Текст книги "Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо (сборник)"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 87 страниц)

81

Снова Бейли пересек луг между домом Фастольфа и домом Глэдии. Он увидит Глэдию в четвертый раз за три дня – и (сердце у него болезненно сжалось) теперь в последний.

Его сопровождал Жискар – на некотором расстоянии, оглядывая окрестности еще более внимательно, чем прежде. Но для чего, если все факты уже известны председателю? Да и вообще, с самого начала опасность угрожала не ему, а Дэниелу. Видимо, Жискар еще не получил новых инструкций.

Только один раз он приблизился к Бейли – когда тот его окликнул:

– Жискар, а где Дэниел?

Жискар мгновенно очутился рядом с ним, словно не хотел повышать голоса.

– Дэниел отправился в космопорт вместе с другими нашими, чтобы организовать вашу доставку на Землю. Он встретит вас в космопорту, сопроводит на Землю и попрощается с вами уже там.

– Отлично! Мне дорог каждый лишний день, который я проведу с Дэниелом. А ты, Жискар? Ты полетишь с нами?

– Нет, сэр, я получил инструкции остаться на Авроре. Однако Дэниел и без меня будет хорошо вам служить.

– Не сомневаюсь, Жискар, но мне будет не хватать тебя.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Жискар и столь же молниеносно унесся в сторону. Бейли секунду-другую задумчиво следил за ним… Нет, всему свое время. Сейчас его ждет Глэдия.

82

Она вышла к нему навстречу, и как она изменилась за какие-то два дня! Нет, она не сияла радостью, не танцевали, не искрилась весельем, в ее лице и глазах оставалась серьезность, следствие шока и горькой потери, но тревога, безнадежность исчезли, сменились светлой безмятежностью, словно она вдруг поняла, что жизнь продолжается и даже приносит радость.

Она протянула ему руку с теплой дружеской улыбкой.

– Пожми ее, Элайдж, пожми же! – сказала Глэдия, когда он замялся. – Смешно, если после прошлой ночи ты будешь стесняться и делать вид, будто не хочешь дотронуться даже до моей руки. Как видишь, я все помню и ни с чем не жалею, Наоборот!

Бейли проделал необычную (для него) операцию – улыбнулся в ответ:

– Я тоже помню эту ночь, Глэдия, и тоже ни о чем не жалею. И хотел бы, чтобы она повторилась, но я пришел проститься.

Ее лицо омрачилось.

– Значит, ты возвращаешься на Землю! Но мои роботы все время поддерживают прямую связь с роботами доктора Фастольфа и они сказали мне, что все прошло очень хорошо. Ведь ты и не мог потерпеть неудачи!

– Да, все прошло удачно. Собственно говоря, доктор Фастольф одержал полную победу. Думаю, теперь никто не посмеет даже намекнуть, что он имел хоть какое-то отношение к гибели Джендера.

– Благодаря тому, что ты установил, Элайдж?

– По-видимому.

– Я так и знала! – В ее голосе прозвучала гордость. – Я знала, что ты во всем разберешься, когда посоветовала вызвать тебя сюда… Но в таком случае почему же тебя сразу отсылают?

– Именно потому, что все выяснилось. Если я задержусь, то, видимо, стану занозой под ногтями вершителей большой политики.

Глэдия посмотрела на него с некоторым недоумением, а потом с тем же недоумением сказала:

– Я не совсем поняла. Это что – земная идиома? Впрочем, неважно. Ты сумел установить, кто убил Джендера? Вот что важно.

Бейли обвел взглядом комнату. В одной нише стоял Жискар, в другой – робот Глэдии. Она без труда истолковала его взгляд.

– Элайдж, да перестань же думать о присутствии роботов! Тебя же не стесняет присутствие стула или вон тех штор?

Бейли кивнул:

– Ну хорошо. Глэдия, мне жаль, мне страшно жаль, но я был вынужден упомянуть, что Джендер был твоим мужем.

Ее глаза широко раскрылись, и он торопливо продолжал:

– У меня не оставалось другого выхода, но я гарантирую, это никак не скажется на твоем положении здесь.

Вкратце пересказав ей ход беседы с председателем, он закончил:

– Как видишь, Джендера никто не убивал. Гибель его была результатом случайности, хотя вероятность этой случайности скорее всего заметно увеличилась из-за того, чему он подвергался.

– А я даже не подозревала! – ахнула Глэдия. – Ничего не подозревала и оказалась пособницей Амадиро в его гнусном плане. И он виновен так же, как будто взял молот и ударил Джендера!

– Глэдия, – настойчиво сказал Бейли, – это несправедливо. Он не собирался причинить Джендеру вреда и делал то, что делал, ради блага Авроры, как он его понимает. И наказан он сполна. Потерпел сокрушительное поражение, все его планы рухнули, а Институт робопсихологии скоро признает руководство доктора Фастольфа. Ты не сумела бы придумать наказания страшнее, как бы ни старалась.

– Может быть… Мне надо подумать, – сказала она. – И ведь еще остается Сантрикс Гремионис, смазливый лакейчик, которому поручили выманивать меня из дома! Теперь понятно, почему он так упорствовал и делал вид, будто надеется вопреки моим отказам. Ну, он, конечно, снова сюда явится, и я с таким наслаждением…

Бейли яростно затряс головой:

– Нет, Глэдия, ты ошибаешься. Я разговаривал с ним и могу тебя заверить, что он понятия не имел о том, что делалось у него за спиной. Все происходило без его ведома, как и без твоего. Как раз наоборот: упорствовал он вовсе не потому, что тебя нужно было выманить из дома, но Амадиро ловко использовал его настойчивость. А настойчивым Гремиониса сделали его чувства к тебе. Его любовь, если на Авроре это слово означает то же, что на Земле.

– На Авроре оно означает балет. Джендер был робот, а ты – землянин. У аврорианцев все по-иному…

– Об этом ты уже говорила. Но, Глэдия, от Джендера ты научилась принимать, а от меня (я только повторяю твои слова) ты научилась дарить. И если ты научилась радости, то ведь будет только честно в свою очередь научить ей кого-то. Гремионис так увлечен тобой, что будет учиться охотно. Он уже бросил вызов обычаям Авроры, продолжая упорствовать вопреки твоим отказам. Переступит он и через другие предрассудки. Ты можешь научить его брать и дарить, и сама научишься, как брать у него и дарить ему.

Глэдия пристально посмотрела ему в глаза:

– Элайдж, ты стараешься избавиться от меня?

Бейли, помедлив, кивнул:

– Да, Глэдия, это так. Сейчас я больше всего на свете хочу счастья для тебя, как никогда ничего не хотел ни для себя, ни для Земли. Сам я счастья тебе дать не могу, но, если его тебе даст Гремионис, я буду счастлив… почти так же счастлив, как если бы дар этот ты получила от меня. Глэдия, думаю, ты будешь изумлена, с какой поспешностью он откажется от балета, стоит тебе показать ему, как это сделать. Ну а тогда явятся и другие пасть к твоим ногам… И Гремионис, наверное, сумеет обучить многих женщин. Возможно, Глэдия, вдвоем с ним вы полностью революционизируете сексуальную жизнь на Авроре, Как-никак, в распоряжении у вас целые века!

Глэдия растерянно уставилась на него, но тут же засмеялась.

– Ты меня дразнишь! Нарочно говоришь глупости. Вот уж не ожидала такого от тебя, Элайдж, У тебя ведь лицо всегда ужасно серьезное, даже торжественное. Иосафат! (Последнее слово она попыталась произнести низким баритоном на его манер.)

– Ну, может быть, я тебя чуточку и поддразнивал, но я действительно так думаю. Обещай, что не отнимешь у Гремиониса этой возможности.

Глэдия шагнула к нему, и он без колебаний обнял ее. Она прижала палец к его губам, и он ответил ей поцелуем.

– Разве ты не предпочел бы оставить меня себе, Элайдж? – шепнула она нежно.

Он прошептал в ответ совсем тихо (не в силах ни на секунду забыть о роботах в нише):

– Да, Глэдия, да! Стыдно признаться, но в эту минуту я позволил бы Земле рассыпаться прахом, лишь бы ты стала моей. Но это невозможно. Через несколько часов я покину Аврору, а лететь со мной тебе нельзя. На Аврору меня вряд ли когда-нибудь еще пустят, а ты не можешь посетить Землю. Я никогда больше тебя не увижу, Глэдия, но помнить буду всегда. Еще три-четыре десятилетия, и я умру, а ты будешь все такой лее молодой – и, значит, нам все равно пришлось бы проститься навсегда, даже если бы могли сбыться наши желания.

Глэдия положила голову ему на грудь:

– Ах, Элайдж! Ты дважды появлялся в моей жизни и оба раза – лишь на несколько часов. Дважды ты успевал сделать для меня так много и сразу прощался. В первый раз я только прикоснулась к твоему лицу, но как много это изменило! Второй раз я решилась на несравненно большее, и вновь это изменило так много! Я не забуду тебя, Элайдж, даже проживи я неисчислимые века!

– Только не допусти, чтобы это воспоминание стало преградой твоему счастью. Не прогоняй Гремиониса, сделай счастливым его и позволь ему дать счастье тебе. И ведь ты можешь писать мне, сколько захочешь… Между Авророй и Землей налажена гиперпочта.

– Я буду писать, Элайдж! А ты мне?

– Да, Глэдия.

Они умолкли и оторвались друг от друга, словно против воли. Она осталась стоять в центре комнаты, и когда у двери он обернулся, она все еще стояла там, чуть улыбаясь.

Его губы беззвучно произнесли «прощай!» И так же беззвучно – вслух эти слова у него никогда бы не вырвались – они произнесли «любовь моя».

Ее губы тоже дрогнули, неслышно шепча:

– Прощай, возлюбленный мой!

Он повернулся и вышел, зная, что никогда больше не увидит ее настоящую, никогда больше не прикоснется к ней.

83

Прошло довольно много времени, прежде чем Бейли собрался с силами для дела, которое ему еще оставалось довести до конца. Он молча прошел примерно половину расстояния до дома Фастольфа, но тут остановился и махнул рукой.

Внимательный Жискар тотчас оказался рядом с ним.

– Сколько у меня времени до отъезда в космопорт? – спросил Бейли.

– Три часа и десять минут, сэр.

Бейли на секунду задумался.

– Мне бы хотелось пройтись вон до того дерева, – сказал он затем. – Посидеть, прислонившись к стволу, а полном одиночестве. То есть, разумеется, с тобой, но вдали от других людей.

– Под открытым небом, сэр? – Естественно, робот был неспособен выразить удивление и озабоченность, но Бейли почему-то не сомневался, что, будь Жискар человеком, в его голосе прозвучали бы именно эти чувства.

– Да, – ответил он. – Мне необходимо поразмыслить, а после вчерашней ночи такой тихий день – солнечный, безоблачный, теплый – совсем не кажется опасным. Если я почувствую приближение приступа агорафобии, то сейчас же потороплюсь вернуться в дом, обещаю. Так ты побудешь со мной?

– Да, сэр!

– Отлично!

И Бейли зашагал к дереву. Он осторожно потрогал ствол и осмотрел свой пальцы. Они остались абсолютно чистыми. Убедившись, что кора не испачкает ему спину, он внимательно осмотрел траву у корней, затем осторожно сел и прислонился к стволу.

Спинка кресла, конечно, была бы удобнее, зато, как ни странно, его охватило ощущение тихого покоя, которое в комнате он обрел бы едва ли.

Жискар встал рядом, но Бейли сказал:

– Садись-ка и ты!

– Я чувствую себя совершенно нормально и стоя, сэр.

– Знаю, Жискар, но мне будет удобнее думать, если не придется задирать голову, чтобы смотреть на тебя.

– Но ведь сидя, сэр, мне будет труднее уберечь вас от опасности.

– Я и это знаю, Жискар, но сейчас мне никакая опасность не угрожает. Я выполнил то, что мне поручили, дело завершено, положение доктора Фастольфа вновь стало твердым. Сесть ты можешь без всякого риска, и я тебе приказываю: садись!

Жискар тотчас сел лицом к Бейли, но его взгляд продолжал настороженно блуждать по сторонам.

Бейли поглядывал на небо сквозь листву, удивительно зеленую на голубом фоне, прислушивался к жужжанию насекомых и нежданным птичьим трелям, следил за колыханием травы неподалеку (наверно, сквозь нее пробиралась какая-нибудь зверушка) и наслаждался этим тихим покоем – таким непохожим на вечный шум и суету Города, подумал он. Такой безмятежный, такой ленивый, такой нерушимый покой…

И впервые в жизни Бейли как будто понял, почему Вне можно предпочесть Городу. Внезапно он поймал себя на мысли, что рад всему пережитому на Авроре и больше всего – грозе. Ведь теперь нет сомнений, что он способен покинуть Землю и приспособиться к условиям нового мира, на котором поселится. Поселится с Беном, а может быть, И с Джесси.

– Вчера ночью во время грозы было темно хоть глаз выколи, – начал он. – И я все думал, увидел ли бы я спутник Авроры, если бы не тучи. У нее же есть спутник, если я не ошибаюсь?

– Два спутника, сэр. Тот, что побольше, – Тифон – тем не менее так мал, что выглядит как звезда второй величины. А второй вообще невооруженным глазом не виден. И его называют попросту «Тифон-два», если о нем вообще вспоминают.

– Спасибо. И, Жискар, спасибо за то, что ты меня спас в прошлую ночь. – Он взглянул на робота. – Я не знаю, как полагается тебя благодарить.

– Меня совершенно незачем благодарить. Я ведь просто выполнял требования Первого Закона. У меня не было выбора…

– Тем не менее не исключено, что я обязан тебе жизнью. И очень важно, чтобы ты знал, что я это хорошо понимаю… А теперь, Жискар, что мне следует сделать?

– Касательно чего, сэр?

– Я выполнил то, что мне было поручено. Доктор Фастольф может больше не опасаться своих врагов в Законодательном собрании. Будущее Земли более или менее. обеспечено. И мне словно бы больше нечего здесь делать. Однако все еще остается вопрос о том, что произошло с Джендером.

– Я не понял, сэр.

– Ну, предполагается, что он погиб от случайного замыкания позитронных связей своего мозга, но Фастольф не отрицает, что вероятность этого ничтожно мала. Конечно, от действий Амадиро она увеличилась, но все равно осталась бесконечно малой. Во всяком случае, так полагает Фастольф. Вот мне и продолжает казаться, что смерть Джендера явилась результатом сознательного робийства. Однако вновь вернуться к этому вопросу я не осмеливаюсь. Не хочу нарушать нынешнего положения вещей, когда все так хорошо уладилось. Не хочу вновь подвергать Фастольфа опасности. Не хочу бередить горе Глэдии. И не знаю, как поступить. Ни с одним человеком я этого обсудить не могу, вот и разговариваю с тобой, Жискар.

– Да, сэр.

– Ведь я всегда могу приказать, чтобы ты стер все мною сказанное и забыл о нем.

– Да, сэр.

– Так как же мне, по-твоему, следует поступить?

– Если это все-таки было робийство, сэр, его должен был кто-то совершить, однако совершить подобное по силам только доктору Фастольфу, а доктор Фастольф говорит, что он этого не делал.

– Да. С этого мы и начинали. Я верю доктору Фастольфу и совершенно убежден, что он тут ни при чем.

– В таком случае, сэр, это не было робийство.

– А предположим, кто-то еще знает о роботах столько же, сколько доктор Фастольф. Так-то, Жискар.

Бейли подтянул колени к самому подбородку и обхватил их руками. На Жискара он не смотрел и, казалось, о чем-то глубоко задумался.

– Но кто же это может быть, сэр? – спросил Жискар.

Наконец-то для Бейли наступил решающий момент.

– Ты, Жискар, – ответил он.

84

Будь Жискар человеком, он бы молча и ошеломленно уставился на Бейли, или вспыхнул гневом, или съежился от ужаса, или отреагировал еще как-нибудь, Но он был робот и просто спросил без тени эмоции:

– Почему вы это говорите, сэр?

– Жискар, я абсолютно уверен, что ты точно знаешь, почему и каким образом я пришел к своему выводу. Но, сделай милость, дай мне в этом мирном уголке, пока у меня еще есть время до отъезда, объяснить, как и что – для моего удовольствия. Хочу послушать собственные объяснения. И, пожалуйста; поправь меня, если я в чем-нибудь ошибусь.

– Хорошо, сэр.

– Полагаю, моя исходная ошибка состоит в том, что я счел тебя не таким разносторонним и более примитивным роботом, чем Дэниел, – из-за того лишь, что ты меньше похож на человека. Люди невольно чувствуют, что чем больше робот походит на человека, тем сложнее, совершеннее и способнее должен он быть. Бесспорно, робот твоего типа конструктивно относительно прост, а вот создание робота типа Дэниела оказалось неразрешимой задачей для робопсихологов уровня доктора Амадиро. Только гений – доктор Фастольф – сумел с ней справиться. Но, сдается мне, проблема Дэниела сводится к внешним человеческим характеристикам – мимике, тембру голоса, интонациям, жестам, движениям. Все это очень сложно, но не имеет отношения к сложности мозга. Я прав?

– Вы совершенно правы, сэр.

– Вот я автоматически и недооценил тебя, как недооценивают все. А ведь ты выдал себя еще до того, как мы высадились на Авроре. Возможно, ты помнишь, что перед посадкой у меня начался приступ агорафобии, и на какое-то время я стал даже еще более беспомощным, чем вчера в грозу.

– Я помню, сэр.

– В тот момент со мной в каюте был Дэниел, а ты стоял у двери снаружи. Я впадал в кататоническое состояние и был не в силах издать ни звука, а он, вероятно, на меня не смотрел и потому ничего не заметил. Ты был за дверью, и все же это ты бросился внутрь и отключил астросимулятор. Ты успел раньше Дэниела, хотя в быстроте рефлексов он тебе не уступает, что и продемонстрировал, когда помешал доктору Фастольфу меня ударить.

– Но доктор Фастольф, конечно же, вас не ударил бы.

– Разумеется. Он просто хотел убедить меня в молниеносности рефлексов Дэниела… Тем не менее, как я только что сказал, в каюте ты успел ко мне раньше. Я был не в том состоянии, чтобы анализировать факты, однако наблюдать – моя профессия, и даже агорафобическая паника не отключает меня полностью, как я доказал вчера ночью. Я все-таки заметил, что ты успел мне помочь раньше Дэниела, хотя потом постоянно об этом забывал. И вывод напрашивался только один.

Бейли умолк, словно ожидая от Жискара подтверждения, но робот ничего не сказал.

(В последующие годы, вспоминая Аврору, Бейли в первую секунду представлял себе именно это. Не грозу. Даже не Глэдию. А тихие минуты под деревом – зеленые листья на фоне небесной синевы, теплый ветерок, жужжание насекомых, шорох зверушек в траве… а напротив него Жискар, и глаза робота чуть светятся.)

– Выходит, – сказал Бейли, – что ты каким-то образом сумел уловить мое внутреннее состояние и даже за закрытой дверью понять, что у меня случился припадок. То есть, говоря коротко и, вероятно, упрощенно, ты способен читать чужие мысли.

– Да, сэр, – спокойно ответил робот.

– И не только читать, а еще и как-то воздействовать на них. По-моему, ты уловил, что я заметил эту странность, и тогда затемнил память о ней в моем мозгу, чтобы я забыл об этом случае, а и вспомнил бы, так не придал бы ему значения. Однако полностью тебе это не удалось, возможно, твоя способность ограничена…

– Сэр, – сказал Жискар, – все решает Первый Закон. Я должен был спасти вас, хотя и понимал, что тем самым выдам себя. А сознание ваше затемнить я мог лишь слегка, чтобы не причинить ему вреда.

Бейли кивнул:

– Да, вижу, у тебя есть свои трудности. Слегка – а потому я вспоминал, когда сознание у меня расслаблялось и было открыто для свободных ассоциаций. В грозу перед самым обмороком я подумал, что ты найдешь меня раньше других – как тогда на корабле. Да, ты мог меня найти по инфракрасному излучению, но ведь оно исходило от всех млекопитающих и птиц, а это запутывало поиски… Но ты-то воспринимал деятельность моего мозга и тогда, когда я был без сознания, и это, конечно, тебе помогло.

– Да, очень помогло, – сказал Жискар.

– То, что мне вспоминалось на грани сна или обморока, я вновь забывал, если сознание возвращалось ко мне полностью, Однако вчера ночью со мной была Глэдия, и утром она повторила мне мои слова: «Он успел раньше». Но смысл их я уловил только тогда, когда случайные слова доктора Фастольфа разорвали темную паутину. А тогда я вспомнил и многое другое. Например, когда я усомнился, действительно ли мы летим на Аврору, ты привел доказательства этому прежде, чем я успел задать вопрос… Насколько я понимаю, ты скрываешь свою способность читать мысли?

– Совершенно верно, сэр.

– А почему?

– Чтение мыслей открывает мне, сэр, особую возможность эффективнее выполнять требования Первого Закона, а потому я этой способностью очень дорожу. Она позволяет мне гораздо лучше оберегать людей от потенциальных опасностей. Но мне представляется, что доктор Фастольф, да и любой другой человек, не станет долго терпеть возле себя робота, умеющего читать мысли, а потому я скрываю свою способность. Доктор Фастольф любит рассказывать легенду о роботе, чтеце мыслей, которого Сьюзен Кэлвин уничтожила, и мне не хочется, чтобы он повторил ее достижение.

– Да, он рассказывал мне эту легенду. По-моему, он подсознательно подозревает о твоей способности, не то легенда не занимала бы его в такой степени. А для тебя, мне кажется, она опасна. Во всяком случае, я разобрался в случившемся отчасти благодаря ей.

. – Я делаю все, что могу, чтобы нейтрализовать опасность, не оказывая излишнего воздействия на сознание доктора Фастольфа. Он ведь никогда не забывает упомянуть о фантастичности и неправдоподобности легенды.

– Да, я помню. Но раз Фастольф не знает, что ты умеешь читать мысли, значит, эта способность не планировалась при твоем создании. Так откуда она у тебя?.. Нет, не отвечай, Жискар. Дай я сам попробую сообразить. Мисс Василия, когда в юности только-только заинтересовалась робопсихологией, специально занималась тобой, Она сказала мне, что экспериментировала с твоим программированием, а доктор Фастольф особенно за ней не следил. Так, может быть, она совершенно случайно вложила в тебя эту способность, Я прав?

– Да, сэр.

– И ты знаешь, что именно она сделала?

– Да, сэр.

– И пока среди роботов ты единственный чтец мыслей?

– Да, сэр. Но будут и другие.

– Спроси тебя я – или доктор Фастольф, – что именно сделала доктор Василия, ты нам ответил бы в силу Второго Закона?

– Нет, сэр, поскольку я заключил бы, что это причинит вам вред, И мой отказ будет опираться на Первый Закон. Впрочем, эта дилемма не возникнет. Я заранее узнаю о намерении задать этот вопрос и успею нейтрализовать импульс задать его.

– Верно, – сказал Бейли. – Позавчера вечером, когда мы возвращались от Глэдии в дом Фастольфа, я спросил Дэниела, были ли у него контакты с Джендером, пока тот жил у Глэдии, и он ответил отрицательно. Тогда я повернулся к тебе, чтобы задать тот же вопрос, но так его и не задал. Ты нейтрализовал импульс задать его?

– Да, сэр.

– Иначе тебе пришлось бы ответить утвердительно, а ты не хотел, чтобы я знал о твоем с ним общении.

– Да, не хотел, сэр.

– Контактируя с Джендером, ты знал, что Амадиро подвергает его испытаниям – ведь, полагаю, ты мог читать мысли Джендера или улавливать степень напряжения его позитронных потенциалов.

– Да, сэр. Эта способность равно распространяется на умственные процессы и людей, и роботов. Только роботов понимать значительно легче.

– Ты был против того, чем занимался Амадиро, поскольку согласен с Фастольфом в вопросе о заселении Галактики.

– Да, сэр.

– Но тогда почему ты не остановил Амадиро? Почему не нейтрализовал его импульс использовать Джендера?

– Сэр, – ответил Жискар, – заметное вмешательство в умственную деятельность недопустимо. Побуждения Амадиро были глубокими и сложными, нейтрализация их требовала радикального вмешательства, а его интеллект так развит и так ценен, что я не мог рискнуть на воздействие, которое почти наверное причинило бы ему вред. Я не вмешивался, но все время искал способ наилучшим образом осуществить требования Первого Закона. И наконец нашел наименее опасный способ. Принять решение было нелегко.

– Ты решил вывести Джендера из строя, прежде чем Амадиро получил бы сведения, необходимые для создания подлинно человекоподобного робота. И ты знал, как этого достигнуть, поскольку за долгие годы почерпнул все необходимые сведения о теории Фастольфа из его мыслей. Так?

– Именно так, сэр.

– Следовательно, Фастольф все-таки не единственный в мире специалист, которому было по силам уничтожить Джендера!

– В определенном смысле он все-таки единственный, сэр. Ведь мое умение было всего лишь отражением… или экстраполяцией его знаний.

– И этого оказалось достаточно, Но разве ты не предвидел, что в результате Фастольф попадет в опасное положение? Что подозрения, естественно, падут на него? Ты собирался сознаться в содеянном и рассказать о своей способности, если бы это потребовалось для его спасения?

– Я действительно понимал, что доктор Фастольф окажется в неприятном положении, но признаваться в своей вине не собирался. Я надеялся использовать ситуацию для того, чтобы вас послали на Аврору, сэр.

– Меня?! Так это была твоя идея? – Бейли был ошеломлен.

– Да, сэр. С вашего разрешения, я хотел бы объяснить.

– Да уж пожалуйста! – сказал Бейли.

– Я знал про вас от мисс Глэдии и доктора Фастольфа, сэр, и не только из их слов, но и из их мыслей. Я узнал о положении дел на Земле. Выяснилось, что земляне живут за стенами, из которых не имеют сил вырваться. Но мне стало ясно, что аврорианцы тоже живут за стенами – за стенами из роботов, которые оберегают их от всех превратностей жизни, а по плану Амадиро начали бы создавать такие же тепличные условия на других планетах, чтобы вновь укрывать аврорианцев, как стенами. Кроме того, аврорианцы живут за стенами, созданными их собственными долгими жизнями, которые заставляют их переоценивать индивидуализм, мешают объединить научные ресурсы, Избегают они и открытых схваток, а при помощи своего председателя требуют во что бы то ни стало избегать конфронтации и принимать решения прежде, чем проблема будет по-настоящему переварена. Они не желают затрудняться и с боями вырабатывать наилучшие решения. Им требуются умиротворяющие решения.

Стены землян – реальны и буквальны, их существование очевидно и навязчиво, и всегда есть жаждущие вырваться из них. Аврорианские стены нематериальны и даже не воспринимаются как стены, а потому никому даже в голову не приходит рваться на свободу. И я пришел к выводу, что заселить Галактику, положить начало Галактической империи должны земляне, а не аврорианцы или другие космониты. Так рассуждал доктор Фастольф, и я был с ним согласен, но он довольствовался рассуждениями, а мне при моих способностях требовалось больше. Я хотел познакомиться с сознанием хотя бы одного землянина напрямую, а вы были землянином, которого, мне казалось, я мог бы вызвать на Аврору. Заморозка Джендера позволила и остановить Амадиро, и найти повод для вашего появления здесь. Я самую чуточку подтолкнул мисс Глэдию, чтобы она посоветовала доктору Фастольфу пригласить вас, и чуточку подтолкнул его, чтобы он рекомендовал это председателю, и чуточку подтолкнул председателя, чтобы он дал согласие, С той минуты, как мы встретились, я изучал вас, и результаты превзошли все ожидания.

Жискар замолчал и вновь стал воплощением невозмутимости, как любой робот. Бейли нахмурился.

– Очевидно, в том, чего я здесь добился, никакой моей заслуги нет. Ты, конечно, позаботился, чтобы я добрался до истины.

– Нет, сэр. Наоборот, я чинил вам помехи – конечно, в разумной мере. Я не позволил вам узнать про мою способность, хотя мне и пришлось выдать себя. Я постарался, чтобы иногда вы испытывали уныние и отчаяние. Я подталкивал вас выходить во Вне, чтобы изучать, какое действие это на вас окажет. Но вы сумели так или иначе справиться с этими помехами, и я был очень доволен. Я убедился, что вы тоскуете по стенам своего Города, но понимаете, что должны научиться жить без них. Убедился, что вид на Аврору из космоса, а потом гроза оказали на вас самое мучительное воздействие, но не помешали вам думать и не заставили отказаться от вашей цели. Я убедился, что вы умеете справляться со своими недостатками и своим кратким жизненным сроком и что вы не стараетесь уклониться от схватки.

– Откуда ты знаешь, что я типичный представитель Земли? – спросил Бейли.

– Я знаю, что вы не типичны, но ваши мысли сказали мне, что вы не единственный такой, и мы будем созидать вместе с ними. Я об этом позабочусь. И теперь, когда я ясно вижу путь, по которому следует идти, я помогу другим роботам стать такими, как я, и они тоже будут помогать.

– Ты хочешь сказать, что на Землю прибудут роботы, читающие мысли? – перебил Бейли.

– Вовсе нет. И вы имели право встревожиться. Прямое участие роботов означало бы возведение тех самых стен, которые обрекают Аврору и другие космомиры на паралич. Землянам придется осваивать Галактику вообще без роботов. Это означает неимоверные трудности, опасности и беды – все то, что роботы попытались бы предотвратить, – но в конечном счете люди колоссально выиграют, добившись всего собственным трудом. И может быть, когда-нибудь в далекомдалеком будущем роботы снова внесут свою лепту. Кто знает?

– Ты провидишь будущее? – с любопытством спросил Бейли.

– Нет, сэр, но, изучая человеческие мысля, я смутно ощущаю, что существуют законы, которые управляют человеческим поведением, как Три Закона управляют поведением роботов, и, возможно, благодаря им когда-нибудь начнут в какой-то мере оформлять будущее. Человеческие законы несравненно сложнее Трех Законов, и я не знаю, как они действуют. Возможно, они статистические по своей природе, и плодотворно изучать их необходимо на человеческих массах огромной численности. Не исключено, что они очень рыхлы и обретают смысл только тогда, когда эти массы ничего не знают об их действии.

– Скажи, Жискар, это ведь та психоистория, о которой говорил доктор Фастольф? – спросил Бейли.

– Да, сэр. Я очень осторожно внедрил эту идею в его сознание, чтобы начался процесс ее изучения. В ней возникнет нужда – рано или поздно. Ведь теперь существованию космомиров с их долгим сроком жизни и роботизированной культурой подходит конец, а новая волна экспансии человечества, осуществляемая людьми с коротким сроком жизни – без роботов! – вот-вот начнется.

– А теперь, – Жискар поднялся с земли, – я думаю, сэр, нам пора вернуться в дом доктора Фастольфа и приготовиться к вашему отбытию. Разумеется, никаких упоминаний про то, о чем мы говорили, не будет.

– Все останется строго между нами, можешь мне поверить, – сказал Бейли.

– Совершенно верно, – невозмутимо добавил Жискар. – Но пусть вас не пугает мысль о ложащейся на вас ответственности. Я позволю вам помнить, но у вас никогда не возникнет желания рассказать о нашем разговоре – никогда и ни малейшего.

Бейли только поднял брови, покоряясь неизбежности, и сказал:

– Жискар, еще одно, прежде чем ты заткнешь мне рот. Присмотри, чтобы Глэдии спокойно жилось на этой планете, чтобы ее не третировали за то, что она солярианка и считала робота своим мужем, и… и пусть она даст согласие Гремионису, хорошо?

– Я слышал ваш последний разговор с мисс Глэдией, сэр, и я все понял. Об этом не тревожьтесь. А теперь, сэр, можно мне попрощаться с вами, пока нас никто не видит? – И Жискар протянул ему руку таким человеческим жестом, какого Бейли у него прежде не видел.

Бейли пожал ее – твердую и прохладную.

– Прощай, друг Жискар.

– Прощай, друг Элайдж, – сказал Жискар, – и помни, хотя название это принято давать Авроре, с этого момента истинный Мир Зари – это Земля.