Текст книги "Эллинские поэты"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Помни всегда и вина больше, чем нужно, не пей.

485Из-за стола поднимайся, пока допьяна не напился,

Чтоб не блевать за столом, словно поденщик иль раб.

Или сиди и не пей. А ты, передышки не зная,

Только твердишь: «Наливай!» Вот отчего ты и пьян.

То за любовь, то для спора, то в честь небожителей выпьешь,

490То потому, что с вином чаша стоит под рукой.

Нет же сказать не умеешь. Совсем для тебя недостижен

Тот, кто и много хоть пьет, но не теряет ума.

Добрые речи ведите, за чашей веселою сидя,

И избегайте душой всяческих ссор и обид.

495Пусть и застольные песни звучат, – в одиночку и хором.

Так вот бывают для всех очень приятны пиры.

Легок становится мыслью любой человек, если выпьет

Больше, чем нужно, вина, – глуп ли он был иль умен.

Как тяжело в голове, Ономакрит! Вино беспощадно

Одолевает меня, и языком уж своим

505Я не владею, и стены кружатся. Но дай попытаюсь,

Встану, – ударит ли мне также и в ноги вино?

В разум – ударит ли? Очень я в сердце боюсь, чтобы пьяным

Глупостей мне не свершить и не наделать беды.

Не предавал никогда я друзей и товарищей верных.

530В духе свободном моем рабского нет ничего.

Милое сердце теплом у меня наполняется, только

Сладкий услышу напев нежно-тоскующих флейт.

Любо мне пить беззаботно и петь свои песни под флейту,

Любо мне также держать звучную лиру в руках.

537Ни гиацинтов, ни роз не дождешься от лука морского;

Также свободных детей не ожидай от рабынь.

541Полипаид, я боюсь, что надменность погубит наш город,

Как погубила уже хищных кентавров она. 479

581Мне ненавистны жена-непоседа и муж ненасытный,

Любящий плугом своим пашню чужую пахать.

611Ближних нетрудно ругнуть, и нетрудно себя возвеличить.

Низкие люди всегда так поступают, о Кирн!

Люди дурные молчать не желают и злое болтают.

Добрые люди во всем меру умеют блюсти.

617То, чего хочется людям, сбывается в жизни не часто,

Ибо во много мы раз ниже бессмертных богов.

625Трудно разумному долгий вести разговор с дураками.

Но и все время молчать – сверх человеческих сил.

643Много за чашей вина обретешь ты товарищей милых,

В деле серьезном – увы! – мало находится их.

Ныне давно уже нет никакого стыда в человеке.

Только бесстыдство одно бродит по нашей земле.

Бедность проклятая! Как тяжело ты ложишься на плечи!

650Как развращаешь зараз тело и душу мою!

Я так люблю красоту, благородство, – а ты против воли

Учишь насильно меня низость любить и позор!

653Слишком в беде не горюй и не радуйся слишком при счастье:

То и другое умей доблестно в сердце нести.

687Смертному против бессмертных богов невозможно бороться

Или же в тяжбу вступать: этого нам не дано.

695Сердце! Не в силах тебе я доставить, чего ты желаешь.

Нужно терпеть: красоты хочешь не ты лишь одно.

Если дела у меня хороши, то друзей сколько хочешь;

Если случится беда, мало кто верность хранит.

Или еще, о владыка богов: справедливо ли это,

Что справедливейший муж, чуждый неправедных дел,

745Не совершивший греха и обманчивых клятв не дававший,

Должен так часто терпеть незаслужённую скорбь?

Кто же, о, кто же из смертных, взирая на все это, сможет

Вечных богов почитать? Что перечувствует он,

Видя, как злой человек, человек, что не ведает страха

750Ни перед гневом людей, ни перед гневом богов,

Гордый, кичится надменно богатством безмерным, а честный

В бедности жалкой влачит темные, тяжкие дни?

Это познавши, мой милый товарищ, живи справедливо,

Благоразумной душой дел нечестивых беги,

755Не забывай никогда о словах моих. Время настанет,

Будешь ты рад, что внимал мудрым советам моим.

Благоволя к Алкофою, 480Пелопову славному сыну,

Сам ты, о Феб, укрепил город возвышенный наш.

775Сам же от нас отрази и надменные полчища мидян,

Чтобы с приходом весны граждане наши могли

С радостным духом во славу тебе посылать гекатомбы

И, твой алтарь окружив, душу свою услаждать

Кликами, пеньем пеанов, пирами, кифарным бряцаньем.

780Страх мою душу берет, как погляжу я кругом

На безрассудство и распри и войны гражданские греков.

Милостив будь, Аполлон, город от бед защити!

Некогда быть самому мне пришлось и в земле Сикелийской, 481

И виноградники я видел Евбейских равнин,

785В Спарте блестящей я жил, над Евротом, заросшим осокой;

Люди любили меня всюду, где я ни бывал;

Радости мне ни малейшей, однако, они не давали:

Всюду рвался я душой к милой отчизне моей.

801Не было, нет и не будет вовек человека такого,

Кто бы в Аид низошел, всем на земле угодив.

Даже и Зевс, повелитель бессмертных и смертных, не может

Действовать так, чтоб зараз людям понравиться всем.

825Как же дерзаете вы распевать беззаботно под флейту?

Ведь уж граница страны с площади нашей видна! 482

Кормит плодами родная земля. Вы ж пируете праздно

В пурпурных ваших венках на волосах золотых!

Скиф! 483Пробудись, волоса остриги и покончи с пирами!

830Пусть тебя болью пронзит гибель душистых полей!

К гибели, к воронам все наше дело идет! 484

Но пред нами, Кирн, из блаженных богов здесь не виновен никто:

835В бедствия нас из великого счастья повергли – насилье,

Низкая жадность людей, гордость надменная их.

Крепко пятою топчи пустодушный народ, беспощадно

Острою палкой коли, тяжким ярмом придави!

Верно, народа с подобной любовью к тиранам ни разу

850Не доводилось еще солнцу видать на земле.

Я уж давно это знал, а теперь еще лучше изведал,

Что благодарности нет в сердце у низких людей.

855Как уже часто наш город, ведомый дурными вождями,

Словно разбитый корабль, к суше причалить спешил!

Ни восхвалять, о вино, я тебя не могу, ни порочить.

Я ни люблю целиком, ни ненавижу тебя.

875Ты и прекрасно и дурно. Ну, кто порицать тебя сможет?

Знающий меру вещей, – кто тебя сможет хвалить?

Радуйся жизни, о дух мой! Появятся скоро другие

Люди, а я, умерев, черною стану землей.

Выпей вина, что под сенью высокой Тайгетской вершины

880Мне виноградник принес. Вырастил лозы старик

В горных укромных долинах, любезный бессмертным Феотим, 485

С Платанистунта-реки 486влажную воду нося.

Выпьешь его – отряхнешь ты заботы тяжелые с сердца.

В голову вступит вино – станет легко на душе.

885В городе мир и богатство да царствуют, чтоб с остальными

Мог пировать бы и я: злой не хочу я войны.

Ухом не слишком склоняйся к призывам глашатая громким:

Помни, – сражаемся мы не за родную страну. 487

943Возле флейтиста вот так я по правую сторону стану,

Песню зачну и богам вечным мольбу вознесу.

Прежде, когда в роднике черноводном я брал себе воду,

960Сладкой казалася мне и превосходной вода.

Ныне она замутилась, вода загрязнилася илом.

Буду я пить из другой речки или родника.

1007Всем я советую людям: пока еще ярко цветешь ты

Юности цветом, пока дух благороден в тебе, —

Пользуйся тем, что имеешь. Не дважды бессмертные боги

Молодость людям дают, и не бывает от них

Нам избавленья от смерти. Придет невеселая старость,

И загрязнит нас она, и за макушку возьмет.

1041Дайте сюда мне флейтиста! Бок о бок с рыдающим сядем,

Будем смеяться и пить, тешась печалью его!

1047Будем теперь наслаждаться вином и прекрасной беседой.

Что же случится потом, – это забота богов.

1055Но говорить перестанем об этом. Сыграй мне на флейте

Песню, и оба с тобой вспомним божественных Муз.

Нам они эти дары подарили, приятные сердцу, —

Мне и тебе, чтоб игрой души соседей пленять.

1063В юности ночь проводить с молодою подругой иль другом,

Всею отдавшись душой пылу любовных утех,

Или же песни на пиршестве петь беззаботно под флейту, —

Радостней этого нет в жизни людской ничего

Ни для мужчин, ни для женщин. На что мне почет и богатство?

Лишь наслажденье одно важно и радостный дух!

Глупые мы, безрассудные люди! Ушедшую юность

Надо оплакивать нам, а не о мертвых тужить!

Не посмеюсь никогда над врагом, если он благороден.

1080Друга не стану хвалить, если он низок душой.

Кастор и ты, Полидевк, что живете над светлоструистым

Быстрым Евротом-рекой в Лакедемоне святом!

Если я другу дурное советовал, пусть пострадаю!

Если советовал он, пусть пострадает вдвойне!

1090Тяжесть, одну только тяжесть любовь мне твоя доставляет;

Ни ненавидеть тебя я не могу, ни любить.

Знаю я, как тяжело ненавидеть друзей своих прежних,

Но тяжело и любить тех, кто не хочет того.

1107Горе, как я опустился! Посмешищем стал для врагов я,

Бременем стал для друзей, страшный удар претерпев!

1117Всех бы божеств, о Богатство, желаннее, всех ты прекрасней!

Как бы кто ни был дурен, будет с тобою хорош.

Я не горюю за чашей о бедности, губящей душу,

1130И злоязычье врагов мало печалит меня.

Юности милой приходит конец, – вот о чем я горюю!

Плачу о том, что идет трудная старость ко мне!

1155Я не молюсь о богатстве, его не хочу. Но желал бы

Скромные средства иметь, чтоб без лишений прожить.

1191Я не желаю по смерти на ложе покоиться царском.

Только бы мне хорошо было, когда я живу.

Терн ли колючий, ковер ли подстилкою мертвому служит,

Твердо ли ложе тогда, мягко ль, – не все ли равно?

Ввек не пойду я к тирану, не стану к себе его звать я,

В горе не буду я лить слез над могилой его,

1205И не хочу я, чтоб, если умру, обо мне горевал он,

Чтобы ронял обо мне жаркие слезы с ресниц!

Трудно заставить врага-ненавистника верить обману.

1220Друга же очень легко другу, о Кирн, обмануть.

1255Полно и радостно тот не живет, кто душой неспособен

Мальчиков юных любить, резвых коней и собак.

Непостоянному, мальчик, подобен ты коршуну нравом.

Нынче готов одного, завтра другого любить.

1386О Киферея-Киприда, искусная в кознях, могучим

Даром тебя одарил Зевс, отличая тебя.

Ты покоряешь умнейших, и нет никого, кто настолько

Был бы могуч или мудр, чтобы тебя избежать.

ИВИК

488

1

Только весною цветут цветы

Яблонь кидонских, речной струей

Щедро питаемых, там, где сад

Дев необорванный. Лишь весною же

И плодоносные почки набухшие

На виноградных лозах распускаются.

Мне же никогда не дает вздохнуть

Эрос. Летит от Киприды он —

Темный, вселяющий ужас всем, —

словно сверкающий молнией северный ветер фракийский, и душу

Мощно до самого дна колышет

Жгучим безумием…

2

Эрос влажномерцающим взглядом очей своих черных глядит

из-под век на меня

И чарами разными в сети Киприды

Крепкие вновь меня ввергает.

Дрожу и боюсь я прихода его.

Так на бегах отличившийся конь неохотно под старость

С колесницами быстрыми на состязанье идет.

3

И горю, как долгою ночью горят

звезды блестящие в небе.

4

Сердце милое! Вечно меня, как пурпурница 489быстрая…

5

О Евриал, 490Харит лучезарных ветвь,

Ты, о питомец Муз пышнокудрых! Кипридою

И нежной Пейто ты под розами вскормлен, цветущими пышно.

6

Мирты, и яблоки, и златоцветы,

Нежные лавры, и розы, и фиалки.

7

И соловьев

полная звуков заря

будит, бессонная.

8

На дереве том,

на вершине его,

утки пестрые сидят

В темной листве; много еще

там яркозобых пурпурниц

И гальпион быстрокрылых…

9

Кассандра, Приама дочь,

Синеокая дева в пышных кудрях,

в памяти смертных живет.

10

Говорит Геракл:

Белоконных сыновей Молионы 491я убил, —

Сверстников, крепко сращенных друг с другом,

Храбрых. В яйце родилися серебряном

Вместе они…

11

…из камней

Гладких ту сушу создали руки людей,

Где лишь хищные стаи рыб

Раньше паслись среди улиток. 492

12

Боюсь, чтоб чести у людей

Не купить ценой нечестья пред богами.

13

Чья жизнь уж погасла, для тех

найти невозможно лекарства.

АНАКРЕОН

493

1

Бросил шар свой пурпуровый

Златовласый Эрот в меня

И зовет позабавиться

С девой пестрообутой.

Но, смеяся презрительно

Над седой головой моей,

Лесбиянка прекрасная

На другого глазеет.

2

Пирожком я позавтракал,

отломивши кусочек,

Выпил кружку вина, – и вот

за пектиду 494берусь я,

Чтобы нежные песни петь

нежной девушке милой.

3

Люблю, и словно не люблю.

И без ума, и в разуме.

4

…бросился я

вновь со скалы Левкадской 495

И безвольно ношусь

в волнах седых,

пьяный от жаркой страсти.

6

Ты, с кем Эрос властительный,

Афродита багряная,

Черноокие нимфы

Сообща забавляются

На вершинах высоких гор, —

На коленях молю тебя:

Появись и прими мою

Благосклонно молитву.

Будь хорошим советником Клеобулу!

Любовь мою

Не презри, о великий царь,

Дионис многославный!

7

Мальчик с видом девическим,

Просьб моих ты не слушаешь

И не знаешь, что душу ты

На вожжах мою держишь.

8

Я б хотел сойтись с тобою: ты имеешь нрав приятный…

9

Ибо мальчики за речи полюбить меня могли бы:

И приятно петь умею, говорить могу приятно.

10

…но стройность бедер

Покажи своих, о друг мой!

11

И спальня, – не женился он, а замуж вышел в спальне той.

12

Десять месяцев прошло уж, как Мегист наш благодушный,

Увенчав чело лозою, тянет сусло слаще меда.

13

Полные слез

он возлюбил сраженья.

14

А кто сражаться хочет, Их воля: пусть воюют!

15

Бросив щит свой на берегах

речки прекрасноструйной.

16

Умереть бы мне! Не вижу никакого

Я другого избавленья от страданий!

17

ЭПИТАФИЯ

Мощный в сраженьях Тимокрит, – его пред тобою гробница.

Арес не храбрых мужей, трусов одних бережет. 496

ПРИЛОЖЕНИЯ

ВОЙНА МЫШЕЙ И ЛЯГУШЕК

497

К первой строке приступая, я Муз хоровод с Геликона

Сердце мое вдохновить умоляю на новую песню, —

С писчей доской 498на коленях ее сочинил я недавно, —

Песню о брани безмерной, неистовом деле Арея.

5Я умоляю, да чуткие уши всех смертных услышат,

Как, на лягушек напавши с воинственной доблестью, мыши

В подвигах уподоблялись землею рожденным гигантам.

Дело, согласно сказанью, начало имело такое.

Раз как-то, мучимый жаждою, только что спасшись от кошки, 499

10Вытянув жадную мордочку, в ближнем болоте мышонок

Сладкой водой упивался, – его на беду вдруг увидел

Житель болота болтливый и с речью к нему обратился:

«Странник, ты кто? Из какого ты роду? И прибыл откуда?

Всю ты мне правду поведай, да лживым тебя не признаю.

15Если окажешься дружбы достойным, сведу тебя в дом свой

И, как любезного гостя, дарами почту торовато.

Сам я прославленный царь Вздуломорда и здесь на болоте

Искони всепочитаемый вождь и владыка лягушек.

Родом же я от Грязного, 500который с царевною Водной

20На берегах Эридана в любви сочетался счастливо.

Впрочем, и ты, полагаю, из роду не вовсе простого:

Может быть, царь-скиптродержец и мощный в боях

предводитель?

Ну, не таи же, открой мне скорее свой род именитый».

Тут на расспросы лягушки мышонок пространно ответил:

25«Что ты о роде моем все пытаешь? Он всюду известен:

Людям, бессмертным богам и под небом витающим птицам.

Имя мое – Крохобор, я горжусь быть достойным потомком

Храброго духом отца Хлебогрыза и матери милой,

Ситолизуньи, любезнейшей дочки царя Мясоеда.

30А родился в шалаше я и пищей обильной взлелеян:

Смоквою нежною, сочным орехом и всяческой снедью.

Дружба же вряд ли меж нами возможна: мы слишком несхожи.

Жизнь вся твоя на воде протекает, а мне вот на суше

Пища привычна людей, и меня на дозоре не минет:

35Ни из красивоплетеной корзины калач белоснежный,

Ни с чечевичной начинкой пирог с творогом многослойный,

Ни окровавленный окорок, ни с белым жиром печенка,

Ни простокваша, ни сыр молодой, ни парная сметана,

Ни пирожочки медовые – их же вкушают и боги, 501—

40Словом, ничто из того, что к пирам повара припасают,

Вкусно приправами всякими пищу людей услащая.

Не убегал никогда я с опасного поля сраженья,

Первому следуя зову, я в первых рядах подвизаюсь.

Даже его не страшусь, человека с огромнейшим телом:

45Смело на ложе взобравшись, цепляюсь за кончики пальцев

Или пяту ухвачу, и, хоть боль до людей не доходит,

Скованный сном человек моего не избегнет укуса.

Но, признаюсь, опасаюсь и я двух чудовищ на свете:

Ястреба в небе и кошки – великое с ними мне горе, —

50Также и скорбной ловушки, где рок затаился коварный.

Эти напасти – все страшные, наистрашнейшая – кошка:

Даже к зарытым в норе норовит она ловко пробраться.

Редьки же грызть я не склонен, ни толстой капусты, ни тыквы,

И не питаюсь ни луком зловоннейшим, ни сельдереем —

55Яства отменные, впрочем, для тех, кто живет у болота!»

На Крохобора слова Вздуломорда со смехом ответил:

«Что ты, о друг, все о брюхе толкуешь? Поверь мне, немало

Есть и у нас, на воде и на суше, чему подивиться.

Жизнь нам, лягушкам, завидно-двойную назначил Кронион:

60Можем мы прыгать по суше, можем плясать под водою

И обитаем в жилищах, обеим стихиям открытых.

Если желаешь, ты можешь и сам в том легко убедиться:

На спину только мне прыгни, держись, понадежней усевшись,

А уже я тебя с радостью в самый свой дом переправлю».

65Так убеждал он и спину подставил, и тотчас мышонок,

Лапками мягкую шейку обняв, на лягушку взобрался.

Был он вначале доволен: поблизости виделась пристань,

Плыл на чужой он спине с наслажденьем… Но, как внезапно

Буйной хлестнуло волною в него, проклиная затею,

70Жалобно тут завопил он, стал волосы рвать и метаться,

Горестно лапки под брюхом ломать, а трусливое сердце

Билось неистово и порывалось на берег желанный.

От леденящего страха стенаньями глушь оглашая,

Правит меж тем он подвижным хвостом, как послушным кормилом,

75И умоляет богов привести его на берег целым.

Так, чем он более тонет, тем стонет безудержней, громче

И, наконец, исторгает из уст своих слово такое:

«Верно, не так увозил на хребте свою милую ношу

Вол, что по волнам провел до далекого Крита Европу,

80Как, свою спину подставивши, в дом свой меня перевозит

Сей лягушонок, что мордой противною воду пятнает?»

Вдруг над равниною водной, высокую вытянув шею, —

Вот уж где ужас обоих, – явилася грозная гидра.

Гидру увидев, нырнул Вздуломорда, о том и не вспомнив,

85Гостя какого, коварный, на верную смерть обрекает.

Сам углубился в болото и гибели близкой избегнул,

Мышь же, опоры лишившись, немедленно навзничь упала,

Лапками лагодя влагу и жалобный писк испуская.

Часто ее заливала волна, но, живучая, снова

90Наверх она выплывала… Однако судьбы не избегнешь…

Шерстка намокшая с большей все тяжестью книзу тянула,

И, уж волной заливаем, пред смертью промолвил мышонок:

«Ты, Вздуломорда, не думай, что скроешь коварством проступок:

Как со скалы – потерпевшего в море кораблекрушенье,

95С тела меня ты низвергнул… В открытой борьбе или беге

Не превзошел бы меня ты на суше. Так наглым обманом

В воду меня заманил… Но всевидящий бог покарает

(Грозного не избежишь ты возмездья от рати мышиной)!»

Так он сказал и свой дух на воде испустил. Но случайно

100Это узрел Блюдолиз, на крутом побережье сидевший.

С писком ужасным пустился он весть сообщить всем мышатам.

Эти же, новость проведав, вспылали ужаснейшим гневом

И повелели глашатаям громко прокликать, чтоб утром

Прибыли все на собранье в палаты царя Хлебогрыза,

105Старца, отца Крохобора, которого труп по болоту

Выплывший жалко носился – не к брегу родному, однако,

Нет, уносился, несчастный, в открытого моря пучину.

Спешно, с зарей, все явились, и первым в собранье поднялся,

Скорбью по сыну томимый, отец Хлебогрыз и промолвил:

110«Други, хотя и один я теперь претерпел от лягушек,

Лютая может беда приключиться внезапно со всяким,

Жалкий, несчастный родитель, троих сыновей я лишился:

Первого сына сгубила, свирепо похитив из норки,

Нашему роду враждебная, неукротимая кошка.

115Сына второго жестокие люди на смерть натолкнули,

С необычайным искусством из дерева хитрость устроив,

Эту-то пагубу нашу ловушкой они называют.

Третий же сын – был и мой он любимец, и матери нежной…

Ах, и его погубил Вздуломорда, сманивши в пучину.

120Но ополчимся, друзья, и грянем в поход на лягушек,

Тело, как должно, свое облачив в боевые доспехи».

Речью такою он всех убедил за оружие взяться.

Их возбуждал и Арей, постоянный войны подстрекатель.

Прежде всего облекли они ноги и гибкие бедра,

125Ловко для этого стручья зеленых бобов приспособив, —

Их же в течение ночи немало они понагрызли.

А с камышей прибережных сняв шкуру растерзанной кошки,

Мыши, ее разодравши, искусно сготовили латы.

Вместо щита был блестящий кружочек светильни, а иглы —

130Всякою медью владеет Арей – им как копья служили.

Шлемом надежным для них оказалась скорлупка ореха.

Во всеоружье таком на войну ополчились мышата.

Живо узнали про это лягушки, и, вынырнув, тотчас

В место одно собрались, и совет о войне учредили.

135Только пошли пересуды, откуда и кто неприятель,

Вражий внезапно явился, жезлом потрясая, глашатай —

Творогоеда бесстрашного сын, Горшколаз знаменитый.

Он, объявляя войну, к ним со словом таким обратился:

«Я от мышей к вам, лягушки, и послан я с вызовом грозным:

140Вооружайтесь поспешно, готовьтесь к войне и сраженьям.

Ибо в воде увидали они Крохобора, в чьей смерти

Царь Вздуломорда повинен. Так будьте теперь все в ответе.

Тот же из вас, кто храбрее, на бой пусть скорее дерзает».

Так объявил им глашатай, и, грозное слово услышав,

145Затрепетали сердца и у самых бесстрашных лягушек,

Но Вздуломорда, поднявшись, их речью такой успокоил:

«Други, не я убивал Крохобора и даже не видел,

Как он погиб: верно, сам утонул он, резвясь у болота,

В плаванье нам подражая. А эти гнуснейшие мыши

150Вздумали ныне меня обвинять. Ну, тем лучше. Изыщем

Способ мы раз навсегда весь их род уничтожить коварный.

Вот что я вам предложу и что кажется мне наилучшим: 502

В броню себя заковавши, мы сомкнутым строем, все рядом

Станем у края болота, на самом обрывистом месте,

155Чтобы, когда устремятся на нас ненавистные мыши,

Каждый ближайшего мог супостата, за шлем ухвативши,

Вместе с оружием грозным низвергнуть в пучину болота.

Там уже, плавать бессильных, мы быстро их всех перетопим,

Сами же мы, мышебойцы, трофей величавый воздвигнем».

160Речью такой убедил он лягушек облечься в доспехи:

Голени прежде всего они листьями мальвы покрыли,

Крепкие панцири соорудили из свеклы зеленой,

А для щитов подобрали искусно капустные листья.

Вместо копья был тростник у них, длинный и остроконечный,

165Шлем же вполне заменяла улитки открытой ракушка.

Так на высоком прибрежье стояли, сомкнувшись, лягушки,

Копьями все потрясали, и каждый был полон отваги.

Зевс же богов и богинь всех на звездное небо сзывает

И, показав им величье войны и воителей храбрых,

170Мощных и многих, на битву огромные копья несущих,

Рати походной кентавров подобно иль гордых гигантов,

С радостным смехом спросил, не желает ли кто из лягушек

Иль за мышей воевать. А Афине промолвил особо:

«Дочка, быть может, прийти ты на помощь мышам помышляешь,

175Ибо под храмом твоим они пляшут всегда с наслажденьем,

Жиром, тебе приносимым, и вкусною снедью питаясь?»

Так посмеялся Кронид, и ему отвечает Афина:

«Нет, мой отец, никогда я мышам на подмогу не стану,

Даже и в лютой беде их: от них претерпела я много:

180Масло лампадное лижут, и вечно венки мои портят,

И еще горшей обидою сердце мое уязвили:

Новенький плащ мой изгрызли, который сама я, трудяся,

Выткала тонким утком и основу пряла столь усердно.

Дыр понаделали множество, и за заплаты починщик

185Плату великую просит, а это богам всего хуже.

Да и за нитки еще я должна, расплатиться же нечем.

Так вот с мышатами… Все ж и лягушкам помочь не желаю:

Не по душе мне их нрав переменчивый, да и недавно,

C битвы когда, утомленная, я на покой возвращалась,

190Кваком своим оглушительным не дали спать мне лягушки,

Глаз из-за них не сомкнувши, я целую ночь протомилась.

И, когда петел запел, поднялась я с больной головою.

Да и зачем вообще помогать нам мышам иль лягушкам:

Острой стрелою, поди, и бессмертного могут поранить.

195Бой у них ожесточенный, пощады и богу не будет.

Лучше, пожалуй, нам издали распрей чужой наслаждаться».

Так говорила Афина. И с ней согласились другие.

Тотчас все боги, собравшись, пошли в безопасное место.

Временем тем комары в большие трубы к сраженью

200Вражеским станам обоим знак протрубили, а с неба

Зевс загремел Громовержец, начало войны знаменуя.

Первым Квакун Сластолиза – тот в первых рядах подвизался —

Метким копьем поражает в самую печень по чреву:

Навзничь упал он, и нежная шерстка его запылилась.

205С грохотом страшным скатился, доспехи на нем зазвенели. 503

Этому вслед Норолаз поражает копьем Грязевого

Прямо в могучую грудь. Отлетела от мертвого тела

Живо душа, и упавшего черная смерть осеняет.

Острой стрелою тут в сердце Свекольник убил Горшколаза.

210(В брюхо удар Хлебоеда на смерть Крикуна повергает:

Наземь упал он стремглав, и от тела душа отлетела.

Гибель героя увидев и мщеньем за друга пылая,

Камень огромный, на жернов похожий, схватил Болотняник,

В шею метнул Норолазу; в глазах у того потемнело.

215Тут уже жалость взяла Травоглода, и дротиком острым

Он упредил нападенье врага. Но и сам поплатился:

Ловко копьем дальнолетным в него размахнулся Облиза,

Меток удар был, под самую печень копье угодило.

Он на Капустника, по побережью бежавшего, яро

220Ринулся, но, не смутившись, тот сам обратил его в бегство.

В воду злосчастный упал и живой уж не выплыл, багровой

Кровью окрасил болото, и, вздутый, с кишками наружу,

Долго еще труп героя у берега горестно бился.)

Творогоед же от смерти и на берегу не сберегся.

225В ужас пришел Мятолюб, когда Жирообжору увидел:

Бросивши щит, он проворно спасается бегством к болоту.

Соня Болотный убил знаменитого Землеподкопа

[А Водорад поразил беспощадно царя Лизопята,]

Тяжким булыжником череп ему раскроив. Размягченный

230Из носу мозг его вытек, и кровью земля обагрилась.

Соне Болотному смерть причинил Блюдолиз безупречный,

Дротик свой бросив, и тьма ему взоры навеки покрыла.

Это увидел Чесночник и, за ноги труп расторопно

Крепкой рукою схвативши, в болото Болотного бросил.

235Тут за убитого друга герой Крохобор заступился,

Ранил жестоко Чесночника в печень, под самое чрево.

Тело простерлось бессильно, душа же в Аид отлетела.

Болотолаз, то увидев, горсть грязи швырнул в Крохобора:

Тина лицо облепила, он зрения чуть не лишился.

240Гневом вспылал Крохобор и, могучей рукой ухвативши

Камень из долу огромный – земли многолетнее бремя —

В Болотолаза метнул его яростно. Вся раздробилась

Правая голень его, и, подрубленный, пал он на землю.

Тут и Пискун на него напустился и сильно ударил

245В чрево. Проникло в утробу копье глубоко, и, как только

Крепкой рукою копье извлек из брюха противник,

Тотчас наружу за ним и все внутренности потянулись.

Видя, что на побережье от смерти не убережешься,

Еле плетясь и измученный страшно, сраженье покинув,

250В ров Зерногрыз пробирался, чтоб гибели лютой избегнуть.

В пятку копьем уязвив, поразил Хлебогрыз Вздуломорду.

(Позже, хоть раненный тяжко, он вынырнул вновь из болота.)

Видя, что дышащий трудно во прахе простерт Вздуломорда,

К первым рядам устремившись, копье в него Луковник бросил,

255Но уцелел крепкий щит, и копья острие в нем застряло.

Также и дивный Полынник, в сражениях равный Арею,

Сбросить не смог с головы Вздуломорды тяжелого шлема,

Хоть средь лягушек воинственных витязем первым считался:

Слишком уж много врагов на него устремилось. Пред грозным

260Натиском не устоял он и спешно в болоте укрылся.

Был средь мышей еще юный, но храбростью всех превзошедший,

Славный герой Блюдоцап, знаменитого сын Хлебоскреба.

Из дому вызвавши сына, отец его в бой посылает.

Этот же витязь, с угрозою весь истребить род лягушек,

265Гордо вперед выступает, пылая с врагами сразиться.

Тотчас лягушки, объятые ужасом, в бегство пустились.

Силой владея великою, тут бы их всех погубил он,

Если бы зоркий Кронион, отец и бессмертных и смертных,

Гибнущих видя лягушек, к ним жалостью вдруг не проникся

270И, головой сокрушенно качая, богам не промолвил:

«Боги! Великое диво я вижу своими глазами.

Скоро, пожалуй, побьет и меня самого сей разбойник,

Что на болоте свирепствует. Впрочем, его успокоим.

Тотчас Афину пошлем или шумного в битвах Арея:

275Эти его, хоть отважного, живо от битвы отвадят».

Кроноса сын так промолвил. Арей же ему возражает:

«Ныне, Кронид, уж ни мудрость Афины, ни сила Арея

Лютую смерть отвратить не сумеют от жалких лягушек,

Разве на помощь им все мы направимся, да и оружье,

280Коим когда-то сразил Капанея, могучего мужа,

Дерзостного Энкелада и дикое племя гигантов,

Ты и теперь пустишь в ход – перед этим и храбрый смирится».

Только промолвил Арей, громовою молнией грянул

Кроноса грозного сын, – и великий Олимп содрогнулся,

285Знаменье страшное в ужас повергло мышей и лягушек,

Все же мышиное войско сражения не прекращало,

Крепко надеясь лягушачий род истребить совершенно,

Что и могло бы случиться, если б с Олимпа Кронион,

Сжалившись, в помощь лягушкам не выслал защитников новых.

290Вдруг появились создания странные: кривоклешневы,

В латы закованы, винтообразны, с походкой кривою,

Рот словно ножницы, кожа – как кости, а плечи лоснятся,

Станом искривлены, спины горбаты, глядят из-под груди,

Рук у них нет, зато восьмеро ног, и к тому двуголовы —

295Раками их называют… И тотчас они начинают

Мышьи хвосты отгрызать, заодно уж и ноги и руки.

Струсили жалкие мыши и, копья назад повернувши,

В бегство пустились постыдное… Солнце меж тем закатилось,

И однодневной войне волей Зевса конец наступает.

НОВОНАЙДЕННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ ГРЕЧЕСКИХ ЛИРИКОВ

АРХИЛОХ

504

На это, женщина, тебе отвечу я:

«Дурной молвы не бойся. Я хочу навек

Тебя прославить. Будь спокойна, будет так!

Ужели ж я таким беспомощным кажусь?

Я был бы негодяем, если бы тебя

Предал – свою б навек я славу посрамил

И славу предков. Но, поверь, что мастер я

Друзьям быть другом, а врагов своих язвить,

Как муравей. Одну лишь правду слышишь ты!

Живи и впредь спокойно в городе твоем,

Запятнанном поступком мерзостных мужей;

Ведь ты их всех копьем сразила боевым,

Стяжав себе навеки славу средь людей.

Господствуй же и дальше, царствуй над людьми,

Владычествуй на зависть будущим векам…»

Судьба превратна. Ты – на малом челноке

Большую радость из Гортины мне привез —

Ты жив! Добычей рыб и коршунов не стал!

Как хорошо! А я...............

.....................

Я о товарах думал........

Чтоб не зевал............

....никого я не нашел…

.....волна морская поглотила.......

......от руки мужей-копейщиков.

….цвет жизни погубив......

Ты видел бы меня! Остался я один

.....погружен в глубокий мрак.

Но вижу с радостью я снова милый свет!

САФО

505

Мать моя говорила мне [доченька]:

«Помню, в юные дни мои

Ленту ярко-пунцовую

Самым лучшим убором считали все,

Если волосы черные;

У кого ж белокурые

Кудри ярким, как факел, огнем горят,

Той считали к лицу тогда

Из цветов полевых венок».

Ты ж велишь мне, Клеида, тебе достать

Пестро шитую шапочку

Из богатых лидийских Сард

[Что прельщают сердца митиленских дев],

Но откуда мне взять, скажи,

Пестро шитую шапочку?

Ты на наш митиленский [народ пеняй]

[Ты ему расскажи, не мне

О желанье своем, дитя].

У меня ж не проси дорогую ткань.

О делах Клеонактидов,

О же стоком изгнании —

И досюда об этом молва дошла…

АЛКЕЙ

506

…общий лесбияне

Большой земли участок отрезали,

Красивый для богов бессмертных,

Всюду на нем алтари расставив.

Отца богов призвав милосердного,

Затем почтенную эолийскую

Богиню-мать, всего начало,