Текст книги "По следам преступлений (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

К. М. АЛЕКСЕЕВ
ХИЩЕНИЕ в темноте

РАННИМ УТРОМ, когда ворота фабрики впервые открылись в этот день, с территории ее выехали два грузовых автомобиля, груженные готовой продукцией.

В автомобилях рядом с шоферами спокойно восседали начальник отдела сбыта Александр Яковлевич Градов и агент по снабжению Анна Кулешова, о которых давно уже говорили, что их служебные отноше» ния переросли в интимные и грязноватые.

Александр Яковлевич, развалясь на сидении, вре мя от времени прикладывал руку к левому внутреннему карману пиджака, в котором лежали документы, документы на груз, находящийся в кузовах машин. Анна, полузакрыв глаза, предвкушала поездку по Москве, покупки и подарок, обещанный Александром Яковлевичем.

Их размышления прервались, когда они увидели на середине дороги мотоцикл автоинспектора Девяткина, его самого и людей, стоявших на обочине и делавших вид, что они спорят между собой.

Градов ощутил внутренний холодок, когда в одном из присутствующих узнал начальника ОБХСС городского отдела милиции Анохина, но усилием воли подавил волнение.

«Ничего не выйдет, – подумал он. – Документики, товарищ Анохин, в полном порядочке. Потеряю тысяч двадцать, но не беда». И он смело взглянул на Анохина, подходившего к кабине.

К удивлению Градова, Анохин не потребовал даже документов, а, встав на подножку кабины, приказал шоферу развернуться в обратную сторону, а когда тот сделал это, приоткрыл дверку и сел рядом с Градовым, Анохин покраснел и вспотел, когда увидел, что документы, предъявленные Градовым, соответствуют документам, сданным им в проходную.

Добродушный, полный Девяткин укоризненно смотрел на него, будто хотел сказать: «А меня-то за чем ты так рано поднял?»

Начальник ОБХСС уже намеревался извиниться перед Градовым, как вдруг возникла мысль, которую он тут же и высказал:

– Пройдемте все-таки в склад готовой продукции! Он обернулся к Градову и увидел, как тот заметно побледнел.

– …Зачем? – после продолжительной паузы выдавил из себя Градов.

– Там посмотрим, – неопределенно ответил Анохин и зашагал к складу.

Девяткин, Градов и те, кто были с ними, пошли следом…

Сличение документов, изъятых у Градова, с накладными склада свидетельствовало о том, что с фабрики систематически в крупных размерах похищается ценная дефицитная продукция.

В течение двух дней работники милиции путем простого сопоставления установили, что продукции похищено более чем на 400 тысяч рублей (в старом масштабе).

Градов, заведующий складом Коровин и некоторые другие работники фабрики, признавшие многочисленные хищения, были арестованы.

Началось следствие.

Как и всегда в таких случаях, необходимо было установить, за счет каких источников похищалась продукция.

Милиция назначила ревизию, поручив производство ее ревизорам главка, ведавшего фабрикой. И здесь произошло невероятное.

Ревизоры, среди которых были крупные, авторитетные специалисты пленочной промышленности, безапелляционно утверждали, что в цехах и складах готовой продукции недостачи сырья, полуфабрикатов и изделий не обнаружено. Никаких возможностей, ресурсов, за счет которых могла бы вырабатываться неучтенная продукция, на фабрике не имелось. С одной стороны, налицо имелись значительные расхождения между документами складов и проходной будки охраны и показаниями Градова и заведующих складами о крупных хищениях, с другой – акт ревизии, говоривший об обратном!

В таком состоянии дело поступило в прокуратуру.

Убедительными были факт задержания Градова А. Я. и его соучастников с поличным и их признания, казавшиеся чистосердечными. Выводы специалистов также представлялись следователю непререкаемыми. Но дальше было все значительно сложнее.

Все арестованные отказались от первоначальных показаний и заявили, что они оговорили себя. Следователь оказался в чрезвычайно затруднительном положении, почти в тупике. Однако он не сомневался в том, что имели место крупные хищения.

Но как доказать их, когда известные специалисты кинопленочной промышленности отрицают возможность хищений!

Здесь было над чем задуматься. И вдруг он вспомнил об А. С. Копылове – превосходном эксперте-бухгалтере.

Эксперт прибыл. Еще до его приезда следователь решил ознакомиться с производством и отправился на фабрику. Его добросовестно водили по цехам, но следователь ничего не увидел. Фото– и кинопленка изготовлялись в абсолютной темноте или при темно-зеленом и темно-красном свете, когда ничего нельзя было различить. Невозможно было представить себе весь цикл производства, воочию увидеть, понять, догадаться о тех «каналах», по которым уплывала неучтенная продукция.

Для выяснения возможностей, за счет которых можно было вырабатывать и похищать неучтенную продукцию, решено было назначить технологическую экспертизу, пригласив для этого специалистов пленочной промышленности В. В. Новикова и М. И. Барро.

Пока эксперты работали, следователь (дело проис ходило задолго до того, как признали необходимым привлекать к раскрытию преступлений общественность) установил контакт со многими работниками фабрики. Активным помощником-общественником стал юрисконсульт фабрики Андрей Андреевич Дмитриев, организовавший как бы «группу содействия» следствию. В нее он вовлек ряд честных работников фабрики, которые выявляли обстоятельства, интересующие следствие.

Только благодаря их помощи стало известно, что руководящие работники фабрики длительное время расхищали спирт, поступавший для нужд производства. Они разыскали и назвали свидетелей, рассказавших о случаях выноса спирта для директора фабрики, его заместителя, главного инженера. Но из их показаний нельзя было установить количество похищенного таким путем спирта.

Кто-то сообщил, что бывший начальник пожарно-сторожевой охраны Кулаков документально фиксировал каждый такой случай выноса спирта с территории фабрики для дирекции. Но Кулакова в городе уже не было. Полгода назад его уволили, и он уехал из города.

По заданию следователя Дмитриев побеседовал с новым начальником охраны Ивлевым, которому Кулаков якобы передал все документы (докладные записки начальников караула и частные записки) о выносе спирта.

Вначале Ивлев, боясь быть уволенным, отрицал это. Но после того, как с Ивлевым поговорил секретарь фабричного партбюро, он принес в прокуратуру всю «подложную» бухгалтерию Кулакова.

– Вы меня арестуете, да? – спросил Ивлев, когда следователь ознакомился с документами.

– За что?

– Мне говорили, за укрывательство тоже могут посадить. А я полгода хранил эти документы…

И рассказал далее, как один из приближенных к расхитителям лиц «разъяснил» ему, что его за сокрытие таких документов могут арестовать и что лучше эти бумажки сжечь.

Следователь поблагодарил Ивлева за большую помощь. После того, как тот убедился, что его не арестуют, он прошептал:

– На чердаке нашей проходной будки валяются какие-то документы…

Через несколько минут следователь, Ивлев, эксперт ты и понятые уже разбирали документы, обнаруженные на чердаке проходной.

Этим «архивом» следователь убил «двух зайцев». Появились новые документы о хищении спирта и документы, подтверждавшие хищение пленки.

Со скрупулезной точностью Кулаков и его помощники записывали и подшивали в журнал докладные записки о тех, кто выносил спирт, какие руководящие работники фабрики давали указание выпустить того или иного человека с фабрики, сколько спирта вынесено, кто из работников охраны проверял количество спирта. Все это скреплялось подписями работников охраны и «спиртоносов».

Располагая такими данными, следователю не составило труда допросить всех перечисленных в докладных записках лиц и доказать, что только директор фабрики Литвинов, его заместитель Соломахин и главный инженер Васильев похитили таким путем более тысячи литров чистого спирта, стоившего в то время очень дорого!

Шоферы, простые рабочие, учетчики, лаборантки стали активными помощниками следователя, когда был арестован директор фабрики и его заместитель. Директор фабрики с их помощью был разоблачен и в другом тяжком преступлении – приписках к отчетности о выполнении плана.

Одним из главных помощников следователя в раскрытии этого преступления стал начальник планового отдела Фокин. Он добровольно пришел к следователю и, чувствуя свою ответственность за приписки, рассказал о «технике» этого корыстного злоупотребления.

На фабрике в течение нескольких лет завышали отчеты по выполнению плана. «Готовой» считалась продукция, не завершенная производством.

Фокин рассказал, как директор фабрики Литвинов, его заместитель Соломахин и главный инженер Васильев, чтобы не лишать себя премии, давали указания о подтасовке отчетности и о выписке бестоварных накладных на изделия, якобы сданные складу готовой продукции.

Фокин, начальники цехов и заведующие складами выдали следствию бестоварные накладные, служившие бесспорным доказательством приписок: на обороте накладных имелись пометки о сдаче складу в последующие месяцы продукции, числящейся сданной за истекшие месяцы.

По этим записям экспертиза определила точное количество продукции, приписывавшейся к отчетности в каждом отдельном месяце и, следовательно, незаконность полученных премиальных.

Следователь доказал хищение спирта и приписки к плану. Оставалось невыясненным хищение пленки. Градов и его соучастники отказались от своих показаний о хищении. Но из их первоначальных показаний следователь узнал, что одним из соучастников хищения была заведующая складом К. Н. Алешина, несколько месяцев назад осужденная за халатность к незначительному сроку лишения свободы.

Алешину этапировали к месту производства следствия.

Продолжительный диалог между следователем и Алешиной ничего не дал… На каждый вопрос она тихо и решительно отвечала: – Этого не было!.. Не знаю… Не воровала.

Следователь решил отправить ее в милицию, куда, она была доставлена из тюрьмы, и позвонил, чтобы за нею пришел конвой, а сам стал доставать материалы дела, которые к тому времени состояли из 13 томов. И вдруг он увидел, что женщина насторожилась, В глазах ее появилось беспокойство, руки беспричинно одергивали складки одежды.

Видя, что Алешина взволнованно смотрит на пачки и подшивки документов, следователь равнодушно произнес:

– Зря вы отказываетесь, Клавдия Николаевна. Эти документы изобличают вас.

И вдруг неожиданно для следователя Алешина заплакала и прерывающимся голосом проговорила:

– Дайте мне воды! Во всем признаюсь!

То, о чем рассказала Алешина, обладающая недюжинной памятью, оказалось гораздо ценнее первых показаний Градова.

Алешина помогла изобличить всех других участников воровской группы.

Когда следователь заканчивал следствие, Але шина с сожалением сказала:

– Мне 45 лет. Если дадут всю «катушку», внуков не увижу. Дали бы лет десять, еще понянчила бы их…

Когда судили всю группу, суд, учтя чистосердечное признание Алешиной и помощь следствию, приговорил ее к 10 годам лишения свободы, а ее соучастники, отрицавшие вину, были осуждены к более длительным срокам лишения свободы.

Наконец, следствием были установлены источники хищения.

Несмотря на специфические условия производства пленки в темноте, эксперты установили те ресурсы, за счет которых похищалась готовая продукция. Оказалось, что на фабрике значительное количество полноценной пленки заведомо незаконно списывалось в брак. Неправильно поставленный учет и выписка бестоварных накладных в счет «выполнения» плана позволяли расхитителям длительное время оставаться неразоблаченными.

Если Алешина чистосердечно признала свою вину и раскаялась в ней, то главный инженер фабрики Васильев начисто отрицал предъявленное ему обвинение.

Его осудили к лишению свободы.

После вынесения приговора Васильев находился на свободе, и суд, определяя ему наказание, не заключил Васильева под стражу до рассмотрения приговора вышестоящим судом.

Васильев обжаловал приговор, считая его суровым, но Верховный Суд РСФСР, разбиравший дело в кассационном порядке, оставил приговор в силе.

Через несколько дней суд направил приговор в милицию для исполнения…

Однако дома Васильева не оказалось. На последнем месте работы сообщили, что он неделю назад уволился и его местонахождение неизвестно.

Родственники и знакомые Васильева не хотели говорить или не знали, куда он выехал.

Стало ясно, что Васильев, нарушив подписку о невыезде, скрывается от наказания.

На него объявили розыск.

Прошел месяц, другой… Минуло полгода со дня исчезновения Васильева. Розыск его был безуспешен.

Следователь, привлекавший Васильева к уголовной ответственности, уже начал забывать это нашумевшее и интересное дело, по которому удалось разоблачить группу крупных расхитителей и должностных лиц, занимавшихся приписками к плану.

Следователь занялся новыми делами. Вот и сейчас он обдумывает план следствия по только что поступившим материалам.

Окна его кабинета выходят на улицу. Там, дребезжа, проезжают трамваи, шелестя шинами, мчатся автомобили, спешат прохожие.

Углубившись в раздумья, следователь машинально следил за движением на улице: все его мысли были прикованы к обстоятельствам нового дела.

Ход размышлений следователя прервался, когда на противоположной стороне улицы он увидел плотного, с крупным лицом, мужчину, показавшегося ему знакомым.

«Где я видел этого человека? – старался вспомнить следователь, – определенно я его знаю. Но кто он?»

Известно, что изо дня в день перед следователем проходят десятки людей: свидетели, потерпевшие, понятые, обвиняемые, – и это развивает у следователя неплохую зрительную память.

И следователь через какое-то мгновение вспомнил прохожего.

– Это же Васильев, инженер Васильев, бывший обвиняемый, находящийся в бегах, – вслух проговорил следователь и собрался выйти, чтобы задержать его.

Но Васильев шел в сторону прокуратуры. Шел спокойно и уверенно, попыхивая сигаретой, не оборачиваясь по сторонам.

«Возможно, – подумал следователь, – он идет с повинной». Следователь прикинул, что Васильеву понадобится не более двух минут, чтобы дойти до его кабинета. «Буду ждать две минуты. Если не придет, за это время он далеко уйти не успеет и его можно будет задержать», – решил следователь.

Он взглянул на часы, сел за стол, начал листать дело.

Минуты тянулись долго. Следователь через каждые несколько секунд смотрел на часы. Стука в дверь не было.

Следователь отодвинул дело, взял со стола ключ, приподнялся… Но в это время в дверь постучали, она приоткрылась и хрипловатый голос спросил:

– Разрешите?

– Прошу! – ровным голосом ответил следователь, довольный тем, что его предположение оказалось правильным.

Васильев вошел.

– Константин Михайлович, здравствуйте! – проговорил он.

– Я пришел, чтобы вы меня арестовали… – И он грузно опустился на предложенный стул.

Следователь помнил Васильева-крепким, сорокалетним мужчиной, всегда хорошо и опрятно одетым, с сильными, холеными руками.

Но теперь перед ним сидел не тот человек, которого он видел на первом допросе полтора года назад и потом, во время следствия.

На лице Васильева лежал отпечаток сильных переживаний, но резко прищуренные глаза и плотно сжимавшиеся губы выражали какую-то решительность.

Его костюм, ранее безукоризненно чистый, был в пятнах, помят и кое-где неумело заштопан.

– Вы знаете, Константин Михайлович, – начал Васильев, – год назад я скрылся от суда, от отбытия наказания. Не знаю, что толкнуло меня на этот шаг, но представление о том, что мне придется несколько

лет прожить в колонии, не общаться с родными и друзьями, выполнять тяжелую, очевидно не по специальности, работу…

Васильев достал сигарету, знаками попросил разрешения закурить, жадно затянулся и продолжал:

– Мне было дико вообразить, как я буду обходиться без комфорта: не буду принимать по утрам ванну, не поеду на рыбалку, окажусь, наконец, лишенным возможности выпить перед обедом рюмку коньяку.

Сигарета в его руке погасла. Он размял ее грязными пальцами, с давно не стриженными ногтями, взглянул на них и с горечью, чуть усмехнувшись, произнес:

– Чтобы приехать к вам, я вчера выехал из Костромы. Подаю деньги в кассу, кассирша протягивает билет. Беру и краснею. Рядом с ее чистыми пальцами, с безукоризненным маникюром мои показались такими грязными, что я их быстро отдернул. Мне стало стыдно. Может быть, я только вчера понял, как я опустился!

– Денег, которыми я располагал, хватило на полгода. Устроиться на постоянную работу не мог: знал, что меня разыскивают, переезжал из одного города в другой. Когда не стало денег, старался искать временную черную работу: нанимался разгружать лес и уголь, помогал носильщикам, был даже в плотницкой бригаде… В последнее время я все больше и больше понимал всю бессмысленность своих скитаний, постоянного нервного напряжения. Вы, наверное, знаете, на суде я отрицал свою вину. Как поздно я понял, что, уклонившись от наказания, совершил третью ошибку! Первой было преступление, второй – отрицание вины, третьей – бегство после суда. Чего-чего, а времени было достаточно, чтобы все обдумать и сделать вывод – я преступник и должен нести наказание. У меня же после всего этого должно быть будущее! И его-то надо прожить как следует.

Он снова взял сигарету.

– Знаете, я боялся, когда решил явиться к вам, одного: чтобы меня не задержали на пути в прокуратуру. Мне хотелось самому прийти с повинной, и я сделал это!

– Кажется, высказался, – вздохнул Васильев, а теперь отправляйте меня, куда следует.

Следователь, внимательно и доброжелательно слушавший Васильева, при его последних словах вдруг улыбнулся:

– Алексей Алексеевич! А вы не по адресу явились…

– То есть как не по адресу? – удивленно прервал его посетитель.

– Наказание вам назначил суд, туда вам и нужно идти.

– Идти в суд? Еще несколько кварталов, а вдруг… – в голосе Васильева зазвучала растерянность.

– Вдруг вас задержат на пути в суд? – договорил за него следователь.

– Вот именно. Как я докажу, куда и с какой целью я шел?

– Здесь я уже буду вашим свидетелем. Мне, наверное, поверят, как вы думаете? – вопросом на вопрос ответил следователь. – Идите туда, Алексей Алексеевич. Вы правильно поступили и никогда не будете раскаиваться в этом!

Васильев ушел. Следователь снял трубку телефона, набрал номер. Ответил председатель суда.

– Иван Григорьевич! Помнишь Васильева?.. Так он с повинной явился. Я его к тебе направил… Без конвоя… Нет, теперь он не скроется, я уверен… Хорошо, буду отвечать…

Через два года следователь узнал, что Васильев по ходатайству администрации колонии, где он отбывал наказание, за честное отношение к труду и примерное поведение из заключения досрочно освобожден.

Вот, пожалуй, и вся история. Мне она показалась весьма примечательной. Что же спасло человека от пропасти, в которую он сам стремился свалиться? Отрицание своей вины во время следствия и на суде? Бегство от наказания? Нет! Васильева спасло пробудившееся сознание своей вины перед обществом, перед страной. Пришло оно к нему, конечно, поздно, но все-таки пришло и подсказало единственно правильный путь: искупить вину,

В памяти моей отчетливо сохранилось еще одно дело, связанное с хищением крупной суммы. Интересным в этом случае было то, что следствие, распола-гая некоторыми объективными данными, вначале шло по неверному пути и только тщательная, кропотливая работа следователя привела на скамью подсудимых настоящих преступников. Рассказ об этом деле я так и назвал: «Исправление ошибки».

ИСПРАВЛЕНИЕ ОШИБКИ

УБОРЩИЦА, явившись рано утром убирать помещение конторы Строительно-монтажного управления (СМУ), остановилась на пороге, пораженная неожиданным зрелищемз двери конторы открыты настежь, в коридоре на полу шелестят от сквозного ветра откуда-то взявшиеся бумажки, двери в кабинет главного бухгалтера и в смежную с ним кассу оказались взломаны, а дверца сейфа, где хранились деньги, зияет пугающей пустотой.

«Вчера должны были выдавать зарплату, – поду мала женщина, – но деньги привезли поздно и вечером выдавать не стали…»

Нетрудно было догадаться, что ночью произошла кража.

Уборщица побежала на квартиру главного бухгалтера конторы. Тот позвонил в милицию и через несколько минут на место происшествия прибыла группа работников дознания.

Замки дверей и сейф были взломаны металлическим предметом небольшой ширины, о чем свидетельствовали повреждения и царапины.

На полу кассы эксперт после тщательного иссле дования обнаружил мелкую металлическую пыль, несколько волосинок и махорочную крупку.

Служебно-розыскная собака, взяв след, из кассы выбежала в коридор, побежала к комнате заведующего клубом СМУ Лисицына и через вторые входные двери помещения конторы, которые тоже оказались взломанными, бросилась к зданию женского общежития и там след потеряла.

Еще при осмотре места происшествия от работников СМУ стало известно, что вечером, накануне кражи, в клубе СМУ (клуб помещался в одном здании с конторой) играли в бильярд несколько мужчин (фамилии их были названы). Все они рассказали, что вечером, играя в бильярд, ничего подозрительного не заметили, кроме того, что заведующий клубом Лисицын раньше, чем обычно, попросил их уйти из клуба и сам, заперев обе входные двери в здание, дошел вместе с ними до перекрестка улиц и там повернул к женскому общежитию.

Тогда же работники дознания узнали, что Лисицын живет вместе с родителями, женат, но встречается с Галиной Комаровой, проживающей в женском общежитии.

Немедленно были допрошены подруги Галины и члены семьи Лисицына. Первые рассказали, что Галина вернулась на рассвете, была сильно чем-то расстроена и, сняв свои перчатки, попросила подругу сжечь их.

Родители и жена Лисицына заявили, что он вернулся домой рано вечером, а утром, как обычно, в 8 часов 30 минут утра, ушел на работу.

Вслед за этим работники дознания порознь допросили Лисицына и Галину Комарову.

Первой допрашивали Галину, которая вначале заявила, что пришла в общежитие в 10 часов вечера, затем, после предъявления ей протокола допроса подруг, подтвердила, что явилась домой только рано утром.

– Не ночевала я в общежитии. Почти всю ночь провела с Лисицыным в его кабинете, – всхлипывая, говорила она. – Долго слушали пластинки, пели, танцевали. У него в тумбочке оказалась бутылка коньяку. Он выпил много, я граммов пятьдесят. Лисицын уснул первым, потом я… Мне показалось, что ночью он куда-то уходил из комнаты. Я проснулась на рассвете, разбудила его… мы вышли из комнаты, пошли к выходу в сторону бухгалтерии… видим, двери сломаны. Лисицын боялся идти первым, поэтому пошла я. Увидела раскрытый сейф. Затем подошел Лисицын и, еще не видя кассы, сказал: «Все, все, обокрали кассу». Он взял меня за руку и вывел из кассы, спросил, бралась ли я руками за ручку дверей, я ответила, что нет. Но Лисицын взял мои перчатки и обтер ими не только ручки дверей кассы, но и другие. Я спросила: «Зачем?» Он ответил: «Чтобы не узнали по отпечаткам пальцев». Потом мы вышли на улицу через другие двери, они тоже были сломаны. Лисицын заставил меня идти по лужам и мыть в них туфли. Свои ботинки он тоже вымыл… Дворники уже начинали подметать улицы. Лисицын попросил меня идти впереди, сказав, что теперь, если пустят собак, не найдут нас по следам… Больше я ничего не знаю».

Лисицын категорически отрицал свое пребывание в клубе вместе с Галиной в ночь кражи, утверждая, что домой пришел рано вечером и о краже ничего не знает.

На манжетах его брюк дознаватель обнаружил металлическую пыль. По заключению специалистов, эта пыль была однородной с пылью, «айденной на полу кассы.

На основании всех этих. данных Лисицын был арестован.

В таком положении дело поступило в прокуратуру…

Основанием к аресту Лисицына служили показания тех мужчин, которые играли в бильярд и которых он попросил удалиться из клуба (ранее Лисицын разрешал им оставаться на ночь), показания Галины Комаровой о весьма странном поведении Лисицына на месте кражи и утром на улице, а также наличие на его брюках металлической пыли, сходной с пылью, обнаруженной возле кассы.

Однако этих данных было недостаточно для обвинения Лисицына в краже.

Хотя эти факты, известные следствию, являлись уликами против Лисицына, но они могли иметь и иное значение.

Лисицын рано попросил игроков выйти из клуба. Естественно, ие пытался же он вскрывать сейф в присутствии свидетелей? Но он мог попросить игроков удалиться и для того, чтобы остаться в клубе наедине с Галиной Комаровой. Это же возможно, – задавал себе вопросы следователь и сам отвечал на них.

Металлическая пыль могла попасть на брюки Лисицына, когда он заходил в кассу..

Зачем же потребовалось Лисицыну вытирать ручки дверей, на которых могли остаться отпечатки пальцев взломщиков? Зачем он делал это, если не причастен к краже? Почему обмыл свою обувь и заставил сделать то же Галину? Почему немедленно не заявил органам власти о краже?

Ответить на все эти вопросы было трудно, но и они находили какое-то логическое объяснение.

«Допустим, Лисицын совершил кражу, – раздумывал следователь… Тогда для чего же ему понадобилось приводить в клуб Галину?»

А если непонятное его поведение – только следствие трусости? Не исключено, что Лисицын боялся оставить какие-нибудь следы, опасаясь, чтобы кто-нибудь не узнал, что он и Галина оставались вдвоем в клубе? Ведь узнай только об этом жена, члены семьи – и неминуема семейная драма. А жена Лисицына готовится стать матерью…

Но почему же тогда Лисицын все-таки обтер ручки дверей, к которым ни он, ни Галина не прикасались?

Логического ответа на возникший вопрос следователь не находил, и только это заставляло его подозревать, что Лисицын причастен к краже.

Тщательно обдумывая и проверяя версию о причастности Лисицына, следователь установил контакт с работниками милиции и уголовного розыска.

С помощью участковых уполномоченных и общественности города он устанавливает много лиц, в той или иной мере осведомленных о происшествии, узнает о разговорах, предполагая проверить следственным путем сведения оперативного характера.

И вдруг при отборе донесений в одном из них говорится: из разговоров жителей одного дома стало известно, что сосед по квартире одного из собеседников получил письмо от брата, Белова Валерия, в котором оказалась такая строка: «Алик, – писал Белов, – ты когда-то мечтал о Крыме, о «Волге», об удовольствиях… Теперь я все это могу иметь…»

Сколько усилий пришлось затратить на то, чтобы среди всевозможных слухов, разговоров, предположений отобрать, выяснить те, которые, казалось бы, действительно касались кражи.

И вот еще блеснул один огонек. Беседа между двумя подростками.

– Знаешь, кто похитил деньги из кассы СМУ?

– ??????

– Те, кто украли деньги, завтра улетают из Южно-Сахалинска!

Этот-то разговор и оказался ключом к раскрытию преступления, к поимке преступников, находившихся в десятках тысяч километров от места совершения кражи, там, где они намеревались «прокутить» похищенные деньги.

Несколько дней потребовалось на установление точной даты отъезда воров, проверку списков пассажиров, улетевших на материк, и ниточка в руках следователя, у работников местного уголовного розыска.

В числе подозреваемых, вылетевших из города после кражи, был и автор уже известного нам письма Валерий Белов. В списке пассажиров значился и Юрий Красильников – его близкий приятель.

Так появились данные, несомненно, свидетельствующие о причастности новых лиц к преступлению.

Дальнейшая работа заключалась в поимке преступников, и сотрудники уголовного розыска Министерства охраны общественного порядка РСФСР Калабухов, Управления охраны общественного порядка Сахалинского облисполкома Рахматулин, Кочешков и другие в короткий срок смогли задержать их.

У Белова и Красильникова немедленно произвели обыск, в результате которого была обнаружена металлическая монтировка. Эксперт-криминалист подтвердил, что, судя по характеру повреждений, именно этой монтировкой взломаны замки дверей и сейф.

Сначала оба отрицали свою вину, но вскоре признались, что кражу денег из кассы СМУ совершили они.

Но… заканчивая свои показания, Белов вдруг решительно заявляет:

– Мысль совершить кражу принадлежит Лисицыну. Вечером, накануне кражи, он прибежал ко мне домой и сообщил, что в кассу привезли деньги. Утром, после ограбления, я передал ему за это тридцать тысяч рублей…

– В какое время Лисицын прибежал к вам домой? – равнодушно спросил следователь.

– Около девяти вечера.

– А точнее?

– По крайней мере между половиной девятого и девятью вечера, – после недолгого раздумья ответил Белов и как-то криво ухмыльнулся.

– Как он был одет?

– Зеленая шляпа, пальто, сапоги, – также несколько помедлив, процедил арестованный.

Следователь, не обнаруживая заинтересованности, продолжал задавать несущественные, на первый взгляд, вопросы и также спокойно выслушивал ответы.

– Лисицын заходил в дом, чтобы сообщить о деньгах?

– Нет, он постучал в окно, и я вышел к нему на улицу.

– Что вы делали потом?

– Зашел за Юрием, он охотно согласился пойти со мной…

– А где в это время был Лисицын?

– От моего дома пошел в контору проверить, нет ли там кого… В случае опасности он должен был повесить на окно тряпку. Мы подошли к конторе, тряпки на окне не было. Юрий взломал дверь… Дальше вы все знаете.

– Где вы передали Лисицыну тридцать тысяч?

– На другой день после кражи около кинотеатра «Луч».

– В какое время?

Здесь Белов снова, как бы напрягая память и что-то вспоминая, сделал паузу. Но молчание было недолгим.

– В восемь утра.

– Куда он положил деньги?

Они были в газетном свертке. Лисицын положил их во внутренний карман пальто.

– О чем вы в это время говорили?

– Он сказал, что идет на работу. Советовал, в случае чего, не признаваться ни в чем и пошел в сторону СМУ.

– Юрий знал, что Лисицын сообщил вам о возможности организовать кражу? – вдруг спросил следователь.

– Конечно. Когда мы шли на «дело», я ему рассказал об этом.

– Зачем вы посыпали махоркой пол в бухгалтерии? – поинтересовался следователь.

– Начитались детективщины, – рассмеялся Белов, – Юрик предлагал подошвы наших ботинок натереть селедкой. Лисицын же советовал мне разбросать по полу махорку или лучше нюхательный табак.

…Значит, если верить Белову, Лисицын – участник кражи. Но почему Белов обдумывает ответы? Почему не сразу отвечает на простые вопросы? Почему отвечает неуверенно, избегая встречного взгляда?

Все показания Белова следователю необходимо было тщательно проверить.

И следователь начал проверять их.

Оказалось, что Белов лгал. В вечер, предшествующий краже, Лисицын был одет в плащ, кепку и ботинки, с шести до девяти вечера никуда из клуба не отлучался. Об этом показали многие свидетели. После десяти с Лисицыным всю ночь была Галина Комарова.