Текст книги "Лаки Старр и большое Солнце Меркурия"
Автор книги: Айзек Азимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Глава девятая
Тьма и свет
Верзила напряг все тело, мышцы его ног едва не дрожали от напряжения перед прыжком, но тут в его ушах раздался хриплый удивленный крик.
Они стояли в темном сером мире, с лучами фонарей, устремленными друг на друга. За лучами не было ничего, и поэтому неожиданное движение какого-то комка, пересекавшего луч света, не имело смысла.
Первой реакцией, первой мыслью Верзилы было: «Лаки! Он вернулся? Овладел ситуацией, перехватил инициативу?»
Но тут снова что-то шевельнулось, и мысль о Лаки исчезла.
Как будто высвободилась часть скальной стены и медленно начала опускаться в слабом меркурианском поле тяготения.
Нечто, похожее на каменную веревку, почему-то гибкое, коснулось плеча Эртейла – и прицепилось к нему. Еще одна такая веревка обвила его вокруг пояса. Еще одна медленно спускалась вниз в мире нереальных медлительных движений. Конец ее коснулся груди Эртейла и его руки, и рука тут же прижалась к груди. Как будто эта медлительная и, по-видимому, хрупкая скала обладала силой боа-констриктора.
Если вначале Эртейл только удивился, то теперь в его голосе звучал ужас.
– Холодные, – прохрипел он. – Они холодные.
Верзила с трудом осмысливал новую ситуацию. Кусок скалы зажал руку Эртейла. И вместе с ней рукоять бластера.
Спускалась еще одна веревка. Эти веревки настолько сливались со скалами, что становились видны, только когда начинали двигаться.
Они были соединены друг с другом, как единый организм, но центра, ядра, «тела» не было. Словно каменный осьминог, состоящий только из щупалец.
Мысли бешено мчались в мозгу Верзилы.
Мелькнула мысль о том, как в течение бесконечных лет эволюции на Меркурии зародилась жизнь в скалах. Жизнь, совершенно отличная от земного типа. Жизнь, питающаяся теплом.
Почему бы и нет? Щупальца переползают с места на место, отыскивая тепло. Верзила представил себе, как они сползались к Северному полюсу Меркурия, когда здесь впервые появились люди. Вначале шахты, потом обсерватория дали нескончаемый поток тепла.
Люди тоже могут быть их добычей. А почему нет? Человек – это источник тепла. Изредка они могли захватить одинокого шахтера. Парализованный неожиданным холодом и страхом, он не успевал позвать на помощь. А чуть погодя источник питания был уже настолько истощен, что радио не срабатывало, позвать на помощь становилось невозможно. А еще позже шахтер погибал, превращаясь в замороженный реликт.
Рассказ Кука о смерти в шахтах приобретал смысл.
Все это почти мгновенно промелькнуло в мозгу Верзилы, пока он неподвижно стоял, пораженный поворотом событий.
Голос Эртейла превратился в нечто среднее между стоном и хрипом:
– Я… не могу… помоги… помоги… какой холод… холодно…
Верзила крикнул:
– Держись. Я иду.
Мгновенно исчезли все мысли о том, что этот человек враг, что только что он собирался хладнокровно убить Верзилу. Маленький марсианин знал только одно: перед ним человек, беспомощный в хватке чего-то нечеловеческого.
С тех пор как человек впервые оторвался от Земли и оказался в полном опасностей и загадок космосе, выработался строгий неписанный закон. Человеческая вражда забывается, когда перед человеком общий враг – нечеловеческие силы других миров.
Может быть, не все подчинялись этому закону, но Верзила подчинялся.
Он мгновенно оказался рядом с Эртейлом и схватил его за руку.
Эртейл пробормотал:
– Помоги…
Верзила ухватился за бластер, стараясь не касаться щупальца, которое обвивало сжатый кулак Эртейла. Какого отчужденно Верзила заметил, что щупальце сгибается не гладко, не так, как змея. Оно сгибается секциями, как будто состоит из множества соединенных сегментов.
Пытаясь ухватиться за костюм Эртейла, Верзила другой рукой случайно коснулся щупальца и мгновенно отпрянул. Холод как копьем пронзил руку, она отчаянно заныла.
Как бы это существо ни выкачивало тепло, Верзила ничего об этом не слышал.
Он отчаянно тянул на себя бластер. И не сразу заметил чуждое прикосновение к спине: на него навалился ледяной холод – и не уходил. Он попытался отпрыгнуть и обнаружил, что не может. Щупальце охватило его.
Двое людей будто срослись, так тесно их прижало друг к другу.
Физическая боль от холода росла, Верзила, как безумный, рвал бластер.
Он вздрогнул от еле слышного голоса Эртейла:
– Бесполезно…
Эртейл пошатнулся и в слабом поле тяготения Меркурия медленно повалился, таща за собой Верзилу.
Тело Верзилы онемело. Оно теряло способность ощущать. Он почти не понимал, держит ли по-прежнему рукоять бластера.
Свет фонаря тускнел: тесно сжимающие веревки продолжали выкачивать энергию.
Холодная смерть была совсем рядом.
* * *
Лаки, оставив Верзилу в шахтах Меркурия и переодевшись в изолирующий костюм в ангаре, где стоял «Метеор», вышел на поверхность Меркурия и повернулся в сторону «белого призрака Солнца».
Несколько минут он стоял неподвижно, разглядывая молочное свечение солнечной короны.
При этом он машинально одну за другой разминал мышцы. Изолирующий костюм более гибок, чем обычный космический. И гораздо легче. Поэтому создавалось впечатление, что его вообще нет. В безвоздушном пространстве это производит не очень приятное впечатление, по Лаки отбросил всякое беспокойство и принялся осматривать небо.
Звезды были такими же яркими и многочисленными, как в открытом космосе, и он не обращал на них вин мания. Ему нужно было что-то другое. Уже прошло дна дня по стандартному земному времени, как он не видел неба. За два дня Меркурий проделал сорок четвертую часть своего пути по околосолнечной орбите. Это значит, что примерно восемь градусов неба появилось на востоке и восемь градусов скрылось на западе. Значит, можно увидеть новые звезды.
И новые планеты. За этот промежуток должны были подняться над горизонтом Венера и Земля.
Вот и они. Венера выше, алмазно-яркая в белом свете, намного ярче, чем видимая с Земли. С Земли на Венеру смотреть неудобно. Она находится между Землей, и Солнцем, и когда Венера и Земля сближаются, с Земли видно только ее темную сторону. С Меркурия же Венера видна полностью.
В этот момент Венера находилась в тридцати трех миллионах миль от Меркурия. Но в самом близком положении она подходит примерно на двадцать миллионом миль, и тогда невооруженным глазом можно рассмотреть ее диск.
Но и сейчас свет ее соперничал со светом короны, и глядя на поверхность, Лаки подумал, что видит двойную тень от своих ног: одну, расплывчатую, отбрасывает корона, другую, четкую, – Венера. Он подумал, что при некоторых обстоятельствах тень могла бы быть тройной, третью отбрасывает Земля.
Он без труда отыскал и Землю. Она находилась ближе к горизонту, и хотя была ярче всех звезд, все же выглядела бледно по сравнению с великолепной Венерой. Более далекое Солнце меньше освещает ее; к тому же на ней меньше облаков, и потому она отражает меньше света. И наконец, она вдвое дальше от Меркурия, чем Венера.
Но в одном отношении она несравненно интересное. Если Венера чисто белая, то свет Земли синевато-зеленый.
И больше того, на самом горизонте виднелся маленький желтый огонек Луны. Вместе Луна и Земля представляют собой уникальное зрелище на небе всех планет внутри орбиты Юпитера. Двойная планета, два огня торжественно плывут рядом, меньший обходит больший, и с поверхности планет это кажется колебаниями из стороны в сторону.
Лаки смотрел на это зрелище, вероятно, дольше, чем следовало бы, но ничего не мог с собой поделать, Условия жизни часто уносили его далеко от родной планеты, но от этого она не становилась для него менее дорогой. Квадриллионы людей, расселившихся по всей Галактике, происходят с Земли. Почти всю историю человечества Земля оставалась его единственным домом. Какой человек может без эмоций смотреть на огонек Земли?
Лаки отвел взгляд, покачал головой. Его ждет работа.
Он решительно зашагал в сторону света короны, скользя над поверхностью, что позволяла низкая сила тяжести, внимательно глядя на поверхность перед собой, чтобы видеть все неровности.
Он понятия не имел, что найдет. У него была лишь мутная догадка, не подкрепленная фактами. Лаки страшно боялся обсуждать такие догадки, которые в сущности были всего лишь интуицией. Он даже не хотел о них очень долго думать. Слишком опасно привыкнуть к этой мысли, начать считать ее доказанной истиной, закрыть мозг перед другими возможностями.
Он видел, как это происходит с вспыльчивым, доверчивым, доверчивым, всегда готовым действовать Верзилой. Видел не раз, как самые смутные предположения тут же становились аксиомами в сознании Верзилы…
Он ласково улыбнулся, вспомнив о малыше. Он неразумен, легко утрачивает хладнокровие, но это верный и бесстрашный друг. Лаки предпочел бы иметь рядом с собой Верзилу, чем целый флот боевых космических кораблей с экипажами из гигантов.
Ему не хватало марсианина с его лицом гнома, когда он скользил по поверхности Меркурия, и, отчасти чтобы отогнать это чувство, Лаки снова принялся размышлять над своей проблемой.
Беда в том, что слишком много противоречий.
Во-первых, существует Майндс, нервный, неуравновешенный, не уверенный в себе. Так ведь и не установлено, насколько его неожиданное нападение на Лаки – результат приступа безумия, насколько это заранее рассчитанное действие. Далее Гардома, друг Майндса. Идеалист ли это, захваченный перспективами проекта «Свет», или он с Майндсом по чисто практическим расчетам? И если это так, то каковы эти расчеты?
Центр неприятностей представляет Эртейл. Он намерен уничтожить Совет, и главная цель его нападения – Майндс. Но его высокомерие сразу отталкивает всех встречных. Майндс, конечно, ненавидит его, Гардома тоже. Доктор Певерейл тоже, но выражает это гораздо сдержаннее. Он даже не захотел говорить с Лаки об этом человеке.
На банкете Кук тоже уклонялся от разговоров с Эртейлом, даже не смотрел в его сторону. Хотел ли он просто избежать острого языка Эртейла, или у него были другие причины?
Кук не уважает Певерейла. Стыдится его одержимости сирианцами.
И остается еще один вопрос, на который нужно найти ответ. Кто разрезал костюм Лаки?
Слишком много факторов. У Лаки была мысль, объединяющая их, но слишком тонкая это ниточка. И опять же он старался о ней не думать. Его мозг должен оставаться открытым.
Поверхность поднималась, и он автоматически приспособился к этому. И настолько задумался, что зрелище, которое он увидел, преодолев небольшой подъем, застало его врасплох.
Самый край Солнца показался над неровным горизонтом, вернее, даже не край. Только протуберанцы.
Они были ярко-красными, и один из них, в самом, центре, состоял из вихрей, медленно разворачивавшихся над поверхностью.
Резко выделявшееся на фоне скал Меркурия, не затуманенное атмосферой, не закрытое пылью, это было зрелище невероятной красоты. Языки пламени, казалось, вырастают из темной поверхности Меркурия, как будто на горизонте неожиданно проснулся гигантский вулкан.
Но Лаки знал, что такого не может быть. Центральный протуберанец так велик, что способен поглотить сотню Земель или пять тысяч Меркуриев. Он горит атомным пламенем, озаряя Лаки и все вокруг.
Лаки выключил фонарь.
Поверхность скал, обращенная к протуберанцам, была залита красноватым светом, остальные скалы оставались черными, как уголь. Как будто кто-то закрасил бездонную пропасть полосками красного цвета. И правда это «красный призрак Солнца».
Тень от руки Лаки на груди была абсолютно черной. Поверхность стала предательской, из-за своеобразного освещения труднее было рассчитывать расстояние.
Лаки снова включил фонарь и двинулся в сторону протуберанцев над поверхностью Меркурия. За каждую пройденную им милю Солнце поднималось над горизонтом на шесть минут.
Это значит, что меньше чем через милю он увидит само Солнце и окажется на солнечной стороне Меркурия.
Лаки не мог знать, что в эту минуту Верзила находится на пороге гибели от замерзания. Глядя на солнечную сторону, Лаки думал только об одном: тут опасность, тут суть проблемы и тут же ее решение.
Глава десятая
Солнечная сторона
Теперь стало видна больше протуберанцев. Их красный цвет стал ярче. Корона не исчезла (не было атмосферы, которая могла бы рассеять ее свет), но теперь она не казалась такой внушительной. По-прежнему видны были звезды: Лаки знал, что они будут видны, и при Солнце, но кто теперь на них обратит внимание?
Лаки быстро продвигался вперед: такую скорость он мог выдерживать часами, не уставая. Он чувствовал, что при необходимости мог бы продвигаться с такой скоростью и при земном тяготении.
И вдруг – без предупреждения, без свечения неба, без всякого, атмосферного намека появилось Солнце!
Вернее, ниточка Солнца толщиной в волос, Невыносимо светлая линия в разрыве скал на горизонте, как будто небесный художник проложил по краю скалы ослепительно белый мазок.
Лаки оглянулся. На неровной поверхности за ним по-прежнему лежали пятна красного цвета. Но у его ног белела полоска: какие-то кристаллы уловили и отразили солнечный свет.
Он снова двинулся вперед, и светлая линия впереди превратилась в пятнышко, которое продолжало увеличиваться.
Теперь отчетливо стал виден край Солнца, приподнятый над горизонтом в центре и мягко, уходящий за горизонт по обе стороны. Дуга необыкновенно пологая, для человека, привыкшего к кривизне Солнца, видимой с Земли.
И Солнце не затмевало протуберанцы, которые поднимались с него, как извивающиеся волосы-змеи. Протуберанцы, конечно, покрывают все Солнце, но видны только на краю. На поверхности они теряются в его блеске.
А вокруг корона.
Лаки поражался тому, как устроена лицевая пластина его костюма.
Незащищенный глаз навсегда ослеп бы при одном взгляде на край Солнца с поверхности Меркурия. Видимый свет сам по себе опасен, но главное – жесткое ультрафиолетовое излучение, которое не задерживает атмосфера, именно оно погубит зрение… и саму жизнь.
Но молекулы лицевой пластины расположены так, что чем ярче прямой свет, падающий на нее, тем менее она прозрачна. Ничтожная часть процента солнечного освещения проходит через пластину, и потому он без всякой опасности, почти без неудобств смотрит прямо на Солнце. И в то же время свет короны и звезд проходит не ослабев.
Изолирующий костюм защищал его и в других отношениях. Он был пропитан свинцом и висмутом, немного, не настолько, чтобы сильно увеличить вес, но достаточно, чтобы отразить ультрафиолетовое и рентгеновское излучение Солнца. Костюм был заряжен положительно и способен отразить большую часть космических лучей. Ведь космические лучи в основном состоят из положительно заряженных позитронов, а одинаковые заряды отталкиваются друг от друга.
И, конечно, костюм защищал от жары не только благодаря изоляции, но и из-за зеркальной отражающей поверхности, молекулярного слоя псевдожидкости, который можно активировать простым прикосновением к приборам управления.
Как задумаешься над преимуществами изолирующего костюма, подумал Лаки, пожалеешь, что это не стандартный костюм для всех обстоятельств. К сожалению, вспомнил он, в костюме мало металла, и это делает его недостаточно прочным: его можно использовать лишь там, где главная опасность – жара и излучение.
Теперь Лаки на милю углубился на солнечную сторону и почувствовал необыкновенную жару.
Это его не удивило. Для домоседа, знающего о космосе только по субэфирным триллерам, солнечная сторона всякой лишенной атмосферы планеты – сплошная неменяющаяся жаркая масса.
Но это слишком упрощенное представление. Все зависит от того, насколько высоко стоит в небе Солнце. В этой точке Меркурия, например, где Солнце поднимается над горизонтом лишь частично, сравнительно мало тепла достигает поверхности и распространяется по обширной территории, потому что лучи идут почти горизонтально.
«Погода» меняется, когда начинаешь углубляться в Солнечную сторону, и наконец, когда добредешь до районов, где Солнце высоко в небе, все как в субэфирном шоу.
К тому же всегда есть тени. В отсутствие воздуха свет и тепло распространяются по прямой линии. И не достигают затененной поверхности; доходит только небольшая часть, отраженная соседней освещенной поверхностью. В тени поэтому морозный холод и угольная чернота, хотя горячее Солнце высоко над головой.
Лаки все больше внимания уделял этим теням. Вначале, когда показался только верхний край Солнца, вся поверхность оставалась в тени, освещены были только отдельные участки. Но по мере того как Солнце поднималось все выше и выше, свет распространялся и тени становились отчетливее за камнями и утесами.
Однажды Лаки сознательно углубился в тень от скалы длиной в сотню ярдов и как будто снова оказался на темной стороне. Солнечная жара, которую он в костюме почти не ощущал, стала заметной по контрасту в тени. Вокруг вся поверхность была ярко освещена Солнцем, но в тени приходилось снова внимательно смотреть под ноги.
Лаки не мог не заметить отличие поверхности в тени от освещенной. Потому что солнечная сторона Меркурия все-таки имела что-то вроде атмосферы. Не в земном смысле, не азот, кислород, двуокись углерода или водяные пары – ничего подобного. На солнечной стороне кое-где кипит ртуть. Сера становится жидкой, многие летучие элементы тоже. Их пары и составляют атмосферу перегретой стороны Меркурия. В тени эти пары замерзают.
Все это промелькнуло в голове Лаки, когда он провел пальцами в перчатке по поверхности скалы в тени, и на пальцах появился налет замерзшей ртути, сверкающий в свете фонаря. Когда Лаки вышел на Солнце, налет тут же превратился в капли жидкости, которые постепенно испарились.
Солнце становилось все жарче. Но это не беспокоило Лаки. Даже если станет слишком жарко, он всегда может укрыться в тени и охладиться.
Более опасно коротковолновое излучение. Но Лаки сомневался, чтобы кратковременное облучение представляло опасность. Рабочие на Меркурии боятся радиации, потому что постоянно подвергаются ей в небольших количествах. Лаки вспомнил подчеркнутой Майндсом наблюдение: саботажник необычно долгое время оставался на солнце. Естественно, это насторожило Майндса. Когда постоянно подвергаешься облучению, глупо удлинять выдержку. Но в его случае выдержка будет кратковременной – по крайней мере Лаки на это надеялся.
Он двигался по темным пятнам, мрачно выделявшимся на фоне обычно красноватой поверхности Меркурия. Красноватый оттенок вполне объясним. Похоже на почву Марса – смесь силикатов с добавкой окиси железа, что и придает почве красноватый оттенок.
Черные места были для Лаки более интересны. В этих местах поверхность была более горячей, так как черный цвет поглощает больше солнечного тепла. Лаки на ходу наклонился и обнаружил, что в темных местах поверхность скорее рыхлая, чем жесткая. На перчатках остались черные следы. Он присмотрелся к ним. Возможно, графит или сульфид железа или серы. Возможно множество вариантов, но он готов был поручиться, что сульфид железа тут присутствует.
Наконец он остановился в тени скалы и осмотрелся. За полтора часа, по его оценке, он прошел около пятнадцати миль, судя по тому, что Солнце почти полностью поднялось над горизонтом (впрочем, в этот момент его больше занимала питательная жидкость, чем оценка пройденного расстояния).
Где-то слева находятся кабели проекта «Свет». Где-то справа другие кабели. Их точное расположение неважно. Они покрывают сотни квадратных миль, и глупо было бы бродить по ним, ища саботажника.
Майндс пытался это сделать наугад и потерпел поражение. Если тот объект, что он видел, действительно был саботажником, его предупредили из Купола. Майндс не скрывал, что собирается на солнечную сторону.
Лаки, наоборот, скрыл. Он надеялся, что предупреждения не будет.
И у него есть средство, которым не располагал Майндс. Лаки достал из сумки маленький эргометр. Подержал его в ладони, подставляя солнечному свету.
Включенный, прибор мгновенно ярко вспыхнул. Лаки улыбнулся и отрегулировал его так, чтобы он не реагировал на солнечный свет. На коротковолновую солнечную радиацию.
Прямоугольник потускнел.
Лаки вышел на солнце и стал терпеливо направлять прибор во все стороны. Есть ли здесь иной источник радиации помимо Солнца? Он, конечно, обнаружил направление на Купол, и свечение усилилось, когда он наклонил прибор в этом направлении к поверхности. Энергетическая установка Купола находилась почти в миле под поверхностью, и на том месте, где он стоял, максимальная яркость достигалась при наклоне в двадцать градусов.
Он медленно поворачивался, осторожно держа эргометр двумя пальцами, чтобы непрозрачный материал костюма не задерживал сигнальное излучение. Повернулся вторично, в третий раз.
Как будто в одном направлении прибор чуть засветился – трудно сказать точно. Может, ему просто показалось.
Он попробовал снова.
На этот раз ошибки быть не могло!
Лаки посмотрел в том направлении, откуда появилось свечение, и двинулся туда. Он не скрывал от себя, что, возможно, идет просто в сторону кармана радиоактивной руды.
* * *
Примерно через милю он увидел один из кабелей Майндса.
Это был не одиночный кабель, а скорее целая сеть, наполовину погруженная в грунт. Он прошел вдоль нее несколько сотен ярдов и наткнулся на квадратную металлическую плиту, со стороной примерно в четыре фута и с тщательно отполированной поверхностью. В ней, как в чистой воде, отражались звезды.
Несомненно, подумал Лаки, если правильно расположиться, увидишь в ней отражение Солнца. Он заметил, что плита меняет угол наклона, становясь то горизонтальной, то вертикальной. Он отвел взгляд, чтобы проверить, приспосабливается ли она к положению Солнца.
Снова взглянув на плиту, он поразился. Зеркальная поверхность больше не была зеркальной. Она стала тускло-черной, настолько матовой, что все Солнце Меркурия не способно было, казалось, осветить ее.
У него на глазах тусклая побежалость дрогнула, разорвалась на осколки.
И поверхность снова стала чистой.
Он понаблюдал еще за тремя циклами, при этом пластина поднимаясь все более и более вертикально. Вначале необыкновенно чистое отражение, затем его полное отсутствие. В неотражающем состоянии, понял Лаки, свет поглощается; в остальное время отражается. Смена фаз может быть регулярной, а может и сознательно неправильной. Он не мог, задерживаться, чтобы наблюдать дальше: сомнительно, что его познаний в гипероптике было достаточно, чтобы разобраться в устройстве.
Вероятно, сотни или тысячи таких квадратов, связанных кабелями и получающих энергию из установки под Куполом, поглощают и отражают свет под разными углами к Солнцу. И, вероятно, эта управляемая энергия перебрасывается через гиперпространство.
И, вероятно, разорванные кабели и разбитые пластины мешают установке функционировать нормально.
Лаки снова взглянул на эргометр. Он светился гораздо ярче, и Лаки снова двинулся в направление свечения.
Все ярче и ярче! То, за чем он следует меняет свое расположение. Источник гамма-лучей не закреплен неподвижно на поверхности Меркурия.
Значит, это не просто выход радиоактивной руды. Что-то подвижное. Для Лаки это означало человека или что-то принадлежащее человеку.
* * *
Вначале Лаки заметил движущуюся точку на светлом фоне. Это произошло после долгого перехода под открытым Солнцем, когда Лаки уже собирался встать в тень ближайшей скалы и немного охладиться.
Вместо этого он пошел быстрее. Температуру снаружи он оценивал примерно на уровне кипения воды, Внутри костюма, к счастью, она была значительно ниже.
Он мрачно подумал, что если бы Солнце стояло над головой, а не на горизонте, даже этот костюм оказался бы бесполезным.
Фигура не обращала на него внимания. Она продолжала двигаться своей дорогой, и походка ее свидетельствовала, что она не так легко справляется с местным тяготением, как Лаки. Ее походку, можно было описать почти как хромоту. Но она двигалась с большой скоростью. Пожирала расстояние.
Изолирующего костюма на ней нет. Даже с большого расстояния Лаки было ясно, что поверхность фигуры – сплошной металл.
Лаки ненадолго задержался тени скалы, но заставил себя выйти на солнце, не успев охладиться.
Фигуру жара, казалось, не беспокоила. За все это время она ни разу не пряталась в тени, хотя много раз была в нескольких шагах от нее.
Лаки задумчиво кивнул. Все совпадает.
Он пошел быстрее. Жара стала почти осязаемой на ощупь. Но теперь уже скоро.
Он отказался от своей привычной легкой походки. Все силы вкладывал в огромные пятнадцатифутовые прыжки.
Он закричал:
– Эй! Эй ты! Повернись!
Произнес он это повелительно, надеясь, что его радиосигнал будет получен и ему не придется переходить на язык жестов.
Фигура медленно повернулась, и ноздри Лаки раздулись в холодном удовлетворении. Пока все так, как он думал: фигура не принадлежит человеку, это вообще не живое существо!
