Текст книги "Тысячи лиц Бэнтэн"

Автор книги: Айзек Адамсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Где статуэтка?

– Хорошо, мужик, полегче, – сказал Гомбэй, выставив ладони. – Вон в том шкафу, о'кей? Прямо за тобой. Только отойди в сторонку, и я ее достану.

В его голосе появилось что-то новое, придушенная хрипотца, но мне было плевать. Зуб даю – он связан с Боджанглзом, или с Человеком в Белом, или у него в шкафу пушка, или гадюка, или напалмовая бомба «М-69». Паранойя наступала по всем фронтам, тисками сжимая мне голову, – и пускай, если она удерживает меня на плаву. Кроме того, не надо быть параноиком, чтобы знать: никогда нельзя доверять чуваку, который все время улыбается, даже если это результат операции.

– Забей, – сказал я, выбросив руку и его притормозив. – Сам достану.

– Супер, – вздохнул Гомбэй. – Достань сам. Бред какой-то.

Не поспоришь. Бочком я подобрался к шкафу, не сводя глаз с Гомбэя. Он торчал как вкопанный в этом своем костюме «Зенга» с иголочки, наполовину удивленный, наполовину раздраженный. Наверное, соглашаясь на статью «Павшие звезды», он понятия не имел, во что ввязывается. Как и я, впрочем, но, пожалуй, никто из нас не знает, что на самом деле случится. Ни Амэ Китадзава, ни Накодо, ни Миюки. Ни Боджанглз, ни Афуро, ни Гомбэй. Ни даже китайский крестьянин.

Я дернул дверцу шкафа, но та не шелохнулась.

– Сначала толкни, – объяснил Гомбэй, явно разозлившись. – Нажми на нее, потом ручку поверни. Косяк слишком тугой. Дай я…

– Стой где стоишь! – рявкнул я. Гомбэй в отвращении вскинул руки.

Обращай я поменьше внимания на Гомбэя и побольше – на саму дверцу, я заметил бы четырехдюймовую круглую дырку, просверленную в верхнем углу. Но ее я разглядел уже потом.

Навалившись на дверь, я крутил ручку, пока не услышал щелчок. Потом дверь напрыгнула на меня, чуть не сбив с ног. Звук я услышал прежде, чем рассмотрел их, прежде, чем смог убраться с дороги. Всего раз я раньше слышал этот звук, в тот первый день в салоне «Патинко счастливой Бэнтэн». Только сейчас он был гораздо громче.

С оглушительным грохотом из шкафа на пол ринулась волна шариков патинко, точно гигантский металлический прибой ударил в берег. Волна стукнула меня куда-то иод коленки, достаточно сильно, чтоб слегка выбить из равновесия.

Я выровнялся как раз вовремя, чтобы словить второй удар по котелку. Рухнув, я еще успел смутно разглядеть ухмыляющегося Гомбэя, который замахивался клюшкой в третий раз, но я так и не узнал, огреб ли этот удар. Я очнулся гораздо позже с чудовищной головной болью, в совершенно темной комнате, заваленной шариками. Гомбэя давным-давно и след простыл.

33
ТРИ – ВОЛШЕБНОЕ ЧИСЛО

За окмном прошла семья, облаченная в легкие летние юката в багряных и золотых разводах. Семья поднималась по холму к храму Ясукуни – его массивные ворота тории освещались двумя здоровенными прожекторами, выжигающими в темпом небе гигантскую «X». Родители лет тридцати с хвостиком и их малыш направлялись на Митама Мацури, летний фестиваль. В поезде я видел его рекламные плакаты. Ночные танцы бонодори, дабы умиротворить души усопших, демонстрация боевых искусств, киоски с вареным угрем и якитори, карнавальные игры, «комната страха», пиво и сахарная вата. Хотел бы я тоже взбираться на холм вместе с этой семьей. А вместо этого торчу в книжном магазине «Ханран», вдыхаю воздух такой затхлый и тяжелый, словно его уже раз сто вдыхали.

– Вы на самом-то деле видели идола Бэндзайтэн? – спросил Кудзима.

Я покачал головой. Голове это пришлось не по нраву. Я просто рассказал профессору Кудзиме обо всем, что случилось, начиная с «Патинко счастливой Бэнтэн» и заканчивая тем, как я отрубился в куче шариков на полу захламленной квартиры Гомбэя. Выложил все свои теории, в том числе все, что мне понятно, и кое-что из того, что непонятно. Если бы я взялся рассказывать Кудзиме обо всем, чего я не понял, пришлось бы мне торчать у него до следующего летнего фестиваля.

– Не знаю, – промычал Кудзима. – Это возможно. Определенно это не невозможно. Но, так или иначе, без нужных исторических данных наверняка я не скажу. Невероятно, но не невозможно.

– Не думаю, что так уж невероятно, – парировал я. – Вот как я это понимаю. Когда в тот день в 1945 году офицера Такахаси пригласили на чай, монахи Храма Бэндзайтэн по доброй воле отдали фигурку. Вот только Такахаси решил, что, пожалуй, не стоит отдавать ее императорскому двору. Но ему надо было заставить эту вещицу исчезнуть, чтобы все было шито-крыто. И он спалил храм, начав со священника и монахов.

– Это не невозможно, – согласился Кудзима. – Но если у Такахаси уже была фшурка, зачем он остался снаружи, пока храм горел? И зачем потом ему было мчаться в горящее здание? Думаю, в этом аспекте происшествия в Храме Бэндзайтэн показания свидетелей вполне последовательны.

– Потому что ему надо было прикинуться, будто он ждет решения монахов, – ответил я. – Такахаси не мог выдать, что монахи уже отказались от идола. Но он забежал в горящий храм и разрушил любые подозрения, которые могли бы возникнуть, когда фигурку не нашли. Ему пришлось так поступить, чтобы доказать свою абсолютную преданность императору и его священной миссии: «семь жизней на службу нации» и все такое. А уж если Такахаси готов был пожертвовать собственной жизнью и ворвался в горящее здание, никто бы не заподозрил его в краже идола Бэндзайтэн.

– Любопытная интерпретация событий, – сказал Кудзима. – Из вас вышел бы первоклассный историк. Но вот загвоздка: судя по тому, что вы мне рассказали, ваша интерпретация не такая уж беспрецедентная.

– Давным-давно Боджанглз рассудил так же, – согласился я. – После разговора с семьей Китадзава до меня дошло, что Боджанглз еще тогда, много лет назад, с первой женой Накодо пытался устроить что-то вроде того, что он делает сейчас. Амэ тоже упоминала Человека в Белом, хотя, по правде сказать, я понятия не имею, как она утонула в 1977 году. А вот что касается последних дней, тут, думаю, я разобрался. Боджанглз заставил Миюки украсть фигурку из дома Накодо, но отдать ее Миюки не успела, потому что Гомбэй Фукугава, мой герой «Павших звезд», свихнутый на патинко и, как выяснилось, клептоман, спер идола из сумочки Миюки. А Боджанглз этого не знал. Вот почему он разнес квартирку Афуро, вот почему он устроил погром в доме Накодо, прежде чем его замочить. Боджанглз столько усилий на это ухлопал, что теперь все отчаяннее ищет эту идиотскую фигурку. Боджанглз все отчаяннее, все безрассуднее и все опаснее.

Кудзима испуганно сморщился.

– Думаете, Боджанглз – та странная фигура в белом? – спросил он.

– В яблочко, – ответил я. – Допустим, сразу после судорог Миюки он заявился в «Патинко счастливой Бэнтэн» – может, там он меня и увидел. Или просто разнюхал, что это я вызвал «скорую». Накодо сделал так же, прежде чем затащить меня в свой особняк в Арк-Хиллз.

– И вы думаете, что к вам в номер этот тип вломился, чтобы найти пропавшую статуэтку Бэндзайтэн?

Я кивнул – медленно, чтобы голова не так болела.

– Но он точно ваш номер обыскивал?

– Ну, он его не разнес, как у Накодо и Афуро. Но обыскать мог практически в любое время в последние несколько дней. Ясно ведь, что со взломом у него проблем не было.

Кудзима нахмурился:

– Но зачем приходить второй раз? Трое мужчин в холле, написанные послания… Чего он рассчитывал добиться эдакой театральностью?

– Без понятия, – ответил я. – Может, хотел меня напугать, показать, кто тут главный. Не знаю я.

– И зачем гнаться за второй девушкой – Афуро, так ее зовут?

– Этого я тоже не понимаю.

– И вы понятия не имеете, кем может быть этот Боджанглз, кроме его склонности одеваться в белое и способности, гм, вызывать неожиданные судороги?

– Думаете, я не знаю, как нелепо это звучит?

– А в полиции вы были?

– Смотрите выше.

Профессор Кудзима глубоко вздохнул и потер глаза. Я-то надеялся, что подберусь ближе к разгадке, если удостоверюсь, что в 1945 году Такахаси вполне мог стырить идола. Но разговор с Кудзимой лишь заставил меня понять, как далеко мне еще до любых разгадок. Каждый раз, как я пытался собрать головоломку, у меня оставались лишние кусочки. Может, я и знаю, что в 1945 году стряслось с монахами Бэндзайтэн, но я вес равно не понимал, каким образом это связано с гибелью Амэ Китадзава в 1977-м или смертью Миюки в 2001 году. Однако эти смерти точно между собой связаны.

Или нет. Недавно у меня был двенадцатичасовой приступ, я пострадал от зверского удара по кум полу, и, может, эти происшествия эффективно положили конец моей жизни в роли здравомыслящего, психически уравновешенного человека. Может, я теперь до конца дней своих стану нести чушь о Человеке в Белом и о том, что это он виноват в смерти всех мужчин, женщин и детей, утонувших со времен эпохи Токугавы и до наших дней; и что все эпилептические припадки, кроме вызнанных мультяшками «Покемон», – тоже его вина.

– Ну и что вы предлагаете нам сделать? – спросил Кудзима.

Черт, хотел бы я знать. Я глянул вокруг – столько книжек, и ни от одной нет толку. Почему никто не написал «Секреты шантажа для чайников»? Пае «Руководство для идиотов по Богам Удачи и судорогам», когда оно вам нужно?

– Секундочку, – пробормотал я. – Точно. Книга.

– Книга?

– Вы же мне сказали, что однажды кто-то пытался написать книгу о происшествии в Храме Бэндзайтэн? Книгу, которая так и не вышла в свет.

Кудзима поднял бровь и поправил очки:

– Верно. Насколько я в курсе, определенные правые группировки надавили на издателя, и тот решил, что книжка не стоит хлопот с ее публикацией.

– Как в точности «надавили»?

– Деталей я не помню, но, скорее всего, применили обычную тактику. У издательства паркуют грузовик с мегафонами и круглые сутки клевещут во все горло. Если это не срабатывает, правые вламываются в офис, разбивают все в щепки и угрожают служащим. Но я же говорю, что в этом деле подробностей не помню.

– У компании «Осеку» могли быть союзники в правом крыле?

– Конечно. Строительная индустрия давно при необходимости использует шишек из правого крыла и якудза, либо для того, чтобы покончить с забастовками, либо…

– А имя издателя помните? Кудзима покачал головой:

– Интересно, к чему вы клоните своими расспросами?

– Подумайте-ка, – начал я, пытаясь мысленно разложить все по полочкам. – Скажем, в этой книге говорилось не только о происшествии в храме. Вы говорили, что о нем уже писали раньше, хотя особой известностью оно не пользовалось. Скажем, эта новая книга должна была раскрыть, что старик Накодо – это офицер Такахаси. Клану Накодо кто-то настучал про эту книжку, и они решили воспользоваться своими связями, чтобы книжка никогда не вышла в свет. Сдается мне, что с идеологической, исторической или еще с какой точки зрения правые группировки ничего против этой книжки не имели – Накодо их просто использовали.

– Нуда, это возможно, но…

– Но наш покопанный автор не отказался от книжки и не стал спокойненько жить себе дальше, – перебил я. – Он еще тверже вознамерился погубить семью Накодо. Превратил это в дело своей жизни. А может, это был вовсе не сам автор, а просто тот, кто видел книгу до публикации. Может, редактор или, блин, не знаю – в общем, кто-то. Вот что я думаю: надо глянуть на тех, кто связан с этой книгой, и получим нашего Боджанглза. Кудзима, можно с вашего телефона позвонить?

– Конечно, – ответил он.

В голосе его сквозило удивление – я понял, что он считает мою новейшую теорию совершенно чокнутой, но тратить время на убеждения я не мог. Кудзима плюхнул на письменный стол здоровый черный телефон. Подняв трубку, я уже взялся набирать номер Ихары, когда вдруг остановился.

– Гудка нет, – сказал я.

– Нет? – спросил Кудзима, прикинувшись удивленным, чтобы скрыть смущение. – Ах да. Боюсь, что возникло, как бы это сказать, маленькое недопонимание по поводу моего счета в телефонной компании.

– Плевать, – сказал я, вспомнив, что у меня еще есть розовый мобильник Афуро. Выудив его из кармана, я нажал кнопку «включить». И вдруг все сошлось, после моей бесконечной беготни по кругу, бестолковых переживаний и пространных теорий. Простое нажатие кнопки, и раз! – все сошлось.

Сердце у меня не екнуло, не захотелось вопить от радости, ничего такого. Ни ликования, ни облегчения. Только разочарование. По большей части разочарование в себе самом, а еще в человеке, сидящем напротив меня.

Как только я врубил мобильный, он затрезвонил. Я уже собрался ответить, но увидел, что это не входящий звонок. Телефон наигрывал симпатичную мелодию под названием «Незнакомцы в ночи». И это значило, что Афуро – в радиусе двадцати пяти метров от меня. То есть здесь, в «Ханране».

Отключив телефон, я сунул его обратно в карман.

Кудзима наклонил голову:

– Что-то случилось?

Я промолчал. Сказать-то было нечего.

Кудзима уставился на меня через стол, брови нахмурены, рот скрючился в ожидании слов, которые все никак не выйдут наружу. Так мы и сидели в сумрачной пыльной комнате и глазели друг на друга, казалось, несколько минут. На самом деле прошло, наверное, меньше четырех-пяти секунд.

А потом время шатнулось вперед, и почти одновременно произошло несколько событий.

Вдруг сдохли лампы над головой. Я услышал, как открылся ящик стола. Я спрыгнул со стула. С другой стороны стола вспыхнуло, и в плечо мне врезалось что-то горячее. В ушах зазвенело, я крутанулся, а потом бац – я на полу, а надо мной стоит Кудзима, невидимый впотьмах, лишь отражаются в очках уличные фонари. Еще я еле-еле мог разглядеть у него в руке пушку, металл дула поблескивал в темноте. Интересно, подумал я, жива ли еще Афуро, и тут снова вспыхнуло. Кишки разорвала жгучая боль, а глаза у меня закатились, точно сбежать хотели, не желая видеть то, что вот-вот случится. Но когда раздался третий выстрел, я все увидел.

34
ТЫСЯЧА ЛИЦ БЭНДЗАЙТЭН

С неба рушатся тысячи бомб, уничтожая целый город, и все равно каким-то чудом некоторые здания остаются нетронутыми. По передку игрового автомата патинко сыплются тысячи серебряных шариков, но несколько счастливчиков так и не падают на дно. Рождаются миллиарды людей, попадая в сложную игру шансов: игру, правила которой скрыты и вечно меняются, игру, в которой выигрыша нет, есть лишь окольные пути к проигрышу. И все же кое-кому из нас достается временная победа. Кое-кто из нас умудряется играть еще долго после того, как шансы говорят, что с нами должно быть покончено. Кое-кому из нас везет.

Однажды Гомбэй спросил меня, считаю ли я себя удачливым, а я ответил – мол, не знаю, что такое удача. Теперь у меня было рабочее определение. Удача – это когда в четырех футах от твоего носа кто-то держит пушку, наставляет ее на тебя и стреляет, а ты все же не умираешь. Удача – это когда ты не только не умираешь, но даже не ранен. Удача – это когда выстрел, который должен был покончить с тобой, заклинивает пушку. И еще удача – когда пушка взрывается, оторвав руку мужику, который эту самую пушку держит.

Если, конечно, вы не тот мужик с пушкой.

Когда замигал и снова включился свет, профессор Кудзима пялился на остатки собственной руки с молчаливым изумлением подлинного неудачника, который, даже будь на кону его жизнь, не догадался бы, как это прежде функциональная и обычная часть тела вдруг превратилась в месиво из костей, разодранной плоти и крови, в бесполезную массу, которую можно было распознать как бывшую руку только по большому пальцу и мизинцу, все еще дергающимся на культе, словно щупальца омара.

Я попытался встать с пола и почувствовал, как сквозь общее жжение рвется дикая боль. С плеча на грудь ползло красное пятно, сливаясь с кровавым пятном на животе, и такая расцветка на рубашке напомнила мне карпа кохаку в пруду Накодо. Не настолько мне повезло, чтобы избежать двух первых выстрелов Кудзимы, но, видимо, нельзя всю дорогу выигрывать.

Мои трепыхания оторвали Кудзиму от созерцания отсутствующей руки. Не успел я встать на ноги, как он рванулся вперед и нацелился пнуть меня в череп. Он не промазал, и это был, пожалуй, сильнейший пинок, какие я получал от историков. От удара я грохнулся на раненое плечо и заорал. Должно быть, удача моя уже почти сошла на нет, потому что Кудзима ухитрился еще пару раз заехать мне по почкам и разок по затылку. А после этого я бросил считать. После этого я вообще бросил что-либо делать.

Но в сознании я был достаточно долго, чтобы увидеть, как профессор заковылял по комнате и попытался сдвинуть с дороги книжный шкаф. С одной рукой выходило неловко, но Кудзима уперся в шкаф плечом и наконец отодвинул его в сторону, открыв дверь за шкафом. Затем профессор снова приблизился ко мне, здоровой рукой схватился за мой воротник и потянул. В мозгах у меня смутно брезжило, что истекающему кровью парню, которого тащат по полу, надо бы посопротивляться, пока Кудзима его не прикончил. Идея хорошая, по заставить мое тело повиноваться указаниям было все равно что орать на героев ужастика на экране.

Башка у меня перекатывалась из стороны в сторону, и, пока тело мое задом наперед со стуком прыгало вниз по лестнице, я слышал собственные стоны и вопли, но ничего не чувствовал. Я просто глазел вверх на носки собственных ботинок и будто со стороны отмечал, что, судя по кровавому следу, который я оставлял за собой наподобие улитки, парень, которого тащат по лестнице, теряет угрожающее жизни количество драгоценной телесной влаги.

Наверное, мы добрались до конца лестницы: я заметил, что больше не двигаюсь. Кудзима включил свет, и вдруг из каждого угла комнаты на меня уставились сотни глаз. Некоторые – размером с серебряный доллар, другие, – не больше булавочной головки, блестящие тусклые – все они принадлежали одной женщине и, по-моему, не особо удивились. После всего, что за сотни лет наблюдала Бэндзайтэн, вряд ли ее брови поднимутся в изумлении при виде гайдзина, подыхающего от огнестрельных ран. Здесь, в подвале «Ханрана», Кудзима собрал удивительную коллекцию: от трехфутовых бетонных статуй и резных деревянных кукол до крошечных золотых Бэндзайтэн, какие впору цеплять как брелок на ключи. Все инкарнации богини, какие только можно вообразить, но, видимо, все же не та Бэндзайтэн, которую искал профессор.

В подвале было пусто, если не считать идолов и несколько раскиданных картонных ящиков. Не знаю, были в этих ящиках книги, фигурки Бэндзайтэн или страницы незаконченной рукописи профессора. Тут в поле моего зрения снова явился Кудзима, таща за собой здоровенную квадратную алюминиевую канистру. Спокойно опустив ее на пол, он шагнул вперед и наклонился глянуть на меня поближе. Лицо у него кривилось от боли, а по восковой коже струился пот, точно воду из полотенца выжимали, но взгляду профессора был жесткий и настороженный, полностью сосредоточенный на следующей задаче. Вот сейчас, подумал я, самое время парню на полу как следует врезать ногой профессору подколенку. Вот сейчас, может, для парня последний шанс, подумал я.

Но чувак на полу меня не услышал, в отличие от чувака, стоящего надо мной. Словно в наказание за мои мысли, Кудзима пнул меня в живот, а потом в морду. Я услышал слабый треск, но почувствовал лишь зуд и отстраненное неудовольствие. До парня на полу было просто не достучаться.

Из-за ударов Кудзимы я сдвинулся так, что теперь пялился на стену позади себя. А на меня пялились новые глаза. В углу над маленьким столом к стене были приколоты фотографии и желтеющие вырезки из газет. Амэ Китадзава рядышком с Накодо на фоне массивных деревянных ворот тории: он – с улыбкой до ушей, она – застенчивая, стесняется камеры. Портреты Миюки были по большей части расплывчатые и темные, точно снятые скрытой камерой – скорее всего, одним из тех крошечных фотоаппаратов, какие продают в специализированных магазинах «Акихабара». На некоторых фотографиях была и Афуро – сидела рядом с Миюки в баре кафе «Акрофобия», насколько я понял. Все люди на снимках улыбаются, дошло до меня, и все они мертвы.

Потом раздался плеск, и я безошибочно унюхал бензин. Я изо всех сил старался не закрывать глаза, наблюдая, как профессор там и сям поливает комнату бензином, вдоволь намочив армию фигурок Бэндзайтэн. Оставшийся бензин по большей части достался мне. Я вдыхал запах, слышал, как бензин плещется по моему телу, но ничего не чувствовал. И решил, что это хороший знак. Если уж я не чувствую, как бензин заливает открытые раны, может, через несколько секунд не почувствую, как горю заживо. Может, ровно на это и хватит остатков моей удачи.

Уронив пустую канистру на пол, Кудзима подошел к столу и пошарил в ящике. Его самоконтроль отчасти слабел, потому что он вдруг взвизгнул, как пес, которому наступили на хвост. Хныча, Кудзима вернулся, сжимая коробок спичек. Открыть их одной рукой – то еще дельце, но профессор справился, стиснув коробок в зубах. Вытащив одну спичку, он разжал челюсти и уронил коробок на пол. С сухим треском спички рассыпались по полу, а Кудзима отступил на пару шагов, в последний раз оглядывая комнату, словно проверяя, не забыл ли чего.

Должно быть, забыл, потому что бросил спичку, наклонился и стал шарить по моим карманам. Вновь тявкнул и, плюясь, разразился серией полузадушенных криков, но, по-моему, себя он уже не слышал. Свет надо мной обрисовывал силуэт его уродской культи, с нее мне на лоб капала кровь – точно извращенная версия китайской пытки водой. Вероятно, это месиво из порванного мяса адски болело, и я уже слегка пожалел было Кудзиму, когда какая-то укромная извилина в моей башке напомнила мне, что этот чувак подстрелил меня, избил и собирается спалить.

Профессор нашел то, что искал. Розовый мобильник. Ткнул большим пальцем в кнопку «включить», и подвал наполнила мелодия «Незнакомцев в ночи». В углу, отставая на полтакта, эхом отозвался второй телефон. Вытащив из цветастой сумочки телефон Афуро, Кудзима вырубил оба мобильника и сунул их в карман своего вельветового пиджака.

А потом вернулся к спичкам.

Подняв спичку с пола, Кудзима приставил ее к переднему зубу и чиркнул. Искра, потом огонек. А потом мимо физиономии Кудзимы пролетел густой клуб дыма, и огонек сдох. Профессор тявкнул, брызгая слюной. И поднял с пола еще одну спичку.

Тут-то я и заметил, что на картонном ящике восседает Человек в Белом. Одна нога с геометрической точностью закинута на другую, в бледных длинных пальцах зажата коричневая сигаретка. Человек в Белом молчал, и лицо его было бесстрастно.

Почему-то Кудзима его даже не замечал. Он снова чиркнул спичкой о зуб, и снова народился огонек, чтобы заглохнуть в облаке дыма, которое выдохнул Человек в Белом. Хотя щеголеватый человечек был всего в паре футов от профессора, тот сто не видел, лишь таращился на почерневший кусочек дерева – озадаченно, как и на свою взорванную руку.

Еще три раза повторилась эта странная пантомима. На финальной попытке морда у Кудзимы чуть в узел не завязалась от боли, разочарования и недоверия. Хныкал он уже не переставая и взвизгивал все чаще. Потом вдруг заковылял вверх по лестнице, свесив вдоль тела бесполезную руку и оставляя за собой кровавую дорожку. Грохнув напоследок дверью, он исчез.

Глянув на меня сверху вниз, Человек в Белом затушил сигарету о подошву и аккуратненько бросил окурок на пол. Потом сунул в тонкие губы новую сшарету, извлек зажигалку и прикурил, взмахнув рукой, точно птица лапкой. Я начал жалеть, что Кудзима не поджег всю шарашку, потому что вдруг стало зверски холодно. Я немного потрясся и постучал зубами, а потом медленно потеплело, как будто солнце явилось из-за туч. Я закрыл глаза, тело мое словно плыло в мягком течении, тихо скользя по глубокой темной реке. Где-то вдалеке открылась дверь, по ступенькам застучали шаги. Я услышал свое имя и увидел, что надо мной стоит Афуро, широко распахнув глаза в темноте. А за ее спиной на картонном ящике сидел Человек в Белом, закутавшись в кокон из дыма, но девчонка его так и не увидела.