Текст книги "Пять зеленых лун (сборник)"

Автор книги: Айзек Азимов

Соавторы: Мюррей Лейнстер,Фредерик Браун,Гордон Руперт Диксон,Зенна Хендерсон,Джанни Родари,Сирил Майкл Корнблат,Уильям Моррисон,Милдред Клингерман,Всеволод Ревич,Маршалл Кинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

И в следующий раз, когда врач с ней заговорил, она попросила его об этом.

– Пусть будет, как вы хотите, – добродушно ответил он, словно ублажая капризного ребенка.

– И еще, доктор, по поводу корабля…

– Это невозможно, я уже вам сказал. К тому же в этом нет и необходимости. – Он помолчал, будто заранее предвкушая эффект, который произведут его слова. – Я просмотрел наш архив. Как и следовало ожидать, ваш разбитый корабль был тщательно обследован – мы надеялись получить информацию, которая помогла бы нам лучше понять землян. Во время поисков были найдены и взяты нами стереоснимки – около десятка.

– Десятка?! Но откуда?…

– Видимо, от волнения вы забыли, что снимков не один, а больше. Судя по всему, на них изображены вы и ваш муж. Но снимали, очевидно, в самых разных условиях и разными камерами, потому что даже я, хотя мое зрение и отлично от человеческого, замечаю в изображениях некоторые различия. Может быть, вы скажете, какое из них взять за образец?

– Лучше, если я поговорю об этом с мужем, – ? медленно произнесла она. – Можно… перенести его сюда?

– Конечно.

Она лежала и думала. Десяток стереоснимков! Она помнила только один, один-единственный. Конечно, были и другие снимки – во время медового месяца и после, – но те остались дома, на Марсе.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Фред новым голосом.

– Как-то странно – такое чувство, будто у меня растут руки и ноги.

– И у меня тоже. Наверно, скоро мы станем такими же, как прежде.

– Ты думаешь?

– Что ты имеешь в виду, Маргарет? – в его тоне сквозило неподдельное удивление, и она представила себе, как при этом он морщит лоб.

– Разве врач тебе не сказал? Они нашли на корабле стереоснимки и взяли их с собой. Теперь они могут восстановить наши лица.

– По-моему, именно этого ты и хотела?

– Но чего хочешь ты, Фред? Я помню только один снимок, а врач говорит, что нашли около десятка. И по его словам, на каждом из них мое лицо отличается от предыдущих.

Фред молчал.

– Фред, они красивее меня?

– Ты не понимаешь, Маргарет.

– Все понимаю. Я хочу только знать… снимки были сделаны до нашей свадьбы или потом?

– Конечно, до. После свадьбы я ни с кем больше не встречался.

– Спасибо, милый.

Слова эти, сказанные ее новым голосом, прозвучали ядовито, и она себя одернула. «Я не должна так разговаривать, – пронеслось у нее в голове. – Я знаю Фреда, знаю его слабости, знала их до того, как вышла за него замуж. Нужно принимать его таким, какой он есть, и помочь ему, а не придираться».

– Этих девушек я знал мало, и знакомства были недолгими, – снова заговорил он. – Внешне привлекательные, но в остальном не бог весть что. С тобой не сравнить.

– Не надо извиняться. – На этот раз голос ее прозвучал мягко, и ему показалось даже, что она улыбается. – Ты же не виноват, что нравился женщинам. Почему только ты не сказал мне про эти снимки раньше?

– Боялся, что ты будешь ревновать.

– Может, и поревновала бы, но это бы прошло. Скажи, Фред, а среди них есть кто-нибудь, кто особенно бы тебе нравился?

Ей показалось, что он насторожился. Сдержанным, бесстрастным голосом он сказал:

– Нет. А что?

– Просто я подумала: может, ты захочешь, чтобы меня сделали похожей на нее.

– Не говори глупостей, Маргарет! Я не хочу, чтобы ты была похожа на кого-нибудь другого. Не хочу больше видеть эти пустые лица!

– Но я думала…

– Скажу врачу, что остальные снимки они могут оставить себе. Пусть поместят в какой-нибудь музей вместе с другим хламом. Для меня они ровным счетом ничего не значат уже давным-давно. Я и не выбросил их только потому, что совсем забыл о них.

– Хорошо, Фред, я попрошу врача, чтобы за образец он взял снимок, на котором мы вместе.

– Тот, крупным планом… Только смотри, чтобы он не перепутал!

– Постараюсь объяснить ему.

– А то в дрожь бросает, как подумаешь, что до конца жизни придется смотреть на какое-нибудь из этих пустых лиц. Только бы он не перепутал – я хочу видеть твое лицо, а не чье-то другое!

– Хорошо, милый.

Об одном, правда, она не подумала: на сколько же лет будут выглядеть они с Фредом? Врач ведь в этом не разбирается и может безо всякого дурного умысла сделать их старше, чем они есть. Пусть лучше сделает помоложе, если сможет, но только бы не сделал старше.

И когда врач снова с ней заговорил, она сказала ему о своем желании. И ей опять показалось, что, говоря с ней, он сдерживает снисходительную улыбку.

– Хорошо, – сказал он, – вы будете выглядеть

немного моложе, чем были, но не слишком, потому

что, насколько я могу судить по вашим книгам, лучше, когда нет большого расхождения между наружностью человека и его истинным возрастом.

Она облегченно вздохнула. Все улажено. Все будет как прежде – может, даже чуточку лучше. Они с Фредом смогут вернуться к семейной жизни, твердо зная, что будут так же счастливы, как были до этого, – счастливы настолько, насколько некрасивая и мнительная жена может быть счастлива с красавцем мужем.

Теперь, когда с врачом все было улажено, время потянулось медленней прежнего. Руки и ноги у нее росли, глаза тоже восстанавливались. Она начала чувствовать основания пальцев и все чаще видела вспышки света – оживали глазные нервы. Иногда ощущались легкие боли, но теперь она понимала, что это боли роста, а значит, выздоровления, и была им рада.

И наконец настал день, когда врач сказал:

– Вы здоровы. Через сутки, если пользоваться принятой у вас мерой времени, я сниму повязки.

Ее новые глаза наполнились слезами.

– Доктор, как мне отблагодарить вас?

– Не нужно никакой благодарности – я занимался своим делом.

– А что теперь будет с нами?

– Мы подобрали старый грузовой корабль землян, покинутый экипажем, привели его в порядок и перенесли в него запасы пищи, взятые с вашего корабля. Вы проснетесь внутри него и сможете вернуться на нем к своим собратьям.

– Но неужели я так и не смогу вас увидеть?

– Это было бы нежелательно. По некоторым соображениям мы предпочитаем не показываться. И по той же причине мы позаботимся о том, чтобы вы не унесли с собой ни одной сделанной нами вещи.

– Если бы я могла хотя бы пожать руку… сделать что-нибудь…

– У меня нет рук.

– Нет рук? Но как же вы тогда… как вам удается делать такие сложные операции?

– Я не вправе говорить об этом. Простите, что оставляю вас в неведении, но поступить иначе я не могу. Вы хотели бы поговорить с мужем до того, как заснуть?

– А обязательно нужно, чтобы я заснула? Я так взволнована… так хочется соскочить с постели, сорвать повязки и посмотреть на себя!

– Если я вас правильно понял, вы не очень стремитесь поговорить сейчас с мужем.

– Сперва я хочу себя увидеть!

– Вам придется немного подождать. Во время сна повысят тонус и силу ваших мышц и вы подвергнетесь заключительному медицинскому обследованию. Это очень важно.

Она хотела его перебить, но он остановил ее:

– Постарайтесь успокоиться. Я могу управлять вашими чувствами при помощи лекарств, но лучше, если вы справитесь с ними сами, – потом у вас появится возможность дать им выход. А теперь я должен вас оставить. Больше вы не услышите обо мне никогда.

– Никогда?

– Никогда. Прощайте.

На миг она почувствовала, как ко лбу ее прикоснулось что-то прохладное и шероховатое. Она попыталась поднять руку и дотронуться до лба, но не смогла и только сказала сквозь слезы:

– Прощайте, доктор!

Когда она заговорила снова, ответом ей было молчание.

Она заснула.

На этот раз пробуждение было другим. Еще не открывая глаз, она услышала скрежет и ровное негромкое гудение: работали привычные ракетные двигатели.

Когда она попыталась сесть, веки ее разомкнулись и она увидела, что пристегнута к койке предохранительными ремнями. Медленно, неуверенными движениями она начала отстегивать ремни. Отстегнув часть из них, остановилась и стала разглядывать свои руки – сильные, гибкие, красивые, покрытые легким загаром. Она несколько раз согнула и разогнула пальцы. Превосходные руки! Врач не обманул ее надежд.

Отстегнув последние ремни, Маргарет встала на ноги. Она ждала головокружения, но его не было. Никакого ощущения слабости, хотя оно было бы вполне естественным после такого долгого пребывания в постели. Она чувствовала себя великолепно.

Она оглядела свои ноги, тело – придирчиво, словно оглядывала ноги и тело незнакомой женщины. Сделала несколько шагов вперед, отступила назад. Да, он не обманул ее надежд. Тело было красивое, большего нельзя было ожидать. Но лицо?…

Она повернулась, ища глазами зеркало, и услышала:

– Маргарет!

С койки напротив поднимался Фред. Они впились взглядами друг в друга и замерли.

– В капитанской каюте должно быть зеркало, – после долгого молчания, запинаясь, проговорил Фред. – Я хочу себя увидеть.

Они нашли зеркало и остановились, глядя в него, переводя взгляд с одного лица на другое, и на этот раз молчание длилось дольше и было тягостней.

Каким изумительным художником оказался врач! С какой точностью, черту за чертой, воссоздал он их лица! Форма и линия лба, волосы, высота скул, форма и цвет глаз, контуры носа, губ, подбородка – все было, как прежде. Все.

Кроме общего впечатления. Раньше она была некрасивой, теперь стала красавицей.

«Следовало предположить, что такое возможно, – думала она. – Случается, видишь двух сестер или мать и дочь с одинаковыми чертами, будто их лица отлиты в одной форме, – и все-таки одно из них уродливо, а другое прекрасно. Точно копировать черты лица могут многие художники, но немногим дано копировать уродство или красоту. Врач чуточку ошибся – он сделал мое лицо лучше, чем оно было. А лицо Фреда – хуже. Теперь Фреда не назовешь красавцем. Правда, оп и не урод: его лицо стало сильнее и значительнее. Но теперь я красивее. И примириться с этим он не захочет. Для нас все кончено».

Фред глядел на нее и улыбался до ушей.

– Ну и женушку я отхватил! Ты только посмотри на себя! Можно, немного погрущу?

– Фред, милый, какая жалость! – неуверенно проговорила она.

– Почему? Из-за того, что он дал тебе больше, чем ты просила, а мне меньше? Какая разница, все осталось в семье!

– Не надо притворяться, Фред, я знаю, каково тебе сейчас.

– Ничего ты не знаешь! Я просил его сделать тебя красивой. Я не был уверен, что он сможет, но все равно просил. И он сказал, что постарается.

– Ты просил его? Не может быть!

– Еще как может! Ты недовольна? Я надеялся, что он и меня не обидит, но… Послушай-ка, ты что, вышла за меня только из-за моей наружности?

– По-моему, ты должен знать из-за чего!

– И я тоже женился на тебе не из-за этого. Я ведь говорил об этом раньше, только ты мне не верила. Может, хоть теперь поверишь.

– Может быть… может, и вправду внешность не так уж важна, – с трудом проговорила она. – Возможно, я была неправа – не понимала, что важно, а что нет.

– Конечно, не понимала. Но из-за того, что считала себя некрасивой, ты всегда себя чувствовала неполноценной, а теперь у тебя не будет для этого никаких оснований. И быть может, теперь мы немного повзрослеем.

Она кивнула. Было так удивительно, что он обнимает ее руками, которых она никогда еще не касалась, целует губами, которые ее не целовали. «Но это неважно, – подумала она. – Важно знать, что, каков бы ни был наш облик, мы – это мы. Знать, что теперь ничто уже не омрачит наших отношений, – и все благодаря волшебнику доктору».

– Фред, – сказала она вдруг, по-прежнему прижимаясь щекой к его груди, – как, по-твоему, можно быть влюбленной в двоих сразу, если к тому же один из этих двоих… не человек, а неизвестно кто?

Фредрик Браун
Важная персона

Значит, так: жил на свете Хэнли, Ал Хэнли, и глянули бы вы на него – ни за что бы не подумали, что он когда-нибудь сгодится на что-нибудь путное. А знали бы, как он жил, пока не прилетели эти дариане, так и вовсе не поверили бы, что будете – когда дочитаете – благодарны ему до гроба…

В тот день Хэнли был пьян. Не то чтобы данный факт относился к фактам исключительным – Хэнли вечно был пьян и поставил перед собой цель ни на миг не протрезвляться, хоть с некоторых пор это было и не очень легким делом. Денег у него давно не осталось и приятелей, у которых можно бы занять, тоже. А список знакомых истощился до того, что он считал удачей, если удавалось заполучить с них на день хотя бы центов по двадцать пять.

И наступили для Хэнли печальные времена, когда поневоле отшагаешь много миль, прежде чем столкнешься с кем-то хоть слегка знакомым, чтоб появилась надежда стрельнуть монетку. А от долгих прогулок из головы выветриваются остатки хмеля – ну, не совсем выветриваются, но почти, – и оказался он в положении таком же, как Алиса в Зазеркалье: помните, когда она повстречалась с королевой, и пришлось бежать во всю мочь, чтобы просто оставаться на месте…

Попрошайничать у незнакомых – это был не выход. Фараоны держались начеку, и дело кончилось бы ночевкой в каталажке, где не дадут и капельки спиртного, а тогда уж лучше прямо в петлю. На той ступеньке, куда скатился Хэнли, двенадцать часов без выпивки – и пойдут такие лиловые кошмары, по сравнению с которыми белая горячка – легкий ветерок рядом с ураганом…

Белая горячка – это же галлюцинации, и только. Если ты не дурак, то прекрасно знаешь, что никаких галлюцинаций на самом деле нет. Иной раз они даже вроде развлечения – кому что нравится. А лиловые кошмары – это лиловые кошмары. Чтобы понять, что это такое, нужно выпить виски больше, чем обыкновенный смертный в состоянии в себя вместить, и нужно пить без просыпу годами, а потом лишиться спиртного вдруг и полностью, как лишают, например, в тюрьме.

От одной мысли о лиловых кошмарах Хэнли начало трясти. И он принялся трясти руку старому другу, закадычному приятелю – видел Хэнли этого приятели всего-то пару-тройку раз и при обстоятельствах, не слишком для себя приятных… Звали старого друга Кидом Эгглстоном, и был он крупный, хоть и потрепанный мужчина, в прошлом боксер, а затем вышибала в кабаке, где Хэнли, разумеется, не мог с ним не познакомиться.

Однако вам не обязательно запоминать, ни кто он есть, ни как его зовут: все равно его, приятеля, не надолго хватит, по крайней мере не надолго в рамках нашего рассказа. Точнее, ровно через полторы минуты он издаст ужасный крик и лишится чувств, и мы с вами больше про него и не услышим.

И все же, коль на то пошло, должен вам заметить, что, не закричи Кид Эгглстон и не лишись он чувств, вы бы, может статься, не сидели, где сидите, и не читали, что читаете. Может статься, вы сейчас копали бы глан-руду в карьере под зелёным солнцем на другом конце Галактики. Уверяю вас, вам это вовсе не понравилось бы; не забывайте, что именно Хэнли спас вас – и до сих пор спасает – от подобной участи. Не судите его строго. Если бы Три и Девять забрали не его, а Кида, все, неровен час, повернулось бы иначе…

Три и Девять были пришельцами с планеты Дар, второй (и единственно пригодной для жизни) планеты вышеуказанного зелёного солнца на другом конце Галактики. Три и Девять – это, разумеется, не полные их имена. Имена у дариан – числа, и полное имя или номер у Три было 389 057 792 869 223. Во всяком случае, так этот номер выглядел бы в пересчете на десятичную систему.

Надеюсь, вы простите мне, что я называю одного из пришельцев Три, а второго – Девять и заставляю их таким же образом именовать друг друга. Сами они меня ни за что бы не простили. Обращаясь друг к другу, дариане каждый раз произносят полный номер, и любое сокращение почитается у них даже не невежливым, а прямо оскорбительным. Но при этом они и живут намного дольше нас. Им не жалко времени, а я спешу.

В тот момент, когда Хэнли упоенно тряс руку Кида, Три и Девять пребывали точнехонько над ними, на высоте примерно одной мили. Пребывали не в самолете и не в космической ракете, и уж, конечно, не в летающей тарелке. (Само собой, мне известно, что за штука эти тарелки, но про них как-нибудь в другой раз. Не хочу отвлекаться). Дариане пребывали в кубе пространства-времени.

Вероятно, вы потребуете объяснений. Дариане обнаружили – дайте срок, и мы, может, сами обнаружим, – что Эйнштейн был прав. Материя не способна перемещаться со скоростью большей, чем скорость света, без превращения в энергию. А вам ведь не хотелось бы превратиться в энергию, не правда ли? Дарианам тоже – а исследования в Галактике они тем не менее начали, и начали давно.

Дело в том, что па Даре пришли к выводу: можно путешествовать со скоростью выше скорости света при условии синхронного передвижения во времени. То есть путешествовать не в пространстве как таковом, а в пространственно-временном континууме. И в своем полете от Дара до Земли путешественники благополучно покрыли расстояние в 163 тысячи световых лет. Но одновременно они переместились в прошлое на 1630 веков, так что время путешествия для них самих оказалось равным нулю. Потом, на пути домой, они переместились на 1630 веков в будущее и попали в пространственно-временном континууме в исходную точку. Надеюсь, вы разобрались, что я хотел сказать.

Словом, так или иначе, а куб парил, невидимый для землян, на высоте одной мили над Филадельфией (и не спрашивайте меня, почему над Филадельфией, – сам не представляю, как можно выбрать Филадельфию для чего бы то ни было вообще). Куб парил там уже четыре дня, а Три и Девять ловили и анализировали радиопередачи, пока не научились понимать их и разговаривать на том же языке.

Нет, конечно, ничего они не выяснили ни о нашей культуре, какова она на деле, ни о наших обычаях, каковы они в действительности. Сами посудите, мыслимое ли дело составить себе картину жизни на Земле, отведав каши из радиовикторин, мыльных опер, дешевых скетчей и ковбойских похождений?

Правда, дариане не особенно интересовались, какая тут у нас культура, их заботило одно: чтобы она не оказалась слишком развитой и не могла представлять для них угрозу, и за четыре дня они уверились, что угрозой и не пахнет. Трудно их винить, что они пришли к такому мнению, тем более что они правы.

– На посадку? – спросил Три.

– Пора, – сказал Девять.

Три обвил своим телом рычаги управления.

– …Ну да, я же видел, как ты дрался, – разглагольствовал Хэнли. – Ты был хорош на ринге, Кид. Не попадись тебе такой никудышный тренер, ты бы, знаешь, кем заделался!.. Было в тебе такое… хватка, вот что. А как насчет того, чтобы зайти на уголок и выпить?

– За чей счет, Хэнли? За твой или за мой?

– Понимаешь, Кид, я как раз поиздержался. Но не выпить мне нельзя – душа горит. Ради старой дружбы…

– Нужна тебе выпивка, как щуке зонтик. Ты и сейчас пьян, так уж лучше пойди проспись, покуда не допился до чертиков…

– Уже, – сказал Хэнли. – Да они мне нипочем. Вон, полюбуйся, они же у тебя за спиной…

Вопреки всякой логике, Кид Эгглстон оглянулся. И тут же, издав пронзительный вопль, свалился без памяти. К ним приближались Три и Девять. А позади рисовались неопределенные очертания огромного куба – каждое ребро футов по двадцать, если не более. И этот куб был и в то же время как бы не был – жутковатое зрелище. Наверное, именно куба Кид и испугался.

Ведь в облике Три и Девять, право же, не было ничего пугающего. Червеобразные, длиной (если бы их вытянуть) футов по пятнадцать и толщиной в центральной части тела около фута, а на обоих концах заостренные, словно гвоздики. Приятного светло-голубого цвета – и без всяких видимых органов чувств, так что и не разберешь, где у них голова, а где ноги; да это и не важно, потому что выглядят оба конца совершенно одинаково.

К тому же, хоть они и придвигались все ближе к Хэнли и распростертому на панели Киду, у них не удавалось различить ни переда, ни зада. Двигались они в своем нормальном свернутом положении, плывя в воздухе.

– Привет, ребята, – сказал Хэнли. – Напугали вы моего дружка, черт вас дери. А он бы мне поставил, прочитал бы мораль, а потом поставил. Так что с вас стаканчик…

– Реакция алогичная, – заметил Три, обращаясь к Девять. – И у другой особи тоже. Возьмем обоих?

– Незачем. Другая, правда, крупнее, но слишком уж слабенькая. К тому же нам и одной довольно. Пошли!

Хэнли отступил на шаг.

– Поставите выпить – тогда пойду. А нет – желаю знать, куда вы меня тащите…

– Мы посланы Даром…

– Даром? – переспросил Хэнли. – Даром только кошки мяукают. Так что никуда я с вами не пойду, если вы, сколько вас, не поставите мне выпить.

– Что он говорит? – осведомился Девять у Три. Три помахал одним концом в том смысле, что и сам не понял. – Будем брать его силой?

– А может, он пойдет добровольно. Существо, вы войдете в куб по доброй воле?

– А там есть что выпить?

– Там все есть. Просим вас войти…

И Хэнли приблизился и вошел. Он, конечно, не очень-то верил в этот призрачный куб, но терять ему было все равно нечего. А потом, раз уж допился до чертиков, лучше всего отнестись к ним с юмором. Куб изнутри был твердым и теперь не казался ни прозрачным, ни призрачным. Три намотался на рычаги управления и легкими движениями обоих концов управлял чувствительными механизмами.

– Мы в подпространстве, – сообщил он. – Предлагаю сделать остановку, изучить добытый образец и установить, пригоден ли он для наших целей…

– Эй, ребята, а как насчет выпивки?

Хэнли начал не на шутку волноваться. Руки у него тряслись, по хребту то вверх, то вниз ползали мурашки.

– Мне кажется, он страдает, – заметил Девять. – Возможно, от голода или от жажды. Что пьют эти существа? Перекись водорода, как и мы?

– Большая часть планеты покрыта, как мне представляется, водой с примесью хлористого натрия. Синтезировать для него такую воду?

– Не надо! – вскричал Хэнли. – И даже без соли – все равно не надо! Выпить хочу! Виски!

– Проанализировать его обмен веществ? – спросил Три. – С помощью интрафлуороскопа это можно сделать в одно мгновение… – Он размотался с рычагов и направился к машине странного вида. Замелькали огоньки. – Удивительно, – сказал он. – Обмен веществ у данного существа зависит от С ₂Н ₅ОН…

– С ₂Н ₅ОН?

– Именно так. От этилового спирта – по крайней мере, в основном. С некоторой добавкой ШО и даже без хлористого натрия, наличествующего в здешних морях. Есть еще другие ингредиенты, но в минимальных дозах; по-видимому, это все, что он усваивал на протяжении последних месяцев. В крови и в клетках мозга 0,234 процента спирта. Представляется, что весь обмен веществ в его организме основан на С2Н5ОН…

– Ребята, – взмолился Хэнли. – Я же так помру от жажды. Ну, кончайте трепаться и налейте мне стаканчик.

– Потерпите, пожалуйста, – ответил Девять. – Сейчас я изготовлю все, что вам необходимо. Только настрою интрафлуороскоп на другой режим и еще подключу психометр…

Вновь замелькали огоньки, и Девять переместился в угол куба, где была лаборатория. Что-то там произошло, и спустя минуту он вернулся с колбой. В колбе плескалось почти две кварты прозрачной янтарной жидкости.

Хэнли принюхался, потом пригубил и тяжко вздохнул.

– Я на том свете, – сообщил он. – Это же ультрапрималюкс, нектар богов. Такой шикарной выпивки просто не бывает…

Он сделал несколько больших глотков, и ему даже не обожгло горло.

– Что это за пойло, Девять? – поинтересовался Три.

– Сравнительно сложный состав, в точности соответствующий его потребностям. Пятьдесят процентов спирта, сорок пять воды. Остальные ингредиенты – пять процентов, но их довольно много: сюда входят в надлежащих пропорциях все витамины и соли, нужные его организму. Затем еще добавки в минимальных дозах, улучшающие вкусовые свойства, – по его стандартам. Для нас, дариан, вкус этой смеси был бы ужасен, даже если мы могли бы пить спирт или воду.

Хэнли снова вздохнул и опять хлебнул. Слегка покачнулся. Поглядел на Три и ухмыльнулся:

– А теперь я знаю, что вас тут нет. Не было и нет…

– Что он хочет сказать? – обратился Девять к Три.

– Мыслительные процессы у него, по-видимому, совершенно алогичны. Сомневаюсь, что из существ данного вида получатся сколько-нибудь, приличные рабы. Но, конечно, мы еще проверим. Как ваше имя, существо?

– Что в имени тебе моем, приятель? – вопросил Хэнлн. – М-можете звать меня как вам угодно, я р-разрешаю… Вы мне сам-мые, сам-мые лучшие дрзя… Б-берите м-меня и вез-зите, к-куда хотите, т-только рзбдите, к-когда мы приедем, к-куда мы едем…

Он глотнул из колбы еще разочек и прилег на пол. Непонятные звуки, которые он теперь издавал, ни Три, ни Девять расшифровать не смогли. «Хррр… вззз… хррр… вззз…» – или что-то в этом роде. Они попытались растолкать его, но потерпели неудачу. Тогда они провели ряд новых наблюдений и поставили над Хэнли все опыты, какие могли придумать. Прошло несколько часов. Наконец оп очнулся, сел и уставился на дариан безумными глазами.

– Не верю, – сказал он. – Вас тут нету, одна видимость. Дайте выпить, Христа ради…

Ему вновь поднесли колбу – Девять восполнил убыль, и она опять была налита до краев. Хэнли выпил. И закрыл глаза в экстазе.

– Только не будите меня!

– Но вы и не спите.

– Тогда не давайте мне уснуть. Я понял теперь, что это такое. Амброзия, напиток богов…

– Богов? А кто это?

– Да нету их. Но они пьют амброзию. Сидят у себя на Олимпе и пьют…

– Мыслительные процессы совершенно алогичны, – заметил Три.

Хэнли поднял колбу и провозгласил:

– Кабак есть кабак, а рай есть рай, и с мест они не сойдут. За тех, кто в раю!

– Что такое рай?

Хэнли задумался.

– Рай – это когда заведешься, и надерешься, и шляешься, и валяешься, и все задаром…

– Даром? Что вам известно о Даре?

– Дар судьбы. Дар небес. Сегодня с виски, завтра – без. Пока вы меня не прогнали, ребята, ваше здоровье!

Он еще выпил.

– Слишком туп, чтобы приспособить его к чему-нибудь, кроме самых простых физических работ, – сделал вывод Три. – Но если он достаточно силен, мы все-таки рекомендуем вторжение на планету. Тут, вероятно, три-четыре миллиарда жителей. Нам нужен и неквалифицированный труд – три-четыре миллиарда принесут нам существенную помощь…

– Ура-а-а! – завопил Хэнли.

– Кажется, у него неважная координация, – задумчиво сказал Три. – Но, может быть, он действительно силен… Как вас зовут, существо?

– Зовите меня Ал, ребята.

Хэнли кое-как поднялся на ноги.

– Это ваше личное имя или наименование вида? И полное ли это наименование?

Хэнли прислонился к стенке и поразмышлял немного.

– Наименование вида, – заявил он. – А если полностью… Давайте-ка я вам по-латыни…

И припомнил по-латыни.

– Мы хотим испытать вас на выносливость. Бегайте от стены к стене, пока не устанете. А колбу с вашей пищей я тем временем подержу…

Девять попытался взять у Хэнли колбу, но тот судорожно вцепился в нее.

– Еще глоточек. Еще ма-аленький глоточек, и тогда я побегу. Право слово, побегу. Куда хотите…

– Быть может, он нуждается в своем питье, – сказал Три. – Дайте ему, Девять…

«А вдруг мне теперь перепадет не скоро», – решил Хэнли и прильнул к колбе. Потом он жизнерадостно сделал ручкой четырем дарианам, которые оказались перед ним.

– Валяй на скачки, ребята! Все скопом… Ставьте на меня. Выиграете, как пить дать. Но сперва еще по ма-аленькой…

Он глотнул еще – на сей раз действительно по маленькой, унции две, не больше.

– Хватит, – сказал Три. – Теперь бегите.

Хэнли сделал два шага и плашмя растянулся на полу. Перевернулся на спину и остался лежать с блаженной улыбкой на лице.

– Невероятно! – воскликнул Три. – А он не пробует нас одурачить? Проверьте, Девять…

Девять проверил.

– Невероятно! – повторил он. – Воистину невероятно, но после столь незначительного напряжения образец впал в бессознательное состояние. Настолько бессознательное, что потерял всякую чувствительность к боли. И это не притворство. Данный вид не представляет для нас ни малейшей ценности. Готовьтесь к старту – мы возвращаемся. В соответствии с дополнительной инструкцией забираем его с собой, как экземпляр для зоосада. Такую диковину нельзя не забрать. С точки зрения физиологии это самое странное существо, какое мы когда-либо обнаруживали на десятках миллионов обследованных планет…

Три обернулся вокруг рычагов управления и обоими концами стал приводить механизмы в действие. Минули 163 тысячи световых лет и 1630 веков и взаимно погасили друг друга с такой полнотой и точностью, что создалось впечатление, будто куб вообще не двигался ни во времени, ни в пространстве.

В столичном городе дариан, которые правят тысячами полезных планет и посетили миллионы бесполезных, например Землю, Ал Хэнли занимает просторную стеклянную клетку, установленную в зоосаде на самом почетном мосте: ведь он, Хэнли, самый поразительный здесь экспонат.

Посреди клетки – бассейн, откуда он то и дело пьет и где, по слухам, даже купается. Бассейн проточный, постоянно наполненный до краев чудеснейшим напитком – напиток этот настолько же лучше лучшего земного виски, насколько лучшее земное виски лучше самого грязного и самого вонючего самогона. Более того, в здешний напиток добавлены, без ущерба для вкуса, все витамины и соли, нужные экспонату для поддержания обмена веществ…

От напитка из бассейна не бывает пи похмелья, ни каких-то других неприятных последствий. И Хэнли получает от своего житья такое же наслаждение, как завсегдатаи зоосада от поведения Хэнли; они взирают на него в изумлении, а затем читают надпись на клетке. Надпись начинается с латинизированного наименования вида – того наименования, которое Хэнли припомнил для Три и Девять:

АЛКОГОЛИКУС АНОНИМУС

Основная пища – С ₂Н ₅ОН, слегка приправленный витаминами и минеральными солями. Иногда проявляет блестящие способности, но, как правило, полностью алогичен. Степень выносливости: может сделать, не падая, лишь несколько шагов. Коммерческая ценность равна пулю, однако весьма забавен как образчик самой странной формы жизни, обнаруженной в пределах Галактики. Место обитания: третья планета системы ИК 6547 – ХГ 908.