Текст книги "Дива Никотина. История о том, как табак соблазнил мир"

Автор книги: Айан Гейтли

5. Посредники и иностранные суда

Табак как инструмент торговли между странами. – Любовные связи Англии с табаком продолжаются. – Последствия для ее соседей, в частности для шотландцев и валлийцев. – Табак как предмет добычи. – Табак как валюта.

 Упадок судоходства в Англии в результате гражданской войны заставил голландцев самостоятельно налаживать торговые связи со своими колониями. Связи между английскими колонистами и голландцами установились с покупки джеймстаунцами рабов в 1619 году и с тех пор продолжали укрепляться. Английские поставки по контрактам в годы гражданской войны прекратились, и голландцы снабжали колонии всем, чем не могла обеспечить их родина, продавали дешевые товары и готовы были принимать табак в обмен на рабов, так необходимых плантаторам.

Голландцы признавали табак инструментом обмена. Этот товар имел спрос всюду, где бы его ни продавали, и голландцы впервые сделали его общедоступной роскошью. Они покупали табак не только для насыщения внутреннего рынка, но и для продажи во всех уголках своей торговой империи, которая с 1660 года стала самой могущественной в мире. В добавление к своим аванпостам они взяли под контроль большинство португальских торговых пунктов в Африке и Азии. Голландцы торговали с африканцами, арабами, индусами, цейлонцами, индонезийцами, китайцами и были монополистами в европейской торговле с Японией.

В некоторых странах, с которыми они торговали, табак был самым приемлемым товаром из всех, которым располагали голландцы. Управляющий Вест-Индской компанией Ян Ван Рибек писал в 1652 году: «Не будь у нас табака, нам трудно было бы торговать. Так, например, за стебель табака в палец толщиной или за трубку порой можно купить целую корову». Табак меняли на еду, слоновую кость, шелк, специи, рабов по очень выгодной ставке: «Сегодня мы купили превосходную крепкую молочную овцу за длинный скрученный табак в 1/4 фунта весом, обошедшийся нам всего лишь в 11 дойтов».

Табак позволял голландцам совершать поразительные сделки, в частности, в Африке. В 1652 году голландцы приобрели «за некоторое количество табака и коньяка» целый полуостров – мыс Доброй Надежды. Готтентоты, с которыми они заключили эту сделку, были удивительным народом, который уникальным образом внедрил табак в свою необычную культуру. По достижении половой зрелости готтентотский мальчик выкуривал свою первую сигару, а его мать в это время откусывала ему левое яичко и съедала его. Как писал французский иезуит Ги Ташар: «У них есть очень странный и причудливый обычай… Мужчины еще в юности становятся наполовину евнухами, убежденные в том, что это усиливает их телесную подвижность».

Табак был одной из немногих вещей, способных заставить готтентота работать:

Готтентоты, уверенные в том, что другой жизни после этой нет, совершенно не желают трудиться. Послушать их разговоры, когда они обслуживают голландцев за небольшую порцию хлеба, табака или коньяка, так они видят [в голландцах] рабов, обрабатывающих землю, и трусов, запершихся в своих домах… тогда как их народ не унижает себя физическим трудом. Таким образом они демонстрируют, что являются хозяевами земли и самым счастливым народом в мире.

Готтентоты как народ пришли в упадок. Заимствовав у белого человека дурные привычки, они стали пить, курить и прелюбодействовать.

Голландцы сочли табак полезным товаром и для торговли в Азии, где основали новые поселения, включая Батавию в Индонезии – прекрасный просторный город, отделенный каналами от трущобы, именуемой Джакарта. Батавия стала столицей голландской Ост-Индии, отсюда табак распространился в те районы, куда не доставляли его испанцы, португальцы и местные торговцы. Голландская изобретательность в создании новых рынков для табака изумительна. Балийцев они убедили, что жевать табак после бетеля полезно – он очистит зубы. Яванцам, большим любителям гвоздики, они стали продавать табак, смешанный с толченой гвоздикой. Сгорая, эти крошки потрескивали, что, как считалось, отпугивало злых духов и приносило курильщику удачу.

Поначалу голландцы поощряли культивирование табака на Дальнем Востоке. Уже в 1625 году они перевозили кораблями табак, выращенный в их поселении Джафна на острове Шри-Ланка, в Европу. Жители Шри-Ланки были такими же заядлыми курильщиками, как их голландские хозяева, и предпочитали тонкие сигары «шерут» (от тамильского слова shuruttu, «скручивать»). Вот как описали их за любимым времяпрепровождением:

«Бедные слои населения (индусы, малабарцы и т. д.) курят табак оригинальным способом: они скручивают всего один лист и поджигают его с конца, а другой конец держат между губами». Позже, однако, местный табак начал конкурировать с голландским торговым табаком, и голландцы отказались перевозить его на своих судах.

Голландцы стали хозяевами Тропика Рака, в пределах которого торговали табаком и другими товарами в обмен на сокровища Востока. Они знали о неотразимой власти табака над его потребителями, которых использовали иногда для открытия новых территорий. После того как табак входил в обращение, выяснилось, что за него можно было купить практически все. Табак использовали как универсальный подарок – очень полезное свойство в те времена, когда даже пищевые различия могли послужить поводом для войны, а украшения стать опасными, если они случайно бросали тень на священные предметы местной культуры. Но трубка табака или просто табак стали желанным подарком везде, где появлялись голландцы.

Табак не только служил предметом связи между европейцами и другими народами. Некоторые азиатские страны выращивали табак для торговли и внутреннего потребления. Его перевозили по Индийскому океану на арабских судах от страны к стране, от острова к острову, через Малайю. Яву и Борнео к северной оконечности Австралии. Азия была очередным звеном в цепи использования табака. Азиатские страны были привлечены к этому своими соседями, и, как следствие, некоторые народы впервые попробовали табак уже из третьих рук. Способы курения, принятые в разных частях Азии, оказались результатом смешения американского, европейского и китайского суеверий.

Хотя европейцы принесли табак в Азию, не сообщая причин его использования, разные азиатские народы сами их придумали. Китайцы говорили вьетнамцам, что табак полезен для здоровья и окрашивали его в красный цвет (цвет успеха) перед отправкой в Сайгон для продажи. В Бирме китайцы торговали им как лекарством, предназначенным для мужчин и для женщин. Бирманские женщины кормили своих детей, чередуя грудь с сигарой, убежденные в том, что таким образом ребенок становится сильным.

По мере распространения табака, он приобретал новые свойства, о нем возникали новые легенды. Малайцы считали, что табак появился в Китае после счастливого брака дракона и змеи. Жители островов Торрес, когда их просили назвать место его происхождения, указывали на север. Разные народы готовы были разделить один и тот же урожай табака, и было ничуть не удивительно, что табак стал ассоциироваться с дружбой и миром. Табак распространялся в XVII столетии подобно эпидемии, легко преодолевая границы и культуры. Подобно инфекционной болезни, он не признавал ни сословий, ни вероисповеданий и одинаково заражал кочевников, буддистов и христианских епископов. К середине XVII века курение стало важнейшей привычкой человека.

Табак перевозили не только по морю, он стал важнейшим товаром на Шелковом пути, путешествовал в верблюжьих караванах и достигал таких мест, где никогда не видели западного человека. Табак стал наперсником в гареме и в судебной палате, он присутствовал в советах сотен правителей. Некоторые страны получили табак с запада и с востока, каждый раз по-новому объясняя его происхождение и цели. В Персию, например, табак попал сначала с запада, и все – и курильщики, и торговцы – подверглись по велению шаха безжалостным наказаниям. Но когда он пришел с востока, вместе с кальяном, перенятым у индийских моголов, курение табака стало у персов любимым времяпрепровождением. Английского путешественника доктора Джона Фрайера очень впечатлили их курильни:

Они устроены наподобие наших театров, где каждый может сидеть и потягивать выбранный им табак через длинный малабарский тростник, присоединенный к хрустальному сосуду… куда вставлена чашечка или головка трубки… короткая тростинка достигает ее дна, а длинная соединяется с ним, сосуд наполняют водой. От этого занятия они получают невероятное удовольствие; они кидают в воду ароматные цветы, при каждом потягивании вода пузырится и заставляет цветы покачиваться, что охлаждает дым и создает приятный вид.

Табак был повторно завезен в Османскую империю из Персии. После смерти Мурада Жестокого в 1640 году и непродолжительной борьбы за власть империю возглавил Мохаммед IV, заядлый курильщик, поощрявший выращивание табака. Турки переняли персидский кальян и переименовали его в «наргиле». Как реакция на опасности, которым подвергался курильщик при Мураде IV, наргиле стал трубкой мира, которую курили для расслабления и достижения транса. Как заметил комментатор тех времен, табак наряду с кофе, вином и опиумом стал одной из четырех подушек «на ковре наслаждения».

Изготовление наргиле как художественный промысел или, точнее, четыре художественных промысла по числу составных частей наргиле было налажено ремесленниками в разных районах Османской империи. Агизлик (мундштук) вырезали из янтаря, импортируемого из России. Говде (водяной сосуд) выдували из стекла или хрусталя и украшали цветочными мотивами. Лучшие говде делали в Бейкозе. а в противоположном конце империи, в Тофане, жили изготовители луле (чашечек трубок). И наконец марпук (плетеную трубку), по которому шел дым к курильщику, делали кочевые племена, торговавшие своими изделиями на рынках.

После того как наргиле был собран, он попадал в какую-нибудь курильню, находящуюся под покровительством турецких курильщиков. В этих темных благоухающих заведениях был разработан сложный этикет, согласно которому следовало зажигать наргиле, указывалось даже, уголек какого дерева годился для этого ритуала. Курильщики предпочитали темный крепкий табак «латания», выращиваемый в Персии, то есть поддерживали рынок, невероятно удаленный от места происхождения табака, и разве что удивлялись, узнав, что табак появился в далекой угасшей цивилизации инков, а вовсе не в Леванте.

После возрождения в Османской империи табак продолжил свой путь на Запад. Когда он стал главным товаром любого каравана с востока. Россия как раз запретила табак в своих балтийских регионах. К счастью для любителей табака, в 1689 году царем стал Петр Великий, который немедленно отменил запреты своих предшественников. Эту свободу курения не приняла Русская Православная церковь, убежденная в том, что курение было запрещено Библией, и находившая подтверждение тому в Новом и Ветхом Заветах. Ключевой текст отыскался в Евангелии от Марка (5, 8): «Выйди, дух нечистый, из сего человека». Патриарх угрожал курильщикам отлучением от церкви, провоцируя таким образом осуждение царя. Петру все это очень не нравилось. Сам он курил, чему его научил шотландец Патрик Гордон. На вызов патриарха Петр ответил введением налога на бороду, которую носило все православное духовенство. Если он замечал, что кто-то при дворе носит бороду, он собственноручно отстригал ее ножницами, с которыми не расставался.

Введение табака, впрочем, еще не гарантировало ему радушного приема. Его появление в Швейцарии было воспринято враждебно, а когда швейцарцы обнаружили, что сопротивляться табаку трудно, курение было запрещено специальным табачным судом. Швейцарскую оппозицию вдохновил пример Саксонии, где в 1653 году немецкие католические священники решили, что табак – враг человечества, и обосновали свой протест благочестием и здравомыслием: «Безбожно и непристойно то, что рот человека (через который входит в него и выходит бессмертная душа и который предназначен для вдыхания свежего воздуха и произнесения молитв Всевышнему) оскверняется вдыханием и выдыханием табачного дыма». Свое заявление они подкрепили многочисленными запретами. В Люнебурге за курение казнили; этот закон просуществовал до 1691 года.

Если европейские правительства и имели какое-то мнение о табаке, то оно склонялось к тому, что табак может послужить источником дохода. Зачем позволять религиозному чувству вмешиваться в это прибыльное дело? Некоторые европейские страны (включая Австрию, столица которой была осаждена в 1683 году курящими турками) фактически потворствовали возникающей привычке курить. Император Леопольд 1 ввел государственную монополию на продажу табака и получаемые таким образом деньги направлял на свои охотничьи забавы. Оправдывался Леопольд тем, что табак является предметом роскоши:

Мы милостиво решили посредством нашей Императорской и Королевской власти получать доход от продажи табака, будь то курительный или нюхательный. Этот товар не является для людей предметом первой необходимости, а скорее их капризом, пусть даже и всеобщим. С этой целью Мы постановили, что через Нашу Императорскую казну или самолично берем под контроль торговлю табаком, а в том случае, когда это окажется более выгодным для Нашей казны, сдаем право на монополию в аренду одному или нескольким лицам.

Слова Леопольда Австрийского о том, что табак не является товаром первой необходимости, наверняка вызвали бы удивление в Англии, где привычка к табаку была возобновлена во время гражданской войны и где табак считался не просто лекарством или обезболивающим, а непременным условием здоровья. Несмотря на то что каких-либо доказательств благотворного действия табака на человека найдено не было, англичане сочли его панацеей и были уверены, что табак продлевает жизнь. Изображение старейшего жителя Англии Томаса Парра, который жил с 1483 по 1635 год и был осужден за то, что в возрасте ста лет «стал отцом внебрачного ребенка», стало популярной эмблемой табачных лавок.

Любопытно, что англичане не усматривали никакой связи между табакокурением и недавним открытием Уильямом Гарвеем назначения легких человека в связи с его объяснением циркуляции крови. До тех пор лучший ответ на вопрос, зачем человеку легкие, давал учебник китайской медицины; легкие рассматривались в нем. как то место, где располагается таинственная и жизненно необходимая сила «ци». Но вместо того чтобы всерьез исследовать вопрос о вреде или пользе вдыхания табачного дыма, англичане совершенно уверовали в его безвредность. После издания на английском языке голландских рекомендаций табак признали эффективным средством против бубонной чумы, в 1665 году уничтожившей шестую часть населения Лондона. Даже Сэмюэл Пипс прибегнул к любимому средству своих соотечественников:

В этот день… я увидел в Друри Лейн два или три дома, помеченных над дверью красным крестом и надписью «Господи. помилуй нас, – печальное зрелище, которое я видел впервые в жизни. Это заставило меня подумать о том, что я и сам могу заболеть… и потому мне пришлось купить сверток табака, чтобы нюхать его и жевать, что и позволило мне избавиться от мрачных мыслей.

Благодаря эпидемии чумы (а возможно, и независимо от нее), англичане настолько привыкли курить, что в очередной раз поразили гостей с материка:

В Англии, когда дети идут в школу, у них в ранце вместе с книгами лежит трубка, которую их матери заботливо набивают табаком рано поутру. Табак служит им еще и завтраком: в назначенный час все как один откладывают в сторону книги, чтобы раскурить трубку; учитель курит вместе со всеми и показывает детям, как правильно держать трубку и как затягиваться. Таким образом, англичане с юных лет вырабатывают привычку к курению, свято веря в его абсолютную необходимость для здоровья.

Англичанин даже хранит несколько трубок рядом с постелью, чтобы перемежать ими ночной сон.

Влияние табака на образовательный процесс в Англии не ограничивается пределами классной комнаты и заставляет вспомнить об ацтеках, для которых курение означало медитацию. Как считали англичане, поглощая дым, человек что-то питает, но так как дым не материален, это что-то может быть только духом. Исаак Ньютон, величайший ученый со времен Аристотеля, курил непрерывно, но поскольку он занимался этим с раннего детства до смертного одра, трудно установить. способствовала эта привычка к курению его таланту открывателя или нет. Табак был неотъемлемой частью его жизни: однажды заметили, как «он в глубокой задумчивости сидел возле дамы, расположения которой добивался, потом взял ее за палец, умял им табак в трубке и молча принялся курить».

В XVII веке употребление табака стало ассоциироваться с поэтами и драматургами Англии. Табак был вдохновителем Роберта Херрика и Джона Милтона, величайшего лирического поэта и величайшего эпического поэта эпохи. Херрик прославил табак:

Что это дух, нетрудно поверить.

Это жизнь воздуха, это воздух жизни.

Курение стало метафорой переменчивости, мимолетности удовольствия и самого существования и любимой темой размышлений над эфемерностью бытия:

 
Здесь я представлен сам себе, совсем один, достал,
Как самого себя – курительную трубку.
И я, частица малая всего, глотаю дым.
А он, едва войдя в меня, выходит вон и улетает прочь.
 

Англичане были не в состоянии представить себе жизнь без табака. Чтобы придать «Робинзону Крузо», истории о человеке, потерпевшем кораблекрушение и поселившемся на необитаемом острове, правдоподобие, Даииель Дефо позволил своему герою найти «много табака, зеленые, высокие и сильные стебли». Первой вещью, которую Крузо сделал своими руками, стала глиняная трубка. Первая же затяжка так воодушевила Крузо, что он принялся за дело и сделал себе зонтик из козлиной шкуры, лодку, построил форт, подружился с дикарем, затеял сражение и вообще продемонстрировал невероятную энергию.

Возросший спрос на табак вынудил Англию восстановить после гражданской войны свои торговые связи с Новым Светом. Возобновились и другие способы поставок табака. Некоторые англичане воспользовались анархией, которую принесла гражданская война, для того чтобы выращивать и провозить контрабандой табак во времена протектората Оливера Кромвеля и после реставрации монархии. Табак на западе страны был посажен повсюду, спровоцировав вполне предсказуемую реакцию со стороны властей. В 1667 году королю Карлу II пришлось послать конную гвардию в Уинчкомб, чтобы уничтожить посевы табака там, где его выращивают незаконно, и всегда выращивали, и даже под угрозой уничтожения урожая, как уже не раз бывало, все равно будут выращивать.

Контрабанда табака также была проблемой для английского правительства, которое воспользовалось ей как поводом для возобновления захвата колониального рынка. Чтобы бороться с контрабандой (в частности, с контрабандой табака), в 1651 году был издан «Указ о судоходстве». Указ предписывал ввозить в Англию товары только из тех стран, в которых они были произведены, и доставлять их на английских судах или на судах стран-производителей. Указ запрещал использовать «иноземные суда», то есть суда государств-посредников, в частности голландских. «Указ о судоходстве» предписывал, чтобы товары из английских колоний в Африке, Азии и Америке перевозились английскими кораблями.

Принятие Указа вызвало немало последствий, первым из которых стала война с Голландией, на протяжении восьмидесяти лет верным английским союзником, чьи атаки на испанцев позволили Англии сохранить свои колонии в Новом Свете. Указ вызвал беспокойство колонистов, которые полагались на голландцев в обеспечении своих потребностей в годы гражданской войны и которых не мог обслужить гораздо меньший английский торговый флот. Пока англичане убивали друг друга на родине, до некоторой степени независимые от них колонисты почувствовали вкус свободы или анархии, такой же захватывающий, как и основной предмет их экспорта.

В 1660 году был принят второй «Указ о судоходстве», который накладывал дополнительные ограничения на колониальную торговлю и разрешал поселенцам продавать табак только Англии. Предприимчивые колонисты уже успели создать новые рынки сбыта для своего «Ориноко», в основном в континентальной Европе, где табак из Вирджинии пользовался очень высокой репутацией и потому были особенно ущемлены этими ограничениями. Второй «Закон о судоходстве» понижал их статус до уровня слуг короны, пригодных разве что для того, чтобы разбрасывать навоз и выращивать табак.

Два «Указа о судоходстве» создали англичанам трех врагов: Голландию, собственных колонистов и Шотландию, которая положениями Указов была отнесена к иноземным государствам.

Шотландцы не только были вовлечены в продажу табака со дня его появления на Британских островах, но и имели честь поставлять его первому в мире табакофобу, шотландскому королю Якову VI (он же английский король Яков I) и постепенно создали себе репутацию «табачников». В целом они неплохо относились к табаку, и король Яков оказался нехарактерным шотландцем. Шотландец скор защищать честь своей страны, и Уильям Баркли из Тауи издает «Снадобье, или достоинства табака» через несколько лет после знаменитого «Обвинения» короля Якова. В своих рассуждениях о табаке он критикует английские крайности и советует читателю «не делать, подобно злостному английскому курильщику, прокопченной коробки из своего черепа, более пригодного для ношения под мышкой… чем для хранения мозга курильщика, не способного уже ни идти, ни ехать без трубки во рту».

Уильям Баркли изо всех сил предостерегал своих читателей от испанского табака, который «истощает духовность и решительно портит настроение», и шотландцы, казалось, последовали его рекомендациям умеренности и разборчивости, по крайней мере, в Эдинбурге. Но среди вереска и туманов Хайлэнда табак теснейшим образом привязался к шотландской душе и стал (особенно нюханье) ее неотъемлемой частью. Вполне в духе индейцев Амазонки, гостю племени (или «клана») в этой влажной и изолированной части Европы подносили понюшку табака.

О появлении рога для нюханья табака как составной части шотландского костюма известно не больше, чем о происхождении килта. Скорее всего привычка нюхать табак пришла в Хайлэнд из Ирландии, с которой шотландцы постоянно торговали и где эта привычка укоренилась еще до 1636 года: «Ирландцы нюхают [табак]… и это очень освежает голову; полагаю, что в Ирландии этот способ распространеннее, чем в Англии трубки; не редкость увидеть служанку у мойки или парня за плугом, когда они, устав от работы, вытаскивают табакерку, перышком суют в ноздри табак, и это поднимает их дух».

Шотландцы назвали нюханье табака smeeshin, от шотландского smuiden. «порошок». Шотландцы Хайлэнда предпочитали нюхать табак, а не курить его, вполне возможно, из практических соображений: трудно было поддерживать горение трубки в шотландском климате, и жители Хайлэнда сосредоточили свою изобретательность на том. чтобы хранить нюхательный табак сухим.

Отчасти они достигли этой цели, создав водонепроницаемую емкость. Первые европейские табакерки были прямоугольными с отделяющейся крышкой. Шотландцы решили изменить форму табакерки так, чтобы с воздухом соприкасалась как можно меньшая часть табака. Для этого была использована, как это нередко бывает с гениальными изобретениями, самая обычная вещь, а именно бараний рог. Вторым нововведением были петли в крышке, благодаря чему понюшку табака можно было взять так, чтобы в рог не попали дождевые капли. Со временем эти «табачные рога» превратились в фамильные ценности.

О глубине проникновения табака в культуру Шотландии свидетельствуют сложившиеся вокруг него легенды. Одна из них «Табачный рог Глена Морана» была впервые включена в народные сказания Хайлэнда в XVIII веке и описывает появление духа древнего вождя клана – Хамиша Ич Макфера у смертного ложа своего преемника. Призрак был одет так, словно собрался в бой – в руке щит, из ран сочится кровь. Такие материализовавшиеся духи обычно требовали понюшку табака из рога. Понюшка была должным образом принята, и «табачный рог» вместе с другими предметами был передан преемнику умирающего вождя. Легенда показывает, что, как и многие другие народы, шотландцы относили употребление табака к столь древним временам, когда табака у них еще не было.

Между тем в городах низинной части Шотландии табак взывал к другой особенности шотландского характера. Торговые доходы манили шотландских купцов, которые помогали вирджинским колонистам создавать новые зарубежные рынки для продажи табака, особенно во Франции, где марка «Ориноко» приобрела такую известность, что французы перестали выращивать табак в собственных колониях. Шотландские торговцы табаком превратились в такую силу, что вирджинский таможенник заметил: «Я выяснил, что за последние три года по этим рекам пропито всего пять законно торгующих судов… свыше 20 шотландских, ирландских и новоанглийских судов ушли отсюда в течение восьми месяцев… с грузом табака… и военные корабли не обнаружили ни одного из них».

Когда «Указы о судоходстве» начали душить шотландскую торговлю и английские военно-морские силы стали устраивать частые блокады иностранных портов, шотландские купцы принялись лоббировать исключение Шотландии из числа иноземных государств в Указах – но это не удалось. Между тем шотландцы превратили торговый кризис в национальное бедствие, когда попытались основать в Новом Свете свою первую колонию. Какое-то количество шотландцев уже жило в Америке, и рассказы о том, что они нашли за океаном счастье, просочились на их родину. Вот один из примеров: «шотландец, высланный Кромвелем в Новую Англию. В настоящее время живет в Вудбридже как шотландский помещик, желает своим соотечественникам и сородичам всего хорошего, но возвращаться к ним не собирается».

Шотландская колония Дарьен была основана на подверженном лихорадке Панамском перешейке. Выбор места определило его стратегическое положение – открытый выход к Атлантическому и Тихому океанам, позволивший Шотландии господствовать в мировой торговле. Шотландцев увлекла логика построения колонии, и они вверили ей свои сбережения. Туда отправились 1200 колонистов, в ноябре 1698 года они основали форт Нью-Эдинбург, который довольно скоро превратился в скопище грязных хижин. В следующем году форт был покинут. Только 300 выживших поселенцев вернулись на родину. В сущности, колония Дарьен обанкротила Шотландию – на это рискованное предприятие было потрачено около четверти ее казны.

Валлийцы торговали в Новом Свете успешнее, чем шотландцы. Во второй половине XVII века англичане несколько раз воевали с испанцами и голландцами по обе стороны Атлантики и были вынуждены передать некоторые военно-морские функции на Карибском море пиратам, среди которых было очень много валлийцев. Эти люди охотились за испанским золотом, не уступая в алчности конкистадорам прошлого века. Пираты стали полезными союзниками английской короны, которая решила узаконить их грабеж. Генри Морган, самый известный валлиец в Новом Свете, в 1688 году скончавшийся от алкоголизма, был образцом для пиратов. Еще Карл II в признание его заслуг в борьбе с Испанией возвел Моргана в рыцарское достоинство и назначил вице-губернатором Ямайки. Морган и его сподвижники были такими заядлыми курильщиками, что для ограничения их привычки курить в любое время и в любом месте, была принята специальная статья Кодекса пиратства, который подписывал каждый пират, присоединяющийся к торговле. Кодекс предусматривал распределение добычи, компенсацию за утрату конечностей и, наконец, наказание за неосторожное курение.

Статья 6: Всякий человек, который… закурит в трюме, не прикрывая трубку, или зажжет свечу без фонаря, наказывается по закону Моисееву (40 ударов плетью).

Участие пиратов (а значит, и валлийцев) в государственной политике Англии в Америке завершилось в 1692 году, когда их штаб-квартира в Порт-Рояле на Ямайке (тогда самый большой английский город в Новом Свете) была разрушена землетрясением и смыта в море.

В 1690-е годы Англия под управлением голландского короля Вильгельма, принца Оранского, восстановила свое главенство в колониальной торговле. Расходы на флот быстро увеличились с 400 тысяч фунтов стерлингов в предыдущем десятилетии до 2 миллионов 800 тысяч фунтов стерлингов в 1697 году. Пиратов отправляли на пенсию или казнили, а торговцев, не имевших официального разрешения на торговлю (в том числе шотландцев), отстраняли от дел. Жалкие, подавленные своими могущественными соседями, шотландские купцы и их политики толкали свою страну к унии с Англией. Причины для объединения, которые в конце концов привели к созданию Великобритании, были в основном финансовые. Роберг Бернс (известный курильщик, поэт-лирик и порнограф, автор таких поэтические перлов, как «Девять дюймов ублажат даму») писал о своей родине как о стране «проданной и купленной за английское золото» – вполне справедливая оценка объединения двух государств. Когда стало ясно, что объединение неизбежно, шотландские купцы сделали большие запасы табака по низкой шотландской импортной ставке, понимая, что после ее согласования между союзниками, в Шотландии она возрастет. Многие нажили на этой операции целые состояния.

После того как Англия и Шотландия в 1707 году превратились в одну страну – Великобританию, шотландские торговцы табаком быстро воспользовались преимуществом своего нового подданства. Их корабли находились теперь под защитой военно-морских сил Великобритании, самого мощного тогда военного флота. У шотландцев имелось также географическое преимущество над другими торговцами, включая англичан: «Корабли из Глазго, едва покинув залив Ферт-оф-Клайд, сразу же идут на северо-запад и зачастую оказываются у мыса Вирджиния тогда, когда лондонские корабли еще выбираются из Ла-Манша».

Навыки торговли шотландцы приобрели, когда торговать им помогали объявленные вне закона. Вместо того чтобы привозить колонистам буровые инструменты, прессы или шелкопрядов в обмен на табак, они доставляли им рабов и давали деньги в кредит. На протяжении 15 лет шотландцы ввозили в Великобританию 50 % табака и в значительной мере контролировали торговлю рабами. Первым плодом их господства стал Глазго, превращенный торговлей табаком в крупнейший город. Домики рыбаков лососей вдоль реки Клайд уступили место табачным причалам, с которых корабли уходили к Новому Свету.

Во второй половине XVII века, в то время когда различные европейские силы сражались за контроль над торговлей, английские колонии в Америке переживали период относительного мира и процветания. Поселенцам не приходилось уже из последних сил бороться за выживание; несомненный признак достатка – высокий уровень рождаемости – наблюдался именно в Западном мире. Рост населения с 1660 по 1700 год в среднем составил здесь 3 % по сравнению с 1 % в Европе. Особенно процветали вирджинцы. Иностранцы покупали у них табак, а рабы делали всю работу. После начинания Джона Рольфа в 1618 году с урожаем «Ориноко» в 20 тысяч фунтов экспорт вирджинского табака возрос до 1.5 миллионов фунтов в 1640 году и 38 миллионов фунтов в 1700 году. За тот же период население Вирджинии увеличилось с 18 000 до 78 000 человек, а средняя продолжительность жизни удвоилась.