Текст книги "Испытание выживанием (СИ)"

Автор книги: Айя Сафина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Кейн сразу же бросился в лабораторию анализировать его кровь, а я же осталась посреди холла гостиницы и вдруг вспомнила свой первый день здесь. Было необычайно солнечно. Это сейчас я привыкла к дневному свету, а тогда он мне казался непривычным и даже мистическим, как привидение, в существование которого веришь, но не никогда не видишь. Теперь же были густые сумерки и гостиница погружалась в тени, как и мое сознание. Я почувствовала руку на плече. Нет, не Робокопа. Я еще была в силе отличить реальность от бреда. Это был брат. Я устало улыбнулась и произнесла одну лишь фразу:

– Приготовь мою клетку. Я приму душ и спущусь в нее.

Может мне повезло, и Фабио с Мишей приготовили мне клетку рядом с моим новым другом.

И вот я уже на полпути к заточению в плексигласовом боксе – стою на коленях и блюю в унитаз. Новый спазм в желудке заставил скрутиться так, словно мой собственный желудок восстал против атаки вируса и попытался исторгнуть пищу, которой он питался. Последняя попытка моей человечности закрепиться в теле. Жалкая попытка. Бесполезная.

Я вдруг заплакала.

Давно я этим не занималась. Вот прям вот так, как сейчас, сижу и реву по-девчачьи: с трясущимися плечами и завываниями, точно драматическая актриса, выигравшая Оскар за свои сопли. Но я не могу сдержаться. Нет, мне не больно. По крайней мере, не физически. Да, я чувствую себя избитой и вытраханной каждым сантиметром тела, но рыдаю я из-за того, что я медленно проигрываю борьбу за собственное Я. Было бы легче, если бы вирус убил меня, потому что так, мое тело и мое сознание не досталось бы никому. Смерть бы унесла все в черные бездонные складки своих одежд, где прячется хаос небытия.

Но в том то и дело, что я не умираю. Я проигрываю свое тело и разум постороннему ублюдку, который будет пользоваться мной, как ему вздумается, а я даже сделать с этим ничего не смогу. Меня украдут. Меня будут использовать против моей же воли, чтобы сеять смерть и страдания на Земле – то, против чего я всю свою жизнь боролась.

Я отдаю свое тело и разум врагу. Он будет мною пользоваться вечно.

Рыдания усилились, и я поймала себя на том, что ненавижу себя в настоящую секунду.

«Мамочка, меня обидели! Ми-ми-ми!»

Фу! Соберись, тряпка!

Я заставила себя подняться с пола, вытерла блевоту с губ рукавом водолазки, да и черт с ней. Мне ее все равно больше не надеть. Мне понадобилось пять минут, чтобы снять с себя экипировку – раньше я управлялась за полторы минуты: отцепить все эти накладки и аккуратно разъединить провода. Но сейчас все тело тряслось в судорогах, которые с каждой минутой становились все интенсивнее. Пальцы не слушались: то деревенели, то затевали трясучку наперегонки. Я думаю, у меня осталось что-то около получаса, прежде чем я отключусь. Прежде чем впаду в свой последний сон. Надеюсь, вирус создаст для меня прекрасное сновидение, например где я замужем за королем тридевятого царства и у меня есть лиловый единорог, срущий радугой, по которой мы с Робокопом катаемся в стаканчике днями напролет.

Я включила воду и встала под горячий душ – опять же последний в моей жизни. Черт, как же я буду по нему скучать! А может, и не буду. Я ж буду безмозглым вонючим монстром, им все равно, как они пахнут. Горячие струи объяли меня жгучим паром, и через пару минут дрожь в теле немного унялась, также как и рыдания. Не знаю, почему, но горячий душ всегда выбивал из меня тревоги и страх, как будто жар выжигал все вредные миазмы из организма, оставляя чувство защищенности и воодушевления.

Я, как смогла, намылилась с головы до ног сорокалетним «Ягодным взрывом», им же прополоскала рот, потому что вкус крови из глотки может вывести только едреная химия. И вдруг почувствовала его.

Я обернулась.

Наверное прошла минута, прежде чем я поняла, что это не галлюцинация. Он стоял не шелохнувшись, точно спрашивал разрешения войти, отчего поначалу мне подумалось, что он ненастоящий. Но становясь чудовищем, я стала яснее различать запахи. Раньше воздух пах воздухом, не было в нем оттенков. Сейчас же их миллион! Я столько всяких тонов и привкусов стала ощущать, словно я какой-нибудь художник, пишущий картины красками воздуха.

Кейн был настоящий. И пах как настоящий.

И голый. Стоял в моей душевой кабине.

Охренел что ли?! – хотелось мне выкрикнуть.

Но кто-то из двух: Тесса-монстр или Тесса– человек – заставили меня подавить этот возглас. Первая наверное. Она вообще безбашенной будет, чую я.

Поначалу мне показалось, что последний горячий душ будет сопровожден прощальным сексом, и это будет логичным завершением нашей короткой с Кейном игрой в любовь, больше похожей на игру в песочнице. После него Кейн уснет сладким сном с чувством завершенной миссии, довольный собой. В то время как я… Черт его знает, может в том кошмарном сне, куда меня засунет вирус, королем с единорогом окажется Кейн. Я не против.

Но потом я уловила в воздухе оттенок, противоречащий моей первой догадке. Это не было прощанием, не было концом, не было запахом того бесконечного отчаяния, что источал Томас, когда я обняла его в последний раз там в холле. Нет. Кейн пах иначе. Он пах чем-то ярким, острым и резким, горчичного цвета, как жжёный запах бенгальского огонька. И тут меня вдруг осенило.

Кейн пах триумфом.

– Ты закончил ее, – вырвалось с моих губ.

И именно вырвалось, как выдох спортсмена после семидесятикилометровой дистанции. Или старика после семидесяти лет жизни. Устало, изможденно, едва веря, что это происходит на самом деле.

– Сыворотка… ты создал ее…

– Мы создали ее, – произнес он.

И наконец сделал шаг вперед, преодолев невидимую стену между нами толщиной в метр, которая все это время разделяла нас так настойчиво и неприступно.

– Мы вместе закончили ее, – повторил он.

И погладил меня по щеке. Мое тело ярко ответило согласием на его прикосновение. Я замерла. Казалось, все процессы в теле остановились, даже заражение. А сам вирус застыл в своем продвижении по моему телу, прислушиваясь, как вор, который стоит возле кровати с просыпающимся хозяином дома, и пытается спереть с его шеи золотую цепочку.

Я зажмурилась. Слезы сами потекли, и я их не останавливала. Не хотела. Слезы победы всегда сладки, их нельзя стыдиться, они доказывают, что у тебя вместе с железной силой воли есть ранимое человеческое сердце, которое и движет всеми инструментами организма, ведущего борьбу. Слезы триумфа прекрасны. Чего не сказать о соплях, которые вечно портят все прекрасные романтичные моменты. А остатки блевоты где-то в районе гланд так вообще просто жуть! Но благо душ смывал позорные соленые струи, пока мы с Кейном обнимались так крепко, словно боялись снова потерять друг друга из-за невидимой стены.

Наш страстный поцелуй решительно заявил, что отныне никакой стены больше не возникнет, потому что эпоха выживания человечества подошла к концу.

Настало время нашего триумфа.

Через полчаса я уже лежала на кушетке в лаборатории. Не в плексигласовом боксе, как планировала, и это меня напрягало.

– Ты так уверен в успехе? – спросила я Кейна, стоявшего рядом и вонзающего иглу мне в вену.

С другой стороны стоял Томас и держал меня за руку, усиленно стараясь не замечать тот факт, что у Кейна, как и у меня мокрые волосы пахнут одинаковым раздражающим запахом старого шампуня «Ягодный взрыв». Позади него стоял Робокоп и рыдал от счастья, пересказывая самые сочные моменты секса с Кейном, которые ему понравились больше всего.

«Он тебя так сжал! А потом так взял! А потом так прижал!».

Он говорил без устали и пауз, все его рыдания превратились в сплошное хрюканье.

– Иначе и быть не может, – голос Кейна был тверд.

«Как и его прекрасная тычинка полчаса назад!» – прорыдал Робокоп.

– Когда ты уже заткнешься? – выдохнула я, закатив глаза.

Робокоп назло громко сморкнулся в розовый носовой платок.

Кейн и Томас переглянулись, я замотала головой. Они уже привыкли к моим странностям. Слава богу они не видят этот бред позади их спин.

– Ну вот и торжественный момент, – произнес Кейн и стал вводить в вену сыворотку.

Он делал это нежно, боясь причинить мне боль. Мне показалось это милым. Томас подбадривающе улыбался.

Кейн закончил вводить препарат. Странно, но я представляла его иначе: зеленая светящаяся жидкость или фиолетовое бурлящее зелье. На деле же сыворотка была прозрачна, словно найти ее не представляло никаких усилий, а ее состав похож на состав святой воды.

– Тебе нужно поспать, – заботливо произнес Кейн.

Хотелось бы мне напомнить ему, что еще двенадцать часов назад мы хотели друг друга убить. Но уж очень мне нравилась эта его забота, она была и смешной и милой одновременно. Знала бы, что я претендент на нее, то занялась бы с ним сексом в первый день знакомства. Того гляди, Кейн не был бы такой занозой в заднице все это время.

И тут меня переклинило.

– Я не хочу спать, – сказала я.

Кейн напрягся.

– Тесс, тебе нужно отдохнуть, – Томас поддержал Кейна.

Я громко сглотнула, вспоминая жуткие кошмары, что вирус скармливал мне целыми фурами. Я не хотела снова возвращаться в то место, где царит беспросветное отчаяние. Место без окон и дверей, без потолка и пола. Я не хотела снова очутиться в той пустоте.

– А что если я усну и не вернусь, – я вдруг не сдержалась и заплакала.

Голос дрожал, а предательские слезы обнажали страх, который я, как солдат, по определению не должна иметь.

– Что если я останусь в той пустоте…

– Эй, – брат сжал мою ладонь сильнее и присел на кровать, – все будет хорошо. Ты же сама видела результат секвенирования. ДНК в сыворотке заполнено всеми нуклеотидными связями. Она завершена!

– А вдруг не сработает? Эта сволочь уже дважды ошибалась! – зарыдала я, указывая на Кейна.

– Эй – обиделся тот, – в третий раз точно сработает!

А потом мы все рассмеялись. И смеялись долго – так из наших тел выходили накопленные страхи.

– Засыпай, Тесс. Вот увидишь, завтра настанет новый день, – прошептал Кейн с улыбкой на лице.

Едва голова коснулась подушки, веки налились тяжестью. Уже закрывая глаза, я смотрела на заснувшую Лилит в плексигласовом боксе напротив меня.

«До скорой встречи, Лилит», – подумалось мне.

Встреча наша обязательно состоится: либо в реальном мире, либо в мире пустоты.

27 января 2071 года. 10:00

Маргинал

Жизнь коротка, и век пройдет, как день,

Всем смертным недоступна бесконечность.

Погаснет свет, и солнце скроет тень,

И только фениксу подвластна вечность.[1]

Испытание войной сродни священному огню, очищаемому землю от сорняков, из пепла которых возрождается жизнь. Пепел удобряет почву, дарит ей богатства для плодородия, вручает ей кирпичики для создания новой жизни. Я нахожу в этом захватывающем круговороте противоречивый закон мироздания: чтобы возродиться, надо умереть.

Огонь выжигает все без остатка, нет такой твердой материи, которая смогла бы противостоять огню. Огонь, как универсальное оружие Вселенной против всего, что в ней есть. Как оставленный Мироздателем запасной план, которым можно воспользоваться в крайнем случае – когда все его строительство летит к чертям, например. Когда вид, на которого было потрачено миллиарды лет усилий эволюции, не оправдал надежд и провалился под лед, истончившийся от стараний этого вида, уничтожить мир вокруг и себя вместе с ним.

Идут века, и вновь прошло сто лет,

А мир все тот же: войны, бедность, голод,

Боль, кровь и смерть…А в жилах – смертный холод…

Жизнь тяжела, и меркнет солнца свет.

– Так, мы попали в обходной коридор Зоны А, – Ольга, ткнула пальцем на планшет, куда Падальщики загрузили чертежи систем жизнеобеспечения базы, что я им любезно подарил.

Мне они больше никогда не понадобятся.

– Да, это здесь, – согласился Калеб, изучая линии на карте своего планшета. – Отсюда до ворот пятьдесят метров. Если пройдем их, до арсенала останется еще сотня.

– Осталось узнать, дошло ли наше послание хоть до кого-нибудь, – прошептал Антенна.

– Да, Маргинал! Если этого не произошло, то к тебе серьезные претензии! – привычно ругался Тормунд. – И комиксы твои паршивые, слышишь? На меня ни хрена не похоже! Профиль носа вообще не совпадает, слепошара ты лизоблюдная!

Я ухмыльнулся дерзости Тормунда, я буду по ней скучать.

– Зачем он опять прячется? – спросила Бриджит.

– Да потому что морда у него страшная, как прыщавая жопа Горе-Федора!

Тормунда больше остальных задел тот факт, что именно я являюсь автором всем знакомым провокационных комиксов, демонстрирующих жизнь Желявы под другим углом. Под моим углом. Углом с вездесущих видеокамер и прослушивающих устройств, доступ к которым я взломал еще семь лет назад, а потому знаю всю гнилую подноготную нынешнего режима, который, увы, Падальщики изменить не в силах, как бы они ни старались. Это система. А с системой бороться бесполезно. Ее можно лишь сокрушить. Сжечь дотла. Впитаться ее пеплом, чтобы создать из него нечто более прекрасное.

Падальщики собрались в мрачном потайном туннеле, что шел параллельно Зоне А. В туннеле отсутствовало центральное освещение, ручные фонари в руках Падальщиков разрезали тьму яркими лучами, железная дверь с поворотным запорным устройством блеснула металлом в желтом свете. Благодаря односторонней системе открытия дверей, секретные туннели базы уже тридцать лет остаются тайной, в которой развивалась моя жизнь.

Вчера я нарисовал новый комикс с зашифрованным посланием «Падальщики живы. Вы нужны нам. 28.01.10.00. Ворота Зоны А». Я изобразил в нем неизвестные доселе никому истории жизни людей, покинувших базу в мертвом виде и в живом. Мало, кто из ныне живущего населения узнает персонажей, почти никто не вспомнит тех реальных драм. Я хотел подловить читателей резкой сменой курса комиксов, чтобы они заподозрили в нем что-то странное еще до загадок в конце издания. Я оставил комикс в раздевалке Големов одному из солдат, который волей судьбы был разжалован из отряда специального назначения и определен в жестокую среду выживания среди мужчин, полных горячих мускулов и дымящейся ненависти к Падальщикам.

Всего за сутки комикс облетел весь военный блок, побывал в руках и бывших Падальщиков, и Назгулов и Големов, даже некоторые майоры пролистали их как бы не хотя, как бы между прочим, но внутренне надеясь найти скрытый ответ на мучающие их вопросы.

Стоило одному новобранцу разгадать скрытое послание, цепную реакцию было не остановить. Шушуканья в коридорах, туалетах, в перерывах между тренировками сделали свое дело и забитые униженные бойцы поняли, что настал их час мести.

Я помню боль, и смерть, и пустоту,

И легкий пепел – белый и холодный…

Биенье сердца…Ветер…Вдох свободный –

И солнца свет, и мира красоту!

Боль переродится в облегченье, тревоги обратятся в смиренье, а страх превратится в надежду – вот, что делает огонь. Он как сакральное очищение сути бытия от грязи пороков и грехов. Пройдя через огонь, всю грязь смывает, как под водопадом, и возрожденный мир пышет добром и верой.

Надо лишь не испугаться и сделать шаг – окунуться в пламя …

– Кажется, что-то происходит, – Лосяш привлек внимание товарищей к видеопотоку на планшетах.

Точно. У ворот Зоны А, появились двое молодых парней, которые подошли к охранникам– Големам.

– Кто-нибудь их узнает? – спросил шепотом Тони.

– Черт, качество видеокамер как у Кубика Рубика – пиксели на треть экрана! – выругался Электролюкс.

А в это время всего в десяти метрах от затаившихся в туннеле Падальщиков, у ворот в Зону А затевалась стычка двух ненавидящих друг друга отрядов.

– Я еще раз спрашиваю, что вы тут забыли? – уже громче спросил лысый широкоплечий Голем у ворот с автоматом наперевес.

– Воздухом подышать хотим! – смело бросил паренек, тоже в униформе отрядов внутренней безопасности, вот только нутром принадлежащий Падальщикам.

– Пошел дышать в другом месте, сучонок! – лысый напирал и даже выставил винтовку слегка вперед.

Но малец не трусил, его приятель еще ближе встал возле товарища, в любую секунду готовый броситься в драку.

– А здесь воздух слаще! – парень не сдавался.

У пацанов под обоими глазами были синяки, губы разбиты, на скулах швы, на локтях обмотаны бинты – видимо, им хорошо досталось на тренировках Крайслера, который с каждой причиненной болью все ярче зажигал огонь бунтаря. Полковники всегда недооценивали тех солдат, что шли в отряды специального назначения. Истинный Падальщик не знает страха, но знает непомерную гордость за значок Анх на униформе. И когда его лишают этой эмблемы, он превращается в зверя, у которого отобрали дом и семью, и ему уже нечего терять.

– Что кишка тонка со мной врукопашную? – дразнил малец.

– Да пошел ты! Мне на тебя время тратить, как на поход в туалет. У нас приказ стрелять в любого, кто выкажет агрессию. Давай подойди ко мне ублюдок!

Голем направил дуло на парней, те тут же отошли на пару шагов назад.

– А ведь правду говорят, что чем гнилее душа Голема, тем толще его кожа, – выплюнул пацан.

– Да мне срать, что говорят! Я спущу курок и ты подохнешь. Кто выиграет от такого расклада, а?

Лица молодых пацанов напряглись, когда они осознали, что этому Голему глубоко наплевать на честь. Он выстрелит в безоружного, пнет просящего, посмеется над больным, плюнет в старика. Только такие мрази идут на повышение у Крайслера.

Но тут внезапно мощная черная рука перехватила длинное дуло автомата Калашникова и резко выдернула его из рук Голема.

– Невежливо целиться в безоружных, – процедил сквозь зубы Тони, – особенно в моих солдат!

В ту же секунду мощный удар в лицо повалил самого наглого Голема на его дружков. Те не успели сообразить, как Электролюкс и Вольт подбежали к ним и выхватили из рук испуганных солдат автоматы.

Големы с ужасом в глазах смотрели на появившихся из ниоткуда с дюжину людей, а когда узнали в них разыскиваемых командиров Падальщиков и их сержантов, а потом увидели вернувшегося с поверхности командира Маяка, отползли подальше к стене, утащив за собой ноющего другана.

– Топ Гир, почему я не удивлен, что вы единственные отгадали шифр? – Тони встал перед своими новобранцами.

Посреди гигантских пикселей он все же распознал свою парочку молодых гениев по части электроники на колесной бронетехнике, которых он лично отобрал в сентябре в первый запасной состав Теслы.

– Ты сильно удивишься, командир, когда откроешь ворота, – ответил нахальный Топ.

Тони удовлетворенно кивнул.

А Ольга с Лосяшем и Легавым уже забрала ключ-карты у лежачих Големов и вместе они открывали ворота.

Едва двери разъехались, как Падальщиков встретила огромная толпа ребят, собравшихся по ту сторону ворот. Их было порядка пятидесяти человек – основной состав Падальщиков и несколько новобранцев.

На экране я увидел, как учащенно забился пульс командиров, когда они увидели своих верных товарищей, не предавших идеи, в которые верили Падальщики уже третье поколение.

Как только рядовые увидели своих командиров, поднялся дружный оглушительный ор.

– Они живы!

– Это действительно они!

– Да!

– Я знал!

– А-а-а!!!

Рев сотни ребят воодушевил командиров настолько, что те гордо выпятили груди вперед и отважно вперились в видеокамеры, надеясь, что Триггер видит их триумф.

– Сержант! Мой сержант! Мы здесь! – к Бриджит подпрыгнули два молодых пацана.

Один худосочный и долговязый, второй упитанный и с толстыми щеками.

– Сопля? Барахлюш? Вы еще живы? – привычным надменным голосом произнесла Бридж.

Но и ее барабанящий пульс, как у птички в свободном полете, выдавал ее трепет.

– Командир! Каков приказ? – крикнул кто-то в толпе.

Калеб набрал воздуха в грудь, как будто вбирал в себя вторую жизнь, которой сейчас поделится с остальными. Ведь у него для всех обитателей Желявы есть невероятная новость. Жизнь под землей подходит к концу, вскоре они наконец увидят солнце!

– Мои боевые товарищи! Мне не терпится обрадовать вас тем, что…

– Надерем зад этим козлам! Прикончим полковников! Грабим АРСЕНА-А-А-АЛ! – заорал Фунчоза, перебив сдержанную речь Калеба.

В ответ раздался оглушительный рев толпы, и не дожидаясь своих командиров, Падальщики бросились к арсеналу начинать войну. Сейчас не до высших целей и учтивости.

Бей! Круши! Громи!

Калеб закатил глаза. Бриджит пихнула его в плечо и улыбнулась. Поддавшись всеобщей эйфории от запаха грядущей свободы, командиры побежали за своими солдатами.

Пусть новый век, как день, пройдет опять,

Но я столетье буду жить в надежде,

Что я смогу опять, как прежде,

Сгорев в огне, из пепла вновь восстать.

Мои боевые товарищи смели с поста арсенала с десяток Големов, и уже варварски разворовывали все возможные припасы, забивая карманы магазинами, гранатами, минами, ножами, навешивая на плечи по два автомата, словно наркоманы, добравшиеся наконец до дозы.

Тысячелетия прошли, а человек так и не изменился. Порядок устанавливается революцией, новая власть приходит с анархией, насилие порождает прогресс. Человечество никак не может слезть с избитого пути, боясь предположить, что за проложенной колеей есть другой способ жить – без дележа ресурсов и беспрестанного доказательства собственного превосходства.

Что ж, придется напомнить им, что человек не венец творения, что есть враг, куда более сильный, чем Триггер, Трухина и Крайслер вместе взятые.

Я сижу в своем укромном уголке. Здесь нет света. Единственные яркие отблески бросает экран моего ноутбука, с которого я могу следить за всей базой, точно призрак, проходящий через стены. Мне не нужен матрас, не нужен стул, мне не нужна обильная еда и огромные запасы воды – я легко добываю их во время своих блужданий по базе, по поверхности. Мой темный холодный мир потайного коридора возле военного блока станет последним пристанищем в этом умирающем подземелье.

Падальщики думают, что в следующую минуту принесут новый миропорядок в Желяву – справедливый и милосердный. Они даже не подозревают, что в следующую минуту им предстоит сражаться совсем с другим врагом.

Мои пальцы начинают стучать по клавиатуре, запуская конец человеческого света.

Ведь для того, чтоб смерть преодолеть

И в том же теле снова воплотиться,

Есть путь один – дотла в огне сгореть

И вновь из пепла к жизни возродиться.

[1] Стихотворение Е.А.Соловьевой