесь сидеть не буду, и пошел восвояси.

Приняв душ и открыв бутылочку пива, я повалился на просторную тахту, застланную шелком, и только успел подумать о том, что будет, когда из душа выйдет Наташа, шмыгнувшая туда сразу же после меня, как раздался стук в дверь.

– Войдите! – сказал я, естественно, – по-английски.

Дверь открылась, и на пороге показался Генри.

– Привет, маса, – сказал он.

– Привет, высокооплачиваемый наемник, – ответил я.

Генри Хасбэнд был стопроцентым негром, потомком тех ребят, которые прибывали в Америку в трюмах невольничьих кораблей, и почему-то очень гордился этим фактом.

Это служило поводом для многочисленных шуток, но совершенно не портило отношений в нашем маленьком и крепко сколоченном размашистыми росчерками на чеках коллективе.

– Великий сагиб Аль Дахар счастлив сообщить тебе, о белый человек, что он ждет нас всех во дворце, чтобы хвастливо ткнуть нас носом в наше ничтожество. Короче говоря, он хочет устроить нам экскурсию по своей хибаре.

– Я бы отправил тебя к нему с отказом, но боюсь, что он прикажет отрубить тебе голову и прислать ее мне в корзине из-под угля. Поэтому моим ответом будет: отлично! С огромным удовольствием!

Я сказал это совершенно искренне, потому что Аль Дахар наверняка похвастается реликвией, а увидеть ее и узнать, где и как она хранится, было совершенно необходимо. Я уже подумывал о том, как бы самому напроситься на осмотр дворца, но тщеславие хозяина опередило меня.

– Ты очень добр, маса. И когда мы будем готовить тебя с овощами, я клянусь тебе, что эти овощи будут самыми свежими и самыми спелыми.

– Договорились. Валяй, скажи ему, что мы скоро придем.

Генри с шутовским почтением поклонился и отбыл.

Он ходил в шотландском кильте и с ридикюлем, в котором, как я однажды заметил, находилась пушка. На голове у него было множество гладко уложенных косичек, на темно-коричневой морде – узкие черные очки, а на ногах, как дань славному прошлому и опасному настоящему – высокие шнурованные спецназовские ботинки.

На белой футболке красовался портрет Нельсона Манделы, под которым была надпись «олух царя небесного».

Вот такой ниггер.

Я приоткрыл дверь в душ и сказал:

– Великий Аль Дахар ждет нас всех у себя, так что заканчивай тут и собирай своих птичек. Пойдем обозревать дворец, заодно и на Коран посмотрим.

– Как он не вовремя, – с сожалением отозвалась Наташа, – а я-то думала…

– Знаю я, о чем ты думала, – сказал я, – ты только об этом и думаешь. Маньячка.

Мы с Наташей постоянно шутливо обвиняли друг друга в чрезмерной сексуальной озабоченности, что, впрочем, не мешало нам постоянно доказывать самим себе, что так оно на самом деле и есть. Ну а что еще делать, если все время находишься рядом с тем, с кем это так хорошо получается?

Наконец Наташа собралась, и мы вышли на улицу.

Наши птички, по моему настоянию одетые в длинные бесформенные накидки, чтобы не перевозбуждать хозяина, уже собрались, вокруг них торчали строго посматривавшие по сторонам и жевавшие резинку ротвейлеры, и я, придирчиво осмотрев экскурсантов, возглавил колонну.

* * *

Знахарь вошел в высоченную резную дверь последним, и она с глухим стуком захлопнулась за его спиной. Постояв и привыкнув к прохладному полумраку, он огляделся и понял, что всю жизнь представлял себе место обитания какогонибудь восточного шейха именно таким.

Просторный зал, высокие своды которого скрывались в темноте, был окружен множеством витых колонн, за которыми угадывались какието проходы, двери и ниши. Все это вместе создавало таинственную и сказочную атмосферу и самым решительным образом располагало к тайнам, интригам, коварству и заговорам.

Знахарь усмехнулся, не зная, что и думать по этому поводу.

То ли жители этой страны, будучи таинственными и коварными интриганами, выразили в этой затейливой архитектуре свою сущность, то ли эта архитектура так действует на людей… Скорее всего – и то и другое вместе, решил он, и тут сопровождавший делегацию маленький и толстенький визирь, а Знахарь решил, что человечек в халате, подпоясанном расшитым поясом, чалме и сказочных туфлях с загнутыми носами никем другим быть не может, сказал, что почтенный Аль Дахар искренне скорбит о том, что не может лично показать гостям свою ничтожную хижину, потому что у него приступ радикулита и придворный лекарь мучает его своими несовершенными руками.

Придворный лекарь!

Ну, раз так, тогда этот – точно визирь. Иначе и быть не может.

Знахарю пришла в голову мысль о том, что старый греховодник наверняка врет. Просто ему лень. Но оно было и к лучшему, потому что без хозяина можно было спокойнее изучить обстановку, не тратя времени на постоянные реверансы в его сторону.

Визирь закончил свою витиеватую речь по поводу состояния здоровья господина и громко щелкнул пальцами.

В это же мгновение в зале вспыхнул свет.

Зажмурившись на секунду, Знахарь снова открыл глаза и поразился роскоши помещения. Полутьма скрывала детали, но в свете множества электрических светильников, выполненных в виде позолоченных факелов, торчавших из стен, стало видно, что и стены, и витые колонны, и сводчатый потолок – все было сделано из одного и того же желтоватого светлого камня и сплошь покрыто мелкой резьбой, бесконечные узоры которой изощренно переплетались и кое-где превращались в строчки, вырезанные причудливой арабской вязью. Скорее всего, это были избранные суры из Корана.

Птички дружно ахнули, увидев такое великолепие, а Знахарь, посмотрев на них, подумал, что еще немного – и они бросят одноглазого пирата и убегут к властелину всего этого Аль Дахару.

Наташа стояла рядом, и выражение ее лица ничем не отличалось от того, что было написано на лицах всех новоявленных мусульманских красавиц, не исключая и Алену.

Знахарь подошел к Наташе и, слегка наклонившись, сказал ей вполголоса:

– Я знаю хозяина. Могу познакомить. Говорят – клевый парень…

– Пошел в жопу, – так же вполголоса ответила Наташа, но ее взгляд тут же прояснился.

– Не забыла, зачем мы пришли? – небрежно поинтересовался Знахарь.

– Нет, не забыла, – огрызнулась Наташа и, отпихнув Знахаря, обратилась к визирю:

– Вы можете назвать имя мастера, который выполнил эту колоссальную и прекрасную работу?

Визирь сладко прищурил и без того узкие глазки, прятавшиеся в щелках между круглыми щечками и пухлыми веками, и ответил:

– Имя этого мастера, конечно же, Аллах, а имена тех, чьими руками он создавал эти волшебные узоры, не достойны упоминания.

– Благодарю вас, – любезно сказала Наташа и, повернувшись к Знахарю, тихо добавила: – Не достойны упоминания… Ты понял?

Знахарь кивнул и, повинуясь приглашающему жесту визиря, направился вслед за ним к сводчатой двери, покрытой мозаичными узорами из янтаря разных оттенков, которая медленно распахнулась, и за ней показалась внутренность следующего зала.

Наташа шла следом за ним, а весь курятник, окруженный ротвейлерами, чуть поодаль. Знахарь предупредил Генри, и теперь тот следил за тем, чтобы девочки не болтались у Знахаря с Наташей под ногами и не мешали тщательно исследовать дворец.

Следующий зал был похож на первый, но узоры, покрывавшие его, не оставляя ни одного свободного сантиметра, были уже не вырезаны, а тщательно выписаны красками. Это было пестровато и поэтому не очень понравилось и Знахарю и Наташе, но все равно производило сильное впечатление.

Потом были винтовые лестницы, старинные мрачные коридоры, люки в полу, когда-то проваливавшиеся под ногами доверчивых жертв, личные покои хана и мощная дверь, за которой располагался гарем. Возле двери стояли двое мрачных стражей в чалмах, но вместо кривых сабель они были вооружены до боли родными автоматами Калашникова с укороченными стволом и прикладом.

Стражи, смотревшие прямо перед собой, даже не покосились в сторону такого количества прекрасных девушек.

– Как ты думаешь, они кастрированы? – шепотом спросил Знахарь у Наташи.

– А ты у них спроси, – тоже шепотом ответила она.

– Языков не знаю, – просипел Знахарь, и тут визирь торжественно открыл перед уважаемыми гостями еще одну дверь, за которой находилось просторное помещение без окон, уставленное стендами, витринами и стеклянными прилавками.

Помещение сильно смахивало на музей, и, как бы в подтверждение этого, визирь, войдя первым, обвел пространство зала короткой пухлой ручкой и сказал:

– А здесь великий Аль Дахар хранит коллекцию, собирать которую начал еще четыреста восемьдесят восемь лет назад его далекий предок шах Мухаммад Дахар.

Войдя внутрь и присмотревшись повнимательнее, Знахарь едва не присвистнул, и было от чего. Наташа, увидев некоторые из экспонатов, тоже удивленно подняла бровь, но промолчала и только, чуть прищурившись, недоверчиво покачивала головой.

На стенах висели смутно знакомые картины европейских мастеров, в промежутках между ними располагались штук двадцать разнокалиберных статуй, а в витринах сверкали кубки, короны и прочие металлоизделия, щедро усыпанные алмазами, сапфирами, изумрудами и другими драгоценными камнями.

Наташа показала на мраморную голову мальчика, стоявшую в отдельном стеклянном шкафчике, и тихо сказала:

– Это Микеланджело. Его ищут уже больше ста лет. Я не удивлюсь, если здесь найдется многое из того, что считается пропавшими шедеврами.

– А это случайно не святой Грааль? – вполголоса поинтересовался Знахарь, кивая на невзрачную деревянную чашку, испачканную внутри чем-то темным, которая стояла в небольшом стеклянном и, судя по всему, герметичном, кубе, покоившемся на высокой каменной подставке.

– Вот уж не знаю. Но теперь я думаю, что здесь все возможно… – ответила Наташа, переводя изумленный взгляд с одного экспоната на другой.

Она помолчала и с сожалением добавила:

– Эх… Интерпол бы сюда направить!

Осмотр продолжался, и визирь, который, судя по всему, давно уже набил руку на этих экскурсиях, умело нагнетая впечатление, рассказывал об экспонатах, умалчивая, впрочем, о том, как они сюда попадали.

Наконец, он подвел гостей к небольшой витрине, в которой лежала толстая древняя книга, и Знахарь сразу же узнал ее.

Обложка книги была сработана из покрытых изощренной резьбой тонких пластин дорогого темного дерева, корешок и кромки обложки были сделаны из тисненой кожи, пришитой к дереву серебряными скобками, изукрашенными затейливой чеканкой, а на лицевой стороне деревянной обложки в серебряных гнездах сидели семь драгоценных камней.

По углам были расположены четыре крупных рубина, чуть ниже, тоже в углах, – два изумруда, а над перламутровой инкрустацией заглавия, врезанного в обложку, красовался чуть покосившийся огромный бриллиант.

Под лучами грамотно расположенных светильников в старом вощеном дереве обнаруживались благородные слои и прожилки, рубины и изумруды бросали вокруг себя светящиеся красные и зеленые тени, а в глубине великолепного бриллианта играли радужные отражения.

Знахарь слушал объяснения визиря, рассказывавшего о том, как неслыханно повезло уважаемым гостям и какую неслыханно ценную реликвию они видят перед собой, а сам в это время прокручивал в голове весь путь по дворцу от входа до сокровищницы.

Генри стоял рядом и, с почтением глядя на Коран, пытался сообразить, сколько же стоит эта красивая книженция.

Наташа тоже думала вовсе не о торжественности момента, а о том, какие приключения ждут их, когда Этот Коран присоединится к Тому Корану, ждавшему их в сейфе одного из коммерческих банков Европы.

– Камеру слежения видела? – спросил Знахарь, заметив в углу небольшой черный цилиндрик, на конце которого сверкнула линза.

– А ты что, только сейчас заметил? Да они тут во всех помещениях натыканы, и не по одной. Надо просто знать, куда смотреть.

Закончив осмотр частного музея, экскурсанты, влекомые визирем, расточавшим похвалы Аль Дахару и комплименты хихикавшим девушкам, начали подниматься по полутемной и узкой винтовой лестнице, втиснутой в круглую шахту, уходившую вверх на неопределенную высоту. Знахарь начал было считать витки, но после шестого сбился и, чувствуя, что от этого верчения у него начинает кружиться голова, чертыхнулся и подумал, что экскурсия, пожалуй, несколько затянулась.

Но как раз в этот момент наверху мелькнул дневной свет, и через несколько секунд, пройдя в низкую дверцу, все оказались на плоской крыше дворца, огражденной резным парапетом и залитой ярким солнцем. Оглядевшись, Знахарь неожиданно увидел вертолет, стоявший в самом центре белого круга, нарисованного на крыше, и находившегося метрах в двадцати от небольшой башенки, из которой они только что вышли.

Бросив мгновенный взгляд на Генри, Знахарь увидел, что тот тоже смотрит на вертолет. Потом их взгляды на секунду встретились, и Генри, едва заметно кивнув, равнодушно отвернулся от этой столь важной детали обстановки.

Глава 5
ГОП-СТОП ПО-АРАБСКИ

– И ты не думай, что это будет так же просто, как поставить на гоп-стоп кооперативный ларек, – забывшись, сказал я Наташе порусски.

Генри поморщился и, приложившись к банке с пивом, сказал:

– Если белому господину будет угодно говорить по-английски, его недостойные слуги смогут лучше постичь глубину его замыслов.

Оказавшись здесь, Генри Хасбэнд заразился местной витиеватостью и цветистостью речей и теперь по любому случаю щеголял этакой опереточной восточной манерой выражаться.

Его ребята заржали, а Джереми Батчер, чье имя по-русски должно было звучать как Иеремия, а фамилия – как «мясник», поддержал своего сержанта:

– Точно. Ты, Нельсон, не подумай чего лишнего, мы же знаем, что все в порядке, но – лучше по-английски.

Я поднял руки, сдаваясь перед его правотой, и сказал:

– Все действительно в порядке. Просто эта белая леди, чтоб ей провалиться, вывела меня из себя, и я сказал ей, что наша затея несколько сложнее ограбления бензоколонки.

Все дружно закивали, соглашаясь с Батчером, и я понял, что об ограблениях автоколонок эти ребята знают все.

Называть меня Нельсоном ребята стали с первого же дня.

Для этого было несколько причин. Первая, самая простая, – не хватало еще, чтобы кто-нибудь из местных услышал слово «знахарь» и передал это заинтересованным лицам. Вторая сводилась к тому, что «Костя» для них был неудобен. Языки не под то заточены. Ну, а третья – самая элементарная. У меня был один глаз, у великого адмирала Нельсона – тоже.

На том и порешили. С того дня даже Наташа иногда называла меня не Костей, а Нельсоном, а я нисколько не возражал. Однако в постели, ну и в других местах, где мы совершали нападения друг на друга, я всегда оставался для нее Костей, и это было понятно и приятно.

И вот теперь мы сидели в большой комнате, свободной от жучков, и, попивая пивко, обсуждали подробности и детали завтрашней операции.

Мы – это я сам, Наташа, Генри и пятеро его ребят.

Всего восемь человек, вроде бы немного, но зато каких!

Генри со своими убийцами стоил целой роты.

Наша завтрашняя задача на первый взгляд представлялась довольно простой, но это только на первый взгляд.

Когда визирь водил нас по дворцу и, притворно ужасаясь, показывал на давно уже не действующие люки в полу, выскакивающие из стен зазубренные копья, опускающиеся на человека потолки проходных каморок, которые в нужный момент превращались в глухие камеры, и прочие ужасные и коварные ловушки, я уловил в его речах скрытый намек на то, что другие приятные сюрпризы, которые он нам не показывает, в полном порядке и действуют безотказно. Так что если кто-нибудь посторонний попытается проникнуть во дворец, то тут ему и конец придет.

Я, конечно, притворился тупым и сделал вид, что не понимаю таких намеков. Наташа, между прочим, тоже сразу же поняла, что к чему.

Да и мои ротвейлеры были не пальцем сделаны, тем более что все они в свое время побывали в странах Востока и Азии с более чем щекотливыми миссиями. Многие из их коллег навсегда остались там, кто – придавленный массивной плитой, кто – пронзенный отравленным шипом, неожиданно выскочившим из стены, кто – разрубленный напополам спинкой кровати, вдруг превратившейся в нож гильотины… В общем, увлекательных способов отправить человека на тот свет азиаты выдумали несметное количество.

Все мы понимали это, и первым пунктом служебной инструкции на завтрашний день была величайшая осторожность.

Вторым пунктом шла личная гвардия шаха Аль Дахара, которая представляла из себя разношерстную компанию, вооруженную автоматами Калашникова. А если выражаться более точно, по-российски, то это была просто толпа бандитов, состоявшая из безмозглых шестерок, которыми руководил бородатый пахан в чалме и с множеством перстней на руках.

Их было рыл двадцать, и они слонялись по дворцу и по территории парка, с грозным видом держа пальцы на спусковых крючках.

Лично меня от всего этого только смех разбирал, а на лицах Генри и его ребят я неоднократно видел презрительную гримасу. Но как бы то ни было, если обкуренный воин Аллаха поливает все вокруг себя веером пуль, то от его тупости и неподготовленности они не превращаются в ватные шарики. Продырявят за милую душу, и отправишься на свидание с апостолом Петром.

Но все же это были люди, и мы знали, чего можно от них ждать.

Потом шел сам Коран, точнее – его изъятие.

Больше всего я боялся, что сокровищница окажется ловушкой, причем ловушкой серьезной. Ведь если я хоть что-нибудь понимаю, эта относительно небольшая комната даже без Корана стоила больше, чем весь дворец вместе с парком, прудом и павлинами. А раз так, то нужно быть полным идиотом, чтобы не позаботиться об ее защищенности. Самого Аль Дахара мы еще не видели, зато визирь совершенно очевидно был прожженным жуликом и коварным хитрецом.

И, наконец, отбытие из дворца.

Сначала мы с Генри рассчитывали отвалить отсюда на тех же автобусах и грузовиках, на которых приехали, но, увидев стоявший на крыше вертолет, одновременно пришли к выводу, что улететь по воздуху будет куда правильнее, чем с воплями и фейерверком нестись с украденным добром на машине по пыльной территории чужой страны. Погони со стрельбой и визгом шин хороши только в кино. На самом же деле это весьма неприятное и очень опасное развлечение.

Но при этом варианте нужно было решить вопрос с нашими девочками и обслугой. Взять их всех на вертолет мы не могли, потому что их было слишком много, и поэтому мы решили попросту бросить их на произвол судьбы, но судьба эта была вовсе не такая горькая, как можно было подумать.

Когда все будет сделано и мы будем уже в воздухе, Генри сразу же свяжется по своим старым каналам с американской спецурой, которой в Пакистане, как, впрочем, и везде, полно. Он скажет, что во дворце шаха Аль Дахара находится большое количество захваченных ваххабитами европейцев, которых заманили туда обманом. Спецы свяжутся с правительством, а оно, не желая портить отношений с Америкой, сразу же направит туда военных, так что всю эту компанию накроют и оставленные нами люди будут благополучно освобождены.

Дай Бог, дай Бог…

Я решил, что лучше даже не думать о том, что будет, если эта часть плана провалится, и, завершая совещание, сказал:

– Ну что же, джентльмены, я надеюсь, все ясно. Так что чистите стволы и ботинки, завтра показательное выступление. Желаю всем спокойной ночи.

Дисциплинированные джентльмены встали из кресел и, вежливо пожелав нам с Наташей не терять времени даром, вышли из комнаты.

Когда мы остались одни, я снова уселся в кресло и закурил.

Наташа некоторое время молча смотрела на меня, затем вытащила из ящика с битым льдом банку пива и сказала:

– Вроде все правильно спланировали, но меня не оставляет такое чувство, что это еще не все. Можешь считать это женской интуицией, но сюрпризы обязательно будут. Причем я имею в виду вовсе не ловушки в коридорах, а человеческий фактор.

Она открыла пиво, а я выпустил дым в потолок и спросил:

– Что значит – человеческий фактор?

Сделав несколько глотков, Наташа шумно выдохнула, вытянув губы, и сказала:

– Надо поставить памятник тому, кто придумал холодное пиво.

– А я слышал, что в Киеве стоит памятник салу.

– Это что – свинье, что ли?

– Нет, не свинье, а именно салу. Правда, я сам его не видел, но мне говорили, – я тоже взял из ящика со льдом банку пива и, открыв ее, вернулся к основной теме: – Так что это за человеческий фактор такой?

– Мне очень не нравится, что вокруг дворца вертится Надир-шах.

– Мне тоже не нравится, а что делать?

– Ну, что делать – как раз понятно, – сказала Наташа, откидываясь на спинку кресла. —

Хватать Коран и быстро сваливать отсюда. С этим все ясно. Меня больше интересует, что ему здесь нужно. Если Надир-шах пасется вокруг Корана – это одно дело. Пусть себе. Главное, чтобы не совался сюда. А если его интересуем мы…

– Что значит – мы?

– То и значит. Знахарь, например.

– А-а, вот ты о чем… Я тоже думал об этом. Но не получается. Если бы он знал, что этот самый Знахарь едет к Аль Дахару, то самым верным было бы напасть на нас по дороге в какомнибудь ущелье, а не устраивать беспредел со стрельбой в доме уважаемого человека.

– Мы, между прочим, хоть и видели уже на конкурсе этого уважаемого, а также жирного и противного человека, но кто знает, может быть они вместе с Надир-шахом планируют тихонечко перемолоть нас всех на фарш и…

– Ну, Наташа, это ты уже поехала в какой-то кошмар на улице Вязов, – засмеялся я. – Перемолоть на фарш! Ну, перемолоть, а что дальше?

– Так ведь не всех! Ты-то им живой нужен, понимаешь? А всех остальных – на фарш. И меня тоже, между прочим.

– Не знаю, не знаю, – я с сомнением покрутил головой, – по-моему, тебя понесло. Не фантазируй лишнего.

Я встал и, потянувшись, сказал:

– Давай-ка спать. Уже первый час.

– С каких это пор первый час ночи стал для тебя поздним временем? – удивилась Наташа.

– А с таких, что завтра трудный день и нужно выспаться.

Я открыл дверь в ванную и, оглянувшись, увидел, как Наташа провожает меня своим специальным взглядом, говорившим о том, что сразу после меня она тоже примет душ, а потом…

– И знаешь, – сказал я, – давай сегодня обойдемся без… Ну, без, так сказать, интимной близости. Женщина воодушевляет на подвиги, когда она недоступна, а когда она прямо тут, при тебе, то наступает некоторая расслабуха, которая нам сейчас ну никак не нужна. Вот победим завтра войско Аль Дахара, тогда и расслабимся по полной.

– Да-а-а… – обиженно протянула Наташа, – а если тебе завтра яйца отстрелят, что я буду делать?

– Во-первых – типун тебе на язык, дура несчастная, а во-вторых, ты обратила внимание, как на тебя Майкл пялится?

– Обратила, конечно, – самодовольно ответила Наташа, – как же не обратить, такой видный мужчина!

А Майкл и на самом деле был видным мужиком.

Выше меня ростом, тонкая талия, широкоплечий, мощные руки в татуировках, а лицом – вылитый Антонио Бандерас.

– Вот с ним и утешишься. Все, я пошел в душ.

И я шагнул в ванную, едва успев увернуться от летевшей мне в голову пустой банки из-под пива.

* * *

Я лежал на спине и смотрел в потолок.

В комнате была почти полная темнота и почти полная тишина, которую нарушало лишь тихое сопение спящей Наташи, лежавшей на другой кровати.

По потолку медленно полз какой-то светящийся слабым зеленоватым светом жучок, похожий на летящий в ночном небе космический корабль с инопланетянами. Он вдруг остановился, сделал несколько нелепых поворотов то в одну, то в другую сторону, потом тихо зажужжал и вылетел в узкое, как щель между гаражами, стрельчатое окно, открытое мною на ночь.