Текст книги "Новые Миры Айзека Азимова. Том 2"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Жизненное пространство

Living Space

© 1956 by Isaac Asimov

Жизненное пространство

© Издательство «Полярис», перевод, 1996

Кларенс Римбро не имел ничего против проживания в единственном доме, имевшемся на необитаемой планете, – не больше, чем любой другой из триллиона жителей Земли.

Если бы его спросили насчет возможных возражений с его стороны, он, вне всяких сомнений, не понял бы спрашивающего и только тупо смотрел бы на него. Его дом был намного больше любого из тех домов, которые только возможны на собственно Земле, и намного современнее. При доме имелась система автономного снабжения воздухом и водой; в морозильных камерах не переводилась еда. Силовым полем здание было надежно изолировано от безжизненной планеты, приютившей его, однако комнаты располагались по соседству с фермой (застекленной, разумеется) площадью в пять акров. На ферме под благотворными лучами здешнего солнца выращивались цветы – для удовольствия и овощи – для здоровья. Здесь даже содержалось несколько цыплят. Хозяйство давало возможность миссис Римбро как-то занять себя в течение дня, а для двух маленьких Римбро оно было идеальным местом для игр, когда им надоедало сидеть дома.

Более того, если кому-то захотелось бывдруг очутиться на собственно Земле, очень бы захотелось; если у кого-то возникла бы потребность в обществе людей или в воздухе, чтобы свободно подышать, или в воде, чтобы искупаться, – ему достаточно было лишь шагнуть за порог дома.

Так о каких трудностях могла еще идти речь?

Следует также не забывать, что на этой безжизненной планете, где располагался дом Римбро, царила мертвая тишина, лишь время от времени нарушаемая монотонными звуками ветра с дождем. Здесь возникало чувство полной уединенности и полного, безраздельного обладания двумястами миллионами квадратных миль поверхности планеты.

Кларенс Римбро умел сдержанно, но по достоинству оценить все это. Он был бухгалтером, умеющим искусно обращаться с самыми современными моделями компьютеров и ясно осознающим свою собственную значимость. Манеры его были всегда безупречны, а одежда аккуратна; улыбка редко мелькала под его жидкими, но тщательно ухоженными усами. Когда он ехал с работы домой, то на его пути иногда попадались жилые дома на собственно Земле, и он неизменно разглядывал их с чувством некоторого самодовольства.

Что ж, определенная часть населения была попросту вынуждена жить на собственно Земле – кто-то из деловых соображений, а кто-то по причине отклонений в умственном развитии. Тем хуже для них. В конце концов, почва собственно Земли вынужденно снабжала минералами и основными запасами пищи целый триллион жителей (а через пятьдесят лет их будет два триллиона), и жизненное пространство ценилось здесь выше номинала. Поэтому дома на собственно Земле и не могли строиться более внушительных размеров, а людям, которые вынужденно проживали в них, приходилось мириться с этим фактом.

Даже сам процесс того, как Римбро входил в свой дом, доставлял ему удовольствие. Каждый раз, когда он входил в здание общественного преобразователя, абонентом которого являлся (по внешнему виду сооружение напоминало усеянный пнями обелиск – впрочем, как и все подобные сооружения), то там он неизменно встречал других людей, ожидающих своей очереди воспользоваться преобразователем. И пока подходила его очередь, прибывали все новые и новые люди. Это было время дружеских общений.

«Как там на твоей планете?» – «А на твоей?» Обычная легкая беседа. Иногда с кем-либо случалась неприятность: поломка механизма или взбесившаяся погода, что вело к неблагоприятному изменению рельефа. Правда, не так часто.

Но это помогало скрашивать время ожидания. Затем подходила очередь Римбро. Он вставлял в паз свой ключ. Перфорировалась нужная комбинация. И преобразователь выталкивал его в новую вероятностную модель мира. В ту, что была предназначена ему, когда он женился и стал продуктивным гражданином. В ту вероятностную модель, в которой жизнь на Земле не получила развития. И, пройдя через преобразователь на эту единственную в своем роде безжизненную Землю, он входил прямо в вестибюль собственного дома.

Таким вот образом.

Его никогда не волновало то, что он живет в другой вероятности. Да и зачем ему волноваться? Он никогда не задумывался над этим. Существовало бесконечное число потенциальных планет Земля. Каждая занимала свою нишу и представляла из себя свою вероятностную модель. По подсчетам выходило, что вероятность зарождения жизни на таких планетах, как Земля, составляла пятьдесят случаев из ста. Отсюда следовало, что половина из возможных Земель (а значит, бесконечное их количество, поскольку половина бесконечности равна бесконечности) обладает жизнью и половина (такое же бесконечное количество) не обладает А проживание на почти трехстах миллиардах неосвоенных Земель означало триста миллиардов семей, каждая из которых владела собственным красивым домом, использующим энергию солнца той вероятности, в которой они жили; означало покой, в котором пребывала каждая семья. К числу Земель, обживаемых таким образом, каждый день прибавлялись миллионы новых.

Однажды, когда Римбро вернулся с работы и только-только переступил порог дома, Сандра (его жена) сказала ему:

– Я слышала какой-то очень странный шум.

Брови Римбро удивленно взметнулись, и он пристально посмотрел на жену. Она выглядела вполне обычно, если не считать легкой дрожи тонких пальцев и бледности, разлившейся в уголках плотно сжатого рта.

– Шум? Какой шум? – спросил Римбро, продолжая держать свое пальто в руках, позабыв, что хотел отдать его сервороботу, который застыл в терпеливом ожидании. – Я ничего не слышу.

– Сейчас он уже прекратился, – сказала Сандра. – Я действительно слышала. Звуки были какие-то бухающие, громыхающие. Немного вот так пошумит, потом прекращается. Потом снова немного пошумит, и так все время. Ничего подобного я никогда не слышала.

Римбро отдал пальто.

– Но это совершенно невозможно.

– Однако я слышалаэтот шум.

– Пойду осмотрю механизмы, – пробормотал он. – Возможно, что-то вышло из строя.

На его, бухгалтера, взгляд все было в норме, и, пожав плечами, он отправился ужинать. Он прислушался к гудению деловито суетившихся сервороботов, занятых своей работой по хозяйству, понаблюдал за одним из них, убирающим со стола посуду и столовые приборы для отправки их в утилизатор и регенератор, и, поджав губы, проговорил.

– Скорее всего разладился один из сервороботов. Надо будет проверить их.

– Нет, Кларенс, шум был совсем иного характера. Римбро отправился спать, выбросив из головы всякие мысли о шуме.

Он проснулся оттого, что рука жены вдруг стиснула его плечо. Он автоматически потянулся к выключателю – и стены валились ровным светом.

– Что случилось? Сколько сейчас времени? Она покачала головой:

– Слушай! Слушай!

О Боже, подумал Римбро, действительно что-то шумит. Можно сказать, даже грохочет, причем довольно отчетливо. Начавшись, грохот не прекращался.

– Землетрясение? – прошептал он.

На Земле, конечно же, не без этого, но, имея возможность выбирать из целой планеты любое место для жилья, они были вправе рассчитывать на более удачный выбор, чтобы избежать поселения на местности с какими-либо дефектами.

– Весь день напролет? – с раздражением спросила Сандра. – Думается мне, что это нечто иное. – А затем она облекла в слова скрытый страх всех боязливых домовладельцев: – Мне кажется, что мы не одни на этой планете. Эта Земля обитаема.

Римбро поступил разумно. С наступлением утра он отвел жену и детей к теще, А сам взял на работе отгул и поспешил в Жилищное бюро отдела.

Он был крайне раздосадован всем этим.

Билл Чинг был веселым, жизнерадостным человеком маленького роста, который гордился тем, что в его жилах текла толика крови монгольских предков. Он считал, что вероятностные модели разрешили все насущные проблемы человечества. Алек Мишнофф, тоже из Жилищного бюро, думал иначе: он не сомневался, что вероятностные модели служат ловушкой, в которую безнадежно попалось введенное в соблазн человечество. Поначалу он специализировался в археологии и изучил множество древних предметов, которыми все еще была забита его изящно посаженная голова. Несмотря на властные брови, его лицу удавалось сохранить нежное выражение. В его душе вынашивалась мысль, о которой он до сих пор не осмеливался рассказать никому, хотя увлеченность ею увела его когда-то из археологии в область жилищных вопросов.

Чинг любил повторять «К черту Мальтуса [1]1
  Мальтус (1766–1834) – английский экономист и священник, автор книги «Опыт о законе народонаселения». Нищету масс он объяснял быстрым ростом населения (Здесь и далее примеч. пер.).


[Закрыть]», и это его выражение стало своего рода словесным клеймом, его отличительным знаком.

– К черту Мальтуса! Мы теперь никогда не дойдем до состояния перенаселенности. С какой бы скоростью мы ни множились, число homo sapiens всегда будет конечно, в то время как количество необитаемых Земель останется бесконечным.

И нам вовсе не обязательно на каждой планете размещать по одному дому. Мы можем разместить там сотню, тысячу, миллион домов. Места вдоволь, как вдоволь и энергии вероятностного солнца.

– Больше одного дома на планету? – с кислым видом вопрошал Мишнофф.

Чинг знал, о чем тот говорит. Когда вероятностные модели стали только-только входить в употребление, то для ранних поселенцев мощным стимулом являлось единоличное владение планетой. Ведь это как нельзя лучше отвечало запросам мещанина и деспота, которые живут в душе каждого. «Кто из людей настолько беден, – гласил рекламный призыв, – чтобы не стать обладателем империи, по размерам превосходящей империю Чингисхана?»Внедрить сейчас принцип множественности поселений означало бы бросить всем вызов.

– Ну хорошо, – говорил Чинг, пожимая плечами. – Может статься и так, что потребуется психологическая подготовка. И что? Именно с этого вообще и надо было все начинать.

– А пища? – спрашивал Мишнофф.

– Тебе известно, что в некоторых вероятностных моделях мы возводим гидропонные сооружения и разводим дрожжевые клетки. И если придется, мы сумели бы культивировать почву этих планет.

– Облачаясь в скафандры и дыша ввозимым кислородом.

– Кислород мы могли бы получать путем разложения двуокиси углерода – пока растения не пойдут в рост, а там уж они сами сделают всю работу.

– За миллион лет.

– Мишнофф, твой недостаток в том, что ты прочитал слишком много книг по древней истории, – замечал Чинг. – Ты – обструкционист.

Впрочем, Чинг был слишком добродушен, чтобы действительно думать такое про Мишноффа, и тот продолжал читать книги и проявлять беспокойство. Мишнофф страстно мечтал о том дне, когда он смог бы набраться храбрости, чтобы пойти к руководителю отдела и выложить как на духу все, что тревожит его, – вот так: бац, и готово!

Ну а сейчас перед ними находился некий мистер Кларенс Римбро, слегка потеющий и имеющий крайне сердитый вид от того, что ему пришлось потратить чуть ли не два дня, чтобы добраться в такую даль до этого бюро.

Он достиг кульминационного пункта в своем изложении, сообщив: «А я говорю, что планета обитаема, и я не собираюсь мириться с этим».

Выслушав его рассказ до конца, Чинг сделал попытку как-то успокоить его.

– Возможно, подобный шум связан с каким-либо природным явлением, – сказал он.

– Что еще за природное явление? – ринулся в атаку Римбро. – Я требую расследования. Если это природное явление, то я хочу знать, какого оно рода. Я настаиваю, что моя планета обитаема. Богом клянусь, на ней существует жизнь, а я выплачиваю арендную плату не для того, чтобы делиться с кем-то моей планетой. Даже с динозаврами, если судить по звукам.

– Успокойтесь, мистер Римбро. Как долго вы проживаете на вашей Земле?

– Пятнадцать с половиной лет.

– Встречались ли вам за это время хоть какие-то признаки жизни?

– Они сейчас встречаются, и я как гражданин с высокой степенью продуктивности, классифицированной по категории A-I, настоятельно требую расследования.

– Конечно же, мы все расследуем, сэр. А сейчас мы хотим просто уверить вас, что все в порядке. Вы знаете, как тщательно мы подбираем свои вероятностные модели?

– Я – бухгалтер. Так что имею довольно неплохое представление об этом, – выпалил Римбро.

– В таком случае для вас, вероятно, не секрет, что наш компьютер не может подвести. Выбор никогда не остановится на той вероятности, которая избиралась прежде. Это просто невозможно. По этой причине выбор падает только на те вероятностные модели, в которых Земля обладает атмосферой из двуокиси углерода и где растительная жизнь, а следовательно, и животная никогда не получали развития. Потому что с появлением растительности двуокись углерода стала бы разлагаться, а при его разложении активно выделяется кислород. Вы понимаете?

– Я прекрасно все понимаю, однако я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать лекции, – отрезал Мишнофф. – От вас мне нужно только расследование, и больше ничего. Мне оскорбительна сама мысль, что я могу разделять свой мир, свой собственный мир, еще с кем-то или чем-то, и я не потерплю этого.

– Нет, конечно же, нет, – пробормотал Чинг, избегая сардонического взгляда Мишноффа. – Мы будем у вас еще засветло…

Нагруженные всем необходимым оборудованием, они держали путь к зданию, где располагался преобразователь.

– Хочу тебя спросить кое о чем, – произнес Мишнофф. – К чему ты соблюдаешь эти формальности типа: «Не стоит беспокоиться, сэр»? Они все равно всегда беспокоятся. Чего ты этим добиваешься?

– Мне нужно было попробовать. Они не должныбеспокоиться, – нетерпеливо ответил Чинг. – Разве ты когда-либо слышал о двууглекислоуглеродной планете, которая была быобитаемой? Кроме того, Римбро относится к тому типу людей, которые распространяют слухи. Таких я сразу распознаю. К тому времени как он справится со своими нынешними волнениями, он, если потворствовать ему, заявит, что его солнце выродилось в новую звезду.

– Иногда случается и такое, – заметил Мишнофф.

– И что с того? С лица Земли исчезает один дом, и одна семья погибает. Видишь, ты действительно обструкционист. В древние времена – те, которые тебе нравятся, – случись в Китае или каком-либо другом месте наводнение, погибли бы тысячи людей. И это при населении в жалкий миллиард или два.

– Откуда тебе известно, что на планете Римбро нет жизни? – проворчал Мишнофф.

– Двууглекислоуглеродная атмосфера.

– Но предположим… – Бесполезно. Мишнофф так и не осмелился высказать свою мысль и, запинаясь, закончил: – Предположим, что растительная и животная жизнь каким-то образом все-таки получают свое развитие в двууглекислоуглеродной атмосфере.

– Такого пока нигде не наблюдалось.

– В бесконечности миров… всякое может случиться. – Он закончил шепотом: – Должно случиться.

– Раз на дуодециллион [2]2
  Дуодециллион составляет 12x1033.


[Закрыть], – обронил Чинг, пожимая плечами.

Прибыв наконец в преобразовательный пункт и воспользовавшись грузовым преобразователем, они отослали свою машину (прямо на стоянку Римбро). А вслед за машиной и сами вошли в вероятностную модель Римбро. Сначала Чинг, затем Мишнофф.

– Красивый дом, – с удовлетворением заметил Чинг. – Очень красивый образец. Хороший вкус.

– Слышишь что-нибудь? – спросил Мишнофф.

– Нет.

Чинг неторопливо прошел в сад.

– Эй! – крикнул он. – Краснокожие Род-Айленда. Поглядывая на стеклянную крышу, Мишнофф последовал за ним. Солнце выглядело точно так же, как и на триллионе других Земель.

– Здесь была бы вполне вероятна растительная жизнь на стадии зарождения, – рассеянно произнес он. – Возможно, сейчас происходит постепенное выпаривание двууглекислого углерода. Компьютер вряд ли узнает об этом.

– А чтобы зародилась животная жизнь, понадобится, по-видимому, миллион лет, и еще миллион лет, чтобы она вышла из океана.

– Не обязательно. Эта модель может развиваться своим путем.

Чинг положил руку на плечо компаньона.

– Все это пустые измышления. Когда-нибудь ты мне расскажешь, что тебя беспокоит на самом деле, вместо того чтобы просто намекать. Тогда мы сможем помочь тебе разобраться в собственных мыслях.

Досадливо хмурясь, Мишнофф увернулся от обнимавшей его руки. Терпимость Чинга всегда действовала ему на нервы.

– Давай обойдемся без психотерапии… – начал было он, на внезапно замолчал. – Слушай! – прошептал он затем.

До них донесся отдаленный рокочущий звук. Звук повторился.

Они установили в центре помещения сейсмограф и активировали силовое поле, которое проникало глубоко вниз и было накрепко связано со скальным основанием. Оба наблюдали за дрожащей стрелкой, регистрирующей толчки.

– Одни поверхностные волны, – проговорил Мишнофф. – Очень неглубокие. Источник колебаний явно не подземный.

Чинг заметно приуныл.

– Тогда что же это может быть?

– Думаю, – сказал Мишнофф, – что хорошо бы нам выяснить это. – От дурных предчувствий его лицо посерело. – Нам придется взять еще один сейсмограф и разместить его в другом месте. Тогда мы сможем определить очаг возмущения.

– Разумеется, – отозвался Чинг. – Я выйду наружу с другим сейсмографом, а ты оставайся здесь.

– Нет, – решительно произнес Мишнофф. – Наружу пойду я. Мишноффом владел страх, но у него не было выбора. Если шум связан с тем самым,то он психологически готов к этому. Он бы сумел передать предупреждение. Появление снаружи ни о чем не подозревающего Чинга имело бы гибельные последствия. Предупредить Чинга он тоже не мог, потому что тот, несомненно, никогда не поверит ему.

Поскольку Мишнофф был человеком вовсе не героического склада, его охватила дрожь. Он дрожал, когда забирался в кислородный скафандр и неловко возился с дезинтегратором, пытаясь локально разрушить силовое поле, чтобы освободить себе запасной выход.

– Почему тытак хочешь выйти? У тебя есть какая-либо веская причина? – спросил Чинг, наблюдая за неловкими действиями напарника. – А то я бы с удовольствием.

– Все в порядке. Я выхожу, – произнес Мишнофф, выталкивая слова из пересохшего горла, и шагнул в тамбур, из которого лежал путь на пустынную поверхность безжизненной Земли. Предположительно безжизненной Земли.

Пейзаж, представший перед глазами Мишноффа, был ему не в диковину. Такое он видел уже сотню раз. Голые скалы в лощинах, выветрившиеся под воздействием ветра и дождя, покрытые коркой и припудренные песком. Маленький звонкий ручеек, бьющийся о каменистое дно своего русла. Пейзаж выдержан в коричневых и серых тонах, зеленого нет и в помине. И ни единого звука, издаваемого живым существом. – Тем не менее солнце было тем же, и теми же, вероятно, были созвездия, когда наступала ночь.

Место поселения располагалось в том районе, который на собственно Земле назывался бы Лабрадором. (И здесь тоже был Лабрадор, самый настоящий. По подсчетам, значительные изменения в геологическом развитии Земель наблюдались крайне редко – один случай из квадрильона или около того. Континенты вплоть до мельчайших деталей были повсюду вполне узнаваемы.)

Несмотря на местоположение и время года – октябрь, погода была жаркой и влажной. Чувствовалось, что на мертвой атмосфере этой Земли сказывался тепличный эффект двууглекислого углерода.

Мишнофф подавленно смотрел на все это сквозь прозрачное стекло шлема. Если эпицентр шума находился бы где-то поблизости, то для его определения было бы достаточно установить второй сейсмограф примерно в миле отсюда. Если же нет, то придется воспользоваться воздушным скутером. Итак, для начала разберемся с менее сложным вариантом.

Тщательно выверяя каждое движение, он стал подниматься по каменистому склону горы. На вершине он бы сумел выбрать нужное место.

Мишнофф поднялся на вершину, пыхтя и страдая от мучительной липкой жары, и обнаружил, что ему не придется что-либо выбирать.

Его сердце колотилось так громко, что когда он крикнул в радиомикрофон, то едва расслышал свой голос:

– Эй, Чинг, здесь вовсю идет какое-то строительство!

– Что? – ударил по барабанным перепонкам вернувшийся изумленный возглас, полный смятения.

Ошибки не было. Разравнивалась земля. Работали механизмы Взрывались скалы.

– Ведутся взрывные работы! – вскричал Мишнофф. – Отсюда и шум.

– Но это невозможно! – закричал в ответ Чинг. – Компьютер никогда бы не выбрал дважды одну и ту же вероятностную модель. Он бы не смог.

– Ты не понимаешь… – начал Мишнофф.

Но Чинг следовал фарватером лишь собственных мыслей:

– Давай закругляйся там, Мишнофф. Я иду к тебе.

– Нет, черт возьми! Оставайся там! – встревожено закричал Мишнофф. – Держи со мной связь по радио и, Бога ради, будь готов срочно вернуться на собственно Землю, как только я скажу.

– Почему? – спросил Чинг. – Что происходит?

– Пока не знаю, – признался Мишнофф. – Предоставь мне возможность выяснить это.

К своему удивлению, он заметил, что зубы его стучат.

Шепотом посылая проклятия по адресу компьютера, вероятностных моделей и ненасытной потребности триллиона человеческих существ в жизненном пространстве, размножающихся словно на дрожжах, Мишнофф поскользнулся и покатился вниз по противоположному склону. Перестук сорвавшихся следом камешков создавал своеобразное эхо.

Навстречу ему вышел человек, одетый в газонепроницаемый скафандр, который хотя во многом и отличался от скафандра Мишноффа, но явно предназначался для той же цели – обеспечивать легкие кислородом.

– Постой, Чинг, – напряженно выдохнул в микрофон Мишнофф. – Ко мне направляется какой-то человек. Держи связь. – Мишнофф почувствовал, как утихает бешеный стук его сердца, а мехи легких начинают работать в более спокойном ритме.

Оба смотрели друг на друга. Стоявший напротив человек был светловолос. Удивление, написанное на грубоватом лице, было слишком велико, чтобы счесть его за притворство.

– Wer sind Sie? [3]3
  Кто вы? (нем.).


[Закрыть]– спросил тот резким голосом. – Was machen Sie hier? [4]4
  Что вы здесь делаете? (нем.).


[Закрыть]

Мишнофф стоял словно громом пораженный. Когда он еще собирался стать археологом, то целых два года изучал древний немецкий язык, и поэтому сейчас легко уловил смысл сказанного, хотя произношение было не таким, какому его учили. Незнакомец интересовался его личностью и его здешними делами.

Ошеломленный, Мишнофф с трудом выговорил: «Sprechen Sie Deutsch?» – тут же ему пришлось шепотом успокаивать Чинга, чей взволнованный голос, сотрясая наушники, требовал разъяснить всю эту тарабарщину.

Германоязычный, не ответив на вопрос прямо, повторил.

– Wer sind Sie? – и нетерпеливо добавил: – Hier ist fur ein verruckten Spass keine Zeit [5]5
  Кто вы? Здесь не время для всяких дурацких шуток (нем.).


[Закрыть].

Мишнофф тоже был не расположен к шуткам, особенно глупым, но продолжал:

– Sprechen Sie Planetisch? [6]6
  Говорите ли вы по-планетянски? (нем).


[Закрыть]

Он не знал, как сказать по-немецки «литературный планетарный язык», поэтому был вынужден прибегнуть к приблизительному переводу. Ему на ум пришла запоздалая мысль, что следовало бы, наверное, назвать этот язык прямо по-английски.

Незнакомец смотрел на него округлившимися глазами:

– Sind Sie wahnsinnig? [7]7
  Вы – сумасшедший? (нем).


[Закрыть]

Мишнофф уже почти согласился было с этим определением, но в робкой попытке самозащиты произнес:

– Я не сумасшедший, черт возьми. Я хочу сказать: Auf der Erde woher Sie gekom… [8]8
  На эту Землю откуда вы при. (нем.).


[Закрыть]

Знания немецкого явно не хватало, и он сдался. Но мысль, которая недавно пришла ему в голову и не давала ему покоя, продолжала мучить его. Ему было просто необходимо найти какой-то способ, чтобы проверить свою догадку.

– Welches Jahr ist es jetzt? [9]9
  Какой сейчас год? (нем).


[Закрыть]

Незнакомец уже интересовался состоянием его психического здоровья и теперь, когда ему задали вопрос о годе, наверняка убедится в явном нездоровье пришельца. Но это был единственный вопрос, на который Мишноффу хватило его немецкого.

Его собеседник пробормотал какую-то фразу, подозрительно смахивающую на крепкое немецкое ругательство, а затем довольно внятно произнес:

– Es ist doch zwei tausend drei hundert vier-und-sechzig, und warum… [10]10
  Разумеется, две тысячи триста шестьдесят четвертый год, но почему. (нем).


[Закрыть]

За этим последовал стремительный поток немецких фраз, из которых Мишнофф не смог понять ни единой. Но ему было достаточно и того, что он услышал.

Если он правильно перевел с немецкого, то незнакомец упомянул 2364 год, который остался в прошлом почти две тысячи лет тому назад. Как такое могло произойти?

– Zwei tausend drei hundert vier-und-sechzig? [11]11
  Две тысячи триста шестьдесят четвертый? (нем.).


[Закрыть]– глухо переспросил он.

– Ja, ja, – саркастически ответили ему. – Zwei tausend drei hundert vier-und-sechzig. Der ganze Jahr lang ist es so gewesen [12]12
  Да, да. Две тысячи триста шестьдесят четвертый. И так было целый год (нем.).


[Закрыть].

Мишнофф пожал плечами. Утверждение, что так было весь год подряд, вовсе не показалось ему смешной остротой даже на немецком, а уж о переводе и говорить нечего. Он погрузился в размышления.

Германоязычный продолжал говорить, и в его голосе усиливались иронические нотки:

– Zwei tausend drei humdert vier-und-sechzig nach Hitler. Hilft das Ihnen vielleicht? Nach Hitler [13]13
  Две тысячи триста шестьдесят четвертый год гитлеровской эры. Быть может, это вам поможет? Гитлеровской эры! (нем.).


[Закрыть].

– Еще как поможет! – радостно вскрикнул Мишнофф. – Es hilft! Horen Sie, bitte… [14]14
  Помогает! Послушайте, пожалуйста… (нем.).


[Закрыть]– Он продолжал говорить на ломаном немецком, вкрапляя в него обрывки планетарного: – Бога ради, um Gottes willen… [15]15
  Ради Бога… (нем.).


[Закрыть]

Если отсчитать 2364 года от Гитлера, все равно получался другой год.

Безнадежно путаясь, он мучительно складывал немецкие слова, пытаясь объясниться.

Нахмурясь, незнакомец задумался. Он машинально поднес к подбородку руку в перчатке, чтобы по привычке погладить его или сделать похожий жест, но, наткнувшись на прозрачное стекло шлема, закрывавшее лицо, так же машинально опустил ее.

– Ich heiss George Fallenby [16]16
  Меня зовут Георг Фалленби (нем.).


[Закрыть], – сказал он внезапно. Имя, как показалось Мишноффу, было англосаксонского происхождения – даже несмотря на то что незнакомец своим произношением сильно изменил его, придав ему вид тевтонского имени.

– Guten Tag, – неловко поздоровался Мишнофф. – Ich heiss Alec Mishnoff [17]17
  Добрый день. Меня зовут Алек Мишнофф (нем.).


[Закрыть]. – Только сейчас ему вдруг открылось, что его собственное имя – славянского происхождения.

– Kommen Sie mit mir, Herr Mishnoff [18]18
  Пойдемте со мной, господин Мишнофф (нем.).


[Закрыть], – проговорил Фалленби.

Вымучено улыбаясь, Мишнофф последовал за ним и негромко передал по радио:

– Все в порядке, Чинг. Все в порядке.

Вернувшись на собственно Землю, Мишнофф встретился с руководителем бюро отдела, который, можно сказать, буквально состарился на службе. Каждый его седой волосок означал успешно разрешенную проблему, которая когда-либо встречалась на его пути; а каждый выпавший волосок – предотвращенную драму. Он был осторожным человеком и никогда не поступал опрометчиво. Его глаза были все еще по-юношески ярки, а зубы – до сих пор собственные. Звали его Берг. Он покачал головой:

– Значит, они разговаривали по-немецки. Но на немецком, который ты изучал, изъяснялись две тысячи лет тому назад.

– Верно, – согласился Мишнофф. – Но тому английскому, на котором говорил Хемингуэй, тоже две тысячи лет, и тем не менее все могут читать на нем, поскольку планетарный язык весьма схож с английским.

– Хм-м. А кто такой этот Гитлер?

– В древности он был кем-то вроде вождя племени. Он вверг свое германское племя в одну из войн двадцатого столетия – как раз незадолго до начала Атомной эры и подлинной истории.

– Ты имеешь в виду – до Опустошения?

– Точно. Потом последовала целая серия войн. Англосаксонские страны одержали победу, и в ней я вижу причину того, почему языком Земли является планетарный.

– Значит, если бы выиграл Гитлер со своими германцами, то весь мир говорил бы вместо планетарного на немецком?

– Они и победили на Земле Фалленби, сэр, и язык, на котором говорит их мир, – немецкий.

– И время свое они отсчитывают «от Гитлера» вместо A.D.? [19]19
  Anno domini (лат.), от Рождества Христова


[Закрыть]

– Ну да. А еще, я полагаю, существует Земля, где победили славянские племена и все говорят по-русски.

– Так или иначе, – произнес Берг, – мы, очевидно, должны были предвидеть это, однако никто, насколько мне известно, об этом даже не подумал. В конце концов, существует бесконечное множество обитаемых Земель, и мы не можем быть единственными, кто видит разрешение проблемы безграничного роста населения в освоении вероятностных миров.

– Все верно, – серьезно сказал Мишнофф, – а еще мне кажется, что если об этом думаете вы, то тем самым занимаются и в бесконечном множестве обитаемых Земель. Я подозреваю, что освоенные нами триста миллиардов Земель уже освоены многократно. Мы по чистой случайности стали свидетелями одного из таких повторных освоений и то только потому, что те решили начать стройку меньше чем в миле от дома, который мы уже возвели там. Так вот именно это мы и должны проконтролировать.

– Ты намекаешь на то, что нам следует обследовать все наши Земли?

– Именно так, сэр. Нам придется заселять новые Земли не единолично, но совместно с другими обитаемыми Землями. В конце концов, места хватит всем, а освоение без соглашения чревато разного рода неприятностями и конфликтами.

– Да, – задумчиво произнес Берг. – Я согласен с тобой.

Кларенс Римбро с подозрением уставился на морщинистое лицо старого Берга, лучившееся всеми оттенками благожелательности.

– Вы теперь точно знаете?

– Абсолютно, – подтвердил руководитель Бюро. – Приносим свои извинения за то, что вам пришлось принимать временных постояльцев в течение последних двух недель…

– Больше трех.

– …трех недель, но вы получите компенсацию.

– Что это был за шум?

– Чисто геологического происхождения, сэр. Один из камней слегка раскачивался и, когда дул ветер, иногда касался других камней на склоне горы. Мы убрали его и тщательно осмотрели местность, чтобы удостовериться, что впредь ничего подобного не произойдет.

Римбро взялся за шляпу.

– Ну что ж, спасибо за ваши заботы.

– Не стоит благодарности, уверяю вас, мистер Римбро. Это наша работа.

Кларенса Римбро проводили до выхода, и Берг повернулся к Мишноффу, который молча наблюдал за завершением дела Римбро.

– Во всяком случае, – произнес Берг, – немцы проявили большой такт в этом деле. Они признали наш приоритет и отбыли к себе. Мест предостаточно – были их слова. Еще бы! Как выяснилось, в любом из неосвоенных миров они возводят не одно жилье, а столько, сколько понадобится… Вот план обследования остальных наших миров и заключения соглашения с теми, кого мы там обнаружим. Все это, конечно, тоже строго конфиденциально. Совершенно недопустимо, чтобы широкие массы населения узнали об этом, не будучи как следует подготовленными… Однако я бы хотел поговорить с тобой не на эту тему.

– Вот как? – произнес Мишнофф.

Смена темы разговора, похоже, не доставила ему особого удовольствия. Ему все еще не давала покоя одна мысль, ворочавшаяся в мозгу тяжелым комком нехорошего предчувствия.

Берг улыбнулся молодому человеку:

– Понимаешь, Мишнофф, мы в Бюро – как, впрочем, и в Планетарном правительстве – по достоинству оценили быстроту твоего мышления и понимание ситуации. Если бы не ты, все могло окончиться очень трагично. Наша признательность вскоре обретет и вполне материальную форму.

– Благодарю вас, сэр.

– Но, как я уже сказал, об этом следовало бы задуматься в первую очередь многим из нас. Как получилось, что именно тебе пришли в голову такие мысли?.. Давай немного вернемся к истории событий. Твой коллега Чинг рассказал нам, что ты ему еще раньше намекал на некую серьезную опасность, связанную с нашей системой вероятностных моделей, и что ты настаивал на том, чтобы самому выйти наружу навстречу немцам, хотя и был явно напуган. Ты ведь ожидал увидеть там то, что действительно увидел, не так ли? Но почему?