Текст книги "Пле(мя)нница (СИ)"
Автор книги: Ая Сашина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава 25
12 сентября, суббота
Алина
Сон одолевает меня лишь под утро. Однако даже в измученном и подавленном состоянии не могу долго спать. Открываю глаза, когда часы показывают всего лишь половину седьмого. Мысли о неизбежности расставания с Егором снова травят душу, оставляя после себя глобальную пустоту и безразличие.
Как сомнамбула, иду на кухню, чтобы попить. Мне кажется, что через слезы этой ночью из меня вышла вся влага. Мама тоже уже не спит. Сидит на кухне за столом, пьет свой любимый ромашковый чай. Вид у неё уставший, такое чувство, что не спала всю ночь, прям как я сама.
– Доброе утро. Как ты себя чувствуешь? – выпиваю стакан воды и присаживаюсь рядом. – Давление не поднималось больше?
– Доброе утро. Вроде не беспокоит уже.
– Но вид у тебя так себе… Когда у тебя отпуск? Может, отдохнуть пора?
– Ты же знаешь, что работа тут совершенно ни при чем. А вид и у тебя самой неважный. Совсем не спала?
– Не спала, – признаюсь честно. Я хочу, чтобы мама поняла, что выбор, перед которым она меня поставила, для меня будто смертный приговор. – Не могу спать. Я не представляю, что со мной будет, если ты от меня отвернешься. Но я не представляю себя и без Егора, – замолкаю, представляя себе Субботина. Половина моей души сейчас рядом с ним.
Мама долго смотрит на меня. Сидит, не шелохнется. И взгляд какой-то пустой. Не уверена даже, что она сейчас видит меня. Она словно смотрит через меня куда-то назад, в прошлое.
– Как вы собираетесь людям в глаза смотреть? – спрашивает вдруг.
Забываю, как говорить. Нападает ступор. Сердце сжимается в груди.
– Нам не важно, что подумают посторонние, – словно заново учусь говорить. Боюсь сказать что-то неправильное. – Для нас главное, чтобы родные поддержали нас, – едва сижу на табурете. Мне кажется, или мама действительно готова к конструктивному разговору?
– Кто-то уже знает?
– Кроме тебя, только лучший друг Егора, – о своей бывшей начальнице стараюсь не вспоминать. Субботин разговаривал с ней. Он, естественно, сумел поставить женщину на место.
– И как он отреагировал?
– Удивился. Но не осудил, – искренне надеюсь на то, что говорю правду. Ваня, по словам Егора, поймет нас.
– А если через месяц, полгода, год ваши… чувства умрут… – едва не давится она своими же словами. Ей сложно говорить об этом, но она старается. – Вы уверены, что стоит всё это начинать?
– Если бы не были уверены, никто не узнал бы об этом, – говорю с придыханием. Вера в то, что всё ещё может наладиться, укореняется во мне всё сильнее и сильнее. Не знаю, что случилось этой ночью, но мама как-то изменилась. Она более охотно идет на контакт. Уже нет такого дикого отторжения случившегося, как это было вчера.
– Алин, – мама немного меняет позу, уводит взгляд за окно, – я, наверное, должна тебе рассказать… Хотя однажды поклялась, что ни одна живая душа не узнает об этом от меня.
Внутри всё сжимается от нехорошего предчувствия. На лице мамы грусть, меланхолия, значит, информация, скорее всего, не из веселых. Вопрос один… Каким боком это относится к нам с Егором?
– Рассказывай. Я слушаю.
– Егор не твой дядя.
Это звучит словно гром среди ясного неба. Я могла нафантазировать себе всё, что угодно, но об этом точно никогда бы даже не подумала.
– Что?.. – накрывает откровенная паника. Мысли путаются. Пытаюсь увязать всё в своей голове. Возникают лишь две сумбурные версии относительно того, что я только что услышала. Получается, что либо Егор не сын своих родителей, либо я не дочь своих родителей? – Мама…
Пока мама собирается с мыслями, чтобы продолжить, я мучительно соображаю, какие ещё варианты могут быть. Как могло получиться так, что мы с Егором не родственники? Стоп… Мы не родственники… Не родственники… Паника удваивается от понимания того, что уже ничто не сможет помешать нам быть вместе. Но… Кому-то из нас придется за это расплатиться?
– Мама, пожалуйста…
– Егора усыновили.
Воздуха катастрофически не хватает. Я пытаюсь реагировать спокойно, но эмоции сильнее. Егор…
– Как ты заметила, – продолжает мама, – я всю ночь не спала, думала о тебе, Егоре. Я не могу гордиться вами… То, что вы сделали, будучи уверенными в своих родственных связях, это позор. Но и скрывать того, что может помочь вам, тоже не могу. Да простят меня небеса, – она поднимает глаза к потолку, обращаясь к тому, кто уже не с нами.
– Как это произошло? – я до сих пор не могу прийти в себя. Может, я сплю? Может, наяву брежу? Может, я заболела, и у меня начались галлюцинации?
– А как это происходит?.. Бессчетное количество попыток забеременеть, неудачи, уныние… Остается единственный выход. По крайней мере в те времена оставался. Это теперь можно эко попробовать сделать, а раньше ведь об этом даже не все слышали.
Я киваю, словно попугай, пытаясь переварить полученную информацию.
– И только тебе сейчас решать, узнает ли об этом Егор, – снова жестко и неумолимо ставит меня перед очередным выбором мама.
Рассказав мне об этом, она, наверное, хотела облегчить нашу с Егором участь. Но могу ли я сказать, что у неё это получилось? Как сказать Субботину о том, что родители, которых он безмерно любил и любит, были ему не родные? Как он отнесется к этому? Мне кажется, ему будет очень больно узнать об этом. Как в принципе любому нормальному человеку. Я не смогу причинить Егору такую боль. Но и жить с таким грузом на душе… Разве это правильно? Я не хочу его обманывать всю жизнь. Это не для меня.
– Что молчишь?
– Я не знаю… Это может разбить ему сердце.
– Значит, не будешь рассказывать?
– Нет… Так нельзя… Я не смогу смотреть ему в глаза и скрывать такую важную информацию.
– Если ты для него действительно важна, то он обрадуется. Родители, родные или не родные, любили его, достойно воспитали. Их не в чем упрекнуть. А вот то, что, признав факт своего усыновления, он откроет путь перед вами двоими, это важно.
Возможно, мама права. Но почему она заговорила об этом лишь сейчас?..
– А почему ты вчера не рассказала мне об этом?
– Думаешь, это легко? Я взвешивала все «за» и «против».
Мне мучают сомнения.
– Ты надеялась, что удастся заставить нас расстаться? Хотела надавить на меня?
– Возможно. Однажды ты поймешь мои мотивы, – мама тяжело встает со своего места, моет чашку, ставит её на место.
– Скажи честно, если бы я поддалась твоим уговорам и сказала, что оставлю Егора, ты бы рассказала?
– Нет. Зачем?
– Действительно… Зачем… – я расстроена. Поведение мамы, то, что она, не очень-то заботясь о моих чувствах, с легкостью могла сломать моё счастье, поражает до глубины души. Неприятно поражает. – Знаешь, а ты ведь почти добилась своего.
Мама смотрит на меня напряженно, спокойствие покидает её.
– Зачем ты вообще ехала туда? Лучше бы тут осталась. Боже… – эмоции прут из неё. – Лучше бы никогда не видела Егора. Как ты не поймешь? Я не хочу, чтобы на тебе было клеймо позора, только из-за этого и рассказала, что Егора усыновили.
– Мам, ты не хочешь, чтоб клеймо позора было на тебе… – я будто разговариваю с чужим человеком. – Правда? Тебе стыдно, что у тебя такая дочь… Скажи уже, – даже не замечаю, в какой момент из моих глаз начинают катиться слезы.
Мама молчит. Не скажет… Но её молчание красноречивее. Громче в тысячу раз, чем все вчерашние крики.
– Между моим счастьем и тем, чтобы выглядеть чистой в глазах общества, ты предпочитаешь второй вариант! Только поэтому ты и приняла решение рассказать о том, что Егор мне не родной по крови.
Ни слова больше не говоря, выхожу из кухни и запираюсь в ванной. Если бы мы с Егором находились сейчас в одном городе, я бы уже неслась к нему на всех парах. Он мне нужен, как воздух.
Но он не рядом. Он за сотни километров от меня…
Егор
– Субботин, заняться больше нечем в выходной день? – в кабинет заглядывает Бероев. Некоторое время с удивлением смотрит на меня, затем направляется к своему столу.
– Может, и нечем. А ты какими судьбами?
– Да папку с документами забыл. Хочу сейчас в банк подъехать.
– Всё-таки решил участок тот купить? – откидываюсь в кресле. Ваня уже давно мечтает о постройке собственного дома. Всё меня подбивает, предлагая купить участок рядом с ним. И место ведь отменное… Чистое, тихое, красивое.
– Поеду, проконсультируюсь по поводу кредита. Там посмотрим. Что далеко заглядывать?
– Согласен, – с толикой раздражения киваю я. Заглядывай, не заглядывай, но всё равно происходящее не может зависеть только лишь от нас. Судьба порой подбрасывает нам абсолютно неожиданные события.
– Поехали со мной, – предлагает Ваня. – Что тухнуть тут будешь? Или до вечера воскресенья собрался сидеть здесь, пока Алинка не вернется?
– Вернется ли… – не могу сдержать эмоций.
– Поехали, – настаивает Бероев. – По дороге расскажешь, что случилось.
Неожиданно для себя поднимаюсь и начинаю собираться. Действительно, нужно развеяться. Выходной, как никак. От долгого непрерывного сидения в офисе и постоянных дум об Алине голова, словно чугунная.
– Может, и сам еще надумаешь, – подбивает меня Иван, усмехаясь.
Честно? И надумал бы! Но если бы был уверен, что Алина вернется завтра. И вернется не просто в этот город, а вернется именно ко мне. Но произойдет ли это? Я не знаю, кого выберет Алина. Вообще не понимаю, как можно сделать подобный выбор. И как Тома могла поставить дочь перед таким выбором? Вспоминаю своих родителей. Даю голову на отсечение, что они за то, что я сделал, конечно, разнесли бы меня в пух и прах, но при этом всём они стали бы за моей спиной, обеспечивая надежный тыл от злых взглядов и слов.
– Так что там Алинка? – спрашивает Бероев, когда мы выезжаем со стоянки на его машине. – Почему она не должна вернуться?
Я не хочу об этом говорить, но устал всё держать в себе. Иногда мне кажется, что у меня уже вообще крыша едет. Хочу, чтобы либо было всё хорошо, либо чтобы вообще ничего не было. Пусть происходящее нам просто снится, если всё и дальше будет против нас с Алиной. Я не знаю, как мы с ней будем жить дальше, если придется вырывать друг друга из своего сердца.
– Мать поставила ультиматум. Либо она, либо я.
– Жестко. А о самой Алине она подумала? Из вас то кто-то точно победит, а вот девочка в любом случае проиграет.
Даже Бероев это понимает. Бероев… Мужик, у которого вообще нет пока собственных детей. Волна ярости поднимается внутри. Тамара… Что ты творишь, женщина? Подумай о своем ребенке.
– Думаю, она уверена в том, что знает лучше Алины, каким должно быть её счастье. И судя по тому, что она делает, счастье должно быть правильным… – с раздражением рассуждаю я. – А я в эту правильность никак не вписываюсь.
Иван сатирически покашливает.
– Ну, ты туда не вписываешься по меркам многих. Не только этой Тамары.
– Да, плевать мне на это, – завожусь сильнее. – И на многих, и на их мерки…
– Но Алина же не приняла ещё окончательного решения?
– Завтра всё решится, – говорю, ощущая, как волнение нещадно сжимает внутренности. Даже дыхание приправлено тупой ноющей болью уже второй день.
– Ну, так расслабься. Тебе остается просто дождаться завтра, – философствует Ваня. – Ты ведь всё равно не можешь насильно заставить Алину выбрать кого-либо.
Я с этим не совсем согласен. Я не хочу просто ждать, когда знаю, что нужен ей.
– Я приму любое решение Алины. Просто мне тошно от того, что я представляю, как она сейчас сидит, крутит всё это у себя в голове, переживает, плачет. Я, по сути, ведь тоже не дал ей поблажек. Четко обозначил срок принятия решения. Можно было помягче.
– Какие мы нежные стали, – не может удержаться от подколки Ваня, глядя на меня. Однако становится серьезным, когда видит мой ответный взгляд.
Мне совсем не до смеха. Поговорив с Ваней, становится ещё хуже. Я не хочу ждать никаких решений… Мне просто нужно, чтобы в данный момент мы были вместе. Алине, уверен, тоже жизненно необходимо это лекарство.
– Разворачивай, – говорю резко, когда Бероев подъезжает к перекрестку.
– Зачем?
– Вези меня к моей машине.
Бероев смотрит на меня, как на придурка.
– Не понял? – спрашивает, глупо таращась на меня.
Оказывается, придурок совсем не я. Кто-то уже обычных слов не понимает.
– Разворачивайся. Мы возвращаемся обратно на стоянку. К моей машине. Так понятно?
– У тебя с головой всё нормально? – на светофоре уже загорелся зеленый. Стоящие позади машины начинают сигналить нам. – Ты что собрался делать? – не на шутку волнуется Ваня.
– Ничего, – говорю, улыбаясь. Уже предвкушаю, как выкраду Алину из дома, как увезу её туда, где нас никто не потревожит. Хотя бы несколько часов.
Да… Я не знаю, какое решение племянница примет. В мою ли пользу?.. Но я точно знаю, чего хочу сейчас сам.
Хочу, чтобы Алине сейчас было хорошо. Хочу, чтобы она не чувствовала себя виноватой. Хочу, чтобы не думала, что кого-то предает… Даже если этим кем-то буду я сам.
Глава 26
12 сентября, суббота
Алина
Весь день я не выхожу из комнаты. Мама несколько раз зовет меня кушать, но я отказываюсь. Есть совершенно не хочется. От одной мыли о еде даже подташнивает. Это всё на нервной почве. Никак не могу успокоиться и принять какое-то решение. Эмоциональные качели. Меня бросает из крайности в крайность. То хочется сейчас же позвонить Егору, рассказать о том, что я узнала, то тут же отодвигаю телефон подальше от себя. Нельзя ведь рассказывать о таких вещах по телефону, я должна быть рядом, когда Егор узнает о том, что был усыновлен. А узнать он должен обязательно. Это его право, я так считаю! Да, ему будет больно узнать об этом, но он сильный, он справится.
Может, позвонить просто так? Хотя бы для того, чтобы услышать его голос, чтобы сказать, как я скучаю. Но Егор, наверное, обижен на меня. Я ведь засомневалась… А он, скорее всего, ждал от меня напористости, уверенности в своих действиях, твердости в принятом решении быть с ним.
Ну, почему я не смогла стойко отстоять своё решение? Почему в очередной раз спасовала? Я так боюсь, что Егор после этого разочаруется во мне, что ему надоест моё непостоянство.
Сердце замирает от радости, когда ближе к вечеру вижу, как загорается экран мобильного и на нем высвечивается имя любимого. Хватаю трубку, дрожащим пальцем веду по зеленой дорожке, принимая вызов.
– Привет.
Одно слово, произнесенное Субботиным, и мурашки бегут по коже. Как же я соскучилась по нему. Я без него – как умирающий в пустыне без воды.
– Привет, – сама слышу, сколько в моем голосе радости. Этого не скрыть.
– Ты дома?
– Да, дома. Сегодня вообще никуда не выходила.
– Ну, так выходи сейчас, – говорит он.
По голосу слышу, что Егор в данную секунду улыбается. Невольно и на моих собственных губах зажигается улыбка. Это так странно… Вокруг могут бушевать бури, но, если рядом Егор, или просто слышу его голос, я совершенно ничего не боюсь. Рядом с этим человеком чувствую себя полностью защищенной.
– Не хочу, – отказываюсь от предложения выйти куда-либо. Выгляжу сегодня отвратительно, не хочу пугать народ своим видом. – А ты где? Чем занимаешься?
– А я стою возле твоего подъезда. Не хочешь выходить, значит, мне подняться?
– Ты шутишь? – нервно спрыгиваю с дивана. Не верю Егору, но кровь уже бежит по венам от волнения быстрее.
– Не шучу, Алин, – вздыхает он. – Честно. Выходи, если не хочешь, чтобы я поднялся. Мама дома ведь?
– Мама дома, – словно заведенная кручусь в комнате, не понимая, что делать. Все окна в квартире выходят не на двор, поэтому проверить, приехал Егор на самом деле или просто шутит, я не могу. – Скажи, ты шутишь или нет?
– Какие шутки? – смеется он. – Быстрее выходи. Я соскучился.
– Шутишь… – замираю посреди комнаты, признавая в этот самый момент, что Егор всё-таки действительно приехал.
– Я жду…
Звонок прерывается. Ещё несколько секунд я стою, словно статуя, затем срываюсь с места и ракетой несусь в ванную комнату. Стараюсь привести себя в более-менее привлекательный вид, и причем быстро, но получается не очень. Под глазами синяки, которые не удается скрыть до конца, потрескавшиеся губы, какой-то серый оттенок кожи на лице.
– Куда-то собираешься? – подозрительно смотрит мама, когда я иду обратно в комнату, чтобы переодеться. Они с Настей сидят в зале, смотрят фильм по телевизору.
– На улицу. Нельзя? – после утреннего разговора я не могу нормально общаться с мамой. Я разочарована тем, как она поступила. Нужно было сразу рассказать правду, а не заставлять страдать нас с Егором и дальше. Неужели она не понимает, что мы и сами были не рады тому, что совершили, как тогда казалось, грех? Неужели не понимает, как мы себя потом ненавидели? Неужели думает, что не страдали, испытывая запретные чувства?
– Прогуляйся, конечно. Может, к Ольге зайдешь? – вспоминает она о моей школьной подруге.
Если честно, в последнее время с Олькой я практически перестала общаться. У неё своя жизнь, у меня своя. Точек соприкосновения не осталось, говорить особо не о чем. Обсуждать старых знакомых, старые события раз за разом совсем не интересно. А рассказывать о новых важных моментах, происходящих в жизни, совсем не хочется.
– Возможно, зайду, – соглашаюсь, думая о том, что это отличная отмазка на случай моего долгого отсутствия.
Выходя из подъезда через десять минут, сразу же нахожу взглядом машину Субботина. После случая с тем, как нас целующихся засекла моя начальница, Егор затонировал стекла, поэтому сейчас я не могу увидеть его лица. Быстро бегу к машине, так как на улице накрапывает дождик, и запрыгиваю в теплый салон авто. Тут же оказываюсь в объятиях сильных рук и под прицельным взглядом голубых глаз. Причем взгляд явно удивленный.
– Тебя здесь истязали? – Субботин хмурится. Явно недоволен увиденным.
Не отвечаю. Крепко обнимаю Егора, прячу лицо на его груди. Вдыхаю терпкий запах мужских духов. Время замедляется, всё плохое отступает на задний план. Егор здесь. Рядом. Со мной. Вместе мы справимся.
– Эй… – он нежно трясет меня за плечо, пытается отодвинуться, чтобы посмотреть мне в лицо.
– М-м-м, – мычу, млея от счастья.
– Посмотри на меня, маленькое привидение, – с юмором просит он.
Делаю то, о чем он просит. Наши взгляды встречаются и уже не могут расстаться.
– Тебе плохо? – он ведет ладонью по моей щеке. – Ты бледная очень.
– Уже хорошо, – я снова пытаюсь прижаться к его груди, но он меня останавливает.
– Алин, что происходит? Неужели мать так сильно давит на тебя? – он переводит взгляд на подъезд. – Хочешь, я поднимусь и ещё раз поговорю с ней?
– Нет, – успокаиваю его, – всё уже хорошо. Поехали отсюда, – хоть стекла затонированы, мне не совсем комфортно сидеть возле дома.
– Куда поедем? – он снова концентрирует на мне всё свое внимание. Греюсь в нём, словно в лучах весеннего солнца.
– Я покажу…
Мы едем на окраину города, к большому озеру, вокруг которого разбит красивый парк. Людей здесь обычно много, но сейчас из-за погоды практически никого нет. Не сговариваясь, выходим из машины и, взявшись за руки, медленно бредем по одной из многочисленных дорожек. Маленькие капли воды изредка капают с неба, но нас они не пугают. Свежий чистый воздух пьянит.
– Почему ты приехал?
– Я же сказал, что соскучился.
– Есть телефон, – жмусь к нему. Не потому, что холодно, а потому, что хочется быть ближе.
– Так не интересно. К тому же я подумал, что переночую в гостинице, а завтра вместе поедем обратно.
– Хорошая идея. Почему ты не предупредил, что едешь?
– Я хотел сделать сюрприз.
– У тебя получилось.
– Надеюсь, он оказался приятным? – Субботин наклоняется и целует меня в губы.
В эту самую секунду капля воды падает прямо туда, где соприкасаются наши губы. Не сдерживаясь, мы начинаем смеяться. Казалось бы, что в этом такого? Просто упала капля воды. Да и куча проблем в наших отношениях никуда не исчезла… Но становится вдруг так легко, так безмятежно.
Егор останавливается, притягивает меня к себе ближе и, перестав смеяться, снова начинает целовать. Но на этот раз уже напористо, с силой, страстью. Отвечаю ему с таким же пылом.
Не знаю, сколько бы это продолжалось, но в какой-то момент мы слышим громкий звук. Отрываемся друг от друга, и едва успеваем отпрыгнуть в сторону, как мимо нас проносится несколько велосипедистов.
– Идиоты, – недовольно ворчит Субботин, однако, когда его взгляд возвращается ко мне, Егор снова улыбается.
– Ты про нас? – опускаю глаза вниз и топаю ногой по знаку, нарисованному на асфальте. Мы с Субботиным стоим посреди велосипедной дорожки. Пешеходная дорожка находится правее.
– Бывает, – констатирует он, признавая свою неправоту.
Мы смещаемся вправо и продолжаем неспешно идти вперед.
– Расскажи, что Тома говорила, – просит Субботин. – Она не обидела тебя?
Хорошее настроение тут же покидает меня. Нам предстоит серьезный разговор. От него никуда не деться. Хотя можно было бы сегодня вообще не заводить тему о том, как Егор появился в семье своих родителей, но я не хочу оттягивать этот момент на потом.
– Не обидела, – не буду говорить о том, что несколько разочаровалась в маме. Надеюсь, это скоро забудется, и я смогу простить её. И, надеюсь, она меня тоже простит.
– Она до сих пор настаивает на том, чтобы ты выбрала кого-то из нас двоих?
Собираюсь с духом. Настраиваю себя мысленно на то, что всё будет хорошо.
– Нет. Обстоятельства изменились, – слова застревают в горле. Но я заставляю себя говорить. Чем раньше мы откроем этот ларец с тайнами, тем скорее сможем преодолеть этот трудный путь и, надеюсь, стать счастливыми и свободными в своих желаниях и действиях.
– Какие обстоятельства? – брови Егора сдвигаются к переносице.
Мои шаги замедляются. Сердце же, наоборот, бьется в груди всё быстрее.
– Алин? – Егор останавливается, берет меня за руки. Большими пальцами обеих рук поглаживает мои ладони с внутренней стороны. – Расскажи, не бойся.
Не бойся? Знал бы Субботин, что бояться нужно ему самому. Хотя нужно ли бояться правды? Бояться нужно, скорее, лжи. Но как быть, если ты жил во лжи всю жизнь? Легко ли будет теперь принять правду и смириться с нею? Я очень переживаю за Егора.
– Егор, ты думал когда-нибудь о том, что было бы, если бы мы не оказались родственниками?
– Я об этом часто мечтаю, – признается он, криво улыбаясь. – Жаль, не все мечты сбываются.
Я глубоко дышу. Один… Два… Три!
– Не все. Но эта твоя мечта сбылась! – словно падаю с обрыва и лечу вниз.
Егор всё ещё не понимает серьезности ситуации. Всё еще улыбается. Лучики мелких морщинок всё еще разбегаются вокруг его глаз.
– Если бы… Я бы многое за это отдал.
– Егор, послушай, – теперь уже я глажу его ладони своими пальцами. – Я серьезно говорю. Мы с тобой не родственники.
Потихоньку его улыбка превращается в гримасу. Тоска сжимает мою грудь. Никогда в жизни не хотела бы причинить боль любимому человеку, но судьба, видимо, предопределила иначе.
– Это невозможно, – уверенно говорит он. – С чего ты вдруг такое взяла?
– Мама сказала.
– Что именно? – Егор застыл. Лишь его глаза полыхают нетерпеливым огнем.
– Прости меня… – мне, честно, сейчас физически больно. Но я не имею права молчать. – Мама сказала, что ты… Ты… Тебя усыновили.
– Что? – реакция моментальная. Егор не верит тому, что я сказала. – Бред какой-то.
– Я не знаю, – начинаю паниковать. – Она так сказала. Я верю ей.
Дождь начинает усиливаться. Капли падают с неба гораздо чаще. Погода словно подыгрывает Субботину – портится в унисон с его настроением.
– Что именно она сказала? – Егор осторожно выдергивает ладони из моих рук, лезет в карман куртки за сигаретами. Берет одну из них в зубы, пытается прикурить. Но зажигалка, как назло, щелкает впустую. Егор тихо матерится, и я понимаю, что это происходит совершенно не из-за того, что не удается прикурить.
– Подробностей мама не рассказывала. Она сама их не знает. Просто сказала, что тебя усыновили, и что она никому ни при каких обстоятельствах не должна была об этом рассказывать.
Субботин наконец прикуривает. Глубоко затягивается сигаретным дымом. В последнее время при мне он вообще старался не курить, сейчас же, я понимаю, ему не до самоконтроля.
– Егор… – я пытаюсь словить его взгляд.
Но Субботин не смотрит на меня. Поднимает голову вверх, вглядывается в серое небо. Крупные капли дождя падают ему на лицо, но он будто не замечает их.
– Егор… – снова пытаюсь достучаться до него. Беру его ладонь, в которой нет сигареты, сжимаю её. – Скажи что-нибудь, – молю хотя бы об одном слове. Мне страшно. Я никогда прежде не видела Субботина таким.
– Дай мне пару минут, – просит, не глядя на меня. Голос чужой, словно незнакомый.
Мне очень хочется помочь Егору, но не знаю, как это сделать. Сказать, что мне жаль, что я разделяю его боль? Всё не то. Осторожно обнимаю Субботина, прижимаюсь щекой к его плечу.
Не знаю, сколько мы так стоим. Дождь усиливается еще больше. Вода начинает капать с носа, с волос. Сигарета тоже намокает, Егор со злостью её отшвыривает.
– Идем в машину, – он наконец смотрит на меня. Взгляд равнодушный, пустой.
Становится ещё страшнее. А вдруг Егор предпочел бы не знать этой правды? Возможно, я совершила ошибку? Возможно, наше расставание Субботин перенес бы легче, чем новость о том, что он не родной?
Когда мы выезжаем на дорогу, я достаю из сумки телефон, набираю номер мамы.
– Мам, я не приду ночевать, – произношу это твердо, без намека на неуверенность.
– Почему не придешь? Где ты? – её голос взволнован. Это понятно, что она так всполошилась.
– Я с Егором. Мы переночуем в гостинице. Завтра приедем, – не ожидая ответа, заканчиваю разговор, прячу телефон обратно в сумку.
Егор никак не комментирует. Молча едем в гостиницу, регистрируемся, заходим в номер. И лишь там Субботин наконец притягивает меня к себе и прижимает с такой силой, что я едва выдерживаю подобный натиск.
– Я тебя люблю, – шепчу, глядя в его глаза, в которых плещется боль. – Очень люблю.
– Спасибо, что приехала сюда со мной, – шепчет он, склоняя голову и прижимаясь лбом к моему лбу.
За что он благодарит? Да я бы за ним сейчас хоть в космос отправилась. Как я могла бы оставить его в таком состоянии?
–Ты вся промокла, – замечает Егор через несколько минут, когда капля воды с моих волос падает ему на руку.
Убираю волосы в сторону. Мы действительно промокли едва ли не насквозь.
– То тоже мокрый, – веду рукой по его влажной шевелюре. Пытаюсь улыбнуться, чтобы хоть немного растворился смог из печали и горя, который окутал нас этим вечером.
– Нужно согреться, – Егор, не мешкая, начинает раздевать меня. Снимает куртку, свитер, затем переходит к джинсам. – Идем в душ, – тянет за собой, когда я остаюсь в одном белье.
Моемся долго. Субботин тщательно намыливает мои волосы, каждый сантиметр моего тела. Делает всё это так скрупулезно, так филигранно, будто ничего важнее этого в жизни сейчас нет.
– Егор… – опускаюсь перед ним на колени и беру в рот возбужденный член. Субботину нужна разрядка. Хоть на несколько минут ему нужно забыть о том, что он сегодня узнал.
Но моя игра кратковременна. Егор быстро меняет правила. Он прижимает меня к стене и, наклонив, резко входит. Двигается мощно, интенсивно. Через какое-то время я чувствую, что он, ругнувшись, выходит из меня и, прижавшись членом к моим ягодицам, замирает в экстазе.
Это единственный раз, когда Субботин не озаботился тем, чтобы доставить удовольствие не только себе. Хотя о каком удовольствии я говорю? Ему просто нужно было сейчас переключиться, забыть о своей боли.
– Прости… – шепчет Егор, разворачивая меня лицом к себе и трепетно целуя в лоб. – Прости…
– Всё хорошо, – обнимаю его в ответ. Я всё понимаю. Не до обид.
Ночью я сплю урывками. И каждый раз, когда просыпаюсь, вижу, что Егор не спит. Мысли мучают его, терзают с особым рвением.
– Ты бы предпочел не знать? – спрашиваю, боясь дышать.
– Это ничего не изменило для меня. Всё было по-настоящему. Родительская любовь, забота. Так было, так есть, так будет.
– Это ничего не изменило для тебя, – повторяю его слова, – но это многое изменило для нас.
Впервые за прошедшие часы на его губах мелькает нечто, наподобие улыбки.
– Для нас это тоже ничего не изменило. Я бы всё равно тебя не отпустил.
