Текст книги "Месть в законе"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Дура что ли?! – возмутился Филимонов. – Посмотри, там же бирка есть!

– Да что мне твоя бирка! – завопила Инга. – Не хочу я носить то, что Климова носит еще с прошлого года!

– Ну и не носи… – безразлично ответил Филимонов.

– И не буду! – с вызовом сказала Инга.

– Не будешь – и не носи!!! – стал «заводиться» муж.

– Ах, тебе все равно, значит, во что твоя жена будет одета?! Да?! Нет, ты мне скажи – тебе все равно?! – она попыталась ухватить Филимонова за рукав.

– Да пошла ты! – прикрикнул он и удалился в спальню.

– Елки-палки! – Инга еще раз посмотрела блузку. – А у Климовой-то совсем не такая… Хи-хи! Ошибочка вышла. Петруша! – ласково позвала она мужа. – А я иду к тебе! – скинув с себя тонкий пеньюар, она кошачьей плавной и изящной походкой направилась туда, куда только что скрылся от нее дражайший супруг.

Потапову отдохнуть не дали вообще.

Домочадцы – грузная и непомерно измазанная краской жена и трое дочерей от четырех до семи лет, а так же любимая теща, фыркнувшая что-то вроде «явился – не запылился», плюс собака неизвестной человечеству породы – обступили его со всех сторон и театрально застыли в немых позах.

Первой приступила к действиям законная супруга.

– Так, – решительно произнесла она. – Давай-ка, посмотрим, что сегодня?

Не изобретая ничего нового – она всегда так поступала, встречая Потапова с дежурства – сунула руку в его карман. Достала оттуда пачку мятых денежных знаков.

В каждом ее жесте отслеживались серьезный подход к процессу и твердость намерений. Поэтому Потапов возражать даже не пытался.

– Ага! – довольно произнесла жена. – Нормально. Вот это, – она отсчитала из пачки нужную сумму. – Я забираю на новый холодильник. Это – тебе на пиво с сигаретами. А на эти деньги ты сейчас же поведешь детей в зоопарк.

– Нина! – взмолился Потапов. – Может, не сегодня, а? Я так устал!

– Устал он! – недовольно пробурчала теща. – По шалавам ездить он устал!

– Мама! – с укором в голосе обратился к ней зять. – Как вы можете?

– Какая я тебе мама, мент позорный?! Маму нашел! Ты свою маму еще пять лет назад в могилу загнал. И меня туда же хочешь?!

– Ничего знать не хочу, – строго сказала жена. – Ты детям уже третий месяц обещаешь погулять с ними. Так что иди и гуляй.

– Нина! – вновь кротко взмолился Потапов.

– Все! – прикрикнула жена. – Я сказала! Разговор окончен.

Бормоча что-то себе под нос, Потапов стал переодеваться в штатскую одежду. Знал – на этот раз супруга не отцепится. Придется брать за руки этих короедок и вести к слонам и бегемотам.

Фарид закрыл магазин и повесил на дверях табличку «Переучет». Нагрузил свой старенький «форд» фруктами да соками и отправился в больницу, куда еще вчера вечером Веру отвезла карета «скорой помощи».

Через полчаса он уже был у нее в палате.

– Вах! Здравствуй, дорогая! Жива-здорова? Слава аллаху! Вот тебе мандарин! Вот тебе апельсин! Вот тебе банан! Вот тебе виноград! Кушай на здоровье и поправляйся. Я тебя прошу. Понял, да? Такой хороший девичка, а делиешь нехаращо!

– Спасибо вам, Фарид Алибекович, – Вера попыталась улыбнуться. Но вместо улыбки вышла гримаса неутоленной боли, а из глаз покатилась слеза.

– Не надо плакать! Не надо! – попытался успокоить ее Фарид. – Ти зачем, скажи, так поступаешь, да? Я тебе что сделаль пляхой? Я обидиль тебя, да?

– Не вы, Фарид Алибекович. Менты эти…

– Стой! – Фарид приложил пальцы к ее губам. – Молчи! Ни слова об этом. – В глазах его промелькнул неподдельный испуг. – Никто ничего не видел, никто ничего не знает. – У него даже акцент пропал. – Ничего не было. Ты поняла меня?

– Как это – не было?! – слезы уже ручьем текли из ее глаз.

– Так – не было. Ты не бойся. Поправишься, снова выйдешь на работу. Я тебя, как родную приму! Все будет хорошо! Все будет хорошо… – повторил он еще раз, хотя сам не верил в то, что говорил сейчас этой несчастной.

В дверь палаты постучались.

– Войдите! – сказал Фарид, обернувшись.

– Извините. – Вошла чернокожая девушка. – Я сюда, в соседнюю палату к другу пришла. Простите, позвонить нужно, а у меня батарейка в телефоне кончилась. У вас нет мобильного?

– Да. Пожалуйста. – Фарид протянул ей свой телефон.

– Я на секундочку. – Чернокожая вышла в коридор.

– Вах! – растерянно проговорил Фарид. – Это кто – такой черний-черний? И на нашем, на русском говорит!

– Але! – Маша прикрыла ладонью рот, чтобы не кричать на всю больницу. – Это Мэри. Я на работу больше не выйду… Нет! И не жди меня. Никогда не жди! Не волнуйся – проживу как-нибудь. Без твоих сраных денег обойдусь. Сам ты проститутка! Да пошел ты! Скотина!!!

Выключив трубку, она замахнулась и со всей силы шарахнула мобильник об пол. Элегантный пластиковый корпус не выдержал столь мощного удара, и творение южнокорейских электронщиков разлетелось на мелкие детали и детальки.

– Слющий! – вышедший на шум Фарид глазам своим не верил. От его любимой трубки остались лишь воспоминания. – Зачем так сделиль? Совсем пляхой! У-у, чорний!

– Сам ты – черный! – Маша-Мэри хотела еще и ругнуться по-взрослому, но вовремя спохватилась. – Ой, извините меня, пожалуйста! Я сама не знаю, как это получилось! Сейчас! – она присела на корточки. – Сейчас я все это вам соберу!

– Вах! – возмутился Фарид. – Соберет она! Спасибо! – произнес со спокойным достоинством. – Сдачи не надо! – и вернулся к оставленной Вере.

До Маши наконец-то дошло, какую чепуху она сморозила. Постояв немного в растерянности, она в последний раз бросила взгляд на кучу раздолбанных деталей, которые еще совсем недавно назывались телефонным аппаратом мобильной связи, и пошла к палате, в которой ее ждал Сергей Лопатин. У дверей по-прежнему дежурили двое. Но чернокожую девушку пропустили беспрепятственно, лишь понимающе подмигнув.

– Все, Сережа, – произнесла она твердо и решительно, присаживаясь на стул рядом с кроватью. Так – напряженно выпрямив спину и нервно перебирая пальцами – обычно держится неподготовленная ученица перед строгим экзаменатором. – С прошлым покончено. Начинаю новую жизнь.

– Новую? – улыбаясь, спросил Серега.

– Новую! – почти торжественно произнесла Маша.

– Тогда иди сюда! – шутливо зарычал он, набрасываясь на девушку с поцелуями и объятиями.

И снова на потолочный плафон полетело тонкое и легкое, как пух, шифоновое платьице. Летучее оно какое-то…

Уже близилась осень. И, хотя дни еще изредка выдавались сравнительно теплые и местами ясные, к вечеру, как правило, начинал моросить дождик. С Финского залива тянуло холодным и порывистым ветром. На деревьях появлялись желтые листья, каркали беспардонные вороны, возмущаясь наглостью жирных помоечных конкуренток-чаек, которым лень было таскать свежую рыбу из Невы.

Черный джип с выключенными фарами и габаритными огнями медленно подкатил к тротуару и плавно остановился в стороне от китайского ресторана, в который тремя часами раньше вошел Филимонов с женой Ингой.

– Может, не здесь? – спросил Женя Усольцев Таганку. – Щас толпа пьяная повалит из кабака. Сто процентов – засветимся.

– Конечно, не здесь. – сухо ответил Андрей. – Я отведу его в сторонку.

– А я? Я с тобой пойду.

– Никуда ты не пойдешь, парень. Это дело я должен сделать своими руками. И Фергане обещал. И вообще.

– Рискуешь, братуха. Мусора – народ хитрожопый. Можешь нарваться.

– Ты мне тут гнилой базар не разводи, ладно? Я получше тебя ментов знаю. Лучше вот что. Как только этот Петруха выйдет из харчевни со своей телкой, ты не шуми и с места сразу не трогай. Обожди немного. Потом поедешь через Кронверкскую…

…А Филимонов гулял по полной программе.

За столом сидел угрюмо и методично, с расстановкой уничтожал блюдо, которое называется «свинина по-сычуаньски». Огромная такая лохань с жирным-прежирным бульоном, в котором плавают всякие овощи и куски отварного мяса со специями.

Одно в этой еде не нравилось Филимонову: пить можно сколько угодно, а кайфа никакого. Запиханные в организм калории к чертовой матери глушат воздействие алкоголя. Выходит, только водку напрасно переводить. Но не есть он не мог. Инга сказала конкретно:

– Не съешь эту порцию – пить больше не дам.

И так каждый раз. Он съедал эту самую сычуаньскую свинятину, она заказывала вдоволь водки. Он шел в туалет, якобы по нужде. Там старательно все съеденное выблевывал и, как ни в чем не бывало, возвращался за столик. Дурная баба – мента хочет перехитрить!

Сама Инга в это время, что называется, оттягивалась. Она любила в этом кабаке погонять официанта. Выберет по меню блюдо – сморщится, откажется. Принесут ей салат – брезгливо понюхает, отвернется. Поманит халдея пальчиком – тот наклонится. А она ему в самое ухо такое скажет шепотом, что тот потом краснеет до пенсии.

Что ж, каждый развлекается, как может.

Как только второй пятисотграммовый графин водки был опустошен, Инга безапелляционно заявила:

– Котик, звиздец (читай между строк). Норма. Пора в койку.

И это означало, что праздник на сегодня для Филимонова окончен. Надо идти домой и опять ложиться с этой рыжей дурой в постель.

Инга напилась не меньше Филимонова. Впрочем, как всегда, когда они вдвоем выходили «в люди», то есть в какой-нибудь ресторан или бар, чтобы культурно отдохнуть. А пьяная она была невыносима. Сначала ее тянуло на разборки. Любимой темой было – кому на Руси жить хорошо. А после, дома, она до утра занималась с Филимоновым любовью. Причем непременно наряжала его собачкой – в специально купленные в секс-шопе намордник, строгий ошейник и поводок. Поводком привязывала к батарее, а в руки брала кожаный хлыст, каким строгие хозяева наказывают сторожевых псов…

Таганцев видел, как Филимонов и Инга, шатаясь, вывалились из ресторана. Он заблаговременно вышел из джипа и спрятался в густых кустах шиповника, растущего вдоль дороги. Проходя мимо, они были от него на расстоянии не более одного метра.

– Вот ты, Петруха, человеком себя считаешь, да? – с трудом выговаривая слова, заплетающимся языком спрашивала Инга, повиснув на руке своего мужа. – А ты, Петруха, не человек. Ты мент, Петруха! Ты, Петруха – мусор! ЛЕ-ГА-ВЫЙ!!! И я – сука легавая. Вот придешь домой, котик, – будешь песиком…

Они прошли дальше, а Таганцев, ухмыльнувшись, аккуратно выбрался из укрытия и перешел на другую сторону улицы. Он следовал позади, стараясь не привлекать к себе внимания. Но эти двое были настолько пьяны, что никого, кроме себя, вокруг не замечали.

– Да ты же кровосос, Петруха!!! – Инга уже не просто говорила, а кричала. – Со мной же соседи не здороваются!!! Потому что мой муж – ментяра вонючий!!!

Она оттолкнула его и попыталась идти сама. Но, видимо, одной было не справиться. Земля непослушно уходила из-под ног, а перед глазами все вертелось хаотично и безостановочно. Сделав несколько шагов, женщина упала на бок.

– Вставай, давай! – Филимонов протянул ей руку, но она не приняла его помощи.

– Вали отсюда! Без мусоров обойдемся!!!

– Ну и валяйся здесь, идиотка! – рявкнул Филимонов и пошел себе прочь.

Это было то, что нужно Таганцеву.

Жена сержанта никакого отношения к делу не имела, но сегодня могла стать нежелательной свидетельницей. А такой расклад значительно усложнял выполнение задачи.

Задачи? А кто ему такую задачу ставил? Фергана лишь порекомендовал разобраться с Горбушкиным. Но ограничиваться ликвидацией ментовского капитана Таганка не мог. До сих пор спокойно ходили по земле и эти двое – Филимонов с Потаповым.

Взваливая на плечи роль высшего судьи, Андрей Таганцев, собственно говоря, о тяжкой и черной миссии своей особо не задумывался. Просто делал то, что считал необходимым.

…Инга поднялась-таки на ноги и с широкими заносами, качаясь из стороны в сторону, побрела в обратном направлении – то ли снова в кабак, то ли куда глаза глядели.

Филимонов же, пройдя вдоль широкой, освещенной огнями, улицы, свернул в жилые дворы.

Таганка прибавил шагу.

Там, в лабиринтах питерских «колодцев», перемежающихся с «проходняками», Петрухе было легко затеряться.

– Эй, мужик! – окликнул Таганцев.

– Не понял, блин! – пьяно возмущаясь, Филимонов остановился, обернулся на окрик.

В глухом дворе они были одни. Под окнами сталинской пятиэтажки дремали ржавые авто сограждан. Да и сами сограждане, судя по всему, давно забрались под свои ватные, пуховые и байковые одеяла, чтобы глядеть до утра привычные ночные кошмары или, кому повезет, розовые сны о грядущей счастливой и беззаботной жизни.

– Мужик! – вновь заговорил Андрей, неспешно приближаясь. – Закурить не найдется?

– Пошел на хер, фуфлыжник! – выругался Филимонов. – Свои иметь надо, чучело.

Он хотел вновь отправиться своей дорогой, но Таганка вновь окликнул его.

– Погоди, Петруха!

– Че, блин?! – удивился Филимонов. – Ты кто такой?!

– Не важно, – сказал Таганцев, приблизившись почти вплотную. – Зато я знаю, кто ты.

– И фигли ты знаешь?! – с вызовом спросил Филимонов. – Да ты ва-а-аще знаешь, кто я?! – и неуклюже (спьяну-то!) попытался схватить Андрея за ворот куртки.

Таганка лишь на полшага отступил.

– Ты – сволочь, каких мало, – спокойно проговорил Таганцев. – И жить тебе на этой земле недолго осталось. Молись, давай, гаденыш мелкий.

– А?! – не то переспросил Филимонов, не то просто вскрикнул от испуга. – Чего ты?! Ну чего?! – он стал пятиться назад, слегка спотыкаясь, грозясь свалиться совсем. – Кто ты?! Чего надо?! Я сейчас… милицию позову!!!

Наверное вид у Таганцева был соответствующий, если этот хмыренок так перепугался.

– Ты же сам мент. Какую милицию звать собрался? – Андрей сунул руку в карман.

– А-а! Ты так, да?! – Филимонов выхватил из-за пояса пистолет и направил его на Андрея. Но ствол, что называется, плясал в его руке. Куда делась показная бравада и наглость патрульно-постового милиционера. Нет, ребята, вы только при погонах орлы. А встреть вас вот так, в темном переулке, сразу хвосты поджимаете. Честный мент, он в любой ситуации честный, а поганый – вот такой, как Филимонов, поганым по жизни и останется. И нутро его гнилое непременно даст о себе знать.

Не долго думая, Таганцев резким движением ноги выбил оружие из рук Филимонова. Тот по инерции, полученной при ударе, плюхнулся на задницу и для чего-то прикрыл руками голову.

В руке Андрея появился нож. Подойдя к сидящему на асфальте и трясущемуся, как овечий хвост, Филимонову, Андрей приставил острое лезвие к его горлу.

– Не узнаешь меня?

– Н-н-е-е-ет… – Тот поднял вверх протрезвевшие глаза.

– Вспомни розыскные ориентировки, – посоветовал Таганцев.

– Ты?! – Филимонов принялся жадно хватать ртом воздух.

– Я, – ответил Таганцев. – А теперь, мразь, получи за всех пацанов.

– Это – не по закону!!! – прошипел Филимонов.

– Конечно не по закону, – согласился с ним Андрей.

– Ты не имеешь права…

– Имею.

Шея у Филимонова оказалась неожиданно тонкой и хлипкой. Таганцев и сам не ожидал, но голову он менту отрезал, словно разрубил напополам батон докторской колбасы. Мерзкое, конечно, сравнение, не аппетитное. Но что было, то было. А из песни, сами знаете, слов не выкинешь.

Вот только Ингу жалко. Кого она теперь собачьим поводком к батарее привяжет?

Впрочем, таких, как павший смертью храбрых Филимонов, увы, найдется немало. И, отдавая дань заслуженного уважения сержантам и офицерам в милицейских погонах, чья совесть чиста, мы чаще, чем хотелось бы, брезгливо отворачиваемся от ментов поганых. Ну, а если просто отвернуться и отойти в сторону нет никакой возможности, то не взыщите, господа-товарищи. Братва поможет разобраться что к чему.

…Все теми же проходными дворами выйдя на другую сторону квартала, Таганка увидел припаркованный в переулке джип, лениво пыхтящий выхлопными газами незаглушенного мотора. Женька Усольцев сидел за рулем.

– Порядок, – сказал Андрей, присаживаясь на переднее сиденье. – Поехали.

Убивая поганого мента, Таганка снова мстил. На этот раз – за ни в чем не повинного торговца Сулеймана. Кто дал Андрею право распоряжаться чужими жизнями? Судите Таганцева, как хотите, но он не задавал себе такого вопроса.

Часть третья

ГОНЧИЕ ПО КРОВЯНОМУ СЛЕДУ

Глава 10

ЗВИЗДЕЦ ВСЕГДА ПРИХОДИТ НЕЗАМЕТНО

 
А, покаявшись, грешим понемногу
На просторах необъятной страны.
Если кто и убивал, то, ей богу,
Потому, что надо так, пацаны.
 

(Из неопубликованной книги «За минуту до исповеди»)

Севостьяну Ивановичу Горбушкину неслыханно повезло с женой.

Впервые он подумал об этом еще два года назад, когда, собственно говоря, только женился. И во второй раз эта мысль посетила его свободную от интеллектуальных изысков голову уже сегодня.

Вдоволь наоравшись через разбитое окно кухни, он, обессилев и в конце-концов сообразив, что никого из прохожих и соседей ровным счетом не интересует – жива его бесценная супруга или скончалась, он закрыл рот и… вдруг обнаружил – Настя дышит! Вот оно – везение!

Действительно, она потихоньку приходила в себя. Удар при падении оказался не столь сильным. Да, немного пострадала кожа головы. Ну синяк будет и – всего-то. А кровь изо рта и ушей – так это из ссадины кровь! Вот дурак-то – перепугался поначалу.

У нее, похоже, даже сотрясения не случилось. Какое же там может быть сотрясение у пустоголовой бабы!

Радости Севостьяна Ивановича не было предела. Везучий он все-таки. А то вот подохла бы – потом, поди, объяснись, что сама грохнулась по пьяни. Тут же еще эта соседка сумасшедшая, Аграфена Самсоновна, наверняка, рожа ушастая, все слышала через стенку. Уж кто-кто, а она-то с удовольствием донесла бы на Горбушкина, куда надо.

А куда надо? Никуда не надо. Кому надо было, тот сам пришел.

В дверях кухни стоял хмурый, как туча, полковник Лозовой. Аграфена с интересом, смешанным с испугом, выглядывала из-за его широкой спины.

– Ты охренел совсем? – спросил Юрий Олегович, осматривая кухонное помещение, заваленное бутылками, битым стеклом и пищевым мусором. – Жену подними – простудится.

Настя начала тихо стонать и пыталась приподнять голову, лежа на полу.

– Да-да-да! – засуетился Горбушкин. – Сейчас-сейчас-сейчас! Иди ко мне, дорогая! Иди сюда, любимая! Пойдем-пойдем, я тебя в комнате уложу!

При словах «дорогая» и «любимая» Лозового перекосило. Об истинных отношениях Горбушкина с супругой он, конечно же, знал.

– Пошла отсюда, калоша рваная! – зашипел Горбушкин на Аграфену Самсоновну, протискиваясь вместе с Настей в дверной проем.

– Фи! – пренебрежительно произнесла та и плавно удалилась восвояси.

А Горбушкин, уложив Настю в комнате на кровать, вернулся в кухню, где его остался ждать Лозовой.

– Юра… – Севостьян Иванович, войдя, растерянно захлопал глазами. – Товарищ полковник… Вы как… узнали… а?

– Совсем с ума сошел, – вынес заключение Лозовой. – Ты сам и позвонил мне. Не помнишь, что ли? «Помогите! Жену убил! Руки на себя наложу! Жить не хочу больше!» Допился, идиот…

– Да? – удивился Горбушкин. – А я и не помню, чтоб звонил.

– Еще б ты помнил! – воскликнул полковник. – Ты же лыка не вязал. Смотри, сколько выжрал! – Он окинул взглядом множество пустых бутылок из-под водки. – Нормальный человек от таких доз может сдохнуть запросто. Ну, говори, что произошло у тебя? Чего переполошился?

– Да это… елки-палки… как его… в общем… короче… – начал Горбушкин свое содержательное повествование. – Я тут сидел, – указал он на перевернутый стул. – Она там стояла, у окна. Курила. Ну, это самое, как его… окно, значит, запотело.

– Да что ты мне тут все «быкаешь», «мыкаешь»! – прикрикнул Лозовой. – По делу говори!

– Есть – по делу! – вытянулся Горбушкин. – Она на окне написала – «Таганка»! – выговорил Севостьян Иванович так, будто сообщал о приближающемся всемирном потопе.

– Чего – «Таганка»? – не сразу понял Юрий Олегович.

– Того – Таганка! – зашептал капитан. Хмельные пары уже начали оставлять его бренное тело, освобождая пустоты головного мозга для более или менее трезвых мыслей. – Таганка – это Таганцев! Андрей Аркадьевич который!

– Ну ты точно допился до белой горячки! – Лозовой даже рассмеялся негромко. – Она-то какое отношение ко всему этому имеет? Сбрендил ты от своей водки, что ли?

– Да не сбрендил я! – все тем же шепотом возразил Горбушкин. – Я ж ее, Настьку-то, нашел неизвестно где! На вокзале, в линейном отделе!

– Давай-ка еще раз и по-русски желательно. При чем здесь вокзал и линейный отдел милиции?

– Да познакомились мы там! Случайно! Я к товарищу приехал в транспортный отдел… – Севостьян Иванович стал говорить еще тише, постоянно оглядываясь на дверь. Худо ли бедно ли, но красноречие постепенно вернулось к нему, если, конечно, можно назвать красноречием торопливый и неизжитый до сих пор провинциальный говор простого мужика из северной глубинки, перемежающийся постоянно словами-паразитами вроде «это самое», «как его», «того» и «короче».

Из рассказа Горбушкина Лозовой понял что к чему. Выходило, капитан нашел себе деваху без роду, без племени, даже без паспорта и какой-либо прописки. И, совершенно ничего не зная о ее прошлом, притащил к себе домой.

– Вот и прижилась так. Потом документы восстановила, якобы потерянные. Ну значит, того, поженились мы потом, это самое… Все, товарищ полковник. Ей богу, все рассказал! – торжественно закончил Горбушкин свое повествование, глядя на полковника глазами, какими смотрит на хозяина провинившаяся дворняга.

– Молодец, нечего сказать, – произнес Лозовой. – С улицы всякую шваль к себе тащишь, не поинтересовавшись даже откуда ты ее вытащил.

– Да из дерьма я ее вытащил, товарищ полковник!

– Из какого дерьма, Горбушкин?! – возмутился Лозовой. – Ты сам-то по уши в дерьме купаешься! – Он брезгливо двумя пальцами взял со стола граненый стакан, на дне которого плескалась чудом недопитая водка, понюхал и, сморщившись, поставил его на прежнее место. – Ну и гадость же ты пьешь, капитан!

– Гадость, товарищ полковник! – с готовностью согласился Горбушкин. – Так точно – гадость! Такую гадость пью, товарищ полковник!

– Да помолчи ты! Завелся! Говоришь, «Таганка» она написала на стекле? – Лозовой о чем-то крепко задумался. – Таганка… Таганка…

– Я вот, что думаю, товарищ полковник… – начал было Горбушкин.

– Тихо! – прикрикнул на него Лозовой. Лоб его перечертили морщины, а губы были плотно сжаты. – А ну, поехали! – приказал он. – Живо вниз. Я тебя подожду в машине.

– А она как же? – Горбушкин, конечно, спросил о жене. – Не умрет без меня, а?

– Не беспокойся, – ответил полковник. – Думаю, она без тебя только счастлива будет.

Когда Севостьян Иванович сел в служебную «Волгу» полковника, Лозовой скомандовал водителю:

– На Литейный. В ФСБ.

А уже по дороге набрал номер телефона своего знакомого из территориального управления Федеральной службы безопасности.

– Але! Виктор Данилович? Лозовой на связи. Приветствую. Прости, что поздно звоню. Ты все равно еще на службе. Слушай, окажи помощь по старой дружбе. Завтра? Завтра, боюсь, поздно будет. Да. Очень серьезно. Когда буду? Так я уже, считай, у тебя!

«Волга» притормозила у одного из подъездов Большого дома на Литейном проспекте.

Лозовой и Горбушкин зарегистрировались в бюро пропусков и через десять минут уже вошли в кабинет, на стене которого висел портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского.

– Здравствуй-здравствуй, Юрий Олегович! – встал из-за стола невысокого роста мужчина лет пятидесяти, одетый по чекистской традиции в серый строгий костюм и белоснежную сорочку с галстуком. – Коновалов. – Представился он Горбушкину.

– Горбушкин! – суетливо ответил капитан. Севостьян Иванович хотел пожать протянутую руку хозяина кабинета, но узкая потная от накатившего волнения ладошка предательски выскользнула.

Виктор Данилович достал из кармана чистейший носовой платок и тщательно вытер свою ладонь.

– Извините, – зачем-то сказал Горбушкин.

– Бывает, – машинально ответил Коновалов. – Ну что, полковник, – он по-приятельски тепло посмотрел на Лозового. – Коньячку?

– Можно… – как всегда, невпопад произнес Севостьян Иванович, хотя выпивку предлагали не ему.

Впрочем, на его реплику никто внимания не обратил.

Виктор Данилович достал из бара два больших пузатых бокала и наполнил их на одну четверть янтарным напитком из бутылки, на которой красовалась этикетка с надписью «Арарат».

– Настоящий. Армянский, – рекомендовал Коновалов. – Все эти «хенесси»-«хренеси» на дух не переношу, а вот армянский еще со времен Союза уважаю. Да, лимона к коньяку нет. Доктора из военно-медицинской академии утверждают, что цитрус с коньяком для желудка вреден, да и истинный вкус напитка перешибает. А вот шоколадку – пожалуйста.

Лозовой с Коноваловым отпили по крохотному глотку, закусили горьким шоколадом.

Горбушкин жадно сглотнул слюну. Обиженно отвернулся к окну.

– Ну, теперь говори, Юрий Олегович, что там у тебя? Чем я могу тебе помочь? Ты же вроде сам при делах, при погонах! Наверное, не меньше моего в этом мире сделать можешь!

– А вот – не могу без тебя, Витя! – развел Лозовой руками. – Мне нужно посмотреть ваше досье на Таганцева Андрея Аркадьевича.

– У-у-у! – Коновалов состроил гримасу, выражая явное недовольство просьбой Лозового. – Ты же знаешь, Юра, есть такие вещи, в которые лучше не залезать. Туда только коготок сунь – руку по локоть отшибут.

– Случай необычный, – начал объяснения Лозовой. – Ты же знаешь, он по нашим оперативкам всюду проходит…

– Вот и пусть себе проходит! – с нажимом выговорил Коновалов. – Ваши оперативки – это ваши оперативки, а наши досье – это наши досье. Разницу улавливаешь, или что-то разжевывать надо?

– Да не нужно мне ничего разжевывать! – с досадой в голосе проговорил Лозовой. – Все я прекрасно понимаю. Но – нужен мне этот Таганцев! Пойми – нужен! Как воздух! Всего-то одна деталь из его жизни интересует…

– Какая еще деталь, Юра! Ты приехал ко мне и уговариваешь меня совершить служебное преступление! Соображаешь, что творишь? Мы, знаешь ли, тут не сплетни собираем да архивируем… – Потом чуть улыбнулся. – Хотя, и сплетни, конечно, тоже. Но – что касается информации по таким людям, как Таганцев, тут уж извини, ничем помочь не могу.

– Ты же не выслушал меня до конца, – не отставал Лозовой, надеясь еще получить у Коновалова хоть какую-нибудь информацию о Таганцеве. – С друзьями, Витя, так не поступают…

– Друзья на такие встречи приходят без сопровождающих лиц. – Ответил Коновалов, бросая недовольный взгляд на Горбушкина, безмолвно скучающего у окна.

– Не беспокойся, – заверил полковник. – Это – один из моих людей.

– Не завидую, – усмехнулся Виктор Данилович. – Ладно. Давай, конкретно, что по Таганцеву тебя интересует?

– Женщины. Ближайшие связи и знакомства в период его пребывания в Иртинске. – Четко сформулировал Лозовой свой интерес к теме. – Он там умудрился мэром города побывать.

– Понятно. Это – все? – спросил Коновалов.

– Все, Витя, – коротко ответил Юрий Олегович, хотя, не знал, попал ли в самую точку с сутью своего запроса.

– Ну хорошо, – Коновалов озадаченно потер подбородок. – Я постараюсь сделать для тебя что-нибудь. Но помни: ты поставил меня в очень щекотливое положение.

– Спасибо, Витя! – обрадовался Лозовой. – По гроб жизни становлюсь твоим должником!

– Да брось ты! – Коновалов махнул рукой. – Все так говорят, а как до дела доходит, почему-то сразу в кусты.

– Как ты так можешь?! – картинно обиделся полковник.

– Могу-могу. Не в первый раз, как говорится, замужем. Вы пока здесь с товарищем отдохните. А я скоро вернусь и принесу тебе список контактов Таганцева в Сибири.

– Витя! – восхитился Лозовой. – Ты – Человек!!! Ты – Человечище!!!

– Не трать понапрасну слова, – буркнул Коновалов, выходя из кабинета.

Само собой, Виктор Данилович не счел нужным сообщить другу из милиции, что его кабинет круглосуточно прослушивается «спецурой» и даже просматривается скрытыми камерами наблюдения с непременной синхронной записью разговоров и действий.

Оператор технического контроля, не сводя глаз с мониторов, отслеживал все происходящее. Он видел: как только Коновалов вышел в коридор, Лозовой принялся активнее, чем следовало, осматриваться на местности. Горбушкин лишь удивленно наблюдал от окна за торопливыми действиями своего начальника.

Рабочий стол Виктора Даниловича оказался совершенно чистым – ни одной бумажки на столешнице. Юрий Олегович стал дергать за ручки ящиков в тумбе, но и ящики эти оказались закрытыми на замки. Раздвинув шторы на окнах, Лозовой разочарованно убедился в том, что и на широких подоконниках его товарищ ничего не хранит.

Ага! Бар! Полковник откинул крышку бара. Увы, там, кроме бутылок, шоколадных конфет, бокалов различной величины и блока с сигаретами, ничего не обнаружилось.

В стену были вмонтированы два сейфа. Только вот вряд ли Коновалов, тщательно прибравший кабинет перед самым приходим Лозового, оставил бронированные шкафы открытыми. Так и есть – все заперто.

Утомившись в процессе обыска, Лозовой присел на стул и залпом выпил коньяк из своего бокала.

– Можно и мне? – робко спросил Горбушкин, пальцем указывая на бутылку. – Трубы горят, Юрий Олегович!

– Перебьешься, – грубовато ответил полковник. – Плевать я хотел на твои трубы.

– Понял, – вздохнул капитан.

– И учти, если обнаружится какая-то связь между Таганцевым и твоей, с позволения сказать, женой, я вас обоих в землю закопаю.

– Так точно – закопаете, товарищ полковник. – Горбушкин моментально вспотел, как молочный поросенок в духовом шкафу.

А Коновалов, между тем, прошел в режимную комнату, где хранились досье, проходящие по его подразделению. Были здесь материалы и на Андрея Аркадьевича Таганцева.

Не касаясь компьютерной базы данных, Виктор Данилович взял в руки папку – старенькую такую, потертую. С таких вот папок начиналось в давние времена все советское делопроизводство.

Он аккуратно перелистывал страницу за страницей, пробегая глазами по напечатанным на пишущей машинке строчкам, пока не нашел то, что искал.

«Анастасия Рубинова» было написано на одной из страниц.

Ветерана КГБ генерала Ивана Трофимовича Звягина, скоропостижно загнувшегося в психиатрической клинике, Коновалов не мог не знать. Не мог он не знать и о его дочери, Насте, еще в девичестве взявшей фамилию матери. Само собой, кем на самом деле являлась жена бывшего губернатора сибирского города Иртинска, Виктору Даниловичу Коновалову так же было доподлинно известно.

Каждый Настин шаг отслеживался Федеральной службой безопасности с самого начала ее профессиональной деятельности в роли оперативного сотрудника госбезопасности и до сих пор.

Мужик, пришедший к Коновалову вместе с Лозовым, даже подозревать не мог, с кем живет в одной квартире. И это – правильно. Настя еще не сыграла свою роль. Впрочем, она об этом также не догадывается.

Сделав ксерокопии с нескольких отобранных страниц, Виктор Данилович вернул папку на прежнее место. В списке контактов Таганцева, который он намеревался показать Лозовому, Анастасии Рубиновой, конечно же, не было.