Текст книги "Без Веры"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава 6
О ВРЕДЕ СЛУЧАЙНЫХ СВЯЗЕЙ

Я узнал об этом наутро, когда осунувшийся, за сутки постаревший на десяток лет кум принес мне завтрак. И вместо того, чтобы, включив в гараже свет и бросив на ходу: «Жри», тут же удалиться, он примостился на корточках возле распахнутой настежь двери и уставился на меня пустым, как у зомби, взглядом. Мне это совсем не понравилось. Ничего хорошего от общения с кумом в последнее время я ожидать не мог. А если при этом он еще и пялится на меня стеклянными глазами безумца.

– Дверь притвори, – недовольно пробубнил я и потянулся за миской с едой.

Кум послушно поднялся и плотно задвинул створку ворот. И снова уселся на корточки, опершись спиной о кирпичную стену. В гараже повисла вязкая, гнетущая тишина. Лишь монотонно гудел обогреватель.

– Ты хочешь чего-то сказать? – первым не выдержал я.

Анатолий Андреевич поднял на меня тяжелый взгляд и, едва разлепив сухие бесцветные губы, пробормотал:

– Вчера убили Анжелу.

Я отставил в сторону миску, в которой уже начал ковыряться ложкой, и попытался переварить услышанное.

Убили?! Анжелу?! Уж не ослышался ли я?! Не может такого быть!!!

Я никогда не испытывал к ней особой симпатии. Впрочем, и она тянулась ко мне – я не мог не почувствовать этого своей обостренной интуицией зека – лишь как к самцу. Ничего иного, кроме животного секса, между нами не было. Разве что взаимное беспокойство за Крис. Но в последнее время, как только состояние девочки более или менее пришло в норму, ее мамаша, насколько я знал, поспешила отодвинуть эту проблему в сторонку и, сломя голову, кинулась в первую же образовавшуюся рядом отдушину наверстывать упущенные за последнее время плотские удовольствия. Нашла себе местного заморыша-ветеринара с дурными половыми наклонностями и отрешилась от всего, что когда-то ей было хоть немножечко близко. И от Кристины, с облегчением сплавив ее мне на руки, тогда, между прочим, еще скованные браслетами за спиной. И от меня самого – когда-то довольно близкого ей человека. (Близкого, это если, конечно, считать в плане близости половой.) За минувшие две недели Анжела ни разу не наведалась ко мне в гости, чтобы хотя бы поприветствовать своего недавнего любовника, перекинуться с ним парочкой слов. Да хотя бы просто из любопытства взглянуть на меня: и насколько же этот Разин изменился за последние месяцы? Говорят, переделал физиономию? Интересненько! Стал еще симпатичнее? Или наоборот?…

– Когда ее убили? И как?

– Я еще ничего толком не знаю, – очумело тряхнул головой Анатолий Андреевич. – Мне сообщили об этом сегодня. Рано утром позвонили из РОВД, прислали машину. Я съездил на опознание. Даже не в морг. Труп еще не вывезли с места преступления. Там сейчас работает оперативная группа.

– Почему ты не там?

– Тяжело… Меня попросили… – Кум сжал большими ладонями голову. – Черт! И как же все это переварить?!

– Мне доводилось переваривать и не такое, – холодно заметил я. К Анатолию Андреевичу я сейчас не испытывал ни капли жалости. Другое дело – Крис. Каково пятнадцатилетней девчонке пережить такую потерю?! – А она знает?

– Нет. – Кум понял, что я имею в виду Кристину. – Она еще спит. Даже не представляю, как ей об этом сказать.

– Как-нибудь скажешь, – пробормотал я и вновь принялся ковыряться ложечкой в миске, хотя есть совсем не хотелось.

– Анжела была мне более чем сестра, – принялся рассказывать кум совершенно бесцветным голосом. Словно читал по бумажке, совсем не врубаясь в смысл написанного. Ему сейчас было необходимо выговориться. Все равно перед кем. Хоть и передо мной. И я, отлично понимая это, молча слушал. – Я тебе никогда не рассказывал раньше. Ведь мы с ней остались вдвоем, когда ей было одиннадцать, а я учился в училище. Родители погибли в автомобильной аварии. И я заменил младшей сестренке и мать, и отца. У нас тогда была квартира в Химках. Когда я окончил училище, то, что у меня на иждивении была несовершеннолетняя девочка, помогло мне остаться в Москве. Это было единственным плюсом, что я сумел извлечь из того положения, в которое угодил. Зато минусов была целая прорва. И самый главный из них – это то, что я полностью отказался от какой-либо личной жизни. На друзей, на веселье, на пьянки, на баб у меня не было времени. Ни о какой женитьбе я тогда даже не помышлял, ждал, когда подрастет Анжела. И она подросла, – с горечью произнес Анатолий Андреевич. – Настолько, что подкинула мне еще одну большую проблему. Ей тогда было шестнадцать, и она училась в десятом классе, когда родилась Кристина. Скажи мне сестра, что беременна, немного пораньше, мы бы сумели этого избежать. Но на шестом месяце аборт делать поздно. – Кум выудил из кармана пачку «Пелл-Мелла» и сунул в рот сигарету. – Отца ребенка я так и не вычислил. Анжела молчала, словно подпольщица, врала, путала меня тем, что будто тогда, когда залетела, одновременно встречалась с несколькими парнями. А тесты на отцовство тогда. – Анатолий Андреевич безнадежно махнул рукой и щелкнул зажигалкой. – В общем, я заменил Кристине отца. Теперь понимаешь, почему она мне так дорога? Ты, вообще, чего-нибудь слышал об этой истории?

Я чуть заметно кивнул: да, что-то слышал, о чем-то подобном иногда вскользь упоминала Кристина. Но я пропускал ее рассказы мимо ушей. Мне было глубоко наплевать на то, что там за драмы происходили в стародавние времена в семейке кума. Любому из нас есть о чем с дрожью вспомнить из прошлого.

– Когда Кристине было девять лет, – продолжал Анатолий Андреевич, – я переехал в Омск учиться. Повышать квалификацию. А потом меня направили сюда. Анжела с Кристиной остались одни. О мертвых или хорошо, или никак, но все-таки я скажу. Именно тогда, когда они начали жить без меня, стало ясно, что моя сестра совсем никудышная мать. Личная жизнь для нее оказалась гораздо важнее воспитания дочери. И, как результат, она упустила Кристину, не заметила, как та пристрастилась к наркотикам. Да и я хорош. Не сумел в свое время настоять на своем и забрать Крис к себе в Ижму. Послушал Анжелу, которая кричала, что сгною ее дочку в этом медвежьем углу, что в самом начале искалечу ей жизнь. «Ты представляешь, как это для девочки оказаться после Москвы в каком-то заваленном снегом поселке, где вокруг только колонии и тайга? – передразнил кум свою покойную ныне сестру. – Что там за школа, что там за публика?! В десятом поколении потомственные бандиты и алкаши! Чего хорошего от них переймет моя дочь?!» Пожалуй, и правда, ничего особо хорошего здесь не найти, – вздохнул Анатолий Андреевич. – Но и ничего настолько плохого, как героин, которым Крис увлеклась уже в двенадцать лет.

– Теперь она уже точно останется здесь, – заметил я. – С тобой… Так как все же погибла Анжела? Как все произошло?

– А! – раздраженно махнул рукой кум. – При всем желании тут ничего не поймешь. Ночью прибежал в РОВД Христолюбов – местный ветеринар, с которым последнее время путалась Анжела. Я смотрел на это сквозь пальцы. Непьющий слизняк Христолюбов казался мне не самым худшим из того, на что можно напороться в поселке. За сестру я не беспокоился, хотя и выбор ее не одобрял. Но ведь не замуж же она собралась за этого живодера. «Пусть погуляет, – думал, – сестренка. Немножко развеется. Потрется пару неделек о мужичка. Потом все равно пошлет его к черту, когда надоест. Не успел надоесть, – сокрушенно покачал головой Анатолий Андреевич. – Вот ведь как вышло.

–  Каквышло? – сделал я ударение на первом слове, напомнив куму о том, что он собирался поведать мне, как погибла Анжела.

–  Так,что сам черт сейчас не разберет. Ветеринар рассказал, что вчера вечером к нему в гости нагрянули сосед с собутыльником. Зачем, он, типа, не знает. Но я считаю, что за бухалом. Христолюбов небось приторговывал спиртиком, который получал для работы. А дальше, по словам этого толстого мудака, произошло вот что: они вчетвером сели за стол – он, сосед, его дружок и Анжела. Когда мужики напились, начали приставать к ней. Ветеринар якобы стал за нее заступаться. Произошла драка, ему начистили рыло и вышвырнули за дверь. Кстати, – грустно ухмыльнулся кум, – у этого героя нет ни одного синяка. Хорошо же он отстаивал честь своей пассии! Это – во-первых. А во-вторых, меня удивляет, как это так упившиеся до невменяемости мужики, выставив его из квартиры, позаботились о том, чтобы он не замерз, и кинули следом верхнюю одежду. Во всяком случае, так получается, потому что потом, как рассказал Христолюбов, он часа три прогулял на улице. Мол, боялся возвращаться домой.

– И к ментам обратиться он тоже боялся? – перебил я.

– Здесь это не принято.

– Все равно, хорош любовничек был у Анжелы, если все на самом деле происходило именно так.

– Мда, хорош, – недобрым тоном процедил кум. – Я до него еще доберусь!

– И чего было дальше?

– Когда он вернулся домой, Анжела, изнасилованная и мертвая, лежала на кровати. Из квартиры были вынесены кое-какие вещи. Все остальное перевернуто кверху дном так, как будто там порезвилось стадо слонов. И только тогда Христолюбов решил обратиться в милицию. Обоих мужиков взяли пьяными в хлам на соседней квартире. Там же обнаружили кое-какие вещички ветеринара. С одной стороны, вроде все сходится. А с другой, еще ничего не ясно. Все впереди: экспертизы, очные ставки, допросы этих двоих алкашей. Сейчас они отсыпаются в вытрезвителе.

– Определили уже, в чем причина смерти? – спросил я.

– Я же сказал, еще ничего не ясно. Похоже, что ее задушили. Попробуй теперь определи, кто это сделал. Подозреваемых двое, и оба были настолько пьяны, что ни один, наверное, ничего не запомнил. – Кум поднялся и задумчиво пробормотал: – Вернее, подозреваемых не двое, а трое. Звездец ветеринару! Я от него теперь просто так не отстану. Что же, пойду. Сейчас проснется Кристина. – Он тяжело, как столетний старец, вышел из гаража, загремел привычно замком.

Будь это не кум, а кто-то другой, я бы искренне посочувствовал, на которого в одночасье свалилось целых два непростых испытания. Тяжело, конечно, потерять единственную сестру. Но куда тяжелее сообщить любимой племяннице о внезапной гибели матери. А это сейчас и предстояло Анатолию Андреевичу. Как-то он справится с этим?

* * *

Следующие три дня я провел в полном неведении того, что происходит снаружи. Кристина не появлялась. Ежевечерние прогулки были отменены. Кум заходил ко мне утром и вечером, ставил рядом с подстилкой миску с едой, не проявляя излишней брезгливости, выносил парашу. И все это молча. Похоже, в то утро, когда сообщил мне о смерти Анжелы, Анатолий Андреевич исчерпал лимит общения со мной на месяц вперед, и сейчас и при огромном желании я не смог бы вытянуть из него ни единого слова. Поэтому свой интерес к тому, что творится сейчас за стенами гаража, я постарался унять и за три дня не задал куму ни одного вопроса. Со временем все равно все узнаю от Крис. Да и надо ли мне что-нибудь узнавать? По большому счету, не мое это дело. А любопытство – порок, и из-за него можно легко нажить неприятностей.

Кристина пришла ко мне на четвертый день. Тщательно задвинула за собой створку ворот, поставила миску с ужином на пол и, как обычно, устроилась рядом со мной на подстилке.

Я молчал. Я не знал, что говорить. Выражать соболезнования? Делать вид, что ничего не произошло? Выбрать какую-нибудь отвлеченную тему и нести чепуху? В каких только передрягах я не бывал, сколько, врач-реаниматолог, видел смертей и убитых горем близких покойного. Но в такой ситуации оказался впервые.

– Мне всегда казалось, что я ее не люблю, – первой прервала тягостное молчание Крис. – Иногда я ее просто ненавидела. Даже желала ей смерти. Мне было плевать на нее – на ее неустроенность в жизни, на ее заморочки с мужчинами, на то, что всякий раз получалось, что она никому не нужна. А ей было плевать на меня – на то, что я плохо одета, на то, что я никого не могу пригласить к себе в гости в квартиру со старой разломанной мебелью, на то, что я подсела на героин. Какое-то беспокойство этим она изображала, но все это была лишь дешевая показуха, рассчитанная на окружающих. Даже я, законченная наркоманка, не могла этого не заметить! И была совершенно уверена в том, что мамашу просто не перевариваю, – еще раз повторила Кристина. – А теперь поняла, что все было вовсе не так, как это мне виделось раньше. Но почему же для этого ей нужно было погибнуть?!

Если Крис думала, что я смогу ответить на этот вопрос, то она глубоко заблуждалась. Я лишь молча обнял ее за плечо и крепко прижал к себе.

– Что имеем, не храним; потерявши – плачем, – прошептала Кристина. – Я проплакала все эти дни. Даже представить себе не могла, что это так тяжело.

– Когда были похороны?

– Утром. Сегодня. Пришли всего несколько человек. Я, дядя, двое зеков, которые копали могилу, местный священник. А ведь мама даже была некрещеная. Все собиралась, но так и не собралась. – вздохнула Кристина. – Представляешь, дядя напился. Я впервые видела его пьяным. Он сейчас спит и нас не подслушивает. Так что, мы можем разговаривать обо всем в полный голос. А можем даже пойти погулять. Хочешь, я принесу тебе костыли?

Я отрицательно покачал головой.

– Костя, почему ты молчишь?

– Я не знаю, что говорить, – признался я. – Мне никогда не доводилось утешать людей, потерявших близкого человека. Да и не нужны тебе, думаю, мои утешения.

– Если они неискренние, то да. Не нужны утешения. Мне нужна твоя любовь, Костя. И сейчас сильнее, чем когда-либо. Приласкай меня, милый. – Ее рука привычно скользнула мне под футболку. – Только не говори, что ты опять грязный.

Она отдалась мне с привычной страстью. Словно ничего и не произошло. Словно по-прежнему была жива Анжелика. Но на самом-то деле нет! Странно, но пока мы занимались любовью, меня, почти постороннего человека, не отпускала мысль о ее гибели. Угнетала меня. Не давала мне кончить. Тогда как Кристина безумствовала подо мной и на мне пуще прежнего.

«Странно, – задумался я, когда она, сполна насытившись сексом, замерла рядом со мной. – Чрезмерная похоть – это что, совершенно естественная реакция человека, убитого горем, вроде Кристины? Или придавленного безысходностью, вроде меня? В организме в момент отрицательной эмоциональной перегрузки открывается некий предохранительный клапан и вся избыточная энергия, дотоле распиравшая психику, стравливается наружу в виде повышенной половой активности. Интересно, много ли диссертаций настрочено на эту тему?… Бы-ы-ылин! И как это я только могу думать о подобной херне в тот момент, когда рядом лежит симпатичная малолетняя девочка, только сегодня похоронившая маму! Она пришла ко мне за утешением. А я? Ну, трахнул. Что дальше? Трахнуть еще разок? Или что-то сказать? Но что?»

Я не стал ничего ей говорить. Просто молча коснулся губами ее горячего, немного влажного от испарины лба.

– Я даже не знаю, что теперь делать, – прошептала Кристина.

– Ты имеешь в виду именно сейчас или вообще?

– Вообще. Наверное, придется остаться у дяди. Во-первых, здесь ты. Во-вторых, возвращаться в Химки нет смысла. Меня там никто не ждет. Квартира до лета сдана. Денег нет ни копейки. Опять начнутся тусовки, наркотики.

– Я думал, что это у тебя решено без вопросов, – удивился я тому, как Кристина еще может держать в голове вариант с возвращением в Москву. Что там делать пятнадцатилетней девчонке без денег, без родственников и друзей, только-только соскочившей с иглы? Идти в проститутки или опять в наркоманский притон? Ничего другого не остается. – О том, чтобы куда-то уехать отсюда, даже не думай. В лучшем случае ты снова подсядешь на герыч. В худшем… Сама понимаешь.

– Понимаю. В худшем случае быстро отправлюсь к маме. – Крис положила голову мне на грудь, провела ладошкой по животу.

– Ты не замерзла?

– Нет. А ты? – Ее рука сместилась чуть ниже, тонкие пальчики коснулись лобка. Эта паршивка опять вознамерилась меня раздразнить.

– Я тем более не замерз, – сказал я. – Привычный, как морж. Приходилось жить и не в таких мерзких условиях.

– В карцере? – коснулась губами моего уха Кристина.

– И там в том числе, – ответил я. Мне совсем не хотелось вспоминать о штрафном изоляторе, об этом сыром и промерзшем бетонном мешке. – По сравнению с кичманом этот гараж просто коттедж на берегу Эгейского моря. Крис, расскажи мне, – не смог я больше сдерживать любопытства, – как идет следствие. Не нашли еще того, кто убил твою маму? И что с Христолюбовым? Впрочем, если тебе не просто об этом сейчас говорить, не говори. Обойдусь.

– Да нет. Почему же? Мне все равно. Вернее, мне сейчас все не просто. Так что же, не жить? Впрочем, про следствие я ничего толком не знаю. Я им не интересовалась. Поверь, мне сейчас было совсем не до этого. Тебе же дядя рассказывал, что в первый день говорил ветеринар?

– Да.

– Ну так вот. Те двое, что были в гостях, и на которых теперь хотят повесить мокруху, вообще не помнят, что происходило в тот вечер. «Да, – говорят, – мы пришли к Христолюбову. Вчетвером сели за стол, начали квасить спиртягу. И все. Потом память отшибло. Но четко можем ответить, что никого не насиловали и не убивали. По пьяни у нас вообще никогда не стоит. А чтобы бабу обидеть – даже просто ей съездить по роже, не то что душить, – так это ни-ни!» В общем, попробуй чего докажи!

– А на группу спермы была экспертиза?

– Костя, я, правда, не знаю! Вот потом расспрошу дядю и все тебе расскажу.

– А что все-таки с Христолюбовым? – никак не мог уняться я.

– Не знаю. – Я почувствовал, как впервые за сегодняшний вечер Крис позволила себе улыбнуться. – Весь обосрался со страху и теперь где-то гасится. Ведь дядюшка обещал его замочить. А он слов на ветер никогда не бросает… Костя, хватит об этом. Давай лучше отложим это все на потом. А сейчас… – Ее ладошка рыбкой нырнула ко мне в трусы. – Я хочу тебя, милый. Я люблю тебя, милый. Очень люблю! У меня ведь нет никого, кроме тебя. Ни одного близкого человека. На всем белом свете. Что скажешь на это?

Я не сказал ничего. Только молча провел ладонью Кристине по животу, расчесал пальцами мягкие и пушистые волосики на лобке, чуть ощутимо коснулся набухшего от желания клитора.

– Классно! – сообщила мне Крис и, прежде чем утратить дар речи, успела еще прошептать: – А ведь сегодня в нашем распоряжении целая ночь. Когда еще проспится этот пьяница дядя!

Глава 7
УЧАТ В ШКОЛЕ…

Обычно затишье предшествует шквалу. Но в Ижме, похоже, все было наоборот. Сумасшедшие, насыщенные событиями дни сменились бесцветными, до одури скучными временами. Сводящее с ума однообразие тупого сидения на матраце лишь немного разбавляли вечерние часовые прогулки под строгим надзором кума и сразу следом за ними компания Крис, которая, как по расписанию, ежедневно появлялась у меня в половине девятого и уходила в одиннадцать. Кроме прогулок и Крис, к развлечениям можно было еще отнести изнуряющие упражнения, которыми по нескольку часов в день я мучил себя, стремясь поскорее научиться ходить на увечных ногах. И через пару недель мои терпение и упорство начали давать результаты. Я, наконец, шатаясь как пьяный, со скоростью дряхлой старухи сумел пересечь по диагонали гараж. Без костылей и без страховочного держания за кирпичные стены. И был ужасно доволен собой. Лиха беда начало, а начало уже было положено. Теперь оставалось только развить успех. Короче, как в песенке: «Топ, топ. Очень нелегки первые шаги». И первые шаги были сделаны. Все остальное казалось куда более простым.

Следствие по делу об убийстве Анжелы велось ни шатко ни валко. Основные подозреваемые – сосед Христолюбова и его кореш – сидели в подвале местного РОВД. Сам же бывший любовник Анжелы дал подписку о невыезде, оформил отпуск, запасся продуктами и весь на изменах гасился в своей малометражной квартире, на звонки в дверь не реагировал, а с наступлением темноты, чтобы с улицы не был заметен свет, прибегал к тщательной светомаскировке, занавешивая окна в комнате и на кухне одеялами, скатертью и демисезонным пальто. Мол, никого нету дома. Всю Ижму это весьма развлекало, и в магазинах или за бутылкой вина любимой темой для обсуждения на протяжении нескольких дней была: а съедет ли окончательно крыша у местного ветеринара? Будь жители глухого поселка хоть немного продвинутее, то обязательно организовали бы тотализатор: «На то, что Христолюбов рехнется, ставки 1:4; на то, что его все же замочит брат покойной Анжелы, – 4:11; на то, что… Ну, и так далее». Но из азартных развлечений ижменчане знали только буру и «двадцать одно», а загадочное слово «букмекер» у них могло вызвать разве что ассоциацию с фамилией главврача местной больницы Ивана Наумовича Бронштейна. Короче, дыра эта Ижма!

И в этой дыре мне предстояло пробыть, как минимум, до наступления лета.

«Крепись, брат, – ободрял меня положенец из зоны. – Станет теплее, и мы тебя вытащим. Братва на воле уже в курсах. Отписали мне, что вопросом твоим занимаются, но что-нибудь сделать в ближайшее время не в силах. На рейсовом вертолете отсюда тебя вытащить невозможно. Надо ждать конца мая, когда на Ижме откроется навигация и станет проходимой тайга».

«Какой, к дьяволу, рейсовый вертолет! – восклицал я в ответном письме. – До Ухты вполне можно добраться по зимнику на внедорожнике. Месяц назад меня доставили сюда именно так. Так, может, занять у кого-нибудь на Магистрали джип, нейтрализовать моего тюремщика на пару деньков, чтобы сразу не сел нам на хвост, и вывезти меня по-людски прямо сейчас, не заморачиваясь со всякими там вертолетами и дебаркадерами?»

– Костя, а как ты собираешься нейтрализовывать дядю? – пялила на меня голубые глаза Крис, заглянув без спросу в маляву. – Я его не очень люблю, но все равно не очень хотела бы, чтобы с ним случилось что-то плохое. А еще я хочу поехать с тобой.

– Не беспокойся, малышка, – целовал я Кристину в щечку. – Все будет так, как ты пожелаешь.

Хотя я был совсем не уверен, что все будет именно так. Вернее, был совершенно уверен, что и с кумом случится что-то плохое, и Крис со мной никуда не поедет.

«На тот вариант, что ты предложил с внедорожником, – тем временем сообщил мне Араб уже в начале весны, – братва не подписывается. Слишком большой риск засветиться. Стремно. Так что терпи уж до лета. Осталось немного. Три месяца.

Впрочем, кроме этой плохой, у меня есть для тебя и приятная новость. Уже больше недели, как пидер, которого ты заказал, живет в петушатнике. И для него это только начало. Все впереди».

«И правда, приятная новость. Настигло возмездие мерзавца Ханоева за все его хирургические художества. Пускай теперь искупает грехи своей задницей», – размышлял я, нарезая круги по внутреннему периметру гаража. За полтора месяца тренировок я добился впечатляющих результатов и теперь мог легко преодолеть расстояние в пять километров – восемь тысяч шагов или четыреста кругов вдоль стенок. При этом на пути я расставлял препятствия – скатку из своего матраца и обогреватель, – через которые надо было перешагивать, не теряя при этом равновесия. Ни перед Крис, ни, тем более, перед кумом я свои достижения в области экстремальной ходьбы не афишировал и старательно делал вид, будто целыми днями, исполненный смирения и полного безразличия к жизни, валяюсь на боку на подстилке с дешевым детективом в руках. Их с молчаливого согласия кума мне последнее время поставляла Кристина. Кроме книжек я получил в безвозмездное пользование такую роскошь, как дребезжащая китайская магнитола, и теперь хотя бы мог знать о событиях, что происходят в мире.

Кум, как и раньше, не проявлял ко мне никакого особого интереса. Появлялся в гараже по утрам с моим завтраком, а по вечерам выводил меня на прогулку. Я, опираясь на костыли, бродил по расчищенному от снега двору, а Анатолий Андреевич в это время, несмотря на мороз, сидел на завалинке и одну за другой смолил сигареты, – его попытка бросить курить так и осталась благим намерением. Частенько бывало, что в течение дня мы с ним не обменивались ни словом. Я от него ни разу не слышал ни «доброго утра», когда он приносил завтрак, ни «отправляйся гулять», когда, нарисовавшись в двери гаража, кум молча кивал в сторону улицы, и все было понятно без слов.

Но однажды в середине марта он вдруг удостоил меня довольно долгой беседы.

– Ну, и какие, Разин, планы на будущее? – огорошил он меня совершенно неожиданным вопросом, ставя рядом с подстилкой миску с едой.

– Не понял. Что ты имеешь в виду? – насторожился я, ожидая очередной провокации. Что-то давненько их не было. Пора бы уже. – Какие у меня здесь могут быть планы?

– М-да. И правда, какие могут быть планы? – ехидно проскрипел кум, устраиваясь в своей излюбленной позе – на корточках, опершись о стену спиной – около выхода. На всем готовеньком валяешься кверху брюхом целыми днями. Книжки почитываешь. Радио слушаешь. Кормят. Поят. Парашу за тобой, за кабаном, выносят. Что еще? Ах, да! Совсем забыл. Даже баба под боком. Кристину-то трахаешь?

«А то ты не знаешь!» – молча скрипнул зубами я. А вслух прошипел:

– Не твое собачье дело. Это все, что ты хотел узнать? Если все, то проваливай. Если есть что-то еще, то выкладывай. И не паясничай. Тошнит от тебя.

– Хм, – довольно миролюбиво осклабился Анатолий Андреевич. И произнес издевательским тоном: – Не сломила Костоправа неволя. Все такой же непримиримый и ядовитый. Не воспитать тебя. И не приручить, – откровенно признался он. – Хотя я и не надеялся. Еще когда вез тебя сюда, я знал, что укусишь, как только появится такая возможность. Вот только возможности-то я тебе и не дам… С дружками из зоны пока не связался? – неожиданно воткнул он в меня острый, как бритва, вопрос, о который можно было легко порезаться как мне, так и ему.

Я весь подобрался, напрягся, изготовившись к броску. Прикинул расстояние и решил, что и без ног смогу за пару секунд вскочить с подстилки и добраться до кума, если он сейчас даст мне понять, что все знает о моих сношениях с зоной. Волыну он достать не успеет. И я его замочу. А потом будь что будет. Все равно, мне не жить, утратив единственную надежду вырваться из этого плена.

Но о моих тайных делишках кум не обмолвился больше ни словом.

– У меня к тебе предложение, – вместо этого выдал он, нисколько не беспокоясь о том, что с любым, хоть самым заманчивым предложением я немедленно пошлю его на хрен.

Я так и сказал ему:

– Убирайся к чертям, Анатолий Андреевич! Моя реакция его ничуть не обескуражила. Он был к ней готов и, скорее, удивился бы, если бы я никуда не послал его в ответ на «предложение».

– Ты еще не выслушал, а уже ерепенишься, – спокойно произнес кум и, как ни в чем не бывало, продолжил: – То, что я хочу тебе сейчас сказать, касается не меня, а Кристины. И твоего досуга, который сможешь дополнить полезным делом. О том, что ко всему прочему у тебя появится замечательная возможность заслужить мое расположение, трепать языком впустую не буду, потому что тебе на это глубоко начихать. Я прав?

– Прав, – криво ухмыльнулся я. И решил все же выяснить, что там такое изобрел дядюшка Крис. – Говори, говори.

– Вот так-то оно лучше, – удовлетворенно заметил кум. – А дело в следующем. Насколько ты знаешь, Кристина еще два года назад основательно подзапустила учебу. Неполных восемь классов – вот на данный момент весь багаж ее знаний. Да и его она основательно подзабыла за последнее время. И вот что я хочу: чтобы ты определил уровень ее подготовки по основным дисциплинам на сегодняшний день. Прикинул, что можно сделать с ее образованием и возможно ли подтянуть ее так, чтобы с нового учебного года она могла поступить в девятый класс.

– Местной школы? – развеселился я. – Здесь она может сразу идти хоть в одиннадцатый. Никто и не заметит.

– Ты зря недооцениваешь Ижму, – неодобрительно покачал головой Анатолий Андреевич. – Учителя здесь не хуже, чем в Москве или в Питере. А в чем-то даже и лучше.

– Так и обращался бы к ним. А я бывший врач и уголовник, но никак не преподаватель.

– Ты образованный человек, – констатировал Анатолий Андреевич. – И с тобой Кристина будет общаться скорее, чем с кем-нибудь из посторонних. Точнее сказать, она вовсе не будет общаться ни с кем, кроме тебя. У нее слишком сложный характер, – открыл Америку кум, и я поспешил согласиться с его наблюдением. Едким тоном поддакнул:

– Я это тоже заметил. Ты как всегда прав, начальник. У Крис слишком сложный характер. У меня тоже, – продолжил я чуть слышно.

И Анатолий Андреевич меня не расслышал. Вернее, просто не захотел расслышать моей последней фразы.

– Я завтра тебе принесу учебники за восьмой класс, – так, будто уже получил мое согласие заниматься с Кристиной, заявил он.

– На хрена? Здесь и так мало места.

– Так ты ей что, не поможешь? – поставил вопрос ребром кум.

Я не знал. С одной стороны, мне не хотелось идти с ним ни на какие соглашения, принимать любые его предложения. Но с другой, – все то, что он сейчас мне рассказал, непосредственно касалось его племянницы, а не его. А вот Кристине – несчастной девчонке, к неполным шестнадцати конкретно заблудившейся в превратностях жизни, – помочь я был не против. Ведь помогала же она мне поддерживать отношения с внешним миром. Хотя и была в какой-то мере повинна в тех геморроях, от которых я сейчас пытался избавиться. Но ладно, об этом можно пока позабыть. До поры до времени. А сейчас, почему бы, и правда, немного не подтянуть эту двоечницу? («Подтянуть», – хм, и что за удачное слово!) Да и мне какое-никакое, а развлечение.

– Она-то хоть знает, что ты ей уготовил? – поинтересовался я, и кум, почувствовав, что этим вопросом я как бы изъявляю свое согласие, не попытался скрыть своей радости. Все-таки надо отдать ему должное, он совершенно искренне, без показухи, что была свойственна покойной Анжеле, любил племянницу. «Как родную дочь», – это, наверное, было правдой.

– Нет, Крис не знает, – оживленно, забыв о понтах и солидности, затараторил Анатолий Андреевич, – но я с ней сегодня же побеседую, а ты меня, надеюсь, поддержишь. Твои аргументы, к сожалению, для нее гораздо весомее моих. Ты ведь согласен, что ей нельзя бросать обучение?

– Согласен, – небрежно бросил я. – Хорошо, позанимаюсь с твоей любимой племяшкой. Если она, конечно, не против. – И тут черт меня дернул за язык выдать такое, о чем потом пришлось весьма пожалеть. – Вот только ты должен выполнить одно небольшое условие.

– Какое? – напрягся кум. Сейчас он был готов услышать от меня все, что угодно; самое изощренное проявление моей непомерной наглости. Но никак не то, что я сказал.

– Убери из печки жучок, – попросил я, с удовольствием наблюдая за тем, как удивленно округляются у кума глаза. – Как же он мне надоел!