Текст книги "Испытание выживанием (СИ)"

Автор книги: Айя Сафина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Девочка быстро перемещалась вдоль рядов, выискивая знакомые цифры, и через минуту уже стояла возле своего хозяина.

– Принесла? – спросил знакомый голос.

Девочка кивнула, смотря на своего покровителя во все глаза, и протянула желтое яйцо сквозь металлические прутья камеры.

Тормунд взял Тамагочи и со всей серьезностью впился взглядом в черно-белый экран, на котором играли пиксели.

– Аппетит в норме, поспала хорошо, настроение позитивное, общение удовлетворено… – анализировал он.

А потом, наконец, вернул яйцо девочке.

– Неплохо. Смотри у меня! Если с Акирой что-то случится, пинком с базы выкину! – пригрозил он пальцем.

Девочка замотала головой. Она даже не осознавала, что Тормунд-то из камеры вряд ли когда-нибудь выйдет.

– Я за ней ухаживаю! – залепетала она.

– С сестренкой что? – грозно расспрашивал наставник.

– Прилежно учится. Вчера получила высший балл за контрольную по ботанике!

– Смотрите у меня там! Чтоб после учебы сразу в отсек! Ни с кем не разговаривать вне школы! И тем более не дрючиться с уродами!

– Что значит «дрючиться»? – пролепетал тоненький наивный голосок.

– Фунчоза! Ей всего двенадцать! – шикнула Хай Лин.

– Я в ее года уже весь свой отсек перетрахал! – огрызнулся Тормунд.

– Что значит «перетрахать»?

– Ладно, Шишка! Что передала Долбалалания? – Тормунд перебил девочку, оставив ее любознательность неудовлетворённой.

Тормунд присел перед старшей сестрой, которую звали Каришка, и имя которой он наверняка забыл, потому что ему проще звать обеих просто Шишками.

– Фидель и Маркус затаились из-за расстрела.

– Какого расстрела?! – воскликнул Тормунд.

В ту же секунду все камеры в крыле оживились, пленники приникли к решеткам дверей и прислушались.

Каришка громко сглотнула.

– Ксавьер, Розали и Андрей, – голос у нее сорвался, и она заплакала.

– Суки! – выругался Тормунд.

– Твою мать!

– Уроды конченные!

Послышались вздохи со всех камер.

– Но мы ведь на это и рассчитывали. Что они отвлекут внимание от Фиделя и Маркуса – истинных главарей мятежником, – произнесла Ольга.

– Я на это не рассчитывал! Я рассчитывал на то, что мы Совет блоков создадим, а не будем в тюрьме ждать своей очереди на казнь! – воскликнул Тони.

Двухметровый чернокожий бывший командир бывшей Теслы с белесыми шрамами, называемыми фигурами Лихтенберга, нервно зашагал по камере.

– Теперь и разницы нет, что Маркус с Фиделем живы. Мы-то здесь! А мы единственный боевой отряд на стороне мятежников! – вставила Хай Лин.

– Бывший боевой отряд, – напомнил Ноа. Бывший командир отряда Бодхи, чье тело разрисовано надписями на санскрите.

– Что с Долбалаланией? – спросил Тормунд, возвращаясь к Каришке.

– К Алании приставили охрану, ее никуда не выпускают из спального отсека, кроме как на работу, – лепетал тонкий голосок.

– Пусть там и сидит!

– Она спрашивает, что нам делать дальше?

Тормунд некоторое время молчал: брови нахмурены, губы поджаты, глаза бегают из стороны в сторону. Наконец-то его безумие начинало уступать животному страху перед собственной смертью. Они все чуют, что им осталось недолго. Все, кто заперт в этом ряду клеток, чувствуют приближение кончины.

– Пусть не высовывается. Надо подождать хотя бы пару дней. Потом посмотрим.

Каришка тяжело вздохнула. Девочка соображала быстро и развивалась не по годам, особенно в нынешних условиях.

– Теперь давай, дуй отсюда! И чтоб осторожно! – наказал Тормунд и потеребил девчонку по макушке.

– Ты же вернешься к нам? – вдруг пролепетала девочка.

Тормунд замялся. Остальные в камерах притихли.

– Ты обещал защищать нас. Ты ведь сдержишь обещание? – снова прошептала девочка.

Тормунд ухмыльнулся.

– Конечно! Вот только придумаю способ пройти через стены тюрьмы и сразу рвану к тебе!

Каришка довольно улыбнулась. Она не понимала сарказма.

– Я буду ждать! – лицо ребенка сияло.

А Тормунд не посмел разбить ее надежду. Ведь он Падальщик, а Падальщики это неумирающая надежда.

– Вот, это анальгин, – она протянула тряпичный сверток с пилюлями сквозь решетку.

А потом развернулась, и ее след простыл.

– Чего мы этим добьемся? Мы не сможем ничем управлять из-за решетки, – раздался голос из соседней камеры.

Ноа сидел на бетонном полу камеры и в свойственной ему буддистской манере гладил огромную крысу, повадившуюся выпрашивать у него крошки соевого брикета, что заключенным приносили раз в день. Крыса быстро дрессировалась и уже знала свое имя – Ратнабхадра, что в переводе с санскрита означало «великолепная прелесть». Буро-серая шкурка была грязной и местами выдрана клочьями после драк с сородичами за еду или территорию. Своим потрепанным видом она метафорично дополняла Падальщиков, искромсанных недавней заварушкой. Торс и плечи ребят были испещрены гематомами – вмятины в броне от пуль наносят нехилые повреждения мягким тканям.

– Мы должны хотя бы следить за обстановкой на базе, – возразила Ольга-командир Бесов, чью скулу пересекал длинный шрам с запекшейся кровью – пуля чудом прошлась вдоль лица, не прошив череп насквозь.

– А смысл? У нас нет контроля.

– Предлагаешь впасть в состояние «сомати»? – буркнул Тони, чья камера располагалась напротив камеры Ноа и который больше остальных возражал против антисанитарных игрищ с крысами.

– По крайней мере, не рисковать жизнями девчонок и Алании, – Хай Лин заняла сторону Ноа, который еще в детстве стал ее неофициальным братом, названным ей благодаря стечению разных обстоятельств: и прискорбных и не очень.

Несмотря на возражения Полковника Триггера, притворно разъяренного смертью Генерала, с которым он, видишь ли, прослужил сорок лет бок о бок, Вьетнаму все же оказали первую помощь – бронебойная пуля прошла сквозь защиту и пробила ей лучевую кость, и теперь ее рука была в гипсе и подвязана в треугольную косынку, а сама Вьетнам мучилась от дикой боли. Разумеется, никаких обезболивающих им не положено. Как и милосердия.

– Они сами вызвались навещать нас. Тем более, в охране есть наши люди. Риск минимален, – прокряхтела Бриджит, чья камера граничила с Тони.

Ей досталось хуже остальных: гематомы расплылись по торсу, плечам и ногам, она не могла стоять, едва ли могла сесть, не вскрикнув от рези в мышцах, и все то время, что она провела в камере, она продолжала неподвижно лежать на полу, мучаясь от ноющих болей по всему телу. Големы набивали ее свинцом остервенело, когда увидели, что она помогла Калебу скрыться.

Когда же я увидел ее доблестный акт самопожертвования ради выживания Калеба, как она толкнула того за дверь, а потом под градом пуль избивала электронную панель кода доступа, чтобы выиграть ему еще пару минут на побег, мне впервые за долгое время подумалось, что, возможно, я поторопился со своими роковыми выводами. Медленно умирающая во мне вера в чистоту человеческой души вдруг затлела, как уголек, потревоженный ветром, в потухшем костре. Но потом Триггер со своими лживыми речами и кровожадными намерениями казнить невинных людей, которых он сам же и подставил намеренно, планируя и с полным осознанием того, что обрекает их на смерть, вылил ведро ледяной воды на остатки жара в моем костре человечности, который отныне потух навсегда.

Человечеству суждено сгнить в этих бетонных стенах, и я не могу им помочь, потому что они сами не хотят помощи, продолжая междоусобицы даже на грани вымирания. Человеческую сущность не изменить за один день, лишь потому что самые бравые из людей того хотят. И к сожалению, отважные герои, как Бриджит обратятся в прах вместе с трусами и злодеями, просто потому что их слишком мало для спасения человечества.

– Да уж. Для них риск минимален. Чего не сказать о Калебе…

– Опять начинаешь?

– А я и не заканчивала!

Началась очередная перепалка между Хай Лин и Бриджит, которая вспыхивала каждый раз, когда эти две львицы расходились во мнении хотя бы на наномиллиметр.

Хорошо, что их камеры разделяла камера Тони, иначе два инвалида проломили бы стену между друг другом и сцепились в рукопашную, несмотря на боль.

– Как ты могла отправить его на поверхность?! – Хай Лин снова запела свой речитатив, ставший уже привычным за последние два дня в заточении.

– Повторяю: я не знала, куда нас вел Маргинал! – Бриджит привычно психанула в ответ.

– А спросить не пробовала?

– Уж извини, что мы были заняты, пытаясь спасти собственные жизни!

– Хреново пыталась, если Калеб теперь на поверхности, окруженный зомбаками! Его могли сожрать до потрохов! А может, он стал одним из них!

– А чего ты так печешься о нем?! Неужто и на Калеба течешь?

– Да пошла ты!

– Что, член Фунчозы наскучил?

– Я оторву тебе твой поганый язык!

– Давай, давай! Попробуй! Шизофреничка хренова!

– Я придушу тебя, сука конченная!

– Мозгов не хватит, как и у твоего отца, – подначивала Бриджит.

Хай Лин всегда бесилась, когда безумие ее отца приписывали и ей. А Бриджит всегда тянула за эту болезненную струну. Хай Лин заорала и с разворота вмазала ногой по решетке, отчего та сотряслась на петлях. Но в тот же миг девушка скрючила гримасу боли и прижала травмированную руку к груди, словно пыталась остановить импульс нервных окончаний, устремившийся в мозг, как доносчик-шестерка: «А ей больно! Ей должно быть больно! Она только что дернулась! Сделай ей больно!».

– Я пущу тебе кишки, лесбиянка херова! – Хай Лин глушила боль разъяренным матом.

– Психопатка!

– Шлюха отсосная!

– Дегенератка узкоглазая!

– Весь Маяк – сборище лузеров! Только и умеете, что командиров один за другим терять!

– А Васаби – комитет профессоров на факультете мудачья!

Было смешно наблюдать за тем, как они подначивали друг друга, мучаясь от болей: одна – неподвижно лежа на полу, вторая – хватаясь за руку в повязке. Сойдись они сейчас на ринге, ни одна бы и полминуты не продержалась, за то бахвальства хоть занимай.

– Девки, да заткнитесь уже, а! Как напрягает это ваше кудахтанье над Калебом! – Тони вздохнул и нервно зашагал по камере.

Его было жалко больше всех: по краям женщины с вечным предменструальным синдромом, впереди псих, целующийся с крысой.

– Мы сидим в клетках! Падальщики расформированы! Триггер подсчитывает количество жителей, которых собирается пустить в расход! А вы все своими вагинами меряетесь! – ныл он.

– А что мы можем сделать отсюда?

– Давай предложи умную мысль, ты же у нас мозговитый!

Насколько быстро эти две мегеры могли сцапаться друг с другом, настолько же быстро могли объединиться, чтобы уничтожить третьего. Воистину женщины – изобретение Дьявола.

Пока девки продолжали наполнять мрачные углы подземелья матом и угрозами, Тормунд равнодушно вытащил пару таблеток из кулька и проглотил, а потом передал Ольге, сидящей в соседней камере.

Кулек с анальгетиком передавался из рук в руки. Когда сверток перекинули Тони, он протянул пару таблеток Хай Лин. Она смерила их презрительным, но в то же время желанным взглядом, а потом ответила:

– Лучше отдай их вытраханной Жиже.

– Мне от тебя подачки не нужны! – тут же раздался ответ Бриджит, хотя в ее голосе проскользнули нотки мольбы о сочувствии.

Ей было гораздо хуже остальных, представьте, что по вам проехался каток, от ноющих болей она даже спать не могла.

– А это не подачка! Я их все облизнула!

– И что с того?

– А у меня герпес! Приятного аппетита!

– Ну ты и сука!

И все же Бриджит приняла двойную дозу от Тони.

Едва сверток с таблетками был опустошен и спрятан в трусы, послышался звук открывшихся дверей. Заскрипели металлические петли, потом громкий хлопок, отчего ребята сразу вскочили с пола – стало ясно, что кто-то решил наведаться в тюремный блок. Новый жилец? Или посетитель?

Ни первое, ни второе. К ним пришла смерть. Даже Бриджит привстала на локтях, узнав громоздкий силуэт.

Крайслер в сопровождении четверых Големов медленно вышел из-за угла. Рядом с двухметровым Полковником Крайслером шел всеми ненавистный майор Триггера – плешивый Щерба, от которого вечно разило потом, и сам он был похож на клопа. В принципе он и место занимал соответствующее: прихлопнешь и не заметишь, быстро заменишь новым и даже не вспомнишь о существовании прежней таракашки.

Зато габариты Крайслера не заметить трудно. Исполин с каменным лицом, на котором навечно запечатлелась маска хладнокровного убийцы, был облачен в зеленые камуфляжные брюки и штурмовую куртку из плотной ткани рипстоп с армированной нитью, униформу Полковника покрывают тефлоном и специальной огнестойкой и водоотталкивающей пропиткой, но даже несмотря на столь плотный костюм, рельефы его могучих мышц проступали, как сквозь капрон. Крайслер напоминал искусственно накаченного киборга, чьи мышцы проработали до предела так, что лопается кожа. Крайслер воистину казался бессмертным. Лысая голова с выпирающей поперечной мышцей затылка заставляли фантазировать над тем, что он и мозг свой прокачивает железом, а разбитый всмятку нос демонстрировал следы десятков переломов. Избитый Рафаэлка, сидящий где-то в соседнем ряду клеток с остальными сержантами, в нынешнем состоянии напоминал молодую версию Крайслера в процессе жестокой и кровавой закалки, ведь Крайслер тоже когда-то был двадцатитрехлетним сержантом. Он даже когда-то пацаном был и в штаны коричневые массы клал с вдохновением художника, вот только это представлялось с трудом – настолько Крайслер был далек от чего-то милого, невинного и безобидного. Поэтому в пропагандистских комиксах, которые распространяются на Желяве подпольным образом, Крайслер был рожден скалой: холодной, бесчувственной, железной. И бесконечно глупой.

Пленники следили за Крайслером осторожными взглядами, стараясь не терять бесстрашие перед его легендарной и огромной фигурой, но у них это плохо получалось. Их взоры выдавали нотки страха где-то оттенками, где-то мазками, где-то легким шлейфом; но страх был везде. Полковник мастерски владел искусством наведения страха, как и причинения боли, он лучше остальных знает, как быстро человек может отказаться от собственных принципов, веры и даже отречься от детей под натиском боли. Боль стала его лучшим другом, на которую можно положиться, которая никогда не ошибется и которая будет служить тебе до конца времен, покуда человек обладает нервной системой и ноцицепторами.

– Полковник! Мы не убивали Генерала!

– Молчать! – взревел Крайслер в ответ на возглас Тормунда.

Резиновая дубинка в широкой мускулистой руке Крайслера врезалась о решетку камеры Тормунда с такой мощью, что изогнулась чуть ли не пополам. Стены всего тюремного блока задрожали.

Наступила тишина. Гнетущая. Зловещая. Предсмертная.

Эхо разъяренного низкого баса разлетелось по всем углам блока, скрытым во мраке чистилища, где пленники томятся в ожидании суда. Его громкий возглас словно объявил о визите бога в это угрюмое место. Бога, который повелевает судьбами здешних обитателей: этого убить, тому дать время на размышление, вон того ко мне на пыточный стол, а этот будет гнить здесь вечно. Крайслер в здешних местах всесилен – вот, что он пытался донести до обреченных пленников, которые не смели посягнуть на его власть в этих стенах. Пленники всегда теряли рассудок перед Крайслером, это стало аксиомой.

Вот только он никогда не имел дела с солдатами из Падальщиков. Особенно с Тормундом, который всегда чихать хотел на субординацию.

– Да хрена лысого я буду молчать!

Привычный голос Тормунда с толикой безумия и щепоткой контроля над мышцами языка познакомил Крайслера с первой особенностью спецотрядов, которыми Падальщики просто кишат, как тюремный блок – крысами.

– Как ты думаешь, мы попали в генеральский отсек? Откуда у нас были коды? А ключ-карта? Триггер нам все дал! – выпалил Тормунд.

Безумие подсказывало ему, что терять уже нечего: расстрел сегодня, или завтра, или через неделю, но он обязательно свершится. И ироничным образом теперь не от красноречия Триггера зависело отсрочивание смертного приговора Падальщикам, а от трезвости Крайслера, который должен провести расследование убийства своего лучшего друга. Эта затея обещает быть запутанной и опасной, потому что Триггер приложит все усилия, чтобы склонить Крайслера на свою сторону. Ситуацию ухудшает еще и то, что Крайслер никогда не испытывал любовных чувств к спецотрядам. Они его раздражали своей избранностью, несмотря на то, что все это время он выживал благодаря ресурсам, что Падальщики тащили с поверхности.

– Мы нашли тех солдат, которые слили вам код доступа и предоставили ключ-карту для входа в Зоны, – промямлил Щерба.

Его писклявый голос и щербинка между зубами в целый палец раздражали Падальщиков на уровне рефлексов.

– Дай угадаю, Триггер их нашел! – выплюнул Тони.

– В данный момент мы привлекаем совместные усилия для поиска ваших пособников по всей территории…

– Нет у нас пособников! Он всегда был только один! Это был Триггер! – перебила Хай Лин Щербу.

А дальше заключенных было не остановить.

– Крайслер! Подумай же сам! Как мы могли провернуть это все в одиночку без помощи сверху?

– А карты Зон? А видеопокрытие? Нас прикрывали!

– Мы в арсенале полчаса запасались боеприпасами! Хочешь сказать, Трухина этого бы не заметила?

Пленники перебивали друг друга.

– Мы уже обнаружили ваших заговорщиков в Зоне Браво, они понесут…

– Ой да заткнись ты, сифозная подстилка! – Тормунд перебил Щербу.

– Полковник! Видеокамеры на наших костюмах! Посмотрите записи!

– Но вы намеренно не включили их, чтобы не оставлять доказательств собственной причастности к убийству Генерала, – Щерба продолжал лить ложь изо всех щелей.

– Разумеется, вы все подчистили! А совесть свою подчистить сможешь?

– Шлюшка-Калеб постоянно у Триггера торчал! Думаешь, они там в любви друг другу признавались? Триггер наши планы одобрял!

– Да! Проверь визиты Калеба к Триггеру!

– По всей базе подслушивающих устройств как тараканов напичкано, неужели у Триггера их нет?

– Задайся же вопросом, почему!

Наконец, Крайслер не выдержал гама голосов и заорал:

– Заткнулись все!

Странным образом его басовитый яростный рык всегда под корень обрубал любой гомон в помещении, как дезинсектор. Казалось, что даже крысы застыли в изумлении, словно приказ Крайслера и на них распространялся. Бедняжка Ратнабхадра так испугалась, что забилась в карман брюк Ноа и спряталась под его рукой.

Крайслер развернулся в коридоре так, чтобы всем заключенным по обеим сторонам коридора было видно выражение его лица.

– Касательно командира Маяка, – начал он медленно, – мне откровенно наплевать на его причастность к мятежу, потому что он уже труп. Надеюсь, зараженные отменно полакомились его кровью!

Бриджит зажмурилась, сдерживая слезы и жуткие картины перед глазами, которые родились в ответ на реплику Полковника, которая вполне вероятно оказалась недалекой от реальности. Дальнейший разговор ей был уже неинтересен: личная потеря больнее целого конца света.

– А раз трупами мне заниматься неинтересно, то все свое внимание я сосредоточу на вас. Уж поверьте!

Никто не произнес ни слова.

– Расследование уже ведется. Все трое арестованных лидеров повстанцев перед расстрелом сознались в том, что помимо них в заговоре участвовали и другие лица, – продолжал Крайслер.

– Под твоими пытками грех не сознаться, – фыркнул Тормунд.

Крайслер медленно подошел к решетке самого языкастого. Его тень легла на Тормунда, как надвигающаяся смертельная волна цунами. Тормунд чуть отпрянул. Крайслер даже без физического тела демонстрировал свое превосходство.

– Скажи спасибо, что я их пытками не убил. Скажи спасибо, что я сразу не убил тебя, и твою подружку, и твоего громилу-сержанта, и всех вас остальных!

С этими словами Полковник осмотрел каждого заключенного за решеткой. Его голос снова набирал обороты.

– Приказ о расстреле должен быть подписан всеми Полковниками! Две подписи уже есть, не хватает лишь моей. И я вот настолько близок, чтобы ее поставить! – снова кричал он, сжимая указательный и большой пальцы.

В блоке царила тишина.

– Но я отдам должное Генералу. Я почту его память верой в им же созданный уклад, который все эти сорок лет спасал наши задницы от загнивания на базе! Я почту его имя, которое вы все осрамили своим предательством! Я почту человека, который спас вам жизни и которого вы в благодарность убили! Своими ли руками, поспособствовали – мне неважно! Я уважу его честь верой в справедливый суд! И потому, и только потому! я проведу расследование!

Заключенные переглядывались между собой, понимая, что расследование лишь оттянет их казнь. Триггер не позволит оставить их в живых, ведь они – не просто живое доказательство вины Триггера в смерти Генерала, они еще и сверкающая надежда для людей вернуться на поверхность, чего Триггер ни за что не допустит!

– Полковник, пожалуйста, не верьте Триггеру. Не ради нас, и не ради Генерала. Не верьте ему ради себя самого. Вы теперь остались один на один с демонами, – произнес Ноа, пряча в ладонях Великолепную прелесть.

Крайслер сверлил Ноа долгим взглядом, полным ненависти. А все потому, что как бы он ни старался, но Падальщики яснее остальных видели ситуацию, сложившуюся в Генералитете. Четыре десятилетия неизбежно прокладывали границы между старожилами-вояками из-за созревающих мировоззрений, преследующих одну цель, но так явственно разнившихся в методах ее достижения. Генерал видел спасение людей в совместных усилиях сильных и слабых, и это мнение поддерживал Крайслер. Триггер же с Трухиной всегда норовили сместить ценности Генерала в сторону сильных, именно эти двое становились инициаторами законов о сокращенных витаминных добавках для немощных и бесполезных жителей, они продвигали идею гуманных смертельных инъекций для тех, кто по каким-либо причинам – старость или инвалидность – не мог приносить пользу обществу Желявы.

И теперь, когда Генерал мертв, Крайслер остался один на один с живодерами Триггером и Трухиной, прекрасно осознавая, что при первой же возможности эти двое избавятся от Крайслера, как от гнилого зерна в элеваторе. В Крайслере крепче остальных засели семена Генеральских принципов, волею судьбы ставшие презренными в глазах Триггера. И сейчас ему следовало вести игру очень аккуратно, как вести машину по узкому мосту над ущельем – одно неверное движение, и он труп.

Для того Крайслер и явился этим вечером в тюрьму – проверить свои выводы на прочность. И как оказалось, его тревожные умозаключения имели все шансы на то, чтобы оказаться реальностью. Удивительным образом ненавистные ему отряды специального назначения озвучили его сомнения вслух, они были одного с ним мнения, и теперь Крайслер думал, раз Генерал души не чаял в Падальщиках и вознес их чуть ли не до статуса богов для последних остатков человечества на земле, то возможно Крайслеру следует принять и эту истину, в которую верил Генерал? Даже если эти предатели косвенно виноваты в его смерти.

Отчаянные попытки Щербы оспорить доводы Падальщиков в свою защиту лишний раз убедили Крайслера в том, что здесь ведется нечестная игра. И вопрос в голове Крайслера, который не переставал мучить его ни во снах, ни наяву, это: хватило бы Триггеру дерзости отстаивать свои ценности, жертвуя собственными старыми друзьями, типа Генерала?

Когда звуки шагов и металлического лязганья дверных замков обозначили уход Полковника из тюремного блока, оцепенение отпустило бывших солдат.

– Триггер не позволит ему оправдать нас, – произнес Тони.

– Само собой разумеется.

– Он же не идиот.

– Далеко не идиот.

– Нас все равно прикончат.

Заключенные снова возвращали свои тела на холодный бетонный пол, отдаваясь в объятия томительного ожидания смерти.

И снова часики на бомбе затикали в такт обратного отсчета. А когда они не тикали?

16 января 2072 года. 10:00

Куки

Не знаю, что там происходит между Кейном и Тесс, но их уединения в лаборатории уже третий день ни для кого не проходят бесследно. А для Божены не бессимптомно. Она уже четвертой зубочисткой ковыряется в зубах с таким видом, словно обещает вонзить каждую из них в глаз Тесс.

– Божена, а можно этим заниматься в туалете? Ты так громко чавкаешь, словно у нас здесь верблюд завелся! – взмолился поваренок Свен.

– Пошёл в жопу, – холодно ответила Божена.

– Кто-то сегодня не в настроении…

– Кто-то уже третий день не в настроении, – подмигнул Фабио Ульриху в ответ на его комментарий.

Оба спрятали свои улыбки в тарелках с переваренной овсяной кашей, продолжая переглядываться и кивать в сторону ревнивой фурии.

– Да отстаньте вы от нее, – Малик встал на защиту коллеги.

Той было наплевать и на шутки, и на попытки ее защитить. Она продолжала сосредоточенно жевать зубочистку, разглядывая заснеженные ели за окном ресторана, и разрабатывать план по расчленению Тесс.

– В самом деле! Может, Божена из Китая. Там надо было чавкать в знак того, что еда вкусная. Чем громче, тем лучше! – поделилась Хайдрун любопытным фактом. Она у нас вечная заступница за мир во всем мире.

– Точно! Божена – панда! Вот, откуда твое лицо мне знакомо! Из документалки Дискавери!

Но Божена продолжала беспристрастно ковырять зубочисткой меж зубов и чавкать, пропустив между ушей шутку Арси.

С одной стороны, мне жаль, что она перестала быть для Кейна ассистенткой номер один, но с другой стороны поделом ей. С ее королевской заносчивости давно пора спесь сбить.

– Так ты расскажешь нам, чем эти двое занимаются в лаборатории? – спросил Томас Малика.

– Опытами по восстановлению репродуктивной функции…

– Да хватит уже! – Томас огрызнулся на Фабио.

Ему тоже не нравилась идея того, что его сестренка, возможно, сдружилась с Кейном на уровне бедер. И я не знаю, почему. То ли потому, что мы воспринимаем Кейна, как бездушного эгоиста, и Тесс могла найти себе партию получше. То ли потому, что мысль о том, что твоя младшая сестренка – потаскушка – мерзкая сама по себе.

– Нас не посвящают, – ответил Малик, стараясь казаться равнодушным, но у него это плохо получалось, потому что Тесса и его сместила с роли ассистента Кейна.

В общем, ревность прочно поселилась в гостинице с того момента, как Тесса ворвалась в наш маленький меланхоличный мир с намерением всех нас спасти. И знаете, что? У нее это получалось!

Признаюсь честно, после того спектакля три дня назад, когда Лилит узнала на фотографиях в кулоне своих детей и разревелась, мы все как пришибленные ходим. Я никогда не воспринимала зараженных, как людей. Странно, да? Вся теория Кейна в том и заключалась, чтобы из зараженных сделать людей обратно, мы все согласились с ней, но сами-то еще ни разу не представили итог. А он вот тут, прямо под одной с нами крышей – Лилит почти вспомнила себя, вирус не позволил ей пройти дальше по направлению к своей человечности, поставив подножку и снова затащив в свои беспамятные объятия. Но Лилит там. И от этого на груди так тяжело! Как же ей должно быть страшно там! Вот только где это там? И как ее оттуда вытащить?

Все это время Малик с Боженой работали в биохимической лаборатории и делали для Кейна анализы клеток мозга Лилит. Большего им не позволяли. Малик обижался на Кейна из-за того, что тот избрал Тессу своим первым помощником. Что-то про ее интуицию он сказал, мол, она помогает в экспериментах. Что это за загадочная интуиция и почему только Тесса ею обладает, нам не говорят.

Мне и не нужно. Мне нравится Тесса. Она сделала нас лучше. С ее приходом в наших упорядоченных размеренных жизнях началась беспрестанная дискотека, в которой я все больше и больше перестаю что-либо понимать. Столько новых фактов открылось, столько безумных затей мы осуществили!

Каждую ночь я стараюсь отвлечь Малика от обиды на Кейна, и скажу вам, у меня чертовски хорошо это получается. Может, он и прирожденный исследователь, но я – прирожденная развратница. Я сделаю все для парня, которого люблю. А Малика я люблю всем сердцем! Вот и сейчас мысли о нем, о его голом торсе, прижимающемся ко мне, о его горячем языке, облизывающем мою шею заставляли биться мое сердце все быстрее.

Внезапно что-то ударило меня в лоб.

– Ай! – вскрикнула я и потерла место ушиба.

Передо мной на столе лежала печенька в виде лося, которые сегодня испек Свен. Этими лосями можно гвозди забить. Но мы, как всегда, расхваливаем стряпню нашего безнадежного повара и макаем лосей в чай, а потом долго и упорно сосем.

– Ты чего? – выругалась я на Хайдрун, которая запустила в меня железным копытным.

– У тебя слюни по подбородку текут. Хватит порно смотреть прямо перед нами.

Мы сидели в ресторане и завтракали всей компанией.

– Оно же в мыслях!

– Зато эрекция в реальности, – Хайдрун указала на мои соски.

Я смущенно закрыла свои набухшие вишенки. Малик рядом усмехнулся, я потупила глаза.

Вдруг на лестнице послышались быстрые шаги и в столовую вбежала взволнованная Тесса.

– Завтрак окончен! Дел много! – бросила она в своей привычной командирской манере.

– И тебе доброе утро, – мы поприветствовали ее вразнобой.

Хайдрун радостно помахала ей, Ульрих послал воздушный поцелуй, немой Миша отдал честь. Но Тесс не разделяла нашего позитива. Впрочем, как и всегда.

– Вы оглохли? Если хотите наконец узнать, что раскопал Кейн, всем бегом в лабораторию! – повторила она на этот раз тоном, не терпящим возражений.

Мы тут же побросали ложки и стаканы и сорвались с мест.

– Не отставай, панда! – крикнула Арси Божене.

Та неторопливо вытянула пятую зубочистку и, наверное, мысленно выжгла на ней имя нашей хакерши с дредами. А потом любопытство все же взяло свое, в следующую минуту она уже бежала в наших рядах в лабораторию, двери которой наконец открылись для нас.

Кейн приветствовал нас в лучшем расположении духа, чем обычно, хотя было видно, что он невообразимо устал.

– Доброе утро. Пожалуйста. Проходите. Рассаживайтесь, – приветствовал он детишек в учебном классе.

– Привет, Лилит!

– Как поживаешь, Лилит?

С того момента, как нам стало известно о том, что Лилит по-прежнему человек, просто где-то глубоко спрятанный в этой чудовищной оболочке, мы стали чаще разговаривать с ней. Она, конечно, не особо говорливая, и на все наши реплики рычит в ответ, но все же мы больше не могли воспринимать ее как безмозглую зараженную особь. Она лежала в плексигласовом боксе с головой, оторванной от остального тела искусственно вызванным параличом, но ее это ничуть не смущало.

Наверное.

Я оглядела ее с ног до головы и поняла, что мне срочно надо сделать ей маникюр и педикюр. А то проснется и ужаснется своим гигантским когтям. А у Хайдрун возьмем одно из ее платьев в стиле бохо, Лилит подошел бы зеленый цвет – как у сочной летней травы на альпийских лугах вокруг нашего отеля.

Мы собрались вокруг голографического экрана, который уже демонстрировал какую-то непонятную чертовщину, от которой мне спать хочется. Я в этих делах больше на Зелибобу похожа: просто скажите, куда бежать и где копать. Избавьте от излишних научных терминов.